Прохладный весенний день. Тусклое, словно простуженное солнце проглядывало из-за серых облаков. Видимо, хотело убедиться, что и без него людям вполне сносно. Ветер качался на мокрых от утреннего дождя ветках, гонял по сырым, пустым улицам мусор. Влажный воздух каплями оседал на одежде, волосах. Всеобщая простуженность города настраивала на негативный, минорный лад. Маневрируя между мутными лужами, Илья Куницын шагал к подземному переходу. И без того пасмурное настроение ухудшали забрызганные туфли. Чертыхнувшись, парень с грустью подумал о своей машине, позавчера оставленной в автосервисе. Если бы не эта проклятая коробка-автомат, сейчас бы доехал до нужного места за десять минут. Ни проблем, ни забот и обувь осталась бы чистой. Но нет, приходиться топать сначала до остановки, ждать автобус. Потом чуть ли не двадцать минут наслаждаться уютом общественного транспорта, где каждый считает своим долгом наступить грязными ботами на твои туфли. Пихнуть локтем, глянуть на тебя, как на врага народа и сокрушенно вздохнуть. «Автобусная романтика», черт ее дери! Можно взять такси, но Илья им не доверял. Ну не внушают доверия лица кавказской национальности, которым несколько минут приходиться объяснять маршрут.
Мельком глянув на свое отражение в зеркальных витринах салона красоты, Илья достал сигарету. Только крепкая, ядреная сигарета могла сейчас отвлечь от пожухлых мыслей. Вдруг Куницын остановился. Откуда-то из-под земли доносились странные, но волнующие звуки. Он затянулся, шмыгнул носом. На пару секунд разум отключился. Этого вполне хватило, чтобы парень растерялся. Волшебное, чарующее звучание, словно теплым пледом укутало сердце. Илья выдохнул дым. По мокрой дороге с чуть слышным шипением промчался Нисан, такой же мокрый и серый, похожий на мерзкую змею. Парень проводил машину задумчивым взглядом и двинулся к переходу. Завораживающие звуки становились все громче. Илья начал спускаться по ступенькам. В тот же момент зазвенела гитара, и послышался неприятный мужской голос, а трель неизвестного инструмента затихла. На ходу парень из кармана достал таблетки наушников и заткнул уши. По мозгам начали бить громовые раскаты песни Within Temptation. Длинный, ярко освещенный подземный переход пестрил множеством граффити. Прямо по центру туннеля бренчал высокий парень бомжеватской наружности. Длинные замусляканые волосы собраны в хвост. Он что-то старательно пел, изображая на лице страдания еврейского народа. Пальцы судорожно бегали по струнам. Иногда замирали на несколько секунд, а потом вновь начинали беготню. Рядом с музыкантом ошивалась довольно милая, на первый взгляд, девушка, но только на первый. Судя по всему, именно она играла на странном инструменте, прислоненном к стене. Флейта, а может свирель какая… Илья хмыкнул и перевел взгляд на девушку. Она мило улыбнулась, чуть прищурив карие глаза, и двинулась навстречу. Красивые темно-русые волосы послушно лежали на плечах. Шея обмотана синими и красными блестящими ниточками. «Наверняка этому украшению есть официальное название, - подумал Куницын. – Точно! Тьфу, деревня!» Темная простенькая курточка, красная майка, облезлые джинсы и кроссовки. «Смотрятся просто идеально», - подумал он, стряхивая пепел. Девушка протянула ему картонную коробку и жалобно улыбнулась. Илья бросил ей ледяной взгляд и мотнул головой. Эти подземные музыканты его всегда бесили. Ну как так можно? Стоять в переходе, бренчать какую-то хрень и еще клянчить за это деньги! Черт, где чувство собственного достоинства? Побирушки! Илья попытался представить себя на месте этих музыкантов. Он такой же замусляканый, похожий на бомжа, стоит и играет что-нибудь из Чижа. Нет, на такие подвиги он не способен. Искусство? Может быть, но так опускаться даже ради искусства нельзя. Куницын швырнул сигарету в урну и бодро двинулся вверх по ступенькам. Он глянул на часы. Опаздывает. Наверняка Женька уже ждет его.
В лицо ударил ветер, перемешанный с мельчайшими каплями воды. Парень взглянул на свой черный замшевый пиджак и вздохнул. Как же все мерзко и гадко! Весна! Лужи, холод, ветер, дождь. И простуженный рассудок настойчиво требует отвара из терафлю.
Преодолев препятствие в виде дороги, он направился к пиццерии. Чем ближе становилось здание, тем сильнее парень ощущал потребность в алкоголе. «Все-таки хорошо, что я без машины. Закажу два бокала темного пива, - подумал он. – Хотя нет, лучше три или четыре. Потом догонюсь чем-нибудь еще. Нажрусь как свинья! И пошло оно все на…»

-Ну и где тебя носило? – Женька глянул на часы, а потом перевел возмущенный взгляд на Куницына. – Я уже двадцать минут тут зябну!
Илья махнул рукой, усаживаясь за столик.
-О, господин Куницын сегодня в своем репертуаре: мрачный, злой и нервный? – Женька усмехнулся и сделал глоток пива.
Илья что-то пробормотал невнятное, потом достал сотовый из кармана и небрежно швырнул на столешницу. На дисплее высвечивалось «5 пропущенных». «»И когда это?», - удивился он.
-Здравствуйте, - раздался приятный женский голос.
Илья искоса взглянул на официантку: невысокая, хрупкая шатенка с карими глазами и забавной улыбкой. На бейджике красовалось «Юля». Белая футболка, зеленый фартук. А эта Юля очень даже ничего.
-Угу, - кивнул Куницын, когда официантка положила перед ним меню. – Два бокала Балтики семерки и… у вас орешки или фисташки? Или что-то похожее?
Они встретились взглядами, но Юля отвела глаза.
-У нас только горячие закуски, - чуть смущенно выдала она.
-Понятно, - Илья захлопнул меню. – Тогда пиццу. Самую дорогую и… и вкусную!
Официантка тут же старательно начала перечислять названия, правда не вдаваясь в их состав. Она произносила слова с такой скоростью, словно боялась сбиться. Отчеканив наименования, точно зазубренный стишок, она уставилась на раздраженного Илью и улыбнулась.
-Несите первое, что вы назвали, - пробормотал Куницын, закуривая.
-Да, сейчас, - Юля схватила меню и убежала.
Илья проводил её взглядом и вздохнул.
-Обслуга, - пробормотал он, стряхивая пепел. – Вот смотри, теперь будет бегать как заведенная, пепельницы менять, спрашивать, не желаем ли мы чего-нибудь? А в башке одна мысль: Сколько же чаевых мне обломится? И улыбается только потому, что это ее работа. Бесит!
-Злой ты, - Женька усмехнулся и хлебнул пива. – Тебе жалко порадовать милую барышню хорошими чаевыми? Авось не на последние деньги здесь сидим.
-Блин, Жень! А с какой стати? Это ее работа, она получает зарплату. И еще чаевые? Ха, это сфигней. Эти «Юли» прекрасно знали свои обязанности, когда приходили на собеседование. Почему сварщикам или крановщикам чаевых не платят, а?
-У них шабашки, - Женька прикрыл рот ладонью, пряча зевоту.
-Ага, шабашки. В том-то и дело. Они получают деньги не просто так, а за дополнительную работу, - Илья заметно повысил голос и раздраженно взглянул на бегающих девушек. – А эти… Дополнительная оплата основной работы. Прям как… кхм…
-Ну договаривай раз начал, - Женька прищурил серые похолодевшие глаза. – Давай говори!
Юля поставила на стол два бокала пива и поменяла пепельницу. Илья схватил бокал и придвинул к себе.
-У меня злобный депрессняк, - пробормотал он, разглядывая белую подушку пены. – На работе хрень полнейшая. Почти неделю собирал материал, написал просто офигенную статью, но главред меня послал. Нужно переписывать, сжимать по-максимуму. А что я могу выкинуть? В общем, полнейший идиотизм. Кристина еще каждый день мозги канифолит. То у нее «случилась случайность», то «неожиданная неожиданность». И венец ужасов – сдохла машина. Пипец, по-другому и сказать нельзя. Милая сердцу депрессия.
-Ты из нее уже полгода не вылезаешь, - спокойно ответил Женька, закуривая. - У тебя вечно проблемы. Мне начинает казаться, что тебе все это нравится. На самом деле, ты вымахной, вечно всем недовольный, набалованный и наглый буржуй, сваливающий все на депрессию. Да, беда какая, машинка сломалась. Конец света! И по поводу работы, ты не первый день трудишься в редакции, прекрасно знаешь требования и определенные шаблоны. И чего ты ждал, а? Что Максим будет восхищенно вздыхать и тут же отдаст тебе свое место? Ага, конечно. А Кристина… Я вообще ее не понимаю, как она тебя терпит? Ты зануда! Только ноешь и ноешь!
-Ну спасибо за откровенность, - прошептал Илья, продолжая разглядывать содержимое бокала.
-Да ты не обижайся, - Женька отхлебнул пива. – Я знаю тебя почти всю жизнь, но ты и меня уже заколебал. Ты свою морду в зеркале видел? Приглядись повнимательней. Попроще лицо, ненужно столько негатива.
Он замолчал и кивнул Юле, поставившей на стол тарелку с пиццей.
-Что-нибудь еще? – поинтересовалась официантка.
-Еще бокал пива, пожалуйста, - улыбнулся Женька.
-Да, сейчас.
Илья молча взял в руки нож и вилку и со злостью принялся распиливать горячую пиццу. Женька, прищурившись, глядел на друга. Они знакомы с семи лет, всегда были лучшими друзьями, даже не ссорились никогда. Но за последние полгода Илья изменился. Он, конечно, и раньше был нудноватым, капризным и очень требовательным к другим, но сейчас это переросло в какую-то манию, манию величия.
Илья пережевывал пиццу, не глядя на друга. Как же все задолбало! Абсолютно все! Была бы возможность, он не задумываясь укатил куда-нибудь подальше. Вдруг смена обстановки хоть чуть-чуть поднимет настроение?

-Вот вы где! – послышался неприятный гнусавый голос.
Илья оглянулся. К их столику с радостной улыбкой на лице топал Захар. Невысокий, толстый, кудрявый парень. Лицо, как всегда, покрыто красными прыщами, сквозь которые проглядывали жиденькие светлые волосенки. Неряшливый, одетый в растянутый свитер и старые джинсы Захар бесил Илью. Таких людей он просто на дух не переносил. Не понимал, как можно настолько себя не любить?
Захар шмыгнул толстым носом, грязными пальцами поправил очки и уселся за столик.
-А вы чего делаете? – Захар наклонился к Илье.
-Тряпки жжем, смеемся, - словно в пустоту кинул Куницын, стараясь отодвинуться подальше от источника мерзкого запаха пота.
-Ну да, ну да, - Захар противно засмеялся. – А я вот разговаривал с Литвиновым.
-И? – Илья раздраженно глянул на коллегу по работе.
-Апельсиновый сок, - сказал Захар, пробегающей мимо официантке. – Что «и»? Ты разве не знаешь? Сегодня в одиннадцать вечера по Москве, наши бравые журналисты отчаливают в Южную Осетию. Четырех человек, максим Сергеевич выбрал.
-Какого хрена?! – Илья сжал кулаки. – Сегодня? Почему я узнаю обо всем последним?
-А узнал бы раньше, что-то изменилось? – Захар язвительно хихикнул. - После провала очень сложно на что-то рассчитывать. А ты провалился! Максим Сергеевич неделю ждал от тебя статью, а ты ему припер роман в четырех томах, очень сомнительного качества и еще более сомнительной достоверности. Я даже удивился, что он тебя не выгнал. Добрый он, пожалел наверно. Да, глупышок?
-Заткнись, козлина! – рявкнул Илья. – Иначе я тебе рот вот этим стаканом заткну.
Люди покосились на Илью, но ему было все равно. «Твою мать! Какого?! – в голове мелькали пульсирующие мысли. – Как он мог?»
Илья достал из кошелька купюру и, бросив ее на стол, побежал из пиццерии. Захар, нагло скалясь, проводил его взглядом, а потом повернулся к мрачному Женьке.
-Молчи, - прошептал Евгений, допивая пиво. – Знаешь, кто ты после этого?
-Знаю, - Захар засмеялся, маленькие блестящие из-под очков глазки, сияли счастьем.
-Слушай, мудила, - Женька схватил побледневшего Захара за шиворот. – Если с Ильей что-нибудь случится, я тебя лично покалечу. Откуда ты нарисовался, идиотина? Ведь Илья выбьет себе место в этой группе. Хлебников же на больничном. И ты это прекрасно знаешь. Специально, да?
Евгений поднялся из-за стола, надел тонкий кожаный пиджак и взял купюру со стола.
-Приятно провести время, скотина, - Женька отвесил Захару увесистую оплеуху и не спеша вышел из здания.
-Ааа, - протянул Захар, окидывая стол. – Это же ваши заказы.
Он оглянулся, но Женя уже вышел.
-Суки, - пробормотал Захар, беря рукой кусок уже остывшей пиццы.

Дождь усилился. Илья бежал по лужам к ближайшему такси. Время еще есть, главное уломать Макса. По лицу ощутимо били ледяные капли. Куницын страдальческим взглядом окинул пиджак. Писец. До безумия хотелось курить, но под таким дождем – это минимум глупо. Вот и машина. Илья назвал нужный адрес и уселся на заднее сиденье. Шурша шинами Ауди тронулся с места. Журналист достал телефон и начал судорожно выискивать номер начальника.
-Алло, Макс! Здорова еще раз! Ты в редакции? Стоп! Подожди десять минут, я сейчас приеду. Разговор есть. Да. Отбой!
Илья облегченно выдохнул и, спрятав телефон в карман, достал сигарету. Сейчас нужно сконцентрироваться и не облажаться в очередной раз перед главредом. Что ему сказать? Как доказать, что я достоин места в этой группе? Ответа Илья не знал.
Южная Осетия – это же так круто! Стать настоящим военным корреспондентом, такой шанс выпадает раз в жизни. Нужно попасть туда. Обязательно нужно. У каждого человека есть список «обязательных поступков». И что-то неведомое просто требует выполнения этой программы. Кому-то позарез нужно увидеть Мону Лизу. В Лувре до нее ровно метр, может чуть меньше. Нужно проснуться пораньше, успеть до открытия занять очередь. Чтобы хоть на несколько секунд остаться с ней наедине, пока толпы шумных, сверкающий фотовспышками японцев не заполонили храм искусства. Просто стоять и смотреть на нее. И пусть душа плачет от переизбытка чувств. Кто-то спит и видит египетские пирамиды. Илья видел и то, и другое, но ничего не чувствовал. Это не входило в его «обязательную программу». Но любой военный фильм просто раскаленными когтями рвал сердце. Он чувствовал, что его место там: среди взрывов, пуль, огня, криков и крови. Окружающий мир, мир спокойствия и достатка лишь раздражал. Илья боролся с самим собой, стараясь стать истинным буржуем, спокойным и уверенным в себе, но это не получалось. Вся жизнь была расписана до мелочей. Определенный этикет во всем: в поведении и действиях. С детства родители твердили о его дворянских корнях, о чистейшей репутации…
За него выбрали жизненный путь. Устроили в лучший ВУЗ города, потом и на работу. К журналистике Илья всегда был равнодушен. Но против отца не пошел, не смог. Когда он заявил о своем желании поступить в военное, отец своим авторитетом его сломал. И вот сейчас есть возможность отправиться Туда! И плевать на всех! Южная Осетия – эпицентр огня и боли. Грузины и осетины. Государство и Свобода. Собрать материал, поведать людям правду о происходящем. Илья передернул плечами. Главное – уломать Макса и все будет! Это шанс сделать в своей жизни хоть что-то стоящее. Илья приоткрыл окошко и выбросил сигарету. Дождь не прекращался. Люди спешили куда-то под разноцветными зонтами. Вода собиралась в желобках, а потом тонкими ручейками устремлялась вниз. Все люди такие задумчивые и пасмурные. «Маскируются под погоду», - подумал Куницын, вновь закуривая. Он все никак не мог накуриться. Организм все требовал новой дозы никотина. По телу пробегала дрожь, руки тряслись. От заветной мечты его отделяли минуты.

-Я Водяной, я Водяной, - засмеялся Макс при виде Ильи.
Куницын смахнул капли с лица и глянул на главреда. Холеный, лощеный, волосы залиты гелем. В дорогом светлом костюме. Пальцы веером, сопли пузырем. Максим, если разобраться, человек-то неплохой, но к нему нужно привыкнуть. С ним нужно спорить, доказывать свою правоту. Как это не парадоксально звучит, начальнику нравились сильные, уверенные в себе люди. Он всегда говорил, что ему в команде нужны жесткие игроки, умеющие за себя постоять. Именно на этом и решил сыграть Куницын. Прошлый спор он проиграл, но сам виноват, нечего было молча злиться. Нужно всегда говорить четко и прямо. Тогда возможен и другой вариант развития событий.

Максим уселся в кожаное кресло и закурил. Едкий, сладковатый дым шоколадного Capitan Black расползся по офису. Светлый костюм начальника сливался со светлыми обоями и креслом. Только коричневая сигарета казалась чем-то инородным и чуждым.
-Я тебя слушаю, - главред устремил взгляд в монитор.
-Максим, - Илья шмыгнул носом и приблизился к начальнику. – И кто ты после этого?
-В смысле? - Сергеевич удивленно глянул на Куницына.
-В прямом! – Илья навис над оппонентом. – Ты все прекрасно знаешь. Так какого…?! Ты же знаешь, я мечтал об этом. Настоящее дело! Это не о митинге у Администрации писать. Блин, Макс, как ты мог так меня обломать, а? Из-за статьи что ли? Да перепишу я её за час! Сам ведь понимаешь!
-Да не в статье дело, - Максим устало вздохнул и запустил Contre-Strike.
Илья усмехнулся про себя. Нашел чем испугать! За полгода работы в редакции, он уже досконально выучил все повадки начальника.
-А в чем тогда?
-В тебе. Ты слишком молод, - отстраненно ответил Макс, усердно стараясь пристрелить террориста, похожего на Рембо.
-И? Я же должен набираться опыта, прокачиваться. А сидя здесь – это нереально!
-Это нереально! Это нереально! Побеждает Мадридский реал! Тьфу! Меня убили, - Максим раздраженно откинул мышку. – От меня ты чего хочешь?
-Места в группе. Дай мне шанс! Пойми, мне это нужно!
Главный редактор глянул на парня и закурил.
-Вообще-то, одно место есть, - пробормотал он. – Хлебников на больничном… - Он замолчал, уставившись на пепельницу. - В общем так, ты поедешь при одном условии.
Илья молча кивнул.
-Ты станешь невидимкой. Будешь хвостом бегать за Климовым. Не высовываться, не спорить и не дышать. Во всем слушаться Михаила. Если ослушаешься – я тебя тут же пинком вышибу из газеты. Понял?
-Так точно! – Илья засиял от счастья.
Мечта, заветная мечта наконец-то начала обретать реальные черты.
-Распишись вот здесь, - Максим достал из ящика чистый лист и ткнул пальцем в нижний правый угол.
-Зачем? – Илья подозрительно глянул на главного редактора.
-Так ты хочешь поехать или нет?
Куницын подумал пару секунд, а потом поставил подпись в указанном месте. В принципе, не нужно быть гением, чтобы понять, зачем нужен автограф.
-Вот и все, - Макс убрал листок в ящик. – Без десяти одиннадцать подходи к вокзалу. Я толкну речь и отправлю вас на подвиги. Свободен.

Илья в серых джинсах и черном свитере, с любимым рюкзаком с гербом мадридского Реала, шагал к вокзалу. Руки крепко сжимали черные лямки, но это все обман, предательская дрожь выдавала смятение в душе. Он старался отвлечься, слушая песни, но мысли вертелись лишь об одном. А ведь страшно. Действительно страшно! Илья больше часа изучал интернет в поисках статей об Осетии. Потом все это внимательно читал, пропуская через себя. Судя по всему, сейчас там тихо, но складывалось такое ощущение, что просто многое скрывают от любопытных глаз. Совсем недавно, всего год назад, на этой земле шла бойня. Грузинские войска штурмом брали Цхинвал, предварительно обстреляв город из «Града», сжигали окрестные деревни…
Кто-то хлопнул Куницына по плечу. Он обернулся и вытащил левый наушник из уха.
-Здорова, дружище! – невысокий, смуглый брюнет, приветливо улыбнулся.
-И тебе не хворать, Санжар, - Куницын пожал крепкую чуть влажную ладонь.
Он был плохо знаком с Фазыловым Санжаром. Общение ограничивалось лишь приветствиями, да парой ничего незначащих фраз во время перекура.
-Не ожидал тебя встретить, если честно, - Санжар закурил и поправил на плече лямку увесистой сумки.
-Я и сам не ожидал, - усмехнулся Илья, оглядываясь по сторонам. Убедившись, что машины остановились на красный, он быстро зашагал по зебре. – Но уломать Макса оказалось просто.
-Угу, - Фазылов прищурил черные глаза. – Только тебе это зачем?
-Обязательная программа, - глядя себе под ноги, пробормотал Илья.
Дальше шли молча. Куницын изредка поглядывал на темное, угрюмое небо. Где-то высоко-высоко еще скользили по воздуху солнечные лучи, но пробиться сквозь пасмурный занавес у них не хватало сил. Лишь сизые окошки могли поведать людям о битве света и тьмы. Ветер стих, изредка тревожа деревья легкими прикосновениями. Душно. Через час-другой точно ливанет… Мокрые кроссовки противно чавкали при каждом шаге.
Возле закрытого ларька уже стояли два «избранных». Илья пригляделся: худощавый блондин в черных джинсах и рыжей ветровке – Владимир Курченко, главный криминалист всей газеты. Рядом с ним, понуро опустив взгляд в лужу, стоял Михаил Климов – ветеран! Он уже больше пятнадцати лет трудится в новостях. Именно его хвостом должен был стать Илья. На вид ему можно было дать лет пятьдесят, хотя на самом деле тридцать девять. Короткие седые волосы, ухоженная седая бородка, больше, все время печальные глаза. Михаил, наверное, самый адекватный и «настоящий» человек во всей редакции. По крайней мере, так считал Куницын. Ветеран всем своим видом, поведением внушал только уважение. Ему никто не перечил, даже сумасбродный и наглый фотограф Литвинов, который пока опаздывает, точнее задерживается.

Минут через пять подтянулся и фотограф. Высокий, широкоплечий, бритый налысо Денис, напоминал гориллу. Он постоянно ходил туда-сюда, чуть ссутулившись и размахивая здоровенными ручищами. Ноздри раздувались, а челюсти что-то старательно пережевывали. Вместо приветствия, он опустил тяжелый взгляд карих глаз на Илью и сказал:
-Корефан, дай сигаретку.
Куницын молча исполнил просьбу, точнее приказ. Мужики в редакции поголовно называли друг друга либо «дружищами», либо «корефанами». В начале, Илью это раздражало. Все-таки, журналисты, люди с высшим образованием! Какие к черту корефаны? Но потом, свыкся и просто пропускал это мимо ушей. А еще у всех журналистов постоянно ощущался дефицит сигарет и зажигалок. Но если с первым еще понятно, то второе, просто бесило. Дашь прикурить кому-нибудь, а потом полдня бегаешь и клянчишь свою зажигалку обратно…
Денис закурил и принялся наматывать круги вокруг ларька. Он то и дело смачно сплевывал, словно помечал территорию, шумно вдыхал и выдыхал воздух через нос. Ну вылитый самец гориллы! Видимо эти задатки лидера и обусловливали его феноменальный успех у всех женщин. Все представительницы прекрасного пола в редакции бегали за ним, словно за последним экземпляром мужика. Илья не завидовал, просто не понимал этого. Впрочем, он же мужчина, понять женскую логику ему не дано.

На особо убитом участке дороги, Газель практически остановилась. Воспользовавшись моментом, Илья судорожно начал делать записи в блокнот.
-Гляди, - Санжар, сидевший рядом с Куницыным, толкнул его локтем.
Илья глянул в окно и открыл рот
На сырой, словно недавно вспаханной земле, восемь человек сидели вокруг маленького котелка. Огонь явно протестовал против промокших веток, поэтому и не хотел разгораться, дыша на людей клубами дыма. Двое мужчин неопределенного возраста, в грязных, рваных кожаных куртках, всеми силами пытались оживить пламя. Три, такие же, оборванные женщины сидели прямо на земле и грустно глядели на котелок. Даже дети и те сидели на каких-то подстилках, обнявшись. Сколько им? Младшему лет восемь, может чуть меньше, а старшему… лет двенадцать. Чумазые, серьезные мордашки в мелких царапинах. У младшего в ручонках целлофановый пакет. Он что-то достает оттуда и быстро кладет в рот. На секунду Илья встретился с ним взглядом. Всего лишь секунда. Что это? Да ничего, но Куницын похолодел и быстро отвернулся. Столько боли, страха и безнадежности, он не встречал ни в одних глазах.
Засверкала вспышка фотоаппарата. Все-таки Денис знает свое дело. Он высунулся из окна и бешено начал щелкать.
-Эй, корефаны, - Литвинов махнул рукой беженцам. – На меня дружно глянули и морды помрачней сделали.
Осетины что-то закричали, размахивая руками. Именно это и нужно было Денису. Аслан сплюнул и тихо прошептал несколько слов на осетинском.

Перепаханная взрывами земля, обожженные, тщедушные деревца, остовы боевой техники, прессом давили на Куницына. Добила серое, хмурое небо. Казалось вот-вот и пойдет дождь.
Позже, уныние таким мрачным пейзажем сменилось на недоумение. Как выяснилось, на каждой дороге в Осетии стоит хотя бы один чан-копилка. Огромная чугунная бадья с несколькими прорезями. Журналисты переглянулись и усмехнулись, но Аслан остановил Газель и вышел из машины.
-Что-то я не вижу в этом логики, - пробормотал Денис, сделал пару снимков.
Аслан потоптался возле чана и, порывшись в карманах, кинул туда мелочь.
-Дорожные сборы? – поинтересовался Владимир, вновь включая диктофон.
-Нет, - осетин усмехнулся в густые усы, усаживаясь в кресло. – Это что-то вроде «денег прозапас». Каждый водитель обязан остановиться и сделать свой вклад. В шутку мы называем эти копилки «Стабилизационный фонд Осетии».

Извилистая грунтовая дорога петляла между предгорьями. И вновь защелкал фотоаппарат Дениса. Но на сей раз вид из окна был куда оптимистичней. Покатые предгорья покрывали разноцветные платки темно-зеленых трав, кустарников. Изредка показывались и тонкие высокие деревья с густой кроной лишь на макушке. Пестрые растения переплетались между собой и старательно прятали под своей красотой серые камни. Но горы не сдавались. Они отвечали настырной природе огромными валунами, на которых жизнь не возможна, кусками льда и серым снегом. И вот так испокон веков воюет между собой природа, разбитая на два лагеря. И как же людям не воевать?
В серо-синей дымке виднелись величественные заснеженные вершины. Огромные белые камни упирались в облака, и создавалось впечатление, словно эти булыжники служили постаментами для неба.
И все-таки горы сложно назвать красивыми. Ну не может холод и равнодушие быть красивым. «Интересно, это Казбек или нет? – Илья провел ладонью по колючей щеке. – Казбек же в Северной Осетии. Наверно, он и есть. Если попытаться изобразить горы в лице человека, то… - Илья шмыгнул носом, - то получится суровый дядька лет пятидесяти, с седыми волосами, небритый, с жесткими чертами лица и очень тяжелым, просто невыносимым взглядом. Точно, горы некрасивы!»
Куницын сам усмехнулся своим мыслям, а потом раскрыл блокнот и красиво, на сколько это возможно, вывел большими буквами на весь лист «Горы некрасивы!!!»
Санжар вновь ткнул его локтем и протянул фляжку. Илья сделал глоток. Коньяк. Татарин себе не изменяет – под крышей Аллах не видит. После трех глотков, он вернул фляжку и вновь уставился в окно. Дымка силилась, горы помрачнели, Илье захотелось спать.

Водитель вновь снизил скорость. Журналисты равнодушно глянули сквозь лобовое стекло. На обочине стояла милицейская семерка. Рядом с машиной сиротливо стоял парень в помятой форме. Подъехав чуть ближе, Аслан остановил машину. Журналисты начали рыться в сумках, выискивая документы.
-Вы чего? – осетин удивленно глянул на пассажиров и, вздохнув, хлопнул дверцей. Разговор Аслана с местным представителем властей был недолог, но содержателен.
-Привет.
-Здорова.
Мужчины пожали друг другу руки.
-Как семья? Как дети? – спросил Аслан, доставая сигарету.
-Спасибо, здоровы все. Ты почему в гости не заходишь? Я для тебя барашка зарежу, вина выпьем. Заира по твоим сказкам соскучилась.
-Вах, обязательно зайду. Вот только этих передам в руки Телегину и сразу к тебе. Заире передай, что дядя Аслан много новых сказок ей расскажет.
-Спасибо. Сегодня же обрадую дочку.

Временный городок осетинских беженцев существовал уже чуть меньше года и представлял собой огромное количество убогих палаток, разбросанных по равнине и горным склонам. Отовсюду струился дымок. Люди жили, словно в каменном веке: без электричества, воды, без ничего цивилизованного. А ведь на дворе двадцать первый век. Женщины готовили скудный ужин на кострах, мужчины что-то мастерили из подручных вещей, либо топили свои печали на дне бутылки. Дети постарше играли футбол баклажкой из-под пива. . Помладше – стайками ютились возле костров. Лица, лица… плачущие или улыбающиеся люди, но глаза у всех выражали лишь одно… Денис с каким-то остервенением щелкал кадры, стараясь сохранить лагерь в малейших подробностях.
Когда Газелька пробиралась по разбитой колее, дети побежали вслед за ней. Они кричали, размахивали руками, словно пытаясь остановить неожиданных гостей. Илья приоткрыл окно.
-Стойте! Подождите! – донеслось до его ушей.
Он закрыл окно и глянул на бледнеющего Санжара.
-Эй, что с тобой? – Куницын толкнул его в плечо.
-Я опять попал в этот ад, - чуть слышно ответил татарин. – В армии я служил в Чечне. Однажды, мне довелось защищать подобный городок от бандитов. Вот эта татуировка, - он поднял левый рукав свитера до локтя, - означает «Аллах, защити нас». Мне ее сделал один умелец под Грозным.
-Это на татарском?
-Да. Я сюда поехал с одной целью – хотел проверить забыл я все это или нет. Оказывается, второе.
Санжар замолчал и обхватил голову руками. Илья сочувствующе посмотрел на него, а потом вновь прильнул к окну. Беженцев было жаль, безумно жаль! У детей отняли детство, у их родителей… у их родителей отняли жизнь. Сотни если не тысячи одинаково печальных и замученных глаз. Чем они провинились? За что им все это? Ответ известен лишь Богу. По машине стучали десятки ладоней, в приоткрытые окна летели жалобные крики. Люди вне времени, вне страны, вне жизни…
Илья и Михаил просто глядели в окна. Машина опять сбавила ход. Какой-то шустрый парнишка лет четырнадцати, догнал ее и поравнялся с Климовым. Осетин что-то быстро-быстро говорил, разукрашивая свои слова жестами, но Михаил лишь грустно глядел на парня и отрицательно качал головой. В конце концов, осетин со всей силы ударил ладонью в стекло и из огромных черных глаз потекли слезы. Они смывали грязь с раскрасневшихся щек, и казалось, словно щеки – это многострадальная земля, а следы слез – русла рек.
Санжар уперся головой в спинку впередистоящего кресла и закрыл уши руками. Татарина трясло, он бормотал что-то непонятное, иногда резко вздрагивал. Курченко высунулся в окно с диктофоном, Денис с фотоаппаратом.
-Из нас лишь два маньяка, - тихо проговорил Климов.
Илья все прекрасно понял. В памяти всплыли слова Максима при устройстве на работу: « В журналистике работают либо дураки, либо маньяки. Первые, выполняют обычные задания, но склонны к жалости. А вторым на все наплевать. Истинным журналистом является только маньяк».

- Выступаем через час! Звонки запрещены! Сдать мобильники! – сержант прошелся вдоль сидящих как попало солдат, подставляя пластиковый пакет для очередной "Нокии".
"Сколько нас идет сегодня? – Борька загадал: если будет нечетное число, то обойдется, а если четное... Лучше об этом не думать. Операция в лагере беженцев всегда чревата неожиданным взрывом, пулей снайпера или просто ножом из-за угла. Другое дело в городе, будь то Шхем или Иерихон, – там большая часть жителей занята повседневными житейскими делами: семья, дом, машина, магазины...
Сержант выкрикнул тринадцать фамилий. Борька скривился, услышав надоевшее "Борис!" с ударением на первом слоге. Первое время он еще пытался поправлять аборигенов, но потом плюнул и только внутренне протестовал против такого кощунства. Когда же услышал фамилию Боаза – Коэн, – сплюнул сквозь зубы. С парнем этим он не ладил. Не ладил – это мягко сказано. Сам-то Борька плевать хотел на этого жестокого выродка - иначе и не назовешь, - но тот, казалось, затаил злобу на "грязного русского". Столкнулись они на пропускном пункте "Эрез", еще до того, как он попал в ЯМАМ...

Голос номеру один. Там написана половина моей биографии, разве что характером с главным героем не сошлись. . Мало того, я ещё и на Кавказ еду через месяц. В общем, меня накрыло.

Первое в сознании моем явно делится надвое: брендово насыщенное описание повседневности и топорно спертое у какого-нибудь бандарчуковатого режиссера отображение того, что есть война в глазах очередного телепотребленца. Да, да, я не был там, но знаю тех, кто был, и тех, кто там остался. И ладно, что в лохмотьях уж никто не ходит (благо помощь гуманитарная работает бесперебойно, и не только наша), так еще и сравнение страшной раны с тушенкой... надо было попробовать. Здесь одно из двух: или жестоко выраженный собакопавловский инстинкт, или чуть ли не по-фрейдовски обоснованная непереносимость автора к пресервам.

Второе никакое. Мало того, "не одевал тфилин" меня убило даже пуще тушенки из первого.

Первое.