Что значит безумие? Его боятся и избегают, не желая разбираться в причине. А что если безумие это не то, чего стоит бояться? Что, если это состояние, когда человек воспринимает всё именно как оно есть, как должно быть. Ведь именно правды больше всего боится человек. Нет ничего страшнее чем она. Правда предшествует тому состоянию, которое многие называют сумасшествием.

Зачастую наш собственный разум играет с нами злую шутку. Иногда мы совершаем то, чего не в силах выдержать, и единственным способом излечения для нашего рассудка становится забвение, от которого только хуже. Возможно это случилось и со мной. Хотя я уже не отличаю, что из происходящего реально, а что является лишь злой игрой моего бедного рассудка, который не смог выстоять против ещё одного страха человека - одиночества. Я пишу это пока окончательно не спятил, и чтобы нашедшие меня имели представление о том, что происходило со мной в этом богом забытом месте.

До сих пор я не имею хотя бы малейшего представления, что произошло со мной до этого момента и скорее всего никогда не узнаю. Но как бы то ни было, единственное, что я помню, как очнулся в машине заваленный обвалом. Придя в себя, я дотронулся до своей головы. Она была тяжелой, словно залитая свинцом, а не прекращающийся шум внутри, давил на глаза и без того налитые кровью. Веки непроизвольно смыкались от сверкающих молний, и мне стоило приложить немалые усилия, чтобы поднять их, но еще сложнее было остаться в сознании. Дождавшись, пока шум в голове прекратится, и боль хоть немного притупится, я осмотрелся по сторонам, оценивая шансы выбраться из искореженной посудины, в которой был погребен завалом. Оценив, своим беглым взглядом искореженный метал, я обнаружил разбитое окно, которое стало для меня прекрасным выходом, чем я и воспользовался.

Выбравшись наружу, я понял, что нахожусь посреди глухого леса, разделенного дорогой, уходящей в самую его глубь. По краям разбитой дороги стояли электрические столбы, которые были оборваны тем же обвалом, который чуть не убил меня. Поэтому света на дороге ожидать не стоило. Однако мое плачевное положение спасала еле пробивающая из-за грузных туч луна, которая осветила путь в неизвестность. Погода была также отвратна, как и все обстоятельства, случившиеся со мной. Стояла глубокая ночь, лил нескончаемый дождь, а по бокам то и дело летели молнии, и слышались раскаты, сравнимые разве что с сотнями труб, ревущих в один момент. От их рева становилась ещё более невыносимой головная боль.

Постояв немного потупив взгляд, ко мне пришла мысль, до сих пор не посещавшая ранее, позвать кого-либо на помощь. Нащупав в кармане джинс телефон, я судорожно достал его, но к моему величайшему сожалению увидел лишь сильно потрепанный смартфон. В надежде на то, что хотя бы тут мне улыбнется удача, я с замиранием в сердце попытался его включить. Как это обычно бывает во всех второсортных голливудских ужасах, он предательски не работал. Оставался не большой выбор. Либо отправиться по темной неизвестной мне дороге, ведущей в непроглядную тьму, либо оставаться в машине и уповать на Господа, чтобы меня нашла какая-либо заблудшая душа. Было очевидно, что в такой глуши, и в такое время суток – шанс, что меня обнаружат, был ничтожен. Выбор мой определял возможно не столько здравый смысл, сколько какое-то непреодолимое желание идти вдоль дороги. Будто я знал, что там, где-то в дали, за туманом лесных дорог, меня ожидают ответы на терзавшие меня вопросы. Вступив на путь, у обочины я заметил старый указатель, на котором было написано «Добро пожаловать в Отчужденную долину. В место покоя и тишины».

Больше не заостряв на этом внимания, продолжил путь, который был сравни целой вечности, так как я не видел ничего дальше своего носа из-за шедшего стеной дождя, изнемогая от собственного недуга. Раздавались частые раскаты грома.

После начала моего пути, предо мной, словно оазис в пустыне, предстал дом. Он стоял на холме, в окнах была темнота. Это был ветхий особняк, выполненный в готическом стиле, ужасно старый и весь заросший мхом. Вид его был болезненным и питал ощущением отчаяния и внутренней пустоты. Но все же архитектура его не могла не привлечь к себя даже обывателя. Красивые серые колонны, украшавшие порог этого дома, по которым разрослась лоза. Большие окна во весь мой рост, заштопанные досками, напоминали опустошенный взгляд старца, прибывающем в пограничном состоянии меж жизнью и смертью. Одинокие старые и облупившиеся качели. Старые горшки с высохшими растениями. Все это придавало некую скорбь этому месту, как бы говоря, что жизнь отсюда ушла и больше не вернётся вновь.

Поднявшись к парадной двери, я стал дергать за дверные ручки в форме львиной морды, но дверь была заперта. Впав в отчаяние, я опустился на деревянный пол и, склонив голову на колени, стал ждать утра.

Мое ожидание прервал мерзкий скрипучий звук открывшейся двери. Бросив взгляд, я увидел, как оттуда ударил яркий свет, казалось не из этого мира. Я встал и пошатываясь отправился к открытой двери. Меня вдруг ослепило голубое сияние, от которого так и веяло тоской и могильным холодом. В этот момент моё сознание не выдержало, и я упал в небытие. Определить время пребывания в забвении я не могу, но придя в себя, меня окружала кромешная тьма.

Свет из дверей дома исчез. На полу, где он когда-то был, стояла старая масленая лампа, с прикрепленной запиской:

 

Эти слова пустили мурашки по всему моему телу. Из глубины дома струились клубы туманного дыма. Я вошел внутрь. Лишь поднеся спичку к лампе, крепкая дубовая дверь с громким шумом заточила меня в доме. Казалось, всё, что здесь происходило, должно нешуточно напугать любого. Нормальный здравомыслящий человек уже бы бросился прочь из этого дома. Но что-то усыпляло моё здравомыслие. Это же неведомое усиливало желание разобраться в том, что происходит в этом странном месте. Оно настолько подавляло мою сущность, что я даже не мог предпринять попытки сопротивляться. Меня тянуло внутрь дома. Я прекрасно понимал, что ничего хорошего это не сулит.

Зажигая фитиль моей лампы, я понял, что нахожусь в довольно просторной прихожей. Через решетчатую крышу просачивались крупные капли дождя, и падали на заросшую мхом статую посредине комнаты. За ней была красивая, или когда-то бывшей такой, деревянная лестница. Пол был выложен черно-белой плиткой, которая полопалась от старости и сырости. Стены были увиты плющом. На мгновение я представил, как был красив этот дом, как когда-то здесь собиралось множество людей на бал и для интриг. И лишь подумав об этом, перед моим взором туман, застилавший пол, стал подниматься и принимать людские очертания. Эти очертания стали в танце кружить вокруг замшевой статуи под музыку фортепиано, доносившуюся сверху. Вдруг, стоящие в углу комнаты напольные часы, выполненные в стиле Чиппендейл, пробили 6 часов утра. После этого музыка прекратилась, а туманные ведения стали таять и снова ложиться туманом на пол.

Посмотрев на лестничный пролет, я заметил отблеск ярко голубого сияния, который тут же растаял, лишь мной был брошен взор. Тихими шагами, освещая свой путь, я приблизился к деревянной лестнице. Аккуратно ступая на каждую ступень лестницы, я поднялся на промежуточную лестничную площадку. Мелодия фортепиано снова заиграла. Сначала так печально, казалось, что, от каждого звука в дом просачивался какой-то странный холод, пробиравший до костей. Но стоило мне подняться выше, я заметил, что музыка стала увеличивать свой печальный темп. Когда моя нога ступила на второй этаж, музыка резко прекратилась, а в глаза ударил до боли знакомый свет. В тот же самый момент деревянный пол затрещал, и я кубарем провалился на первый этаж. Снова наступило забвение...

Придя в себя, я увидел, что лампа была разбита. Предприняв попытку встать, я обнаружил в моей лодыжке торчавший кусок дерева, причинявший ужасную боль. Схватившись обеими руками за выпирающую из ноги щепку, я дернул со всей силой, тем самым выдернув её из ноги. Порвав свою куртку и перебинтовав ногу, я снова отправился на второй этаж.

Хромая и превозмогая боль в ноге, и пущую боль в голове, я поднялся на второй этаж. Обойдя брешь в полу, я оказался в гостиной комнате. Этот зал украшало панорамное окно, выходящее на улицу, откуда я пришел. Там, за окном, всё также буйствовал ветер и колыхал стоящее неподалёку старое дерево, а дождь вперемешку с раскатами грома, всё также продолжал идти, и казалось, приобрёл ещё большую силу.

Отвернувшись от окна, я решил изучить внутреннее убранство гостиной от стоящего перед окном старого рояля, до книжных полок со старыми испорченными книгами. На стенах между полками висели ужасающие картины с безобразными сюрреалистичными лицами, пугающие своим пронзающим взглядом. Всматриваясь в них, мне казалось, что они заглядывают в саму душу, высасывая всё счастье и радость, оставляя страх, боль и печаль. Но как не странно, ужас этих нарисованных уродов притягивал к себе, заставляя всё больше и больше отдавать этим монстрам, не получая ничего хорошего взамен. До сих пор меня невольно пробивает дрожь, лишь одно воспоминание о них, и то, как много усилий мне потребовалось, чтобы просто отвратить свой взгляд.

Наконец, преодолев власть этих картин над моим рассудком, я стал оглядываться в комнате, старательно избегая любого соприкосновения взгляда с этим месивом вместо картин. Наконец, я обратил внимание на тот самый рояль. Он был стар, и многих клавиш не хватало, а некоторые, как и все вещи в этом доме, заросли мхом. На одних таких клавишах покоилась в ожидании меня ещё одна записка от знакомого голубого сияния. На этот раз был конверт, из которого я достал старую фотографию и письмо.

В тот момент меня пронзил ужас того, что я увидел на старой фотографии. Там были изображены двое: я и какая-то прелестная девушка, обнимавшая меня за шею сзади. Эти двое были так счастливы, что я с трудом мог поверить в тот факт, что один из них был я. Как такое могло было быть, ведь фотографии было лет сто или семьдесят? Хотя даже сейчас я не могу с уверенностью сказать, какой на данный момент год, но меня не покидает стойкая уверенность, что это просто не мог быть я.

Развеять все свои сомнения я решил, взглянув на карточку с новым посланием. Вот, что там было:

 

 

 

Если призрак этого дома ещё не на пике своей злости способствовал моему неудачному падению, то что будет, когда мы с ним встретимся лицом к лицу. Так должен был подумать, читая это письмо, но как уже упоминалось, я не мог сопротивляться чарам этого дома. Все глубже и глубже я спускался в пучину этого ужаса, и тянула меня неведомая сила, столь сильная и непреодолимая, что сопротивляться было бесполезно.

Оторвал я взгляд от письма, когда на улице прогремел ужасный и оглушающий раскат грома, за которым последовал яркий свет. Этот свет был ослепительно белым что все вокруг осветилось и можно было разглядеть убранство комнаты в мельчайших деталях. Сочетание этого света и звука пробудило в моей голове кучу всевозможных воспоминаний, а точнее их отрывки. Эти воспоминания касались меня и совершенно другой девушки, не той, что была на фотографии, это ещё больше путало мои мысли. Но воспоминания о ней пробуждали во мне нежные чувства, радость и надежду, чего за последние часы не испытывал. Казалось, сам дом хотел забрать их, и заполнить совершенно иным воспоминанием полным горечи и отчаяния.

Словно осознав, что меня вновь наполняют чувства радости и полного душевного покоя, сущность дома принудила меня вернуться к горькой реальности путем шума, который шел откуда-то снизу. Выйдя из этого состояния, моё сердце, словно опять пронзила щемящая тоска и осознание моего одиночества, без призрачной иллюзии обретения счастья. Теперь пришло осознание, что отнюдь я здесь не гость и тем более не сторонний наблюдатель, я вечный слуга этого дома. Оставалось пойти по тропе выстроенной им и узнать, что же всё-таки произошло, в чём моя вина и грех.

Пока я был в тех сладострастных воспоминаниях, на фортепиано появился подсвечник с тремя горящими свечами, сколько бы я не искал послания, его нигде не было. Тогда я взял подсвечник, и хромая, отправился на шум, шедший где-то внизу. Идя словно на зов этого шума, я оказался в старой оранжерее, которая имела ужасно запущенный вид. Стекла её были загрязнены и во многих местах выбиты, поэтому вся вода с улицы проникала внутрь. Из флоры, растущей здесь, которой она могла похвастать, можно выделить лишь густые кусты шиповника, обвившие статуи ангелов, да мхом, росшим на них же. Так же нельзя забывать и о свисавших с крыши лианах плюща. Все это запустение удручало на столько, что становилось невыносимо простое пребывание в этом месте. Продвигаясь вглубь, меня всё больше и больше охватывало чувство скорби и боли, словно это место состояло лишь из этих чувств и немого иначе. Наконец, пройдя до конца оранжереи, меня ожидало новое послание от таинственного сияния:

Дочитав письмо до конца, клумба, на которой я его нашел, отодвинулась и пред моими глазами предстала лестница, уходящая вниз под дом. Этот тоннель был темным и из него исходил ужасный холод. А из его недр слышался слабый звук похожий на песню.

Впервые за все время в этом доме, я почувствовал ужас перед тем, что меня ожидало, и осознание того, что этот дом не выпустит меня из своей власти, пока я не узнаю тайну, которую он пытался мне открыть. Только это и заставило меня отправиться вниз.

Идя по узкому и лишенному всякого источника света коридору, мне казалось, что весь дом был всего лишь чистилищем, а то, что произойдет, там, внизу, будет адом. С каждой ступенькой звуки, которые казались несвязанными, стали обретать форму и чем ближе подходил, тем отчётливее становилась песня. Это была какая-то старая колыбельная либо очень медленный и печальный вальс, наводивший и без того в царящую вокруг атмосферу угнетения, страха и одиночества, ещё большую атмосферу ужаса, и давящий до жути чувства безысходности. Мой путь подходил к концу и последние ступени этого пути давили всё больше и больше, песня становилась громче и громче, а впереди появился снова тот самый свет, который преследовал меня всё это время. И вот, наконец, спустившись с последней ступеньки этой бесконечной лестницы, я ожидал встречи с ужасом, таившимся здесь. Инстинктивно я закрыл глаза, дабы продлить неведение, и вступил в комнату. Тут меня овеял холодный пронизывающий ветерок. Открыв глаза, я оказался в кромешной тьме, сияния больше не было, свечи, освещавшие мой путь, погасли, а песня перестала звучать. Тут был только я, темнота и довлеющая тишина. Все это выводило меня из себя и казалось, что каждая минута лишала меня остатков рассудка, хотелось начать неистово орать, бегать в поисках выхода лишь бы прекратить это могильное молчание. Но тут вдалеке снова заискрило голубое сияние, и я сломя голову, помчался на него, чтобы оно снова не растаяло. На моё удивление, оно осталось недвижимым и словно ждало моего приближения. Подойдя к нему, я увидел красивую женщину, ту самую, что была на фотографии. Она казалась умиротворённой и настолько живой, что я подумал «наконец-то встретил живую душу». Резко веки этой женщины поднялись, и я увидел ПОКРЫТЫЕ БЕЛОЙ ПЕЛЕНОЙ глаза, которая служила верным признаком, что человек мертв и, причём долгое время. Моя радость опять сошла на нет, как вдруг этот труп заговорил мягким женским тембром, хотя белоснежные губы оставались сомкнутыми.

- Я так долго ждала этой встречи, и вот она настала. И знаешь, что самое смешное, я так долго планировала, что сказать тебе, столько диалогов продумывала, а теперь не знаю, что сказать. – сказал труп, все также смотря в пустоту. - Хотела начать с того, как мы с тобой любили друг друга, но потом я поняла, что именно эта любовь и задушила меня, ведь знаешь, я устала в тот день от тебя, хотела избавиться от твоей назойливости, хотела сбежать, но куда? Ты построил этот дом на отшибе мира, где нет никого, только мы с тобой. И ты ведь не понимал, что мне не хватает общения с людьми, ты думал, что нам друг друга хватит. А я тебе не раз говорила, что этот дом давит на меня, все эти стены, все эти картины, всё это место, я ненавидела его и хотела свободы, но ты игнорировал меня и все больше и больше затачивал в этой тюрьме. И наконец, я поняла, единственный выход — это смерть. Я любила тебя, но ты мне не оставил выхода. Приняв ягоды белладонны, я стала ждать освобождения. А пока её тихая поступь подкрадывалась ко мне, я чувствовала, что теперь ничто не властно надо мной и от этого стало так радостно и тепло на душе. Похороны, твои слёзы, цветы, проливной дождь, все это было очень грустно, но это того стоило, свобода, наконец свобода!!! – но голос вдруг замолчал и молчал минуты две потом снова продолжил.

- А потом, … я услышала, как лопата бьётся снова о мой гроб … И снова ты с лицом старика нежно поднял моё тело и вытащил на свет божий … закопал могилу и отвёз обратно … в этот ЧЁРТОВ дом … ЗАЧЕМ, ЗАЧЕМ ты это сделал !?!? А что было дальше? Ты помнишь, что сделал? Вижу ты до сих пор не понимаешь, что натворил ну тогда воззри на своё творение.

Голос замолчал, голубое сияние стало расширяться, и его интенсивность увеличилась настолько, что ослепило меня. Когда сияние снова исчезло в комнате, которой я находился зажегся свет. Это была комната-склеп, здесь стояли плачущие ангелы, украшавшие комнату и придававшие ей скорбность. Но самое ужасное было в середине зала. Посередине стояла красиво инкрустированная лепниной большая цистерна, в которой была та самая девушка с открытыми белыми глазами. Была эта девушка словно живая, кожа её не имела хоть намёка на гниение, а вокруг неё была какая-то непонятная жидкость. Все это было настолько невероятно и даже ужасно, что от всего этого становилось дурно, а разум и вовсе отказывался воспринимать увиденное. Вдруг голос снова заговорил со мной:

- Ну что, вспомнил!!! Неужели даже это не прочистило тебе мозги посмотри, что ты со мной сделал!!! Ты чудовище, я ненавижу тебя, ты снова запер меня в этом проклятом доме, чтобы просто быть со мной. А теперь собираешься привести сюда другую, но поверь, я этого не допущу. Ты убил меня и запер против моей воли здесь. Я сделаю тоже самое с тобой!!!

Тут я вскричал от ужаса: – Это не я, это не может быть правдой, отстань от меня, дай мне уйти, молю тебя.

- Нет - властным голосом сказал призрак – я не дам тебе погубить ещё одну невинную душу, чудовище !!!

В этот момент я побежал обратно к выходу, но по дороге ступени лестницы стали обваливаться. Еле как я выбрался в оранжерею, но и тут меня ждало множество ужасов, стебли плющей и прочих растений стали расти с неимоверной скоростью и обвивать мои ноги, не давая двигаться. Кусты шиповника, как будто зная куда, стали врастать в рану на моей ноге, разрывая плоть. Такую чертовски ужасную боль я не чувствовал никогда, как будто сотни шипов стали расти внутри моей ноги. Не знаю как, но выпутавшись из их мертвой хватки, я побежал к выходу из дома. В этот момент часы снова пробили как ни странно шесть часов. Не зациклив внимание на этом, я поковылял к двери, которая как будто исчезла, а вместо неё висела одна из тех сюрреалистичных картин. Эта картина казалось, двигалась, будто хотела вырваться из рамы. Не став ждать, когда это произойдет, я повернулся в сторону лестницы, где увидел белоснежное свечение. Но это свечение так резало мои глаза, что невозможно было смотреть на него хотя бы мгновение. Не в силах сдержать натиск этого свечения, я инстинктивно отвернулся от него к картине. Как только я это сделал, нечто сдерживающееся только рамой, вырвалось за его пределы, и бросилась на меня, утащив навсегда в темноту. Я отвернулся от света, чтобы в итоге погрузиться во тьму, и боже, как же теперь сожалею об этом. Если бы мне дали второй шанс поступить иначе, я бы это сделал, но, к сожалению, уже ничего не исправить.

Настало утро следующего дня, на месте обрушения скалы стояли машины скорой помощи, полиции и МЧС. Каждая из них освещала место происшествия своими мигающими шашечками. Спасатели начали расчищать обвал, проведя дополнительное освещение к месту завала. Фельдшера скорой помощи устало зевали, стоя в сторонке и смотря как завал медленно, но верно расчищался, ожидая своей очереди для оказания первой помощи пострадавшим.

Из города по извилистой дороге с бешеной скоростью ехала машина. Это была обычная машина, без опознавательных знаков экстренных служб, но многие работающие здесь прекрасно знали, кто мог так гнать. Машина, сбавляя скорость, остановилась на обочине, а водитель заглушил мотор. Двери старого советского автопрома открылись, из неё вышел коренастый мужчина с длинными кудрявыми волосами, небольшой, но не очень опрятной бородой. Легонечко хлопнув дверь старой машины, он повернулся к работающим людям. С другой стороны так же открылась дверь, из неё вышел мажористого вида парень лет 20 и с силой хлопнул дверью. Пожилой мужчина скривил гримасу, и медленно, не изменяя своего лица, повернулся к парню, выдохнул и хриплым голосом, еле сдерживаясь, чтобы не перейти на нецензурную брань сказал:

- Парня своего так по заднице хлопать будешь, а не мою тачку, выродок. Еще раз это сделаешь, ОТПРАВИШЬСЯ К ПРООТЦАМ СВОИМ НА ВОООН ТОМ ДУБЕ. Ты меня понял?! – сказал мужчина, указывая на массивный дуб в стороне. Парень посмотрел на мужчину и с пренебрежением сказал: - Это корыто все равно скоро само развалится. И не надо со мной так разговаривать и тем более обзывать.

Глаза мужчины налились кровью от злости и негодования. Все свидетели действа недоуменно посмотрели друг на друга, и с нескрываемым интересом, снова уставились на этих двоих, выжидая, что же будет дальше. Мужчина, не отводя, своего полного ненависти и презрения взгляда от оппонента, схватил парнишку за шею и прижал к машине, не скрывая своей неприязни сказал.

- Слушай сюда, говна кусок, мне все равно кто твой папаша, насрать на эту работу, но к таким золотым мальчикам как ты, у меня особенное отношение. Я могу прихлопнуть тебя прям здесь на глазах всех тут присутствующих, и хай с ним, пусть меня посадят, все равно я скоро сдохну. Но такую мразь я не стану терпеть, тем более мне навязанную как замену. Так что рот свой закрой и помалкивай, пока взрослые дяди разговаривают. - он отпустил паренька, и похлопал по его пухлой щечке. Тот опустился наземь, пытаясь отдышаться, испуганного глядел на мужчину. Последний же в свою очередь отвернулся от парня, и словно ничего не произошло, направился к женщине, спокойно наблюдавшей за перепалкой.

- Привет – сказал он дружелюбно – как твое ничего?

Она в свою очередь, так же отвернулась, от уже поднимающегося парня, и спокойно ответила ему.

- Да так, ничего, новая жертва отчужденной долины, потасовки между ментами, оползни, короче как всегда в нашем крае. – мужчина хмыкнул на её слегка язвительный ответ. – Не жестко ли ты его? Всё-таки он сынок нашего мэра.

- Слушай, чего мне уже терять? Скоро ты сама приедешь в мою квартиру и будешь констатировать мою не насильственную смерть, если сам не вскроюсь от этих болей. Так что сопляком мэровским меня явно уже не напугать. Да и за вас отомщу этой гниде через его выродка, так что все в плюсе, кроме этого биомусора.

- Тьфу, на тебя, дурак. Как кстати твое лечение, есть улучшения?

- Конечно, есть, вчера был у врача и вместо полгода, он дал мне год, прикинь? И что мне делать целый год, учить этого недомерка?

- Что совсем химия не помогает?

- Почему не помогает, очень помогает, моё желание сдохнуть с каждым днем все больше и больше. Ладно, хрен с ним, что тут у нас.

Женщина с сожалением и некой нежностью посмотрела на него, но ничего не сказала, и сообщила мужчине всю необходимую информацию.

- В 23:00 нам поступил звонок от жены потерпевшего. В поступившем сообщении говорилось, что её муж, который приобрел этот злосчастный особняк, не выходит с ней на связь продолжительное время. Сама она находится не в городе, и проверить его не может. Ну и Вадим решил съездить навестить бедолагу. А тут вон что. Дальше все как всегда МЧС, разбор завала, труп. Вроде все, ничего не забыла.

- Какой уже он по счету?

- Четвертый. Слушай, я уже думаю, а не правдивы ли слухи в городе, что особняк этот проклят. Сам посуди, один повесился в оранжерее, другой спрыгнул с крыши, третьего вообще нашли растерзанным в лесу около дома и теперь этот. Какова вероятность?

- Да хватит тебе уже. Приехали городские жулики побыть в одиночестве, да только сбрендили от наших спокойных мест. Еще приплюсуй сюда легенду о том, что первый владелец обезумел и якобы спрятал труп своей жены в доме и вот тебе полноценная почва для получения шизофрении. Ничего тут криминального нет только кучка чокнутых. Ну кто приедет в нашу глухомань ради полуразвалившегося дома, который по хорошему счету снести давно пора.

- Ну да, тоже верно. В маленьком городке всегда процветают суеверия, что невольно сам начинаешь верить в эту чепуху. Я хочу сказать, не хочешь ли ты выкупить этот дом, всё-таки родовое поместье. Может дом не принимает других хозяев, так как еще остался кровный хозяин. – мужчина посмотрел с небольшой злобой на женщину и сказал: - Сколько эту тему можно затрагивать, этот дом мне не нужен, эти ненормальные хоть и мои родители, но я всю жизнь пытаюсь забыть об этом, что из-за этих душевнобольных я оказался в интернате, без денег, слава богу, хоть долги не унаследовал для полного счастья. Теперь же, когда виднеется мой закат, мне и подавно не нужна эта развалюха.

Пока длился этот диалог, спасатели смогли убрать большой камень с капота машины, тем самым открыв доступ к водительскому сиденью. В этот момент набежали все спецслужбы, чтобы узреть скрывающуюся под обвалом картину. На одном из сидений сидел человек лет тридцати без признаков жизни. Работники скорой хотели было оказать первую помощь, но увидев человека, они прокричали.

- Нееее, не наш клиент. – и махнули в сторону двоих. Пожилой мужчина спокойно посмотрел на них и безмолвно подошел открытой части машины.

-Эй, малахольный, иди что покажу.- тот нехотя вышел из ближайшей машины и подошел к детективу. Оглядев тело, у молодого человека подступила рвотный рефлекс.

- Ублюдок, ушел отсюда дебил, сейчас заблюешь мне тут все.- тот не стал долго ждать и побежал в ближайший кустарник. Детектив же продолжил брань в отношении нерадивого стажера, пока не успокоился. Когда же это случилось, пожилой мужчина, все также ворча, принялся осматривать машину. Тело было бледно серого цвета глаза закрыты, голова пробита. Тут подошла уже знакомая женщина и принялась тоже осматривать место трагедии.

- Что думаешь? - спросил детектив, обращаясь к судмедэксперту. Она же, не отрываясь от работы, высказала свое предварительное заключение.

- Ну по предварительному заключению могу сказать криминала тут нет, все травмы, полученные этим бедолагой, соответствуют травмам получаемым при обвале. Время смерти приблизительно где-то между 5:30 и 6 часами утра, хотя я больше склоняюсь ко второму варианту. Бедолага получил сильную травму головы, но, к сожалению, не смертельную и скорее всего, умирал в агонии. Возможно, найдя его раньше, мы бы могли его спасти. Так же переломаны ребра, нос от подушки безопасности и судя по тому, что я вижу, он истекал кровью, так как артерию на ноге перерезал кусок метала. Точнее я смогу рассказать только после того, как этот бедолага окажется на моем столе, но уже с уверенностью могу сказать, что расследовать тут явно нечего, очередной несчастный случай.

Старик посмотрел на эксперта, вздохнул и сказал:

- Этот вывод я сделаю, когда все отчеты будут у меня, а пока, я думаю мне делать нечего. – после этих слов полицейский посмотрел в сторону блюющего подопечного и с иронией проронил.

- Слышь, сыщик, ты долго собираешься осматривать этот куст на наличие улик? - Парень с серо-зеленым лицом выпрямился и вытер лицо рукавом. - Что таращишься, придурок? Поехали уже. Господи и это моя замена. Я из могилы и то лучше тебя работать буду. - И направился по направлению машины. Парень, придерживая одной рукой живот, поплелся за стариком. И эти двое уехали в сторону города.

Шли часы, завал потихоньку разобрали, труп отправили в морг, машину, ну или то, что от нее осталось, на стоянку. Специальные службы, завершив работу, тоже начали разъезжаться. И над отчужденной долиной повисла небывалая тишина, вызывающая умиротворение, особенно в свете уходящего солнца.

Вот огненный шар скрылся за цепью горного массива и на долину спустились сумерки. Так бы лес погрузился во тьму, если бы на горизонте не появилась уже знакомая машина. Она двигалась, быстро разрывая ночную пелену тусклым светом фар. Мчалась она в сторону холма на котором покоился старинный особняк, выполненный в готическом стиле. Метр за метром, преодолевая расстояние, разделяющее машину и монолитную постройку, водитель судорожно шарил по пассажирскому сидению в поисках чего-то. Наконец найдя ключи, он успокоился и надавил педаль газа сильнее, чтобы преодолеть оставшееся расстояние быстрее.

Машина затормозила на небольшом пригорке, из нее вышел мужчина, с серо-зелёным лицом, придерживаясь чтобы не упасть. Он засунул руку во внутренний карман пальто и достал белую пластиковую баночку и закинул из нее в рот пару таблеток и проглотил их.

- Чертова болезнь уж убила и все, но нет, нужно помучить.

Он слегка покачиваясь пошел к двери особняка со словами:

- Ну здравствуй, уродовое имение, убиваешь всех, кроме меня. Может мне и правда тебя выкупить, чтобы сдохнуть наконец?

Мужчина подошел к двери и отпер дверь ключами, которые судорожно искал в машине. Дубовая дверь с ужасным скрипом отворилась, а из нее повалил дым. Старик, не обращая внимания, вошел внутрь и словно завсегдатый постоялец побрел в оранжерею. Войдя в нее без каких либо колебаний, он подошел к плачущему ангелу, и нажал на глаза. Раздался щелчок и уже знакомая нам клумба отодвинулась, открыв проход вниз. Детектив без колебаний достал фонарик из пояса штанов, включил его и спустился вниз по лестнице. Освещая путь к факелам, он зажег их с помощью зажигалки, и помещение озарилось ярко желтым цветом. Мужчина выключил фонарь, посмотрел в середину комнаты и произнес:

- Ну привет, мам, как ты тут? Вижу опять беснуешься. Расскажи, зачем убила этого паренька? Он же не в чем не виноват как и предыдущие, это же все отец с тобой сделал, а ты все мстишь. – он подошел к стеклянному саркофагу и продолжил, протирая платком стекло – я как только не пытался вытащить тебя из этого склепа и предать земле, но ты же знаешь как мой папочка постарался тебя защитить. Прекрати, пожалуйста.

Красивая женщина, словно просто спящая под стеклом, в окружении некой зеленоватой жидкости, все так же оставалась безмолвной. Мужчина с грустным лицом посмотрел на нее в надежде увидеть хотя бы мимолетное движение, но тело оставалось недвижимым.

- Хоть бы раз ты ответила мне, что тебе нужно и как тебя спасти из этой тюрьмы. Но нет, ты молчишь и гробишь снова и снова невинных людей.- он словно обезумивший от злости и бессилия схватил арматуру рядом с ложем мертвеца и принялся бить стекло. Сколько бы это не продолжалось по времени, но на стекле не появилось ни малейшей трещинки. Обессилив от бесконечных ударов и от болезни, пожирающей его изнутри, он опустился на пол, прижавшись спиной к саркофагу.

- Как же я устал, мам, эта боль меня скоро совсем доконает, ты не представляешь, как я хочу уже умереть. С каждым днем мне все хуже и хуже, а сделать ничего не могу. Да я мог бы удавиться сам, но что-то мне мешает. То ли слабость духа, то ли желание помучаться ради прощения наших с тобой грехов. Как бы я хотел, чтобы ты ответила мне. Почему левые люди могут с тобой поговорить, а я, твой сын, ни разу не удостоился этой чести? – мужчина опустил руку с арматурой наземь, и почувствовал что-то мягкое, сродни дешевой кожи. Он посмотрел на пол и увидел записную книжку, лежавшую рядом с ним. Детектив поднял её и повертел перед собой.

- О, он тебя всё-таки нашел по твоим записям. Умный паренек был, думаю, и особняк восстановил бы, но видно не судьба. А знаешь, у него была жена, да, мам, они очень хотели тут жить и быть счастливыми, но теперь она страдает над его телом в морге, а все почему? А потому, что ты ненавидишь моего отца так сильно, что без разбора готова убивать любого владельца этого дома, кроме меня…- он с сожалением опустил голову между колен и покачал ей. – Ну ладно, судя по всему, я снова уйду ни с чем.

Детектив, покачиваясь, встал на ноги, опершись на вечное пристанище матери. Последний раз он взглянул на нее и поплел по уже известной дороге.