- Двадцать лет…
Я стоял, закутанный в коричневый плащ и шарф, в красно-зеленую полоску. Ветер шумно гонял по улице суету города и никак не отставал от меня. И правильно. От него нигде не спрячешься. В уши задувало гомон людей, визг машин и еще целую путаницу различных звуков, разобраться в которых мне было не под силу. Оттого и становилось немного страшно. Такая паника вокруг… все бежали, не замечая друг друга. Того глядишь, и меня собьют с ног…
Вдыхая теплый воздух, я жалобно ловил себя на мысли, что лишний в этом странном месте. В хорошую погоду на мне плащ не по размеру и шарф… но это мои любимые вещи – давние подарки. В них гораздо уютнее и я чувствую… защищенность, кажется.
Вокруг суматоха, а я робко стою на месте… уже несколько раз светофор взирал на меня светящимся зеленым глазом, говоря «иди». А я все стою. Не решаюсь. Люди целыми табунами проносятся мимо, и никто даже не спросит, что со мной. Никого не интересует этот замкнувшийся, неуверенный в себе, мальчишка… Хотя мне уже двадцать лет.
Я опустил глаза, с надеждой и тревогой посмотрев на свой сегодняшний подарок. Мои пальцы бережно обхватили небольшую коробочку, обернутую красочной лентой. Я очень обрадовался, когда получил ее, но ленту обрывать сразу не стал, как это делают в фильмах. Праздник ведь длится весь день? Пусть она украшает мой подарок хотя бы до окончания пути.
Мою копилку страхов.
На этот раз светофор посмотрел на меня уже сердито, а другой, что возвышался слева, начал шуметь, подгоняя нерадивого пешехода.
Пора решаться.
И тогда я подумал о копилке, как мне всегда советовал Андрей Юрьевич, я сосредоточился на ней, как только мог… и вдруг полегчало. Недаром говорят, что от страха сердце в пятки уходит. Ноги, будто избавившись от некой тяжести, легко понесли меня по зебре, под пристальным вниманием зеленого глаза. Но все же я пересек дорогу в спешке… только подумать! На меня были устремлены ожидающие взгляды десятков людей! Не мог же я еле волочиться… они точно бы начали сигналить, кричать, злиться…
И вот он - долгожданный шаг за бортик. Загорелся красный, и машины понеслись, перебивая друг друга гудками. Это препятствие я преодолел. С души свалился тяжеленный валун. Андрей Юрьевич предупреждал, что придется перейти одну дорогу. И я ее перешел… Дальше от меня требовалось лишь только аккуратно идти по прямой. «Влиться в поток». И доплыть до моего нового дома…
Стараясь пристраиваться за спинами других пешеходов, я побрел по пыльному тротуару до нужного адреса.
Когда-то даже мое богатое воображение не могло нарисовать такую картину: тысячи людей вокруг… смотрят из окон, через стекла магазинов, машин, бегут, разговаривают… живут в этом бурлящем потоке и я… среди них, сжимая в руках копилку, опасливо озираясь и панически думая, как бы не потонуть среди буйства… иду я. Увидев, такую картину любой сказал бы, что этот нелепый человечек не отсюда, что он потерялся и, скорее всего, пропадет. Но под картиной никто не напишет небольшого, дарящего надежду секрета – этому человечку помогли, указав путь. У него есть Ангел-Хранитель.
Помню, свой первый день рождения на новом месте я отмечал необычно. Четырнадцать лет. Перепугался уже тогда, в детдоме, когда мне сказали, что меня забирают. Только не мама и папа, как все мечтали… а доктор.
Я никогда не ходил к докторам из-за своей болезни. Они сами являлись, делали уколы, заставляли глотать таблетки, когда случалось подхватить какую-нибудь заразу и… искренне - я их недолюбливал. Они всегда пытались вытащить меня на улицу, видимо, не понимая, что нельзя. Только когда из моего маленького горла извергались истошные крики и плач, они останавливались. Лишь однажды, после очередного визита врачей, сердитая воспитательница (ее звали Анна Алексеевна), сказав, что «намучилась со мной» вышвырнула меня за дверь. Я потерял сознание и пролежал на крыльце пол часа, прежде чем она внесла обратно мое обмякшее тело.
Спустя неделю сказали, что меня забирают.
Солнце в тот день спряталось, как-то трусливо покинув меня. Оттого страх колотил по маленькому сердечку еще сильнее. С самого утра я с вещами сидел внизу, у выхода, потому что боялся Анну Алексеевну. Она морщилась и говорила: «Над пацаном опыты будут ставить! Так просто ничего не делается!».
К часу, как и обещали, в окне появилась машина. Признаться, я был сильно взволнован… куда уж – я был на грани истерики! Новые люди появлялись в моей жизни редко, а тут… все просто переворачивалось вверх дном. Меня забирали из места, в котором я безвылазно провел много лет. А кто? Это было страшной тайной.
Машина остановилась слишком далеко от дверей детдома… я вжался в стул, не решался выйти. Но, к счастью, через несколько секунд ее дверца открылась, и показался высокий человек среднего возраста в коричневом плаще и шляпе. Андрей Юрьевич вошел сам.
Кроме меня внизу никого не было, поэтому, дружески улыбаясь, он учтиво поздоровался и сказал свое имя, на что я ответил своим. Так просто мы познакомились. И… сразу мне стало спокойнее.
Потому что заботливость и доброта чувствуются с первого взгляда. Они как свет, которого так не хватает в темноте, ложатся теплом на лицо.
Именно этот свет и вселил в меня доверие. Я начал буквально тянутся к незнакомому человеку… И не обманулся.
Андрей Юрьевич сказал тогда мягким, участливым голосом:
- Ну, пошли, Антон. Я покажу тебе твой новый дом.
- Я не могу… - зажавшись, промямлил я.
- Почему же? – удивился он. Это позже до меня дошло, что знал обо мне Андрей Юрьевич уже многое. И все же он хотел говорить со мной и узнавать меня, а не какой-то там диагноз.
- Мне нельзя. Там слишком много всего. Я этого боюсь и падаю в обморок.
- А знаешь… я думаю, что смогу тебя защитить.
- Как?
- Доверься мне – улыбнулся он.
Андрей Юрьевич взял меня за руку и повел к выходу. Я ничуть не сопротивлялся. Остановившись перед дверьми, он глянул на меня и задумчиво повторил:
- Там слишком много всего… знаешь, на что это похоже?
- Нет.
- На дождь! – весело воскликнул он - На улице от дождя вечно никуда не деться! Он льет и льет везде, куда только ему заблагорассудится. Он тут и там! Просто окружает! Согласен?
- Да – неуверенно ответил я. Примерно так я и думал, глядя на город через окно. Он окружает, и никуда от него не спрячешься.
- Тогда ведь я просто могу укрыть тебя под своим плащом! Ты даже не будешь ничего видеть, и дождь до тебя никак не сможет добраться.
Видимо, заметив в моих глазах согласие, он тут же радостно скинул плащ, как будто ждал этого момента с самого утра. Укутав меня, как следует, и, проследив, чтобы не было ни единой щелочки, Андрей Юрьевич крепко обнял мои плечи одной рукой и… повел в новый дом.
Впоследствии этот плащ стал моим. Как и дом.
Через некоторое время я уже сидел у него в кабинете, беззаботно попивая чай и хрустя печеньем. Андрей Юрьевич расположился за столом напротив, оперев подбородок на руку, и с какой-то светлой задумчивостью разглядывал меня. До этого он задавал мне кучу разных вопросов насчет того, как я отношусь к улице, городу и что о них думаю. Как ни странно, я не стеснялся ни вопросов, ни этого человека, уже, казалось, ставшего мне ближе всех. Даже расхрабрившись, я заявил:
- Это, наверное, у меня лучший день рождения!
Тут глаза доктора изумленно распахнулись, подбородок соскользнул с ладони и он чуть ли не вскрикнул:
- День рождения?
- Ну да – занятый чаепитием, ответил я – у нас в приюте их никогда не праздновали. Дети устраивали что-нибудь, но без меня. Меня избегали… но я бы не сказал, что сильно расстраивался…
Пока я рассказывал об одиноких месяцах с двумя книжками да несколькими газетами, Андрей Юрьевич щелкнул пальцами, как будто на него снизошло озарение и, наконец, стало понятно, что со мной делать.
Несколько удивленно я наблюдал, как он торопливо перебирал вещи на столе и оглядывался по сторонам, словно вот-вот отыщет золотую монетку. И вдруг его взгляд остановился на небольшой коробочке с прорезью наверху. Сняв крышку, он вытряхнул из нее, как бесполезный мусор, прямоугольные листочки и торжественно произнес:
- Итак! Вам, молодой человек… сколько уже?
- Четырнадцать – помог я.
- Замечательно! Как раз тот возраст, который нам нужен! Именно в эти годы, Антон, ты сможешь правильно использовать такой подарок.
- А что это?
Передо мной была простоя, серенькая коробочка, в которой ничего выдающегося не наблюдалось. Кроме, конечно, маленькой щелки на крышке. И что он такого в ней нашел?
Но Андрей Юрьевич многозначительно ответил:
- Это, Антон, копилка страхов.
Такое название меня быстро заинтриговало.
- Все, что пугает тебя или мешает, все, чего ты опасаешься и избегаешь. Все это отныне будет здесь – и он протянул мне коробку – Возьми, возьми.
В тот момент я впервые сомкнул пальцы на своей копилке. Также бережно и крепко, как держу по сей день.
- Как только ты повстречаешь на своем пути преграду – любой страх. Просто напиши его на листе бумаги и вложи в копилку. Закрой его там и ни за что не выпускай. Тогда он оставит тебя на некоторое время.
Не понятно почему, но эти неясные слова вселили в меня первые искры надежды, которым суждено было разрастись до солнечных лучей. Моему детскому разуму вдруг показалось, что стены той мрачной тюрьмы, к которой уже привык, могут рухнуть. И все мечты, огражденные от меня толщиной оконного стекла, что, казалось, увеличивалась с каждым годом, воплотятся. Мечты, которых я даже немного боялся.
- Тогда, может, это тюрьма для страхов?
Он добродушно рассмеялся:
- Нет, это не тюрьма. Она не сможет полностью защитить тебя. И из темницы, видишь ли, иногда сбегают.
Увидев, что я чуть понурился, он бодро воскликнул:
- Ну-ну! У нас для них будет нечто особенное! Ты будешь их копить, ведь они нам еще понадобятся. Как монетки откладывать на будущее. Потом, Антон, ты все поймешь.
С тех пор я жил в… Андрей Юрьевич просил называть это просто домом. Настаивать не приходилось - я был рад этому, ведь в моих мечтах именно так выглядел дом. Место, где о тебе заботятся и ценят. В котором не только люди, но и каждая вещь, и четыре стены, что окружали, смотрят на тебя с любовью. Они были просто пропитаны ею.
Копилка страхов с каждым месяцем дополнялась новыми листочками, а Андрей Юрьевич беседовал со мной по их поводу. Он постоянно дарил мне книги и всячески скрашивал мою затворную жизнь. Как и многих других детей, кому посчастливилось поселиться в этом райском жилище.
Думаю, тогда, в детдоме, я все же ошибся. Потому что ко мне приехал ни кто иной, как отец. Всем нам он был отцом. Кому-то, правда, вторым… ну а мне единственным…
- Да стряхивай его с линии! Давай с тобой поговорим!
Я ошарашено обернулся на кричащего человека. Он сильно перепугал меня, отчего пальцы машинально вжались в копилку и побелели.
- Ты этого козла каждый видишь!
Стараясь не поддаваться панике, я глубоко вдохнул теплый, задымленный воздух и напряг память:
- Страх, ст… страх перед незнакомцами, которые кричат поблизости…
Нет. Что-то не так…
- Которые мрачно смотрят – начал судорожно перебирать я в голове - которые пытаются заговорить, которые идут с равной скоростью, не отставая… нет!
Этого не было в копилке!
- Да забей на него! У нас свои дела! Отрубай придурка!
Я чувствовал, как дрожь расползается по всему телу, мысли путались, а человек все кричал, разбивая их на мелкие кусочки, а потом их надо было собирать, но у меня не получалось и тогда я терял контроль над собой, рассудок начинал мутнеть, я куда-то проваливался, в чем-то пропадал…
Еле волоча ноги, я доковылял до края тротуара и упал на колени возле бортика. Хотел аккуратно поставить копилку, но получилось только выронить ее к ногам. Трясущимися руками залез во внутренний карман пиджака и «выдернул» оттуда блокнот с прицепленной к нему ручкой. Меня ужаснула возможность сломать ручку пальцами в таком состоянии, поэтому я сжал ее в кулак. Блокнот упал. Мне не оставалось ничего, кроме как склониться и писать в нем прямо на асфальте. Скорее вырезая, чем выводя, я оставил на листке несколько слов и в последней надежде потянулся к копилке…
Бумага на удивление удачно скользнула в щель. Страх был отложен на неопределенный срок.
Взяв подмышку коробочку, я отполз немного и, измученный, прислонился к фонарному столбу. Мышцы, напряженные до предела, теперь болели. Пот стекал с меня в три ручья и, казалось, что легкие слишком малы, чтобы вобрать нужное количество воздуха. Головой я чувствовал жар. Бред уже почти подступил… но не успел.
Приступ проходил. Мысли собирались в некое подобие дороги, в конце которой брезжил свет цели. Кисти рук постепенно расслабились. Тогда я аккуратно зажал ручку меж пальцев и добавил в блокнот надпись «боязнь, что в приступе сломаю ручку», оборвал листок и начал осторожно вставать.
Протолкнув новый страх в отверстие копилки, я прижал ее к груди обеими руками, как самое ценное, что у меня есть. Копилка страхов снова спасла своего обладателя, и я не мог не поблагодарить ее.
Праздничная ленточка чуть запачкалась. Я бережно подул на нее, а потом стер пыль рукавом. Кто-то из прохожих произнес «больной».
Я вопросительно глянул в сторону голоса, но человек уже затерялся среди прохожих. Чувства мои застыли в подавленном и жалком молчании. Лишь где-то за ними нервно перебегала от угла к углу паника, не находя себе места. И… еще мне стало почему-то обидно.
Незнакомец был всего лишь один из многочисленных тысяч, но… зачем он это сказал? Ему же, наверняка, нет никакого дела до меня, как и всей этой неразберихе не важно из чего она слеплена. Иначе бы он остановился. А так: бросил фразу, как порой бросают неприятный мусор в корзину, проходя мимо.
Почему эта толпа так бездушна?
Перед искривленным, корчащимся лицом суматохи, я терял самообладание и мысли… терялся сам. Но все же у меня была цель.
Беспомощно оглядев поток, я улучил момент и вклинился между людьми, продолжив путь.
Только сейчас я вспомнил, что Андрей Юрьевич говорил о телефонах с наушниками. Что кто-нибудь может просто взять и заговорить с улицей. Это было нормально, но мне казалось частью безумного аттракциона…
С постоянно тревогой, я шел еще минут десять по тротуару, пока, наконец, не досчитал до четырех. Четвертый дом, улица Пожарского. Неужели мне удалось дойти? С большим облегчением, я оставил давящий поток людей и прошел через арку.
В дворике было гораздо тише. Как удивительно. Я все еще на улице, но, сойдя немного в сторону, как будто попал в маленький, отдельный мирок. До него шум внешнего буйства доходил лишь слабыми отзвуками, шелестом. Подобно умиротворенному гласу морского прибоя, что лился порой из динамиков телевизора. Они и сами шипели, конечно, забирая часть обаяния этого звука, но все же очень похоже…
Да, это гавань. Тихая, спокойная гавань. Надежно огороженная пятиэтажными зданиями. Я сплел пальцы так, чтобы на них безопасно покачивалась копилка, и продолжил поиск.
Немного просветлев, я пошел вдоль четвертого дома, отсчитывая подъезды. На скамейке у каждого посиживали престарелые и тихо шушукались, глядя на меня. Это было странно, но особого беспокойства, к счастью, у меня не вызывало.
Из третьего подъезда вышла женщина с большой лохматой собакой. Ее питомец шел важно, медленно оглядывая обстановку сонными и чуть тоскливыми глазами. Он выглядел добрым, спокойным.
Оглядев меня, хозяйка пса почему-то рассмеялась. Наверное, это из-за моего вида. Но зла или угрозы в ее смехе я не слышал. Наоборот, он переливался чудесно звенящими оттенками радости. Парочка поравнялась со мной и направилась в ту же сторону. Я попытался улыбнуться в ответ и осторожно погладить собаку. Та ничуть меня не сторонилась… это были первые люди… человек и собака, в которых мне не виделась опасность.
Но, какой бы приятной не казалась эта встреча, я уже подошел к своему подъезду. Поймав на себе последний, любопытный взгляд женщины, я свернул.
Вдруг в мою голову ворвался страшный, громкий, наполненный неописуемой злобой, лай! Из тени подъезда выскочила огромная, коричневая собака, с разбега врезавшись в мою ногу. Я с криком отшатнулся и припал к стене.
Безумный пес без всяких причин накинулся на спокойного питомца женщины и начал в исступлении рвать его. Они бешено лаяли, прыгали друг на друга, извивались, взвизгивали, женщина жутко кричала…
- А ну убери своего урода! – злобно прорычал, подобно своей собаке, мужчина, вышедший из подъезда – убери, сука, недокормыша своего, пока не загнулся!
- Пожалуйста, оттяни Джефа! – взмолилась хозяйка - Как я его-то успокою?
- Давай, Джеф, ко мне!
Я в ужасе прижался к стене, надежно обхватив руками копилку, и побледнел. У меня закружилась голова. Такую сумасшедшую картину мне видеть никогда не приходилось. Этот Джеф вцепился в другого, как будто они были заклятыми врагами. Когти и зубы его безжалостно раздирали бедного пса, старавшегося защититься. Местами лохматая шерсть уже слиплась и покраснела.
Внезапно в мою сторону брызнула струйка крови и упала прерывистой линией на крыльцо. Я начал панически перебирать руками, лишь бы отползти от нее и, вскочив на ноги, вбежал внутрь подъезда.
- Джеф… ко мне – голос мужчины стал спокойнее, когда он удовлетворенно произнес – да все…
- Что все?! Забери своего выродка! Ты, ублюдок!
Он чуть помолчал, а потом зловеще одобрил:
- Мо-ло-дец…
Я быстрее бросился вверх по лестнице, чтобы не слышать этого. Все мои мысли, как будто терзала и мотала челюстями эта страшная псина.
- Я тебе говорил не ходи со своей образиной возле моего подъезда!
В ответ, по улице разносился лишь горький плач женщины…
Вбежав на третий этаж, я прислонился к стене, чтобы отдышаться. Сердце мое гулко билось, виски сжимала боль, но не от бега… такая жестокость повергла меня в шок. Что за бездушные звери живут в этом городе? Глупая собака, направленная рукой бесчеловечного хозяина… это уродство. Страшно изуродованный внешний мир. В скольких бы книгах я не читал, сколько слов бы не слышал от Андрея Юрьевича – к этому невозможно подготовиться. Словно маячащие где-то в тени призраки в одно ужасающее движение представали пред тобой и хватали за горло…
Поникнув головой, тяжело вдыхая воздух, я пытался собраться с мыслями. На этот раз паника не полностью охватила меня. Был сильный страх, но сознание не покинуло мой разум. Значит ли это, что…
И вдруг я понял, что мой путь окончен. Ведь я уже стоял на пятом этаже четвертого от арки подъезда четвертого дома улицы Пожарского. И все, что оставалось сделать, это достать из кармана ключ от пятнадцатой квартиры и отворить дверь в новое жилище.
Сделав несколько неуверенных шагов, я встал напротив двери с нужным номером. Выудив из внутреннего кармана плаща ключ, мне вдруг стало страшно. Не знаю почему. Я боялся, что ключ может не подойти и дверь попросту не откроется. Что за ней не будет того уюта и любви, которые окружали меня ранее. Что со мной рядом нет Андрея Юрьевича…
Руки предательски дрожали, но я быстро попал в замочную скважину. Поворот… щелчок…
Когда я вошел и нащупал выключатель, первым, что предстало моему взгляду… был я сам. Огромное зеркало стояло на тумбе для обуви и из него измученно смотрел человек, укутанный в плащ не по размеру и шарф в красно-зеленую полоску. Большие глаза, круги под ними, худощавое лицо со впалыми щеками – жалкий вид. Жалкий и потрепанный.
Он выглядел потстать мальчишке лет шестнадцати. Хотя я знал, что сегодня ему исполнилось двадцать. Нельзя быть таким грустным в собственный день рождения… Я чуть улыбнулся несчастному мальчику, и он улыбнулся в ответ… так благодарно, как будто никогда не видел в лицах окружающих доброты. Но улыбка становилась шире, и усталое лицо постепенно прояснялось, словно в его душе хмурые, тяжелые тучи прорезали солнечные лучи. В руках у него был сегодняшний подарок…
Андрей Юрьевич, незадолго до моего отправления, взял копилку себе. Я не хотел покидать свой дом. Мне казалось, что я еще слишком мал… но, конечно, это смешно. Вспомнив, сколько лет я прожил здесь и слова отца, что эти годы лишь подготовка к чему-то большему в моей жизни, я смирился. Все-таки мне двадцать лет.
Когда мы прощались, он отдал мне ее обратно, но уже крепко обвязанную этой красочной, широкой лентой. Почему-то именно мою копилку страхов он назвал настоящим подарком. Ни это жилище, а именно мою старую коробочку…
Я поставил копилку страхов на тумбу, разулся, снял плащ с шарфом, повесил их на крючок и, не забыв подарок, покинул коридор.
В квартире была одна комната, кухня, ванная. Все удобства… что меня ничуть не радовало. Осматривая жилище, я видел незнакомые мне вещи, стены – все чужое. Это была растерянность. Я не знал, что буду здесь делать.
Присев на диван в комнате, я положил свой старый, новый подарок на колени и начал развязывать ленточку. Теперь уже можно было. Тем более я не знал, чем еще себя занять.
Стоило мне чуть ослабить ленту, как из-под нее выпал листок, сложенный вдвое. Я несколько удивился и обрадовался, что Андрей Юрьевич не совсем покинул меня в этот день. Подняв с пола и развернув записку, я начал читать. И по мере прочтения я все глубже впадал в замешательство:

БЛАГОТВОРИТЕЛЬНАЯ КЛИНИКА А. Ю. СВЕТЛЯЕВА
«НОВАЯ ЖИЗНЬ»

ПАЦИЕНТ: АНТОН ДМИТРИЕВИЧ САМОХИН.
ДИАГНОЗ: ГЛУБОКАЯ ФОРМА СОЦИОФОБИИ И СИЛЬНО РАЗВИТАЯ
ДЕМОФОБИЯ, ВСЛЕДСТВИЕ СИЛЬНЕЙШЕГО ШОКА, ПЕРЕЖИТОГО
ПОСЛЕ ПОБЕГА ИЗ ДОМА И ВЫНУЖДЕННОГО ПРОЖИВАНИЯ НА УЛИЦАХ ГОРОДА.
ФОРМА ЛЕЧЕНИЯ: ИНДИВИДУАЛЬНАЯ.
ЛЕЧАЩИЙ ВРАЧ: АНДРЕЙ ЮРЬЕВИЧ СВЕТЛЯЕВ.

Здравствуй, дорогой Антон. Если ты читаешь это, значит, тебе удалось успешно дойти до нового жилища. Я счастлив этому. Теперь это твой дом. Прости, что не привел тебя в него, как когда-то привел в клинику, но все же весь твой путь я был поблизости. Если бы случилось что-то, с чем ты не смог бы справиться сам, я бы вмешался. Тогда бы мы вернулись в клинику и продолжили лечение. Но я не ошибся, и ты оказался готов к этому шагу.
Здесь, как видишь, твой диагноз, а на обороте ты найдешь природу этих болезней. Ты уже достаточно взрослый, чтобы все правильно понять и переварить это, а я просто обязан предоставить тебе эту информацию.
А теперь, главное. Мы долго готовились к этому дню. Помнишь, я раз в неделю вывозил всех детей в бассейн поплавать? Помнишь свою единственную поездку? Надеюсь, ты не затаил на меня обиды за это, но я просто бросил тебя в воду, зная, что ты не умеешь плавать… Извини уж… Не будучи уверенным, что у тебя это получится, я, конечно, не стал бы так поступать, но, несмотря ни на что, я знал, ты – человек сильный. Ты научился плавать, потому что другого выхода не было. Знаешь Антон, говорят, что самое сложное – это сделать первый шаг. Ерунда. У нас с тобой все не так. Когда душа тяготеет от ужасного груза, то каждый новый шаг делать все сложнее и сложнее. Но, рано или поздно, ты найдешь то место, где сможешь сбросить бремя.
И вот, пришло время сделать новый шаг. Он не последний, но уже близок к заветной цели. Пришло время повторить опыт. Сделать то, к чему мы готовились целых шесть лет.
Пришло время разбить копилку страхов.
Да, ты попадешь в самую середину океана. Но, поверь, плыть в нем ты уже готов. Может быть, не слишком уверенно, но постепенно ты окрепнешь в своей воле. И научишься жить. Жить в том мире, в котором родился. Для этого ты появился на свет, ты живешь, чтобы видеть этот свет, и не сквозь стекло, как будто через пелену сна, а наяву, идя прямо ему навстречу.
Открой копилку. Она стала тяжела за шесть лет, и пора ее выкинуть. Как странно бы это не звучало, Антон, но она - уже гораздо большее бремя, нежели твоя убывающая болезнь. Мы копили твои страхи, чтобы в один прекрасный день выйти на простор и развеять их по ветру.
Помнишь, когда я приду навестить тебя? До этого времени, Антон, ты будешь предоставлен самому себе. В холодильнике есть продукты, но их надолго не хватит. Магазин за углом, деньги в шкафу под полотенцем.
Удачи, Антон.
Знай, что я верю в тебя и всегда нахожусь где-то рядом, даже если ты меня не видишь.
Твой врач, наставник и отец.

P. S. Шпингалет на окне немного заедает. Постучи по нему молоточком – оставил на подоконнике.

Я неуверенно сложил записку и оставил на столике рядом с кроватью. Я чувствовал смятение, в котором, тем не менее, будто в пыльной мгле светилось яркое намерение. Потому как, кроме него, у меня ничего не было. В моей жизни намечался неизбежный переворот, в минуты которого брали страх и нерешительность. Но переворачивалось все, а значит, куда-то убежать и где-то спрятаться невозможно. Это не дождь… это встает солнце, чьи лучи пробивали себе дорогу в мою душу, уже долгие годы.
Взяв копилку, я подошел к окну, дотянулся небольшим молоточком до шпингалета и потянул за ручку. В квартиру впорхнул свежий воздух.
Улица кишела суетливой жизнью, в которой я должен был найти небольшое, спокойное, свое пристанище. Не взирая на бешенство этого мира, что несется так, как будто за ним гонится погибель. Не взирая на толпы людей, что, кажется, вот-вот начнут давить друг друга, спеша по своим делам. Я должен упасть в бездну, чтобы плыть к мирным, свободным водам.
Андрей Юрьевич прав. Я уже в этом океане. Уже давно. Просто неумело барахтаюсь в наступающих волнах и захлебываюсь. Но пора научиться плавать.
Я протянул копилку страхов за окно и немного приоткрыл крышку с прорезью. Оттуда выскользнул один листочек и полетел по ветру прочь от меня. Я понаблюдал за его полетом и с улыбкой понял, что один страх ушел… он улетел.
Тогда я резким движением сорвал крышку с копилки, и огромное количество маленьких бумажек с мелкими буковками разлетелись во все стороны. Все, что когда-то я хранил в своих дрожащих пальцах, теперь столь быстро отдалялось от меня, улетая все дальше от рук и покидая память. Я вдруг осознал, что устал держать это все в своей голове. Разум очищался и подобно тому, как легок ветер, разносивший мои страхи по городу, так же легок становился мой груз.
Когда последняя белая точка скрылась от моего взгляда, я поставил копилку на подоконник.
Внизу шумели машины, гремели грузовики и носились люди. Смогу ли я удержаться на плаву? Как поведет себя бушующий океан? Я это узнаю. Скоро я выйду и узнаю это…
Я еще немного постоял, вслушиваясь в тревожный уличный гул, а затем вернулся к кровати, чтобы познакомиться с природой своей болезни…

А тут: обращение ко всем психологам, психиатрам и психотерапевтам сайта.
Итак: не ругайте меня сильно, пожалуйста

И так, мой голос Only