Часть 6.

- Агов. Эй. Проснитесь. Господин хороший, - в полумраке противоположной стены туннеля, стоит молодой незнакомец, его рот зарыт, но я отчетливо слышу голос, обращающийся ко мне.

– Прошу прощения, я вас потревожу в последний раз.- Протягивает, потертый мессенджер с бумагами, и отпускает руку.

– Теперь это ваше, а мне пора. – Уходит в большой проем, словно растворяется в воздухе. – Ключ в камине… - Удары снежной пурги заглушают последние слова из фразы, человека из неоткуда. При этом до смерти меня напугав.

- Ой! – Вздрагиваю, и просыпаюсь, плохой сон. Открываю веки и вижу вытянутую мою правую руку, держащую коричневую папку. Рука буквально падает вниз, немеет от перенапряжения, судорога сводит ключицу. Осматриваюсь, свет из проема, проходит тусклым лоскутком, освещая пустую штольню. Я здесь один, одинешенек, промерзший до костей, хочу пробраться на затекших ногах к выходу. Как говорят люди, покойники снятся к плохой погоде. Действительно. Непогода косила поземкой, начало подмораживать, на земле образовался небольшой снежный занос, но следов от ног на нем не было. Прячу бумаги в боковой карман камзола, отгоняю от себя завиральные идеи. Пора. Уже светло

- Зима, - дышу в замерзшие ладони. Холод сжег зеленый лист тропического кустарника, покрыв его причудливыми узорами из белой паутины.

Ступаю нерешительно, зачерпываю туфлей первую поземку, клубящуюся у ноги белым порошком.

Часть 7.

рытвина, которую я принял за водосток, на самом деле оказалась средневековой крестьянской дорогой. Служила местным для перегона скота с пастбищ, сборщикам налогов для сбора мздоимства, зажиточным фермерам направлением на рынок и обратно. На промысел выходили лесные братья, в надежде хоть что-нибудь поднять. Мелкие торговцы переносили свой скромный товар за плечами в небольших плетеных корзинах похожих на походные рюкзачки. Предлагая не дорого жителям замков и самой убогой хижины свой скромный, но так нужный в повседневной жизни товар. Иголки, нитки для домохозяек, нарядные цветные ленты, для девушек покрасоваться перед парнями в местной забегаловке или трактире. За черную монету или медную продавали, рыболовные крючки, жир комаров, перепаленную волчью шерсть, корень мандрагоры, животворящую воду.

Пустынная дорога, по которой гулял ветер, да одичавшее, брошенные собаки, перебегавшие украдкой словно зайцы, поджав хвост, злобно осматриваясь по сторонам. А увидав меня, втягивали воздух ноздрями, грустно подвывали, удалялись прочь. Недавно суровые и красивые места, превратились безлюдную, мертвую зону.

- Кури бамбук, - как можно найти княжество, пускай и маленькое, единственной подсказкой тебе служит солнце. Если мне помнится в предсмертной записке, князь указывал место куда шел. На север. Противоположная сторона юг, где клубится в воздухе зловонный дым, и сажа покрывает черным пеплом снежное поле. Стоят угрюмо невысокие пирамиды близнецы. Трехмерный мир, в который я попал случайно, ломает все устои бытия, враждебный, непригодный как змея.

- Двадцать миль, - ровно столько может пройти здоровый человек за день, по такой захудалой, изрытой колдобинами дороге. Больной и того меньше.

На снегу свежая колея, и следы копыт двух вьючных животных, петляющих промеж редких кустов боярышника и барбариса. Следы ведут, к мрачным теням в грязных одеждах, копошащихся возле низкой повозки заваленной человеческими останками. И то, что поначалу показалось древними пирамидами, на деле оказалось породным терриконом, бесполезным отвалом горных минералов. Густой дым выходил из открытой шахтерской копанки, горели тощие угольные пласты, выходившие с земли на поверхность. В него и сбрасывали зараженные тела мертвецов. Сжимаю сильнее рукоять ножа в кармане.

Эй! – Я это сделал. Сам себе удивляюсь, и своему безрассудству. Но как удивились чумазые тени в длинных капюшонах, труп выпал из их рук. Они остолбенели. Это придает мне сил и воля движимая упрямой глупостью, продолжает разговор.

-Я… - Подхожу ближе в надежде на понимание, и сострадание. – Вы… - Обращаюсь, к двоим, чей взгляд спрятан под капюшонами. – Мне помощь нужна.

Рука незнакомца, стягивает повязку, прикрывающую рот. Скорее незнакомки, лет пятнадцати, семнадцати не больше.

- Я заплачу за помощь. У меня есть деньги. – Отпускаю рукоять ножа, черпаю серебряную мелочь на дне кармана, достаю и протягиваю девушке. Искорки блеснули в глазах юной девы, перехватили мой взгляд, но руку не протягивает. Боится, не доверяет, быть может, мой язык ей непонятен.

- Она вам не ответит. – Рубцованая рука другого неизвестного, тянет грязную ткань, открывая лицо. – Сестра немая с детства.

- Да? – Они меня понимают, но ударение в речи падает на последний склад. Стою с протянутой рукой. А между нами застывший труп и это так неловко лежит, не долетев полметра в самое жерло дьявольского огня.

- Какая помощь вам нужна? Ночлег. Еда. – Протягивает руку, за деньгами.

- Так. Ночлег. И главное еда. – Высыпается и звенит седая монета из моей руки.

-Неслыханная щедрость, господин, - смотрит на деньги, лежащие на открытой ладони, и тут же получает от сестры удар ногой в живот. Другой ногой подбивает ладонь с деньгами, подпрыгивает в воздух и на лету собирает серебряный урожай.

- Курва, - кряхтит сбитый с ног брат, валяясь на снегу. – А чтоб у тебя кроме мула, больше не было женихов. – Страдания душевных мук, от потери денег, подстегивали брата к сквернословию.

– А живот твой так распух, и по весне ты родила ухо. – За это время сестра аккуратно пересчитывает деньги и меньшую часть протягивает брату. Неизвестно еще, какие проклятия посыпались на голову бойцовской стервы, но увидав у себя под носом, подачку от сестренки, братец затихает. – Поехали домой, пока гость не передумал, - крутит рукой как пропеллером и указательным пальцем провел в сторону террикона.

Меня как важного гостья посадили впереди, рядом взяв вожжи, садится немая девушка. Визг хлыста, и двойка мулов, тронулось с места без особых усилий. Хуже этого транспорта было мое скоростное скольжение с горы, в ярко красные кусты барбариса. Иголки до сих пор в заднице торчат. Шахтеры жили не далеко, от своего места работы, в довольно таки не плохом двухэтажном домике из дикого камня с узкими окнами бойницами и приятно соложенной черепичной крышей. Где на первом этаже расположились домашние животные, и хранился рабочий инструмент. Ухоженный дворик с вымощенными дорожками и добротными деревянными навесами, для хранения сена скоту.

Собаки учуяв запах хозяев и скрип знакомой повозки, выбегают на встречу, радостно виляя хвостом. Слазим с повозки, и направляемся к большим дубовым входным дверям.

Хозяйка дома предложила войти мне в дом первому, указав вежливо рукой, чуть склонив спину передо мной. Я отвечаю на благодарность кивком головы, и переступаю порог причудливых старателей.

на второй жилой этаж, тусклый свет бойниц плохо освещает большую залу. Внутреннее убранство комнаты говорило о высоком статусе хозяев. Первое что бросилось мне в глаза это большая четырех метровая кровать с двумя ступеньками внизу, засланная серым матрасом из соломы. Вместо одеяла, шкуры диких животных, разбросаны и скручены у изголовья служили подобием подушек. Рядом стоял стол, плотно сбитый, а вместо стульев громоздкие сундуки, засланные красной ветошью. Центральное место в доме занимал кирпичный камин из обожженной глины, чуть закопченный с прямой вытяжкой вверх. На длинном металлическом крюке, подвешен большой медный чан, в котором грелась вода, для мытья посуды и купания. Невысокая деревянная кадушка, ушат поменьше для посуды, а может и ночная ваза, когда как. Ну, просто пятизвездочный отель.

Часть8.

- Холод собачий, с рождения не помню, чтоб на улице, вода в кадушке замерзала. Не зря треплют злые языки. Беда одна не ходит, обязательно с собой подруг прихватит. – Зажигает кресалом сальную свечу с едким угаром. Поворачивается ко мне неугомонный брат немой девушки. Сбрасывает накидку и верхнюю одежду с капюшоном, протягивает мне руку для знакомства. – А вы крепкий господин, не то, что я, ни роста не ума. Даже сестра меня младшая и та лупит. А меня Марцином зовут. Еще Пронырой, когда как. Сестру Елка, красавица она у нас в округе. – Поворачивается к сестре, хватает грязными руками юную Лолиту за грудки и от удовольствия ржет. – Ге, Ге. Если захотите лупонуть ей, доплатите мне два шиллинга за кровать, ее отдам даром. Ге. – Сестра, привыкшая к тупым шалостям брата, даже руки не убрала. Но за губами брата следит, она читает по губам. Ага.

- Так что у вас тут за беда в округе. - Присаживаюсь на один из сундуков, не дождавшись от хозяев предложения.

- Столетняя война. Морозы зеленую почку сожгли на ветке. По весне голод начнется, - не стесняясь при мне, чешет рукой промежность. – Кожная гнойная болезнь.

- Оспа? – Догадываюсь я по смыслу построения речи братца.

- Тшы! – Кричит испуганно и машет мне рукой. – Тш! Нельзя в доме по имени называть Молодую. Прейдет и подарит красную одежду мертвеца. – Подпрыгивает с места и склоняется надо мной, почти шепотом говорит в левое ухо. – Ландрат, в кантонах мужей на днях собирал, о чем говорили не ведомо, но после разговора, старцы за Озеро Теней к ведьме ходили. Ох. – Выдерживает паузу как артист, и это ему нравится меня томить, себе лишь цену набивает. – Виной всему, свечение в горах и взрыв три дня назад, в верховьях реки и озера стали, покрылись толстым слоем льда.

- Да ну? – Теперь моя очередь удивляться. Становится немного жарко, толи от камина рядом или от событий связанных с моим случайным перелетом.

- Вот вам и да ну. Да вы угощайтесь добрый господин, сестра и стол для вас накрыла. – Разливает в глиняные кубки до краев. Подставляет ближе ко мне миску с отваренными овощами. – Виват! – Кричит в истерике дурак.

- Виват! – Ну не дурак ли я, сам удивляюсь легкой эйфории. И выпиваю кислый напиток разбавленный водой.

Еще, - не дожидается ответа моего и разливает на троих, шмурдяк с вонючими грибами.

- Виват, - тепло к рукам по телу пробегает, немеет нижняя губа. Я улыбаюсь приятно пить хмельную воду.

- Виват! Виват! – Кричат и новые мои друзья. Себе и мне помалу подливая.

- Купайтесь господин и спать. А я не буду, на той неделе мылся, Милену дожидаясь. Зараза не пришла. Так я гуся всю ночь душил, сестра с ослом не разрешает. Пойду, полено сброшу. – Берет бутылку и уходит.

Ноги подкашиваются, еле разделся и голышом в большое деревянное корыто, бух. Лолита воду подливала, по телу нежно так рукой водила, смывая вековую грязь. Я не заметил, как уснул.