Он нервничал. Многие в такие моменты нервничают. Боятся, не верят до последнего, что перед ними именно тот человек, которого они так долго искали. И он тоже мне еще не доверяет. Никак не может привыкнуть к мысли, что я настоящий. Насмотрелся боевиков, понапридумывал себе ночами небылиц, и теперь нервничает.
Крутит в руках сигарету, пару раз уже тянулся в карман за зажигалкой, но так и не достал ее. Готов, наверное, от первого же стука в дверь сорваться с места и бежать отсюда. Трус. Если не может справиться сам с собой, так не надо даже знакомиться с такими людьми, как я... Сначала нужно искать проблемы внутри. Я же – последняя инстанция.
Впрочем, мне на все его проблемы глубоко наплевать – профессия обязывает. Если переходить на личности, и стараться понять человека, который стоит перед тобой – ничего хорошего не выйдет. Киллер не должен иметь симпатий ни к кому – а тем более к заказчику. Все наши попадались на делах «по дружбе». Провальное это дело – доброжелательность к заказчику.
Тянет, боится начать разговор. А у меня тоже, как ни странно, график. И рабочий день. И работа вредная. Очень. Психологическая нагрузка – выше крыши. Впору доплачивать за вредность. Только ведь никому этого не скажешь – не оценят.
Он снова потянулся к карману. Засунул руку, сквозь тонкую ткань матово поблескивающего пиджака видно, как он покрутил зажигалку. Потеребил ее, и снова вынул пустую руку. Мне надоело ждать, и я начал, подчеркнуто вежливо, официально, словно санитар скорой помощи:
- Вы выразили желание воспользоваться моими услугами. Могу я узнать, в чем конкретно заключается ваша проблема?
Он вздрогнул. Не ожидал он от меня таких слов, наверное. Могу поклясться, что я – первый представитель такой профессии, с которым ему пришлось встретиться. А до этого он киллеров представлял себе эдакими беспредельщиками, которые ходят по улицам с минометами и мочат всех, кто взглянул на них искоса.
На покрасневшем лбу его выступили капельки холодного пота. Он вытащил из внутреннего кармана пиджака платок, медленно провел им по лбу. Овладел собой и произнес:
- Садитесь. – кивнул на кресло у двери.
Интересный у него рабочий кабинет. Даже не рабочий, а полудомашний. Не принимает он здесь никого, потому что в комнате только два кресла - для него, черное, кожаное, крутящееся, и для остальных – удобное, с чуть потертой домашней обивкой. На таком хорошо сидеть у камина и травить охотничьи байки. Или рассказывать внукам о своей славной молодости – если внуки наличествуют. На столе, кроме компьютера и фотографии в рамке, ничего нет. Комфортно. Ничего не мешает. Был бы у меня кабинет, я бы его тоже так обставил. Только не может быть у меня никакого кабинета, потому что работа такая – на ногах.
Он неловко присел на край своего кресла. Большой круглый живот, упершийся в край стола, мешал. Неудобно так сидеть. Да еще и неэстетично к тому же. Хоть бы пиджак застегнул.
- Итак? – сказал я. Может быть, я немного садист. Но мне нравится мучить клиентов. Не всех, конечно, а вот таких – трусоватых, дрожащих от осознания чего-то плохого, что они готовятся совершить.
- Как же мне к вам обращаться? – спросил он.
Сказал, чтоб просто что-то сказать. По-прежнему боится начать серьезный разговор. И, конечно, до сих пор опасается, что я – подставной.
- На «вы» – сказал я.
Он кивнул, снова вытер пот со лба. С таким можно засидеться надолго. Придется самому стать инициатором.
- У вас проблемы с женой?
Восемьдесят процентов заказчиков в последнее время патологически ненавидят своих вторых половинок.
Он отрицательно мотнул головой.
- С дочерью.
Я ненадолго удивился. Совсем ненадолго, потому что заказчик тут же поправился:
- Но ваше дело будет связано не с ней. С ее парнем.
Ну, это другое дело. Такое бывает. Хотя чаще возлюбленных своих отпрысков заказывают матери.
- И в чем же заключается ваша проблема?
- Вам так необходимо это знать? – едко спросил он.
Нет, блин, мне просто интересно... Хотя как это ему объяснишь? Он прав – меня не должны интересовать его проблемы. Все, что мне нужно знать – это то, как найти клиента. Как непозволительная роскошь иногда допускается знать имя будущего трупа. А жаль, любопытство ведь - такой же наркотик, как и героин – стоит всего лишь начать, всего лишь прикоснуться к тайне, и хочется знать все...
- Зовут его Тамир. Он узбек, а может быть, чечен. Но это неважно.
Честно, я не националист. Мне пофигу родина клиента. Но по тому, как произнес заказчик слово «чечен», я понял, что если меня и будут судить, то по статье «Убийство на националистической почве».

Настоящий киллер, перед тем, как встретиться со своей жертвой в последний раз, изучает ее. Для того чтоб не ошибиться, и еще - чтоб хватило единственного выстрела. И, конечно, чтобы не попасться. Большинство считает, что только для этого. Неправда. Важно еще, как это ни странно, психологическое единение с жертвой. Не такое единение, которое вызовет позже жалость, нет, а то, которое даст возможность предугадать следующий ее шаг. Сродниться с жертвой, стать с ней одним целым, провести ее по шаткой навесной лестнице над пропастью, и элегантно, благородно прервать ее существование одним непринужденным движением.
Мне всегда нравилось сравнение моей профессии с занятием врача. Наши дела, и правда, похожи. Ну подумайте сами – разве нет? Только мое занятие чуть более глобально. Доктор лечит человека, а я – общество. Задача врача – устранить болезнь, завладевшую пациентом, моя же задача – устранить того, кто засоряет общество.
Тамир оказался обыкновенным человеком. Я даже удивился немного. Слишком заурядным он был. Ничем особенным не выделялся, никаких особых примет, бросавшихся в глаза, тоже не имел. Середнячок. Я не видел, чтоб он посещал шумные общества, друзей у него было немного. Такому очень легко затеряться в толпе. Среднего роста, в одежде, которая точь-в-точь похожа на одежду большинства, с простым незапоминающимся лицом.
Нет, Тамир не был идеальным человеком, воплощением тихой и незаметной доброты, которого можно было бы пожалеть, помучиться перед исполнением воли заказчика, решить редкий для киллера вопрос – работать или сжалиться. Просто парень, каких много, никаких хороших качеств нет, и исчезновения его совершенно не заметят. Хотя бы потому, что замечать некому. Кроме, может быть, той девушки.
Не знаю, что в нем нашла дочка заказчика. И как вообще выделила его из толпы. Случайность? Любовь зла? Может быть. А может быть, противоположности притягиваются. Мне довелось пару раз увидеть и ее – когда она встречалась с ним. Милая парочка, если быть честным. Тамир менялся на глазах, и превращался в совершенно другого человека. Улыбался, шутил. Они сидели в какой-то дешевой кафешке, я был за соседним столиком.

Было самое начало осени. Не той осени, разудалого бабьего лета, а того времени угасания жизни, когда постоянно идут дожди... Вот и сейчас за окном уже собирались сизые тучи, асфальт превратился из светло-серого в зловеще поблескивающий черный, словно измазанный нефтью. И сегодня – крайний срок. Я должен убить Тамира именно в этот день. И именно сейчас нужно признаться самому себе в том, что я не могу этого сделать.
Нет, я не проникся жалостью к своей жертве. Не возненавидел благородным гневом заказчика – все гораздо проще. Я еще никогда не занимался этим.
Я не киллер. Пока не киллер. Я старательно старался скрыть это от всех – от заказчика, даже от самого себя, старался не думать о том, что когда-нибудь придется поднять руку с оружием на уровень чужих глаз... Точнее, старался не представлять это в подробностях. Бравировал даже в своих мыслях. Но все это не помешало мне играть роль профессионального наемного убийцы. Причем вполне успешно – в какой-то момент я даже сам поверил, что отправил на тот свет не один десяток человек.
Трудно встать на этот путь. Сложно в первый раз убить человека. Передо мной встали в полный рост те самые моральные принципы, те непререкаемые законы, которые почти незаметны в повседневной жизни. Наши высокоморальные устои, которые когда-то давно, еще в детстве, вбивались нам в головы родителями и учителями, и, казалось бы, давно потеряны, пробудились вновь. Не убий. Многовековая заповедь. И как же сложно переступить ее в первый раз!
Светло-серое небо провисло над городом. Одна туча зацепилась за трубу промкомплекса вдалеке, и остановилась. Небесная ткань натянулась донельзя, можно даже почувствовать напряжение, пронизавшее сиреневые облака. Ветер затих, может быть – он знал, что сейчас нельзя? Иначе – порвется небо, не выдержав титанической тяжести...
Иду по улице словно в тумане. Захожу в какой-то дом – это то ли университет, то ли ночной клуб. Да и какая, в сущности, разница? Я всего лишь знаю, что Тамир здесь. Я иду вглубь по неизвестным мне коридорам, не зная дороги... Наудачу открываю первую попавшуюся дверь.
Туалет.
Здесь очень подходящая обстановка для убийства, не правда ли? Да, да, так показывали уже в сотнях детективов, сотнях боевиков – убийство в сортире. Романтично – донельзя. Короткое движение руки, бесшумный выстрел – и все, труп на полу, потом его куда-нибудь запрятать, наверное, придется... Наверное, придется. Только куда? Куда в туалете можно деть тело? Разрезать на куски и смыть в унитаз? Ха-ха, все посмеялись – это, конечно же, шутка такая. Дурацкая. Не дойду я до такого, не смогу просто, не хватит духа ни на что, кроме этого до простоты дебильного движения руки с пистолетом.
Я прислонился к ледяной стене.
Нет сил. Даже чтоб поднять руку.
Я сполз по стене вниз, на пол.
Тамир появится здесь. Почему же я так думаю? Откуда я это знаю? Почему я вообще решил, что он здесь? Да. Вспомнил. Его девчонка.
Его девчонка?
Да. Она. Откуда она взялась?
Что за чушь... Где Тамир? Мне нужен только он? Или его девчонка тоже? Не помню. Мне заказали обоих? Или только его?
Стоп. Шаги в коридоре.
Через силу заставил себя подняться.

Короткий стук двери, и тишина, почти полная, только тишина на фоне, на фоне чего-то более громкого, а на самом деле никакая не тишина, а сплошные шорохи, тихие-тихие постукивания, непонятные звуки, именно те звуки, от которых настораживаешься ночью, которые кажутся громкими всегда, потому что сам себя заставляешь прислушиваться, какими бы неслышимыми эти звуки не были.

Он медленно оседал на пол, прижимая руку к животу. Удивленный взгляд буравил Максима. Максим не выдержал и отвел глаза. На полу не спеша растекалась ярко-красная лужа. Кровь. По краю лужицы матово сиял солнечный зайчик, становясь все больше и больше. Точно такой же блик, какой был бы и на лужице воды, водки, мочи... Кровь - просто жидкость. Нет в ней ничего особенного, потаенного, недоступного...
Максим вцепился в пистолет. Костяшки пальцев побелели, руки от напряжения дрожали. Нельзя ослабить хватку. Иначе - что-то страшное.
Тамир умирал. Максим знал это. Ничто не могло уже его спасти, разве только врачи... Но Максим не вызовет их - он не рехнулся. Только бы скорее, скорее бы все это произошло, уже невозможно слышать этот предсмертный хрип, ноги стали тяжелыми, скорее, скорее...
Почему он так долго не умирает? Слишком долго слышен хрип...
За окном просветлело. Туча сползла со шпиля комплекса, обнажив под собой набирающее силу солнце.
Хрип все не кончался, только стал чуть тише, но сделался ритмичным.
Максим не выдержал и снова бросил взгляд на Тамира. Тот лежал на полу, окровавленная рука держала живот... И он до сих пор был жив. Максиму стало страшно.
Нужно было сделать еще один выстрел. Контрольный. Еще один потраченный патрон. Только рука не поднималась.
Кто знает, сколько стоял он над распростертым на холодном, почти стерильном кафельном полу телом? Всего несколько минут? Или секунд? Но они казались часами...
Максим не выдержал. Руки дрожали так, что он чуть не выронил оружие. Куда следует его деть? Выбросить? Куда? Скорее, в любую секунду кто-то может зайти!
В углу урна? Туда? Нет, менты найдут, нужно - на улице...

Максим так и не стал киллером. Не пришел даже за деньгами к заказчику.
Тамир выжил. Пуля задела позвоночник, и он остался инвалидом. Несколько раз к больницу к нему приходила девушка. После одного из таких посещений он попытался покончить с собой. Девушку же больше никто в больнице не видел.
Был и еще один странный посетитель. Он появился в клинике в темных очках, и попросил медсестру показать ему Тамира. Близко к нему он не подходил, сказал, что давно не видел своего друга, и не хочет слишком волновать его. Он долго и внимательно издалека, со спины, рассматривал больного, сидящего в коляске перед телевизором. Потом ушел. Только снова напомнил сестре, чтоб не говорила никому о визите. Обещал придти еще. Но не пришел. Кто знает – может быть, у него началась новая жизнь – после жизни другого человека...

Черная, без единого просвета ночь. Странная тишина, нарушаемая лишь скрипом надежно спрятанных половиц, их жалобным стоном об одиночестве и предательстве.
На улицах небольшого городка уже не горят фонари, не ходят и без того редкие прохожие, лишь робкие звезды проглядывают сквозь пелену облаков.
Какой-то неутомимый кузнечик завел свою извечную мелодию в траве под окном. Нет бы ему угомониться. Но бессонница и тоска не различают, кого терзать ночами. Ласковый теплый ветерок залетает в окно, перебирает пряди волос, успокаивающе касается плеч. Как спокойно и приятно сидеть на окне. Сидишь, свесив ноги вниз… На улицу… А внешняя стена дома приятно холодит, когда касаешься ее… Раскачиваешься… Невероятным образом это позволяет забыться и успокоиться. Главное под это размеренное движение не уснуть и не упасть. А ведь это решило бы многое, вернее сказать все.
Еще один взгляд на небо: тусклые звезды стеснительно выглядывают из-за ватных нагромождений облаков, отблеск света на окнах домов. Силуэты деревьев. Тени. И огромное бездонное одиночество. Оно давит, поглощает, лишает воли и разума. Нужно добраться до постели, завернуться в одеяло и забыться в лихорадочно-бредовом сне.
Пара движений, а кажется, что тебя заставляют переплыть океан, таща при этом на себе мраморную статую… Такая сложность, такая беспросветная бездна лени и невозможности. Да еще и слезы застилают глаза. Я уже не замечаю их. Яростные, соленые кристаллики воды стекают по щекам, разъедают нежную кожу губ.
Все хватит! Я ничего не смогу изменить. Перебираюсь на кровать. Уткнулась в подушку, яростно ее сжимая в объятиях. Тихо-тихо, моя милая! Главное размеренно выполнять все. Придет желанный сон. Считаю вдохи-выдохи. И вдруг замечаю, что дыхание сбывается, становится медленней. Воспоминания сильней. Они пробились сквозь тщательно выстраиваемый кокон равнодушия и отрешенности. Будоражат память, создают иллюзию. Я слышу твой смех, вижу улыбку, чувствую поцелуй и ласковое объятие. Чувство безнадежности и вины затапливает с головой. Как будто посреди прочного и радостного мира я проваливаюсь в жерло бездонного вулкана, берущего свое происхождение в Преисподней.
И опять слезы. Но уже даже они не приносят облегчения. Горячие, словно расплавленная сталь, они льются потоком. Если б они были способны что-то изменить.
Господи… Я вновь шепчу молитву тебе. Похоже, ты счел меня достойной своего успокоения. Наступает краткий миг облегчения и смирения. Я согласна уже на все и все готова принять. Наверное, это и моя вина. Нет, не наверное. Точно. Почему пострадала не я?
Но миг безмятежности слишком краток. Вновь приходит боль. Она набралась сил за время отсутствия. И теперь все глубже вгрызается в самое естество. Я вдавливаюсь глубже в кровать, сворачиваюсь в тугой клубочек. Злодейка-боль расползается по мне огненной змеей, выжигая все на своем пути. Где-то в области сердца рождается пылающий шар боли и ненависти. Он ширится, растет, выплескивая черную ярость и всепоглощающую боль. Ну как же так? Ты же обещал быть всегда рядом… Спустя мгновение клубок раздражающих желаний и инстинктов разорвался тысячами осколков и жалящих иголок.
Отчаяние, одиночество и обреченность вновь заковывает в цепи сердце, обвивая его в тысячный раз. И с каждым разом все сильней и крепче сдавливая, оставляя глубокие, незаживающие раны.
Мысли… Странные и такие пугливые мечутся в голове. И желание. Дикое, невыполнимое. Так хочется заглянуть в твои бездонные голубые глаза и увидеть в них, в самой глубине, нежность и обжигающую любовь. Просто прикоснуться к тебе, взъерошить светло-русые волосы.
Как же хочется ощутить твои объятия: спокойные, сильные, надежные. Но нет, лишь пустота обнимает меня, заползая мерзким холодом в душу.
Боже, помоги мне. Даруй дочери своей грешной покой и забвение. Отпусти печали мои и тоску лютую, избави от мыслей страшных и помыслов грешных.
Проклятый сон… Где же ты затерялся? Избавь хоть ты меня от терзаний. Пусть на пару минут, пусть на пару часов. Сердцу нужен отдых. Иначе оно разобьется на части, а осколки превратятся в пыль. Ведь ты никогда не узнаешь, как сильно я тебя люблю и буду любить. До чего же темно будущее, оно тянет меня в черную бездонную пропасть. Я падаю все ниже и ниже.
Воспоминания опять обступают. Реальные, назойливые, постоянно шепчущие мне что-то, порой кричащие, дотрагивающиеся до меня мертвенно-холодными пальцами.
И полный хаос в голове. Только одно слово стучит: умереть, умереть, умереть. Господи, избавь от страха и глупостей.
Очередная ночь превращается в кошмар. Предатель Морфей так и не явился. Боже, почему ты всегда забираешь самых лучших?
***
- Алекс, ты скоро домой?
- Маленькая моя, ну я же говорил…Дела. Счас заеду в магазин и на работу. А потом домой.
- Ты там аккуратней, ладно?
- Конечно, Дашко… Ну все, не отвлекай. Я уже в дороге, телефон мешает жутко.
- Погоди, еще маааленький вопросик…
- НУ?
- Ты в универ заходил? Оформил академ?
- Даша! Хватит! Это мое дело, сам разберусь. Лучше б что приятное сказала.
- Я просто волнуюсь.
- Да знаю я. Все, я люблю т…
- Алекс? Почему замолчал? Что случилось? Алекс?!
***
- Лёна…
- Даш? Что такое?
- Лён… Лёна…
- Даша, ты что, плачешь? Да что случилось?
- Он… Я…
- Ясно, вы опять поругались... Ну и смысл устраивать истерику? Завтра помиритесь. Как всегда. Все, успокаивайся. И лучше приезжай ко мне.
- Нет, мы не поругались…
- Да? А что тогда рыдаешь?
- Он умер…
- Кто? Алекс? Умер? У тебя совсем голова отказала?!
- В аварии погиб…
- Сиди дома, еду!
***
Опять ночь. Все те же мысли и желания. Говорят, время лечит. Интересно, сколько понадобится времени мне, чтобы лишь притупить боль?
Теперь не помогают даже разговоры с подругами. Раньше они заглушали потерю, хоть чуть-чуть смягчали страх одиночества… Они смотрят на меня как на прокаженную и сумасшедшую. По их мнению, я давно должна забыть и продолжать жить… А как жить, если это была моя жизнь, которая умерла? Как забыть любовь? Как начать дышать, когда отобрали воздух? Глаза в пол-лица, круги под глазами. Я забыла, когда спала в последний раз. Слоняюсь по улицам, выискиваю дорожки и тропинки, где мы бродили вместе. Становится лишь больней, зато кажется, что ты бредешь рядом со мной. Слегка ссутулился, щуришь глаза от яркого полуденного солнца и, увлеченно жестикулируя, рассказываешь очередную увлекательную историю. Похоже, я сошла с ума. Я во всех встречных людях пытаюсь разглядеть твой силуэт. Полувздох-полустон вырывается из груди. Протягиваю руку, ища телефон под подушкой. На ощупь набираю твой номер… И, прижимая телефон к уху, с надеждой жду... А вдруг?
Но равнодушный механический голос все также упорно твердит: «Абонент временно недоступен….». Какое к черту временно? Зачем я звоню тебе? Куда я тебе звоню? Там нет телефонов… Там нет даже тебя. Алекс, слышишь?! Я люблю тебя! Люблю! Я умру без тебя! Я уже умираю… Я почти перестала дышать… Я уже не живу….
Телефон летит в стену и с громким треском разваливается на части.
Как же мне тебя не хватает тебя… Сашенька… Алекс… Мне так нужны твои рассказы, мои разговоры с тобой, чтобы прижаться щекой к твоему плечу и прошептать: «Люблю…», чтобы передать всю нежность, всю страсть, чтобы словно ток между нами, чтобы без слов понимать друг друга… Алекс…. Саша… Слышишь, солнышко… Я не хотела… Ну зачем я позвонила тебе…Прости меня… Я же знаю… Ты видишь меня. Ты всегда со мной. Ты же обещал… Забери к себе, пожалуйста… Мне не место здесь… Я без тебя никто….
***
Очень грустная девушка сидела на кровати, глядя в окно на одинокую неяркую звезду на уже светлеющем небосклоне. Лицо было залито слезами. Тихо всхлипывая, она силилась вдохнуть. Но воздух, словно густой кисель, обволакивал ее, заставляя мурашки нервно бежать по коже. Губы беззвучно шептали что-то… Темно-серые с зеленым отсветом глаза похожи на блюдца… Распахнуты и абсолютно пусты, а взгляд безумен…
***
- Алена!! Ты меня слышишь?! Алена….
- Что такое, дорогая? Что-то случилось? Я тебя давно не слышала, почти два месяца прошло… У тебя все нормально? Ну… не молчи…
- Аля… Мне… Я … Нужно сказать кое-что…Я у врача седня была…Все точно…
- Врача? Ты заболела?
- Нет, понимаешь… Я даже не знаю, как сказать… Мне давно уже поставили диагноз, что скорей всего детей у меня не будет… А сейчас…Лёночка… Я совсем ничего не понимаю… Но я беременна…
- Беременна? От кого?
- Как от кого? От Алекса!!! Понимаешь?!?! Беременна от Алекса!
***
Дарья неспешно брела по городу. Постоянно останавливаясь и разглядывая все вокруг, она напоминала счастливого ребенка, вот только почему-то с очень грустными глазами.
Еще было довольно холодно, огромные сугробы лишь начали подтаивать, а ветерок уже принес легкий запах весны. Солнышко с интересом поглядывало на землю, лаская ее лучиками. Воробьи весело чирикали, топорща свои перышки под солнцем…
Что-то тихо шепча, девушка продолжала свой путь, при этом нежно держа руку на животе.
- Ну-ну, милый, не надо пинаться… Вот смотри, здесь мы с твоим папой гуляли, когда только познакомились… Вон на той лавочке обсуждали книгу… Что же за книга это была… не помню… Странно… А вон там начинаются рельсы… Заброшенная колея… Как-то в летний день мы шил по ним, держась за руки.
Порой лицо Дарьи омрачалось печалью. Она тихонько вздыхала, но тут же начинала говорить по-новой… Прошло уже довольно времени с момент той аварии. Боль никуда не ушла, но рядом с ней поселилась радость.
Теперь она все свое время посвящала нерожденному малышу… Такому желанному и столь любимому… Разговаривала с ним, пела колыбельные и детские песенки, рассказывала сказки…
А ночами, когда тоска возвращалась, она вела длинные философские беседы с Алексом. Делилась тревогами и печалями, рассказывала, что нового случилось, о впечатлениях, мыслях, чувствах. Просила присмотреть за малышом сверху.
Казалось, он слышал ее, опуская умиротворение и сон…
***
- Ну что, мамочка, держите дочку.
Медсестра подала Дарье младенца. Девочка возмущенно засопела и тут же решила восстановить свои права громким криком.
- Тише, маленькая. Нюточка, тише.
Даша ласково укачивала дочку, поражаясь, как громко плачет малютка, даже не соизволив до конца проснуться и открыть глазки.
- Ну, Эни, теперь будем кушать…
Довольно зачмокав, девочка распахнула огромные голубые глаза. Заставив маму в очередной раз с головой провалиться в воспоминания.
Наевшись и снова заснув, малышка сжала в своем маленьком кулачке прядь волос Даши. А та смотрела на свое сокровище и зачарованно улыбалась.
- Видишь, Алекс. У нас родилась девочка… Дочка. Ты ведь всегда хотел дочь. И у нее твои глаза. Мое благословение и проклятие. Жаль, ты не видишь. Она почти твоя копия. Такая же красавица. А как улыбается. Позаботься там о ее судьбе. Пусть она будет посчастливей моей. Я помогу.. Она мой смысл и моя жизнь… Новая жизнь… Я думала, что умерла… Оказалось, что и после жизни есть жизнь… Не лучше, не хуже.. Просто другая. Алекс, я люблю тебя, мой ангел.
***
В уютной квартирке было тихо. Лишь дыхание спящих слегка тревожило звенящую тишину. Одинокая звезда все так же заглядывала в окно.
А над кроваткой ребенка склонилась тень. Казалось бы, откуда здесь взяться кому-то, но по очертаниям явно угадывался мужчина. Он нежно погладил девочку по щечке, поправил одеяльце и легко поцеловал в лоб. Медленно повернулся к кровати, на которой спала ее мама, вглядываясь в очертания фигуры, он подошел и сел на самый краешек. Сквозь тьму ночи разглядывал ее, пытаясь запомнить навсегда ее образ, каждую черточку лица. Жаль, он не видит ее глаз. Таких бездонных. Таких любящих. Тихо прошептал ее имя… Его глаза были полны любовью. И тоской… Неистовой и неизбывной.
- Я люблю тебя, Дашенька… И Анютку люблю… Присмотрю за вами… Милые мои… Пусть и после моей жизни у вас все будет хорошо… Я постараюсь. Обещаю.
В предрассветной синеве утра медленно растаяла фигура парня, оставив после себя лишь легкое мерцание в воздухе.

Оликсана, сорри ) в следующий раз ))

Текст 1.

Начало не порадовало. Разговор казался несколько натянутым; чувствовалось, что диалог как следует не продуман. Потом стало еще хуже: тексту удалось полностью перевернуть все мои представления об уголовном мире. В момент, когда выясняется, что киллер наш вовсе и не такой уж матерый, у меня отчего-то возник вопрос: а как собственно заказчик на этого валютного убийцу вышел? Объявление что ли в газете прочел? Вот ей Богу, я не могу придумать ни одного разумного объяснения. Автор его тоже не преподносит.

Потом классическая сцена в туалете. Герой прется, не помня себя, заходит в первую попавшуюся дверь и тут, как по мановению волшебной палочки, жертве тоже приспичило! Вот это совпадение! В последний-то день сдачи заказа! В общем, реальность медленно уползла вместе с сизыми тучами, оставив лужу (нет-нет, не мочи) сказочной надуманности, а-ля Шарль Перро.

Сцена убийства тоже неудачна. Момент, когда взгляд убийцы встречается со взглядом жертвы, или миг первого нажатия на курок – все это выкинуто. А оставлен невнятный эпизод любования предсмертными муками. Не очень качественный, не очень психологичный.

Ну и концовочка. Не понимаю, как нашего бравого воина наша же бравая милиция не поймала. Заказчик общался с ним напрямую, видел в лицо. Скорее всего, и жертва тоже его видела, а уж о том, кто мог бы ее заказать – догадывалась наверняка. Так что уж слишком все фантастично.

В языке есть мусор; порой не хватает четкости и стройности фраз. Но особенно убила тавтология «старательно старался».

Итог: сказка, да и только. Ничего интересного: проходной турнирный рассказ.

Текст 2.

...

На мой взгляд, текст №2 лучше. Но все-таки место ему – в личном дневнике. А голос достанется Qwerty и рассказу №1.

Интереснее

Второй рассказ понравился чувственностью. Но показалось, что порой (особенно вначале) перебор с метафорами и эпитетами. И разочаровала концовка. Эффект присутствия погибшего выражен слишком уверенными красками и с максимальной убеждённостью.
Рассказ номер два произвёл более приятное впечатление. Поэтому голос Оликсане.