Ной очень быстро пришёл в себя после калейдоскопа событий последних дней. Врач был прав. Он очень спешил вернуться в каменный мешок до того, как вход в него будет расчищен. Ему очень не хотелось из-за своей медлительности потерять лазейку во внешний мир. Неизвестно, как ещё сложатся события, но интуитивно предполагал, что она может понадобиться. Весь путь обратно занял у него около часа. Видимо он был сильно измотан, если тащился по этому коридору так бесконечно долго, к тому же не заметил ещё несколько ответвлений. Теперь, на всякий случай, отмечал свой путь.         Труднее всего пришлось, когда он поднимался по глиняному склону. Пусть и не потоком, а тонким ручейком по нему всё ещё струилась вода. Несколько раз он неудержимо соскальзывал вниз в значительно обмелевшую речку. В отчаянии он уже готов был сдаться и придумать что-нибудь оправдывающее его пребывание здесь внизу. Но отдышавшись, он в очередной раз, зажав в руках острые обломки камней, вгоняя их в раскисшую глину склона и опираясь на них, медленно полз вверх. Скользил и снова поднимался. Возможно, ему и ранее не стоило спешить, это сохранило бы ему силы и сберегло драгоценное время. Когда, наконец, его руки изрезанные не меньше прежнего, схватились за край каменной плиты, страх снова свалиться вниз ещё раз напомнил о себе, двинувшейся опорой. Или это только показалось ему? Подтянувшись, выбрался наверх.         Теперь было просто необходимо завалить провал большими обломками, оставляя возможность воде беспрепятственно уходить. От усталости вибрировали мышцы. Тело отказывалось подчиняться. А он гнал себя, подстёгивая страхом опоздать. Но как бы он не спешил, едва успел. Поисковики уже расчищали завал в узком коридорчике, где произошёл взрыв. Их работа была отчётливо слышна. На самом верху уже пробивался лучик света в образовавшуюся щель.

 Он улёгся там, где всё ещё струилась через раскол вода. Горьковатая сладость карамелек таяла во рту, но он совершенно не ощущал их действия. А вверху прохода уже было отверстие довольно-таки большого размера, голоса подбадривали друг друга. Ещё через короткое время в отверстии показалась голова в каске с фонариком, радостно возвестившая остальным, что они у цели. Луч скользнул по стене над Ноем и по его фигуре. «Он здесь!» - радостно крикнул человек. Голова скрылась, они утроили усилия. Было уже ясно, что они окажутся рядом раньше, чем он потеряет связь с реальностью. Ему ничего не оставалось, как попробовать самому себе отключить сознание, как учил его отец. «Сапожник без сапог!» - любимая поговорка деда. Видимо он так нервничал, что сделал что-то не так. Он провалился в небытие, и всё получилось более чем правдоподобно. Об одном они с отцом не подумали, что ему могут сделать полный анализ крови. Но всё равно изменить ничего бы не смогли – времени было в обрез.

- Будем надеяться, что и в этот раз, мне повезёт, - думал Ной, лёжа на диване в своей комнате и делая вид, что увлечён чтением. – Как же мне теперь вести себя? Чего они ждут? Покорности и послушания? Если это было так, то выбор бы пал на Али. Вот уж кто терпелив и услужлив. Если я нужен, как признался мой наставник, скажем так, для селекции, то зачем делать меня преемником? Всё не так просто, но откровенности я вряд ли дождусь.

   Тонко запел колокольчик, и дверь тут же распахнулась. Ной едва успел встать. «Легок, на помине!» Али пропустил Первосвященника и, закрыв дверь, встал у входа, как изваяние. Отец Марк, притворно улыбаясь, подошёл к Ною и, похлопав  его по плечу, что по видимому было жестом особого расположения, сел на диван, жестом усаживая его.

- Прекрасно, что ты чувствуешь себя достаточно хорошо. Я рад, что опять принялся за учёбу. Но пора приступать и к обязанностям. Скоро начнётся служба. Али поможет тебе одеться так, как подобает. Твои обязанности заключаются в том, чтобы замещать Сына Бога, восседая на его малом троне. Ибо большой трон нашего всемогущего Учителя всегда закрыт покрывалом. Я сегодня же объявлю о твоём назначении и отведу на место. Ты, главное, не смущайся и не нервничай, сохраняй спокойный вид. Тебе всё понятно? – отец Марк был несколько озадачен равнодушным молчанием юноши.

- Да, ваше преосвященство, - поклонился он, - мне всё понятно.

- Прекрасно. А теперь я хочу поговорить о том, что произошло и, главным образом, о суде над виновником взрыва.

- Может быть, взрыв произошёл случайно…, - начал осторожно Ной.

- Взрыв был преднамеренный, - Первосвященник особо выделил последнее слово, - Той хотел убить тебя, но попался сам. Он не просто признал свою вину, он кричал об этом всем, кто мог его услышать. И ты знаешь наш закон: смерь за смерть или попытку убийства.

- Я хочу поговорить с ним сегодня, - холодно заявил Преемник, и отец Марк впервые уловил в его словах приказные нотки.

- Хорошо, я распоряжусь, чтобы тебя проводили. Только совершенно не понимаю, зачем тебе это нужно! Знаю, что приятелями вы и до этого не были. Правда, даже предположить не мог, что он способен на такое преступление, - разные мысли возникали в голове старика, пока он произносил эти общие слова прежде чем примет окончательное решение, - Наказать его ещё больше, чем он сам, уже невозможно. Сама смерть будет уже благом. Как бы там ни было, помни, суд состоится завтра, как всегда в полдень. Как он будет проходить, и все правила тебе расскажет Али, - в голосе Первосвященника прозвучало скрытое неудовольствие, - тебе так же придётся заявить о своём решении. Так что готовься! Недопустимо чтобы Преемник, вдруг, стал заикаться или невнятно мямлить.

  Отец Марк поднялся, жестом остановив встающего следом Ноя. Али распахнул перед ним дверь и вышел следом, чтобы проводить.

«Так, значит, это был не случайный взрыв, и я не попал под него по незнанию. Зачем только он это сделал теперь … просто неразумная ненависть или ещё что-то…»

  Вошёл Али и нерешительно застыл у двери.

- Садись, - пригласил его Ной, отмечая, как гость отводит глаза, как мечется его взгляд, цепляясь за глаз видеокамеры. Первый помощник Первосвященника развернул кресло так, чтобы оказаться спиной к этому оку. И тихим монотонным голосом стал посвящать хозяина в подробности Церемонии посвящения и Суда. – У тебя сильно болит голова, - дождавшись окончания его речи, сказал Ной, - потому, что ты не выспался и ничего за последние сутки ещё не съел. При твоём пониженном давлении – это опасно, можешь совершенно неожиданно упасть в обморок. Пойдём, выпьем кофе, пока до службы есть ещё полчаса.

- Откуда ты всё это знаешь? – первый раз на бесстрастном лице Али возникло удивление.

- Просто знаю и всё, - вставая, очень тихо сказал Ной, направляясь к обеденному столику,- Твоя боль пройдёт в течение получаса после того, как поешь. А вот, что интересно, почему у отца Марка бессонница? Он чем-то напуган? Не из-за меня, я полагаю?

  Гость от его последних слов сильно побледнел и стал снова беспокойно озираться по сторонам в поисках чего-то невидимого. Сделав последний глоток, он поставил дрожащими руками чашечку на место и, выразительно поднял свой медальон, делая вид, что вытирает.

- Хочешь шоколад? – кивнув головой, спросил Ной, доставая из ящика стола плитку в фольге, -  Мне доктор назначил, но тебе сейчас нужнее.

  Али не был глупцом, он всё правильно понял. Шоколадные квадратики отправились на блюдце, а шелестящая упаковка обняла кулон. Но он всё ещё чего-то опасался.

- Ну же, Али! Даже если услышат, то в этом нет никакой особой тайны. У твоего наставника проблемы с сердцем. Если будет приступ, врачи могут и не успеть …

- Я не захожу во внутренние покои, - начал говорить гость почти шёпотом, - Но вчера вечером слышал обрывок разговора. Он жаловался Сыну Бога на какого-то призрака, который приходит к нему по ночам и требует что-то сделать. Отец Марк так при этом кричал … Думаю, что от этого он и не спит.

- Это уже интересно, - задумался Ной, - что-то я за все годы, что провёл в крысиных патрулях по ночам, никогда не встречал ни восставших мертвецов, ни призраков. Придётся мне и эту загадку разрешить, - у Али вытянулось лицо от удивления, он хотел что-то сказать. Но в это время прозвучал сигнал, оповещавший всех о сборе на службу в Храме. И они оба вскочили. Упала, шурша на пол уже ненужная фольга. Времени оставалось совсем немного.

  Спустя четверть часа Первосвященник вывел Ноя из внутреннего помещения Храма и объявив его Преемником, усадил на трон и первый поцеловал край его одежды. Он встал рядом с возвышением и наблюдал за тем, как все по очереди совершают ритуал, краем глаза поглядывая на новое начальство. Отец Марк ожидал всего чего угодно от этого мальчишки: смятения, высокомерия, радости, но только не полного равнодушия, к концу церемонии перешедшего во что-то вымученное.

  Из-за затянувшейся процедуры службу пришлось сильно сократить. Но всё равно, она показалась Преемнику в этот раз бесконечной. От безделья он стал пристально всматриваться в лица людей стоявших перед ним. Уже давно для него не были секретом чужие мысли, эта способность с каждым днём усиливалась. Ия, разбудившая её, словно передавала и питала её каждым своим касанием, всем своим чувством. Чтобы узнать настороженную радость и гордость за него, Ною не надо было даже смотреть в её сторону. Эти чувства фонтаном лились на него сверху. Теперь уже никто не загораживал родное лицо, девушка стояла у всех на виду.

  Прямо перед ним в нескольких шагах находился Староста. Он, как впрочем, и многие из специалистов, совершенно не думал о тех молитвах, которые произносил священник. Его занимало то, что завтра будет не Суд, а просто расправа над молодым и сильным мужчиной, которого надо было наказать за его глупую попытку, но не убивать же! Тем более что всё закончилось хорошо. А общине необходимы крепкие люди. Из крысоловов его можно было бы перевести на какие-нибудь из тех работ, где требуется не столько знания и ум, сколько крепкие мышцы. Вместо этого он гниёт в камере без всякой медицинской помощи. Глупо и жестоко! Впрочем, ему уже, скорее всего, никто не сможет помочь. Чудо, что он ещё жив до сих пор. Вот Первосвященник и спешит с представлением, пока ещё есть над кем…

  Главврач, поглядывая изредка, на Ноя сомневался: правильно ли он сделал, что доверился этому мальчишке. Ещё неизвестно, как он теперь, получая большую власть над ними, поведёт себя. Не закружится ли голова от свалившегося на него величия. Большинство специалистов рассуждали о чём-то подобном. Всех волновал один вопрос: не превратится ли юноша в очередного жестокого властелина? С его-то способностями это не трудно. Если Учитель не обладая ни такой памятью, ни способностью к наукам сумел поработить столько образованных гениальных людей, то чего ожидать от Ноя? Только завхозу было всё равно. Он с явным безразличием созерцал всё происходящее, но подсчитывал в уме: надолго ли хватит консервов, переживал, что растительного масла осталось не так много, как хотелось бы и так далее.

  Если кто-то и молился по настоящему, то это только простые работяги: уборщики,  грузчики, работники самых разных подразделений. Они были совершенно другие. Только они отчего-то верили полностью всем произносимым священником словам. Они заранее благоговели перед ним самим и радовались прикоснуться просто к его одежде. Они ненавидели Тоя, посягнувшего на их новую святыню, и ждали суда и расправы над ним. В них не было ни каких сомнений, ни жалости. Эта серая человеческая масса если и думала о чём-то своём, то это были самые простые примитивные желания: еда, сон и так далее.   Но, почему? Ранее Ной об этом как-то не задумывался. Вся эта толпа напомнила ему о роботах: приказ хозяина – закон. Приемник отвёл от них глаза, они были ему неприятны. Даже их мозг светился как-то блёкло и так же тускло серо, как они сами.

    Ноя давно уже звал другой взгляд, взгляд матери, на который он преднамеренно не откликался. Ему было больно смотреть в эти ясные глаза и читать в них страх и жалость. Но сейчас появились новые чувства: надежда и доверие. «Надо будет при первой же возможности посетить её. Жаль, что не знаю, что придумал для меня наставник. Если Али не почудилось, то дядя Иван здесь, но почему-то не пожелал сам поговорить со мной. Он опять болен? Если бы он что-то заподозрил, то вряд ли я сидел бы здесь …»

  Служба, наконец, закончилась, и Ной оказался во внутренней комнате Храма. В первый раз, когда они влетели вдвоём сюда всего за несколько минут до выхода, то под сердитым взглядом Первосвященника ему некогда было его даже оглядеть. Али, согнувшись от груза своей вины почти как вопросительный знак, быстро помог напялить белоснежную хламиду, подал знак отличия – довольно-таки увесистую звезду, и Ной тут же был подхвачен под руку отцом Марком. Теперь он ожидал, сняв торжественную одежду, Начальника охраны. Было время оглядеться.

  Высота её была совсем невелика, и узкая железная лесенка вела куда-то наверх. Вся обстановка чем-то напоминала будуар какой-нибудь дамы, а не келью священника. Стояла мягкая мебель, шкафы были полны не только одеждой и утварью для служебных нужд, зеркала, на полу ковёр. Всё это убранство загораживалось от входной двери тканевым плотным пологом, который сейчас был раздвинут. Двое служек суетились вокруг священника, помогая ему удобнее расположиться в кресле. Один подсовывал маленькие подушечки под спину и голову. Другой подставлял скамейку под ноги. Али принёс что-то на подносе и поставил рядом с креслом на столике.

  Первосвященник предложил Ною присоединиться к чаепитию, но тот отказался. Ему хотелось пить, но этому старику он не доверял. Прошлые приглашения закончились для него совершенно не так, как предполагалось, и неизвестно что последует за этим. У него были свои планы на этот вечер, и менять он их даже в угоду отцу Марку не собирался.

- Али, - обратился тот к слуге, - достань тёплую накидку для Преемника. И унты не забудь. Там холодно.

  К Ною подошёл Начальник охраны и, поклонившись, сказал, что ему приказано проводить его к заключённому. Ной последовал за ним со смешанным чувством. Он сам ещё не знал, зачем это ему нужно, но в правильности намерений не сомневался.

 «И зачем было его спасать?- читал он мысли провожатого. - Лучше бы его тем камнем сразу прибило. И человек-то - дрянь. Все его бывшие подчинённые были только рады, что избавились от него. Зачем бог сохранил ему жизнь? Чтобы подольше мучился? И Приемник зачем-то идёт к нему? Отомстить, что ли собирается? Там уже и добивать-то некого. Так, полюбоваться на мучения своего врага? Все мы слабы, даже те, кто считает себя сильным!» Охранник рассуждал, гоняя мысли по кругу. Ему явно не нравилась эта миссия.

В этой части  кокона Ной был всего раз. Она находилась вблизи ледяной пещеры, служившей всей общине и моргом и кладбищем одновременно. Сюда редко кто заглядывал по доброй воле. О том, что здесь есть своеобразная тюрьма с камерами, он знал, но никогда так близко не был, даже тогда, когда проверял состояние Кокона после землетрясения. В этом не было необходимости потому, что она  была вырублена в массиве скалы за пределами сооружения. Даже в дальних коридорах ощущалось ледяное дыхание пещеры. А у самых камер изо рта шёл пар. Как же здесь можно находиться? Ной содрогнулся. О том, что ждёт арестантов, он знал только в теории.

Они прошли в узкую арку. Перед ними находилось несколько металлических дверей. « Я закрою за вами, если что-нибудь понадобится, просто громко позовите», - заранее предупредил Начальник охраны. Он отпер ближайшую из дверей, и отступил в сторону, пропуская Ноя вперёд, и запер дверь за ним.

Камера была очень маленькой и тесной. Здесь было очень душно и едва ли теплей, чем в коридоре. И стоял такой отвратительный запах, что даже Ною, привычному ко всему, стало не по себе. На каком-то деревянном настиле, застеленном непонятной рваной тряпкой лежало какое-то существо в изодранной грязной одежде. Ноги его были кое-как замотаны старыми бинтами. Оно тряслось не то от холода, ни то от жара. Услышав лязг замка, существо повернулось, и гость с внутренним содроганием  узнал в нём Тоя. Он был настолько мало теперь похож на себя прежнего, что становилось жутко от одного взгляда на его запавшие, как у дряхлого старика щёки, покрытые щетиной, на налитые кровью глаза и потрескавшиеся черные губы.

- Что, решил полюбоваться на поверженного врага?- сиплым голосом заявило то, что осталось от короля крысоловов. - Торжествуй! Что же ты не радуешься? Добил бы меня лучше, чем так мучиться…, - Ною стало как-то невыносимо жалко Тоя. Он был совсем раздавлен страданиями от боли и холода. Даже те немногие слова, что он произнёс, совершенно лишили его сил. Он только прошептал: «Пить…» - но как-то безнадёжна была его просьба.

Ной присмотрелся и обнаружил в крошечной нише металлическую кружку с водой. Он подал её больному и помог пить, придерживая его голову. «Спасибо… странно, что ты…, - Той опустил голову на то, что заменяло ему подушку, – Меня здесь никто за человека не считает…» - И в его воспалённых глазах сверкнули слёзы. Ной испытывал к своему врагу такое сострадание, какого не ожидал в себе узнать. Он снял с себя накидку и укрыл ей несчастного. Когда его руки оказались совсем близко от тела, та дикая нестерпимая боль, испытываемая больным, отразилась в нём.

- Сейчас  я попробую тебе немного помочь, только не мешай мне, - сказал он и принялся за дело. Ной никогда не считал своего врага слабаком. Но то, как стойко он переносил свои мучения, вызывало уважение. Всё-таки, Той был и оставался бойцом. Его жизнь висела на волоске.  Ноги были сломаны во многих местах, одна голень раздроблена. Повреждён позвоночник … Травм было так много, что врачеватель сбился со счёта. Каждое, даже самое малое движение должно было причинять узнику невероятную боль. Поправить всё сейчас сразу было невозможно, на это требовалось много часов работы. Он решил, что самым правильным будет купировать боль и уничтожить начинающуюся гангрену. А уже завтра, после Суда будет ясно, что делать дальше.

 Когда всё было окончено, Ной посмотрел в лицо пациента. У того было какое-то расслабленно-блаженное выражение. Той вдруг схватил его руку и поцеловал, как обычно целуют священникам. Ной хотел отнять её, но тот не дал и только прижал к своей щеке как-то по-детски. Он вдруг заговорил горячо и торопливо, словно боялся, что его кто-нибудь может прервать: «Ведь это я должен был стать преемником! Я! Мне много раз об этом говорил Учитель! Он заставлял меня повторять за ним это сотни раз. Мне было года три, когда он впервые объявил мне это, но я всё помню. Он говорил, что я его любимый сын, и только я должен управлять всеми людьми в Убежище…, - Той немного отдохнул и продолжил, - Я стал готовиться к этому, как мог. Среди ровесников можно добиться лидерства только кулаками, и я стал самым сильным, и все подчинялись мне. Потом я стал Королём охотников. И опять все подчинялись мне, но только не ты! Я ведь почти убил тебя тогда, помнишь? Столько лет мы враждовали. А тут вдруг тебя повысили, хотя ты должен был сидеть здесь и умирать от холода. Потом всё затихло… Пусть, я думал, он живёт у зоологов, спит в тепле, ест, лучше, чем я.  Пусть! Обидно было, что и девушка моя ушла, ну, ничего, пусть делает то, что ей нравится, не от меня же ушла…, но … мы же всё равно встречались, любили друг друга… Взрывчатку-то я не для тебя спрятал…  Мечтал, дурак, что такой же склад найду или ещё что-нибудь другое ценное. Вот тогда бы она и пригодилась. И меня повысят и оценят! А тут, вдруг, слышу, шепчутся все, что преемника выбрали и кого – тебя! - Той хрипло засмеялся и закашлялся. –  Разозлился, психанул. А тут Мая пришла … Разругались мы с ней вдрызг! Она мне и заявила, что если я не изменюсь, то к тебе уйдёт. Не поверил ей, но решил последить. Всё видел … вы даже дверь не закрыли! Если бы ты знал, что я чувствовал тогда … был бы факелом, весь Кокон бы спалил! Не посмел вас тронуть, всю ночь в своём логове пробесился. Кто-то мне всё шептал: убей, убей! А утром эта чудная мысль в голову пришла. И ты будто нарочно ночью в это место подался. Если бы не в ту ночь, возможно и одумался бы. Я, Майке, всё всегда прощал. Проглотил бы и это, потому, что не могу без неё жить…, - он замолчал. Ной не мог и не хотел оправдываться. Оба были в чём-то виноваты. Если раньше, он не помнил ничего, и наркотический дурман мог служить, хоть каким-то извинением для самого себя. То с возвращением памяти там наверху, он вспомнил в подробностях опьянение наслаждение первой близости. Да, от него ничего не зависело в тот момент, но от этого было не менее стыдно. Ничего изменить было нельзя. Той передохнул и продолжил, - Всё бессмысленно в моей жизни. Вот завтра закончится она, и зачем всё было?    

 Заскрежетал замок и в дверь осторожно заглянул Начальник охраны. Он никак не ожидал увидеть этих двоих мирно беседующими. Ной сидел на краю постели. Той по-прежнему прижимал его руку к своей щеке. Охранника пригнало не любопытство, а страх, чтобы не случилось плохого с Приемником. Тогда и ему не миновать этой камеры. От неожиданности он опешил, но услышав шаги в коридоре, быстро нашёлся: «Прошу меня простить, но там врач пришёл…», - и скрылся за дверью. Ной поднялся.

- Прости меня! – Совершенно искренне и смиренно произнёс Той. - Они по закону или без него, всё равно, убьют меня. Я это, несомненно, заслужил. Вот только повиниться перед тобой у меня больше возможности не будет!

- Я прощаю тебя. – Обернулся от двери Ной.

Он вышел за дверь, угодливо распахнутую Начальником охраны.  Неизвестный ему врач и, вправду, нетерпеливо ожидал за дверью. Он учтиво поклонился, широко улыбаясь, но его улыбка исчезла под ледяным взглядом Приемника, стоявшего перед ним в лёгкой рубашке: «Не знаю, какой вы врач,- сказал Ной, - но одно могу сказать точно, что вы плохо выполняете свои обязанности. Вы не должны делать никаких различий между мной и узником при оказании медицинской помощи!» Врач не сумел  найти слов для оправдания, в конце концов, этот мальчишка был прав! Лично он считал, что незачем тратить лекарства на приговорённого к смерти.  «Без накидки вы простудитесь…» - только произнёс он. «Ничего, я потерплю!» - Получил он в ответ от уходящего посетителя.

Ной вернулся к себе в комнату. После всего, что он увидел и услышал, было скверно на душе. Но делить свои переживания с кем-то ещё он не привык. Чтобы смыть с себя тот скверный запах, что всё ещё окутывал всё его существо, он принял душ и переоделся. Но от этого легче не стало. Надо было что-то решать. Завтра будет очень опасный и тяжёлый день. Как поступит – сомнений не было. Какие будут последствия – зависело не от него.

Преемник шёл по коридорам Инкубатория, бросая короткие взгляды по сторонам. Ещё не прозвучал сигнал отбоя, и девушки разноцветными душистыми стайками кружились возле него. «Сколько их здесь?» Ада куда-то ушла, и они чувствовали себя свободно без надсмотрщицы. Они смеялись, задевали его, заигрывали, надеясь на что-то. У Ноя даже закружилась голова. Это была другая отрицательная сторона способности читать чужие мысли. Этих мыслей было слишком много направленных на него, будоражащих, опьяняющих не хуже тех препаратов, что толкнули его катастрофе. «Надо лучше контролировать себя. Необходимо этому научиться …» Но получалось пока что плохо. Голоса сливались в сплошной гул, как в пчелином улье. Духи только усиливали эффект. «Где Ия?» - спрашивал он у них, но ответом был только призывный смех. «А чем мы хуже? Пойдём с нами!»  Молодой человек ещё делал строгий вид, хотя состояние было уже на грани обморока.

Наконец где-то в одном из коридоров раздался нарочитый стук каблуков. И девушки рассыпались по сторонам, как бусины с разорванной нити. Тут же прозвучал сигнал отбоя. Ада в своём неизменно длинном синем платье выплыла из бокового коридора и низко склонилась перед ним.

- Вас не было на месте! – выпалил Ной, получилось это у него начальственно грубо, чего от себя никак не ожидал, - Я искал Ию и совсем запутался.

Щёки его пылали, губы дрожали, голос едва не срывался. Наставница расценила это как гнев и не стала ничего возражать.

- Прошу вас, - она величественно развернулась, и повела его за собой. Всего в паре шагов от него была комната его невесты. Она распахнула перед ним дверь, приглашая войти. – Подождите пару минут. Она в ванной. Я её сейчас позову.

Оставшись один, он обхватил пылающую голову руками. Что с ним творится такое? Никогда раньше не приходилось так остро ощущать ни чужую боль, ни чужую страсть и желания. Кто бы научил, как отгораживаться от них. Это тоже влияние. Завтра на него выплеснут совсем другие чувства: ненависть, злобу, жажду мести или ещё Бог знает что. Как удержаться и остаться самим собой? И это ещё начало. Силы должны возрастать, крепнуть. Они ему нужны … очень нужны, но совсем для другого. Он должен быть этим способностям хозяином, а ни они довлеть и управлять им.

Из  раскрытой двери слышался лёгкий смех и шёпот, шорох шагов. Наконец в комнату впорхнула Ия и обняла его, прижалась. И он почувствовал туманящий жар её тела. Золотые волосы были ещё влажными. Её руки погладили его склонённую голову, и стало как-то легко, словно ушла часть боли, рассеялись сомнения.

- Ты устал, мой любимый, - прошептала она, - тебе надо отдохнуть и выспаться. Пойдём…

- Я здесь не смогу, - ответил он, - их слишком много. И они хотят того, что я никогда им не смогу дать. Пойдём лучше ко мне…

- Разве нас вместе выпустят? – удивилась девушка.

- А кто посмеет остановить?

Они вышли из комнаты, держась за руки и стараясь не смотреть по сторонам. Ада, было, направилась к ним, но посмотрев на решительные лица, только махнула рукой.

- Вот, полюбуйся, - говорил Иван, поглядывая в монитор на целующихся влюблённых, - нормальная человеческая реакция. И наплевать, что он снял с неё этот долбаный кулон. С ним в постели неудобно. Надо придумать нечто более совершенное…

Голоса были ещё слышны, но неразборчиво. Внезапно для наблюдателей все видеокамеры словно заволокло паром. Изображение затуманилось, а потом не стало видно ничего кроме серой мути.

- А вот это, пожалуй, что ещё интереснее, - озадаченно произнёс Иван.

- Все видеокамеры разом выйти из строя не могли! – всполошился Марк.

- Да, в этом ты прав. Просто наши голубки показывают нам, что в весёлом видео сниматься не желают! Ну, в конце концов – это их право, - вздохнул он. – Главное, чтобы шёл сам процесс. И если «кина» не будет, то я пойду к себе. Что-то подозрительно хорошо себя чувствую, как затишье перед бурей. Да, не забудь, постельное бельё завтра в лабораторию на анализ.

- Это зачем? И так всё понятно.

- Мне не нужны мистификации. Люблю строго научную определённость…

 Утром Ноя разбудила Ия. Наверное, так любящая мать будит своего заспавшегося ребёнка. Она не трясла его за плечи, ни говорила громко, она просто поцеловала его в лоб. Этой ласки было достаточно, чтобы он открыл глаза. «Ты совсем обленился и слишком долго спишь!» - С укором прошептала она. Он перехватил её руку и потянул на себя.

- Мне так, спокойно и хорошо с тобой …

- Тебе надо научиться отгораживаться от тех людей, мысли которых тебя в данный момент не интересуют. Сегодня на Суде я тебе помогу, но ты должен и сам учиться…

Весь оставшийся  до Суда промежуток времени он провёл за чтением. Его никто не беспокоил. Ия ушла к себе. Он даже немного тревожиться, не забыли ли о его особе намеренно. Но в положенное время динамики сообщили, что через час состоится суд над преступником в Храме. Почти сразу же за этим, вошли Али и Ада. Помощник Первосвященника принёс облачение и помог Ною одеться. Ада же, юркнув в спальню, вышла оттуда со свёртком, и так же, молча, исчезла.

Такого преступления, как явное покушение на убийство, в подземном сообществе уже давно не было. Поэтому в Храм явились все, кто не был занят работой, требовавшей обязательного присутствия дежурного. Сюда привели даже школьников, которые уже заранее были испуганы, и смотрели с высоты своего балкона вниз с нескрываемым любопытством. Для них это был своего рода театр.

Слева от алтаря, возле трона были поставлены старинные стулья для Главных специалистов, которые имели статус судей, справа был разослан небольшой чёрный квадратный ковёр. В центре восседал Первосвященник. На месте первых двух рядов и справа и слева от прохода до стен были установлены скамьи для специалистов. Далее все желающие могли стоя по рангам присутствовать на суде. Единственное отличие было в том, что охранники выстроились с двух сторон от центрального прохода, отгораживая толпу, чтобы она не растерзала обвиняемого. И как почувствовал Ной, выходя в зал, весь пропитанный какой-то первобытной ненавистью, это вполне могло произойти. Когда все заняли положенные места, охранник вкатил в зал коляску, на которой съёжившись,  сидел  Той. Он выглядел едва лучше, чем накануне. Правда, его ноги были перебинтованы чистыми белыми бинтами, и накидку Ноя никто не посмел с него снять, но он был словно живой покойник. Той трясся теперь уже от страха, он прекрасно понимал, что его может ожидать. Не раз был свидетелем страшной кончины приговорённых, ещё в  детстве, когда из любопытства бегал наблюдать за казнью. Тогда это казалось ему очень забавным, а теперь, как он не без основания считал, ему предстояло испытать это на своей шкуре. Он слышал тихий издевательский смех и улюлюканье своих бывших «друзей», которые так откровенно радовались его падению, буквально кожей чувствовал презрение и злорадство тех людей, которые раньше побаивались его силы и наглой властности будущего хозяина. Он никогда и никому не доверял, а на слова сказанные Ноем при прощании он не надеялся. Разве можно простить убийство? Этот странный юноша и так сделал для него слишком много: не издевался и не злорадствовал, а посочувствовал. Все эти люди вокруг жаждали расправы. Сам никогда бы не посмел пойти против мнения и желания толпы, не было в нём такой духовной силы. Если бы он мог отмотать свою жизнь назад, то, скорее всего, поступал бы иначе с этим дерзким и самоуверенным мальчишкой, каковым считал теперь своего врага, они могли бы стать лучшими друзьями и составили бы неплохой тандем на пути к власти и успеху этого маленького мира. А сейчас он ожидал только расправы и очень боялся смерти, раскаиваясь во всём, что сделал.

Суд начался с того, что Начальник охраны стал зачитывать обвинение, перечисляя все происшедшие события с самого начала. « Поддавшись искушению, он украл и спрятал у себя толовую шашку… Воспользовавшись тем, что выбранный Сыном Бога Приемник отправился для завершения работ по уточнению и составлению карты подземных ходов  дальние коридоры  и зная, что тот оказался в каменной нише, он заложил и взорвал толовую шашку с тем расчётом, чтобы наверняка подвергнуть его неминуемой и мучительной смерти. И только милость и провидение Божье спасли Приемника. В том, что совершено это преступление преднамеренно ты, Той, сын Тимофея, признаёшь себя виновным?»

- Да, признаю…- Хриплым тихим голосом ответил обвиняемый.

- Раскаиваешься ли ты, Той, сын Тимофея, в содеянном? - Продолжал Начальник охраны.

- Да! – Впервые поднял глаза на людей, обвиняемый, - И если бы мог встать на колени, то молил бы о прощении…

Но эти искренние слова то ли не всеми были услышаны, то ли не имели уже никакого значения, но люди ответили на это гробовым молчанием. Всё же, Ной уловил в сознании многих невольную подвижку к жалости, во всяком случае, то жуткое и звериное желание растерзать преступника немедленно, слало потихоньку таять.

Вслед за этим, стали выступать специалисты, облечённые властью судить. Но уже и среди них не было единства. Всё же они боялись высказывать своё настоящее мнение и большей частью склонялись поступить по закону. Но были и те, что обрушивались на обвиняемого с гневной речью, требуя высшей меры наказания, по принципу, чтобы другим неповадно было. И все без исключения от лица своих сотрудников приговаривали его к смерти.

 Ной знал, что ему предстоит говорить последним и очень надеялся, что сможет подобрать правильные слова. Поэтому, выслушав выступления первых специалистов, уже знал, наверняка, что скажут все остальные. Тем временем, заседание продолжалось. Один из помощников скрупулезно записывал всё, что говорилось. Ему одному было совершенно всё равно, что здесь происходило. За специалистами настала очередь Первосвященника подводить итог.

- Братья и сёстры! - Обратился он к присутствующим. - В то время, когда мы трудимся по совести и чести каждый на своём месте, и стараемся выдвинуть вперёд самых лучших из нас, что бы было кому продолжить наш путь к процветанию, было совершено это низкое и коварное преступление! – Он остановился, давая возможность толпе, которая отреагировала на его речь яростным рёвом, успокоиться. Ной, внимательно слушал его. - Я не стану повторять слова наших достойных членов общины. Вы их слышали. Как ваш духовный наставник я могу сказать только то, что Бог Великий и Всемогущий не допустил совершиться этому злодеянию. Он сохранил жизнь самому достойному из нас. И покарал преступника. Он сохранил ему жизнь и преступнику, чтобы мы могли посмотреть ему в глаза и совершить правосудие. - Первосвященник, при упоминании Бога, воздевший театральным жестом руки кверху, при последних словах сложил их ладонь с ладонью у груди. И так в позе, молящегося, продолжил. -  Мы должны свершить правосудие согласно нашему закону. «За убийство  или покушение на убийство полагается наказание смертью. Приговорённый должен быть прикован к каменному столбу в пещере мёртвых». Мы должны соблюдать закон. Но так как преступник признал свою вину и раскаялся, мы можем облегчить его уход из жизни. Мы будем милосердны. Врач сделает ему смертельную дозу снотворного,  и он во сне без мучений скончается. – В Храме повисла страшная тишина. В это мгновение все, кто имел хоть какое-то представление об этой казни – содрогнулись. Сделав паузу, Первосвященник продолжил. – Сейчас я, с согласия наших судей подпишу этот вердикт. – Он повернулся и, обмакнув перо в чернила поставил свою подпись. – Теперь я прошу сделать то же самое нашего Преемника. Подойдите к столу, здесь вам будет удобнее.

 Пока Ной шёл к столу, стояла мёртвая тишина, и только его сердце бешено билось в груди. Он медленно подошёл и взял бумагу в руки. Эта бумага была плотной и жёсткой. Но руку Первосвященника, протянутую к нему с намоченным пером, он отверг, и повернулся к людям. В этот момент лицо у него было, как у каменного изваяния, и те, кто увидел его, вдруг решили, что его не устраивает такая лёгкая смерть врага.

- Я не стану подписывать этот вердикт. – Громко и чётко сказал он. Первосвященник от такой неожиданности растерялся. – Повинную голову меч не сечёт. Я прощаю его. Потому, что Бог уже свершил своё правосудие и дал возможность грешнику раскаяться. Теперь его душа чиста и может начать свой уже праведный путь сначала. Я не считаю возможным гневить Бога и ставить наш суд и закон выше его суда и закона. Достаточно будет его добровольного покаяния перед всеми, когда он будет в состоянии это сделать.

Весь зал одновременно выдохнул, а Первосвященник побагровел от гнева. Он до сих пор не знал, что ему сказать. В повисшей тишине раздался треск рвущейся бумаги. Первосвященник шумно хватал воздух, силясь что-то произнести. Но он не успел. Из алтаря вышел, совершенно неожиданно Сын Бога в своей белоснежной ризе. Ной сразу понял, что одевался он самостоятельно и в ужасной спешке, поэтому и тиара сидела как-то неровно и одежда была несколько помята. Да и чувствовал он себя как-то не очень хорошо, походка была неуверенной. Все в храме ещё раз выдохнули одновременно (все знали, что Сын Бога появляется в исключительных случаях).

- Целиком и полностью поддерживаю решение моего Приемника! - Обнимая за плечи Ноя, а скорее повиснув на нём, чтобы удержать равновесие, но лицом к людям, провозгласил он. - Наш небесный отец одобряет это решение. И я очень рад, что не ошибся с выбором! – Вслед за этим он шепнул Ною на ухо. – Отведи меня на место, а то это всё плохо кончится. – От него пахнуло тем дымом, который стал причиной обморока в прошлую их встречу. Он немедленно повиновался.

После того, как Сын Бога занял своё место, а Ной расположился на ступенях, все взоры обратились на помилованного. Той сидел, откинувшись на спинку коляски в полной прострации, и по его лицу ручейками стекали слёзы.