* * *
Если прочитав его, вы поймаете себя на мысли, что рассказик закончился слишком быстро, значит на подсознательном уровне, вы прочитали его запоем. (ИМХО).

1

- Итак, что же нам с вами делать? – тихо спросил мужчина сиплым голосом. – Своими действиями вы дискредитируете как свое имя, так и имя вашего отца – человека, который принес немало пользы этому городу, - отрывисто произнося слова продолжил он, срывая с головы собеседника мешок из плотной ткани. – Вам не стыдно? А, Тим?
Сидевший перед ним парень лет двадцати семи от бессилия опустил голову. Еще несколько часов назад он сидел дома и читал Шекспира, и ничего не предвещало беды. Однако, несколькими минутами позже, молодой человек получил сильный удар по затылку и ушел в небытие. После чего оказался в дурно пахнущем помещении, с мешком на голове. Сейчас, когда он увидел того, кто притащил его сюда, то невольно растерялся. Это был один из наиболее влиятельных людей города. Плотный мужчина в черном смокинге и белоснежной рубашке пристально смотрел на него сверху вниз, изредка пожевывая губы.
- Мистер Хаммонд, я все отдам… - протянул Тим, поднимая глаза, и одновременно прищуриваясь. Боль в затылке притупляла сознание и отдавалась приглушенным звоном. Казалось, что голова весит целую тонну.
- Укрен, думаю вы не понимаете всей сложности сложившейся ситуации, - просипел вновь мужчина шестидесяти лет, сделав несколько шагов в сторону двери. – Неужели вы считаете, что я привел вас сюда, чтобы в очередной раз выслушать ваши обещания и насытившись враньем и толикой надежды отпустить вас, как я сделал это в прошлый раз? – сыронизировал Хаммонд развернувшись, и направился обратно к парню, привязанному к резному стулу.
Тим Укрен вгляделся в лицо своего собеседника, отдававшее чем-то зловещим при свете лампочки. На наголо выбритой голове играли небольшими тенями неровности черепа, стоило ему чуть-чуть ее повернуть. Выпуклые карие глаза с презрением сверлили Тима, словно он смотрел на потроха раздавленного таракана.
- Нет, - выдохнув, произнес Укрен, пробегая взглядом по помещению, в котором он находился, - Я так не считаю.
- Отлично. Значит, вы не считаете меня идиотом, и это уже хорошо, - одобрительно просипел мужчина, скрестив руку на груди.
- Вы убьете меня? – с дрожью в голосе спросил Тим, ища глазами какую-нибудь удавку, нож или топор, которые мог бы прятать за спиной Билл Хаммонд.
- Я? – опешив вопросил Билл, - Нет, конечно же нет, - продолжил он хищно улыбнувшись.
- Если не вы, тогда кто-нибудь из ваших головорезов… - с горечью произнес молодой человек, кивнув в сторону пятерых здоровяков, пристроившихся возле выхода.
- Хех. Это уже ближе, но все равно вы ошибаетесь, - подчеркнув последнее слово, ответил Хаммонд, сбрасывая грязь с начищенной туфли.
В этот момент человек сидящий на стуле попробовал вытащить руки из петли, стянувшей его запястье. Безрезультатно. Веревка до боли врезалась в кожу, ничем не уступая по надежности кандалам.
- Тогда может быть объясните, где я, и что вы собираетесь со мной делать? – поинтересовался Тим, глядя на амбалов, неподвижно стоящих у двери.
Билл бросил на них короткий взгляд и они молча удалились за дверь, тяжело ступая по бетонному полу.
- Итак, - начал Хаммонд, - Думаю, вы знаете, сколько мне должны? Или мне стоит напомнить? – продолжил он, медленно обходя привязанного к стулу Тима.
- Да, знаю, - ответил тот, глядя на свои хлопковые штаны бутылочного цвета, - Но я все отдам! Все до монеты…!
- Как вы считаете, где вы сейчас находитесь? - просипел лысый мужчина, жестом обводя помещение.
Укрен осматриваясь, покрутил головой. Боль в затылке прошла, но все равно он не хотел делать резких движений. Наконец, он смог составить целостную картину, и пришел к выводу, что сидит в каком-то подвале. Серые каменные стены, местами поросшие грибком, были лишены и намека на окна. Так они и стояли, невозмутимо смотря друг на друга уже не одно поколение. В этом не было сомнений – судя по архитектуре Тим мог сказать, что здание построено как минимум полторы сотни лет назад. Комната, в которой он находился, пустовала – кроме стула на коем сидел парень, в ней ничего не было. Слабый свет исходивший от висящей над ним лампочки, позволял увидеть толстенный слой пыли и засохшей грязи, мягко лежавшей на полу. Единственное что Укрен не мог понять – почему здесь не пахнет сыростью и другими тошнотворными запахами. В подобных местах всегда обитали бездомные бродяги, которые частенько предпочитали справлять нужду неподалеку от места ночлега. Но здесь витал слегка приторный смрад, который можно учуять, когда достаешь с полки старую книжку. Значит, как минимум здание не заброшено людьми.
- Наверняка это подвал какого-то здания, - наконец сказал Тим.
- Верно, - подтвердил Хаммонд, на ходу массируя мизинец правой руки. – Но это необычный подвал старого дома, как вам могло показаться… - продолжил он, остановившись на несколько секунд перед парнем, сидящем на стуле.
Тим в этот момент слегка улыбнулся, предвкушая дальнейший рассказ Билла. Он подумал о том, что один из самых влиятельных людей города скажет нечто вроде: «это подвал Букингемского дворца» или «это подвал, в котором я потерял девственность…». Однако, вопреки его ожиданиям собеседник сменил тему разговора:
- Мистер Укрен, вы верите в Бога? – вдруг спросил он, продолжая движение вокруг Тима.
- Извините, что? – опешив, переспросил парень поелозя на стуле.
- Вы верите в Бога? – ужесточив интонации повторил Хаммонд.
- Нет, я не являюсь приверженцем какой-либо веры, - смутившись, ответил Укрен.
- Что же, я вас не вправе осуждать, ибо верить в что-либо дело каждого человека, - просипел Билл, поднявшись на носках разминая ноги. – Тогда вы, возможно, слышали об ордалиях?
При этих словах у Тима волосы встали дыбом на затылке. Он сразу представил, как Хаммонд с фанатичностью средневекового проповедника начнет пытать его варварскими способами, чтобы добиться «истины». «Черт, лучше бы сразу убил…» - с горестью подумал Укрен.
- Да, давно слышал… еще в школе, - выдавил из себя парень ошарашено глядя на своего собеседника.
Словно не слыша Тима, лысый мужчина остановился за его спиной и торжественно, как тамада на свадьбе заговорил:
- Ордалии, мистер Укрен, это Божий суд. В период средневековья часто прибегали к этим мерам, и исход испытания давал шанс получить оправдание, - начал он, двигаясь в сторону двери. - Таким образом, вора заставляли доставать украденное кольцо из котла, с кипящей водой. Или еще один пример: убил человек другого, тогда его обвязывали цепями и кидали в реку. Логика была проста – Бог решит, виновен он или нет; в первом случае – человек не должен был получить ожог, во втором - всплыть, - усмехнувшись, просипел Билл, глядя на связанного парня. – Интересно то, что у людей средневековья была очень хорошая фантазия, в проведении подобных ритуалов…
- То есть вы хотите подвергнуть меня ордалиям? – перебил его хриплым голосом Тим, глядя в глаза собеседника.
Лицо Хаммонда расплылось в улыбке, оголив ряд ровных, но пожелтевших зубов.
- В некотором роде да, - мягко проговорил Билл, разминая пальцы рук, - Но это будет не столь примитивно и жестоко как несколько сотен лет назад… Помните, я говорил вам о том, что это не обычный подвал?
- Да, помню.
- Так вот, отсюда есть два выхода – один ведет в ад, а второй на улицу. Если вы правильно определитесь с выбором, то я прощу вам долг.
- И вы меня не убьете? Если я смогу выбраться отсюда, то вы отстанете от меня? – вновь перебил Укрен, с нотками надежды в голосе.
Хаммонд с укором посмотрел на парня, дав понять, что он начинает злиться, когда его перебивают.
- Да, даю слово, что не буду от вас ничего требовать, и не стану преследовать, - вздохнув, ответил он. – Но это потом, если вы сможете выбраться отсюда. А Бог вам поможет, если посчитает нужным, - продолжил Билл, подходя к Тиму сзади.
- Что за бред? Я … - осекся Укрен на полуслове, получив сильный удар по затылку.
В глазах потемнело, и парень сидящий на стуле потерял сознание.

2

- Аааа, черт... Неужели опять? – пробурчал Тим, потирая ноющий затылок.
В бессознательном состоянии он упал со стула на грязный бетонный пол. Веревка стягивавшая его руки была перерезана, и теперь освобожденный Укрен лежал лицом вниз, вдыхая приторный запах пыли. Медленно сев на пятую точку, парень оттер рукавом свитера налипшую на губы грязь. Настроив в глазах резкость, Тим огляделся. Кроме опрокинутого стула в помещении ничего не прибавилось, зато на одного человека стало меньше. Тускло светящая лампочка уныло давала свет, из-за чего проходящая боль отдавалась рябью в глазах. Глянув в сторону двери, Укрен заметил полоску яркого света, сочившуюся из дверного косяка.
- Что за…? – недоуменно пробормотал парень, поднимаясь с пола.
Голова незамедлительно закружилась и он оперся ладонями в колени, чтобы не упасть. Постояв так с минуту и придя в себя, Тим отряхнулся и направился к выходу. Аккуратно приоткрыв дверь, он заглянул в коридор. Яркие лампы дневного света висели вдоль потолка, освещая стены, покрытые белой краской от пола до самого верха. Облегченно вздохнув от того, что Билл не оставил здесь своих головорезов, Укрен ступил в новое помещение закрыв за собой ветхую дверь.
- Что за хрень? – буркнул он, глядя в широкий коридор, явно не вязавшийся с помещением за его спиной. Белая напольная плитка была так начищена до блеска, что можно разглядеть свое слегка размытое отражение. По обеим сторонам коридора стояли белые двери, резьбой напоминавшие ту, через которую он только что вышел. Разница была лишь во времени их изготовления – эти явно были поставлены не более недели назад, а той как минимум лет пятьдесят. Словно в подтверждение своих мыслей Тим развернулся вполоборота, чтобы наглядно сравнить отделку дверей, но увидел за собой лишь стену. Недоуменно поморгав, Укрен постучал по бывшему дверному проему, и услышал слабый звук.
- Не может быть… - округлив глаза сказал парень, - Да эта стена толщиной не меньше полуметра! Это шутка?! – воскликнул он, проводя рукой по гладкой поверхности.
Тряхнув головой, Тим вновь повернулся лицом к коридору. Расположение дверей изменилось – теперь все три выхода смотрели прямо на него, находясь по центру противоположной стены.
- Какого…? – ошеломленно прошептал Укрен. Он закрыл глаза на несколько секунд, и снова открыл. Ничего не изменилось.
- Ладно, пора выбираться отсюда, - пробормотал себе под нос парень. Медленно подойдя к центру коридора, Тим внимательно вгляделся в двери. Все абсолютно одинаковы, с простыми позолоченными ручками в форме дуги, и находятся приблизительно на равном расстоянии друг от друга. Укрен аккуратно подошел к каждой двери, и чуть приоткрыв их заглянул внутрь. Мрак. За всеми дверьми одно и тоже – кромешная тьма, абсолютно ничего не видно.
- Твою мать, ну и куда же идти? – раздумывая, прошептал он, бросая взгляд с одного выхода на другой. – Аааа черт, будь что будет… - плюнул Тим, и открыл дверь находящуюся посередине. Шагнув внутрь, парень попытался напрячь зрение, чтобы хоть что-нибудь увидеть, потому что свет из коридора падал лишь на первый метр от порога. Сделав шагов десять, он остановился, решаясь, идти ему дальше или нет. Вдруг дверь захлопнулась, и вскрикнув от испуга Укрен очутился во мраке. Встав как вкопанный на месте, парень подумал, что нужно возвращаться обратно. Резко повернувшись на сто восемьдесят градусов, Тим собрался двигаться к приблизительному расположению выхода, но стоило ему сделать первый шаг, как тьма сменилась на сумерки вечернего парка…

- А…?! – открыв рот произнес парень, глядя на новую локацию. Фонари аллеи стояли стройными рядами, уныло освещая прямоугольные клумбы цветов, отделанные серым декоративным камнем. Аккуратно подстриженные кустарники росшие вдоль клумб, выглядели зловещими фигурами при свете восходящей луны. Засмотревшись на каменные плиты, ведущие неизвестно куда, Укрена отвлек от размышлений крик женщины. Тим вздрогнул от неожиданности, и резко обернулся. В метрах шестидесяти от него двое подростков избивали девушку. Один из подонков схватил ее за длинные волосы, и наотмашь давал пощечины. Череда беспомощных криков и всхлипываний наполнили парк, пронзая вечернюю тишину. Второй в это время стоял с бутылкой пива, и шатаясь отливал в кусты, стараясь не обмочить спортивные штаны.
Тим Укрен чтобы не потерять эффект неожиданности решил не выдавать свое местонахождение, и перейдя на бег, двинулся вдоль теней сквера к малолетним отморозкам.
- Ну что, сучка?! Сейчас я покажу тебе – что значит настоящий мужчина! – угрожающе крикнул подросток бивший девушку, - Заткнись! Хватит ныть! – сквозь зубы процедил он, тряхнув жертву за волосы. После чего попытался расстегнуть ширинку. - Эй Мэтт?! Ты что стоишь как истукан? Подержи ее…! – бросил паренек через плечо, выправляя рубашку из джинсов. – Мэтт, мать твою! – срываясь заорал тинэйджер, поворачиваясь лицом к другу, который неподвижно лежал на спине в аккуратно подстриженной траве. Из горбатого носа текла кровь, заливая правую часть челюсти.
- Какого хе… - осекся парень, получив сильный удар в спину, от чего его отбросило вперед. Налетев головой о каменную отделку клумбы, подросток застонал от острой боли.
- Ты в порядке? – спросил Тим наклонившись к девушке. Ее темное личико из-за размазавшейся туши выглядело слегка карикатурным в желтом свете фонарей. Всхлипывая, она уставилась в точку перед собой слегка подрагивая губами.
- Эй урод! – услышал Укрен срывающийся голос «настоящего мужчины». Бросив взгляд на тинэйджера, мужчина увидел искривившееся от злобы лицо с рассеченной бровью. Тим медленно выпрямился и повернувшись к нему спросил:
- Ты ко мне только что обратился?
Подросток на секунду опешил от столь глупого вопроса.
- Да, к тебе мудак. – сказал он, переводя дух, - А сейчас ты поплатишься за свое вмешательство! – заорал парень, кидаясь на Укрена. Тим шагнув навстречу ударил его ногой в грудь. Крякнув, тинэйджер рухнул на спину в метре от незнакомца. Жадно глотая воздух, парень схватился за грудную клетку и засипел, корчась от боли.
- Ты еще что-то хотел сказать? – шутливо спросил Укрен.
Тим снова повернулся к девушке, которая теперь смотрела на него выразительными глазами. Он попытался улыбнуться, но получилось не очень.
- Аааа, черт! – пробормотал подросток у него за спиной, пытаясь встать. Глянув на него через плечо, Тим грозно процедил:
- Проваливай или тебе станет хуже.
- Да пошел ты! – беспомощно ответил тинэйджер, поднимая своего друга. – Мы найдем тебя, но позже! – в унисон прокричали малолетки, убегая слегка пошатываясь.
Девушка начала потихоньку приходить в себя.
- Эй, как тебя зовут? – мягко спросил Укрен.
- Миранда, - еле сдерживая слезы ответила она.
- Миранда, они убежали, и больше не пристанут к тебе, - попытался успокоить ее мужчина, приглаживая ее волосы. – Сильно болит? – он аккуратно дотронулся до формирующегося синяка на скуле.
- Угу, - всхлипнув, ответила она.
- Ты можешь идти? – спросил Тим, поднимая ее красную сумочку с земли, и протянул руку.
Девушка молча схватилась за его ладонь, и мужчина мягко поставил ее на ноги. Ростом она еле доходила до его плеча, и вновь посмотрев на ее лицо, Укрен предположил, что ей не больше шестнадцати лет. Вручив ей сумочку, он спросил:
- Где ты живешь?
– На Гринвич-авеню, - тоненьким голоском пробурчала девушка и заплакала.
- Ну все все, успокойся, - утешая произнес мужчина прижимая ее голову к груди. Содрогаясь в молчаливом плаче, она уткнулась носом в его свитер, и стояла так наполняя всхлипываниями тишину вечернего парка. Через некоторое время, отстранившись от Тима, и заглянув в его серые глаза сказала:
- Как я теперь поеду домой? Они забрали у меня все деньги… - и разразилась очередным приступом плача. Укрен покорил себя за то, что не заставил извиниться отморозков, и тогда бы смог забрать у них украденные деньги. Деньги… деньги… Он сам-то должен Биллу Хаммонду немало. Сраный ублюдок мог бы пришить его в подвале, но отделался лишь непонятной проповедью и посредством какого-то фокуса выкинул в парк… В жопу все, пора начать новую жизнь.
Порывшись в карманах брюк, он нащупал лишь мятую бумажку. Развернув ее за спиной девчушки, Тим прочитал «сто долларов». Черт, это очень много, тем более сейчас, когда у него каждый бакс на счету. Да и похер, если суждено будет прожить на день больше, то сделаю хоть что-нибудь для другого человека. Нуждающегося человека. Не члена семьи или друга, а для девчонки, которую только что чуть не изнасиловали и возможно могли бы убить…
- Миранда, - прошептал Укрен, ощутив аромат ее шампуня, - Миранда возьми это, - продолжил он, протягивая ей купюру, - Тебе это нужнее.
Девушка отстранилась от него и сначала взглянув на деньги, а потом в лицо Тима сказала:
- Я не могу это принять.
Нежно взяв ее руку, мужчина вложил в миниатюрную ладонь бумажку и накрыл своими пальцами.
- Спасибо, - искренне поблагодарила девчушка, несколько раз дернув подбородком, сдерживая себя чтобы вновь не заплакать.
- Не за что, - улыбнувшись сказал Тим, и краем глаза заметил ее черную туфельку, лежавшую в траве.
- Сейчас, подожди, - буркнул он, мягко отодвигаясь от нее, чтобы поднять обувь.
Стоило ему наклониться, как земля ушла из-под ног и затем потемнело в глазах.

3

Неизвестно сколько Тим пролежал без сознания. Очнувшись, он почувствовал ноющую боль во всем теле.
- Аааа, - простонал мужчина потирая ребра. – Черрррт…
Открыв глаза, взгляд Укрена устремился в лампу дневного света, висящую по центру потолка. Медленно повернув голову, он увидел широкий коридор с тремя белоснежными дверьми.
- Нет, - опомнившись произнес Тим, вскакивая на ноги и напрочь забыв о боли. – Не может быть…
Как он мог вернуться сюда? Хотя глупый вопрос – почему он вернулся сюда? Он же нашел выход, и очутился в парке. Нет, все слишком нереально – скорее всего все ему приснилось: он вышел в коридор через раздолбанную дверь, и упал в обморок от бессилия, либо его снова вырубили.
Обернувшись, он посмотрел на стену - никакой двери, только цельная стена, толщиной не менее полуметра. Червячок сомнения начал грызть его изнутри, и Укрен уже не знал что думать. Собрав волю в кулак, он подошел к центральной двери, через которую он вроде бы недавно проходил, и потянул за ручку. Открыв створку, его взгляд уперся на покрашенную в белый цвет стену - словно кто-то решил ради шутки налепить сюда дверной косяк.
- Что за дерьмо? – недоумевающее произнес мужчина.
Постучав костяшками пальцев по поверхности, он убедился – это настоящая стена. Резко захлопнув дверь, Тим отошел на несколько шагов назад, и оценивающе посмотрел на оставшиеся выходы, располагающиеся по краям.
- Хрень какая-то… - пробурчал Укрен, переводя взгляд с одного выхода на другой. В голове возникли воспоминания последнего диалога с Хаммондом: «отсюда есть два выхода – один ведет в ад, а второй на улицу».
- Ну и что мне это дает? – сев на пол стал рассуждать мужчина. – Какие два выхода? Что этот придурок хотел мне сказать? Здесь же три двери! Я прошел в одну, и она вывела меня на улицу – разве нет? Или не прошел? Ничего не понимаю… - он закрыл лицо ладонями, попытавшись сосредоточиться. Просидев так несколько минут, он вновь уставился на стену. Теперь дверей осталось две. Они стояли равноудалено друг от друга, как-будто так и было.
- Отлично. Одна ведет в ад, другая на улицу… Великолепно мать твою! – со злостью крикнул Тим, вставая на ноги. - Посмотрим, куда ведет этот выход, - продолжил он, и открыл дверь слева. Шагнув в темноту Укрен подумал, что будет дальше. Как и в прошлый раз, он услышал звук захлопывающейся за спиной двери и инстинктивно вздрогнув не стал оборачиваться. Мужчина знал – сейчас что-то произойдет. В готовности к резкой смене обстановки, Тим остановился на месте. Секунда, еще одна – и в метрах десяти от него в появившемся камине зажглось пламя. Огонь полуметровой высоты слабо осветил просторную комнату. Перед камином Укрен увидел большое кожаное кресло, стоявшее высокой спинкой к нему. Пробежавшись глазами по помещению, мужчина предположил, что находится в каком-то замке - отделанные декоративным камнем стены мягко отливали краснотой. На потолке находящемся на высоте четырех-пяти метров висела огромная хрустальная люстра – подобная тем, которые ему приходилось видеть в филармониях. Возле дивана обделанного черной кожей находилось несколько древних ваз и безобразных статуй, не понятно что символизирующих. В начищенном до блеска паркете Тим поймал свое отражение, удивившись тому, что его волосы тронула седина. Вглядевшись получше, он понял что не ошибся – равномерно росшая седина создавала впечатление что мужчине в отражении не тридцать два года, а все шестьдесят два. Укрен ошарашено провел рукой по волосам и затем резко отдернул, потому что из кресла неожиданно раздался неприятный мужской голос:
- Привет Тим. Наконец-то ты пришел.
Мужчина уставился на спинку кресла, гадая, кто бы мог в нем сидеть. У него не появилось особо желания подойти и посмотреть на обладателя столь грубого баса – наоборот, он захотел свалить отсюда как можно скорее. Но как? Дверь наверняка исчезла. Бросив быстрый взгляд через плечо, Тим убедился, что опасения были оправданы – за ним стояла стена, отделанная тем же декоративным камнем, что и вся комната.
- Да, пришел. Кто вы? Мы знакомы? – стараясь сдержать дрожь в голосе спросил Укрен.
- Да, я знаю тебя, но то, что ты не знаешь меня не столь важно.
Снова этот голос. По телу мужчины пробежала неприятная волна дрожи.
- Тебе страшно Тим, не так ли? – без намека на эмоции спросил незнакомец, - Знаю, что ты боишься – я чую твой страх, - продолжил он, не дожидаясь ответа.
Ноги мужчины словно окаменели. Во рту пересохло, и его забила мелкая дрожь.
- Что вы от меня хотите? – еле выдавил из себя Укрен, почувствовав привкус меди на языке. – Что это хрень? Где я? – набираясь смелости, спросил Тим.
- Ты на Божьем суде, - кратко ответил голос.
У мужчины перехватило дыхание. После того что произошло, он готов был верить всему.
- Вы Бог? – хрипло спросил Укрен.
- Нет.
- Дьявол? – от этого вопроса у Тима все сжалось внутри.
- Нет. Я тот, кто исполнит Божий приговор.
- И каково его решение? – прошептал мужчина, чувствуя как у него подкашиваются ноги.
- Сейчас я тебе все объясню, - начал незнакомец. – После смерти отца, ты перестал пренебрегать ложью и корыстью. Ты даже из друзей пытался извлечь какую-нибудь выгоду, но когда они становились тебе бесполезны – ты уходил от них, делая виноватыми. Ты притворялся, что дорожишь дружбой, а на самом деле для тебя это было не более чем просто слово, - продолжил он неприятным басом. – Ты один из немногих, кто удостоился чести на искупление своих грехов – поэтому оказался здесь…
«Что за бред?» - подумал Укрен, - «Кто он такой…?». «Нет, это не бред» - подсказывал ему внутренний голос, - «Тебе не хватает смелости признать правду…».
- … Не смотря на то, что ты видел перед собой три двери – выхода отсюда было лишь два. То, с чем пришлось тебе столкнуться, пройдя через первую дверь было испытанием. Ты защитил девушку, отдал ей деньги – причем знал, что это последние деньги. Тем самым, ты доказал что способен прийти на помощь и позаботится о другом человеке, даже незнакомом. Увидев стодолларовую бумажку ты не стал утешать ее враньем, мол ничем не можешь ей помочь, и отдал ей все, - договорил незнакомец, сделав небольшую паузу. – Таким образом, ты показал, что корысть, безразличие к другим и ложь еще не поглотили твое сердце. Однако, когда перед тобой встал выбор во второй раз, то он и оказался решающим. Помнишь, что сказал тебе Билл Хаммонд?
На мгновение задумавшись, мужчина сказал:
- Да. Он сказал «отсюда есть два выхода – один ведет в ад, а второй на улицу» - процитировал Тим, чувствуя, как к горлу подкатывается комок.
- Верно. Именно так, - подтвердил гулкий бас, - То, что ты вошел именно сюда, не случайность или совпадение – это твоя судьба.
Огонь в камине вспыхнул сильнее, четче осветив всю комнату. В этот момент фигура под два метра ростом поднялась с кресла. Укрен увидел силуэт с широкими плечами и несоразмерно большой головой, словно незнакомец нацепил огромную тыкву. У Тима затряслись поджилки, и он осознал, что его страх стремительно перерастает в ужас.
- А теперь, я отвечу на твой вопрос, - сказал незнакомец, оборачиваясь лицом к мужчине.
Тим потерял дар речи, и его словно парализовало. Лицо обладателя неприятного голоса с трудом можно было назвать человеческим. Десятки кусков кожи, скрепленные между собой непонятной слизью двигались, когда существо начинало говорить. Огромный рот, размеров с клавиатуру для компьютера был увенчан множеством треугольных зубов. Желтые глаза как у кошки, с вертикальным зрачком, не уступали в диаметре пивной кружке, нещадно сверля немигающим взглядом Укрена.
- Он посчитал, что ты недостоин искупления, - пробасило существо, поднимая длинные веткообразные пальцы к потолку. – Поэтому ты прошел через эту дверь, - продолжило оно, оголяя ряд острых зубов. На безносом лике отобразилось нечто, похожее на улыбку.
Тим Укрен знал, что не сможет убежать: во-первых некуда, во-вторых это невозможно. Стоит этому пугалу чуть-чуть подойти и вытянуть руки, как он зацепит Тима своими длиннущими пальцами. Десять шагов разделяло его и чудовище. Мужчина решил что нет смысла убегать от своей судьбы, и вытерев наворачивающиеся слезы произнес:
- Да будет так.

1996 год. Ваш Почтенный Кот (слово “черепица” сюда не вписывается, но я бы этого очень, очень хотел).
Удары стула и детские крики разносились по избе, словно сделанные из некого вязкого киселя. Нечто подобное подавали в Санатории, и я не ошибусь, если скажу, что это было отвратительно.
Отец семейства всегда знал, что он сумасшедший. На протяжении всей жизни, что-то эфемерное тянуло его к кладбищам, мертвецам, домам с привидениями и прочей загробно-мистической тематике. Нет. Я вовсе не хочу оскорбить читателя, уважающего мистику, и пусть он не подумает, что именно в этом заключалось безумие мужчины. Вовсе нет, это лишь было одним из его симптомов, неким детектором, который не давал ему спокойно жить, определяя его характер, поведение, мотивы и желания.
Может быть кому-то это и знакомо, то томящее чувство, которое зовет тебя сделать что-то, увлекая в чудесных мелодиях, которые по структуре своей похожи на призрачные нити, прочные как титан, но гибкие, как жвачка. Это самое чувство порой обрекает нас на такие глупые поступки, которые, находясь, персонаж в своем уме, никогда бы в жизни не пришли ему в голову.
Удары стула приходились маленькой девочке в основном по голове, и она еще не была достаточно сильна, чтобы каким-либо образом блокировать их. В какой-то момент мужчина задался вопросом, попытался ответить себе, что же он делает, зачем он убивает свою дочь, но те самые нити, о которых я писал выше, двигали его руки и ноги, словно веревки отвратительного кукловода. Порыв страсти, порыв, который требовал быть немедленно выполненным, душил отца, не давая ему и секунды, чтобы вдохнуть во всю грудь.
И даже потом, уже вцепившись девочке в шею своими путанными пальцами, заметив глаза полные боли, ужаса и слез, глаза молившие остановиться, глаза полные любви к отцу, не смотря на то, что он делал сейчас, он не остановился. Больно писать о том, что он сделал дальше, но история требует того. Взяв обмякшее тело дочери, мужчина красиво нарядил ее в праздничное платье, уделяя особо много внимания большому белому банту на голове, покрытой шелковистыми каштановыми волосами, а затем, посадив на кровать, стал делать снимки в разных позах.
Как будет позже размышлять один из персонажей данного рассказа, это самое чувство, которое орудовало убийцей в тот момент, было, вероятно, похоже на вдохновение от того, когда пишешь музыку. Сначала три пьяно, потом крещендо. Крещендо. Ладно. Не стоит опережать события. Но удовольствия, которые маньяк получил в пик, кульминацию происходящего – были колоссальными.
Самое интересное, что фотографии эти делались вовсе не ради фотографий. Конечно же, герой их так и не сожжет, не уничтожит вовсе, но и никогда не будет пересматривать. Это несложно понять. Ведь, по сути, все это ужасное убийство, было сделано ради убийства. И даже фотографии снимались ради съемки, а не фотографий. И во все те разы, когда мужчина будет пересматривать их, они не будут напоминать ему ничего кроме боли от того ужасного поступка, что он совершил. Но они, как память. Не тлеют. Груз прошлого, висящий тяжелым камнем, на шее утопающего.
Когда все мыслимые и немыслимые позы закончились, отец наклонился над еще теплым телом дочки, и, просмотрев на него не более минуты, он почувствовал, как слезы льются из глаз. Он был свободен. Больше не было никаких нитей. И появилось осознание содеянного. Оно пришло из темноты окна, за которым трещали сверчки, и горела уличная лампа, освещая матово-зеленые листья яблонь, покоящиеся на коричневых корявых веточках, и свисающие, как бы покрытые воском, плоды.
После, он будет много задумываться над тем, зачем он убил дочь в ту звездную ночь. И хоть чувство вины, которое уже никогда не покинет его сердце, заставило мужчину поклясться себе, что он никогда более не совершит подобного, он еще не раз будет вспоминать удовольствие, которое испытывал в тот момент. Удовольствие, которое невозможно запечатлеть на пленку фотоаппарата, удовольствие понятное лишь ему, ибо это удовольствие написано на его нитях, и никому другому он их не отдаст.
Нет. Я вовсе не оправдываю убийц. Но с другой стороны, стоит хоть попытаться войти в их положение! Представьте, особенно молодые люди, что вас тянет не к Девушкам, а, допустим, на оскорбления официанток. Вы не можете себя сдерживать, Ваша жизнь изо дня в день становится все более и более напряженной. Эта энергия, она скапливается в вашем теле и не может найти выход. И самое интересное, что избавиться, избавиться от этого – невозможно. Вы раб своего желания. Как же хитер кукловод! И однажды, не выдержав очередной бессонной ночи, вы отправляетесь в ресторан, и, пообедав там, ждете счета.
Неуверенными шагами, полная официантка в форме меньше на два размера, с лицом, овальным как дыня, покрытым слоем отвратительного макияжа, движется к вам. Взяв у нее счет и отблагодарив, вы, как играющий котенок, позволяете ей уже начать удаляться (этот блеф чудесен), как потом произносите с легкостью, некой непринужденностью – погодите, пожалуйста!
И тут, обернувшись, абсолютно не ожидая подвоха, девушка наклоняется к вам, после чего целая кипа бранных слов обрушивается на нее, словно волна, разрушающая все на своем пути.
И потом, выгнанный из ресторана, в мерзкую мартовскую погоду, когда грязный снег хлюпает под ногами, вы смеетесь и радуетесь, как ребенок. Почему? Потому, что вы избавились от нитей, черт возьми. Вы больше не их раб! Но надолго ли? Когда как. Обычно происходит немного времени до следующего срыва.
Вы будете жалеть, что вот так, нагло, абсурдно, бессмысленно изо дня в день обижаете ни в чем не повинных девушек. Часто студенток, которым приходится подрабатывать, чтобы обеспечить себе более или менее хорошую студенческую жизнь.
Почему такой вины не испытывают люди в семейных парах? Хм. Дело в рамках. В рамках нормальности, в которые так усердно стараются нас вогнать. С каких-то пор повелось, что секс между мужчиной и женщиной (если они любят друг друга, конечно) – нормально, а например, между мужчиной и мужчиной – нет. Хотя, если задуматься, ничего не мешает им любить друг друга точно так же, как могут это делать люди в предыдущей паре.
Но это загадки. Я не могу ответить на все вопросы. Я не могу объяснить, почему сложились именно те нормы, которые мы имеем на данный момент, а не иные.
Повторюсь еще раз. Я не оправдываю их. Да. Большинство требует лечения. Но я лишь хочу донести до вас то, что они не монстры. Они рабы. Рабы тех самых нитей. И повезло тем, кто родился нормальным. Повезло не страдать от боли, причиняемой обжигающими слезами, которыми так обильно пропитывается подушка каждую ночь, так как герой еще молод, но уже осознает свое уродство. Он бы и хотел сказать родителям, которые сейчас находятся в другой комнате, но что говорить? Подобрать слова невозможно. А если не подберешь, то тебя просто не поймут и повесят клеймо урода.
В последующей после этого пошлого (= философского) вступления, истории, будут некоторые персонажи. Почти все они ненормальны. Более того – опасны. Кто-то для себя, а кто-то и для других.
Все они, это я. А я – это в какой-то, для кого-то отдаленной, для кого-то близкой мере, вы, читатель. В каждом из них есть части характера от нас. И не смотря на то, что события, которые будут описаны после – ужасны (так кажется мне, и покажется многим из вас), я прошу задуматься и понять, насколько странными бывают люди, насколько необычными и отличными, но при этом, несмотря на ту жестокость и безумие внутри них, - прекрасными, так как остаются людьми, способными на любовь. Ну и все прочее.

2010 год. Алексей
Прошлое лето выдалось просто чудесным… [---] Снова палец соскочил. Я должен быть внимательней. Я не должен совершать никаких ошибок. Придется начать снова. Вдох. Давай же, Алексей, выпрями свой стан, расправь плечи. Ты должен играть безупречно. Ни одной осечки в этот раз.
Если просмотреть всю мою музыкальную жизнь… нет, карьеру… то я всегда наблюдал за собой именно эту черту. Заключалась она в том, что каждый раз, совершив ошибку, я возвращался назад, начиная играть снова.
Это как некий способ довести свое умение до совершенства. Я много раз замечал, что если совершаешь одну ошибку дома, то на уроке их становится 10. А сколько будет на концерте? Поэтому я всегда заставляю себя выучить произведение настолько хорошо, чтобы я мог играть его в классе, а тем более на концерте – мастерски.
Вот тут крещендо. Не очень вышло в этот раз, но ладно, это место я еще потренирую. Возможно, я не понимаю его в такой мере, чтобы выразить те чувства, что полыхают у меня в сердце.
Музыка – это в первую очередь отображение души исполнителя, именно его эмоций и настроений. Безусловно, они заданы в решающем количестве композитором, но, не смотря на это, - так многое зависит от музыканта. В каком-то месте недостаточно проявил искренность – и все, произведение испорчено. Пуст зал, клоун на пенсии.
В этот раз получилось. Надо сыграть снова. Сколько времени? Ага. Я уже четыре часа за инструментом. Еще три раза сыграю – и надо прогуляться. Спина не болит. Порой мне кажется, что я могу играть вечно. Эта мысль чертовски мне льстит.
Погода действительно хорошая. Меня радует такое начало лета.
Пальцы продолжают играть. Смотрю в окно.
Рыжий, персиковый закат. Смех детей, шум машин. Все это бывает и зимой (кроме заката). Только летом какое-то особенное. Эти звуки. Хм. Они какие-то летние. Их тембр. В нем что-то определенно меняется. Может быть потому, что воздух теплый и молекулы колеблются как-то по-другому? Не знаю. Grave, если ты понимаешь, о чем я.
Я всегда отличу летний смех от весеннего или осеннего.
Последние два удивительно тоскливы. Они такие тяжелые. Как тучи. Как тучи на горизонте, которые обычно обволакивают его в эти времена года. Наверное, тоже Grave. Только, иначе, что ли. Безнадежно, пусто и грязно. Словно художник неосторожно спутал, смешал краски. Гадость.
Думаю, звуки и небо – произошли от чего-то одного. Либо зависят друг от друга. Хотя… Нет. Вряд ли небо зависит от звуков. Скорее наоборот.
Погоди. Я сказал смех? Нет. Это крики. Просто они звучат, как смех. Настолько они теплые и звонкие. Я могу слушать их часами. Если честно, я порой так и делаю. Ложусь на кровать, прямо в одежде, кладу голову на руки, закрываю глаза и наслаждаюсь.
А еще очень приятный летом звук у асфальта. Когда детские ножки стучат по нему во время игры в резиночку или классики. Тихо так, но звонко. Их мелодия безупречна и непревзойденна. Staccato. Я думаю, что мне есть чему поучиться.
Или нежное Detache босых ног. Оно еще ласковей, но, конечно же, глуше. Под него хорошо дремать, наступает некое успокоение, воздушность.
Правда, я не люблю дневной сон. От него у меня болит голова. Я могу позволить пару раз за лето поспать днем, но ощущения после дневного сна отвратительнейшие. Как будто тебя выжали как лимон, и кинули о доски, проехавшись по которым ты набрал заноз.
Пожалуй, все же нет приятнее времени, чем лето...
[---] Черт! Черт! Ну, сколько можно! Сколько можно ошибаться. А ведь если бы я сконцентрировался ну хоть чут-чуть сильнее, этой идотской осечки бы не произошло! Хочется стиснуть кулаки и зарыдать.
- Леша, может хватит играть? – слышу сзади.
Оборачиваюсь. Мать. Какой бы ты не была со мной нежной, ты все равно останешься септимой. Далекая… Вовсе не строгая, чтобы быть большой септимой… Скорее какая-то отчужденная от меня, убитая горем потери отца… Малая. Милая септима. Пустая. Порой неприятная, но такая меланхоличная. Жаль, что я не могу выразить то, как люблю тебя. Но я надеюсь, что ты знаешь. Ты всегда понимала меня лучше, чем кто-либо другой.
- Да, мама, - отвечаю. Встаю из-за инструмента. Отодвигаю стул.
- Ну, что ты раскис? Правильно. Ты и так сегодня много занимался, - лезет за мобильным, - Леш. Я с тетей Леной сегодня иду в театр, а потом в суши, она просто пригласила. Билеты по-дешевке были. Тебе чего-нибудь принести?
Я повернулся в окно. Сморщил нос и прищурился от яркости персиковой примы на ноте до (грациозно, понимаю).
- Да, - улыбаюсь (искренне), - конечно буду.
- Вот и хорошо, - подходит, поправляет воротник на черной рубашке, - я буду нескоро, но ты у нас все равно на ночь есть любишь, так что суши как раз пригодятся (хлопает по плечам). А ты иди пока прогуляйся. Погода отличная, а ты как балбес сидишь целый день за пианино, лучше бы по улице пошатался, с девушками пообщался. У тебя концерт-то нескоро еще. А ты готовишься, как будто будешь перед всем миром выступать.
Хватает сумку.
- Ну все, я побежала, целую, люблю, если что – на связи. Я только в театре выключу, и в метро сеть не ловит, а так – если что звони.
Закрыла дверь. Такая жизнерадостная. Улыбаюсь. Мне, правда, нужно пройтись. Она права.
Стою в лифте. Забыл мобильный. Подниматься смысла нет – мне все равно никто не позвонит. Единственные люди с кем я держу связь подобного рода – это мать, некоторые учителя, и… наверное все.
Так сложилось. Определенно. Так сложилось. Я не очень-то нравлюсь людям. И никогда не нравился особо. Некоторые общаются огромными компаниями, по 10, по 15 человек, ежедневно куда-то ходят. Мне это, конечно не то, чтобы нужно, но обидно как-то. Неужели я чем-то хуже их?
Я всегда испытывал странные чувства, когда видел подобного рода группы. Не могу сказать, что это зависть или злость… Скорее я бы просто хотел быть среди них.
Но потом я мгновенно представляю себя в этом обществе и понимаю, что ничего общего у меня с ними нет, и я там буду сидеть молчать. Я ни к кому не подойду. И никто не подойдет ко мне. Я для них непонятен. Почему-то мне все это напоминает прелюдию. Глубокий звук. Ноты как будто отрываются и летят в потолок, стены, при ударе об которые рассыпаются. Нет. Скорее растворяются, рассасываются в воздухе, и остается какая-то легкая дымка в виде пенки на обоях. А летят ноты ровно. По идеальным прямым. Прямым настолько, что будь они хоть немного искаженными, имей хоть где-то незначительное отклонение, хоть какой-то разлом, звук бы отвратительно падал на пол, растекаясь непонятным студнем, прозрачным, но блевотно-мутным. Я люблю прелюдии. Они спокойны, флегматичны, как удары колокола на храме. Увесисты, но тем не менее плавны. Как я уже сказал – постоянны. Это твердое постоянство, и некоторая отчужденность заполняют меня. Gra-ve.
Шум машин. Эти звуки заставляют меня поежиться от удовольствия. Все эти сигналы. Главное чтобы они были нечастыми, ведь в таких случаях – начинаешь раздражаться, хотя, нет, не в частоте дело. Дело в том, какие эмоции вкладывает тот, кто подает сигнал. Когда этих звуков море, и еще они смешиваются с ревом моторов океана машин, обязательно летним, никаким другим, при определенном уровне непринужденности, то это чудесно. Словно кадр из старой сказки. Например, про электроника. В этом точно что-то есть от музыки. А когда в пробке начинается чехарда этих отвратительных, громких, раздирающих души “криков” – то тут хочется лишь спрятаться куда-то далеко, пока голова не взорвалась от боли. Сигналить же тоже надо с душой.
Только летом я могу расслабиться. Хоть как-то. Хоть в какой-то мере. И все равно, мне никогда не избавиться от того голоса, который как бы шепчет мне, что за летом все равно начнется осень, за ней зима и так далее. Этот голос твердит мне, что я не свободен, что я в ловушке. Что жизнь, какой бы она сейчас не казалась хорошей, что свобода, какой бы она не была сейчас сладкой, разобьются в дребезги, когда начнется осень, полная унылой, тяжелой, тоскливой работы. И так изо дня в день, из года в год. Какая-то глупая цикличность, какое-то идиотское рондо судьбы, в которой мы не можем быть себе хозяевами, а только стараться хоть как-то скрасить существование. Я заметил это еще в школе. Еще в школе я почувствовал, что вся жизнь состоит только из учебы, работы, и ничего другого. Есть, конечно, отдых. Но в процентном отношении… В процентах… Это такие мелкие крупицы, настолько незаметные в море бытовых проблем, что… Нет сил. Нет сил, продолжать, думать, радоваться, спать. Я порой настолько устаю (особенно после концертов), что мне даже трудно спать. У меня нет сил на сон.
И вот сейчас, в такой персиковый закат, среди криков детей, шуршания колес паркующегося автомобиля, болтовни бабок, и стука костей домино по столу (в тени под теми деревьями часто собираются подвыпившие игроки), все пронизано пустыми квинтами. Кристаллическим звуком, квинты запечатывают эти события, и откладывают в шкафы сознания на самые верхние полки. Там, эти впечатления, будут храниться безмолвными, под строгой меткой – секретно. Им никогда не суждено повториться, сбыться, и снова выступить в главной роли, не смотря на то, что те же самые события происходят из года в год. И впечатления остаются теми же самыми. Вот только во время происходящего – наслаждения мало, почти никакого. Почему? Не могу сказать. Я с таким упоением жду лета, несмотря на то, что все равно знаю, насколько я буду разочарован. Насколько мне будет тоскливо, пусто и привычно. И в такие моменты хочется исчезнуть. Не умереть, а где-то там раствориться, забыться, и пропасть. Будто бы и не было тебя в Очередное Персиковое Скучное Лето…
[---]
Неожиданным накатом, могучей волной, просто бурей эмоций пронеслись иглы по струнам судьбы. Из piano, постепенно поднимаясь, выпрямляясь, все возвышаясь и возвышаясь, до трех forte. Четким, но с первого вида хаотичными движением, проносится мелодия чувств, от тоники до пятой, от пятой до тоники, снова, снова, квинты, расширяются, разносятся по клетке, которую я когда-то выстроил себе, и, наконец, разлетаются на части, больше не в силах вместить в себя столько радости – сексты, септимы, и, наконец октава! Я повержен!
Вот она! Каштановые волосы спадают до плеч, взгляд устремлен в бесконечность, утопая в прелюдиях персикового заката, а ноги Detache, в такой мере, что я хочу упасть на колени и зарыдать от переполнившей меня теплоты звука. А движения преисполнены звонкости, которая покорила меня и вот…
Мое сердце… Presto! Prestissimo!!!

2010.
Троллейбус похож на лося. Такой переполненный. Ух. Наверное, очень жарко внутри.
И все эти люди куда-то спешат. Кто-то спешит на работу, где их ждут большие пузатые начальники, посещающие рестораны каждый вечер. Я представляю, как они поедают вторую тарелку спагетти. Отвратительное зрелище. Хорошо, что я не бываю в ресторанах. Я и так худая, а в такой обстановке – есть вообще было бы невозможно…
А есть те, кто спешат в университет, в магазины или просто в гости. Пить чай. С мармеладными дольками. Их всегда продают в пластиковых пакетах. Или как называются эти штуки? В общем, они неприятно шуршат. Но если бы они не нравились всем – их бы просто не выпускали! Наверное, они нравятся толстым начальникам.
Троллейбус совсем близко. Пора готовить деньги. Так. В каком они кармане? Пока не нахожу.
А дворники у “лося” просто изумительные. Они похожи на игрек-хромосому. Или на лапки прыткого богомола. Хотя со вторым сходства куда больше. Палочка, на ней нечто округлое, а на нем палочка покороче. И тоньше. Она крепится к машине. А вот вторая – покрыта губкой. Ей стекло и чистят. Интересно. А где производят эти губки? Либо на машностроительном заводе, либо на заводе товаров для быта. Цех по производству губок для дворников. И, чтобы его спроектировать, трудились инженеры, технологи и еще множество людей других профессий. Если бы не они – на улицах неспокойного города было бы куда больше аварий в дождливую погоду, а водитель троллейбуса не смог бы развозить всех на работу. И у начальников не было бы денег на спагетти. А раз не было бы денег, они бы были худыми. И тогда я бы смогла ходить в рестораны. И как мне могли вначале понравиться эти отвратительные пластмаски? Я такая странная и ветреная. Сейчас одно, завтра…
[- Девушка! Подвиньтесь, - повышая голос, говорит женщина средних лет на выходе из троллейбуса, где уже собралась группа людей.]
- Ай…
Кто это меня так оттолкнул? Я же чуть не упала.
- Да подвинься ты, сука, наконец!
Какой-то парень. Джинсы заправлены в берцы, на груди черная футболка с надписью “За Русь”, голова бритая.
- Ты вообще меня слышишь, нах? Я к кому обращаюсь? Наркоманка, ебать?
За что он так на меня злиться? Я разве что-то сделала? У него же слюна брызжет изо рта. Нельзя быть таким нервным в молодом возрасте. Из-за этого можно впасть в стресс, а от него и до депрессии недалеко.
- Парень. Эй. Эй. Потише. Успокойся.
Какой ровный голос. И глубокий. Не подумала бы, что им обладает этот блондин. Сейчас будут разборки.
Так. До дворников я не дотянусь. Да и если я их оборву – это всего один троллейбус. А сколько их в городе? Тысячи? Сотни, наверное. Это сколько мне придется потратить сил и времени, чтобы разобраться с каждым? К тому же – вряд ли их не станут чинить.
Если я уничтожу завод, а потом буду обрывать до тех пор, пока не закончатся запасы, то производство могут наладить на каком-нибудь другом конвеере. Просто перепрофилируют его на эту волну. Мне кажется, что если я захочу ходить в рестораны, мне просто придется смириться с тем контингентом, что там пребывает. Это время, конечно, но оно у меня есть. Я же переехала жить в Москву. Теперь она от меня никуда не убежит.
- Привет, я Наташа, - протянула руку тому блондину. Кажется, он прекратил спор с нацистом.
- Ты босая, – [говорит с взволнованным лицом]. - Что-то случилось?
- Нет, - отмахнулась, - все в полном порядке. Я из деревни. Не так давно умерла бабушка, мать отца, и теперь мы переехали сюда жить. Я не привыкла носить обувь летом.
- Я не знаю, как у вас там, в деревне, но у нас обувь носят все. Город грязный. Мало ли что? Осколки стекла, или бензин на дорогу вылился. В общем, не безопасно появляться без обуви. Хотя это не худший из сюрпризов. Например, таких гопников, как этот, в городе немало. И один бог знает, что у них на уме. Они не самая воспитанная категория граждан, уж поверь мне. Так что давай, ты будешь держаться от них подальше? Договорились?
- Конечно, - у него большие зрачки, от этого он кажется особенно милым. – Как тебя зовут? Мне почему-то кажется, что Женя.
- Алексей, - поправил, улыбаясь.
- Ошиблась немного. Алексей. Ага. Слушай. Пойдем, - схватила его за руку.
- Куда?
- Как куда? Я должна накормить тебя мороженым, как моего защитника, а потом мы пойдем на крышу любоваться облаками.
Мне кажется, что в этот момент, ему стало плохо и, не смотря на то, что он, будучи очень накаченным, весил не меньше 90 килограмм, обмяк. Он бежал как-то неуверенно, и я видела это всякий раз оборачиваясь. [В эти моменты она награждала его широкой улыбкой].
- Алексей, слушай, - я засмеялась, а он засмеялся в ответ (в его смехе было что-то от маленького ребенка), - а ты какое больше любишь?
- Клубничное, - послышался крик сзади.
<…>
- Знаешь, - сощурился он, и повернулся к солнцу, чтобы то осветило его прямые черты лица, - я давно так хорошо не проводил времени.
Его нос на закате такой смешной. Наверное дело в тенях, которые накладывает свет.
- Чего ты смеешься? – обернулся он, улыбнувшись.
Я улыбнулась в ответ.
- У тебя такая кошачья улыбка.
Я вспомнила, как многие художники любят рисовать кошек, романтично сидящих на крышах домов. Кто-то рисует кошек на рассвете, орудуя светло-розовой краской, кто-то синими штрихами и желтыми пятнами показывает кошек, любующихся на ночной мегаполис, а кто-то рисует круги, квадраты и утверждает, что в его видении мира – это кошка в городе будущего. Глупый человек. Кошка никогда не бывает круглой. Кошка – это такие прямые, которые раскиданы по листу, словно случайно рассыпанные дощечки. Что-то несобранное, что-то прямое и элегантное, ленивое в какой-то мере. И мне вдруг подумалось, что Алексей тоже кошка. Кошка на закате. Он человеческое видение кошки. Непременно нарисую дома. Я всегда любила рисовать, а теперь я поняла, какой сюжет идеально подходит.
Внизу, под нами, ездили машины, деды играли в домино, а девочки прыгали в классики, неровно начерченные на асфальте блеклым мелом, так как другого, наверное просто не нашлось.
А когда будет лить дождь, люди отроют зонты, троллейбус включит дворники, а деды просто разбредутся по домам, только лишь классики останутся беззащитно мокнуть до тех пор, пока ливень не уничтожит даже память о них. А потом девочки нарисуют еще, и еще. И в других дворах. И вообще, сколько, интересно, сейчас классиков нарисовано в Москве? Больше, чем троллейбусов или нет? Ведь можно было бы поставить над каждыми тент.
Только вот вода все равно будет растекаться по дорогам.
Какая глупая идея пришла мне в голову. И о чем я только думаю?
- Смотри, как похоже на ключ, - указала пальцем на облако, напомнившее мне сказку о Буратино, и объект, отпиравший дверь в потайной театр, находящийся за плакатом.
- И, правда, ключ…
[Скрипичный ключ… начало начал – прошептал он про себя].

Алексей. 2010 год.
Знаешь, я люблю лето из-за ранних часов ночи. Особенно, если ты загородом.
На этих выходных подруга матери пригласила нас к себе на дачу. Не только нас, конечно. Было куча странных мужиков, толстых и пьяных. Она думает, что моя милая септима сможет найти кого-то богатого себе в этом обществе. Но все же она моя мама, и насколько бы они не оказались близкими подругами, я знаю лучше. Никого она не найдет. Разве можно влюбиться в одного из тех обалдуев, которые напившись пива идут играть в дартс выкатив свои свисающие животы. Я буду очень разочарован, если она пойдет на такой союз. Мне не останется ничего, как уйти жить отдельно. Я не вынесу никого, кто бы расколол уют рефрена жизни – домашнего очага. И я не должен извиваться и делать вид, что мне нравится то, что мне на самом деле не нравится. Прости меня.
Я не могу находиться в этом месте. Мне душно от толпы.
Тебе знакомы ранние летние ночи? Когда наверху чернота, а на горизонте толстая, выпуклая каемка бирюзовой краски. Причем она такая ровная. Словно ее нарисовали валиком. Без единой осечки. А над головой сотни созвездий, зависших на огромных расстояниях друг от друга в открытом космосе. И сейчас ты стоишь тут, ветер ласкает травой твои голые ступни, а где-то далеко далеко бурлят раскаленные шары кипящего газа. И ведь это не выдумка. Не фантастика. Ты стоишь. А они бурлят. Полифония – у них своя, звездня жизнь, а у тебя своя – земная.
Стрекочут сверчки. Тускло горит окно в далеком, покосившемся домике, где какой-нибудь старичок борется с бессонницей, слушая радиопередачи, где диктор сонным голосом обсуждает искусство, науку, погружая в сон все вокруг.
Июньские ночи – это, понимаешь ли, время разрешения увеличенных кварт и уменьшенных квинт, а так же синкоп и триолей на самых высоких нотах. И вся эта мелодия постепенно переходит в нижний регистр, где добавляется педаль, заполняя пустоту полей с покачивающимися цветами, теплым, округлым и сухим звуком.
Я вышел за пределы кооператива. Подальше от домов и лая собак. Наверное, это лает пес того старичка, который слушает радио.
Прошла неделя с того момента, как мы стали встречаться с Настей. По идее я должен радоваться. Веселиться. Но мне так больно.
[Слеза покатилась по щеке, и он сглотнул ее, почувствовав привкус соли.]
Ее мысли. Ее мысли устремлены в бесконечность. Даже когда она смотрит на меня – на самом деле она смотрит свозь меня. Она пытается найти что-то вдалеке, что-то за пределами земли, в том самом космосе, среди тех самых звезд. О чем бы она не говорила, что бы она не делала, она всегда душой будет там. Она ходит по комическим крепостям, построенным в скалах астероидов среди лавы. Она гуляет по лунам планет, усеянным множеством кратеров. Она бродит по высокотехнологичным небоскребам, возвышающимся над мегалополисами будущего. Она так далеко! Именно она, сидя на балке одного из высоких зданий, смотрит как мир охватывает огонь разрушения, этот чертов киберпанк!
А я тут. И я никогда не добьюсь аудиенции у ее сердца. И я не могу сказать, что я ей безразличен. Нет! Вовсе нет! Я нужен ее земной оболочке и той небольшой части ее разума, которая до сих пор остается тут. Которую мне так хочется удержать. Никогда не отпускать. Прижать к себе тесно-тесно. Прижать так, чтобы ей стало немного больно, но при этом она чувствовала себя защищенной в моих руках. Не стони. Это еще не боль.
Свист плети. Удары отвертками. Все это вернет ее ко мне. Все эти страдания, которые я просто готов подарить ей! Я готов отдать ей их задаром! А все потому, просто потому, что я обожаю ее больше всего! Пускай она орет от обжигающей страсти моих ударов. Это лучшая музыка! Это самая совершенная музыка! Музыка чувств!
Разве может быть крещендо! Пик! Кульминация! Разве могут они быть там, где нет боли. Разве они могут быть в простых отношениях? Простой секс – никогда, никогда не будет законченным! Он не имеет точки высшего напряжения. В нем нет ни крещендо, ни глиссандо, в нем даже нет чертового фрулато в самом начале!
Но я понимаю. Я понимаю, как все должно быть на самом деле. Как все должно быть в идеале.
[Крик разорвал тишину полей, спугнув ворон с ветвей недалекого леса, но так и не заставив сверчков замолчать. Парень упал на колени, и начал кататься по траве, чувствуя боль моральную, перешедшую в физическую. Он рвал листья, колотил землю, но ничто не помогало ему избавиться от напряжения. И распластавшись, он раскинул руки и ноги, и ждал когда все это прекратится, тихо всхлипывая.]
Настя! Забери меня к себе! Забери меня на звезды! Покажи мне космос. Научи меня жить. Расскажи мне, что делать! Как избавиться от всего этого! Как я должен поступить?!
Робкое деташе ног, разносится по холодному полу корпорации будущего. Все уже покинули ее, разойдясь по своим домам. Лишь она одна. Бегает. Смеется. И смотрит на неоновые вывески за огромным, во всю стену, окном, где пышногрудые блондинки рекламируют пиво, а стильно-одетые парни – копьютерные игры. Шумят богачи, разъезжающие на своих машинах по ночным улицам. Город никогда не спит. Но при этом он не усталый. Ему просто не нужно спать.
Шаги донеслись до огромной залы с глубоким бассейном. Дна не видно. На воде нет даже ряби. Кажется, что она густая как кисель. И черная. Поглощающая взгляд. Он в ней теряется, отлетая рикошетом от стен. Обежав бассейн, шлепая по лужам, она собирается прыгнуть, как что-то останавливает ее.
Из-под воды выныривает юноша. Он устал. У него нет сил бороться, но он старается как-то спасти свою жизнь. Брызги летят по стенам, и даже попадают в открытое окно, но так и не долетев до земли разносятся ветром. Он лениво барахтается в этой трясине.
Вода такая ледяная. Что же утащило его вглубь?
Куда же ты бежишь, Наташа?
Зачем ты меня бросила?
Я буду твоим городом. А ты будешь моей кошкой. Кошкой-роботом. Ты будешь сидеть на самом высоком шпиле и любоваться черными домами. Они будут идти во все четыре стороны света, до самого конца. Я захвачу всю планету. Тебе не выбраться. Ты будешь моей.
А… Что это за шаги сзади?
[Пес подбежал к юноше и начал лизать его в нос. Парень вскочил и оглянулся.]
Какой-то старик… Ясно. Не спится.
- Хороший песик. Хороший…
Интересно, он самый? Обернулся.
Свет до сих пор горит в этой деревянной избушке.
Я ошибся.

Наталья. 2010 год.
Ночи – самое пустое время. Они мне не нравились, никогда. Кажется, что вся жизнь спряталась в ковре, который лежит на полу. Он пропитался ею, и теперь, если пойти неаккуратно – под ногами будет хлюпать и шмякать. Воздух пуст и чист, если вообще не откачан. Полный вакуум. Слово красивое. Интересно, откуда оно взялось?
Так. Пора продолжать работу над картиной. Мне нужна охра. Ни капли. Кончилась. Может, конечно, хватит еще на мазков 10, но не больше. А в три ночи купить ее - сложно. А если не достану, то вдохновение уйдет, и заставить себя творить я еще очень долго не смогу. Эх.
Ладно. Нужно заварить кофе. Куча молока и сахара. Это единственная вещь, которая сможет взбодрить меня сейчас и поможет найти выход из проблемы.
Как жаль, что все огни за окнами уже почти погасли. Они даруют мне небольшие толики романтизма так необходимого в написании картин. В деревне писалось куда хуже. Тут все же что-то новое, что-то необычное. Впечатления, которые так и просятся на холст.

[ ---
- Хм… Так. Что это было?
Девушка осторожно приподняла голову и посмотрела на не полностью закрытую дверь. Встав, она отложила кисть на палитру, и слегка отодвинув табуретку, сделала пару шагов. Прислушалась.
- Вечно мне что-то померещится.
Но странные звуки, похожие на удары металлических труб друг о друга, раздались снова.
Распахнув дверь, девушка вошла в туалет, стены которого были украшены оббитой плиткой кремового цвета, вызывавшим отвращение. Она ждала и старалась не дышать.
Удары раздались снова. Только глуше.
- Интересно, вдруг – это целая сеть тоннелей, где живут всякие монстры…
Тишина. Девушка осторожно выключила свет, опустив рычажок, и слегка прикрыла дверь, стараясь не шуметь.
Неожиданно раздался смех. Он был настолько некрасивым, едким, пронизывающим душу, что можно было предположить, что смеется жирный ребенок, с изуродованным лицом, выпадающими ломкими волосами и обвалянным в пыли леденцом в руке. Бам. Бам. Бам. Стучали трубы.
- Нет. Это уже точно не могло послышаться. Но откуда идет звук?
Она прислонила голову к разорванным обоям. Нет. Точно не эта стена.
Другая? И не она.
Пол? Вроде нет. До потолка не достать. Но на потолок не похоже. Стук не прекращался. Казалось, что кто-то просто издевается.
- Думаю, что звук передается по каналам отопления. Надо спуститься в подвал. Вдруг, там что-то по-настоящему интересное.

Огонек газовой плиты разорвал темноту, а обгоревшая спичка полетела в мусорное ведро, откуда еще недолго шла тонкая струйка серого дыма.
Вода еще нескоро вскипит. Девушка села на стул и начала водить пальцем по куску масла, рисуя на его поверхности узоры. Мягкий полумрак, спокойно окутал кухню, заваленную горами немытой посуды, как неожиданно съежился – старый холодильник принялся дребезжать, возобновив свою ночную жизнь.
Пока все было тихо. За окном закричали пьяные парни. Послышался женский визг и хохот.
Девушка выглянула наружу. Чернота.
--]

Впервые встречаю город таким… Обычно множество окон горят, ездят машины… А сейчас – мертвая темнота. Пустота.
В деревне всегда так было – глаз выколоть можно. От дома, после заката, даже на пару метров отходить страшно. Кажется, что кто-то длиннорукий, крючковатый, схватит тебя и поволочет за собой. А ведь болото недалеко… Будешь вырываться. Безуспешно. Все равно он сильней, быстрей, ловчей. И через минут 30, после беспрерывного бега, он оставит тебя на замшелой кочке, где-то недалеко от лужи. Наклонит свое лицо, но ты все равно его не увидишь – полная, огромная луна слепит глаза и воет волк.
Мои детские страхи кажутся какими-то романтичными… Далекими… Как будто это не недавно было, а давно, совсем давно…
Интересно, а карандаш для глаз подойдет? Конечно, придется над консистенцией потрудиться, и неизвестно как он ляжет. Но думаю, что попробовать можно.

[Она рисовала до самого утра. Краски ложились на бумагу. Порой нежно, порой смело, в какие-то моменты неуверенно, и даже неловко, но, в конце концов, рисунок стал приобретать форму и теперь уже можно было разобрать общий сюжет. Обессиленная девушка легла на диван, и, повернувшись на бок, моментально уснула.
Плавился выкипевший чайник. Стучали трубы. Бум… Бум… Бум…].

Черепичный Кот. 2010 год.
- Да, мой отец занимается сантехникой, в том числе и в этом подвале, - потянувшись, сказал парень.
- Ясно, - засмеялась Наталья. – Спасибо большое.
Собеседник улыбнулся.
- Слушай, - задумчиво сказала девушка, бросив взгляд на девочку и мальчика, игравших в песочнице. – А ты не мог бы оказать мне одну услугу.
- Хм?
- Ну… Знаешь, я бы очень хотела попасть… в подвал, - последнее слово прозвучало несколько бодро, выделившись на фоне остального монотонного текста.
Девочка взяла лопатку и стала бить мальчика по голове. После чего тот заплакал, а она сказала, что нечего обижаться – жены всегда бьют своих мужей.
- Я не знаю. Конечно, я бы мог попросить отца, но, собственно, зачем тебе туда попадать?
- Ну, нужно, - протянула девушка.
- Не отводи разговор в сторону.
- Как тебе сказать, я слышала прошлой ночью очень странные звуки, мне казалось, что это трубы шумят. Знаешь… Вот так – бум, бум, бум, - Наталья развела руками. – Я бы хотела узнать, вдруг что-то в подвале не то…
Юноша рассмеялся.
- Что же там может быть не то?
Нависла продолжительная пауза.
- Мало ли… Вдруг, неполадки какие-то – заодно отец твой глянет, и, если что, исправит. Не дай бог что-то с трубами… Дом же может от этого сильно пострадать?
- Слушай, - отмахнулся собеседник рукой, - ну какое вот тебе дело? Не валяй дурака. Все будет нормально. Если честно, твоя просьба мне кажется странной. Абсурдной.
Они вместе неуверенно рассмеялись.
- Серьезно. Брось.
Неожиданно, девушка почувствовала, как кто-то обхватил ее сзади руками, и поднял, кружась. Лицо юноши моментально омрачилось.
- Леша! Перестань, - засмеялась она, отбиваясь руками.
- По какому поводу тут разговор? – тихо сказал он ей на ухо, наклонившись. – Что-то серьезное?
- Нет, - ответил… Антон.
Как же я не хотел использовать его имя!
- Мы просто немного поговорили.
- Ага. Ясно, - сухо сказал музыкант. – Наташа. Пойдем.
Девушка обхватила Алексея руками и встав на цыпочки подпрыгнула. Он улыбнулся и немного наклонил голову, чтобы поцеловать возлюбленную.
Наталья кинула собеседнику взгляд полный извинений.
Он кивнул.
- Я даю тебе неделю на размышления, - засмеялась она, помахав рукой.
Когда Наталья с парнем отошли на метров двадцать, Алексей закашлялся и взял ее за талию. Антону на пару мгновений показалось, что нажим был таким сильным, что девушка почувствовала боль.

Алексей. Наталья. 2010 год.
Прошла очередная неделя. Ничего не меняется. Все становится лишь хуже. Я полностью поглащен этими мыслями. Я не знаю, куда себя деть. Что мне делать? Мое желание наслаждаться ее болью становится все больше и больше. Мне все труднее с ним совладать.

Еще мазок. Теперь красного. Закат должен получиться вишневым, ярким, спелым, сочным.

Мой разум запрещает… Инстинкты – требуют. Я разорван.

Здесь немного желтого. Отклики садящегося солнца на домах. Серая полоса. Желтая полоса. Тени и свет.

Я могу ее защитить. Я могу ее убить. Что я должен?

Нужны ли тут голуби? Вряд ли. Хотя. Они добавили бы некого уюта.

Она единственный человек с кем мне приятно.

Мне кажется, что это лучшая картина, которую я когда-либо делала. Осталось лишь пару штрихов.
Мы должны расстаться. Я не могу больше находиться с ней рядом…

Надо подправить это место. Облако размазалось. Как хорошо, что теперь у меня достаточно охры.

Завтра я все ей расскажу. Она будет знать о том, что у меня на уме. Она сама уйдет. Ни одна нормальная девушка не останется с таким человеком, как я. Впервые в жизни, мне действительно очень больно. Но я должен прекратить это, пока не случилось ничего страшного.

Подпись. Готово.

Черепичный Кот. 2010 год.
Наталья сидела у окна и смотрела во двор. Небо начало затягиваться облаками, но пока через них проглядывало солнце. Время от времени оно пряталось в их пелене, окутывая город приятной полутьмой. Жалобно трепетали листья на деревьях, а по лужам шли небольшие волны, можно сказать, даже рябь.
Постоянно шумели трубы.
Утром звонил Алексей. Договорился о встрече. Сказал: что-то важное.
Неожиданно из подъезда вышли Антон, его отец и маленькая сестра.
Открыв форточку, девушка высунулась из окна и закричала:
“Эээй! Антон!” Парень обернулся. Наталья помахала рукой и скрылась в квартире.
Через минуту одна из дверей дома отворилась, и девушка выбежала из нее.
- Здравствуйте, Николай Дмитриевич. Привет, Антон, - улыбнулась она. Мужчина буркнул в ответ, парень кивнул. – Николай Дмитриевич, а вы сейчас случаем не в подвал идете?
- Туда, - он почесался в ответ.
- А можно мне с вами? Мне просто очень интересно! Правда!
- Ну, а почему нет… Пойдем.
Антону явно не особо нравилась эта идея.
- Ты сейчас на свою сходку?
- Да, но чуть позже. Мне просто нужно потом с Наташей поговорить.
- Лады.

Девушка провела рукой по одной из труб. Приложив ухо к холодной металлической поверхности, покрывшейся ржавчиной, она услышала, как внутри что-то течет.
Никакого стука не было.
- Давай вечером поиграем в героев, - тихо спросила брата сестра. Они стояли у выхода из помещения.
- Конечно, я только с друзьями немного погуляю, а потом приду, и будем в героев играть.
Девочка улыбнулась.
- В этот раз я у тебя выиграю, - засмеялась она.
Неожиданно Наталье послышалось какое-то сопение. Она подняла голову. В углу стоял кто-то очень высокий. Около двух метров роста. Не меньше. И тощий.
Девушка затаила дыхание и старалась не двигаться. Хоть деталей внешности незнакомца и не было видно, она чувствовала, что он смотрит на нее, причем угрожающе.
Неожиданно контуры расплылись, превратившись в несколько труб, находящихся перпендикулярно полу.
Девушка осторожно подошла к ним, постоянно оглядываясь по сторонам. Послышался звон.
Дотронувшись, девушка почувствовала теплоту.
- Горячая вода, - прошептала она.
Потом Наталья бросила взгляд на пол. Там стояла бутылка от алкогольного коктейля, покрывшаяся слоем пыли. Рядом лежали когда-то элегантные женские трусики, разорванные в клочья.
Девушка присела на корточки и стерла пальцем пыль с этикетки.
“Flash”…
- Эй. Экскурсия закончилась. Пойдем.
- Да, хорошо, - тихо сказала она.
Встав, она уже было собиралась пойти к выходу, где ее все ждали, как неожиданно бросила взгляд на одну из труб, которые до этого показались ей человеком.
На ржавчине было выцарапано: “йА исКаЛ тЕбЯ... :(“
Снова послышался звон.

Мужчина с дочкой скрылись в подъезде. Но до этого Антон помахал сестре рукой и улыбнулся взглядом любящего брата.
- Твоей сестре повезло, - нежно сказала Наталья.
- Ты так думаешь? – холодно ответил парень.
- Да. Ты похож на очень хорошего брата. Я думаю, что ты не дашь ее в обиду. Ведь так?
Юноша вздохнул, посмотрев на пыльное, заляпанное окно третьего этажа лестничной площадки, откуда ему улыбалась сестра, прижавшись к стеклу. Отец схватил ее за руку, и повел выше.
- Слушай. Давай мы не будем общаться, вообще. Ты посмотрела подвал – и все. Нам лучше забыть друг о друге.
- Что-то не так во мне? – искренне огорчившись прошептала девушка.
- Нет. Дело в Алексее. Я бы не хотел с ним пересекаться.
- У вас какие-то неполадки? Я бы могла помирить, - улыбнулась Наталья.
- Нет. Не стоит.
- Почему? Леша хороший.
- Не важно. Просто. Давай не будем?
В добавок он посмотрел на нее таким убедительным взглядом, что она замешкалась, но потом сказала уверенно:
- Хорошо. Не буду же я заставлять тебя.
- Отлично.
Нависла неловкая пауза.
- Ну, я пошел, ага?
- Да, конечно.
Антон ушел в направлении заброшенного института, а Наталья осталась во дворе, на опустевшей из-за близкого дождя, площадке. Девушка плавно раскачивалась вперед назад на качелях, слушая скрип несмазанных болтов. Небо было мутным, и казалось, что это просто серая и белая краска смешанные хаотичными движениями.
Неожиданно внимание девушки привлекла троица, стоящая у подъезда. Улицы были полностью пустыми. Ни одного живого существа: ни прохожих, ни кошки или собаки, даже птицы куда-то исчезли. Шум растворился в воздухе. Лишь только изредка раздавалось постукивание крупных капель о козырьки подъездов.
Наталья перестала раскачиваться. И замерла в ожидании.
Напротив одной из дверей дома, стояло высокое, метра два с лишним, существо с ослиной головой, одетое в плащ. Оно подняло руку, так что спал рукав, обнажив морщинистое, как будто кожа утопленника, тощее предплечье, покрытое редкими, выпадающими коричневыми волосами, и помахало девушке, улыбнувшись. Затем, монстр потянулся назад и, взяв в руки высовывающийся из-под плаща хвост, начал как бы кокетничать. Справа от него, чуть ближе, стояли, взявшись за руки, мальчик и девочка.
Мальчик, отдетый в джинсовые шорты и футболочку, был настолько толстым, что кожа полопалась на нем, оставив на руках и ногах множество фиолетовых червеобразных растяжек. Лицо было морщинистым, а изо рта, обрамленного коричневыми тонкими губами, торчала палочка от леденца. Он поднял руку, аккуратно сняв бежевую кепку, под которой лежали серые, ломкие локоны, и почесал голову, заставляя волосы выпадать целыми прядями.
Девочка была самой Натальей. Только лет в 6, как ей показалось. Бледная, одетая в парадное платье, она безмолвно стояла и смотрела пустыми глазами на выросшую себя, из-за чего та, почувствовала дуновение ледяного ветра.
Наталья сразу вспомнила ту фотографию, которую однажды случайно нашла в папке у отца. Это было лет 7 назад. Она играла в офис – рылась в документах и изучала их. Среди различных договоров и копий, она нашла странную фотографию.
- Папа. Я не помню, где я так фотографировалась. Я такая красивая тут, правда, выгляжу нездоровой.
- Ты болела, радость моя… Болела.
Призрачная девочка повернулась, и, не меняя выражения лица, чмокнула толстого мальчика в щечку. После чего, стремительно развернувшись принялась бежать по асфальту, цокая каблучками.
Рот толстяка открылся, оттуда выпал огромный леденец, и высунулся толстый черновато-синий язык, с которого стекали слюни. Мерзко загоготав, он отправился в погоню за девочкой, неуклюже перебирая ножками, одетыми дамские босоножки.
Наталья вскочила.
- Погодите? – крикнула она. – Куда вы?
Забыв про сумку, которую она оставила рядом с качелями, девушка побежала вслед за детьми. Волосы падали на глаза, и она не могла разобрать, что происходит вокруг.
- Не бегите! Кто вы? Остановитесь же!
Она неслась по улицам и переулкам, где не было ни одной души.
Вскоре она услышала цокот копыт за свой спиной, оглянувшись она увидела, что ослиноголовый тоже бежит за ней.
Вскоре они сравнялись.
Наталья на пару секунд посмотрела налево, разглядывая черты морды этого странного существа. С каждой секундой черная фигура становилась все ниже, а выражение ее лица – все напряженнее.
- Что-то случилось? – прошептала на бегу девушка. – Я могу вам как-то помочь?
Монстр повернулся к ней и начал сближать дистанцию. В какой-то момент Наталье показалось, что он вот вот коснется своим носом кончика ее носа. Она даже чувствовала его дыхание, объемное, наполненное запахом груш. Он начал открывать рот, собираясь что-то сказать, как неожиданно оттуда вырвался ослиный крик. Глаза существа налились кровью, а почерневшие зубы нависли перед глазами на расстоянии всего пары сантиметров. Девушка шарахнулась, послышался скрип тормозов. Наталья упала в лужу, чудом увернувшись от проезжавшего мимо автомобиля.
Неуклюже встав на ноги, она бросилась дальше, в том направлении, в котором, как ей казалось, убежали дети. Она никогда не была приучена к физическим нагрузкам, но сейчас адреналин играл в ее крови, поэтому дыхание девушки даже не сбилось.
Когда она пробегала мимо продуктового магазина, раздался крик сзади:
- Эй! Наташа! Куда ты? Наташа!
Наталья обернулась – за ней несся Алексей, его лицо было полным волнения.
- Стой! Да, стой ты!
Стук босоножек по тротуару заглох и слился с шумом начавшегося ливня.
Дорога свернула в парк, где среди зеленой травы, стояли облезшие, плохо покрашенные лавочки, возле которых располагались переполненные мусорки.
Алексей сравнялся с девушкой и уже потянул к ней руку, чтобы одернуть за плечо, спросить, в чем дело, что случилось, но она оттолкнула его. Парень, поскользнувшись, не выдержал равновесия и упал.
- Да остановись же ты! Перестань, - снова вскочил на ноги он.
Впереди стал маячить высокий бетонный забор. За ним находилась какая-то полузаброшенная, полунедостроенная лаборатория. То ли физическая, то ли химическая. Наталья лишь знала, что там собираются гопники и нацисты, а так же много страшных и темных подвалов.
Сейчас она ясно чувствовала, что дети, которых она искала, именно там.
Забор высокий? Что делать?
Она стала бежать вдоль него, хаотично ища дырку, через которую смогла бы пролезть, но чем дальше она бежала, тем меньше были шансы на успех. Девушка отказывалась верить, что проникнуть на территорию с этой стороны – невозможно. Неужели все те, кто там собираются, идут в обход?
Алексей нагонял. Она уже слышала стук его ног по мокрому асфальту.
Что? Разве это все?
Дыры не было и не предвещалось.
Девушка соступила с тропинки и стала бежать прямо вдоль забора, перепрыгивая кусты и другие препятствия.
Алексей был все ближе.
В какой то момент, он случайно толкнул ее, попытавшись удержать за плечо, и девушка полетела на землю.
- Что случилось? Куда ты бежишь? – наклонился он. Его волосы были мокрые из-за ливня, а глаза сверкали ярко-зеленым. – Что такое, Наташа?
Он дрожал.
Девушка перевернулась на спину, запачкав футболку в грязи окончательно. Она тяжело дышала, открыв рот.
Неожиданно, проскользнув на мокрой земле, она подлезла под забор через дыру, которую, не было видно за травой. Алексей попытался схватить ее за ногу, но она умело вырвалась.
Избавившись от погони, девушка неслась по кольцевой дороге, опоясывающей лабораторию.
Вокруг лежали какие-то микросхемы, гайки, пустые бутылки со странными названиями, и прочий мусор.
Нарядное платье девочки сверкнуло в дали.
Наталья ускорила бег, стараясь не упустить из виду эту искру.
По мере приближения Натальи, девочка не двигалась, а стояла и смотрела прямо на нее.
- Кто ты?! – закричала девушка, остановившись в 20ти шагах от своей цели.
- Кто ты?! – надрывала она голос.
Девочка только показала пальцем на здание, находившееся на другом конце территории.
- Что? Мне нужно туда? – задыхалась Наталья.
Сверкнула молния. Ребенок растворился.
Поглядев по сторонам пару минут, девушка, выпрямилась и побежала в указанном направлении.
Она смотрела на проносящиеся мимо окна какого-то заброшенного корпуса. Трудно было разобрать, что же за ними, но казалось, что там стоят огромные машины, приборы, шкафы полные реагентов. И все это покрыто многолетним слоем пыли

- Папа, что-то случилось?
- Нет, - нервно ответил мужчина.
- Мне кажется, что вы с дядей Сашей чем-то огорчены…

Наталья повернула в первый проход, который попался ей на глаза. Она остановилась на пару секунд. Вдали, на повороте, стояли несколько ослиноголвых.
Несмотря на огромные булыжники, кирпичи и прочие строительные материалы, упавшие с потолка, девушка достаточно быстро неслась к тупику, минуя их.
Как только она сблизилась с ослиноголовыми, те развернулись и поцокали в темноту, жалобно крича. Сзади послышался стук бегущих ног. Алексей несся по коридору.
Наталья рванула за существами. В темноту.

- Тох, я не видел, куда они побежали, но мне кажется, что сюда.
- Отлично!

- Почему вы с дядей Сашей так на меня смотрите?

- Получай! – заорала девушка, после того, как с полного размаху ударила монстра по лицу.
Он развернулся и понесся прочь, спотыкаясь на каждом шагу.
Девушка почти догнала его, как он свернул налево, в проход, где было более менее светло.
Она собиралась развернуться и кинуть кирпич вслед чудовищу, как неожиданно налетела на Алексея, бегущего в обратном направлении.
Парень и девушка кубарем покатились по полу.
Он лежал на нее и тяжело дышал.
- Что такое? Куда ты бежала?
Ее грудь нежно подымалась с каждым вздохом.
Кровь текла из ободранных рук.
Глаза помутнели.
- Я люблю тебя, - прошептала она, обхватив его руками.
- Стой! Сначала объясн…
Наталья поцеловала его, мешая говорить.
Юноша схватил огромный камень, лежащий рядом и со всей силы ударил девушку по руке.

Женский крик пронесся эхо по туннелям.
- Бляя! Что он там делает?! – закричал Антон, и ускорил темп. – Быстрее, не отставайте!
С глазами, полными боли и ужаса, Алексей нанес камень над головой девушки, чья рука истекала кровью.
- Стой! – бросился один из друзей Антона.

Камень полетел вниз.

Треснул персиковый закат.

Дребезжат окна от солнечного света.

- Я сбегаю за отцом, а вы его задержите и звоните ментам!!!

Остановилась девочка на велосипеде.

Классики больше не размывает дождем.

- Это как крещендо. Так… удивительно… Я впервые чувствую такое.

- Папа, зачем ты это делаешь? В чем дело?!

Бессмысленный стук, в запертую дверь.

Крики девочки.

- Настя! Настя! Откройте же дверь! Настя! Что с тобой?!!

- Моя жизнь была не полной. Она была какой-то… знаете, монотонной.

- Атеперь что-то изменилось?

Усмешка.

- Любые отношения должны иметь свой эмоциональный пик. Иначе какой в них смысл?

Больше нет ослиноголовых.

Можно не бояться.

- Мне всегда так этого хотелось. Признаться, даже стыдно.

Крики девочки затихли.

Теперь звон и стук.

Неужели борьба?

- Настя! Что же там такое?!

После, один из совершивших преступление, сам признался в том, что это именно они убили маленькую девочку в сексуальных целях.
Так же он признался в том, что 14 лет назад совершил то же самое с одной из своих дочек-близнецов.
Он осознал ошибку и попытался остановить своего соучастника, но уже было поздно.

Grave. Леша, ты же понимаешь, о чем я?

Мне кажется, что теперь точно конец. Нити (я так долго не вспоминал о них) лопнули.

Черепичный Кот. Год упущен.
Надо сказать, что после этой истории, Антон бросил свои нацистские увлечения. Это не удивительно. Пережить гибель сестры, справиться с ненавистью к отцу – вот его испытания. Но он их прошел. Конечно не без чужой поддержки. Его девушка, с которой на момент происшествия событий, описанных выше, они были в ссоре, немедленно приехала к нему, что облегчило его страдания в несколько раз.
Да. Он действительно любил сестру. И то, что произошло с ней, оставило глубокий отпечаток в его памяти. Настолько глубокий, что он закрылся в себе и, как это свойственно людям, сосредоточил свою жизнь на сне, еде и развлечениях.
Я, Леша и Антон – были лучшими друзьями с детства. Мы жили в одном дворе. Вместе играли. Пошли вместе в школу. Вместе влюблялись. Ссорились из-за девчонок. Ходили в кино и играли в компьютерные игры. Я и Антон были особенно близки. Если у кого-то из нас что-то случилось – было очевидным, к кому он обратится первым. Я любил его. Он любил меня. Это была настоящая дружба. Крепкая. И мне тогда казалось, что ее ничего не может разрушить.
Когда у меня появились первые галлюцинации, Антон очень расстроился. Не смотря на то, что ему было 15 лет, он напился в доску.
А реакция Леши для меня была странной… Я никак не ожидал, что он станет опасаться меня.
Галлюцинации стремительно прогрессировали. 15 лет… Возраст в котором шизофрения, как правило, лишь начинает проявляться. Дает свои робкие, неуверенные ростки. Но это так обманчиво… Она может разрушить психику, словно трава, которая растет через асфальт.
Антон все больше тосковал. Я вместе с ним. До сих пор помню ночи, когда я рыдал уткнувшись лицом в подушку. Тогда мне казалось, что в жизни больше нет света. Что все закончилось (надо сказать, что я не сильно ошибался).
Однажды случился переломный момент, когда Леша сказал, что он не хочет общаться с психом. Я помню выражение лица Антона. Помню, как он закричал, что Алексей предатель, урод, помню, как он вскочил и ударил его по лицу.
А я сидел и даже не смотрел на драку. Мне было грустно.
Через неделю меня забрали в клинику. Прошел год с первой галлюцинации. Я сам посчитал, что тут мне будет лучше. В реальном мире – было невозможно находиться. Пугающие образы преследовали меня. Везде.
Я помню, когда засиживался ночами за компьютером, мать это очень не одобряла. И если она вставала и видела в моей комнате свет – меня ожидала ужасная истерика.
Порой мне удавалось расслышать, как открывалась дверь, а за ней следовали шаги. Я немедленно выключал свет и монитор, садился на диван и слушал, как шумит процессор.
И в такие моменты мне всегда казалось, что прямо сейчас в дверном проеме появится кто-то страшный. Уродливый. Отвратительный до жути. И я был прав. Часто так и происходило. Они стояли в паре шагов от меня и смотрели, как я плачу от страха.
Антон до сих пор винит Лешу в том, что он сказал.

Вчера мне принесли картину. Она была завернута в упаковочную бумагу, на которой стояли инициалы Антона.
Распаковав сверток на коленях, я обнаружил конверт, в котором рассказывалось, что это за работа и кто ее автор.
Перевернув картину лицевой стороной, я увидел чудесное изображение города на фоне ярко алого заката. Дома, на которых лежали желтоватые тени солнца. Рыжие облака, первые звезды в вышине. Картина дышала жизнью. Она была нарисована так хорошо, что, отойдя на некоторое расстояние можно было бы подумать, что это фотография. Хотя… слишком красиво для фотографии.
Но… Не это главное. В центре настолько чудесной картины было схематичное изображение человека. Как будто выпадающее звено среди мира и гармонии гениальных штрихов. Недоделано? Нет. Доделано.
А рядом с ним точно такое же изображение тощего, высокого существа с ослиной головой.
В квартире Натальи был найден дневник, который она периодически вела с 10ти лет. Черная тетрадка с желтыми листами из дешевой бумаги, покрытыми мелким, плохоразборчивым текстом и иллюстрациями.
Уже в том возрасте она видела это существо. Она даже дала ему имя.
Из раза в раз. Из записи в запись –
“Мне так страшно спать в обнимку с Таней…”

Ворчун.

Растёте, дорогой авторчик, текст приобретает весьма человеческий вид. Более ничего сказать не могу. Признаться, в суть так и не въехала. Наверное потому что после произведения Рэма, ваше творение просто исчезло из памяти.

Рэм.

Зашибись. Корень произведения инфантилен, некоторые вещи меня возмутили, но какая подача... не ожидала, честное слово. Какие сравнения! Троллейбус похож на Лося! Замечательно. Ново, свежо, нагло. Единственное, что могу сказать плохого, так это что под конец затянуто немного. Затяжки наблюдаются и в самом начале. А некоторыми моментами я зачитывалась, что для меня самой неожиданно. Зачитываюсь книгами я редко. Отмечу ещё один немаловажный момент - грамотное использование мата. В тему, так скажем.
Язык - хороший, смелый, мужской, дерзкий, опасный) и ля-ля-ля. И вообще, много чего бы ещё сказала, но после чтения мозг неадекватно работает, что ли. А раз так, то значит произведение подействовало.

Блин, понравилось, в общем.
Итак, произведение Рэма взрывом сверхновой звезды затмило жёлтое солнце господина Ворчуна. Как впрочем и всё звёздное небо.

Голос - Рэм (№2).

Голосую за Ворчун (№1)

Соответствие теме у первого произведения минимально. Минимально так же оно соотносится с заданным жанром.
Стиль, говорят, стал лучше. Ну я не заметил. Повторение слов, употребление невнятных терминов, легко заменяемых отечественными оригиналами и просто легко устраняемых, напрягает. Пример, слово "локация", никак не применим к стилю повествования, происходящему и личности героя.
Действие первого произведения происходит в подвале - отсыл к теме.
В результате своих действий герой оказывается в аду, несмотря на доброе поведение и вообще. Мысль, которую я уловил в произведении, потрясла меня свой глубиной - "Shit Happens". И всё. Ни морали, ни эмоционального зацепа. Только странные выводы и подозрительный взгляд на божественную справедливость, проданную (очевидно) корпорациям. Вот только автор не придаёт никакого значения этой стороне своего произведения. Мужик, инициировавший "божественные испытания" не более чем статист...
Мой неприглядный вывод - текст пуст.

Пожалуй нет. Нет уважения к читателю. Ну и что, что мне понравилось больше? Мысль теряется в объёмах, автор второго произведения часто, особенно в начале, ошибается со знаками препинания. Мне приходилось перечитывать.

Да, тема определённо раскрыта, вот только... Ну разобрать такой объём в силу его затянутости трудно. Могу сказать одну вещь - технически второе произведение выигрывает у первого значительно. Идеи у обоих на уровне. На уровне плинтуса, посему будь первое чуть интересней - отдал бы голос ему.
Голос Рэму.
Впрочем, пусть никто не обольщается - я так и не заставил прочитать произведения внимательно. Читал по диагонали.

К языку в целом особых нареканий нет, все вполне удобочитаемо. Смутило, конечно, несколько моментов, вроде упомянутой выше "локации", но таких ляпов не много. А вот в сюжетном плане не впечатлило совершенно. Главное, что не понравилось не видно более менее внятной логики происходящего. Как в событиях, так и в умах персонажей. Какой-то мистер Хаммонд, которому главный герой задолжал презренного металла. С чего ему прощать ГГ долг (читай, зачем было давать ему денег в долг)? Который до кучи, как оказалось имеет связи с тем светом, что вообще ставит под вопрос его мотивацию. Чего он хотел? Что бы еще один грешник отправился туда, где ему самое место? А смысл? Таких людей огромное множество, к чему все эти сложности и такое внимание к одному единственному человеку. Или наоборот хотел что бы тот исправился и стал достойным сыном своего отца? В принципе тот же вопрос "зачем".
Сам главный герой. Мыслит порой не как американский или какой-то еще, мужчина 32х лет, а скорее как русский гопник подросткового возраста. Реакции на необычные и/или пугающие ситуации в целом однообразные. Сцена в парке тоже вызывает недоумение. Ну хулиганов прогнал еще ладно, но вот то, что отдал деньги настораживает. С чего вдруг? Можно конечно все спихнуть, на то что это было испытание и он пытался его пройти, но сомнительно. В сцене в парке ГГ вроде бы был почти уверен, что все уже в порядке. А тут вдруг раз и отдал. "В жопу все, пора начать новую жизнь." Ой ли? Не верится мне что-то, что человек без видимых на то причин, может так резко измениться.
Ну и собственно развязка, где ГГ отправляется в ад. Хм... испытание было проведено для того, что бы решить что будет с ГГ. И он повел себя благородно, да и сам судебный пристав исполнитель божьей воли отмечает, что душа его не совсем пропащая. И тем не менее ад. Нет, меня не удивляет это решение, одним добрым делом все предыдущие не перечеркнешь, это логично. Смущает меня другое. Ведь если испытание вообще было предложено, значит шанс спастись был. Вот и вопрос назревает. А как герою нужно было действовать, что бы спастись? Вопрос без ответа. Автор не дал нужных намеков, а если и дал, то они через чур тонкие.

Рассказ номер двас

Редкий ход повествования, когда рассказчик обращается напрямую к читателю. Призывает его к диалогу. Это минус художественности, но позволяет ввести некоторые любопытные элементы. Но, признаюсь, начиная с третьего поста, читать стало не интересно. Все-таки рассказ сильно затянут. Собственно после таких объемов даже и не знаешь что хорошего или плохого сказать. Хотя язык, разумеется очень и очень хорош, да и идея интересная. Тяжелая, очень не однозначная, но интересная.

В итоге скажу, что совсем уж отличным не назвал бы ни первый, ни второй рассказы (в рейтинг бы точно не добавил ) однако вполне добротными, не смотря ни на что, пожалуй. Голос отдам Рэму, все таки его рассказ и глубже, и логичнее, и красивее. Но, не соглашусь с Эльзой по поводу "взрыва сверхновой" и "просто солнца". Разрыв между дуэлянтами не так уж и велик. Но он есть.
Итак свой голос отдаю Рассказу № 2 за авторством Рэма

Текст 1.

Мне не понравился. Да, язык стал лучше, исчезло большинство ненужных оборотов, уточнений, деталей. Но это все. Автор вырос только в этом направлении. Остальные ветки, так скажем, «мастерства» увяли. Мне кажется, что автор и не задумывался особо над сюжетом, наверняка концепция пришла в его голову во время пьянки или беспокойного сна. После той же пьянки. Но это так, личное допущение. «Локация»… похоже пора завязывать с играми. Задумка с коридором и дверьми банальна, с тыквенной головой тоже. Что это вообще такое? В плане сюжета предыдущий текст был гораздо лучше. Там был оригинальный герой, у него были свои собственные привычки, коронные фразы, у него был какой-никакой характер! А здесь что мы видим? ГГ читал Шекспира. И что? Нам это пригодилось? Нет, я не против деталей о жизни героя, это даже придает ему некую изюминку. Но в данном случае изюминки крайне быстро закончились.
В общем, язык – гуд. Остальное – бэд, как говорится. Тщательнее надо думать над текстом, дольше вынашивать идею в голове (ноуте, телефоне, блокноте), чтобы она обросла всеми нужными закавыками (там же). А вот когда процесс закончен, можно сесть за печатную машинку и за два-три дня выдать что-то более-менее стоящее. Желаю удачи.

Текст 2.

Наконец-то я прочитал это произведение полностью. О да, вышло так что, что за него пришлось садиться раза четыре, настолько тяжелый текст. Нет-нет, язык мне нравится, он прекрасен, хотя кое-где спотыкаешься на ошибках. Вероятно, автор сильно торопился, хоть и так не успевал. Но это не важно. Важно другое. Сам текст. С какими стараниями и усилиями он написан. Читалось тяжело в моральном плане. Честно, за день я никогда так много не играл. Но не делай я этого в перерывах, мозг вытек бы через уши. Автор словно кот играет с мыслями читателя. По правде говоря, так и не понял, в чем идея текста. Да, может быть, я глуп, может, смысл в персонажах. В весьма оригинальных персонажах. Ни у кого таких не встречал. И раскрыты они великолепно. Конечно, автор не претендует на звание сенсея драматургии, но в этом плане он явно выигрывает. Я опять был поражен мастерством автора строить сюжет. Множество нитей свести в один клубок, так ни разу и не запутавшись, - это уровень. Лишь две вещи меня омрачают: обилие ошибок и чрезвычайная затянутость в середине. Наверное, повторю чьи-нибудь слова, но произведение похоже на «арт-хаус». Без обид, но просто не всякому может понравиться.
В заключение скажу, текст, как морковь, очищенная от всего лишнего. Можно есть.

Нокс может идти нахуй.

Коллеги, прочитайте оба текста и поймите, что вы присутствуете при рождении гения. Со всеми его недостатками, но - гения.

Произведение второе. Ах, как оно хорошо начиналось! Просто замечательно. Мне понравилось и про нити, управляющие людьми (хотя это всё больше похоже на оправдания всяческим безумствам и жестокости - я с этим не согласна, но как написано почему-то нравится), и про лето с персиковым закатом. Да, и особенно про летние звуки. Крещендо, грэйв, деташе... ммм! (Только бы еще знать, как это все звучит на самом деле ) Красиво написано, цепляюще. Отчего-то напомнило "Вино из одуванчиков". Наверное, вот этим летним нечто, переданным через звуки... )) Но дальше все очарование пропало. Из-за затянутости и из-за того, что я потеряла нить рассказа, а под конец вообще запуталась с героями. Кто такая Наташа, кто такой Антон? Откуда они взялись. Но это, наверное, потому что я невнимательно читала - интерес пропал.

Голос Рэму.

Рассказ № 2
Очень понравился язык, красота, лаконичность образность. Резкий протест вызвало начало рассказа, не могу читать и смотреть на подобные вещи. Но дальше стало легче, отпустило. Некоторые моменты показались затянутыми, лирические отступления Черепичного кота, (только мое мнение). Опять таки, на мой взгляд, тема нашла свое отражение главным образом в истории Наташи, очень запомнились слова "йА исКаЛ тЕБЯ...:((".

Посравнению с работой Ворчуна произведение Рэма произвело большее впечатление, а по сему голосую за творение под номером два Рэм.