Место действия – заброшенный недострой на краю Донецкой географии. Дата и время – да кому оно надо??
- И зачем мы сюда приехали? – недовольно осведомился Теплицкий, созерцая кирпичную коробку со щербатыми обвалившимися стенами, с заколоченными дырами-окнами, что высилась перед ним в розовом свете заходящего солнца. Рядышком торчало некое деревце, которое уже не раз ломали, поэтому оно росло таким корявым и чахлым. У заколоченной двери рассыпающейся постройки, что так и не стала зданием, рассыпались мириады разнообразных бутылок из-под горячительного всяческой крепости. В сторонке пристроился раскоканный фонарь и забитый ободранный ларёк. Габаритные охранники Теплицкого, обряженные в одинаковые чёрные костюмы с чёрными галстуками, дозором обходили все кривые закоулки, которые только тут имелись, и разыскивали в них то, что могло бы угрожать их состоятельному хозяину. Один из них обнаружил в заржавленном баке блохастую тощую кошку и сразу же ликвидировал её точным выстрелом из кольта-анаконды. Кошка и не пикнула, только со стуком провалилась на дно бака. Всё, угрозы устранены.
- Мусорник! – вот, какое определение дал Теплицкий раскинувшемуся вокруг него пространству, которое живописно украшали пёстрые обёртки от дешёвых полуфабрикатов.
- Я без помощника не могу работать над твоей дурацкой машиной! – огрызнулся Миркин, приближаясь к одному из окон на нижнем этаже, в котором вместо стекла торчала серая подушка, покрытая слоями грязи и пыли.
- Твой помощник живёт здесь?? – изумился Теплицкий, пнув одну бутылку, которая, звеня, покатилась по остаткам асфальта.
- После твоего «гениального» проекта! – напомнил Миркин Теплицкому о его неудаче с проектом «Вавилон», который под корешок свалили спецслужбы и едва не закрыли в камере самого Теплицкого.
- Давай, тащи его! – нехотя согласился Теплицкий, не желая никогда более вспоминать о проклятых спецслужбах, от которых он едва скрылся.
В неказистой постройке жили бомжи, и среди бомжей затесался помощник профессора Миркина, с двумя высшими образованиями в голове.
- Эй, Миркин, а как сюда попадают? – Теплицкий уже раза два, а то и три обогнул щербатое строение и не нашёл никакого признака входа: все дырки оказались плотно заколочены толстыми дубовыми досками.
Миркин тоже не нашёл вход, и поэтому, встал около пропадающего дерева, и выплюнул:
- А, пёс его знает!
- Хорошо выраженьице для профессора! – подметил Теплицкий. – Твоя физика объяснит, как же всё-таки, сюда попадают?
Откуда-то справа, прямо по грязи, что по проекту должна была сделаться газоном, выдвигались два всклокоченных расхристанных бомжа. Они тащились, вихляясь, обнимая друг друга за грязные шеи не менее грязными ручищами. Разевая рты, бомжи верещали песню:
- Я – твой наркотик, твой никотин, твой алко-о-оль!! – и шатались, шатались, почти что, окунаясь в грязь.
Едва они возникли – сразу же угодили на прицел амбалам Теплицкого, оказавшись на пяти мушках одновременно.
- Стоять! – басовито рыкнул самый крупный амбал и передёрнул затвор с железным лязгом.
- О, люди! – обрадовался между тем Теплицкий. – Миркин, давай у них спросим, где здесь вход?
Увидав страшенных гостей со страшенными пушками, бомжи так испугались, что едва не плюхнулись в топкую грязюку. Оба сразу же выронили бутылки, что держали в передних лапах, и так и застыли – с разинутыми ртами. Один из них продолжал тянуть фальшивую ноту, второй оцепенел с поднятой ногой, засунутой в дырявый грязный башмак.
- Скажите, пожалуйста, - подошёл к ним Теплицкий. – Где здесь вход? – и кивнул аккуратно прилизанной розовощёкой головой в сторону кособокого недостроя.
Один бомж икнул, задёргав глазом, второй – оборвал ноту и захлопнул пасть. Их продолжали держать на мушке, поэтому ни один из двух бомжей не нашёл в себе сил на ответ.
- Ну? – нетерпеливо потребовал от них Теплицкий.
И тут у него за спиной раздался незнакомый вкрадчивый голос:
- Прошу прощения… - этот голос быстро превратился в поросячий визг, потому что охранник мгновенно скрутил его обладателя, заломив ему руки и уткнув носом в грязную землю.
- Ммм, - ныл неведомый кургузый человечек в старой раскосмаченной шляпе и в полосатом дурацком пиджаке, ворочаясь и пуская носом в грязи пузыри.
- Отпустить! – скомандовал Теплицкий, желая и у этого субъекта осведомиться на предмет входа. Охранник тот час же разжал ручищи, и незнакомец вывалился из его медвежьих объятий. Пока ещё он был жив и поднялся на короткие ножки, обиженно моргая и обтирая заляпанное вороватое личико.
- Это он! – узнал «гостя» Миркин, высунувшись из-за плеча Теплицкого.
- Он? – уточнил Теплицкий, сделав знак своим амбалам установиться по обе стороны от обладателя раскосмаченной шляпы и отпустить бомжей.
Заключённый между двумя богатырскими плечами и взятый на прицел, кургузый незнакомец стушёвано топтался на месте, стянув шляпу, сминая её, и так помятую.
- Да, - кивнул Миркин. – Это…
- Представьтесь! – обратился Теплицкий к кургузому, перебив Миркина.
- Э-э… - начал кургузый. – Моя фамилия – Ба́рсук, - заявил он, учтиво поклонившись, как какой-то Арамис. – Заметьте, не Барсу́к, а Ба́рсук, от слова «барс». Доктор физических наук Ба́рсук. Я работал с профессором Миркиным…
- Грузи! – распорядился Теплицкий, радуясь, что помощник Миркина нашёлся, и можно покинуть сей «цветущий» микрорайон.
Доктор физических наук Ба́рсук был тот час же схвачен под руки и затащен в чёрный автомобиль, что пристроился за углом щербатой постройки, между двумя джипами.
Место действия – «Бункер Х». Испытания машины времени.
Посреди просторного, ярко освещённого помещения подземной лаборатории, ограниченного белоснежными стенами, высился тот аппарат, который Миркин построил и назвал «осциллятором». «Осциллятор» был велик – доставал почти до потолка лаборатории, вознесенного над полом на семиметровую высоту. А в ширину – и того больше – с паровозный вагон. Множество индикационных ламп свидетельствовали о параметрах его работы, шумные вентиляторы, спрятанные в его монолитном корпусе, охлаждали сотни микросхем, толстые кабели обеспечивали электропитание. Кроме этого, гигант был связан с четырьмя основными компьютерами и с одним запасным.
- А зачем он нужен? – спросил Теплицкий, когда впервые увидел это исполинское чудо техники, металлически поблескивающее в ярком свете ламп.
- Вы не поймёте… - буркнул доктор Барсук, который сменил неказистые «доспехи» бомжа на элегантный белый халат, и восседал теперь за одним из четырёх компьютеров, клацая клавиатурой.
- Ну, почему, же, - вмешался Миркин, устанавливая на корпусе «осциллятора» нечто похожее на спутниковую «тарелку». – Господин Теплицкий достаточно умён, чтобы осознать теорию континуума.
- Чего? – не понял Теплицкий, уставившись на «тарелку» Миркина, как на новые ворота.
- Осознает? Да ни за что! – фыркнул себе под короткий носик доктор Барсук.
- Видишь ли, Теплицкий, - начал Миркин, отвернувшись от белой «тарелки» и вперив заумный взгляд в удивлённого Теплицкого. – Континуум – это протяжённость всего существующего во времени. Если посмотреть в пространстве, скажем, на нашу планету – она в единственном числе, летит себе через космос. Но если взглянуть на неё во времени – мы видим неисчислимое множество Земель и видим одновременно все те изменения, которые случаются с нашей планетой. Континуум – это, говоря несловарным языком, словно бы бесконечная гусеница, каждый сегмент которой соответствует определённому временному промежутку. И, чтобы получить возможность прыгнуть из одного сегмента в другой – надо раскачать континуум и заставить эти сегменты сомкнуться, то есть – создать петлю переброса! Раскачивание получается путём выброса энергетических импульсов различной интенсивности через определённые промежутки времени, которые постепенно сокращаются до абсолютно малой величины. И когда абсолютно малая величина промежутков будет достигнута – и образуется петля переброса! – он так увлёкся этой лекцией, что даже пританцовывал, совершая па, достойные Авдотьи Истоминой. А, подойдя к её финалу – восторженно замер, подняв над головой руки, словно бы захватив ими весь мир. – А для того, чтобы раскачать – и нужен осциллятор. Понял? – добавил он, опустив руки и засунув их в карманы халата.
- Эээ, - ответил Теплицкий, чьи глаза сделались совершенно бараньими. Даже могло показаться, что над его головой закрутились рога…
Доктор Барсук вертелся в своём офисном кресле и жёлчно похихикивал над недоумением Теплицкого.
- Ну да, он понял! – ехидно заметил он для самого себя.
Осциллятор высился, сверкал отполированными стенками, и внутри него что-то тоненько попискивало: «Пик! Пик!».
Голову Теплицкого распёрло от избытка абсолютно невразумительной для него информации, даже уши заложило. Теплицкий незаметно кивал, стараясь вытряхнуть из вскипевших мозгов всё лишнее и обрести дар речи. Ему удалось это не сразу – минут пять прошло, пока он переварил «континуум» - и все эти пять минут Теплицкий моргал и мямлил:
- Бе-е-е-е…
Потом, почувствовав, как информация вытекает, освобождая в мозгу место для размышлений, Теплицкий сцепил пальцы в замок и вопросил:
- И это и есть машина времени?
- Нет, - возразил Миркин, водворившись за второй из основных компьютеров. – Это – только осциллятор, без него машина времени не работает. Сама машина – во второй лаборатории.
- А что, сюда нельзя было поставить? – выплюнул Теплицкий, возмущённый тем, что Миркин не экономит пространство.
- Тогда бы всё перегрелось, - спокойно ответил Миркин и что-то записал в блокнот, который лежал перед ним рядышком с компьютерной клавиатурой. – Их совмещать нельзя, потому что при создании петли переброса с помощью осциллятора, и открытии коридора переброса с помощью самой машины, то есть, флиппера, выделятся огромное количество энергии. Это может привести к взрыву, если осциллятор и флиппер не будут изолированы друг от друга.
- Покажи мне флиппер! – Теплицкому приспичило во что бы то ни стало узреть прибор, который мог бы стереть временной барьер.
- Идём, - согласился Миркин, правда, без особого рвения, и выпростался из-за компьютера.
Теплицкий прошёл по недлинному коридору мимо плечистых охранников, которые обеспечивали «бункеру Х» безопасность, и переступил порог второй лаборатории. Остановившись у матово-белой стены с тёмно-красной надписью «35», он взглянул перед собой и увидел, что всё пространство тут заняла какая-то странная платформа вроде переносной сцены. Платформа была вознесена не высокий помост, пронизанный проводами, окружена чёрной каймой с какими-то белыми квадратами, а по бокам её Миркин так же приделал по «тарелке», только диаметром метров по пять каждая.
- И для чего такой гигантизм? – проворчал Теплицкий.
- Между этими излучателями возникает коридор переброса, - Миркин по стремянке взобрался на свою платформу и стал на ней между двумя здоровенными тарелками. – Его размеры и активность определяются и контролируются эвм.
В дальнем углу лаборатории Теплицкий заметил лёгкий пластмассовый стол, на который был проставлен тонкий ноутбук. А за ноутбуком торчал некий молодой и «зелёный» нетолстый субъект, чей возраст тянул годиков на двадцать. Теплицкий его никогда не видел, он удивился чужаку и насыпался на Миркина:
- Эй, а это кто??
Миркин проследил, куда вперился указующий перст Теплицкого, и ответил на вопрос:
- Михаил Рыбкин, мой лучший студент. Прости, что я тебе раньше его не представил: ты бы выгнал его, а для запуска машины времени нужно минимум три человека.
- Ладно, проглотим… - буркнул Теплицкий. – Миркин, испытай её сейчас же, или я решу, что ты натарабанил груду металлолома, и выгоню тебя!
- Хорошо, - согласился Миркин, который первое испытание запланировал как раз на день сегодняшний. – Я собираюсь выискивать в прошедших временах небольшие неодушевлённые предметы и перемещать их сюда, в лабораторию…
Теплицкий всё ёрзал на стуле, который для него принёс студент Рыбкин, дожидаясь, пока Миркин и доктор Барсук настроят все свои чудовищные приборы и запустят их. А они всё что-то ругались, ругались друг с другом, всё что-то выясняли: то, то не так, то это не эдак…
- Барсук, уберите видеокамеру с регулятора напряжения! – просил Миркин.
- Я включаю генератор поля! – предупреждал Барсук.
- Подождите, ещё рано! – запрещал Миркин. – Да уберите вы, наконец, эту видеокамеру!
Уже уши прожужжали тем, куда лучше поставить ящик, чтобы выхваченный из иного времени предмет не просто бухнулся на платформу флиппера, а был аккуратно упакован. Они скользили у носа Теплицкого, шелестя халатами, как два каких-то фантома, только очень шумных. Все четыре компьютера, что отвечали за работу осциллятора, были подключены, и на их дисплеях светились какие-то бледные буквы и длинные цепочки, составленные из одинаковых голубых шаров. Теплицкий всё снимался с кресла и заглядывал то в один дисплей, то в другой, но ничего на них не понимал. Он спросил про шары у студента Рыбкина, но тот почему-то очень заволновался и отправил Теплицкого обратно, на кресло, испугав тем, что тут повсюду опасная зона. Теплицкий фыркнул, но в кресло отправился: торчать в опасной зоне не хотелось.
- Готово! – громко объявил Барсук и разбудил задремавшего в кресле Теплицкого. Тот вскинул опустившуюся на левое плечо голову, вытер слюни, которые натекли на подбородок во время неудобного сна, и проворчал:
- Ну, наконец-то!
- Идём в бокс! – это Миркин неслышно подкрался сзади и пихнул Теплицкого, приглашая идти за собой.
- В какой ещё бокс? – удивился Теплицкий.
- Во-он в тот! – вмешался Рыбкин и показал пальцем куда-то вглубь лаборатории, где за осциллятором угадывалась узкая закрытая дверь.
- Эй, а что я там увижу? – упёрся Теплицкий. – Вы так нажухаете меня! Скажете, что переместили, а сами – вытащили из подсобки! Я должен стоять около… этого, ну откуда падать будет!
- Вы сумасшедший! – перепугался Рыбкин и даже покрутил пальцем у виска. – Вас же может в петлю переброса утащить, и тогда вы станете «туристом».
- Кем-кем? – переспросил Теплицкий, для которого понятие «турист» ассоциировалось лишь с пляжем, отелем и коктейлем.
- Это моя собственная теория, - начал, было, Рыбкин, оживившись в первый раз за всё время. Однако он не успел эту теорию изложить, потому что между ним и Теплицким внезапно вдвинулся доктор Барсук.
- Рыбкин! – пренебрежительно крикнул он на студента и взмахнул рукой, в которой сжимал почему-то компас. – Что я вам говорил про перемещение человека?
- Что его нельзя переместить, потому что он превратится в плазму и погибнет, - угрюмо протянул Рыбкин, повесив нос.
Теплицкий вскипел. Такие новости ну, никак не входили в его наполеоновские планы, ведь он мечтал проехаться по историческим датам и привезти с собою тонны фотографий, а потом – отхватить за всё это премию Нобеля…
- Как это – нельзя?? – подпрыгнул Теплицкий и даже сжал кулаки, нацелив их Барсуку в глаз. – А за что я вам плачу?? Я затеял этот эксперимент только ради того, чтобы переместить человека! Себя! Понимаете??
- Понимаю, - невозмутимо отпарировал Барсук, задрав нос, как гуру всех наук. – Но должен вас огорчить, господин Теплицкий. Человек представляет собою очень сложную структуру, нарушить которую не составляет труда. Для перемещения по коридору переброса необходимо, чтобы перебрасываемый объект двигался выше скорости света. А что при этом бывает? – вопросил он у Теплицкого, который не знал, что при этом бывает, и задал встречный вопрос, скептически прищурив правый глаз:
- Ну, и что же?
- Материя превращается в плазму! – отрубил Барсук с той категоричностью, с которой палач рубит голову. – А по выходе из коридора переброса скорость снижается, и плазма имеет шанс вернуться в исходное состояние. По нашим с профессором Миркиным расчетам неживые предметы могут легко восстановить свою структуру, а вот живое существо просто гибнет!
- Вы уволены! – сухо изрёк Теплицкий, не крича и глядя на Барсука в упор. Теперь пришла его очередь рубить головы. – За то, что вы – дундук.
- Но, это – объективная реальность! – попытался возразить Барсук, меленькими шажками отступая назад.
Теплицкий встал и надвинулся на него, как чёрная грозовая туча, переполненная градом, шквальными ветрами и молниями. Миркин просто отполз в сторонку и оттащил за собой Рыбкина, потому что отлично знал, как страшен во гневе Теплицкий.
- Вы дундук! – повторил Теплицкий, нависнув над Барсуком, который теперь пожалел, что влез со своими догмами. – И для вас быть бомжём – в самый раз. Ваша красная цена – ноль, и поэтому вы уволены! Отправляйтесь назад, в ваш бомжатник! Утащить его! – заверещал он охраннику, который молчаливой скалой высился за спиною Барсука.
Барсук отбежал в дальний угол, но это его не спасло. По велению хозяина охранник сдвинулся с места, поймал его и начал выдворять из лаборатории прочь.
- Пощадите, я найду способ, найду! – молитвенно пищал доктор Барсук, однако Теплицкий был непреклонен, как танкист.
- Не найдёте, потому что вы – дундук! – отрезал он все мольбы и все стенания, а охранник просто вывел Барсука прочь.
В коридоре ещё слышались крики языкастого доктора, которого никто не тянул за язык открывать Теплицкому страшную тайну насчёт живых организмов, плазмы и гибели.
- Миркин, начинаем испытывать! – распорядился Теплицкий и уверенно зашагал в сторону бокса.
- Я не могу, - отказался лишившийся помощника Миркин. – Для того, чтобы машина времени заработала – флиппер и осциллятор нужно включать одновременно, а ты удалил Барсука.
- Рыбкин включит! – Теплицкий не желал больше слушать этого пассивного блеяния и глупых отговорок, а желал видеть только результаты. – Давай, Миркин, или загремишь назад, за решётку! У меня бюджет не резиновый, чтобы оплачивать твоё тунеядство! Вперёд!
Делать было нечего, и поэтому Миркин согласился. Он совсем не хотел обратно, в одиночку, в которой он едва не расстался с рассудком, и сказал Теплицкому:
- Иди в бокс, я включу.
Бокс был не очень просторный – всего пять на пять. В доме Теплицкого даже не было такой маленькой комнаты – самая меньшая в три раза больше. На одной из стен висел огромный экран. Экран был разделён на две половины: одна показывала флиппер, другая – осциллятор. Кроме экрана в бокс впихнули два стола с двумя компьютерами и пустующую подставку для цветов. Установившись напротив экрана, Теплицкий наблюдал за тем, как Миркин и Рыбкин подключают компьютеры и убирают со столов объедки бубликов.
- Ели? – обличительным тоном прокурора осведомился у обоих Теплицкий, видя, как Миркин забивает бублики в ящик стола.
Миркин хотел отмолчаться, потому что они действительно, ели в то время, когда должны были работать, но Теплицкий не отстал.
- А я тебе платил за работу! – взорвался он. – Ещё раз увижу жратву в моей лаборатории – вернёшься обратно, в тюрьму! Ну, ладно, включайте уже!
Теплицкому не терпелось увидеть работу машины времени, он испытывал перед ней благоговейный трепет, и поэтому не стал особо доставать Миркина крамольными бубликами. Он не мог оторвать взгляд от экрана, на котором светился монолитный осциллятор, вращающий своей «тарелкой», мигающий разноцветными лампами, и сияла исполинская платформа флиппера, на которую изгнанный доктор Барсук успел установить простую картонную коробку.
Миркин управлял осциллятором, Рыбкин же отвечал за флиппер. Сейчас они дуэтом вели обратный отсчёт, чтобы одновременно нажать заветные кнопки и включить невиданную доселе чудо-машину, которая вскоре произведёт фурор и взорвёт общественное мнение!! Теплицкий не отлипал от экрана.
- …Три, два, один… пуск! – отсчитали Рыбкин и Миркин и одновременно надавили на какие-то свои кнопки.
Осциллятор остановил вращение тарелки, и все его лампы сделались красными. Платформа флиппера замигала белыми квадратами, и между двумя огромными излучателями появилось нечто светящееся, похожее на белое облако. У Теплицкого отвалилась челюсть, а на экране компьютера Миркина появилось окно с надписью: «введите дату».
- Теплицкий, скажи любое число! – попросил Миркин.
- Тридцать шесть… - по инерции сказал Теплицкий, а потом только поинтересовался:
- А зачем?
- За свайкой, - шутливо ответил Миркин, хохотнув, и набрал дату: «03.06.1936». – Я просто хотел узнать, из какого года мы будем выхватывать предмет, - объяснил он, пожалев любопытного, но некомпетентного в теории континуума Теплицкого.
- Ага, - кивнул Теплицкий, приближая нос к экрану в ожидании чуда.
На экране компьютера мигало на чёрном фоне слово «flip».
- Приготовились… - предупредил Миркин
Теплицкий приготовился. Сейчас, он свершится, этот эпохальный момент, и никакой дундук вроде Барсука ему не помешает! И тут что-то случилось. Мигнул свет, на миг погрузив всё вокруг в кромешную тьму. Дунул какой-то странный ветер, которого в закрытом герметичном бункере быть никак не могло. Пол задрожал, а потом затрясся так, словно бы двигалась тектоническая плита. Стало ясно, что случилось явно что-то не то…
Теплицкого повергло на пол, он неуклюже повалился и больно ушиб руку. Где-то что-то ужасающе завыло, басовито загудело, а потом – громко хлопнуло.
- Это – сбой! – крикнул Миркин, его голос потонул в гуле, который шёл откуда-то из-под земли.
В бокс врывались клубы удушливого сизого дыма, потому что где-то что-то загорелось. Оглушительно выла сирена аларм-сигнализации, красные лампы с надписью «DАNGER» мигали и мигали, пугая охранников, которые метались по коридорам и не знали, что делать.
Миркин нажал кнопку аварийного открытия дверей, и тяжёлая дверь бокса отъехала и скрылась в стене. Из-за неё вырвался целый столб огня, сопровождаемый сизым едким дымом. Миркин отпрянул назад, из глаз у него хлынули слёзы, он начал кашлять.
- Вставайте! – Рыбкин пытался поднять Теплицкого на ноги.
Теплицкий ныл, схватив пострадавшую руку, и кашлял, кашлял в дыму.
- Выводи! – кричал невидимый из-за дымовой завесы Миркин и двигался куда-то на ощупь.
Вдвоём они едва отодрали Теплицкого от пола и потащили туда, где можно было пройти. Повсюду хлестали огненные языки, норовя достать людей и поджечь. Они обдавали жаром, воняли дымом, а с потолка лилась противопожарная пена, заполняя лаборатории, калеча дорогое оборудование, уничтожая так и не испытанную машину времени.
Скоростные лифты отключились, и поэтому наверх, на улицу, на воздух пришлось выдираться по сотням крутых ступенек. Теплицкий пять раз упал и запыхался, прежде чем сумел преодолеть эту погибельную высоту, удрать от настигающего огня и дыма и вырваться на поверхность. Он так устал, что едва оказался на траве под чистым небом полным воздуха – так с размаху и повалился на эту свежую росистую траву и лежал лицом вверх, хватая животворящий воздух раскрытым ртом. Лишь отдышавшись, он начал что-то вокруг себя замечать и осознал, что его рука дико болит, а рядом с ним кто-то ещё пыхтит. Повернув голову на бок, Теплицкий заметил Миркина, который катался по земле и… пыхтел. Теплицкий сел, здоровой рукой схватил профессора за воротник запачканного копотью халата, прервав его движение, и подтянул к себе. Миркин перестал пыхтеть и вытаращил глазки.
- И ты – дундук! – выплюнул Теплицкий. – Я – банкрот, - проревел он так, что волосы Миркина встали дыбом. – Нет, в тюрягу я тебя не вкину – будешь с бомжами чалиться до конца своих вшивых деньков!!! – Теплицкий тряс профессора, как тряпичную куклу, взрыкивал львом, вращал шалыми, красными от дыма и ярости глазами. – Нет, сначала отработаешь за бесплатно все деньги, которые я потратил на «бункер Х»!!!!! Будешь вкалывать на моём рыбозаводе – скрести ржавую селёдку, паршивый мерзавец! Протухший гриб, борзой тюле-ень!! – он швырнул Миркина в траву, схватил свою растрёпанную голову и залился горючими слезами, жалея, прежде всего свои потерянные деньги, которые летали пеплом где-то в небесах…
«Бункер Х» выгорел почти полностью, уничтожив всё оборудование, превратив в серый пепел мечты Теплицкого о путешествиях во времени. Кроме того, рука у богача оказалась не ушиблена, а сломана, и он три месяца не вылезал из гипса.
Теплицкий забросил эксперимент с машиной времени и предпочитал о нём не вспоминать.
Глава 4.
Брахмаширас.
Теплицкий дневал в найденном немецком бункере. Туда уже провели освещение, навесили под потолок яркие прожекторы, разогнав весь тот таинственный мрак, что царил тут десятилетиями и скрывал в себе… Мрак много чего скрывал: некоторые ящики вот в этом вот старинном шкафу, с резьбой и вычурными ножками, до сих пор не могли взломать. Теплицкий распорядился сломать сам шкаф, но когда от шкафа откололи первую дубовую доску – оказалось, что внутри он представляет собою стальной сейф.
- Режьте автогеном! – Теплицкий не жалел чужую мебель ради того, чтобы добраться до тайны, которую она скрывала.
Охранник притащил паяльную лампу, включил её, выпустив тугую струю грохочущего пламени и начал водить по блестящей стенке сейфа.
Теплицкий подпрыгивал, потирая ручки – с минуты на минуту стенка должна была отвалиться и отдать всё, что хранила за собой. Но вскоре надежды сменились горьким разочарованием: автоген оказался бессилен против металла, из которого кто-то когда-то сделал этот странный сейф. Да, металл покрылся чёрными разводами копоти, но разрезаться даже и не подумал.
- Чёрт! – Теплицкий чертыхался, футбольнул ногой ножку гадкого шкафа.
Ножка была стара, и от этого – трухлява. Она с треском подломилась, шкаф, утяжелённый металлом сейфа, покосился, а потом – начал валиться прямо на Теплицкого. Тот взвизгнул и приготовился быть задавленными, однако его спасло то, что охранники подоспели вовремя и успели со всех сторон вцепиться в накренившийся шкаф, удержать его от падения и оттащить в сторону от хозяина. Теплицкий перевёл дух, разлепил глаза, которые зажмурил, и приказал открыть упрямый сейф с помощью динамита. Динамита у Теплицкого имелось предостаточно. Охранники подхватили тяжеленный шкаф и впятером выперли на улицу. Теплицкий остался в бункере и стал ждать, когда подрывные работы закончатся, и ему принесут то, что окажется во чреве сейфа.
Он постоянно находил в бункере бумаги – то какие-то письма, то чертежи, то странные рисунки в виде треугольников, заключённых в круги. Теплицкому не терпелось прочитать, что же там написано, но из языков он знал только русский. Английский – со словарём и с переводчиком. Поэтому сам справиться с таинственными записями он не смог, ведь некий автор, обожавший чертить и малевать странные картинки, писал не по-русски и даже не по-английски, а не известно по-какому… Теплицкий отправлял «письмена» на перевод своему личному переводчику, который знал сорок два языка и брал за свою работу немалые деньги. Личный переводчик ездил с Теплицким во все его экспедиции, и переводил египетские папирусы, шумерскую клинопись, средневековые пергаменты, просил продавца в магазине показать понравившийся Теплицкому товар и спрашивал, который час.
Сейчас переводчик корпел над тетрадью, которую Теплицкий случайно обнаружил под шкафом-сейфом. Когда шкаф вынесли на подрыв – Теплицкий заметил на том месте, где он стоял, нечто вроде тайника – углубление в полу, прикрытое истлевшей деревянной крышкой. Очистив тайник от остатков крышки, Теплицкий выявил в нём толстую тетрадь в переплёте из коричневой кожи. Он сейчас же выхватил её, распахнул… И обнаружил записи на непонятном ему языке и море всяческих рисунков средней корявости.
Динамит сделал своё дело, и шкаф-сейф развалился на четыре стенки, крышу, дно, полки, и доски. Как только взрыв прогремел – Теплицкий взял тетрадь под мышку и выскочил из бункера на улицу, чтобы посмотреть, что получилось. Сейф хранил в себе слитки золота. Высыпавшись на песок, они сверкали на солнце и притягивали к себе взгляды. Теплицкий подошёл поближе и взял один слиток в руки. Тяжёлый, килограмм точно есть – определил он, взвесив на ладони дорогую находку. Перевернув слиток, Теплицкий увидел герб – точно такой же лев с двумя головами и двумя хвостами, который был привешен к стене бункера. Интересно, чей же всё-таки, это герб? Ответ на этот вопрос из Донецка пока не пришёл… В тот же день переводчик получил задание в срочном порядке перевести всё, что написано в этой тетради. Он отложил всю работу, которую до этого выполнял, взялся за тетрадь и пыхтит над ней уже третью неделю…
Теплицкий стоял перед странным прибором, который высился в самом дальнем помещении бункера и размышлял над тем, на что эта здоровенная штуковина могла бы походить. Невольно вспомнились циклопические «осциллятор» и «флиппер», которые соорудил пройдоха Миркин в погибшем и убившем деньги «бункере Х». Ну, уж, нет, ни на осциллятор, ни на флиппер эта громадина ни капельки не похожа, она похожа на… Теплицкий не мог понять, на что. Миркин бы понял, он физик. Доктор Барсук бы понял, он – тоже физик. А Теплицкий – не физик, Теплицкий – лирик, романтик, искатель! А что, если попытаться включить этот невиданный прибор?? Такая сумасшедшая идея уже давно сверлила Теплицкому мозги, он пытался представить себе, что тогда будет. Представить особо не выходило, ведь Теплицкий не знал, для чего этот техномонстр вообще нужен. Машина выглядела так: нечто среднее между гигантской антенной, старинным фотоувеличителем, автопогрузчиком и… чёрт знает, чем неизвестным… летающей тарелкой, черти бы её подрали! И кроме всего прочего, она имела длинные суставчатые «лапы», словно здоровенный механический паук. Лапы – поджатые, согнутые, словно бы сейчас машина «сидела» - оканчивались острыми крючковатыми «когтями», которыми она прочно вцепилась в пол. Да, эта штуковина выглядит даже пугающе, особенно, лапы. Действительно, что фашистская вещица… хотя с таким же успехом можно сказать, что перед Теплицким – изыск инопланетного разума. Ясно только, что он работает – раз гудит, значит – работает…А что, если простить Миркина? Не такой уж он и плохой…
Теплицкий смотрел на диковинный технический «прикол» снизу вверх, как суслик мог бы смотреть на джип «Чероки». Мигание зелёной лампочки, которую пристроили на корпус на уровне глаз, завораживало, как взгляд гипнотизёра. Теплицкий пытался определить, из чего сделана эта невиданная машина, перебирал в памяти сплавы, из которых когда-то строили его личные самолёты. Понятно, что это не железо – слишком уж ярко он сверкает в свете «лампочек Ильича», и не никель – в сверкании неизвестного металла ясно различим благородный жёлтый оттенок золота. И вдруг в кармане куртки у Теплицкого заиграла песня:
- «Вспоминаю – умираю: чёрные глаза. Я только о тебе мечтаю…»! – попсово? Ну и ладно, Теплицкий всё равно так и не научился ставить другую, потому что давно перерос игры с мобильником и интересовался более значительными и глобальными вещами. Например, что же это такое перед ним тут высится на лапах? Или он, Теплицкий, перед «этим» ползает? – иногда закрадывается и такой робкий вопросик…
- Алё? – Теплицкий взял трубку.
- Брахмаширас! – визгливо выкрикнули ему в ухо, и Теплицкий даже отдёрнул трубку подальше, чтобы не оглохнуть – и так в несчастном ухе зазвенело.
Голос принадлежал переводчику. Это он потревожил раздумья Теплицкого, решив сообщить ему некую сногсшибательную новость.
- Чего? – переспросил Теплицкий, который никогда и ни от кого раньше не слышал настолько мудрёного слова.
- Алексей Михайлович, я расшифровал записи в тетради, - тараторил переводчик. – Но это не телефонный разговор…
Перевёл! Ну, наконец-то, не прошло и века! Теплицкий аж подпрыгнул от радости: этот переводчик хоть что-то перевёл.
- е́ду! – постановил Теплицкий, покинул бункер, и спустя десять минут уже мчался в своём джипе «Хаммер» в Донецк, к переводчику.
Глава 5.
Таинственная тетрадь.
Переводчика звали очень вычурно: Генрих Дитрихович. Подкачала лишь фамилия, простецкая такая: Иванков. Вместо мозгов в его голове сидела карта памяти на биллионы гигабайт: он в совершенстве владел сорока двумя языками, в том числе девятнадцатью древними и мёртвыми. Раньше он, как и любой человек науки постперестроечных времён, жил бедно, даже нище – ютился в коммунальной клетушке с тремя алкашами-соседями. Но, как только его заметил толстосум Теплицкий – дела Генриха Дитриховича Иванкова сразу же пошли в гору. Из клетушки он быстренько перепрыгнул в коттедж в престижной части Калинкино, соседей-алкашей сменил на соседей-депутатов.
Теплицкий и переводчик Иванков сидели в кожаных креслах в просторной гостиной в коттедже переводчика, пили «Шардене» и вели беседу. Перед Теплицким на хрустальном низком столике лежала пресловутая кожаная тетрадь, и из огромного окна, что занимало в гостиной весь простенок, на неё падал солнечный луч. В аквариуме, расположившемся у другой стены, вальяжно помахивая широкими хвостами, чинно плавали экзотические арапаймы.
- Я перевел практически всё, - говорил переводчик, глядя мимо Теплицкого на не горящий камин, на статуэтку Пегаса из слоновой кости, что одиноко торчала на каминной полке. – Там говорится об астрономии, о наблюдениях за Сириусом через подзорную трубу с сетчатой линзой, об обычаях африканских народов, а так же – об изобретении, о той машине, которую вы обнаружили в бункере.
- Да?? – вспрыгнул Теплицкий, перебил основательную речь переводчика и едва не выплеснул своё вино себе на светлые брюки.
- Да, - кивнул переводчик, допив всё из своего бокала, ожидая, что Теплицкий сейчас выскочит из кресла и набросится на него, схватит за воротник, примется трясти и так далее. Теплицкий всегда так делал, когда рьяно желал что-либо от кого-либо узнать. Вот и сейчас – уже нацелился, глазки загорелись… Того и гляди, вцепится. – Изобретатель называл машину «брахмаширас», что означает «стрела Брахмы». Если верить индийскому эпосу – герой Арджуна едва не разбил Землю, когда случайно применил «брахмаширас». Автор тетради писал, что с помощью этого прибора можно победить любую армию. Это – оружие, Алексей Михайлович. Возможно, оно небезопасно. Не советую вам находиться близко от него.
Теплицкий сидел неподвижно, моргал, и его бокал медленно выскальзывал у него из кулака. Когда Теплицкий зажимает ножку бокала в кулак – он ошеломлён.
- Как его включить? – выдохнул Теплицкий, когда бокал вывалился-таки на пушистый персидский ковёр, но не разбился, потому что ковёр был очень толст и мягок. Тот час же подоспел дворецкий Иванкова, ловко нырнул вниз, подобрал уроненный бокал и исчез вместе с ним в лабиринте комнат.
- К сожалению, автор не упомянул об этом, - огорчил переводчик Иванков. – Возможно, он скрывал «брахмаширас», или сам скрывался. Об этом он тоже не упомянул, но я сам пришёл к такому выводу, потому что все его записи оказались тщательно зашифрованы. Он писал по-латыни, выводя буквы в зеркальном отображении. Скажу вам, Алексей Михайлович, далеко не каждый человек так может. Я считаю, что мы с вами имеем дело с гением. Некоторые его сокращения и обозначения я до сих пор не могу прочесть… - Иванков раскуривал трубку, выточенную из цельного куска зеленоватого агата. – Только не говорите, что я – дундук, - дальновидно заключил он, выпустив облако табачного дыма.
Теплицкий не сказал, что переводчик Иванков – дундук. Он изумлённо похлопал веками, пошевелил нижней челюстью, а потом выдавил из себя такой вопрос:
- Кем он был?
- Он нигде не подписывался, - ответил Иванков, ожидая, что сейчас его определят в дундуки. Теплицкий уже не раз определял переводчика в дундуки, когда тот не мог сиюминутно разгадать какой-нибудь жуткий лингвистический ребус. – Только один раз, вот тут, - переводчик взял в руки тетрадь, полистал и раскрыл на той странице, где торчала закладка. – Здесь, - он подсунул тетрадь под нос Теплицкого, и тот её сейчас же выхватил, немного смяв листы, и приблизил к глазам.
- Где? – выплюнул Теплицкий, ничего не понимая в том, что увидел на предложенном развороте. Видел он следующее: чёрными чернилами начертан ровнёхонький круг – такой, будто бы его чертили циркулем, или под лекало. А в этом круге вписано несколько равносторонних треугольников. Под кругом и по бокам от него нацарапаны непонятные короткие слова, а в конце страницы – тоже непонятное короткое слово.
- Ну, и что это? – не унимался Теплицкий, борясь с одышкой, которая наваливалась на него всякий раз, когда его захлёстывало сильнейшее волнение пред очередной сенсацией.
- Он начертил «тригон великих перемещений» - это из мифологии одного африканского племени, догонов… - Иванков пытался объяснить Теплицкому смысл ровнёхонького круга, но не смог.
- Как он подписался?! – не выдерживал Теплицкий и всё больше сминал тетрадь.
- Дайте сюда! – переводчик отобрал тетрадь у Теплицкого, чтобы тот не превратил её в мятый шар. – Вы же портите её!
- Упс… - виновато пискнул Теплицкий, который не хотел портить тетрадь, которая, кажется, была драгоценной. Он не понимал ничего в мифологии, особенно, африканских племён, о которых никогда в жизни не слышал. Ему было интересно лишь то, кто же построил «ногастую» машину.
- Он подписался «Номмо», - сказал переводчик, откладывая тетрадь подальше от Теплицкого, который в сердцах мог её испортить.
- Ка-ак? – протянул Теплицкий слегка разочарованно, так как ожидал услышать какое-нибудь историческое имя, например: Жуков, Гитлер, Бисмарк, Сталин, Николай Второй…
- Не спешите записывать меня в дундуки, - предупредил переводчик Иванков, вынув трубку изо рта, чтобы не шепелявить. – Номмо – это бог, эквивалент Иисуса в мифологии догонов, которых вы забраковали. Тут есть даты – от тридцать седьмого года до сорок первого, в это время о догонах в Европе никто не знал. Надо было побывать у них, чтобы так точно описать их быт.
- Мне это не интересно! – отрубил Теплицкий. – Вы лучше скажите мне, как его включить! – он так разошёлся, что не заметил, как зарядил кулаком по хрустальному столику, сломал его ножку, из-за чего столешница шлёпнулась на пол.
Генрих Дитрихович был абсолютно не жаден. Лишись он сейчас всего, что имел и переселись назад в коммуналку к соседям-алкашам – он бы и об этом не пожалел. Он лишь покачал головой, пожурив Теплицкого за неаккуратность, и подумал о том, что завтра поедет покупать новый столик. Завтра, потому что сегодня до вечера не удастся отделаться от Теплицкого.
- Алексей Михайлович имейте терпение, - мягко отказывался переводчик Иванков от ответа на животрепещущий для Теплицкого вопрос. – Я ещё не дошёл до конца тетради, это – раз. И автор пока не упомянул об этом ни разу, это – два. Возможно, дальше он пояснит…
- Мне ваше «дальше» до лампочки! – взвился Теплицкий и рубанул кулаком по воздуху, потому что столика поблизости уже не оказалось. – Я вам плачу – значит, вы должны работать! Если вы не найдёте мне, как включить этот… как его… компрессор… я вас уволю! Дундук Миркин, вон, уже рыбу скребёт! Вы тоже хотите?? – Теплицкий выскочил из своего удобного кресла и навис над Иванковым, заставив того выронить трубку. Трубка бухнулась на светлый ковёр и испачкала его табаком и чёрным пеплом.
- Н-нет, не хочу, - слегка заикаясь, выдавил переводчик Иванков, думая о том, что ковёр ещё можно будет почистить.
- Тогда – за работу! – приказал Теплицкий и ушёл от переводчика Иванкова, громко хлопнув кедровой дверью, и даже не забрал свой пиджак.