Рейн Евгений Борисыч уходит в ночь, в белом плаще английском уходит прочь. В черную ночь уходит в белом плаще, вообще одинок, одинок вообще.
Вообще одинок, как разбитый полк: ваш Петербург больше похож на Нью-Йорк. Вот мы сидим в кафе и глядим в окно: Леонтьев А., Рыжий Б., Дозморов О.
Вспомнить пытаемся каждый любимый жест: как матерится, как говорит, как ест.
Как одному: "другу", а двум другим он "Сапожок" подписывал: "дорогим".
Как говорить о Бродском при нем нельзя. Встал из-за столика: не провожать, друзья. Завтра мне позвоните, к примеру, в час. Грустно и больно: занят, целую вас!
Когда концерт закончится и важно, как боги, музыканты разойдутся, когда шаги, прошелестев бумажно, с зеленоватой тишиной сольются,
когда взметнутся бабочки и фраки закружатся, как траурные птицы, вдруг страшные появятся во мраке — бескровные, болезненные — лица.
И первый, не скрывая нетерпенья, кивнет, срывая струны, словно нити, Связующие вечность и мгновенье: “Ломайте скрипки, музыку ищите!” ____________________________________
0
