Солнце прилипало к коже, висло на деревьях, мяло асфальт и тяжело давило на поля, выпаривая из сочной травы зелень и превращая ее в сухую соломенную подстилку для ног студента IV курса Александра Анатольевича Данилова, широко шагающего через поле навстречу коренному изменению своей жизни, ведомого Провидением и ангелом-хранителем.
Трусливый ветер спрятался, испугавшись жестокого зноя, и окружающая природная действительность замерла без движения, томясь жарой, как тучный человек в бане. Разогретый до предела воздух цеплялся за верхушки сосен, чтобы не испариться в космическое пространство.
Александр Анатольевич, несколько минут назад свернувший с дороги, двадцатью шагами попрощался с редким пролеском, охранявшим просторное поле от праздного взора проезжающих по дороге людей и устремился к виднеющейся невдалеке деревушке. Этого молодого человека, не знающего ни названия данного населенного места, ни где оно точно находится, влекло лишь незатейливое любопытство, свободная воля и то, что некоторые недалекие люди именуют судьбой.
Дело в том, что Александра Данилова всегда притягивала некая таинственность жизни или то, что он за нее принимал. Любопытство, хорошее воображение и некоторая доля свободного времени позволяли ему время от времени уделять своим интересам частичку жизненного пространства. Детская начитанность фантастическими романами и сказочные мечтания о несбыточном иногда воплощались в легкие авантюры, которыми он периодически баловал себя при удобном стечении обстоятельств. Как раз сегодня обстоятельства и стеклись таким образом, что успешный студент мерил размашистыми шагами провинциальную землю в надежде на небольшое утоление своих инфернальных интересов.
Все было более чем банально - спасаясь от бессмысленного изнывания в каменных мешках мегаполиса, угнетающего асфальтовым пеклом, Александр Данилов в компании своих друзей-однокурсников поехал на дачу к одному из них. Поездка эта, сулившая много веселья и мало пользы, состоялась необычайно ранним августовским утром и, наверное, прошла бы бесследно для ее участников, не ищущих особой утилитарности от летних каникул, если бы студент Данилов, уже подъезжая на старом желтом автомобиле к дачному поселку, месту их беззаботного отдыха, проехав старинный храм, окруженный небольшим кладбищем, не обратил внимания на заброшенный деревенский дом, который сиротливо стоял рядом с дорогой.
Заинтересовавшись этим объектом с почти провалившийся крышей и смятым временем крыльцом, он, прямо со своего заднего сиденья, высказал мысль, что внутри может быть есть на что посмотреть, за что был осмеян своими товарищами, и в первую очередь гостеприимным хозяином дачи, который, неспешно поворачивая руль, ответил, что в доме кроме сырости и сгнивших досок ничего интересного нет, а интересно будет сегодня вечером на его хате, к которой они почти подъехали. Вечером действительно было интересно, причем даже больше, чем ожидал Данилов, приятно удивленный проявленной к нему симпатией одной из двух поехавших с ними девушек, которой он, правда, не воспользовался по причине сильного алкогольного опьянения, высокого избирательного порога и прирожденной благородности сердца, преодолеваемой только исключительными жизненными обстоятельствами.
На следующее утро, пока остальные участники загородного отдыха приходили в себя и собирались с силами на грядущий день, Александр Данилов решил прогуляться к тому самому заброшенному дому. Никто из его друзей не выказал желания составить ему компанию, и стремящийся потешить свое любопытство Александр пошел один, осведомившись у владельца дачи, единственного знающего эти места, как к нему пройти. Оказалось, что этот дом находился в примыкающей к дачным угодьям деревне, до которой на машине ехать пять минут, а пешком идти около часа по проселочной дороге до шоссе, потом, перейдя его и минуя крохотный пролесок, через поле, которое в данный момент и пересекал Александр Анатольевич, единственно с целью занять чем-нибудь первую половину дня, которая в ином случае будет заполнена бессмысленным студенческим кутежом. По крайней мере, так думал он сам, постепенно приближаясь к заинтересовавшему его объекту.
Неровная земля, таившая в себе немало сюрпризов вроде кротовых нор, в которые вдруг уходила ступня, или муравьиных куч, два раза чуть не поваливших Александра Данилова на землю, была страдальчески иссохшей, как раковый больной. Подернутое непонятной дымкой бледно-голубое уставшее от лета небо беспокоило своим нависающим простором, которое не могло поглотить горящий солнечный уголь. Однако деревня становилась все ближе, и изнеженный городским комфортом студент, пожалевший было о своем непродуманном поступке, ободрился и ускорил шаг.
Поле окончилось хронически неровной, петляющей, как случайно оброненная и давно забытая веревка, деревенской дорогой, с неглубокой колеей, оставленной изредка проезжающими здесь машинами, и очень неприятными камнями, торчащими то здесь то там. Александр с друзьями еще вчера проезжал по ней, но тогда дорога не показалась ему настолько ужасной. Вытерев пот со лба, он не спеша пошел по тени от нависающих деревьев к тому самому дому, который, как он помнил, находился почти в самом начале деревни. Местных жителей он не видел, видимо, все попрятались от зноя в своих жилищах. Только оставшаяся без надзора и оттого бесстрашная детвора, легко обращающая все погодные условия в новые правила игры, копошилась у какого-то грязного, заболоченного пруда, не обращая ни на кого особого внимания. Мимо проехали на велосипедах двое мальчишек, один лет семи, другой на три-четыре года постарше, миновали вонючий заросший пруд и скрылись за поворотом.
Данилов прошел быстрым шагом мимо играющих детей, нечаянно споткнулся об камень, непонятным образом зацепивший его ногу и чуть было не упал. Подобная ситуация нередко вызывает смех и у взрослого населения, чего уж говорить о детях, которые тут же принялись гоготать самым бесстыжим образом, что заставило невнимательного студента ускориться.
Дом, привлекший его внимание, действительно находился почти что на окраине деревни. Рядом с ним обитали другие, совершенно жилые дома. Справа стояла отреставрированная под нужды современности изба, на крыше которой, варварски нарушая типичную сельскую картину, висела спутниковая антенна. Двор, окружавший избу, был любовно возделан с педантичностью опытного землекопа. На заборе, внушая привычное спокойствие, красовался флаг ВДВ, хотя Ильин день давно прошел. Слева был пустырь, который огибала идущая далее дорога. Напротив стояло роскошное раскидистое дерево, обнимающее своими пышными ветвями часть обозреваемого пространства, и еще два дома - один новострой, а один ужасно ветхий, и если бы не припаркованная рядом машина, его тоже можно было принять за заброшенный. Все это место отнюдь не казалось мрачным и желаемая острота инфернальных ощущений растворялась в благодатной красоте пейзажа.
Александр подошел к остаткам забора, охранявшего интересующее его здание. Сгнившее дерево почти потонуло в буйстве зелени, окружавшей развалившийся дом. Крапива выше человеческого роста, огромные тропические лопухи и жесткая, полувысохшая трава переплетались с зарослями малины. Данилов поискал палку, которой можно было пробить себе дорогу к крыльцу, и нашел небольшой кусок арматуры, который, хотя был довольно тяжел и пачкался, для выбранной задачи подходил очень кстати.
Сам дом был достаточно интересен помимо своей мистически привлекательной запустелости. Александр Данилов, как представитель продвинутой городской молодежи, выросший в декорациях каменных джунглей, видел такие только по телевизору, когда его скучающий взгляд иногда останавливался на передаче, рассказывающей о жизни в российской глубинке. Бывшие когда-то белыми резные наличники обрамляли перекосившиеся окна, в которых кое-где даже сохранились стекла. Причем окна не были забиты, что слегка портило ощущение полной и непроходимой дикости. Покрытая мхом крыша немного провалилась в одном месте, недалеко от печной трубы. Над карнизом, на той части дома, что выходила на улицу и могла гордо называться фронтоном, были написаны совершенно непонятно что означающие четыре буквы: «Д.М.Г.Б.», вырезанные из дерева и аккуратно прибитые под крохотным чердачным окном. Александр задержал на них взгляд, задумавшись на мгновение, чтобы они могли значить. Эта задумчивость тут же перешла в область подсознания и Данилов, поудобнее взявшись за свой инструмент, начал прокладывать себе дорогу грубым и неэкономичным способом.
Орудуя арматурой, он вспомнил свои детские забавы и тут же представил себя ребенком. Кусок строительного железа превратился в меч, заросли крапивы - в стаю врагов, а он сам в благородного воина, идущего на спасения своей дамы сердца. Однако возраст, образование и некоторая пикантность ситуации вернули все на свои места и растворили детские иллюзии в достаточно обыденной деревенской реальности. Насекомые, потревоженные настойчивым удовлетворением студенческого любопытства, недовольно покидали обжитые пространства.
Хотя крыльцо было достаточно близко, Александр Данилов изрядно употел, пока до него добрался - сказывалась утомляющая жара и отсутствие физической подготовки. Достижение ближней цели оказалось не таким уж радостным - ступеньки сгнили настолько, что наступать на них было нельзя, а покосившуюся дверь было легче выломать, чем открыть. Немного отдышавшись, Александр решил не применять простой, но вандальский способ проникновения в помещение и, аккуратно поддев дверь снизу, слегка приподнял и открыл ее. В нос ударил запах сырости, плесени и чего-то еще, показавшегося ему смутно знакомым. Дверь повисла на ржавых петлях, но не вывалилась. На мгновение мелькнула мысль оставить все и уйти, но волевым решением была задвинута на задворки сознания. Дальняя перспектива замаячила неизведанной глубиной нежилого пространства, наполненного остатками человеческого существования.
Оглядевшись кругом, Данилов схватился за косяк, поставил ногу на высокий порог и одним движением шагнул внутрь. Он оказался в небольшой прихожей, где сгнила большая часть пола, но некоторые доски остались в целости, что позволило ему перебраться в основную часть этого ветхого жилища. Прямо у входа стояла пара худых кирзовых сапог, пустивших по его спине легкую дрожь. Запах разлагающегося дерева, примериваясь к прежним, смешался с ними и неприятно защекотал нос. Но в то же время и другой, тягучий, маслянистый, до сих пор не определенный Александром запах стал сильнее и приятнее. На мгновение ему даже послышалось некоторое благоухание, но интерес к исследованию отогнал размышления о его природе и подтолкнул молодого человека вперед.
Комната, в которой он теперь находился, была не очень велика, но в то же время просторна. У противоположной стены виднелась часть большой облупившейся печи, которая уходила вправо, в дверной проем, ведущий в следующие помещения. Слева стояла большая деревянная лавка и лежал какой-то незатейливый деревенский скарб. По остаткам пола был разбросан обычный домашний хлам, но особого беспорядка не было. Сквозь кривившееся от удручающего воздействия времени окно, равно как и через небольшие щели, проникал радостный солнечный свет. Александр, все еще держа в руке кусок арматуры, подошел к печке. На ней было навалено множество вещей: старые валенки, какие-то плесневелые пальто, одеяла с торчащей во все стороны ватой, сковородки, котелки, связанные стопкой газеты и прочая дребедень. Для любопытствующего студента здесь ничего интересного не было и он, слегка покачнувшись на предательски шаткой, гнилой доске, перебрался к переходу на другую половину дома.
Здесь он на мгновение остановился. Печь, находившаяся слева от него, уходила в маленькую комнатку, тоже забросанную всяким хламом. Справа путь преграждала дверь, очевидно, ведущая в некое помещение. Непонятный приятный запах усилился, а смрад гнили и сырости начал отступать. Это очень удивило Александра, который решил сначала исследовать комнату слева, а потом заглянуть за дверь. Естественное чувство небольшого страха, всегда сопровождающее попадающих в подобные места людей неприятным внутренним иглоукалыванием, спало до минимума, бередя душу легкой неприязнью.
В помещении, где он оказался, было что посмотреть. В первую очередь взгляд привлек небольшой письменный стол, стоявший у окна напротив. Слева находился огромный деревянный сундук, на котором лежало полусгнившее расписное покрывало. А на стене справа, еще сохранившей жалкие остатки каких-то розовых обоев с незатейливым цветочным узором, висели две простые деревянные рамки с выцветшими черно-белыми фотографиями. Обычно именно фотографии пугают случайных посетителей больше всего. Ведь на них, наверняка, изображены уже умершие обитатели дома. Когда-то они ходили по этой комнате, которая была уютным жилым помещением, шаркали ногами, говорили, ругались, смеялись, а теперь смотрят, похожие чем-то на призраков, с пожелтевшей бумаги на разруху, учиненную миллионами неудержимых мгновений. Александр с небольшим внутренним напряжением подошел к этим фотографиям, пристально всмотрелся в их хронологическую глубину.
На одной была изображена пара: мужчина лет сорока, в костюме, выцветшем еще до фотографии, с усами и нависающей на лоб челкой обнимал за плечи женщину чуть помоложе, в просторном летнем платье, испещренном примитивным советским горошком. Взгляд у мужчины был угрюмый, жесткий и обнимал он свою даму как-то натужно и неловко, будто делал это крайне редко и теперь вынуждено позировал для оставшегося по ту сторону объектива фотографа. Женщина слегка улыбалась одними уголками губ, сложив тонкие руки на коленях. Ее волосы были собраны в пучок, глаза чуть опущены вниз, и взгляд выдавал некоторую стыдливую неестественность фотографической ситуации. На ногах у нее красовались безыскусные белые босоножки, тогда как мужчина был обут в сапоги. Уж не те ли самые, что у входа, промелькнуло в глове у Данилова.
Вторая рамка обрамляла черно-белый портрет той же женщины, что и на первой фотографии, только сильно постаревшей, сжавшейся, с глубокими морщинами, в простеньком платочке - непременным атрибутом российской старухи. Александр определил их схожесть по глазам, которые высказывали какую-то смиренную неполноценность жизни. Все черты лица выдавали привыкшего к трудностям, но не обижавшегося на них человека. Ее взгляд, полный неуютной суеты и вялого шевеления чувств, выражал в то же время умиротворенность и простоту.
Немного рассмотрев обитателей уже потустороннего мира, он перешел к столу, на котором лежало несколько книг, сточенные карандаши, высохшие ручки, скомканные листы бумаги и старые газеты. Письменные принадлежности были, разумеется, совершенно негодны, газеты изображали калейдоскоп жизни лохматых социалистических годов, а книжная продукция представляла из себя причудливую смесь марксисткой литературы, руководств по пчеловодству, дешевых советских романов и православных религиозных изданий. Александр взял наугад одну из них, это был «Древний патерик, изложенный по главам». Пожелтевшая книга с хрупкими страницами открылась мягким, характерным для старых изданий шелестом, и любопытствующий исследователь заброшенного дома прочел: «Святые отцы скифские пророчествовали и о последнем роде, говоря: что сделали мы? На это отвечал один из них великой жизни авва, по имени Сирион: мы сохранили заповеди Божии. Его спросили: а что сделают люди, которые будут жить после нас? Авва отвечал: они сделают половину нашего дела. Его спросили еще: а которые будут жить после них, - те что сделают? - Они совсем ничего не сделают. Придут на них искушения, и те, которые в то время окажутся добрыми, - будут больше нас и отцов наших». Александр закрыл книгу и хотел было положить ее на место, как вдруг от нее отклеился и упал на стол незамеченный ранее небольшой листок бумаги, прилипший к обложке. Это оказалась еще одна фотография, но уже цветная. По телу разлилась непонятно откуда взявшаяся теплота.
На ней был изображен мужчина лет что-то около пятидесяти, с длинной русой бородой, в которую уже вкралась благородная седина, и неряшливой копной волос. Одет он был в телогрейку, под которой угадывалась черная рубашка, чем-то походившая на одежду семинаристов. Взгляд у этого человека был радужный, добрый и какой-то совестливый, улыбка очень приветливая, крадущаяся прямо в душу, черты лица слегка заостренные, крупный нос морщился от солнца, которое заставило слегка прищурить левый глаз. Он был похож на филина: то ли посадкой глаз, то ли формой бровей, то ли овалом лица, но некая птичья линия определенно в нем просматривалась. Создавалось впечатление, что это близкий друг или как минимум хороший знакомый, с которым давно не виделся и от которого вдруг получил весть. Как будто ребенку, который никогда не знал отца, но тайно любил его все время, показали на это изображение и сказали - вот твой папа. Фото было сделано на фоне сочной зелени, может быть даже в саду этого дома, тогда еще ухоженном и нужном. На обратной стороне надписей не было.
Особо привлекло внимание Александра красное удостоверение ветерана труда. Отложив книгу с фотокарточкой и открыв его, он обнаружил внутри фото той самой старушки, портрет которой висел на стене, какие-то записи и печати. К горлу подкатил комок, в голове зароились неприятные околофилософские мысли. Жил человек, работал, был на хорошем счету в своей деревне, пенсию получал, а теперь все, что осталось от его трудодней - это небольшая книжечка размером с ладонь да несколько изъеденных временем листочков со штампиками. Слегка передернув плечами от набежавшего откуда-то внутреннего холодка, он положил удостоверение на место и подошел к сундуку. Это был самый настоящий раритет, экспонат из этнографического музея. Судя по сказкам из очень далекого Сашиного детства, на нем спали культурные герои и хранили всякие необыкновенные предметы представители волшебного мира. Присев перед сундуком на корточки, он слегка приоткрыл крышку. Внутри лежали давно уже пришедшие в негодность женские платья, рубахи и прочие атрибуты небогатого гардероба. Александр не стал в нем копаться, только вынул лежавшую на поверхности папку. Она была из потрескавшейся от времени кожи, на еле державшемся замочке и открылась достаточно легко. Внутри были какие-то пустые бланки, почерневшая протекшая ручка и запачканные ею листы. В одном из кармашков лежали старые водительские права. Фотография выдала ее обладателя - того самого человека с лицом, похожим на филина. Только здесь у него был колючий, жестокий взгляд, рот искривлен в какой-то надменной ухмылке, брови зло нахмурены. Он был без бороды и коротко пострижен. Если бы не птичьи черты, то Александр и не узнал был в этой маленькой черно-белой пародии того светящегося доброй улыбкой человека, чье изображение он смотрел минуту назад. И дело было не в бороде и не в прическе, а именно в выражении лица, словно это были два разных человека. Убрав папку на место, он закрыл сундук и выпрямился.
Больше в этой комнате ничего особо интересного не было, только мусор и грязь. Выглянув в окно, которое своими мутными, задернутыми паутиной и пылью стеклами выглядывало в заросший дикими сорняками сад, Александр по шатким, прогибающемся доскам вернулся к закрытой двери в другую комнату.
Дверь была естественно-старой, обшарпанной, с облупившейся краской непонятно-бурого цвета. Несмотря на время, она плотно сидела в проеме и выглядела достаточно крепкой. Вязкий, благоуханный запах усилился настолько, что у Александра создалось впечатление, будто он находится на заброшенной парфюмерной фабрике. До мгновения, изменившего всю его жизнь, осталось одно незатейливое движение. Взявшись за холодную ржавую ручку, он сильно потянул на себя, дверь с шумом открылась, и...
- А-а-а! - гроб с мертвецом!...
Александр резко отпрыгнул, зацепился ногой и упал спиной на гнилые, пошатывающиеся доски. В бок впилось что-то острое и от этого очень неприятное, в животе все собралось в одну невидимую струну, кожу лица, шеи и груди опалило тысячами нервных иголочек почти животного страха. Все тело парализовало, в горле стоял задыхающийся крик, который никак не мог выбраться наружу, лицо исказила неожиданная судорога.
Прямо посреди светлой, залитой солнцем комнаты стоял черный деревянный гроб со слегка потрескавшейся краской. В этом гробу лежал, сложив руки на груди, одетый в костюм человек. То, что он был давно мертв, можно было установить по изрядному слою паутины вперемешку с застрявшей в ней грязью, которая легким, прозрачным саваном покрывало его тело. Следов разложения видно не было, более того, именно от гроба шел тот самый тягучий благоуханный запах, наполнявший дом. А в чертах лица покойника с розовыми (именно розовыми, это точно было видно!) щеками можно было узнать того самого человека с птичьими контурами, чем-то напоминающими филина.
Александр неимоверным подсознательным усилием воли очнулся от обморока, превратившего все его существо, распластанное напротив гроба, в скульптурную композицию, вскочил с пола и кинулся прочь. Споткнувшись о первый же порог, он руками прошелся по нескольким доскам, случайно отшвырнул уходящей в сторону ногой какую-то ржавую кастрюлю и рванул к выходу. Одна из досок от резкого сильного шага с хрустом сломалась, и Александр начал проваливаться вниз, но тут же бросил свое тело вперед, зацепился за дверной косяк и, сдирая кожу с колен, буквально выстрелил собою в полуразвалившуюся прихожую. Свалившись с крыльца в заросли буйной зелени, он стал бешено продираться к дороге, не оглядываясь назад. Преодолев остатки сгнившего забора, студент всю свою силу отдал ногам, обратившись в самый быстрый в своей жизни бег. В его груди все еще жил немой крик, который начинал превращаться в выдыхающееся постанывание. Уже завернув за поворот, он врезался в бампер старой желтой машины, которая на предельно низкой, из-за ужасного качества дороги, скорости преодолевала очередную каменную ловушку. Машина скрипнула тормозами и заглохла. В ту же секунду Александр понял, что это автомобиль его друга Павла, на котором он, собственно, сюда и приехал, за рулем сидит сам владелец и гостеприимный хозяин дачи (хотя дача, разумеется, была не его лично, а родителей, что в данных обстоятельствах, правда, не имело особого значения), рядом с ним находится его одногрупник Андрэ, а с заднего сиденья любопытным взглядом смотрит Катрин, учащаяся в параллельной с Александром группе. Вот тут наконец застывший безмолвный крик обрел голос, и Александр огласил им всю округу.
- Эй, ты что, охренел! - заорал Паша, высовываясь из окна. - Чего ты орешь?! Где тебя носило?!
Александр спрыгнул с капота, одним рывком преодолел расстояние до двери, забросил себя в машину и вцепился руками в сиденье, часто-часто дыша. Пот тек градом, майка промокла насквозь.
Вид у него был не то чтобы страшный, но несколько удручающий: на левой щеке небольшая царапина, брюки порваны и испачканы, глаза выпучены, рот скошен на непонятную сторону, во взъерошенных волосах застрял листочек и засохшая ветка малины.
- Саша, что с тобой! - мгновенно воскликнула Катя, взяв его за руку.
- Алехандро, по-моему, тебе хреново, - непонятным голосом заключил Андрей.
- Местные? - сурово спросил Паша, левой рукой нащупывая затерявшуюся под сиденьем бейсбольную биту.
Александр, оттаивавший от ужаса увиденной им картины, судорожно сглотнул и оглядел смотрящих на него друзей.
- Р-ребята, там... вы не поверите, - пробормотал он, начиная приходить в себя и нагнетая интригу. - Там, в доме, гроб с мертвецом, а от мертвеца не воняет, а пахнет, пахнет... - он поймал их недоверчивые взгляды. - Пахнет, словно из пузырька с духами.
Друзья обменялись взглядами, в которых скользнула какая-то неосознанная ирония.
- Да я не вру! - заорал Александр, взмахнув руками. - Я думал, что поседею от страха! Посмотрите на меня, я что... мне вас... делать больше нечего, как разыгрывать! Там НА САМОМ ДЕЛЕ труп, как живой, с фотографии, там, в доме.
Он тыкал пальцем в сторону, у него тряслись руки, изо рта брызгала слюна, а голос начал выдавать подкатывавшую из глубины души истерику. Это было более чем убедительно, и теперь в глазах у его друзей стала проблескивать легкая тревога.
- Ладно, тихо, тихо, Саша, тихо, - как можно более миролюбиво сказал Андрэ. - Все в порядке.
- Зачем тебе это надо было? - с легким стоном зачем-то выпалила Катрин, вынимая из волос листок.
- И ты столько времени любовался на мертвяка? - все еще недоверчиво спросил Паша.
- Сколько времени?! - почти прокричал Александр. - Я там и пяти минут не пробыл!
- Ну уж это ты загнул! - фыркнул Паша, откидываясь на сиденье. - Мы тебя устали ждать: позавтракали, допили все, что с вечера осталось, фильм посмотрели, и вот сейчас только поехали в магазин, решили посмотреть, где ты там есть...
- Тебя не было пять часов, - строго подытожил Андрэ. Александр посмотрел на часы, светящиеся на приборной доске. 17:08. Из дома он выходил около двенадцати.
- Это какая-то...
Шел чуть меньше часа.
- Не может же этого быть!
Куда пропали еще четыре?
- Заводи, поехали! - решительно сказал он. - Вам надо там побывать.
Секунду все помолчали.
- Мне это даже интересно, - улыбнулся Паша, поворачивая ключ зажигания.
- Чего-то мне тоже не по себе... - пробормотал Андрэ.
- Ой, ребят, а может лучше не стоит, - робко запросила Катя. - Сашка, ты точно не шутишь?
Александр грубо ругнулся.
Машина тронулась и не спеша, покачиваясь на ухабах, подъехала к тому самому заброшенному дому. Александр со страхом посмотрел на покосившееся крыльцо, будто ожидал там кого-то найти. Катя увидела, как у него задрожали губы и побледнело лицо.
- Это твой дом? - спросил Паша, открывая дверцу.
- Я останусь здесь, я посижу, - с мольбой в голосе произнес Александр.
- Ой, может, я тоже! - пискнула Картин.
- Пойдем, Катька, пойдем, - настойчиво сказал Андрей с искусственной бодростью в голосе, выходя из салона машины. Если б не эта жалобная фраза девушки, он, глядя на трясущегося от страха товарища, тоже попросился бы остаться. Но теперь чувство мужского достоинства, очень часто толкающего людей определенного пола на самые безрассудные поступки, взяло верх. Катя еще раз оглянулась на Александра, покачала головой и вышла из машины.
Ребята дошли до остатков забора, оглядели дом. Андрей показал на прорубленную сквозь заросли дорогу, Паша улыбнулся и посмотрел на Александра, показав ему поднятый кверху большой палец, мол, молодец, постарался. Потом ребята не спеша двинулись к крыльцу - Павел впереди, Андрэ следом, слегка приобнимая за талию испуганную Картин. Немного постояв у входа в дом, они один за другим переступили порог. Александр сидел в неимоверном напряжении, сжав руки до белизны в костяшках. Несколько раз он пытался отвернуться, но неимоверная сила снова приковывала взгляд к крыльцу.
Долго друзей ждать не пришлось. Первым из дома выпала Катя, с диким визгом и нелепо размахивая руками. Буквально следом за ней вылетел Андрэ, которого уже у косяка оттолкнул Паша и быстро выбился в лидеры гонки, оказавшись у автомобиля первым. Ребята забрались в машину и на мгновение замерли, тяжело дыша и рассматривая друг друга безумными округлившимися глазами.
- Он на самом деле как живой, - нервно произнес Паша, первым прервав молчание.
- И запах, запах, ты прав, Санек! - Андрей посмотрел на него. - Я такого никогда не нюхал.
- Ой, ребята, что же мы теперь будем делать! - завопила Катрин. - Это реально ТАК СТРАШНО!
Паша резким движением завел машину.
- Ментов надо вызывать, - уверенно произнес он, трогаясь с места.