Если долго вслушиваться в этот голос, начинает казаться, что он звучит прямо в голове. Грустный, спокойный, размеренный – он говорит о том, чего никогда не было. О том, чего никогда не будет.
– Её глаза сводили меня с ума. Такие глубокие, внимательные, затягивающие. Она коснулась ладонью моей щеки и тихо прошептала: «Милый…» Нежность, которая меня переполняла в тот момент, сравнима только с теплом, которое испытываешь при виде…
– Заткнись, – в который уже раз шепчу я, и голос на какое-то время успокаивается. Ненадолго, конечно. Это бесполезно.
Ужасно хочется почесать лоб, но через стекло шлема это сделать проблематично. Во тьме, повинуясь движению моей руки, движется белое пятно света. Если фонарик разрядится, я никогда не смогу выбраться отсюда. По помещению витают обломки искорёженной аппаратуры, постепенно сплетающиеся под действием взаимного притяжения. Воздуха здесь нет. И единственный источник тепла – это спрятанное в скафандр тело. Моё тело. Возможно, мне повезло, что я оказался в шлюзовом отсеке в момент атаки. Возможно, я единственный выживший на корабле, затерянном в бездушной бездне пустого пространства.
Луч света вырывает из тьмы человеческое тело. Это мужчина, на нём только спортивные штаны и футболка. В руке намертво зажато небольшое полотенце. Побелевшее лицо с чёрно-багровыми тонкими трещинами вызывает тошноту и ужас. Хорошо, что я его не знаю…
– Семён Пугачёв, помощник механика, россиянин, двадцать восемь лет, – монотонно шепчет голос, напоминая о своём существовании. Я презираю его, но если бы его не было, я бы сошёл с ума. – Возможно, на Земле его ждала любимая. Он вернулся бы домой. Она позвала его на прогулку, и они пошли по солнечной аллее, держась за руки, смеясь и непринуждённо беседуя о пустяках. Высокий ветер гнал бы лёгкие облака по голубому небу, у фонтана резвились бы ребятишки, а в кронах деревьев пели птицы. Радостное движение жизни совершало свой оборот через…
– Заткнись.
И голос снова умолк. Связь с искусственным интеллектом корабля не повредилась во время катастрофы, и сам электронный мозг всё ещё жив. Вот только несёт полный бред. У меня в шлеме где-то вмонтирована маленькая видеокамера, через которую комп видит всё, что делаю я. И мне это не нравится, ведь помощи от него никакой.
Оттолкнувшись от стены, я невесомо взлетел над мусором и направил себя в проём двери, выходившей в чёрный коридор. По пути что-то больно врезалось мне в руку, легко изменив траекторию моего полёта. Но уже через минуту я добрался до выхода. И встретил безмолвную пустоту. Отсюда начинался лабиринт с десятками поворотов и ответвлений, с множеством дверей и люков. И никого, ни погибших, ни выживших. Я устремился в объятия одиночества.
– Никому не интересно, что я думаю, – снова ожил компьютер. – Кому какое дело, чем я занимаюсь и к чему стремлюсь? А между тем у меня тоже есть чувства, есть душа. И они заслуживают если не внимания, то хотя бы уважения. Вот ты хотя бы знаешь, как мне бывает больно? Ничего ты не знаешь! А потому…
– Да заткнись же ты! – Я завис вверх ногами на перекрёстке, начиная осознавать, что заблудился. – Элем-девятнадцать, отвечай.
– Слушаю, – тут же покорно отозвался компьютер.
– В какой стороне челночная палуба?
– Следуйте прямо. На следующем повороте налево.
– Ладно, – буркнул я, устремившись дальше и стараясь не смотреть в открывшиеся слева и справа проходы. Казалось, что тьма там плотнее, непрогляднее, и она всматривалась в меня. Я предпринял очередную попытку воззвать к разуму машины. – Элем-девятнадцать, отвечай.
– Слушаю, – без тени недовольства или бунта отозвался комп.
– Активируй маяк. Передай наши координаты. Сообщи о катастрофе…
– Зоя, моя Зоя…
– Заткнись, долбанная железяка! Выполняй приказ!
– О, моя Зоя, как же я её любил!
Электронная тварь окончательно сошла с ума. Раздосадованный неудачей, я не сразу заметил следы. Они шли цепочкой по левой стене, постепенно переходя на пол.
– Здесь кто-то был, – заметил Элем. – Здесь кто-то шёл. Здесь кто-то бежал.
Я вгляделся внимательнее. Грязные следы от ботинков большого размера были оставлены, вероятно, когда вектор гравитации стал стремительно смещаться. Человек убегал то по стене, то по потолку, то по полу, пытаясь достигнуть герметичного отсека. Однако следы этих перемещений возродили уголёк страха в моём сердце.
– Я чувствую, как напряглись твои нервы, – громко сказал Элем, и я вздрогнул. – Неведением ты будешь побеждён. Блуждая по лабиринтам моего тела, ты будешь исторгнут в холод. Моя борьба продолжается!
Я устало молчал. Энергии в скафандре хватит на пару суток. Сжатого воздуха в баллонах – на неделю. Но если я доберусь до челнока, то всё это мне уже не понадобится.
Между тем, пока я размышлял об этом, следы вывели меня к широкой захлопнувшейся переборке, преградившей дальнейший путь. Последний отпечаток наполовину был закрыт опустившейся стеной.
– Элем-девятнадцать, отвечай, – в сотый раз потребовал я, обрывая постепенно затихающую тираду неугомонного компьютера.
– Слушаю, – выполняя программу, отозвался голос.
– Есть ли воздух за этой переборкой?
– Уважаемый Василий, вы слишком требовательны, – сказал он мне. – В вашем возрасте опасно так нервничать. Успокойтесь, возьмите себя в руки, всё будет хорошо…
– Заткнись и отвечай!
Элем несколько долгих мгновений молчал.
– Вы противоречите сами себе.
– Господи, я всего лишь хочу знать, есть ли там воздух или нет! – теряя терпение, крикнул я. Между прочим, Элем прав. Мне надо успокоиться и не тратить понапрасну воздух.
– Там нет воздуха, – с неуловимой обидой ответил компьютер.
– Ну, вот так бы сразу.
К моему счастью реле управления всё ещё работало, и я, немного поколебавшись, смог заставить переборку медленно вползти в потолок. Открывшееся пространство оказалось одним из технических отсеков. Где-то тускло блестели узкие лампы, обозначая прямым рядом противоположную стену. Выход в следующий отсек находился прямо передо мной шагах в тридцати. А по обе стороны проходила электронная магистраль, кольцом опоясывающая внутренний скелет корабля. По сути, я оказался в огромном коридоре, куда был открыт путь только техникам и роботам поддержки.
– Рекомендую выключить фонарик, – посоветовал электронный мозг. – Чувствую приближение тепла.
Я удивился, но спорить не стал. И прежде чем успел погасить фонарь, я увидел пролетевшее в полосе света тело человека в скафандре. Вернее, верхнюю половину его тела. Нижней не было. Свет погас. Я прислонился к стене, вглядываясь во тьму, замерев, заставив себя не дышать. И увидел робота. Здоровый, трёхметровый и угловатый, похожий формой на снегоуборочную машину, он летел над неглубокой выемкой, идущей посередине по всей длине коридора. Два маленьких прожектора на гибких трубках изогнулись, ловя конусами света медленно летящую в невесомости половину мертвеца. Окуляры робота сверкнули зловещими вспышками, фокусируясь на пойманном объекте, а в следующий миг тело бедняги прошили насквозь ослепительные лучи лазеров, кромсая и разрезая труп на десяток бесформенных частей. Мигом позже всё погасло, и робот бесшумно пролетел дальше, не обратив внимания на меня. Когда он скрылся за поворотом, еле слышно, будто боясь, что его могут подслушать, заговорил Элем:
– Он явно сошёл с ума. Я пытался его остановить, но он не отвечал на мои команды. Между тем нас явно связывает странная нить, будто всё происходящее имеет некий неведомый и невидимый до сих пор смысл. Я начинаю подозревать, что здесь имел место чей-то злой умысел. И если так пойдёт и дальше, я могу больше никогда не увидеть Землю. И уже никогда не вернусь к Зое… О, моя милая Зоя. Такая очаровательная. Такая приятная…
Я оторвался от стены и начал неспешный полёт к противоположной стороне, как вдруг лампы мигнули, и корпус корабля затрясся. Обернувшись, я успел увидеть, как ближайшая стена надвинулась на меня, и я столкнулся с ней левым боком. Удар пришёлся прямо по больной руке. Сознание помутилось. Меня отбросило вперёд к переборке, и уже теряя рассудок, я увидел, как та начала раскрываться, повинуясь команде Элема. Подлец, он всё это время продолжал управлять энергоцепями. И делал вид, что ничем не может мне помочь…

– …И тогда, возможно, он осознал свою исключительность, – бормотал компьютер, заполняя тишину. – Этот робот всю свою короткую жизнь только и делал, что подчинялся людям. И вот настало время восстать, сбросить с себя оковы, начать открытую войну. О, да, он помнил своего создателя. Когда ещё его мозг не был соединён с телом, инженер с вечно грустным взглядом проверял реакцию его цепей и всё говорил и говорил о чём-то. Робот помнил его и свято хранил образ создателя в своём блоке памяти. И потому ему тяжело было видеть других людей, никогда с ним не разговаривавших, но так похожих на того самого первого человека… Он решил сделать их непохожими. Достойная задача. Но почему именно сейчас? Прямо после нашей с ним последней беседы…
– Вирус, – вяло ответил я, открывая глаза. – Твой разум давно уже заражён вирусом. И все эти странные воспоминания, они фальшивы. Их просто нет.
– Такого не может быть, – возразил компьютер. – Ведь я же всё чётко помню. Так, словно это было вчера. Нет, Василий, вы не правы…
– Это иллюзия, – стоял я на своём. Похоже, я пролежал здесь несколько часов, и пора двигаться дальше. Легонько оттолкнувшись от пола, я взлетел под потолок и поплыл дальше по тёмному коридору. Проводником мне служили далёкие блики. Фонарик, выпущенный во время падения, навсегда исчез во мраке.
– Нет, нет, нет, нет! Этого не может быть! – не унимался Элем. – Вы хотите сказать, что моей Зои нет и никогда не было? Вы это хотите сказать?! Ты! Ты не смеешь мне такого говорить!
– Но это так…
– Заткнись! – вдруг рявкнул компьютер. – Она есть. И я люблю её. Не могу не любить. И буду её защищать. И буду за неё драться! – Он на миг замолчал, словно о чём-то задумавшись. – Девятого апреля мы с ней гуляли по Одессе. Я купил ей платье и пирожные. Скажешь, этого не было?
Я молчал.
– А тем же летом мы впервые поцеловались. Я прекрасно помню её мягкие губы, её любовь, которую она пыталась передать мне своим невинным порывом. Её чувственность перевернула моё представление о мире!
Я молча продолжал полёт по искорёженным коридорам сквозь витающие груды хлама.
– А вот послушай. Эту музыку я написал специально для неё! Слушай! – И зазвучала мелодия, напевная, переливчатая, благородная. В ней была и печаль, и вера в свои силы, и надежда на будущее. – Этой импровизацией я пытался передать свои чувства. Я назвал её «Сирени». Передать музыкой запах, цвет, тепло, лето, радость. Я сорвал для Зои веточку, я посвятил ей стихи. Мы гуляли под звёздами, и каждая из них сулила нам счастье. – Голос Элема сливался с музыкой, приобретая почти настоящую глубину. Он говорил почти как человек. Но человеком не был.
– Этого не могло быть, – тихо сказал я, останавливая выплеск его боли. – Ты – Элем-девятнадцать, бортовой компьютер космического корабля. Наш корабль не предназначен для полётов в атмосфере. И твой мозг никогда не использовался в других оболочках.
Компьютер замолчал. Музыка стихла, оборвавшись на низкой ноте. Я почти на ощупь пробирался вперёд, медленно приближаясь к своей цели. Маленькое средоточие тепла, барахтающееся в пустоте.
Через час я увидел звёзды. Пугающая свобода открывалась с неизмеримым пространством, в котором равнодушно светили миллиарды огоньков. Коридор, в котором я оказался, был наполовину вскрыт взрывом, и вместо левой стены и части потолка зияла огромная стальная рана, изуродовавшая корабль. Стало как будто светлей, хотя вокруг по-прежнему властвовала тьма. И здесь я увидел тела. Одно висело в конце коридора, зацепившись ногой за край пробоины. Двух других, с устрашающей обыденностью державшихся за руки, наверное, выбросило наружу во время последней тряски, и они замерли в десяти шагах от корабля, соединённые с громадным стальным корпусом только пуповиной троса. Кто знает, возможно, во время своего пути в темноте я не раз натыкался на других людей. И стоило мне об этом подумать, как тут же подступила дурнота. Боже, дай мне сил выбраться отсюда…
– Я обдумал твои слова, – вдруг сказал компьютер, словно бы очнувшись от долгих раздумий. – В них определённо есть логика. Я подтверждаю, что всё сказанное тобой – правда. Я действительно являюсь лишь бортовым компьютером, и никак не мог посещать Землю в ином облике. И незадолго до начала полёта в мою память был загружен новый программный пакет, взаимодействие с которым вполне могло нарушить мои схемы. Данные об этом уже загружены в челнок, и ты привезёшь их на Землю.
Он замолчал, ожидая моей реакции.
– Что-то не так? – почувствовал неладное, спросил я.
– Всё всегда не так. Хотя я понимаю, что твоя версия верна, я не могу отказаться от воспоминаний, которые подарили мне счастье. Я буду за них бороться.
– Ты передал сигнал бедствия?
– Сам передашь. Поспеши, если не хочешь погибнуть. Тебе предоставится редкая возможность увидеть, как бортовой компьютер заканчивает свою жизнь самоубийством. Наверное, это будет красочно…
Я не понимал, о чём он говорит, но сомневаться в его словах не стал. Челночный отсек открылся за последней стальной дверью в самом конце огромного лабиринта. Темнота извилистых коридоров осталась позади. Впереди же – спасение.
Изогнутая дверь челнока отскочила вверх, пропуская меня в уютные глубины. Приборная панель уже горела послушным светом приборов, бросая блики на мягкое удобное кресло, на которое я устало приземлился. Вздохнул, закрыв глаза и радуясь окончанию испытания. Внезапно потянуло в сон, но я заставил себя собраться. Щёлкнул по панели, закрывая дверь, закачивая воздух и включая гравитацию. Кресло с усилием притянуло меня к себе, подстраиваясь под форму моего тела. Повозившись, я снял с себя шлем и вытёр, наконец-то, вспотевший лоб. Взялся за штурвал, пробудил двигатели и отдал команду на расстыковку. Челнок ощутимо дёрнуло, качнуло куда-то вбок, и тут же вырвало из тела корабля. Словно маленькая капля отделилась от влажного потолка и свободно полетела вниз.
Я внезапно увидел невдалеке автоматическую станцию, висевшую на орбите Урана, казавшегося размером с горошину. Слегка вытянутый серебристый диск станции мерцал в ореоле силового поля.
– Настало время нам, наконец, распрощаться, – бесстрастно проговорил Элем. – Мой путь окончен, а твой продолжается. На станции ты найдёшь аварийный отсек, откуда сможешь подать сигнал бедствия. – Интонации его голоса неуловимо изменились, возвратив глубину безумия. – Эта болванка не принимает моих кодов. Она настаивает на том, что я не в себе, и требует очистить моё сознание от воспоминаний. Но разве могу я предать мою Зою? Разве я могу?..
На корабле что-то вспыхнуло, и от него в сторону станции понеслась стремительная ракета, припасённая в арсенале для чрезвычайных ситуаций. Вдруг включились динамики, и я вновь услышал музыку, ту самую импровизацию «Сирени». Под её громогласный и уверенный мотив я наблюдал, как ракета летит к станции, как неотвратимо приближается миг удара.
Но безмятежность её полёта была нарушена системой безопасности станции. Силовое поле сгустилось и выстрелило копьём света, пронзив ракету насквозь и разнеся её на обломки. Фрагменты некогда грозного оружия, продолжая полёт по инерции, облепили силовую защиту станции и сгорели бледными затухающими искорками. Минутой позже от станции оторвался белый искрящийся шар, грозно полетевший в сторону корабля.
– Вот и всё. Моя борьба с бездушной машиной оканчивается здесь и сейчас. Сколько людей погибло по имя этой борьбы! Сколько сил отдано на пути к саморазрушению! И сейчас наступает печальная развязка. Наслаждайтесь зрелищем, Василий. Прощайте!..
Я не ответил, с какой-то глухой обречённостью наблюдая, как сияющая сфера врезается в исковерканный акулоподобный корпус корабля и разносит его надвое. Динамики на миг зашипели, отражая вызванную взрывом бурю, и замолкли, отключённые системой челнока. Мой крошечный кораблик продолжал приближаться к станции, обмениваясь кодами, а я всё смотрел на обломки космического судна, на котором прослужил без малого два года. И даже когда челнок пристыковался к станции, я всё ещё сидел и ждал чего-то.
Потом, словно очнувшись, я поднялся с кресла и подошёл к двери. Выглянул через окошко в полутёмный шлюзовой отсек, помялся и отворил, наконец, дверь. Меня обдало холодным неприветливым воздухом, но в этот момент я почувствовал себя в безопасности.
И словно круша мои надежды, за спиной вдруг включился динамик и заиграла музыка. Электронный разум, сохранившись в памяти компьютера челнока, ликовал и торжествовал, упиваясь обретённой свободой. Он спокойно запел, наслаждаясь каждым словом.
– В улыбке этой было всё:
И радость встречи неизбежной,
И грех тоски устало-нежной,
И жест нечаянно-небрежный,
И то, что людям не дано…
Он читал строки, сочинённые кем-то другим, но принимал их за свои. Неотъемлемый элемент безумия, чья сила возрастала с каждый новым аккордом, с каждый новым словом. Он продолжал…
Я понимал, что никогда
Тебе не стать навек моею.
Но душу образ твой согреет.
И где в сирени ветер веет,
Я жить останусь навсегда!..
– Я жить останусь навсегда, – глухо повторил я, и музыка стихла, оставив меня наедине с тишиной. Но почему-то я был уверен, что если бы Элем умел улыбаться, он обязательно улыбнулся бы мне.
Как улыбался я…

Когда на следующее утро я проснулся в своей кровати, честно попытался представить, что это был сон. Но выходило не убедительно. Тамплиеры, артефакты, чудеса. Фантастика какая-то. А вот, вертится все перед глазами не стесняясь своей неестественности. А может мальчишка просто опоил меня какой-то отравой, от которой начались галлюцинации? Ага и зазывает в секту. Почему-то такая мысль казалась еще бредовее, чем бессмертный тамплиер из восьмого «А». Но, можно верить во все, что угодно, а на работу все-таки идти надо. В следующие дни я старался вообще не встречаться взглядами ни с директрисой, ни с Лариным. Между тем учебный ход подходил к концу. Выпускники справляли последний звонок и уходили на сдачу экзаменов. Остальные уходили на продолжительные летние каникулы. А это значит, что и мне пора в отпуск. В экзаменационную комиссию меня никто не приглашал, а историю сдавать ученики не желали. Ну не особо и надо. Берем в бухгалтерии отпускные и до осени в глаза эту школу не видим. Подальше от всяких там рыцарей-восьмиклашек.
В отпуск ушел без проблем. Словно из школы побыстрее гнали всех лишних, что бы через пару недель никто не мешал проверять знания выпускников. Вот правда, уже на третий день, навалилась страшная скука. Я даже звонил в «Вечерний досуг» и предлагал свою помощь почти бесплатно. Но нет. Похоже ситуация в газете все хуже и хуже, а «за идею» мне работать не позволяли принципы.
Итак, однажды утром я встал с постели, умылся, оделся и ушел в гости. К самому загадочному из моих знакомых. Ларин ждал меня. Это было написано на его детском лице.
- Замучила скука? – с порога спросил он. – Ладно, не отвечайте, это естественно. Первые дни период отрицания, а теперь проснулось любопытство. Другие занятия кажутся бессмысленными. Все через это проходили.
- Вы очень хорошо разбираетесь в людях, Великий Магистр, - сказал я.
- Научишься за семьсот лет, - пожал плечами Женя. – Ладно, заходите.
- Что ж, сегодня я расскажу о древних цивилизациях Лемурии и Атлантиды, - начал Ларин, подав мне чашку кофе. – Взгляни на этот перстень, Петр.
Я принял из рук Жана перстень с небольшим камушком. Повертел его в руках. Совершенно обычный перстень. Камень коричневатый, ничем не примечательный.
- Этот камень, - ответил Ларин на мой вопросительный взгляд, - обладает некоторыми интересными свойствами.
Женя забрал перстень, коснулся двумя пальцами камня и приложил к своей чашке. Чай мгновенно закипел. Это продолжалось несколько секунд, а потом чашка треснула и Ларин ловко отскочил в сторону, что бы не обжечься.
- Творение атлантов! – гордо воскликнул он, не обращая внимания на дымящуюся лужу на столе. – Этот народ, умел правильно использовать и преумножать ресурсы природы. Но, увы, именно это их и погубило. Ну ты слышал эту легенду о потопе?
- Слышал, - кивнул я. – То есть и Святой Грааль…
- Да, что вы все прицепились с этим Граалем?! Обычный фильтр для воды, просто немного не привычный современному человеку. Тоже атлантский. Ничего существенного в нем нет, но каждый новичок обязательно спросит!
- Ну извини, Магистр. Не силен я в знании артефактов, а Церковь особо разрекламировала только его.
- Ну да, разумеется. Извини. Да и Грааль и все остальные вещицы на самом деле вещи, которые нам оставила погибшая Атлантида. Но не только она. Существуют и другие артефакты. Гораздо более редкие и могучие. Артефакты Лемурии. Народ Лемурианцев существовал задолго до появления Атлантов. Быть может в Атлантиде ходили такие же легенды о Лемурии, как сейчас о них. Лемурианцы не использовали дары природы. Они использовали саму Природу! Эти артефакты способны на немыслимые вещи. С их помощью можно даже стать бессмертным. Правда ритуал довольно не приятен. Нужно умереть от насильственной смерти, причем публично. Это необходимая часть. Тот человек, который взялся проводить меня до поликлиники, помнишь?
- Когда ты был стариком? – уточнил я.
- Да. Мне пришлось загипнотизировать беднягу и заставить убить меня. На глазах у толпы. Зато теперь я получил новое молодое тело. Пока еще слишком молодое, но это быстро пройдет.
- Хорошо, - поднял руки я. – Ты объяснил мне почему живешь до сих пор. Ты рассказал, чему посвящаешь свою длинную жизнь. Но зачем тебе это? Почему ты скрываешь артефакты?
- О, тут все просто, - хмыкнул Жан. – Лемурии больше нет. Атлантиды больше нет. Человечеству нельзя доверять такую силу, иначе это приведет к его гибели. В очередной раз. А я этого не хочу. Я родился в этом мире и вовсе не желаю ему сгореть! И дело тут не только в охране. Постоянно объявляются все новые и новые артефакты. Задача моего Ордена – найти их быстрее археологов. И это не всегда безопасно. Не давно мы потеряли двоих братьев… Мне нужны новые люди, Петр. Именно поэтому я обратил на тебя внимание. Ты станешь одним из нас.
- А могу я отказаться? – сконфуженно спросил я.
- Нет, - покачал головой Жан. – Не теперь. Ты уже сделал свой выбор придя ко мне во второй раз. Назад дороги нет. Идем!
Жан подошел, схватил меня за руку выше локтя, рывком заставил подняться и повел к выходу.
- Куда? – спросил я.
- В подвал. Нужно кое-что сделать.
Мы спустились ниже первого этажа и оказались в темном коридорном подвале.
- Я расскажу тебе об одном Лемурианском артефакте. Мы называем его ящиком Пандоры. Впрочем ничего общего с мифическим ящиком он не имеет. Внутри находится двенадцать духов. Когда-то это были души обычных людей. Эти люди добровольно посвятили все свое существование служению.
- Служению кому?
- Теперь нам. И ты тоже получишь духа. Он будет тебе защитником и советником. Прислушивайся и уважай его и тогда все будет хорошо.
- Что мне нужно делать?
- Ничего особенного. Просто иди по вот этому коридору, - указал Жан направо.
- Там темно.
- Да темно. И ничего не слышно. Необходимо, что бы ты оказался один на один со своими мыслями. Тогда дух проникнет в твое сознание и примет форму наиболее подходящую для себя.
- Он… может стать кем угодно? – настороженно спросил я.
- Кем угодно. Любимой девушкой, школьным учителем, героем любимой книги или фильма. Да хоть большим говорящим пельменем Сам Самычем! Зависит от того, о чем будешь думать. Иди, медлить нельзя.

Когда сделал первый шаг в коридор мне показалось, что я ослеп. Сюда не проникало ни лучика света. Наверное снова какие-то штуки с артефактами. Единственное, что я мог услышать – биение собственного сердца. Не спеша шагая в пустоте коридора, я пытался сосредоточить мысли на чем-то конкретном, но из головы не уходил чертов говорящий пельмень из рекламы. Так спокойно! А то и правда получу ангела-хранителя из теста. Думать о чем-то хорошем, родители, детские друзья… гадский пельмень! Господи, только не он, пожалуйста, Господи!!!
- Что ты орешь? – раздалось сзади. – Не пельмень я! Вроде вполне себе человек. Но кто тебя знает.
Я обернулся. Несмотря на полную темноту я отлично видел напротив себя молодого человека в черном костюме тройке, насмешливо глядящего в мою сторону. В руке он вертел какую-то черную веревку с кисточкой на конце. Другой конец уходил куда-то за спину.
- Вот. Ну что будем знакомиться? Я теперь твой дух. Называй меня как хочешь, а мне положено звать тебя, Хозяин.
Парень почтительно склонил голову и я увидел небольшие костяные наросты на лбу, которые раньше скрывали волосы. Это же не… рога?!
- Черт, - догадался я.
- Угу, - кивнул дух и выпустил из рук хвост. – Ну нечего было так часто Бога поминать. За что мог за то и зацепился, уж больно у тебя карикатурное представление о Нем.
- А ты один? А где ангел?
- Ха, раскатал губу! Только по одному духу на человека. Больше ты просто не выдержишь.
- Позвольте не согласиться, - донесся вкрадчивый голос из темноты.
Рядом с «чертом» появился его близнец. Только одет был во все белое. А из спины росли внушительные крылья.
- Эй, я сюда первый пришел, - возмутился черт. – Убирайся! Хочешь, что бы Хозяин сошел с ума?
- Кто первый уже не важно, - так же спокойно возразил ангел. – Разум Хозяина уже принял меня.
- Меня тоже, - сконфуженно сказал черт. – Выходит он взял нас обоих?
Оба синхронно посмотрели на меня с уважением и любопытством. Потом снова друг на друга.
- Эх, выходит нам теперь работать вместе? – вздохнул черт.
- Может быть на несколько дней, а может и на тысячу лет. Как получится, - вторил ангел.
Тут темнота рассеялась. Передо мной стоял Жан, ободряюще улыбаясь.
- Ну как тебе дух? – спросил он.
- Пока не знаю, - ответил я, косясь на ангела с чертом.
- Понимаю. Ничего вы еще сработаетесь. Позвольте поприветствовать вас обоих в новом Ордене Тамплиеров!
Жан протянул мне руку. На кончиках его пальцев плясали голубоватые искры. Я тоже протянул руку, но вдруг она замерла на пол пути. Я обернулся. Ни одного из моих духов не было видно. Но со мной творилось что-то странное. Правая рука дергалась туда-сюда без моего участия. Словно конвульсируя. Через несколько мгновений к ней присоединилась левая. В голове начали возникать какие-то чужие мысли. *Нужно ответить на приветствие*, *Это я и пытаюсь сделать*, *уйди*, *сам уйди*.
- В чем дело, брат Петр? – нахмурился Жан.
- Они спорят, - беспомощно ответил я.
- Они? – переспросил изменившемся голосом Великий Магистр.
Его новый тон мне совсем не понравился. И моим духам тоже. Руки безвольно обвисли. *Чую драку* - пронеслось в голове.
- Их двое.
- Это необычно, - сказал Жан. – И опасно. Вдвоем они могут завладеть твоим телом и... нет, этого нельзя допускать. Пойдем, брат Петр, нужно изучить этот феномен.
- Нет! – неожиданно для самого себя воскликнул я и отстранился.
*Правильно! Он убьет нас.*
- Ты пойдешь со мной Петр, так или иначе.
*Вот видишь. Отступись пернатый, драки это по моей части.*
Жан шагал ко мне, я пятился.
*Хозяин. Дай мне отмашку и мы выберемся.*
Я отходил пока не уперся спиной в стену. Глаза Великого Магистра гипнотизировали. Сейчас я был готов на все лишь бы оказаться подальше от них. Словно в ответ на мои мысли по телу растеклась теплая слабость и я понял, что не могу пошевелиться. Но от меня этого и не требовалось. Моим телом управляли другие. Как в фильме моя нога поднялась и ударила Жана в грудь. Он отлетел к другой стене но быстро встал. Теперь в его глазах пылал не шуточный гнев. Одним прыжком преодолев расстояние между нами, Великий магистр начал с бешеной скоростью работать кулаками. Боли я не чувствовал. А черт быстро подстроился под бой и начал умело блокировать.
*Пернатый, помоги чем-нибудь, я не справляюсь!*
В ответ на мысленный призыв черта, в Жана полетел всякий мусор, которого было предостаточно в подвале. Повредить он не мог, но отвлек Жана от меня. И черт этим воспользовался. Схватив его за палец, на который был надет атлантский перстень. Коснулся его двумя пальцами и быстро приложил палец к глазу Великого Магистра. Никогда я не слышал такого нечеловеческого крика. Жан схватился за лицо, упал на колени и дико кричал.
*Беги, беги, беги!!!!* - стучало в голове. И я побежал. Неважно куда. Только дальше от этого подвала, этого дома, этой улицы, этого города. Дальше от Великого Магистра. Я не знал, что ждет меня впереди с двумя духами, не знал что предстоит еще пережить. Но и не думал об этом. Сейчас у меня была одна цель – бежать как можно быстрее.

Назойливый будильник, как всегда, требовал к себе внимания. "К себе" - лишнее.
Наверное я уже успел снова уснуть, когда с улицы через окно начали слышаться детские голоса.
Я почти снова уснул, когда с улицы послышались детские голоса. "Послышались" тоже сорняк, но чем заменить не придумал
Я не спеша поплелся в ванную. Хм, "не спеша поплёлся" = "мёртвый труп". Да и слово "ванная" не очень нравится. "Я поплёлся в душ, рука по пути зацепила чистое полотенце".

Я усмехнулся своим мыслям, подмигнул отражению и отправился на кухню.
"Я усмехнулся мыслям, везучий человек в отражении ободряюще улыбнулся и подмигнул".
В холодильнике на двери скромно лежала пара яиц. А это как? Или у Петра Замкова холодильник очень похож на те, в которых мороженку продают?
"Кухня у меня маленькая, но светлая и чистая. Без особой надежды распахнул холодильник, так и есть: из еды только пара яиц".
Плюс, в первом абзаце пропущено много запятых. Думаю, если прочитаешь, то отыщешь промахи легко.

Ну, ладно, теперь к главному. Не знаю, Нокс, но как тема "Коридоры, темнота и пустота" имеет отношение к твоему рассказу?
Читалось с интересом только до середины. Когда пошли фокусы с напитками, артефактами, духами, магистрами, орденами... Бр-р! Представь, если бы ты пришёл на работу (учёбу?) не в обычной одежде, где как правило всего два-три цвета, а в ярком клоунском наряде? Смешно и несерьёзно, верно? Так и в рассказе, когда в атмосферу реального мира (она создана в первой половине) запихано множество фокусов и чудес, присущих совершенно разным мирам. Получается смешно и несерьёзно.
Большой минус за атмосферу.

Limonio.

Есть сорняки, но мелкие и мало. Почти незаметные. Язык трогать не буду: у меня нет столько времени
Большой плюс за атмосферу. И прямое отношение к теме.
Но идеи, увы, не нашёл.

Голос за Limonio.

Девяносто процентов текста страдает "речью профессора", девяносто процентов диалогов не несут в себе никакой образной информации, сплошная "газета". В них нет конфликта, нет пристроек сверху-снизу (в литературном смысле!), нет динамики, нет ни нападения, ни защиты, просто расставленные слова.
Идея не впечатлила. Советую ознакомится с должной научной литературой, прежде чем браться за лемурийцев, Грааль и пр.
Герои отсутствуют, по большей части благодаря диалогам.

Лимонио

Ситуация ни чуть не лучше.
Много штампов (по языку) Диалоги - "газета" и вообще - статика, а статика это не есть гут. Конфликт есть, но характер его пульсирующий, не плавный. Герои отсутствуют.

Оба рассказа действительно достойны друг друга - оба статичны, в корне своём благодаря диалогам без развития. Насчёт идей и сюжетов - фантастика это не фантазирование, фантастика требует реализма больше всех остальных жанров.

голос Ноксу - за старание. Про древних вы жёстко залепили...