Нового дня глоток.

Грянул оркестр! Живая медь труб полилась так невероятно, так звонко, так густо, что сразу забылись все подделки обвешанные ярлыками 3d звука, dolbesaround и прочие новомодные слова. Живой оркестр играл так, как никогда не сыграет никакая, даже самая лучшая аппаратура.
Вот только люди в зале не услышали красоты звучания, а колыхнулись прочь от маленькой сцены в конце зала, к длинным, густо заставленным столам. Тут было всё, что они когда либо пробовали, о чем слышали, и даже кое что из того, про что они ни сном ни духом не ведали – столы ломились.
Зазвенели тарелки, зазвякали тонко вилки, мелодично пропели тонконогие бокалы. В зал тонкими струйками полились услужливые официанты с шампанским. Их белые костюмы ярко светились мешанине черных ношеных костюмов, смокингов, взятых на прокат и всевозможных платьев с блестками и нет, с вырезами и закрытыми – мешанина, винегрет. Шампанское с подносов у официантов смели сразу, гости хватали по одному, по два, а то и по три бокала – они пытались поскорее урвать, при этом не забывая мило улыбаться друг-другу. Красиво. Где то тонко звякнуло стекло, зашипело – кто-то стал жертвой жадности и не смог удержать добычу. Теперь бы на стекле не подскользнуться.
Хозяин вечера, одетый неброско, даже как-то буднично протиснулся меж гостей к сцене, сел на её краешек и закрыл глаза. Музыка была его слабостью, а джаз – джаз был для него наркотиком. Синкопа саксофона, тугое и низкое бу-бу-бу контрабаса, легкий шорох кистей на тарелочках – волшебная гармония, полное сочетание звуков, взлетов и падений, рожденных именно в эту секунду, только сейчас и больше никогда. Звучала «Let my people go» Луи Армстронга, но оттуда была взята только тема – музыканты фантазировали.
По плечу хлопнула ладонь. Он вздрогнул, открыл глаза.
- Серег, чего сидишь? Сожрут же все! – Валька, школьный недодруг. Он, по обстоятельствам, пытался стать другом любому и каждому, и так же быстро забывал о своих желаниях, как только течение менялось. Вместе, за одной партой с Сергеем они сидели в девятом классе. Тогда Валька был другом. Все потому, что отец Сергее только-только вернулся из Польши и это было модным: дружить с парнем, чьи предки были «выездными». А уже через год грянула перестройка и Польша перестала быть модной. Колька стал дружить с Вовкой из параллельного класса, чей старший брат был фарцовщиком. Для Вальки тогда ничего не изменилось, а Сергей очень сильно расстроился. – Нет, ну ты посмотри как налетели! Свиньи. – он посмотрел еще раз на Сергея, в глазах отчетливо блеснул жадный огонек. – Ну, пошли?
- Да нет, Валь, я не хочу.
- Ну как знаешь. – пожал Валька плечами и едва сдерживая шаг подошел к столам. И тут же он переменился: пропала вся его надменность, высоко вскинутый подбородок и он так же как и все напал на разносолы. Сергей только усмехнулся, оглянулся на оркестр – ему кивнул седой саксофонист.
Эта идея у Сергея появилась давно, вот только он все никак не мог её до конца продумать, потому так и затянулось исполнение. Нет, конечно можно было бы нанять десятка два высоколобых психолога, обложить проект «фокус-группами», разработать анкеты и прочую муть, но не хотелось ему, чтобы все это так. Сергею хотелось, чтобы все было настоящим, живым, как когда-то давно, когда они пили пиво в подъездах сидя на подоконниках, а за закрытыми дверями шептались недовольные старушки. Давно.
Джаз-банд взвыл на все лады и песня оборвалась на высокой, гремящей ноте. Сергей вздохнул, бросил еще один взгляд на толчею у стола, и пошел к лестнице, к себе на второй этаж, в заранее подготовленный кабинет.
На полдороге за локоть хватанула чья то узкая ладонь вся сплошь усыпанная безвкусными золотыми перстнями. Резкий запах, почти вонь – сладкая, как слегка горелая карамель. Сергей оглянулся и поначалу даже не узнал Люду, слишком уж жирно блестело её лицо, слишком выпукло были накрашены губы, слишком черно затушеваны глаза и еще этот не настоящий цвет – конечно же блондинка.
- Ой, Сереженька, привет. – жеманно улыбнулась и противно, словно бы у насекомого под тонкой прозрачной шкуркой, прорезались под слоем грима морщины. – А я тебя весь вечер высматриваю.
- Здравствуй Люда. – и он сделал то, что и должен был сделать. Взял усеянную перстнями руку и поцеловал пахнущую лавандой кисть. Люда вся прямо засветилась от восторга. – Сереженька, а ты все такой же. – её рука змеей скользнула ему под локоть, ухватила, потянула к себе. – А ты чего не кушаешь?
- Да что-то мне живот подвело. – шепнул он заговорщицки.
- Жаль. Там все так вкусно. Может ты с собой возьмешь? Я возьму. – Сергей только глаза закатил. Конечно же они все возьмут с собой, столы останутся пустыми. Какие же они все стали... А может быть они такими и были? Люда подалась вперед, к лицу Сергея, пахнуло густым жарким ароматом косметики. – Сереж, а ты не знаешь, кто это все устроил?
- Люд, даже ума не приложу! – он деланно пожал плечами. Люда нахмурилась – ответ её не устраивал. – Может Андрюха? Он вроде в люди выбился.
- Точно. Смотри, - она закусила губку, испачкав зубы помадой, - вон он. Не ест. Что там у него?
- Коньяк.
- Ага, коньяк. Зажрался.
- Угу. – он попытался освободиться от белой руки. – Люд, мне это, - он поиграл бровями, - надо.
- А! – она торопливо отступила. – Ну давай. Приятно тебе облегчиться.
Прыснула, смеясь своей же шутки, и пошла к столу. Под обтягивающим, сплошь из блесток, красным платьем пошло колыхался и переливался складками объемистый стан. А ведь когда-то Сергей её любил. И она об этом знала. Поэтому и издевалась. Как это приятно - чувствовать власть над другим. Полную, неоспоримую, - добровольные кандалы.
Он зашел в кабинет, закрыл за собой дверь и все звуки сразу стихли. Не стало слышно надменного смеха саксофона, пропал многоголосый гул и звяканье посуды – тишина и запах дорогой кожи и чуть-чуть пыли. Сергей прошел за большой стол, сел в удобное кожаное кресло, сцепил пальцы в замок, положил на них подбородок. Теперь надо ждать. Когда люди дойдут до кондиции, когда все они – одноклассники поднимут свои рыла от халявного корыта, когда пьяно заблестят глазенки от выпитого, вот тогда-то и можно будет приступить к задуманному.
Сергей открыл ящик стола, первое, что он в нем увидел – блестящий револьвер. Не он ему был нужен. Он достал из ящика красивую флягу с золотым вензелем «В.С», открутил серебряную крышечку-стаканчик, тепло пахнуло коньяком. Налил чуть, отставил фляжку в сторону, поднес серебряный стаканчик к лицу и замер. Вкус коньяка ему нравился куда меньше чем его аромат. Поэтому ему нравилось сначала надышаться этим теплом, а только потом обжечь горло вкусом. Это создает настроение. Пьяное и возвышенное.
Замигала лампочка на встроенном в стол старом селекторе. Красный маячок: горит, не горит, горит, не горит… Сергей отставил в сторону стаканчик, так и не пригубив коньяка, нажал на кнопку.
- Да.
- Сергей Андреевич, тут один уже похоже дошел.
- Так быстро?
- Он пришел тепленьким.
- Тогда ведите. – подумал и торопливо добавил. – Только не заметно.
- Сергей Андреевич. – в голосе начальника охраны действительно прозвучали обиженные нотки. Ясно, что все будет сделано в лучшем виде, но боязно как-то. А вдруг заметят и тогда всё – полетит вся идея к чертям в тартарары.
Сергей откинулся на спинку кресла, посмотрел на отставленный стаканчик, подумал, что одного коньяка будет недостаточно. Открыл еще и резную шкатулку красного дерева с сигарами. Вот теперь достаточно, теперь хорошо.
Через пару секунд в дверь постучали. Сергей нажал на кнопку, магнитный замок открылся, и двое парней в черном ввели в кабинет дошедшего до кондиции, усадили на обширный кожаный диван и вышли. Как призраки.
- О, Серег, а ты что здесь? – одноклассник, вот только как его зовут? Уже забыл. Фамилию помнит – Ребиков, а вот имя. Что такое то ли на «Р», то ли на «Д». В голове только «редис» вертится.
- Да так… - замялся Сергей. Как же его зовут то. Редис… Редис… Точно – Денис. – Денис, а тебя чего привели?
- Я, - он качнулся вперед, зыркнул исподлобья, - я, Серег, малость накушался. Вот.
- Да, бывает. – скользнул взглядом по столу. – Курить будешь?
- Это? – Денис задрал нос, пытаясь с дивана разглядеть сигары. Его покачивало. – Это не буду. У меня свои есть. – он захлопал по карманам, улыбнулся виновато. – Забыл. В куртке оставил. Забыл.
- Так ты бери. – Сергей встал из-за стола, взял две сигары, обрезал им кончики и сел рядом с Денисом. – Только раскуривать надо долго.
- Да знаю. – фыркнул Денис. – Не учи ученого. Я их не люблю – воняют. – сморщил нос. – их бы под… под…
- Коньяк?
- Можно и коньяк.
- Счас будет! – Сергей уже подхватил нужный тон, скопировал поведение, размашистость жестов – стал своим. Со стола коньяк он брать не стал. Открыл зеркальные створки бара, достал бутылку и бокалы. – Тебе сколько?
- Краев не видишь?
- Намек понял. – взвизгнула пробка из горлышка, заструился коньяк в бокалы. Себе чуть, Денису от души. – Держи.
Он вручил бокал, и уселся прямо на пол, на ковер. Молча отпили, затянулись сигарами.
- Серег, я чего-то не понял, - это ты так поднялся?
- Я? – вскинул брови, усмехнулся. – Ну я. Как тебе?
- Как. – облизнул губы. – Круто. Не думал я, что ты так.
- Да я тоже не думал. А знаешь: закрутилось, завертелось… И вот.
- Наворовал? – громко шепнул Денис.
- Ну есть немного. Без этого никак.
- Ну это да. Без этого никак. – Денис кивнул. – Все вы…
Он осекся, поняв, что едва не переступил грань дозволенного.
- Все, правильно говоришь – все. – Сергей отпил еще, встал с пола и уселся на край стола. – А как сам?
- Что? – не понял Денис. – А! Сам, сам нормально. Я токарем работаю. Шестой разряд! Все руками…
И он даже потянулся, чтобы рукава закатать, показать какие у него руки золотые, здоровущие, хоть и так было видно – кисти не маленькие, кряжистые с разбитыми костяшками.
- Да не о том. Ты же в школе мечтал, что… - Сергей замялся, вспоминая выкупленные из школьного архива сочинения их выпускного класса на тему «Каким я вижу свое будущее».
- Что водилой стану, мир посмотрю. – перебил его Денис. – Как батя. Я еще с детства… он с рейса приедет и столько всего у него. Привезет еще матери, мне чего. А я за баранку садился, она знаешь какая у Камаза? Высоко там с нее, все видать, как с балкона. Хорошо. – он махом допил коньяк, затянулся. – Я про это мечтал.
- И что?
- Еще плесни. Только не этой муры. Водочки.
Сергей взял бокал, подошел к бару:
- Полный?
- Давай.
Было непривычно смотреть на пузатый коньячный бокал наполненный до краев водкой. Денис нюхнул, поморщился и замахнул разом, будто воду.
- Хочешь знать что? Да ничего. Камаз сделал ту-у и свалил, и батя с ним. Баба у него где-то была. Вот и все. А я, дурак, остался. С матерью. – он надолго замолчал, Сергей тем временем вновь налил водки. – Вот так они мечты исполняются.
- А что потом?
- Потом? Потом Верка моя, ну там свадьба, шуры-муры, дребедень, дитенок и все – кандалы. – опрокинул бокал в рот, даже не поморщился, только кулак крепко сжал. – А ты, я гляжу, хорошо устроился. Красиво. Молодцом. Я еще в школе знал, что выйдет из тебя толк. – он осклабился зло. – Эх, надо было тогда тебе в рожу дать, а сейчас. Гаврики твои на стреме стоят? Да?
- Денис, да я…
- Ну что ты? Что? Поиздеваться решил, нос утереть. Жрачки нам отсыпал, бухла поставил, а сам вон: о чем ты брат Дениска мечтал. Да об чем я мечтал не будет никогда! Никогда! Ты знаешь такое слово! – он вскочил, бокал со звоном разлетелся в дребезги о стену. – Ты знаешь как сыну говорить «нет»? Как ремнем его лупцевать? Как… как… - он сел обратно, руки его тряслись. – Ты не знаешь, ничего ты не знаешь. Иди ты!
Он вновь вскочил, и будто бы не пил только что, твердой походкой вышел вон. Там его должна была встретить охрана, усадить в машину и отвезти домой. На прощание ему должны были вручить пакет с подарками: цифровая фоторамка, куда записаны все их школьные фотографии с первого и до выпускного класса, пластиковая карта с кругленькой суммой и тонкая тетрадь в линеечку с тем самым, последним выпускным сочинением.
На душе у Сергея было погано. Вроде мечта то, тьфу – плюнь да разотри, а все равно – взяло за душу. Мелко, пусто, глупо. И не исполнилось тоже глупо и мелко. Житейски. Тоже захотелось водки.
Вот только кто виноват в этом? Разве же отец, что уехал к бабе? Мать, с которой он остался? Ребенок? Жена? – Никто, никто кроме самого Дениски Ребикова. Привык жить как живется и не трепыхался. А теперь все: полдороги пройдено и не свернуть на боковую – своя дорога, своя привычка, своя скорлупа токаря шестого разряда с большими, сильными, но такими дрожащими руками.
Водку пить Сергей не стал – это было бы глупо. А импульс было легко перебороть: через пару секунду уже совсем не хотелось жалеть этого сильного телом, но слабого духом одноклассника, не хотелось ему сочувствовать даже в пьянке. Сергей положил недокуренную сигару в чеканную пепельницу на столе, включил кондиционер, он не любил, когда в кабинете было накурено, сам прибрал осколки у стены.
Только он сел на диван, лампочка селектора снова замерцала. Сергей посмотрел на часы – слишком быстро. Нажал на кнопку:
- Что там?
- Сергей Андреевич, тут Виктория Гушко домой собирается. Отпустить, или через вас?
- Виктория Гушко, - задумчиво протянул Сергей, вспоминая одноклассницу, - Виктория… Темненькая?
- Да.
- Лучше через меня. – он сел за стол, выдвинул ящик стола, тот, в котором у него лежали ксерокопии сочинений. Ага, вот и она – Виктория Гушко. В уголке листа жирная галочка красным маркером. Пролистал листы, пока не увидел подчеркнутые все тем же красным маркером строчки:
«Да, понимаю, что я не современная, я знаю, что мечтаю о глупом – о простой любви. Прошу, не смейтесь, но я верю, что любовь есть! Глупо? Может быть. Но хочется глупостей в этом геометрически правильном мире.»
Ну и дальше тот же бред еще на полторы страницы, где Вика то ли учителей убеждает в существовании любви, то ли себя – не понятно. После учительской оценки, под четверкой с минусом написанное Сергеем резюме:
«Наивность и надежда. Вера в добро. Неприятие реалий жизни. Интересно.»
Сергей даже улыбнулся. Среди всех этих больших мечтаний, что были написаны его одноклассниками, среди будущих великих поэтов, великих ученых, биг боссов и прочих высотных мечтаний желание Вики казалось блеклым, серым, но зато с такой тонкой, пронзительной нотой!
Дверь распахнулась и Сергей услышал торопливый Викин голосок: тихий, не смелый, но все скороговоркой:
- Понимаете, мне уже пора. Меня ждут, я обещала что не поздно, понимаете? – в голосе уже звучали плачущие нотки. «Упирается она что ли?» - подумалось Сергею, так долго у дверей стоит.
Но вот она шагнула в кабинет и дверь за ней закрылась.
- Здравствуйте. – не поднимая глаз, несмело прошептала она, и тут же вновь затараторила то же, что и перед дверью. – Понимаете, я не могу долго, я обещала, мне домой надо. Время уже поздно, я опаздываю уже…
- Вика, - она вздрогнула как от удара, - ну что ты? Куда ты спешишь? - только тут она подняла глаза и встретилась взглядом с Сергеем. – Ну, куда ты опаздываешь?
- Сережа? – она словно глазам не верила. – А я думала… Я только домой пошла, а они в фойе… И сюда. Страшно.
Сергей даже улыбнулся. Да, его архаровцы и не такую тонкую душу напугать могут своим внезапным появлением. Вика улыбнулась в ответ: глупо, жалостливо, полностью прочертив параллель между собой и своим платьем – вроде бы красивым, но уже не модным, да и полинялом на локтях – жалкое такое платье.
- Сереж, мне домой надо. Я Коле сказала, что не надолго поеду, - стрельнула глазами на часы на стене над Сергеем, - я к одиннадцати обещала.
- К одиннадцати? – усмехнулся, - Ты вроде уже взрослая.
- Нет, Сереж, ты просто Колю не знаешь. Он у меня… Он у меня не любит когда поздно. Знаешь, он сам такой – всегда все вовремя, всегда все на местах и я… То есть хочет, чтобы и я так. Понимаешь?
- Да все я понимаю, Вика. Только куда бежишь, время только десять. – он с ней говорил, будто с маленькой, испуганной девочкой.
- А вдруг, вдруг на автобус опоздаю…
- Вика, давай так договоримся: тебя подвезут до дома на машине и ты успеешь ровно к одиннадцати. Хорошо?
- Нет, не надо до дома! – испуганно взмахнула руками Вика. – До дома не надо. Вы меня пораньше высадите.
- Хорошо-хорошо, где скажешь, там и высадим. Ты присаживайся, - и снова улыбнулся, - я сейчас обо всем договорюсь.
Он нажал на селекторе вызов гаража:
- Миша?
- Да, Сергей Андреевич. – голос ответил с готовностью, будто весь вечер ожидал этого вызова.
- Тут надо будет девушку домой отвезти в… Вика, тебе куда?
- На северо-запад.
- На северо-запад надо будет отвезти, к одиннадцати. За сколько поспеешь?
- Минут за десять.
- Ну вот и хорошо, значит через полчаса машину к выходу.
- Хорошо.
Сергей сел в кресло, откинулся на спинку.
- Видишь, вот тебе и не надо уже никуда спешить. Теперь можно и пообщаться. – он легко соскочил с кресла, снова подошел к бару. – Тебе что налить: вино, шампанское, мартини?
- Не надо. Кофе… Если можно. – она сидела на диване ровненько, как образцово показательная ученица, а руки сложенные на коленях были достойны кисти художника, для картины «покорность». Она замялась, и еле слышно добавила. – Пожалуйста.
- Кофе так кофе. Где же оно тут у меня. – он зашарил в баре. – А, вот, знал что пригодится!
Сергей победно достал маленькую баночку присыпанного пылью растворимого кофе.
- Ты прости, что не натуральный, но держать кофеварку в кабинете – это как-то не по статусу. А вот чайник, чайник у меня есть.
Чайник у него был спрятан в ненужном сейфе около стола. Сейф выглядел солидно, но хранить в нем особенно было нечего: все важное уложено в другой, встроенный сейф, а этот так, для солидности поставлен. Красивый, железный, тяжелый, дорого и совершенно бесполезный, как и многое в его жизни.
- Тебе крепкий? – она кивнула. – Я тоже крепкий люблю.
Он положил кофе в чашки, залил кипятком – жарко пахнуло кофейным ароматом. Из сейфа же он достал открытую коробку сахара рафинада, как в кафе, положил два кубика сахара на блюдце, подал Вике.
- Спасибо. - тихо поблагодарила она.
- Не за что. Слушай, а этот твой… - он пощелкал пальцами, вспоминая. – Этот твой Николай, он у тебя ревнивый сильно?
- Да не очень, он, ну как бы сказать. – она снова прикусила губу, а потом кивнула, словно решив пойти ва-банк. – Да, ревнивый.
- Понимаю, есть что ревновать. – он отхлебнул из чашки. Вообще то он кривил душой, Вика была не в его вкусе, да и выглядела она какой-то… Потрепанной что ли, затертой, усталой. Её бы в салон сводить, массажи, маски, макияж – может быть и вышло бы что из нее, а пока. Пока – это обычная затюканная женщина, утонувшая в пучине быта.
Вика смутилась, даже покраснела чуток, и вдруг, с неожиданным вызовом, сказала:
- А что? К чему ты?
- Что, к чему? – не понял Сергей.
- К чему это все? Коля мой, домой меня отвозить, полчаса? К чему ты это? – в глазах блеснула ярость. – Сережа, я не из таких. Если что, то ты что-то путаешь.
- Вика, ты что? Я же просто, мы же… одноклассники мы. – он даже смутился, не найдя что ответить. Неужели эта потрепанная жизнью женщина в потертом платье решила, что он решил её обольстить? Смех, да и только!
- А зачем тогда это? Охрана твоя зачем, водитель, понты эти? – и тут то он услышал в её голосе то, чего не ожидал. Обида. Она обиделась, что это все не из-за нее, она обиделась, что не хочет он её прямо тут, прямо сейчас, прямо на этом диване.
- Вика, ты, - он замялся, но все же решил покривить душой для дела, - ты мне очень нравилась в школе. Правда, но сейчас. Сейчас вон Коля есть твой. Ты извини, я же не знал, что так будет.
И улыбнулся виновато.
- Да? – ох, и видно же, что приятно ей стало. Даже щечки румянцем подернулись, уголки губ дрогнули, наверное едва удержала улыбку.
- Да. А этот Коля, Николай твой. Он тебя любит? – спросил он, как и подобает расстроенному воздыхателю, смиренно.
- Наверное. Я уже и не знаю. – она вздохнула и снова превратилась в ту же затюканную Вику, какая вошла в этот кабинет. – Мы уже долго вместе, а время… Сначала любил, а потом, - вздохнула, - потом быт заел. Знаешь, так бывает, так случается…
Она замолчала. Сергей сел рядом с ней на диван. Вика вздохнула, и положила голову ему на плечо, совсем уже тихо сказала.
- Я уже и не знаю, может и я его не люблю. А может и не любила. Уже не помню. Я его боюсь.
- Ничего, Все хорошо будет. – он приобнял её, погладил по мягкому плечу. – Все будет хорошо. Он ревнует, значит любит. Ты же еще со школы полюбить хотела, вот ты и нашла своего любимого.
- Откуда ты знаешь? – она отстранилась, посмотрела ему в глаза.
- Рассказывали. Эта, рыжая твоя, блондинка теперь то есть. В школе рыжей была. Забыл… - конечно не забыл, помнил он прекрасно Людку, да и успел с ней сегодня уже поговорить, только надо же было пренебрежение показать. Вика всегда ходила в Людкиной тени, всегда была актрисой второго плана, так пусть хоть сейчас почувствует себя королевой.
- Людка?
- Да, она.
- Стерва. Ты знаешь, что она уже во второй раз разводится?
- Правда? – он деланно округлил глаза.
- Ага. А первый у нее, такой мужик был. Мастером на заводе работал, руки золотые. Мы к ним в гости ходили. А она его на урку променяла, дура. А сейчас и этот её уже не устраивает – курва она.
- Да. – кивнул Сергей, входя в роль подружки-сплетницы. – По ней и видно.
- Не говори. – она села на диван с ногами, повернулась к нему, ну точно – сплетница. – Ну вышла ты замуж, ну и сиди ты с мужем, радуйся что такого мужика урвала. Вон, я же с Колей своим. Ну не все ладно, ну бывает там, но я же на сторону не заглядываюсь! А она…
В дверь учтиво постучались, Вика примолкла. Повернулась ручка, дверь чуть приоткрылась, в комнату просунулась черноволосая голова:
- Сергей Андреевич, вы говорили машину подгонять. Время, опаздываем уже.
- А, Миша. Спасибо. Да, пора. Ты подожди за дверью, мы сейчас.
- Хорошо.
Дверь закрылась.
- Сереж, а может у нас бы получилось? – спросила тихо Вика. – Как думаешь.
- Вика, у вас уже наверное дети. – она кивнула. – Нельзя так. Семья должна быть.
- Да. – она улыбнулась. – Да, Сереж, правильно. Должна семья быть. Спасибо тебе.
Она встала, сделала шаг к двери, но вдруг остановилась, быстро обернулась и порывисто поцеловала Сергея в щеку. Он удивленно заморгал, а Вика только улыбнулась смущенно и быстро метнулась за дверь.
- Вот тебе и любовь. – тихо сказал сам себе Сергей.
Еще одна мечта, еще один провал. Только на этот раз не из-за того, что мечта оказалась невыполнимой, а наоборот – счастье пропало от того, что мечта обрела плоть, стала реальной. К тому что есть – быстро привыкаешь, принимаешь это как данность и совсем не думаешь о том, что это может быть тем чего хотел. И начинаются новые поиски. А согласись Сергей сейчас, попроси её остаться, что тогда? Осталась бы, скорее всего осталась бы. Кляла бы себя потом за это, а может и не кляла бы. Кто знает… Зато теперь она точно счастлива, теперь она думает, что её любит еще кто-то и от этого ей хорошо. Правда ненадолго.
Сергей многое знал про любовь, но знал в теории. Когда по зову природы он должен был по настоящему влюбиться, он был занят карьерой и не было у него времени на такие мелочи как чувства. А сейчас наверное уже поздно. Хоть и говорят «любви все возрасты покорны», но это не так, сейчас он мог чувствовать лишь похоть, которую было легко удовлетворить. Может быть когда он станет старым, когда проклюнется седина в бороде, и прорежется бес в ребре – тогда может быть да. Только это уже не любовь будет, а начало старческого маразма.
Ему надоело сидеть взаперти в своем кабинете. Он махом допил остатки кофе, поставил чашку на стол и вышел прочь, к другим, к своим одноклассникам.
Первое, что смутило, так это-то, что не было слышно джаза. Вместо него гремела ударниками какая-то попса, и надтреснутый голос выводил что-то почти шансонное. Сергей вышел в зал, и увидел, что маленькая сцена пустует, только контрабасист одинок сидит у закрытого рояля и курит. А в зале уже идет стандартная вакханалия: женщины собрались в кружок и отплясывают, тут же отплясывают и краснолицые, дошедшие до кондиции мужики, кто-то. Играл музыкальный центр. Откуда они его только достали, вроде не было его. Хотя, попросили, им и принесли.
На столах уже было почти пусто. Мясное подмели, деликатесы тоже, остались фрукты да смятые салфетки. А еще жирные пятна на скатертях. Почему всегда остаются жирные пятна? Вроде все так красиво было, порционно: бери, оттопырив мизинчик, над тарелочкой надкусывай да чинно с народом раскланивайся. Но что-то не получается, и кто-нибудь обязательно уронит маленький бутербродик, кто-то что-то прольет, и стоит этому случится, как то же самое начинает происходить повсеместно. Будто лавина, будто растущий снежный ком с горы.
Сергей запрыгнул на сцену, сел рядом с контрабасистом.
- Народ сдулся. – хрипловато пробасил музыкант. – Не надолго их хватило.
- Давно они уже?
- Да с час наверное. – затянулся, усмехнулся горько. – Просили «Владимирский централ» сыграть. Требовали.
- Прости. Такие они. – он похлопал контрабасиста по плечу, и пошел в толпу.
Песня закончилась и хриплый голос сменился на манерно-визгливые крики Верки-сердючки. Бабы, почему-то даже женщинами их после этого называть расхотелось, взвыли, и начали громко отстукивать каблуками, краснорожие мужики стали выделывать ломкие, нелепые коленца.
- Эх, разухабистая ты душа русская! – воскликнул Сергей радостно, проходя сквозь толпу, пристукнул каблуками, и быстро вышел из танцующего круга к столам. Его выкрик подхватили и вновь по танцующим прошел короткий бабий визг.
Ведь специально же стульев не ставил, чтобы народ в зюзю не нажирался, так нет же – вон, Димка прямо на стол уселся и носом клюет. Готовенький уже. О чем он там мечтал? Сергей нахмурился, вспоминая. Хирургом он хотел стать великим, у него отец в горбольнице работал, и сына туда тягал. Может и прошел он в медицинский по протекции, кто знает. Может даже врачом стал.
Сергей подошел, не стесняясь уселся рядом на стол, толкнул его плечом.
- Не спи, замерзнешь.
- А? – Димка вскинул голову, уставился на Сергея осоловелыми глазами. – Серега, друг! А я… А я тебя еще не видел. Выпьем? - он зашарил рукой по столу рядом с собой и тут же нашел: водка, рекламно-брендовый «Абсолют», звякнули стопки. – Ну, по маленькой?
- А тебе не хватит ли?
- Серег, обижаешь. Я свою норму знаю. – он качнулся вперед, обдав перегаром, добавил. – Меньше не выпью.
- А то и видно. Ну давай, наливай.
- Легко! – тонкая струйка водки забулькала через белую трубочку дозатора. – Ну, будем!
Они чокнулись и замахнули. Сергей поморщился, а Димка только фыркнул, будто воду выпил. Помолчали.
- Слышь, я тебя что спросить хотел. – начал Сергей, надеясь, что своим панибратством попадет в струю. – Ты кем работаешь?
- Что? – Димка качнулся, улыбнулся. – Я доктор. Серега, я ведь доктором стал. А ты не знал? Хирург я.
- Хирург? Ну ты даешь. Это ты где? Где и батя?
- Не, ты что, в ту дыру. Нет! – он мотнул головой. – Мне тот клоповник за даром не нужен. Я это, на Балаковской, видал? Ну там еще этот, баннер во! – и он размахнулся руками, показывая какое «во» у их баннера.
- Погоди-погоди, - это… Так это же вроде пластическая хирургия.
- Ага, сисечная. Дойки делаем, пузы режем, носы правим. Сисечная-писечная. Бабла! Мама не горюй!
- Молодец! – Сергей искренне улыбнулся, похлопал Димку по плечу. – Не ожидал. Ты ведь еще со школы хотел хирургом стать?
- Ой да хотел да перехотел. – Димка свесил голову. – Я же, Серег, я же жизни хотел спасать. Работа – бой! Халат, лампа, сестра – скальпель, сестра зажим, пульс, дыхание – чтобы, зашил и человек живет! Вот как я хотел, Серег. Вот так – это хирургия, а по другому – это баловство все. Там отрезал, там пришил, жирок слил – блевать охота.
- Да не так плохо, ты же, - он замялся подыскивая слова, - ты же им помогаешь.
- Нет, сейчас блевать охота. – Димку перекосило, лицо покраснело. Но он удержался. – Помогаю дойки нарастить. Это да, это точно. Короче лажа все это. - говорил он здраво. Так может говорить только человек привыкший пить давно и по многу. Хотя – медики всегда киряли не по-детски. – А там. Там настоящая медицина.
- Так чего ты в сисечную пошел?
- Бабло, брат, бабло. И спокойно. – он склонился поближе и доверительно сказал. – Я же там работал, в кардиологии, в реанимации.
- И что?
- Ничего. Дохнут они.
- Кто? – не понял Серега.
- Пациенты. Из троих хорошо если одного вытянешь. Остальные дохнут. Статистика. Мотор – это дело такое, встал и амба. Чик, и все – нет человека. – вздохнул тяжело и грустно. – А я спасать хотел. Спасать…
- Так… - и Сергей замолчал, не зная, что сказать.
- А вот так. Пшик вышел. Кишка тонка для мечты моей синей. Ой, Серега, как я пил, как я пил! Приду и пью. А как по другому? За день двоих троих списал, так почему же не выпить? За упокой. Страшная эта работа. Туда с душой нельзя, там как бревно надо быть. А я человек. – внезапно улыбнулся, широко, по детски. – Давай с тобой еще дерябнем? За упокой, пусть небеса им пухом будут
- Давай.
Снова налили, Сергей было поднял стопку, но Димка его опередил:
- Не чокаясь.
Выпили. Замолчали.
- Ладно, Дима, пойду я. – Сергей оглянулся на Димку, тот уже спал свесив нос. Еще чуть-чуть и упадет. Он сгреб в сторону посуду и уложил Димку прямо на стол. Пускай спит, он заслужил. Хороший человек.
Сергей пошел меж людей к выходу на террасу. Там оказывается уже было занято. Человек пять стояли и курили. Тут разговоры были посвободнее да почестнее. Всегда так: курилка – территория правды. Тут идут разговоры задушевные, тут принято сплевывать, и говорить цедя через зубы что-нибудь нелицеприятное про жену, про тещу, ну или про тестя.
Сергей присмотрелся: многих он не знал, наверное мужья одноклассниц, взятые в нагрузку. С ними говорить не о чем. А вон там, на отшибе, у перил, стоит вроде бы знакомый. Гусаков, точно – Леха Гусаков. Он мечтал о карьере литератора, а может о лаврах художника? Нет, точно не вспомнить, но что то такое – человеком искусства хотел стать.
- Сигаретки не будет? – встал рядом с Лешкой.
- Стрелянные курю. – не оглядываясь буркнул тот.
- Лех, ты что? Для одноклассника табачку не будет?
Только сейчас он обернулся, прищурился, силясь впотьмах разглядеть собеседника.
- Серег, Бабыкин, ты что ли?
- Ну а кто еще?
- Я думал что из этих, из женатиков. – он сунул руку в карман, достал пачку, протянул. – У меня вишневые, ты прости, люблю сладкое.
- Ну вишневые – все ж не самосад. – усмехнулся Сергей, вытягивая сигарету. – Я две возьму?
- Бери конечно.
- Спасибо. – зачем ему была нужна вторая сигарета, которую он тут же сунул за ухо, Сергей не знал, но ему просто показалось, что так нужно – так роднее разговор получится.
- Да не за что. Огоньку? – Сергей кивнул. Леха достал из кармана красивую, отделанную то ли рубинами, то ли красными стекляшками, зажигалку. Щелчок, и вот между ними танцует красный язычок пламени. Только сейчас Сергей смог разглядеть Лешку. Тот сильно постарел, сдал будто бы и не ровесник, а лет на пять-десять постарше Сергея будет. Да и седина сильно виски подбила. Сергей прикурил. Оба затянулись, выдохнули.
- Слушай, а помнишь как за гаражами «Яву» курили? – спросил Сергей.
- Хе, помню конечно. Мне же потом за эту «Яву» и влетело. Батя сигарет не досчитался.
- Да? Ты вроде не рассказывал.
- А зачем про битую жопу рассказывать? – он усмехнулся.
- Ну да.
Снова затянулись, снова выдохнули. Ночь приятно холодила.
- Слушай, мы с тобой сколько лет уже не виделись?
- Не знаю. Лет… Лет наверное… - Лешка задумчиво пошевелил губами. – Лет хрен знает сколько.
- А ты как, балуешься еще? Играешься в искусствоведа? – с улыбкой спросил Сергей.
- Не играюсь, я заигрался. – он чуть отстранился, гордо выпрямил спину, и наигранно надменным тоном молвил: - Позвольте представиться: художник Альберт Небянский-Гусев.
- Что? – Сергей даже дымом поперхнулся.
- Что слышал. – Лешка широко улыбнулся, разом сбросив всю надменность. – Лехи Гусевы в сюрреализме не нужны. Там двойную фамилию нужно – это минимум! Ну и прочей лабуды. А иначе ты пшик колхозный, а не художник.

Добавлено (01.12.2009, 00:22)
---------------------------------------------
Ща напихаю всем попавшимся под руку! Фада, етить тебя через етить!!! Где рассказ? Жду ещё два дня. Исключительно из-за сочувствия Волчеку, у которого ещё от прошлой дуэли осталась психическая травма. Не сдашь - заклеймю позором!

Добавлено (07.12.2009, 14:18)
---------------------------------------------
Шапкер, можешь снимать дуэль. Спасибо за терпение.