Произведение № 2 В детстве, у нас с Кейси была игра – мы называли ее «Кто я?». Кейси спрашивала меня:
- Чейз, скажи кто я?
И подумав, я отвечал:
- Ты Дороти из страны Оз! – и тогда смеясь, она начинала кружиться, будто подхваченная ветром.
- А я? Кем буду я?
- А ты… Ты Джон Сильвер!
- Вау! – кричал я – свистать всех наверх!
И хромая на одну ногу я ковылял за ней, размахивая воображаемой саблей. Уговор был прожить остаток дня тем, кем тебя выбрали, и делать все так, как делали бы это наши герои. Мы дурачились, представляя себя Элвисом и Монро. Робином Гудом и мисс О’Хара. Стаббом – из «Моби Дика» и Алисой из «Страны чудес». Каждый день мы забывали кто мы такие – каждый день, мы проживали чью-то другую жизнь. Тогда нам было так легко в это поверить.
Теперь, спустя полтора десятка лет, я до сих пор спрашиваю себя, глядя в мутное зеркало в ванной: «Кто я сегодня, Чейз? Кто я?». И тот парень в отражении – он молчит, пялясь на меня вытаращенными глазами, красными от недосыпа. Мы с ним знаем, что никто. Мы с ним – съехавший с катушек Чейз Баррет – и только лишь. И мы отдали бы все, чтобы забыть об этом.
В квартире, куда я ломлюсь, живет моя подружка – Лина. Она из Китая или Японии, или что-то еще такое – я не помню. Кто-то содрал с ее двери номер, и теперь на его месте выведенная губной помадой восьмерка. Корявая, с золотыми блестками, искрящими под светом коридорной лампы. Я нюхаю номер на двери, и он пахнет губами Лины.
Моя подружка – она танцует стриптиз в «Парадизе» и иногда, приводит кого-нибудь к себе домой. Похоже, что сегодня как раз тот случай – я слышал, как скрипела ее кровать, прежде чем я начал барабанить в дверь. «Вообще-то, у меня есть медицинский диплом» - сказала она однажды – «но медицина – это совсем не то, чем я хотела бы заниматься». В тот момент я целовал ее грудь и не стал спрашивать, какого черта она вообще пошла на медицинский. Я и так знал все возможные варианты ответа.
Я стою возле двери и соседи Лины – это уж точно – все они сейчас пялятся в свои глазки. Глядят на меня, сжимая в руках трубки телефонов, в готовности позвонить в полицию. На лбу и руке у меня кровь и мне просто везет, что еще никто этого не сделал. Когда я поднимаю руку чтобы снова ударить в дверь – та вдруг открывается и мимо меня проносится долговязый тип с очками, в дорогом «сливочном» костюме с не заправленной рубашкой. Он даже не смотрит на меня. Он сбегает вниз по лестнице, со второго этажа и я слышу, как внизу хлопает дверь. Этот тип – он похож на преподавателя из колледжа – и сдается мне, так оно и есть. А потом появляется Лина. На ней халат, под которым явно ничего нет.
- Чейз? Какого черта?
- Нифига – говорю – Чейза Баррета здесь нет. Его задрали койоты в пустыне, там, в ста двадцати милях на запад.
Она смотрит на мою кровь, которая капает на бетонный пол. Смотрит на мое заплывшее лицо, на глаза, разрезанные красными нитками-капиллярами. А я говорю:
- Его переехал асфальтоукладчик. В него попала молния. Кто-то выбросил в окно пианино – как в том мультике, про кролика Роджера – и оно свалилось ему на голову. Так что, Чейза здесь нет…
- Господи Чейз, да ты совсем рехнулся? – она хватает меня за «здоровую» руку и втаскивает внутрь. – Ты пропадаешь на две недели, потом возвращаешься посреди ночи в крови, несешь эту чушь – она закрывает дверь у меня за спиной – что твою мать, происходит?
- Война – я тычу указательным пальцем себе в висок – этот парень, мы с ним повздорили.
- Тебе нужен психиатр, Чейз
- Нет, Лин – мне нужен заряд динамита в голову.
Она заводит меня в комнату:
- Садись на диван, я посмотрю твои раны. И объясни мне, что случилось!?
- Я упал с велосипеда – говорю. Она смотрит на мою руку, на содранную кожу от локтя до ладони, потом на разбитый лоб.
- Что ты творишь Чейз? Что ты, черт возьми, такое делаешь с собой?
А я говорю:
- Да брось, Лин, я всего лишь хотел удрать из этого мира.
Она уходит в ванную за аптечкой, а я расползаюсь на диване, пачкая его кровью. Я закрываю глаза и шепчу:
- Я не спал целую жизнь…
А потом, меня уносит куда-то далеко-далеко.
Туда, где мы с Кейси мчимся по Роуз-стрит и я за рулем ее новой «Хонды» – подарка родителей. Она курит «Страйк», отбивая рукой ритм песни Джонни Кэша по радио. Салон весь в дыму от сигарет, в нем пахнет разлитым виски и духами Кейси. Она высовывается в окно, распрямляя в стороны руки, и кричит: «Эй, Чейз, смотри – я Кейт Уинслет!». А я улыбаюсь ей своей пьяной улыбкой и одной рукой пытаюсь достать бутылку, что катается на заднем сидении. Я даже не чувствую, как моя левая рука выкручивает руль в право – на скорости в пятьдесят миль в час. Кейси что-то кричит мне, и я поднимаю голову, чтобы посмотреть. В этот момент наступает боль.
Я вздрагиваю, стискивая зубы, от того, что Лина льет мне на руку какую-то дрянь.
- Спокойно, ковбой – говорит она – это чтобы не занести заразу. Уж прости, что пришлось привести тебя в сознание.
- Ничего – говорю – так лучше. Там слишком страшно.
Она бинтует мне руку и спрашивает:
- Когда ты спал в последний раз?
А я говорю:
- Не помню. Кажется на той неделе.
- Так нельзя Чейз – она мотает головой – ты гробишь себя. Ты превращаешься в психопата. Чего ты хочешь, Чейз? Чего ты добиваешься?
- Хочу забыть кто я такой.
- Нет, Чейз – она смачивает салфетку в спирте или чем-то еще – от себя не убежишь, парень. Я не знаю, что за дерьмо у тебя там, в голове, но в унитаз ты его не смоешь.
- Тогда пристрели меня – говорю я
И она со всей дури прижимает салфетку к моему лбу.
Они сказали, что я убил ее – рассказываю я Лин – ее родители. Сказали, что я убил их девочку. Я не спорил с ними, я знал, что по большей части это правда. И я ненавижу себя так же, как они за то, что остался в живых. За то, что из нас двоих, смогли спасти только меня. Они даже не представляют, как я любил ее – говорю я Лин, утыкаясь в ее плечо – они не чувствуют теперь того, что чувствую я. У них нет этих кошмаров, из-за которых невозможно спать и им не хочется перерезать себе горло, каждый раз, когда смотришь на свое отражение. Каждый день, эти четыре года, я пытаюсь забыть, кто я такой. Пытаюсь не думать о ней, о том, что произошло. Но этот Чейз Баррет у меня в голове - он помнит все. И ему уже никогда не стать кем-то другим, ему больше не у кого спросить: «Кто я такой, Кейси? Кем я буду сегодня?». Потому что та девочка – ее больше нет.
Неделю назад – рассказываю я Лин – я ночевал в пустыне. Вот так вдруг просто бросил всё, взял машину и удрал отсюда. Свернул с шоссе и ехал, пока не убедился, что вокруг на сотню миль ничего нет, кроме песка. У меня был только спальный мешок и маленький карманный фонарик из супермаркета за «три пятьдесят». И всю ночь я пролежал там – черт знает где – светя себе в лицо фонариком, пока у того не сдохли батарейки. Я пялился на звезды, я плакал, и я хотел убить себя. Это правда – говорю я Лин – у меня был пистолет.
Теперь мы лежим на кровати, я утыкаюсь носом в ее волосы и с каждым вдохом, мне все больше и больше кажется, что они пахнут точно так же, как пахли волосы Кейси.
Я не смог этого сделать – рассказываю я ей – даже когда ты думаешь, что действительно этого хочешь – это чертовски трудно, нажать на курок.
Она обнимает меня, гладит по забинтованной руке, так нежно, точно как когда-то моя мама. От нее исходит такое приятное тепло, что я даже не замечаю, как моя голова – она просто ложится ей на грудь и у меня сжимаются веки. Она спрашивает меня: «как ты разбился на велосипеде?» и я рассказываю ей, не открывая глаз:
Мой приятель с работы, Дэвид – он просто пошутил, когда предложил мне заняться спортом. «Может тебе начать бегать, а Чейз?» - сказал он тогда – «Или может, купишь себе велосипед? А то нам с парнями становится страшно на тебя смотреть – ты будто сбежавший зомби из фильма ужасов». И я сделал, как он сказал. Я купил себе велосипед, вот только добавил маленькую «изюминку» в обычное «кручение педалей». Я придумал еще один способ послать этот мир подальше. Езда в слепую – говорю я Лин.
Я рассказываю ей, как натягиваю на себя наушники, и включаю на полную громкость, так, чтобы ни черта больше не слышать. Я говорю, что «Хэви» - это не музыка для размышлений, но для меня то, что надо, чтобы убить все мои мысли. А потом, я разгоняюсь на велосипеде, и закрываю глаза. Чтобы забыть обо всем, я начинаю считать: «Раз… два… три…». Обычно, я не выдерживаю уже где-то на десяти, но сегодня – говорю я Лин – сегодня я досчитал до двадцати пяти, прежде чем меня размазало по асфальту. И знаешь что? Эти секунды, это самое лучшее, что было со мной за последнее время.
Она целует меня, гладит по волосам и ее запах – теперь мне кажется, что это запах Кейси. Ее тело – это уже не тело Лин – это моя Кейси, сейчас, со мной. Я спрашиваю ее:
- Кто ты? Скажи мне, кто ты такая?
И она отвечает:
- Я Кейси, малыш. Сегодня, я твоя Кейси…
