А беды сыпались и сыпались просто навалом. Обманул Гитлер, такой хороший союз развалили по недоумию! И губы перед микрофоном дрогнули, сорвались "братья и сестры", теперь из истории не вытравишь. А эти братья и сестры бежали как бараны, и никто не хотел постоять насмерть, хотя им ясно было приказано стоять насмерть. Почему ж - не стояли? почему - не сразу стояли?... (131)
Иосиф споткнулся на Иосифе... Ничуть не мешал Сталину доживающий где-то Керенский. Пусть бы из гроба вернулся Николай Второй или Колчак - против всех них Сталин не имел личного зла: открытые враги, они не изворачивались предлагать какой-то свой, новый, лучший социализм. Лучший социализм! Иначе, чем у Сталина! Сопляк! Социализм без Сталина - это же готовый фашизм! (133)
- Это глубоко радует меня, друг мой. Твое усугубленное неверие, - (то, что называлось "скептицизмом" на Языке Кажущейся Ясности), - было неизбежным на пути от... сатанинского дурмана, - (он хотел сказать "от марксизма", но не знал, чем по-русски заменить), - к свету истины. ... - Откроюсь тебе, что я - как составное яйцо. Во мне - девять сфер. - Сфера - птичье слово! - Виноват. Видишь, как я неизобретателен. Во мне - девять... ошарий. (183)
- Теперь послушай: правило последних вершков! Область последних вершков! - на Языке Предельной Ясности сразу понятно, что это такое. Работа уже почти окончена, цель уже почти достигнута, все как будто совершено и преодолено, но качество вещи - не совсем то! (190)
Но дальше все решилось тем, что Сологдин по размеру стал больше стандартной ячейки невода, и захвачен был в одну из ловель, получил первый срок, а в лагере еще и второй. (230)
Пока испуганный дежурный по объекту <..> звонил на квартиру к Яконову, а потом докладывал замминистру, что полковник Яконов лежит дома в сердечном припадке, но уже одевается и едет, - заместитель Яконова <...> и представился начальству. (241)
Она вздохнула и покосилась на надзирателя. Его лицо, настороженное, как если бы он собирался внезапно гавкнуть или откусить ей голову, нависало меньше чем в метре от их лиц. (280)
- Бог знает, - пожав плечами, как-то значительно произнес он. - Да ты уж не стал ли верить в бога??! (Они ни о чем не поговорили!!) Глеб улыбнулся: - А почему бы и нет? Паскаль, Ньютон, Эйнштейн... - Кому было сказано - фамилий не называть! - гаркнул надзиратель. (284)
И, уже на все рукой махнув, рискнули вернуться в Ленинград. А вышло это - в июне сорок первого года... Тем более не смогли они сносно устроиться тут. Анкета висела над мужем. Но, призрак лабораторный, он не слабел, а сильнел от такой жизни. Он вынес осеннюю копку траншей. А с первым снегом - стал могильщиком. (287)
По прямому тексту инструкции слезы не запрещались, но в высшем смысле ее - не могли иметь места. (290)
Так и пошла, хотя по школе знала, что скучная эта литература: очень правильный Горький, но какой-то неувлекательный; очень правильный Маяковский, но непроворотливый какой-то; очень прогрессивный Салтыков-Щедрин, но рот раздерешь, пока дочитаешь; потом ограниченный в своих дворянских идеалах Тургенев; связанный с нарождающимся русским капитализмом Гончаров; Лев Толстой с его переходом на позиции патриархального крестьянства (романов Толстого учительница не советовала им читать, так как они очень длинные и только затемняют ясные критические статьи о нем); и еще потом скопом делали обзор каких-то уже совсем никому не известных Степняка-Кравчинского, Достоевского и Сухово-Кобылина, правда, у них и названий запоминать не надо было. Во всем этом многолетнем ряду один разве Пушкин сиял как солнышко. (299)
- Вот заголовок: "Женщины полны трудового энтузиазма и перевыполняют нормы". Подумай: а зачем им эти нормы? Что у них, дома дела нет? Это значит: соединенной зарплаты мужа и жены не хватает на семью. А должно хватать - одной мужской. (308)
Травы и цветы сразу за линией стояли по плечо. Потом тропка ныряла сквозь несколько рядов березовой посадки. Там дальше было выкошено, стожок, а на подросте травы паслась и не паслась задумчивая коза, привязанная длинной веревкой к колышку. (310)
- Вот видишь - круг? Это - отечество. Это - первый круг. А вот - второй. - Он захватил шире. - Это - человечество. И кажется, что первый входит во второй? Нич-чего подобного! Тут заборы предрассудков. Тут даже - колючая проволока с пулеметами. Тут ни телом, ни сердцем почти нельзя прорваться. И выходит, что никакого человечества - нет. А только отечества, отечества, и разные у всех... (322)
0
