Ной продолжал планомерно изучать все подразделения Кокона. Практически нигде он надолго не задерживался потому, что либо раньше уже ходил сюда к специалистам на занятия, либо всё к чему сводилась их работа было до примитивного просто. Но кое-какие особые выводы он уже сделал, и они могли показаться сумасшедшими! Каждый раз, видя нечто особенное, что никак не укладывалось в его представления о подземной жизни, удивлялся: как он мог этого раньше не замечать! И всё же не переставал себе твердить: «Надо всё разложить согласно статистике, систематизировать, а уже после этого делать выводы. Сейчас ещё рано». Он опасался ошибки.

  После утреннего происшествия Ной предполагал, что наставник позовёт его к себе для разговора, но он ошибся. Иван только недовольно и как-то подозрительно посмотрел на него и отпустил. А им было о чём поговорить. Нет, не об охранниках, явно новых людях в Коконе, что вполне подтверждало его догадки о том, что наблюдение за подземными жителями и многое другое осуществляют посторонние. Или здесь было что-то другое? Раньше он сам не замечал посторонних как будто они невидимки. Теперь встречал достаточно часто, чтобы понять, что они даже не скрываются. Возможно, что дядя по-прежнему уверен, что и он, Ной, их не видит или не помнит. Почему?

  Если ранее можно было думать, что смерть отца Марка нужна Ивану, то теперь стало ясно, что это не так. Он помог спасти его, значит, первосвященник ему нужен. Зачем избавляться от человека, который держит людей в повиновении? Значит – это кто-то другой. Только кто ещё в Коконе может воздействовать на его жителей, зная о центрах управления? Неужели Учитель передал способ управления кому-то?

  Невольно возникала ещё одна мысль о том, что и покушения на Тоя, и воздействие на отца Марка может быть извне. Этот таинственный кто-то пытается вопреки здравому смыслу вершить судьбами людей. Зачем только нужна была смерть ещё и первосвященника? А с ним происходило ровно то, что и с санитаром. И если бы не беспокойство Али и внезапное появление Ивана, то в ледяной пещере стало бы ещё на одного «жителя» больше.

  Но сейчас парня беспокоило другое. Он шёл к агрономам, а значит, к матери. После своего возвращения они ещё не встречались, обмен взглядами не в счёт – читать мысли мама не умела. Волнение от предстоящей встречи всё усиливалось. Что он ей может сказать, а что – нет? Последнее время в её взгляде читается уже не беспокойство, а прямой укор. В чём его вина? В том, что боится встретиться с ней?

  Дверь распахнулась. Повеяло влажным теплом и ароматом зелени. Дыхание растительной жизни было ни с чем несравнимо, оно остро напомнило об отце и гостеприимной тёплой поверхности. Последний раз он был в этом секторе полгода назад, когда заканчивал изучение химии. С тех пор, многое изменилось. Расширилось не только грибное хозяйство.  Главный агроном с гордостью показывал ему, насколько увеличились их искусственные поля, разнообразилось количество растений. Их освещали где-то тускло, где-то ярко, и свет был разным по цветовой гамме. Всё-таки Иван заботился о подземных жителях.

- Мы подбираем для каждого вида растений и их стадии роста свой особый спектр и интенсивность освещения. Используем для выращивания, как грунт, так и гидропонику…, - седой старичок агроном, так распалился от того, что есть перед кем похвалиться своими успехами, что позабыл всякую осторожность и говорил много лишнего. «А, может быть, ему разрешили сообщать преемнику, всё как есть, без утайки?» - подумал Ной. И не стал задавать провокационных вопросов по поводу того, откуда так своевременно появились удобрения, какое чудо произошло с семенами, и как появились такие удивительные лампы. «Неужели, дядя решил мне выдать великую тайну о жизни на земле?» - он невольно улыбнулся своим мыслям. – А теперь вы, наверное, хотите познакомиться со всеми нашими работниками? «Догадываются ли о том, что жизнь там, наверху, продолжается? Или просто так же не замечают, а скорее всего, воспринимают, как должное, всё новое, что появляется перед ними?»

  В маленьком кабинете главного агронома было тесно от засилья разнообразных цветущих растений. Они таким плотным ковром покрывали стены, искусственной кроной свешивались с потолка, едва не лишая сами себя света, что Ной в этом переплетении не мог отыскать придирчивого глаза видеокамеры. «И не ищите! – словно угадав его мысли, пояснил Натан Игоревич, - Здесь вас никто не увидит и не услышит. Можете быть спокойны! Это даже не мой кабинет, а можно так сказать, что предбанник или приёмная. Ну что же, будем звать?»

- Подождите, - воспротивился Ной. Он стоял у крошечного канцелярского стола, на котором едва поместился ноутбук, – если уж вы здесь, то…

- Ах, да-да! – спохватился старичок, - У вас же какая-то манипуляция! Что-то вроде диагностики, меня предупреждали.

- Если вы не против, то садитесь, - заставлять стоять его перед собой, парень посчитал неудобным и пододвинул стул. Агроном уселся без тени сомнения.

- И что же вы там находите? – полюбопытствовал Натан Игоревич.

- К сожалению то же, что и у других, - отвлечённо выдал Ной.

- А знаете, молодой человек, что вы повторяете действо нашего незабвенного Учителя? – это заявление было ново, для исследователя, но вполне предсказуемо, - Да, да! У меня прекрасная память, не смотря на годы! Это кстати, в вас всех и подкупает. Вы действуете так же как он, только тактичнее. Вы сами приходите к нам, а Учитель нас вызывал к себе, вот так! И поставив на колени, говорил, что вкладывает нам в головы зерно разума! Это была, надо сказать, малоприятная процедура. После неё у всех страшно как болела голова несколько дней. Спать и то было невозможно. Но потом – проходило постепенно.

«Значит, он называл это зерном! Ну, что же, вполне логично. Зерно пускает корни …»

  Аграрии всё шли и шли один за другим. Множилась статистика разноцветных зёрен. И каждое зерно предписывало обладателю какое-то своё назначение. Абсолютно непонятное и зловещее. Ной уже понял, что если заняться планомерным уничтожением их, то ему необходимо будет бездну энергии и не меньше года ежедневного тяжкого труда. А было ли у него это время? Ведь каждый из этих ничего не подозревающих людей нёс не только для себя, но и для других потенциальную опасность. И смерти уже начались! Кто может сказать, что придёт в голову безумцу, взявшемуся за своё чёрное дело? Его руки научились очень быстро определять степень «зерна». Его потенциальную возможность ещё предстояло разгадать.

  Если пользоваться алгебраической терминологией, то перед ним стояла огромная, ещё до конца не определённая, система уравнений с множеством неизвестных. И обо всех ли «сюрпризах», оставленных покойным Учителем, он может узнать? Нет, пока голая статистика. Размышлять будем после.

  Дорогая, любимая мама вошла последней и нерешительно замерла у двери. Она явно не знала как вести себя с таким высокопоставленным сыном. Вся её тонкая маленькая фигурка напряглась. Ольга только смотрела на него, ища перемены. Но он сам сделал первый шаг и обнял её. Так давно не было таких родственных жестов! «И его руки, их сила была настолько велика, что со своей она даже не посмела сравнивать. Такими руками можно творить настоящие чудеса: можно убить или вернуть к жизни. Он весь в отца!» Это ещё больше взволновало её. Как он распорядится своими возможностями?

  А Ной уже видел её мысли, понимал беспокойство и не знал, что говорить. Они так и стояли, молча обнявшись.

- Мама, - наконец, выдавил из себя сын, - приходи к нам завтра после Храма. Или когда сможешь, я попрошу, чтобы тебя пропустили.

- Не надо, - слабо улыбнулась Ольга, - для меня этот путь всегда открыт. Почему – объясню потом, ладно?

- Нам о многом надо поговорить, - словно не понимая, настаивал он.

- Хорошо, я приду! – мать вышла. «Странно, - подумал он, - сейчас она боится больше меня, чем за меня. Она определённо знает много больше, чем все. И сейчас бежит от меня, решая, что можно рассказать, а что – нет. И зерно у неё необычное, светится золотым солнечным светом. Таких ещё не было. Какую же роль ей приготовил Учитель? Нечто особенное, только – что?» Ной продолжил свой обход.

  Этот вечер ознаменовался небольшой, но очень показательной аварией. Отец Марк всё ещё бледный, как смерть, с дрожащими руками и слабым голосом, после пережитого, заканчивал службу значительно позже обычного. Али помогал ему больше, чем когда-либо. Неожиданно погас свет, и раздалась сирена. Первосвященник упал на руки своему помощнику. Ной ринулся к ним, приводить в чувство. Люди заволновались, в кромешной тьме раздались испуганные вопли и плач детей. Кто-то пытался выбежать из храма. Некоторые подались вперёд к алькову. Заметались огни фонариков инженеров, пробивавшихся к выходу. Впервые Ной растерялся, совершенно не зная, что ему предпринять. Он ощущал сумятицу и страх многих, и никак не мог отгородиться от истерического страха охватившего их. Перед его глазами разворачивалась стихия, которую невозможно было остановить. Имя ей было – паника.

  К счастью это продолжалось недолго. Замерцало и загорелось тусклое аварийное освещение. Это как-то отрезвило и успокоило людей. Инженеры уже выскочили в двери. Каждый специалист взял опять власть над подчинёнными, успокаивал и выстраивал смешавшиеся ряды. Священные дары раздавали в спешке, не было в этот вечер чинности и неторопливости. И всё же приходилось доигрывать свою роль до конца. Изображая всем своим видом, что ничего особенного не произошло – всякое бывает! Когда двери Храма были, наконец, распахнуты, то в зал тут же ворвался удушливый тошнотворный запах пожара. Дым, разгоняемый мощными вытяжными системами, всё ещё поступал откуда-то со стороны энергостанции.

  Ной, быстро скинув с себя хламиду, ринулся, было, коридором, ведущим к электростанции. Этот чад, клубами, распространявшийся везде, был наполнен ядовитыми веществами, он душил, вызывая кашель, глаза слезились, кружилась голова. Все отделения Кокона в спешном порядке закупоривались, как только люди оказывались внутри. Там была своя система вентиляции. Из плотного,  как туман, дыма вынырнул Главный энергетик в противогазе. За ним несли носилки с пострадавшими. С первого взгляда стало понятно, что травмы очень серьёзны. Степан Юрьевич, тяжело дыша, успокоил его, что авария ликвидирована: «Только как всё это могло произойти – ума не приложу! Но ничего, со всем разберёмся. Сейчас уже запустим энергоблок …» Он снова нырнул во мглу, нарывно кашляя и пыхтя.

  В медицинском корпусе шла напряжённая работа. Пётр Васильевич осматривал уже второго человека. Тот сильно обгорел и его тут же повезли к лифту. Трое, за носилками, которых последовал Ной, были ещё и отравлены.

- Хорошо, что вы пришли, - заявил врач, переходя к носилкам, - посмотрите первого. Ничего не могу понять, по-моему, это по вашей части.  Дежурный со станции. Мне его уже не спасти.

  Ной приблизился к умирающему. Он был весь чёрный от копоти. Только на лице ещё сохранилась кожа. Совсем недавно  этот добродушный мастер рассказывал ему об устройстве электростанции, показывая самые сокровенные уголки, рассуждая о том, насколько надёжно она выстроена. Его мысли об усовершенствовании не могли забыться. 

  Зерно было ранее малиновое без отростков, теперь превратилось в раскалённый шар. Оно словно разбухло и уже почти поглотило мозг. Лекарь только облегчил его страдания, но исцелить уже не мог. «Малиновое зерно – факел?!» Внезапно, Гоша, открыл глаза. Взгляд, вначале мутный, постепенно прояснился, приобретая осмысленность.

- Наказание, - тихо и хрипло прошептал он, запёкшимися чёрными губами.

- За что?

- Он приходил вчера… требовал уничтожить станцию…

- Кто?

- Не знаю как зовут … молодой … или нет … не помню, - Гоша снова закрыл глаза и Ной подумал, что уже всё, но он продолжил, - говорил не своим голосом. Я отказался … тогда он сказал, что за ослушание – смерть…, он передохнул, судороги сотрясали его тело, - зря я … надо было … там провода, кабели …

  Теперь его губы сомкнулись навсегда. Ещё одна состоявшаяся жертва.

- Всё, - сказал Ной, подошедшему врачу, - я не господь Бог.

- Все люди смертны, ничего не поделаешь! – Пётр Васильевич потянул его за собой, - Некогда нам скорбеть, другим мы ещё можем помочь.

  Ной вернулся к себе только перед подъёмом, весь измотанный и обессиленный. Всю ночь поступали люди, наглотавшиеся ядовитого смога. Смывая в душе с себя запах гари, он уже ни о чём не мог думать. В один из моментов ему даже стало казаться, что и его мёртвое зерно начало оживать. Но это был просто сон наяву. Его выгоревший уголёк был на своём месте такой же безучастный ко всему, как и прежде. Сегодня ему придётся поспать. Ия, повернувшись во сне, обхватила его руками, прижалась, согревая. От неё исходила какая-то горячая ласковая волна, пополняя силы и убаюкивая. Он забылся коротким и безмятежным сном, словно провалился в бездонную яму небытия.

  У прогоревшего костра сидел Учитель. Он ласково улыбался, обнажая белоснежные молодые зубы. «Зря ты это всё затеял, - говорил он тихо нараспев, - тебе со мной не справиться. Я много чего задумал. Люблю играть, - он достал неведомо откуда  разноцветные зёрнышки и стал их перебрасывать из руки в руку, как заправский жонглёр. Они летели вверх, смешиваясь с искрами костра, и падали вниз к хозяину на ладони. Вдруг одно малиновое зерно упало в костёр и, вспыхнув маленьким факелом, пропало, - Ах, какая незадача! – воскликнул старик, - Ну ничего, у меня их много. Одной больше, одной меньше – не велика потеря. Надоедят, так и совсем выброшу. Пусть все горят ясным пламенем. Со мной всё равно пропадут. Непослушных надо наказывать! Помнишь, я тебе говорил? Моя игра – мои правила! Не мешайся в мои дела. Повезло наказания избежать, так радовался бы. А ты решил со мной воевать. Смотри, внучек, а то в карантин тебя направлю! В карантин, в карантин…» Образ его стал колебаться, расплываясь…

 - Ной, Ной! – Ия трясла его за плечи уже с удвоенным усилием.

- Что? Что опять случилось? – парень приоткрыл глаза. Прямо над его головой судорожно верещал вызов от наставника.

  Ещё до того, как панель отъехала в сторону, Ной услышал сердитый голос Ивана. Он говорил громко и отрывисто. Слова разлетались, как поленья под топором. Первосвященник что-то возражал слабым настойчивым тоном. Его почти не было слышно.

- Ты, вот снова уедешь, - мямлил отец Марк бесцветно и монотонно, - а что мне делать, если что-то снова произойдёт? Я, ведь тебя предупреждал, что это не сон и не бред. И началось!

- Я не собираюсь слушаться указаний призрака! Он мне ещё и при жизни навредил своими играми немало …, - Иван что-то уронил на пол и чертыхнулся.

- Сам знаю, что такого не может быть, - мягко бубнил первосвященник, - но происходит же! Меня чуть не убил. И эта странная авария. Энергетик в полном недоумении …Самый дельный специалист и, вдруг, такое! А главное, сам же пытался всё исправить. Если бы не он, то всё! Конец …

- Конец не конец! Подключили бы внешний контур, но урон был бы немалый!  Что так долго? – он обернулся на входящего Ноя.

- Я спал…

- Опять, наверное, занимался лечением до последнего, - это звучало, как упрёк, - У тебя впереди другие заботы, куда как посерьёзнее жизни нескольких людей. Занимайся лечением не в ущерб главному. Ты последний разговаривал с дежурным. Мне врач уже доложил. Что тебе он сказал?

- Дежурный сообщил, что к нему накануне кто-то приходил и требовал вывести из строя электростанцию. Он не помнил кто. Выполнить приказ он отказался, за что и был наказан. Это общий смысл.

- Вот, видишь! – Иван устремил свой взгляд на первосвященника, - Это пакостит не призрак, а реальный человек! Он почему-то вообразил себя Учителем. Надо его срочно вычислить. Пока он ещё что-нибудь не придумал. Возможно, у него раздвоение личности или он просто хорошо играет свою роль…, что способен дурачить всех вокруг.

- Тогда это не менее опасно! – встрепенулся отец Марк.

- Да, это опасно. Но кто, как, ни ты должен лучше всех знать людей? – прищурился Иван, - Пригласи их одного за другим. Побеседуй. Ты это умеешь. Может быть, и узнаешь что-нибудь интересное, - он перевёл взгляд на Ноя, всё ещё стоящего у входа, - Ну, а ты что пожелаешь? Меня не будет несколько дней.

- Тоя хорошо бы поселить где-нибудь поближе ко мне…

- Рядом с тобой есть ещё маленькая квартирка, пусть расконсервируют. Только следи, чтобы не бездельничал. Что ещё?

- Я хочу побывать в Карантине.

- Да? – Иван удивлённо вскинул брови. Почему-то это его развеселило. – Ты первый кто туда просится сам! Ну и как разрешим? – Обратился к перепуганному первосвященнику.

- Не знаю только зачем? – буркнул он.

- Пусть лучше один раз увидит, чем вообразит себе невесть что! Полезно там иногда заранее побывать. Проследи, Марк, чтобы нашего мальчика на консервы не пустили. Они могут! Пусть будет просто экскурсия, - он снова обратился к приемнику, - Ну?

- Пока всё.

- Звучит многозначительно! – наставник покачал головой, - Наверное, что ты уже понял, что не только за этим вызван?!

- Боль вернулась …

- Да, - поморщился наставник, - ещё не сильная, терпимая, но даже такая она мне ни к чему. Слишком много дел предстоит. Так что действуй, а отец Марк посмотрит. А то никак поверить не может, что помогаешь. Всё сигаретки свои мне предлагает…, - он откинулся в кресле.

«Странно, как я этого в первый раз не заметил? – удивился сам себе Ной, приступая к делу, - Или эти зёрна могут перерождаться, меняя цвет и значение? Почему зерно стало золотым, как у мамы?»

  Первосвященник с удвоенным вниманием наблюдал за манипуляциями лекаря. И его подозрительность росла, подогреваемая страхом: «Если этот мальчишка только захочет, то может уничтожить всех! Странно, что ему не пришла такая мысль в голову. Он же не святой, чтобы не желать власти? А, вдруг, это он затеял какую-то свою игру. И только притворяется, что готов помогать?» В то время, когда Ной закончил своё лечение, он стал у отца Марка первым подозреваемым.

- Как хорошо! – удовлетворённо покрутил головой Иван, - Мне только одно интересно, почему ты совсем не уничтожишь боль? – его острый взгляд впился в глаза парня. – Хочется чувствовать власть надо мной, пусть даже и в такой мере?

- Нет, - просто ответил преемник, не опуская глаз, - у меня просто нет таких сил.

- Но с Тоем ты что-то такое сотворил …

- Вам каждому и мне так же, Учитель вложил в мозг зерно повиновения. Это оно вызывает у вас боль. У Тоя зерно было активировано на саморазрушение, как и у отца Марка, той ночью. Но стадии разные. У Тоя оно почти разрушилось и мне удалось его вытянуть и уничтожить. Вам я могу только загасить его действие.

- Если следовать твоей логике, - Иван выразительно посмотрел на посеревшего от страха Марка, - то…

- Мне пришлось бы сначала вас убить …, - в комнате повисло напряжённое молчание. Ной читал висящий в воздухе вопрос: «Почему же ты этого не сделаешь? Или удобнее держать меня на крючке?» Но его никто не задал вслух. Наставник, только прищурившись, вглядывался в его лицо.

- Будем считать, что ты объяснил, - наконец сказал он, - Если ничего больше от меня не требуется, то ступай, занимайся своими делами.

  Он поднимался по винтовой лестнице куда-то вверх. Первосвященник отказался его сопровождать, уверив, что обо всём договорился. Это место боялись все у кого были хоть какие-то особые способности. В Коконе такие люди встречались. Ной уже знал о пятнадцати. И никто из них не хотел вспоминать о том, что произошло с ними в Карантине, упирая на то, что их-то выпустили, а многие оттуда не вернулись. Мама также не захотела ничего вспоминать, только показала шрамы на кончиках пальцев обеих рук. Остальное он видел сам. «Возможно, что методы изучения и стали за эти годы менее варварскими, но вряд ли их можно назвать человечными, - заметила она, - Они готовы вытряхнуть душу из любого».

  Лестница закончилась белым коридором, уходящим куда-то вправо за поворот. Напротив, была единственная безликая дверь с кнопкой звонка. Ему тут же открыли. Молчаливый мужчина в белоснежном комбинезоне с затянутым под подбородком капюшоном и в медицинской маске выдал ему такую же одежду. Облачившись в неё, Ной стал полной его копией с поправкой на цвет глаз. Далее из этого узкого тамбура, его повёл вглубь помещений такой же безликий сотрудник.

  Опять слепящий белизной коридор только с множеством дверей. Главной особенностью которых, была полная герметичность. Проводник, бесшумно ступая, подвёл его к третьей двери и, приложив ладонь к сканеру и глаз к окуляру, таким образом, открыл её. Они оказались у матовой стеклянной стены в своеобразном тамбуре. Здесь так же как, наверное, везде в Карантине было всё белым. Свет лился откуда-то с потолка. Их здесь уже ждали. Маленький пухлый человечек седовласый очкарик с почти детскими по размеру руками в таком же комбинезоне, только без маски на лице, улыбаясь, какой-то неестественной улыбкой, поднялся к ним навстречу из огромного мягкого кресла.

- Наслышан, наслышан о вас, - нараспев заговорил он спешно сиплым дискантом, - решили, значит, сами нас посетить. Похвально, похвально! – он подхватил Ноя под руку, - Так пойдёмте же скорее. Только одна маленькая просьба будет к вам: там идёт эксперимент, не вмешивайтесь в процесс! Даже если он покажется вам, как бы это правильнее выразиться? Ну-у, несколько экстравагантным. Мы тут ко всему привычные. А вы – кто знает?!

  Он жестом хозяина, распахнул дверь в лабораторию. Она была совсем не так велика, как казалась. Прямо перед ними у стеклянного стола, с вделанными в него приборами, назначение который знал только экспериментатор, сидел длинный худой человек с непропорционально большой головой. Казалось, что она почти ровна узким плечам ещё из-за роскошной кудрявой шевелюры каскадом, спускавшейся вниз. Он обернулся и смерил гостя пронзительным колючим взглядом стальных глаз из под огромного лба, занимавшего пол-лица. Всем своим видом, он сильно напоминал богомола, если бы кому-нибудь пришло в голову, нацепить на него комбинезон. «Наверное, и голос у него такой же трескучий», - подумал Ной. Но человек ничего не сказал, а только кивнул ему, как старому знакомому, и что-то нажал на пульте длинными сухими пальцами.

- Располагайтесь поудобнее, молодой человек, - коротышка указал на пару кожаных кресел возле стены. Создавалось впечатление, что вместо экскурсии ему будут показывать фильм. Но это было не так. Предполагаемый экран, вдруг, стал прозрачным. Стена оказалась лишь защитной перегородкой.

  Там, за оградой, в воздухе, словно распятый на невидимом косом кресте, висел человек. Его седая голова свесилась на грудь. Волосы, как нимб, иглами торчали во все стороны. Бледная кожа обнажённого тощего тела отливала синевой. От кончиков пальцев рук и ног к металлическим шарам на стенах, трепеща, текли силовые нити.

- Что происходит? – тихо спросил Ной, дрогнувшим голосом.

- Происходит измерение левитационных сил, - сухо ответил «богомол». Голос и впрямь, оказался неприятным и скрипучим. – Это не болевые тесты. Просто замер объёма вырабатываемой энергии. Мы закончим, и коллега покажет вам камеры испытуемых и некоторые лаборатории. Вам просто придётся немного подождать.

  Время шло бесконечной рекой чужих страданий. Ной чувствовал, ту невыносимую на грани сознания боль, что испытывал распятый. Из него, словно медленно тянули жилы. Но что-то было странное в старике – он словно испытывал экстаз! И всё же эта волна мучений, исходящая от него была пыткой для гостя. «Неужели, они настолько бесчувственны, что могут спокойно это созерцать? – и тут же сам ответил на свой вопрос, - Палачи самым высшим своим достижением считали причинение несчастным невыносимые страдания. Современные учёные ничем не лучше их. Ради благих целей они не обращают внимания на такие мелочи, как чужая боль. А нас они явно за людей не считают». Он опустил глаза и сосредоточил всё своё внимание на старике.

 - Не надо, не помогай мне, - услышал возникшие в его голове мысли чужака, - они уже устали и скоро прекратят эксперимент. – Ной поднял опущенный взгляд и уловил его едва заметную промелькнувшую улыбку, - Видишь, необязательно смотреть в глаза, чтобы обмениваться мыслями. Лучше добейся нашей встречи после …

  И вот теперь, он ждал, что скажут эти двое крайне мило выглядящих людей, на его требование облегчить страдания старика. Ной стоял и смотрел на то, как они совещаются за перегородкой, экранировавшей мозговые излучения, и читал по губам, что они говорят.

- Мало того, что Марк, решил устроить для этого мальчишки показательную экскурсию, так он ещё смеет требовать чего-то! – возмущался длинный, явно главный из них. Он всё время просидел, молча с отрешённым видом сожаления и сочувствия на физиономии, будто находится здесь по принуждению. – Какие у него способности, ты знаешь?

- Марк говорил, что он лечит руками, как его мать. Что-то близкое к мануальной терапии. В общем, ничего для нас опасного…, - пожилой пухленький очкарик заметно волновался, - Иван его прочит в приемники. Возможно «этот мальчишка», как ты говоришь, в скором времени будет и нам с тобой разрешать, или запрещать эксперименты. Лучше с ним подружиться. Я так считаю. Нам он не интересен. Его излучения если и унаследованы от матери, то уже изучены. Вряд ли будет что-то новое…

- И всё равно, надо было бы его проверить, - с досадой отреагировал на эти заверения длинный, - ну да ладно! Понаблюдаем издали, что они там будут делать. Скажи, что разрешаем и отведи в камеру. Его и вправду надо немного подлечить. Реакции стали ослабленные. Опасаюсь, не повредили ли мы его мозг. Энцефалограмма с такими не всегда правдива… Ладно, иди.

  Камеры, в которых содержались испытуемые, нельзя было назвать таковыми. Это были мини-квартиры, если бы Ной знал, что это такое, то он сравнил бы их с купе, но только тщательно изолированные от любого внешнего воздействия и с минимальным набором удобств. Всё стерильно чистое и белоснежное. Придирчивые глаза видеонаблюдения за каждой незначительной мелочью. Двери герметичные, только с круглым оконцем. Невидимая лазерная сетка, возникшая, как только дверь открылась. Ной едва не наткнулся на неё, собираясь переступить порог. Экскурсовод нарочно не стал его предупреждать и остановил за мгновение до того, как парень мог получить ожёг, и с удовлетворением отмечая, что он её не почувствовал.

- Осторожнее, не так быстро! – засуетился он для видимости, нажимая незаметную кнопку, - Здесь у нас свои ловушки. Одну секундочку, сейчас отключу и … вот и всё! Проходите внутрь. А я здесь подожду…

  Мужчина лежал на узкой постели и улыбался. Он был явно обессилен в физическом смысле. Внутри его плоти Ной почувствовал нечто необычайно сильное. Можно, наверное, представить эту силу в виде неровной бело-голубой пятиконечной звезды с неровными лучами, самый яркий из них растворялся в голове, облекая её наподобие шлема.

- Кто вы? И зачем пришли? – вслух спросил узник, а в голове возникли совершенно иные мысли: «Рад вашему появлению, брат! Мы в этом мире, как инопланетяне. Во все века нас боялись, стремились уничтожить, если нельзя было использовать. Теперь пытаются изучать теми примитивными варварскими способами, какие имеют. Но это сродни инквизиции. И цели преследуют совершенно не гуманные…»

- Меня зовут Ной, - ответил вслух гость, - пришёл, чтобы помочь восстановить ваши силы. Если вы непротив, то я примусь за дело. Моё время ограничено, - «Кто вы и откуда? Я знаю всех в Коконе?» – попытался он ответить мысленно, одновременно сканируя его тело руками.

- Меня все кто знает, зовут Предсказатель, - услышал внутренний голос Ной. – В Коконе я никогда физически не был. Но энергетическое скопление ваших энергий меня давно влекло. Обо всём этом позже… я не уверен, что «богомол, длинный» или Викентий Павлович, как его называют, даст нам много времени. Он, ведь, тоже наш собрат по несчастью, хоть и очень ограниченный и слабый. Я, попав сюда, даже собирался отдать ему свою силу, но он её не достоин. Он хочет безграничной власти над людьми, злой власти. В нём тлеет чёрная звезда. У тебя другие цели. Поэтому постарайся незаметно лишь на мгновение притронуться левой ладонью к моей левой ладони. И не глуши камеры, как ты это делаешь. Пусть всё будет естественно…

  Врачеватель стал, поясняя голосом, разворачивать руки пациента вверх ладонями. В один из моментов их пальцы соприкоснулись. Ной почувствовал резкую боль во всём теле, но сдержался, чтобы не отпрянуть, и продолжил свои действия. «Молодец, собрат! – услышал он одобрение, - Теперь мы сможем разговаривать когда угодно. Мы свободны. Только раньше чем через три дня меня не вызывай. Пусть всё успокоится».  Но что-то Длинный, все же уловил, потому, что его помощник, вдруг вскочил со скамьи, на которой сидел, и ринулся к двери со словами: «Всё, всё, пора заканчивать. У нас всё по расписанию. Пациенту пора отдыхать!» - он так спешил, что чуть сам не попал под действие изоляционной сетки. Во всяком случае, клок его лохматых волос вспыхнул, испугав своего хозяина. Тот чертыхнулся и отключил защиту.

- Подождите пару секунд, - возразил ему Ной, - залечу последствия вывиха. Это недолго. Если вы заботитесь о своих пациентах, как меня заверяли, то их хорошее здоровье в ваших интересах.

- Но …! – задохнулся от невысказанного возмущения очкарик. Гость разогнулся и отошёл от постели.

- Вот и всё, - сказал он. И пожелав всего хорошего, не оборачиваясь, на хохочущего уже в голос Предсказателя, вышел из камеры.

- И вы считаете, что вы ему помогли? – всё ещё сердился провожатый, - У него снова истерика!

- Я ему лечил тело, а не мозги! – досадовал в своё время Ной. – Вы сами запретили воздействовать на голову!

  На это возразить было нечего. И они вернулись, молча, по виду оба очень недовольные. Его ещё провели по нескольким безликим комнатам с наборами приспособлений, о назначении которых он не решился спросить, а экскурсоводы не удосужились сами рассказать. Показали лаборатории для изучения крови, ДНК, тканей и органов. И уже в самом конце, наверное, для усиления эффекта, подвели к похожим на камеру Предсказателя комнатам, позволив заглянуть в смотровое окно. Здесь томились странные существа с головами животных и телами людей, с телами животных и головами людей. В этих комфортабельных клетках воплощались мифы и легенды всего мира. Их тоже изучали и явно не церемонились и совсем уж, не задавались вопросом насколько это гуманно. Их тела были исполосованы шрамами, исколоты и обожжены. Невозможно даже представить какие опыты над ними проводили.

  Везде по коридорам, лабораториям сновали обезличенные человеческие особи. Вначале Ною казалось, что их несколько человек, потом он решил, что их несколько десятков. Знали ли они о том, что совсем рядом с ними живут своей подземной жизнью другие люди? И что знали? Одно Ной теперь чётко понимал, что всё намного сложнее, чем он совсем недавно предполагал. И Кокон, лишь часть большого закрытого от мира полигона для разного рода биологических исследований. Цель которых была всё ещё неведома.