Палач

1

Сотни глаз жадно наблюдали за массивным деревянным помостом.

На острове, посреди людского моря, оказались трое. Закованный в латы стражник со скучающим видом озирал собравшийся народ, сжимая в руках древко алебарды. На небритом помятом лице застыла маска безразличия. Очередной скучный день. Солнце уже вынырнуло и раскалило площадь добела. По спине ползут липкие струйки, сковывающие доспехи тяжелым якорем висят на уставших плечах. Скорее бы все закончилось… Жрать охота.

Хромающий старик с ехидной усмешкой подготавливал плацдарм для осужденного. Плаха, покрытая въевшейся грязью и кровью, могильным камнем возвышается над головами толпы. Справа от нее примостилась стойка с орудиями, единственной целью которых было извлечение правды из грешных душ. Мужчина провел дрожащей от возбуждения рукой по каждому из них, сдерживая смех. Закончив осмотр, перешел к закрепленным на балках петлям. К счастью для старика, сегодня будет гораздо более интересный исход. Утерев редкие волосы на голове, он повернулся лицом к люду.

Залитое лучами месиво гудело в предвкушении. За ними вольготно расположился помост для знати. В тени багровых навесов на скамьях восседал высший свет, озаряющий своим существованием прогнившее государство. Среди похожих на пивные бочонки вельмож ярким мазком выделялся король. Хоть он и не молод, но стати ему не занимать. Широкие плечи украшены тяжелой мантией. Пристальный взгляд устремлен на сцену, где вот-вот должен разразиться кровавый спектакль. Речи, льющиеся из уст приближенных, казалось, не слишком волнуют его.

Священник, закутанный в черный балахон, суетливо ходил из стороны в сторону. От стражника к старику. Нервозность выдает в нем новичка, которому впервые выпала участь сопровождать душу преступника в последний путь. Бледные руки с тонкими пальцами судорожно сжимают тяжелый талмуд, хранящий в себе подобающие речи. Изредка он касается пальцами куцей бородки. Нагрянувшая жара также тяготит его, как и груз ответственности.

Голоса стали громче и злее. Наконец, вывели заключенного. Двое в доспехах вытянули на эшафот высокого могучего мужчину. Процессия медленно поднялась по скрипучим ступеням. Верзила стоял, понурив голову, слушая проклятия и ругательства. На изможденном лице застыла маска смирения.

Последним на сцену поднялся палач. Юноша, не мужчина. Хоть его сложение говорило об обратном. Взгляд серых глаз устремлен на приговоренного. Словно никого больше не существует. От волнения или от жажды поскорее приступить к делу, бедняга не может найти рукам место и неловко, скованно пытается спрятать их. Старик с презрением зыркнул на палача и усмехнулся. Кажется, зрелище уже ему нравится.

Король встал с простецкого деревянного трона и скупым жестом разогнал гомон придворных. На помосте воцарилась тягостная тишина. Толпа почтительно перешла на шепот. Властный голос прогремел: 

- Юноша, твоя семья служила моим предкам верой и правдой. Была карающей дланью, что обрезает тронутые скверной ветви. Но, увы, печальные обстоятельства нарушили привычный ход событий. Твой отец, к нашей печали, оказался изменником. Предателем, решившим воткнуть нож в спину тем, кто некогда даровал ему милость. Теперь столице нужен новый палач. По давней традиции им должен стать ты. Но король милостив и готов дать тебе выбор: занять место родича или отказаться от семейного дела. Ты и только ты волен решать, мой мальчик.

Каратель замешкался. Предоставленный выбор оставил горькое послевкусие. В голове пульсировала навязчивая мысль о жестоком уроке, который подкинула судьба. Последние слова отца вновь зазвенели в ушах скорбным колоколом.

«Я хочу, чтобы топор был в твоих руках».

2

С самого детства он был уверен в том, что хочет идти по стопам родителя.

Отец постоянно рассказывал о деле жизни, удерживая и распаляя в душе сына желание стать именно палачом. Тем, кто несет справедливость, не смотря на тяжесть греха убийства. Проклятое ремесло, которое заставляет людей кривиться и обходить стороной, словно прокаженных. Проклятое ремесло, что набивает кошелек солидным количеством монет. К звонким золотым добавлялись подарки от местных торгашей и трактирщиков. Как-никак, казнь – представление, которого все ждали с нетерпением.

Мальчишка жадно впитывал наставления отца. Первые тренировки проходили на тыквах-горлянках. Неуклюже, неловко. Отдельные удары были вполне опасны. Не для овощей, конечно. И тогда густой бас расползался во все стороны, заставляя пунцового от стыда отпрыска ежится. Снующие мимо расположенного около кладбища домика могли наблюдать ежедневные уроки. Но они лишь ускоряли шаг, стараясь как можно быстрее миновать проклятое место и человека, который несет на себе клеймо многочисленных бед.

Как только мужчина убедился, что мальчишка действует плавно и, самое главное, точно, начался следующий этап. Настал черед забирать жизни у одушевленных существ. Для этого он заплатил местному юродивому, чтобы тот поймал пару бродячих псов. Воняющий мочой и перегаром живодер пришел с уловом к вечеру. Сука и кобель испуганно скулили, жались к дальней стенке деревянной клетки, которая пришлась очень кстати. Как только заалел закат, мужчина вывел сына во двор.

Увидев, что от него хочет отец, мальчик занервничал. Потные ладони обхватили древко орудия, которое моментально заходило ходуном. Палач не стал ждать, пока ученик успокоится и открыл дверцу. Схватив псину за загривок, вытащил из загона. Кивком головы подозвал сына поближе.

- Посмотри ему в глаза, сын. Посмотри… Сейчас ты должен запомнить одну вещь – никогда не показывай страха и смятения. Тогда зверь тебя никогда не тронет. Никогда.

Мальчик робко кивнул и перехватил топор поудобнее. В душе едко зудила совесть, но возможность одним взмахом закончить ученичество и стать на ступень ближе к отцовскому делу, стать его подмастерьем, успешно гасила полыхающие угрызения. Он сделал еще один крохотный шаг, приноравливаясь перед ударом…

Короткий взвизг – мир подернулся прозрачной пеленой, предательски заполонившей глаза, от желудка к горлу побежала густая горячая волна.

***

Отец недаром занимал должность: обычно ему хватало одного удара, чтобы отделить голову от тела. Никакого кровавого месива и прочих неприглядных вещей, вызывающих тошноту у слишком уж тонких натур и возмущение верующих, не желающих наблюдать столь нечестивое обращение с согрешившим. Отец молниеносно отправлял душу виноватого прочь из этого мира под жадный отклик толпы.

Мальчик помнил день, когда смерть костлявой лапой распахнула занавес и впервые явила убийство человека. В тот день палач обезглавил казнокрада. Топор без колебаний опустился на шею несчастного под разгоряченные вопли. Голова с глухим стуком упала на настил и остановилась аккурат напротив места, где стоял сын. Тяжелый топот отцовских ботинок заполонил уши, перед глазами стояла гримаса ужаса, с которой бедолагу встретят в аду. Отец крепко схватил за волосы и поднял окровавленную голову вверх. Как знак добросовестно выполненной работы. Именно в этот момент внутри пробудилось странное чувство. Мальчишка завороженно прокручивал последние секунды казни в памяти, старательно запоминая ощущения.

Шли годы, обязанности юноши значительно возросли. Равно как и навыки. Помимо различных способов отделения души от тела ему следовало впитать культуру допросов, которые честнее было бы назвать пытками.

«Не доверяй словам. С языка капает яд лжи, но вот лицо, оно может открыть тебе многое. Ты прошел долгий путь. И сейчас ты видишь мир острее тех, кто смотрит на нас с ужасом и ненавистью. Они слепы и ограничены».

Как же он был слеп.

3

Помощник палача – плюгавый хромающий старик – никогда не вызывал у него доверия. В его изрезанном морщинами худом лице читалось откровенная неприязнь к отцу. Но в открытую противостоять королевскому палачу не мог. Поэтому, в его присутствии, всячески поддакивал и лебезил. Отец, думается, видел его прогнившее нутро насквозь, и мирился с этим. Не всякий захочет быть помощником цепного пса правителя. Клеймо «нечистого» перевешивало материальные достоинства. Лишь отъявленные мерзавцы охотно давали добро на грязную работу. Ведь таким макаром можно было запросто избежать роли по другую сторону эшафота.

Старикашка был из последних. Он сходу опьянел от шанса вполне законно калечить мясную оболочку, чтобы добраться до духовной. А затем щипцами вопросов распутывать клубок жизни нить за нитью. До полнейшего истощения. Если отец делал это по долгу службы, оставляя эмоции и чувства за массивной дверью, ведущей в комнату пыток, то помощник именно в окружении сырых стен обретал жизнь и сбрасывал добрый десяток лет жизни. В безумном взгляде бушевало пламя желания сотворить кошмарный шедевр. Словно заправский гурман он вкушал плоды чужих страданий с помощью вилки грешника и писал извращенные симфонии пыткой колоколом.

Работу старик выполнял исправно, поэтому его личное отношение отец старался пропускать мимо. Но юноша понимал, что с ним стоит держать ухо востро. Как оказалось, не зря.

***

Они с отцом выбрались на рынок. Прилавки, ломящиеся от еды и побрякушек. Смешивающиеся в танце запахи. Монотонный гул переговаривающихся торгашей и покупателей. Свой мир, раскрывшийся в устье, куда стекаются реки вонючих и темных переулков, забитых проститутками и ворами. Несмотря на пасмурную серость, было не протолкнуться. Но народ расступался перед парнем и мужчиной. Никто не задерживал на них взгляд надолго. Словно боялись, что, даже посмотрев на палача, можно подцепить нечто страшное. Что не получится отряхнуть, словно грязь с ботинок, и оставить за порогом дома. Что не замолишь в церкви за пригоршню монет.

У лавки мясника выстроилась солидная очередь. Завидев приближающегося верзилу с меткой и парня, народ спешно ретировался. Пышнотелый торговец без особо энтузиазма поприветствовал обоих. Отец молча ткнул пальцем в сторону дальнего куска свинины и потянулся за кошельком. Но толстяк мотнул головой, мол, денег твоих не возьму. «Бери и иди себе». Мужчина лишь кивнул и взял сверток.

- Сын, ты понимаешь, почему они так относятся к нам? Они боятся. Боятся быть проклятыми. Боятся ада после смерти. Но никто из них не задумывается о том, какой была бы жизнь без нас. Мы делаем их существование чище и спокойнее. Отправляем души в царствие небесное. Делаем то, на что у большинства не хватило бы сил.

Непривычно многословная тирада отца произвела впечатление на сына. Они медленно прогуливались по улочке, усеянной редкими гуляками. Серые тучи сгущались, угрожая разразиться содержимым на землю.

- Скоро ты займешь мое место и продолжишь это достойное дело. Ты держишься гораздо увереннее.

Сын пробормотал:

- Но на том допросе…

Отец перебил:

- Это был твой первый раз. Ты сделал все, как должно. Со временем ты станешь еще крепче и сильнее.

Позади раздались шаркающие шаги. Знакомый хриплый голос прокаркал:

- Приветствую, королевский палач.

Отец нахмурился и повернулся к заговорившему.

- И тебе доброго дня, помощник.

Старик поморщился от унизительного прозвища, но быстро взял себя в руки.

- До меня дошли слухи, что Король очень доволен результатом. Ты вскрыл гнойник, который угрожал спокойствию столицы. Мои поздравления…

Последняя фраза плевком осела на пыльных камнях.

Отец бесцветным тоном ответил:

- Это моя работа. Инакомыслие недопустимо, сорняки нужно выкорчевать. И этот был лишь одним из многих. 

Помощник подобрался ближе и похлопал мужчину по плечу.

- Рад слышать это от преданного слуги Короля. Ну, до встречи. Еще раз, прими мои поздравления.

4

В центре допросной комнаты стоит неудобное тяжелое кресло с ремнями на подлокотниках. По правую руку расположился массивный стол с готовыми инструментами. 

Худющий парень затравленно смотрит на двоих. Руки и ноги скованы браслетами. На взгляд профана, с ним все не так плохо, как могло бы быть. Но отец как никто другой умеет причинять боль. Если приглядеться, видно, что бедолагу знатно потрепало. По пестрым штанам расползлось позорное темное пятно. Грязная рваная рубаха липнет к потному дрожащему телу.

Отец прошагал вплотную к креслу, разговаривая с учеником:

- Пришло время вопросов. За них и, самое главное, за правдивые ответы мы и получаем деньги. Для короля не важно, какими средствами мы добьемся результата. Я немного подготовил нашего гостя к беседе, но основное действо за тобой. В качестве подмастерья буду я. Старик присоединится позже.

Он протянул руку к подбородку парня. Пленник дернулся, но не смог увернуться от стальной хватки. Палач продолжил:

- Перед тобой один из тех, кого зовут инакомыслящими. Такие, как они, хотят превратить город в пороховую бочку и подорвать существующий несколько веков уклад. Как это отразиться на жизнях простых людей, их не волнует. Его поймали в одной из таверн, где он опрометчиво разглагольствовал среди пьяниц. Дурака приняли там же. И он уже признал свою вину. Но мы на этом не остановимся.  

Взгляд родителя пронзает юношу насквозь.

- Как думаешь, что следует спросить дальше?

Ученик задумался на мгновение, после чего подошел к пленнику.

- Кто помогает тебе? Кто твои сообщники?

Глухой тихий голос растекается по комнате. Полумрак пыточной добавляет к и без того окрепшей фигуре юноши еще больше грозности.

Парень смотрит прямо в глаза. Сорванный голос превращается в шепот.

- Я же сознался в преступлении. Был только я... К чему все это делается?

Юноша медленно выдыхает, растягивая мгновение.

Отец тем временем отошел к столу.

- Ты чувствуешь? Он лжет. Поэтому, посмотрим, что расколется первым: тело или разум. Как ты считаешь, сын, что сейчас уязвимее? Взгляни на него.

Сын внимательно разглядывает хлипкое вместилище духа. Затем подходит к отцу и произносит:

- Думаю, следует надавить на разум. Тело уже пострадало, а разум, хоть и пошатнулся,  но все еще стиснут ужасом. Он помнит боль, которую ты ему причинил. А значит, стоит дать понять, что его ждет, если он не начнет говорить.

Палач довольно кивнул и указал на щипцы, хищно оскалившиеся в ожидании. Юноша аккуратно взял их в руку и оценивающе покрутил из стороны в сторону. Затем недовольно поцокал и вернул на место. Рядом с ними лежала «вилка грешника». Полные страха глаза узника убедили в правильности выбора. Он схватил ее и резко подался к парню.

- Знаешь, как она работает? Два шипа упрутся тебе под ключицы, два в подбородок. Поначалу кажется, что ничего особенного. Но самое интересное начнется, как только шея начнет затекать и ты захочешь хоть как-то покрутить головушкой. Опустишь ее и р-р-раз! Зубцы моментально войдут под языком. Поверь, приятного мало.

Прыщавое лицо белеет от страха, дрожащие губы восклицают:

- Прошу вас! Вы…вы…да, вы! – он обращается к отцу. – Вы обещали помочь! Я же признался!

Отец пропускает мольбы мимо ушей и обращается только к тебе. Голос его спокоен, словно в будничной беседе.

- Вполне себе неплохо, но что, если мы пересадим его на менее удобное кресло?

Кивком указав на ощетинившуюся шипами мебель, отец продолжает:

- Угли у нас имеются, масла тоже вдоволь. Запах паленой человечины сделает его разговорчивее.

Пленник тщетно попытался рассмотреть орудие, на которое намекнул палач.

Сын удовлетворенно кивнул и ответил:

- Или можем взять «грушу». Когда она попадет в его тело, я раскрою лезвия. И, клянусь, это будет самый интересный опыт в недолгой жизни.

Визг нарушает беседу учителя и ученика. Пленник, брызжа слюной, вопит:

- Мне никто не помогал, клянусь! Я сам! Сам! В том трактире я лишь пытался открыть заблудшим душам глаза! Клянусь, все было так! Больше никого нет!

Светлые глаза смотрят прямиком на юношу. Нутро подсказывает, что пленник не врет. Но это побочная информация. Ерунда, которую можно не брать в расчет. Надо приступать к более активным действиям.

Отец молча наблюдает за действиями сына.

- Думаю, стоит попробовать пытку водой. Еще раз надавим на тело, чтобы сильнее подкосить разум.

Палач довольно кивает. «Приступай».

***

Три часа и бесчисленные литры раствора спустя на стенах оседают лишь хрипы. По спине юноши течет пот, на щеках расцвел румянец. Пленник же стал похож на труп: синюшное лицо и мертвенно-темные губы, сквозь которые сочится рвота и вода.

Дверь пыточной скрипнула. Пришел старик. Взглядом оценив ситуацию, довольно хмыкнул. Отец хлопнул сына по плечу:

- Пожалуй, нужно передохнуть. Помощник займется им. Ты и так хорошо поработал. А затем мы вернемся к гостю.

Свет факелов слепит уставшие глаза. За спиной слышны вопли.

- Пожалуйста, я честен! Нет никаких других заговорщиков, только я! Кля-а…

Влажный звук удара прерывает словесный поток.

***

Спустя два часа юноша с палачом возвращаются в камеру. Старик, с довольным видом застывший над столом, вздрагивает и резко прячет сжатую руку в карман. Но они не замечают ничего. Все внимание сосредоточено на парне. Окровавленное лицо затекло, в светлых глазах плещется безумие. На левой руке видны ремни, удерживающие пальцы. Тусклый свет иголок, загнанных под ногти, на миг отвлекает юношу от цели. Отец в два шага подходит к креслу и хватает узника за волосы. Его голос громовым раскатом прокатывается по комнате.

- Кто входит в число заговорщиков?

Пленник срывается на рыдания. Щуплое тельце, раскрашенное ссадинами и синяками, вздрагивает.

- Прошу, я все сказал!

Отец безразличен к мольбам. Он подходит к столу и указывает на грушу.

- Действуй, сын.

Ученик аккуратно берет грязное орудие и пропускает мимо ушей вопли пленника, которого отец уже принуждает занять нужное положение. Небольшое усилие, и инструмент добирается до цели.

- Кто с тобой замышлял преступление?

Знаком показывает сыну. «Крути».

«Груша» распускает лепестки под отчаянный визг. Слова раскаленными гвоздями проникают под кожу, разрывая все на своем пути.

- Кто…ещё…участвует…в заговоре?

Спустя несколько бесконечно долгих минут с разбитых губ срываются кровавые пузыри и заветные имена. Зловещая тишина заполняет пространство пропахшей потом и мочой пыточной. Все, кого сдал парень, сидят в королевском совете. Сын растерянно смотрит на родителя. Королевский палач ровным голосом процедил:

- Это серьезное обвинение. Очень серьезное. Сейчас ты подпишешь бумаги и ответишь перед Королем и судом.

Скрип пера похож на какофонию и терзает уши. Отец с сыном молча наблюдают за рваной линией признания, возникающей на пергаменте. Ощущение надвигающейся беды грозовым облаком нависло над головами.

5

 Дверь родного дома с грохотом стукнулась об стену. Помощник сбивчиво прохрипел:

- Пацан, твоего отца обвиняют в измене! Бегом! Суд готов вынести решение!

Последующие мгновения пронеслись галопом, наравне с тревожно бухающим сердцем.

Ноги несутся по камням площади, локти активно распихивают народ. Впереди маячит здание суда. Гвардейцы, грозно шипя, не пропускают внутрь. Сквозь высокие резные двери слышны громкие голоса, сливающиеся в непонятное месиво.

Помощник еле переводит дыхание – возраст, все-таки, берет свое. Щеки покрылись румянцем, тонкие губы беззвучно шевелятся. Но глаза отчетливо выдают внутреннее состояние старика. Злорадство так и норовит вырваться наружу.

Сын вновь переключается на гомон внутри здания. Тревога бьется птицей в клетке, но он не подает вида. Хриплый голос вторгается в водоворот мыслей.

- Пацан, а ты хочешь стать палачом вместо отца?

Такой простой вопрос легко выбивает из колеи. Конечно, недаром он потратил столько времени и сил, чтобы освоить отцовское ремесло. С губ срываются растерянные фразы:

- Да, это же наше дело. Отец всему научил меня. Готовил к тому, что я должен буду сменить его на посту. Служить Королю, карать провинившихся.

Помощник лающе усмехнулся и перебил:

- Ох, да знаю я все это. Просто ты так молод. Пока что в твоей жизни полно дорог. Завел бы семью, избавился от клейма. Профессия то не с самым приятным запашком, знаешь ли. Не стоит рубить с плеча…

Парень, мотнув головой, повторил:

- Я твердо уверен в своем выборе. И достойно приму ношу отца после того, как он сам решит оставить ремесло.

Старик указал пальцем на здание суда.

- Ну, как знаешь. Даже интересно будет посмотреть на то, как щенок сменит волкодава.

Наслаждаясь злобой, исказившей лицо парня, он продолжил:

- Мне кажется, твой час наступит очень скоро. Обвинение серьезное, да и доказательства имеются…

В этот раз он не стал таиться: паскудная торжествующая улыбка засияла на морщинистом лице.

Юноша схватил старика за грудки, но звук трубы сломал все планы. Суд был завершен. Двери распахнулись, из чрева посыпалась знать и стража. Последним вышел ярко одетый глашатай, который звонким голосом сообщил: королевский палач виновен. Казнь состоится на следующий день.

Мир рухнул.

Сын отпустил мерзкого помощника и осел на ступенях. Отец – виновен. Это какая-то ошибка. Нет. Нет.

Разноцветные одеяния вынесших приговор проносятся мимо яркими вспышками, их беседы доносятся словно через плотный кокон. Город рассыпался на куски, уступая место беспросветной тьме.

Вскоре вывели отца. В сопровождении двух стражников. Сын впервые видел родителя таким: ссутулившимся, уставшим. Он покорно двигался к концу своей жизни.

В последнюю секунду мужчина поднял голову и посмотрел на свое дитя. Взгляд тяжел и безумен. Слова – неправильные, непонятные, немыслимые - режут больнее ножа.

«Я хочу, чтобы топор был в твоих руках».

Один из сопровождающих толкнул мужчину в спину, вынуждая поторапливаться.

6

- По давней традиции им должен стать ты. Но Король милостив и готов дать тебе выбор: стать новым королевским палачом или отказаться от семейного дела. Ты и только ты волен решать, мой мальчик.

Воздух на площади дрожит от напряжения и жары. Все взгляды устремлены на рослую фигуру. Парень медлит с ответом, отчаянно выискивая его взглядом под ногами. Король с довольной улыбкой наблюдает за мятущимся юнцом.

Второй раз за последние два кошмарных дня возникает выбор, ставящий в тупик. Сойти с пути, которого он так желал и попробовать настоящую жизнь на вкус. Или продолжить блуждать в тени. На сей раз одному. Наблюдать брезгливо скорчившиеся лица и слушать трусливые пересуды за спиной. Распустить крылья или сидеть на поводке Короля, исполняя волю Короны.

А какая вообще может быть нормальная жизнь?

Сын кашлянул и хрипло произнес:

- Я повинуюсь традиции, мой король.

Король довольно кивнул.

- Да будет так.

За спиной парня хмыкнул старикан. Помощник ехидно оскалился: сегодня на его улице наконец наступил праздник. Вид растерянного парня вызывает в душе ликование. Мужчина берет отцовский топор и вручает новоиспеченному палачу. Рука стискивает испещренное трещинами древко. Вдох-выдох. Вдох-выдох. «Один точный удар. Один».

Парень смотрит на сломленного отца. Он стоит на коленях, опустив голову. Снизу замерло людское море. Сотни жадных глаз уставились в ожидании представления. Вот он, зверь, застывший и ожидающий, когда новичок даст слабину. И попадет под удар когтистой лапы, растворится в насмешках и брани.

Священник заводит свою звонкую шарманку. Его речи складны и убедительны. Попадают прямо в цель. Во всех, кроме двух человек, застывших на краю пропасти. Слова служителя растворяются по-над завороженным народом.

Пришла пора.

Юноша сделал шаг к осужденному и произнес:

- Твое последнее слово.

Мужчина краем глаза смотрит на него и, слабо улыбнувшись, мотает головой.

Руки машинально вскидывают орудие над шеей преступника. Народ одобрительно загудел. Тысячи раз он делал это. Движения отточены до идеала. В мозгу роится лишь одна мысль: «решено».

Все вышло как должно. Хватило ровно одного удара, оборвавшего жизнь. Чистая работа. Голова отца покатилась к краю деревянного островка, оставляя кровавый след. Под густой рев обезумевшей толпы, королевский палач подошел к трофею и поднял его вверх. Аплодисменты и улюлюканье заполонили площадь.

Король, как и полагается, уже пропал из виду. Скамьи с его приближенными потихоньку пустели.

Распахнутые глаза отца слепо наблюдают за бурей эмоций.

Опустошенный сын неловко сошел с помоста, унося с собой плоды свершившегося. Боль и пустоту.