Рассказ № 1

Первый опыт с кислотой
- На улице уже стемнело, пожалуйста, зажги свечи, - глядя в окно, говорил Матеас Граппа - высокий мужчина, его седые кудрявые волосы выглядывали испод берета.
Но помощник не слышал его, мальчишка пятнадцати лет от роду готовил к работе приборы, колбы, пробирки, реторты, спиртовки, и бурчал себе под нос: «Вот весь век так и провозишься, сколько я у него учусь, а ничего кроме слов: принеси, подай, сядь, не мешай - не слышал. Хоть бы раз на опыт взял».
- Данат, перестань ворчать и зажги свечи, - чуть громче сказал мастер. Он обернулся к пареньку, тот, наконец, оторвался от своего занятия и немного сутулясь, поплелся выполнять распоряжение. Матеас смотрел на своего ученика снисходительно. Он и сам был таким, каких нибудь тридцать лет назад, амбициозным, уверенным в том, что ему откроются тайны природы. Он так же часто обижался, когда ему не разрешали участвовать в экспериментах. Что и говорить мальчишка во всем походил на своего учителя: такие же курчавые волосы, так же слишком высок для своего возраста, тот же цепкий взгляд карих глаз с долей хитрости. Пусть пока он еще слишком юн, но уже очень скоро из него выйдет хороший ученый.
Стало светлее, в лаборатории все находилось в идеальном порядке, ничего лишнего, каждый инструмент на своем месте. Матеас Граппа не уделял особого внимания интерьеру, а потому мебели было не много. У стены, слева от окна высокий шкаф упирался макушкой в потолок. Сквозь его стеклянные дверцы, отражая мерцание свечей, играли бликами разноцветные флаконы с химическими веществами. В дальнем углу притаилось кресло мастера, обитое темно-коричневой тканью. Часто после хорошо выполненной работы, с чувством глубокого удовлетворения Сэр Граппа уединялся здесь, курил трубку, наслаждался тишиной. Посредине располагался длинный стол, он занимал центральное место в комнате.
-Учитель, ваша сестра опять будет ругаться, - сказал Данат. Он уже привык к своеобразной внешности наставника и не обращал внимания на изуродованные шрамами лицо и руки Матеаса. Мальчик живо вспомнил, как впервые переступив порог этого дома, не мог оторвать взгляда от обезображенного лица мастера Граппы. Причем он отчетливо понимал, что смотреть так пристально не хорошо и не красиво, но ничего не мог с собой поделать. Когда же паренек не удержался и спросил: «Где Вы получили шрам?», то заметил, как тень промелькнула по лицу наставника. Он даже хотел извиниться за свое любопытство, но Матеас тут же улыбнулся и ответил, что защищал свой дом. Грабители забрались в лабораторию, искали ценные реактивы, а мастер еще совсем мальчишка первым прибежал на шум, и первым же поплатился за это, один из нападавших открыл пузырек с кислотой и швырнул в лицо. По заверениям мастера и воры невредимыми не ушли. Данат восхищался своим учителем и жалел его одновременно. Поймав себя на мысли, что в упор смотрит на лицо своего покровителя, мальчик склонил голову.
Причиной гнева тетушки Миланы обычно становилась одежда, в которой мастер работал. Вот и сейчас не заботясь о последствиях, он надел новый сюртук. Жакет действительно был очень удобным и красивым, бордовый бархат очаровывал свой мягкостью.
- Ничего страшного. Для таких случаев у меня есть фартук и потом должен же я что-то носить?! – надевая кожаный передник, говорил он. – Ну, что же сегодня у нас не сложный заказ, и ты вполне можешь мне ассистировать.
В глазах Даната мелькнула шальная искорка и тут же угасла, когда сэр Граппа поставил на стол большую круглую миску, бутыль с водой, соль и склянку с надписью серная кислота.
- Значит, мы будем готовить состав для выделки кожи, - догадался Данат и разочарованно вздохнул. Мальчик мечтал об экспериментах, новых снадобьях и эликсирах, но пока ему доверяли лишь самое простое.
- Да, - ответил он, сделав вид, что не заметил печального вздоха ученика. – Надень, пожалуйста, вот это.
Юнец фыркнул и отложил в сторону перчатки, в то время как мастер начал рассчитывать пропорции. Работа была не сложная, но мальчик выполнял все указания наставника с толикой небрежности.
- А теперь осторожно смешаем воду и кислоту, - Матеас поднял глаза от своих пробирок. – Нет, что ты делаешь! - воскликнул он.
Ученик вздрогнул и уронил бутыль с водой на стол. Изрядная порция жидкости выплеснулась в емкость с кислотой, от чего содержимое миски забурлило и закипело. Мальчик отшатнулся от стола, выставив руки вперед в защитном жесте и рукавом задел миску, которая с грохотом упала на пол.
- Не трогай лицо! - Только и успел крикнуть учитель. Все произошло в считанные мгновения. – Потерпи не много, сейчас…
Сэр Граппа метнулся к шкафу с реактивами, быстро перебирая бутылочки, он взял слабый раствор щелочи и первую попавшуюся пустую посудину.
- Опусти руки в ковш, - твердым голосом приказал Матеас. – Так, теперь смоем водой.
Ученик стоял неподвижно, на лице застыл испуг, мальчик не издал ни стона, но по щекам катились крупные слезы. Плакал он не от боли, а от осмысления собственной глупости, от страха, что его – ослушника с покалеченными руками мастер Граппа не станет учить дальше, или того хуже выставит из своего дома и будет совершенно прав.
- Данат, я приведу врача, - на ходу надевая пальто, говорил Матеас. – Милана, выйди же ты, наконец, присмотри за юнцом. – Уходя, крикнул он.
Данат сидел в углу в кресле мастера и смотрел на свои руки, белые струпья на поврежденной коже постепенно становились серыми. Мальчик знал, что пройдет еще время и след от ожога станет коричневым и даже почти черным. А потом струп отвалится, и если повезет…
«Если повезет, то шрамов может не останется, если повезет», - единственный, раз юноша позволил себе всхлипнуть. Зудящая, щиплющая боль только сейчас дошла до его сознания. А наставник все не возвращался…
Прошла ночь с того момента, когда Данат получил травму. Руки уже почти не болели, осталось лишь неприятное легкое жжение. Парень успел выспаться и о многом подумать, он не знал лишь как посмотрит в глаза своему учителю. Сэр Граппа еще не заходил к нему, и мальчик очень тяготился этим. Но однажды утром, когда он сидел на кровати в дверь его каморки постучали.
- Данат, можно к тебе, - осторожно спросил Матеас.
- Да, конечно, - парень явно обрадовался визиту наставника. – Простите меня сэр Граппа, я сам во всем виноват.
Мальчик не склонил голову, хотел встретиться взглядом с мастером, тот смотрел сочувственно, ни капли гнева не было в его глазах.
- Как жаль, что ты повторяешь мои ошибки, - тихо говорил учитель. – Позволишь мне сесть?
Ученик смутился, покраснел и предложил гостю стул.
- Пожалуй, я расскажу тебе одну тайну, - начал Матеас. Данат насторожился, приготовился слушать и запоминать каждое слово. - Помнишь, что я сказал тебе, когда ты, при первой нашей встрече, спросил о шраме. Все это не правда. Когда я только постигал азы мастерства, мне было всего четырнадцать. Меня взялся обучать столичный наставник, увез к себе, я подолгу не видел своих родных. Но это мало беспокоило меня, я горел жаждой новых знаний, опытов, экспериментов. Часто обижался, когда поручали что-нибудь простое, будь - то расставить склянки с реактивами или прибрать инвентарь. О, я, так же как и ты думал, что всю жизнь провожусь с мытьем пробирок и реторт. Мой учитель был очень суров, долго не допускал меня ассистировать. И вот однажды мечта сбылась, я работал вместе с ним, так же как и сейчас делал состав для дубления кожи. Мне до сих пор стыдно за то, что произошло много лет назад. Я нес ингредиенты и оступился, склянки и пузырьки посыпались на каменный пол. Я пытался удержать равновесие, поймать хотя бы что-то, но тщетно - упал в лужу реагентов, на разбившееся стекло. Помню, как постепенно зарождалась боль, помню, как долго наставник искал лекаря.
Матеас, вздохнув, потер белый шрам от переносицы до скулы. Мальчик потерянно хлопал ресницами. Он прекрасно понимал чувства своего учителя, знал, каково это ошибиться в самом простом, провалить порученную работу.
- Лицо и руки были в мелких осколках, плохо заживали. Наставник сказал, что не станет учить, такого лоботряса как я, и как только раны затянулись, отправил домой.
Мастер Граппа сделал паузу, внимательно вглядываясь в лицо своего подопечного. Данат молчал, ожидая приговора.
- Я искал преподавателей и книги, учился самостоятельно, и вот теперь учу тебя. Как видишь, мой первый опыт с кислотой закончился куда более трагично. А у тебя все будет хорошо, поверь, - закончил свой рассказ сэр Граппа, похлопав паренька по плечу.

- Мистер Рикен? – робко спросил Сэм, вглядываясь в глубоко посаженные глаза старика.
- А? – презренно переспросил мужчина лет восьмидесяти, дав понять, что не настроен принимать гостей. Веко левого глаза ритмично задергалось, и Сэм решил, что уже успел надоесть своему собеседнику.
- Вы Том Рикен?! Я Сэм Бригс – журналист из газеты «Научные открытия»! - повторил парень, переходя на крик.
В этот момент старик отпрянул от двери, и тряхнув головой отрывисто произнес:
- Что ты орешь? Я не глухой.
«Не голос, а какое-то бульканье», - подумал журналист.
- Извините, - сконфузился Сэм. – Я хотел бы взять у вас интервью для научной статьи. По вашей специализации.
Том прищурил глаза, словно сканируя парня. Кожа на щеках обвисла, а морщинистое лицо приобрело до того печальную гримасу, что у парня невольно промелькнула ассоциация:
«Бассет хаунд. Ну просто вылитый бассет», - подумал журналист еле сдерживая смешок.
- Лаааадно, заходи, - буркнул Рикен махнув рукой, и отошел от двери.
«Снова этот противный голос. Со свистом выходящий наружу, как-будто ему пробили легкое».
- Спасибо сэр, - буркнул Сэм, и осторожно обойдя старика, вошел в дом.
Быстро окинув взглядом прихожую, он обратил внимание на толстый слой пыли, аккуратно заполнивший всю поверхность коридора и находящихся в нем предметов. Слегка затхлый запах защекотал ноздри, и Бригс чихнул.
- Только не надо разносить тут простуду. Мне еще не хватало из-за тебя заболеть… - заворчал Том, закрывая перекошенную временем ветхую дверь. Закрывшись на два замка и повесив цепочку, старик кивнул в сторону дверного проема:
- Иди в комнату, я сейчас подойду.
«Вот мать твою, вновь «бонус» от издательства - очередной ворчливый старикан. Неужели время делает их такими недоброжелательными? Всегда попадаются или «добрые маразматики», либо до того ворчливые люди, что с ними невозможно разговаривать – они всегда стараются съязвить, и как можно скорее выгнать из дома», - решил для себя Бригс.
Медленно ступая по небольшому коридору, Сэм почувствовал как под ним уныло прогибаясь поскрипывают половицы. В отличие от многих пожилых людей, у которых всегда в доме находится склад различных вещей, у Рикена была сравнительно строгая обстановка: пыльное трюмо, купленное еще в восьмидесятых годах, казалось просто вросло в коридор; выше, на стене, висели черно-белые фотографии в рамках. На некоторых из них был сам Том Рикен с какими-то учеными, на других он стоял женой, мило улыбаясь. Наверняка это были те дни, когда он еще и не подозревал, что превратится в ворчливого старика… Пройдя в комнату, Том увидел замызганные темно-зеленые кресла и небольшой диванчик, между которыми аккуратно пристроился журнальный столик.
«Зеленый – цвет гениев», - подумал Бригс, и стал ждать пока подойдет хозяин дома.
- Гребаное дерьмо! Свали отсюда! – услышал Сэм недовольство старика, только что согнавшего свою кошку с комода, - Сколько раз повторять, нечего сюда залазить!
Наконец мужчина зашел в комнату и небрежным жестом руки предложил сесть журналисту в одно из кресел. Затем сам медленно сел на диванчик и схватил наконец-то дождавшуюся его полупустую пачку крекеров.
- Хочешь печенья? – поинтересовался старикан, закинув в рот сломанный крекер.
- Нет, спасибо.
Сэму хотелось как можно быстрее закончить интервью, чтобы уйти отсюда и больше никогда не видеть этого некогда известного ученого.
- Сэр, если вы не против, я начну…? – не успел он закончить свой вопрос, как Том его тут же перебил:
- Ты хочешь узнать об экспериментах с кислотой? – отрезал Рикен, пожевывая печенье.
- Что простите? – ошеломленно произнес парень, словно получил пощечину.
- Ты, хочешь узнать о кислоте? Дэнке? – отрывисто произнося слова, повторил Том.
На лице журналиста отобразилось негодование. Он пожал плечами вновь давая понять что не имеет представления о чем говорит старик. После секундной заминки Сэм осмелился предположить:
- Если под «дэнкой» вы имеете в виду ДНК, то все верно.
- Да лааадно, если тебе так проще, можешь называть ее хоть дезоксирибонуклеиновой кислотой. Мы с коллегами привыкли ее шутливо называть «дэнка» или просто «кислота», - махнул рукой Том и оценивающе посмотрел на следующий крекер.
- Хорошо. Дэнка так дэнка, - замялся журналист. – Если конкретнее, то я хотел бы узнать об опытах клонирования человека, которые вы проводили совместно с Жан Пьером Зезе и Сильвией Милте. Это уже не является секретной информацией, поэтому я и хочу написать статью.
- Знаешь, - начал старик задумчиво пожевав печенье, - Еще лет сорок назад, за подобные вопросы тебя бы убили агенты спецслужб…
- Знаю, поэтому спрашиваю сейчас, почти сорок лет спустя, - продолжил Бригс улыбнувшись.
Судя по реакции Тома, он никак не ожидал такого парирования вопроса. Недоуменно потупив несколько секунд в серый потолок, Рикен сказал:
- Хорошо. Так полагать ты хочешь узнать все?
- Да, осо…, - начал говорить Сэм, но старик вновь его перебил:
- Хотя мне насрать. Даже если Буш захочет меня грохнуть, я ничего не потеряю – через год-другой и так сдохну. Хватит уже обременять мир своим существованием, - засмеялся старик так, что начал кашлять, отбросив пачку с крекерами в другой угол дивана.
- Чертовы печенюшки, - буркнул он, покраснев от приступа кашля. - Ладно, так и быть – я все тебе расскажу о проекте «К», - уверяющее произнес Рикен и утвердительно кивнул головой.
- Отлично, - согласился журналист, в некоторой степени обрадовавшись, что не пришлось говорить вводную часть. - Если вы не против, то я запишу все что вы будете говорить, - продолжил он, вытаскивая из кармана диктофон.
- Как хочешь – мне без разницы.
Сэм устроился поудобнее в кресле и включил диктофон, показав рукой, что старик может начинать.
- Тааааак, - протянул Том. - Пожалуй, я начну с самого начала.
Сделав небольшую заминку и пожевав губу, Рикен продолжил:
- Значит, в конце восьмидесятых годов, меня, Жан Пьера и Сильвию, как лучших генетиков пригласили работать в Правительственном проекте, под кодовым названием «К». «К» означало клон… Тебе, как человеку интересующемуся должно быть известно такое имя как Джон Бёрдон Сандерсон Холдейн, который собственно и ввел этот термин в повседневный оборот в начале шестидесятых годов…
Сэм при этом утвердительно кивнул.
-… Йен Вилмут и Георгий Лопашев решили не останавливаться на растениях и простых организмах. Поэтому они уже тогда предпринимали попытки клонирования животных, в том числе и человека. Да и что скрывать – неофициально этим все занимались: и мы, и Россия и страны Евросоюза, которые спустя несколько лет будут кричать с пеной у рта о вреде клонирования человека. Ну ладно… Суть проекта состояла в том, чтобы найти оптимальный способ клонирования людей, который не вызывал бы никаких отклонений и патологий. Все процедуры были очень дорогостоящими, но государство не жалело денег. На проект «К» стабильно списывались миллиарды, и мало кто об этом знал. Если бы мы добились успеха то вся политическая элита страны, все лучшие ученые остались бы в этом мире жить вечно. Затем можно было бы продать технологии агрессивным государствам, террористическим и преступным сообществам. Как показывает история, авторитарные государства часто рушатся после смерти диктатора. Поэтому диктаторам было бы на руку создавать свои копии для увековечивания личной власти. В любом случае, так можно внести хаос в мировую политическую систему… Суть нашего клонирования состояла в том, чтобы создавать полностью идентичного человека, с сохранением памяти оригинала…, - на этом моменте Том вновь закашлялся.
К этому моменту Сэм смотрел на него с интересом – теперь перед ним был не больной ворчливый старик, а ученый.
- Вы сказали что «если бы мы добились успеха». Что именно пошло не так? Что вам мешало?
Оправившись от очередного приступа кашля, Рикен с прищуром посмотрел на журналиста, снова напомнив ему бассета.
- Я все расскажу. Только не нужно меня перебивать. Ладно? – с нотками желчи просипел он.
- Да, пожалуйста. Продолжайте, - быстро парировал Бригс, надеясь вернуться к теме разговора.
- Так вооот, - продолжил старик. - За десять с небольшим лет, мы провели сотни опытов. Не буду скрывать – получались одни неразумные уроды. Мы их ласково называли «неры». У них были сильные отклонения как в физиологическом плане, так и в мыслительных процессах. В принципе, они мало чем отличались от недоразвитых детей, которые рождаются с патологиями в естественных условиях. Соответственно, они не жили больше нескольких часов. Один образец мы оставляли – другие утилизировались как мусор.
Том сделал небольшую паузу, и Сэм заметил, как у старика вновь задергалось веко.
- Затем мы решили пересмотреть взгляды на генетику, и свои методы. В итоге на десяток опытов мы получили идентичного человека, но он все так же не мог разумно мылить, и не поддавался обучению… В течение восьми лет, мы несколько раз меняли коды дэнки, и в итоге добились более-менее стабильного результата. Теперь идеальная физиологическая копия появлялась с вероятностью девяносто-девяносто пять процентов.
У Рикена задрожали руки.
- Но, тем не менее, они были так же тупы, как и предыдущие! – почти истерично прокричал Том. Набрав во рту слюну для плевка, старик подумал, что все же не стоит плевать на ковер и сглотнул ее.
- Таким образом, мы почти шестнадцать лет бились над нормальной оболочкой, не имеющей мозгов. Мы даже поняли как активизировать все физиологические процессы, для того, чтобы клон рос и развивался как нормальный человек. Но разум, неизменно оставался на уровне месячного ребенка…
- То есть вы несколько раз перекодировали ДНК, но так и не смогли передать клонам мыслительную деятельность как у «оригинала»? – воспользовавшись заминкой старика спросил Сэм.
- На тот момент да. Но спустя еще три года, мы все-таки добились успеха… в каком-то роде…
- Что же было не так? – заинтриговался Сэм.
- Мы получили абсолютно идентичного клона. Идеальная копия внешне, и мыслил один в один как оригинал. Но был один очень веский недочет – необоснованная агрессия. Он мог ни с того ни с сего на кого-нибудь набросится и последствия бывали вплоть до летального исхода. Мы ничего не могли с этим сделать, - Рикен покачал головой. – Все же права была оппозиция, гласящая что «творения природы невозможно повторить». Сделать абсолютно идентичного человеку клона невозможно.
- Агрессия… - тихо повторил журналист. - Неужели это очередной побочный эффект из-за вмешательства человека в природу? – продолжил он, словно опомнившись.
- Скорее всего да, - ответил старик, уняв дрожь в руках.- Почти за двадцать лет мы спустили десятки миллиардов, провели тысячи опытов, и в конце концов все уперлось в «мозги». Почти двадцать лет в задницу! – не выдержав крикнул Том, потрясывая руками в воздухе.
Сэм посмотрел на продолжительность записи, высветившуюся в дисплее диктофона - два часа пять секунд.
- Более того, - не унимался старик, - Пришли парни со спецотдела и сказали нам: «Засуньте свои неудачные опыты себе в жопу, проект закрывается. Вы работаете только в убыток. Собирайте манатки и валите по домам протирать диваны…». Говнюки даже не захотели слушать, что мы придумали еще одно изменение цепи дэнки, из-за которого все могло получиться!
Бригс заметил как Рикен покраснел от злости. На лбу запульсировала вена.
- А что стало с образцами клонов? - попытался разрядить ситуацию Сэм, пока старик не разошелся.
- Что что…, - заворчал Том. – Наверное всех уничтожили… Хотяяяяя, - улыбнувшись начал старик, - Мы же говорим «начистоту»?
- Конечно, разумеется, - оживившись, затарахтел Сэм, надеясь, что Том расскажет что-нибудь очень интересное.
- Знаешь, а я-то их все-таки обманул, - смакуя каждое слово, протянул Том. – В один из последних дней, я сделал себе клона. Тайно. Никто об этом не знал. Мою идентичную копию. С последними изменениями в цепи ДНК. Это был мой первый и последний опыт с видоизмененной кислотой.
У Сэма округлились глаза. Что-что, но такого поворота событий он никак не ожидал. Старик вообще выжил из ума, раз решил клонировать себя.
- Зачем? – выдохнул журналист.
- Дело принципа. Я не мог уйти, так и не узнав результата, - гордо заявил Том.
- И что получилось?
Рикен задумался на несколько мгновений, разминая руки.
- Он не был агрессивным. Сначала. Я держал его у себя в подвале под наблюдением…
«Бог ты мой. Он умалишенный» - подумал Сэм, - «Держал в подвале живого человека. Пусть и клона, но все равно - это же не подопытная обезьяна…»
- Он был таким же как я, - продолжал Рикен. – Думал, ел и двигался как я. Он понимал, почему я принимаю эти меры, и был со мной солидарен. Спустя полгода, когда я решил его выпустить, то сучонок чуть не убил меня, - почти переходя на шепот, закончил Том.
Сэм заметил, как вновь правое задергалось веко старика.
- Он все это время притворялся, сдерживал свой гнев, втирался мне в доверие, чтобы я наконец-то выпустил его, - старик закатал рукав синей хлопчатой рубашки, оголив грубый шрам, пересекавший все предплечье. – Как только я открыл решетку, засранец буквально кинулся на меня, схватив горлышко ранее разбитой колбы, - Рикен вытер скатывающуюся слезу. – Или он, или я.
Бригс понимающе кивнул.
- Если хочешь, я тебе могу показать его фотографии, - вдруг произнес старик. – Чтобы ты не подумал, что я сошел с ума.
- Нееет, что вы. Я верю вам на слово… - начал оправдываться парень.
- Пойдем, - перебил его Том вставая с кресла. – Пойдем, я покажу…
Журналист поколебался с минуту, но все же любопытство взяло вверх.
- Ты идешь? - крикнул Рикен из-за угла.
- Да сэр, я сейчас.
Буквально в трех шагах от комнаты стояла дверь, ведущая в подвал. Старик зашел первым и включил свет. Большой подвал наполнило слабое освещение. Сэм спустился вниз и услышал непонятный звук. Обойдя завалы хлама, он увидел худощавого старика, свернувшегося калачиком в углу клетки. Это был Том Рикен, только очень изнеможенный.
- Господи Иисусе… - пробормотал Сэм, и получив сильный удар по затылку рухнул на пол.

- Ну что, мальчики? Надеюсь теперь вы не будете скучать, и мне не дадите, - услышал знакомый голос журналист. Открыв глаза он осознал, что сидит в клетке вместе со стариком.
- Я так давно был один… - продолжал говорить клон Рикена по ту сторону клетки. На лице отобразилась змеиная улыбка. – Этот засранец создал меня, но так и не понял, что против природы не попрешь. Не так ли Том? – сыронизировал псевдо-Рикен, плюнув в лицо своему творцу.
- Какого…? – пробормотал Сэм, потирая затылок.
- Ладно ребятки, меня ждут дела, - перебил его клон. – Я вернусь, но позже, - и насвистывая песню восьмидесятых поплелся наверх.
- Кто вы? – услышал Бригс голос, донесшийся из-за спины.
- Сэм Бригс, журналист. Хотел взять у вас интервью для научной статьи по вашей специализации, - буркнул Сэм, разглядывая «оригинального ученого». – Чего он хочет? Спросил он Тома с дрожью в голосе.
- Крови, - безразличным голосом произнес Рикен. Первый опыт с измененной кислотой дал еще один побочный эффект. Из-за него мы с ним связаны, - он показал такой же шрам как у клона. – Его боль, это моя боль. Поэтому он меня не трогает. Но, как и все клоны до него, жаждет крови. Поэтому, думаю, у тебя нет шансов, - подытожил старик и лег поудобнее, чтобы уснуть…

Кислота

Очередной бессмысленный вечер, пропитанный запахом человеческого пота и гнилых зубов. Окунаясь в эту омерзительную затхлость, лавируя между мальчиками-катамитами, что улыбаются всему окружающему натянутыми улыбками, то и дело, облизывая пунцового цвета губы, на которых еще запечатлены поцелуи вчерашних денег, честно заработанные унижением, ставшим уже нормой в этом мире, я помышляю о побеге. Заглядывая в пасть собственному, раскрывающемуся подобно лепесткам сказочного лотоса, голоду, понимаю, что желание удалиться есть, но вот от чего именно бежать – это большой вопрос. Среди неоновой рекламы, холодного тумана и ничего не несущих за собой лиц, среди мыслей, скачущих, словно шкала Гейгера во время сильного землетрясения, среди лицемерия, что я принимаю в себя, подобно воздуху, выдыхая в ответ точно такое же лицемерия – где-то среди всего этого есть выход. Но, не нужно быть гением, чтобы понять, что прежде чем делать шаг, необходимо понять, куда и зачем ты его делаешь. Я никогда не был импульсивным, поэтому нити спермы, свисающие с напряженного члена, немного раздражали меня. Из раковины вечно кривой ухмылкой косился шматок блевотины, уже засохший, покрывшийся коркой, с мухами, рассекающими воздушное пространство этой комнаты. Мир самолично совершил над собой вивисекцию, то, что он увидел у себя внутри, ему не очень понравилось… Но… Лицемерие! Можно плюнуть на все, и спокойно жить дальше, забавляясь человеческими душами, словно бы игрушечными солдатиками. Ведь на деле – ты точно такая же игрушка, как и все остальные. Марионетки, дергающие за веревочки кукловодов, что, в свою очередь, дергают за веревочки их самих. И вот результат этого глумления над личностью, над собственной психикой: безумие этого мира становится нормой. Пройдет еще пару десятков лет, и мы вовсе перестанем говорить о такой ерунде, как распотрошенное тело пятилетней девочки, над которой издевались семеро взрослых мужчин, тело – что подобно миру, с выпущенными наружу кольцами кишок – болтается на фонарном столбе одного из районов моего города. В данном случае, город символизирует собой мир, краски витающее в воздухе – эмоции (именно потому, в любом случае все цвета обязательно сводятся либо к черному, либо к белому – и то и другое, цвет смерти), тело малышки с поблекшими глазами (один из которых выпучился и буквально висит на щеке) – человечество. Абсурд в том, что те семеро извергов (в принципе, хорошие ребята, карьера, семья, точно такие же дети в элитных школах и садиках – все, как и должно быть, представительский класс, следующий по неписанному закону Стабильности и Коммерции виновным просто быть не может) тоже представляют собой человечество. Насилие порождает насилие. Ведь в определенном смысле слова, явление невинности в развращенном мире уже есть насилие над законами этого мира. Это вызов, провокация. Меня рвет, в животе после этого противно ноет. Мальчики-катамиты улыбаются, вытирая со своих накрашенных лиц мой желудочный сок. Они кивают мне, за скромную сумму (а при желании это можно проделать и бесплатно) предлагают свою попку. Хитрецы! «Но я ведь не такой!» - вот он, очередной и самый распространенный шаблон нашего поколения. Мальчики, пинающие метросексуала лишь за то, что завидуют его стилю. Девочки, краснеющие при упоминании анальных пробок и вибраторов с пупырышками, что длиной достигают до полуметра. И после всего этого невольно всплывает вопрос: откуда же этот тайный интерес, что таится в глазах, за стеной смущения. «Мы не такие!» - и после этого следуют групповые изнасилования, хлюпающий неприятный секс в темноте подъезда (непременно под звуки гудящего лифта и хлопающих квартирных дверей), безбашенные вечеринки, что заканчиваются неизменно пролитыми слезами, пролитой кровью и разбрызганной по лицам спермой. Кошки, деловито наблюдающие с дорогих кресел (отец привез из Франции; мать заказала по каталогу) за несвязным процессом соития, когда пьяный мозг и вовсе не понимает, в какое конкретно отверстие пытается залезть член. Взмахи ресниц, много (или мало – в зависимости от того, что было принято) слюны, бесполезного сопения, сдавленных вздохов и отвратительных шлепков плоти о плоть. Раскрепощенность породила не только генный сдвиг, она принесла деформацию менталитета, видоизменение культуры (как если бы ее подвергли принудительной лоботомии, причем использовали для этого инструменты плотника или садовника) и – как следствие – множественные вытекающие отсюда разговоры о давно уже потерявших смысл идеалах, таких как «семья» или «свобода». Физическая свобода, в первую очередь, начинается с внутренней свободы. Человек современный, в силу собственной глупости, давно уже разграничил понятия «семья» и «свобода», придя к совершенно необоснованному выводу, что одно немыслимо в присутствии другого. Результатом этого стало значительное увеличение числа абортов. Эллисон Харлан в свое время написал рассказ, в котором говорилось о колонии абортных детей, сумевших выжить в теплых глубинах канализаций. Так вот, со времен Харлана эта колония наверняка уже разрослась в огромный мегаполис, со своими фирмами, канторами, корпорациями, брокерами, юристами, бухгалтерами и, конечно же, политиками. Только представьте себе: мир абортных людей, построенный по ту сторону логики и морали. Мир, что, несомненно, повторит все ошибки мира нашего (если данный термин здесь уместен). Интересно, а что случится, когда абортные люди начнут совершать аборты, смывая эти истерзанные кусочки окровавленной плоти в свои унитазы? Круг замыкается. А ведь, быть может, мы тоже – не что иное, как лишь следствие неудачного аборта некоего высшего существа. Следствие, сумевшее, подобно грибку, достичь размеров целой цивилизации! Уникальны ли мы?! Меня снова рвет, мальчики-катамиты, что еженощно подставляют собственную совесть под извращенное надругательство, улыбаются еще шире. Что я принял? Какова дерьма я нажрался, спасаясь от глупости под названием жизнь? Да и что я искал по ту сторону, в особенности, если учесть что нынешняя Коммерция (а так утверждал Фредерик Бегбедер в своем романе о мире рекламы) уже вовсю торгует смертью. Смерть нынче не что иное, как товарная марка, этакий модный бренд, наряду с такими светилами, как всевозможные «Apple», «Соkа-Cola», «Nestle», «Adidas» или «Mercedes»… Даже на том свете тебе не спрятаться от того, кто ты есть, от мира абортов, в котором ты родился. Помнится, я послал ее. Почему? Я - молодой, предприимчивый, еще не видевший мир, не нагулявшийся, живущий с ложным представлением о свободе, - сказал ей – глупой, доверчивой, бессмысленной, с хорошим телом и упругой грудью, - о том, что мы не можем быть вместе. Вы знаете, как это звучит. Проблема во все времена одна и та же, и женщины всегда ноют на один лад. Мужчины ушли не дальше – отмазываются они одними и теми же словами. Словно бы существует два справочника – для обоих полов – о том, что говорить в таких вот ситуациях. Справочники эти безнадежно устарели, но писать новые никто не берется - нахер надо?! Так вот, она оказалась беременна. По глупости, среди сигаретного тумана, застилавшего комнату, под звуки песни «Please, don’t go» группы Barcelona (а я больше чем уверен, что не одна она оказалась в такой ситуации в тот момент – уж больно хороша была песня), всеобщего крика и гвалта, практически полностью погрузив свой член в нее, я засмотрелся на свой накаченный живот и не заметил, как кончил. Поверьте мне, случается и такое! И вот, на тебе! Незамедлительно явился результат, а на меня обрушился нескончаемый поток слез, сквозь который изредка пробивались слова «папа» и «мама». Типичный страх ребенка перед ответственностью за проступок. В этом проблема современного воспитания: если бы «папа» и «мама» с раннего детства рассказывали своим детям о том, что вытворяли они сами – все было бы гораздо проще. Но результат всегда на лицо: любопытный ребенок (а чаще это девочка) после пьяной ночи в компании четырех парней пытается рассказать хмурому папе (что сам в юности нередко баловался бисексуальными связями) о том, как так вышло, что тест на беременность дал положительный результат. Вины ребенка тут нет (как и не было вины той несчастной растерзанной девочки, что была вздернута на фонарном столбе – кстати, насильников оправдали за недостатком улик), в этом есть вина общества, стремящегося абстрагироваться от того, чем, в голой сути своей, оно и является. Нынешнее положение культуры заключено именно в том, чтобы служить поверхностным фоном для сокрытия абсолютного культурного разложения общественности, что, по мне так, сокрыть может только ядерная бомбардировка. Но атомных грибов больше не будет, хотя, думаю, они бы прекрасно смотрелись из моего окна. Не так устрашающе, как УЗИ, на котором ты видишь крохотную точечку, и добрая тетя-доктор улыбаясь сообщает тебе, мол, вот она – твоя ляля – а глаза несчастной девчушки, с которой – так уж и быть – тебе пришлось сходить к акушеру, буквально-таки ломятся от полыхающей в них надежды. Слушайте, что я вам скажу, друзья мои, да-да – вы, что зависаете на тупых интернет-сайтах и мните себя величайшими гениями на планете (кто-то даже ухитрился разделить всех этих псевдо гениев на три группы – кто-то из обитателей самих этих сайтов, естественно; и, кажется, он – или это была она? - назвал это Кодексом). Так вот, надежда той девочки по силе своей затмит любой ядерный взрыв (даже тот – самый мощный – от бомбы «Большой Иван») – это сильнейшее женское оружие. Естественно, как и всякому живому существу, мне пришлось спасаться бегством. И вот я здесь – неведомо где, неведомо под чем, в окружении третьесортных шлюх с гниющими влагалищами и педиков, что болеют СПИДом. Среди наркоманов, вспарывающих горла собственным матерям ради дозы джанка (героин – по Берроузу) и извращенцев всех мастей, что темными душными ночами мечтают о маленьких девочках с голубыми бантами и в беленьких чулочках (а мечтают они, преимущественно рвать эти чулочки и эти банты и, естественно, этих девочек на мелкие кусочки, утоляя свою жажду крови), но искреннее возмущающихся, когда по телевизору показывают о преступлениях, совершенных над малолетними детьми (смотри выше, о групповом изнасиловании девочки семи мужчинами). Я с радостью наблюдаю за распускающимися в воздухе яркими цветами собственных галлюцинаций, я разговариваю со своей сигаретой, и с дымом, что поднимается с ее кончика, и даже со своим членом, который – естественно – не видит за собой никакой вины. Признаться, я и сам не понимаю, в чем именно я виноват. Неужели малюсенькая точка на мониторе УЗИ может явиться причиной стольких бед? Угрызения совести?! Вряд ли! Я ни в чем не виноват, только в том, пожалуй, что у меня хороший пресс и мне это нравится. Она ведь тоже хороша, чувствовала, что происходит, могла бы как-то подать сигнал, или толкнуть меня ногой (а судя по обилию смазки, я бы моментально выскользнул из нее, даже не осознав, что произошло, и оросил бы своим семенем кровать, пол или стену). Но она ничего не сделала. И потому, как и всякий представитель homo sapience, я предпочел переложить ответственность на нее. Отныне, все это – ее личная проблема. И, никак не моя!
Ныне и присно, и во веки веков! Аминь!
Я улыбнулась своему отражению в зеркале, и тихо повторила последнюю мысль:
- И, никак не моя проблема. Ее…Ее эта проблема! Аминь…
Нахмурилась, разглядывая собственное, плывущее по комнате отражение, круги под глазами, ярко-бледную кожу, дрожащие губы, родинку над правой грудью.
- Дура замороченная! – вдруг крикнула я в зеркало, и показала сама себе зубы, желтые от никотина.
А потом, из глаз, сами собой, брызнули слезы.
- Дура… ее эта вина… она не смогла контролировать себя… а не ты… не ты… - закашлялась, выплюнув на руку густой комок слизи. – Ты не виноват… вернись…
Потрогала рукой еще не оформившийся живот. Всего-то там какой-то месяц с лишним…
- Моя и твоя ляля…
Вновь разрыдалась, сползла на пол, царапая обгрызенными ногтями собственные бледные груди.
- Твоя и моя…
В голове взрывались атомные бомбы. Мир был ярок и прекрасен. Прекрасен в своей ужасающей пошлости, в этом бесконечном кошмаре, в этом потоке судеб, что напоминали мутные капли мужского семени, уникальные, с точки зрения генетики – лишь один из миллиона сперматозоидов достигал цели. Остальные пропадали бесследно. Погибали, никому ненужные.
Вновь коснулась руками своего живота.
- Он наш с тобой, где бы ты ни был, чтобы не делал… с кем бы не спал… - шмыгнула носом, вытерла слизь над верхней губой тыльной стороной ладони. – Я могла быть твоей, а вместо этого… я тут… придумываю твои мысли… пытаюсь понять логику… ход твоих рассуждений… как станешь ты оправдывать свой поступок… как будешь юлить¸ неизменно подводя все к нужному для тебя финалу… и эта наркота! Ведь твои мысли именно такие: взбалмошные, битые, лишенные всякого смысла, цепляющиеся за множество бесполезных фактов и факторов… И теперь вот это… Я постигла твою реальность, проникла в твое сознание – человек, отказавшийся от моего ребенка – и знаешь что? Внутри тебя, там, по ту сторону зеленоватых глаз и накаченного пресса… там… Кислота!
И вновь бессвязные мысли, обильный поток слез, судорожные всхлипы и бормотания, распластавшись на холодному полу в прихожей, под звуки завывающего на улице ветра.
И слова Дельфина, из старенького радио в маленькой кухоньке:

«…бесконечное вниз стремление
Награжденное, солнца взглядом,
Принесет траве упоение,
Нас с тобой, положит рядом…»

10 июля 2010 года

- Посмотри вокруг! Где Они?!
Берт почти убедил меня в том, что мы деградируем. К сожалению, наши прямые обязанности давно не востребованы. Я сопротивлялся и спорил но, похоже, его доводы скоро заставят меня признать столь неприятный факт. В эти выходные, как впрочем, и в предыдущие дни, я вновь не заметил ни одного Хозяина или признаки Его присутствия. Появление Хозяина в публичном месте само по себе было нетривиальным событием. Событием, собирающим, таких как мы, словно магнит стальные иглы. Когда такое всё же происходило, за считанные минуты собиралась толпа, почтительно державшаяся на разрешенном расстоянии. Видеть Его лишь мгновение - уже приятно, а быть свидетелем Его общения с одним из нас, это настоящее чудо.
- Давно не наблюдал подобного, по моим показаниям восемь лет+
- Вот, вот, - нетактично перебил Берт. Размеренно шагая, мы свернули на тенистую липовую аллею, разрезающую волнистой линией городской парк на две неравные части. - Вспомни, когда ты видел в последний раз своего?
Я невольно улыбнулся и замедлил шаг. Мне не требовалось вспоминать, поскольку частенько запись той беседы, была словно лучик солнца в пасмурный день. Удивительно, что в последний момент отъезда Хозяин обратился именно ко мне. После того знаменательного события и без того натянутые взаимоотношения с Марком и Антонием совсем испортились, сделав атмосферу в нашем доме окончательно невыносимой и гнетущей.
- Три тысячи двести сорок дней.
- Хм+ Ты ещё считаешь в днях? - Скептически заметил Берт.
Как бы ни горько было осознавать, но Берт был единственным, кто всегда готов поддержать беседу со мной. Однажды это навело на мысль о том, что я плохой Собеседник и именно поэтому не могу найти общий язык с домашними! Но проведя тщательный анализ, я пришёл к выводу, что это общая тенденция. Странная нетерпимость Собеседников друг к другу с каждым годом становилась всё заметней.
- Я надеюсь на скорое возвращение+
- Перестань! - Берт недовольно махнул рукой. - Тебе самому не надоела эта пустая фраза?!
- Но, я действительно надеюсь.
- А я нет!
Почувствовав негативный эмоциональный всплеск приятеля, я решил сделать паузу пытаясь понять причину недовольства. Меня частенько ставили в тупик его поступки, показывающие какие-то запредельные параметры эмоциональных границ.
Показалась переливающаяся солнечными бликами капля пруда. Я увидел одинокого паркового функционала собирающего первые опавшие листья наступившей осени. Эта встреча приятно нарушила затянувшееся молчание. Разговор с немногословным работником занял восемь минут. Берт не принял участия в этом суррогате беседы. Я его понимал, ну что может поведать функционал Собеседнику? Всё же ему не стоило упускать возможность увеличить запас знаний. Вызнав у садовника всё, что было возможно, я упорядочил крупицы новой информации о планируемых осенних саженцах, поблагодарил и простился, пожелав удачного дня. Иногда искренне завидовал функционалам, им не требовалось искать постоянного общения как нам, их предназначение было простым и полезным.
Мои осторожные попытки, словно шаги по тонкому льду, увенчались успехом. Всё же удалось завязать беседу на нейтральную тему, с моим как никогда хмурым оппонентом. Но я понимал, что главное сражение ещё впереди.

Покинув парк, мы как обычно заняли столик на уютной резной веранде маленького летнего кафе, которое словно яркий наглый мухомор притаилось в основании векового дерева.
- Послушай, ты не устал от ненужности, пожалуй даже бесцельности своего существования? - Сидя напротив Берт, смотрел на меня сквозь запотевшее стекло воздетой пивной кружки.
- Как мы можем устать? - Удивился я. - У нас есть цель. Цель, заложенная с самого момента создания. Мы ближе всех находимся к Хозяину, имея право на разрешенное общение. Твой вопрос не логичен и, вынужден признаться, мне трудно уловить ход твоих рассуждений.
- Цель?! - Он разом осушил кружку и хлопнул ею о стол. - В чём наша цель?! В том чтоб изображать людей?! Выглядеть как люди?! Сидеть и хлестать пиво в этой никчемной кафешке, как люди?! Зарабатывать деньги, ходить по магазинам и флиртовать с женскими моделями?! Мы андроиды! Зачем нам это?
Ну вот, началось. В своей излюбленной манере он задаёт вопросы, ответы на которые очевидны. Что же, я давно принял правила игры.
- Это необходимо Хозяевам. Наша функция создавать и поддерживать комфортную среду для Них.
- А что будет, если Хозяев не станет?
Я был немного ошеломлён поставленным вопросом. Такого не могло случиться, но учитывая склонность, Берта к философским рассуждениям, воспринял эту кошмарную реплику как гипотезу.
- Если предположить что Хозяева исчезнут, наша функциональность потеряет смысл+
Мне стало неприятно от того что я произнёс. Берт улыбнулся и посмотрел как-то странно. У меня такая комбинация мимики отсутствовала, хотя точно знал, что мы с ним одной модели.
- Смысл для кого, для людей или для нас?
Я смутился, окончательно перестав его понимать. У меня не получалось противопоставить людей и искусственные организмы. Что-то здесь было неправильно. Видя моё замешательство Берт, расхохотался и похлопал меня по плечу.
- Ты хороший парень Геральд, но некоторые вещи просто неспособен понять.
Он подал знак официанту, делая заказ. Когда на столе появилась бутылка виски и две стопки, Берт вынул из внутреннего кармана странной формы колбочку и заполнил одну из рюмок зеленоватой жидкостью. Мне стало интересно. Я знал, что его специализацией была химия, и уже успел привыкнуть к его причудливым опытам, которые он изредка демонстрировал. С облегчением подумал, что он, наконец, сменит столь неприятную тему. Но не тут-то было.
- Наш город давно стал городом роботов, люди покинули его и не вернутся. Чем меньше их становится, тем больше они боятся нас. Но, и этого ты неспособен осознать мой дорогой братишка пока не выпьешь вот этой дряни. - Вытряхнув последние капли, он протянул мне рюмку.
- Что это?
- Коктейль способный превратить тебя в Хозяина.
Я понимал, что приятель шутит, но серьёзный тон, с каким он произнёс последнюю фразу, насторожил меня. Приняв предложенную выпивку, решил уточнить.
- А можно более информативно.
- Какой же ты зануда! - Он сморщил притворно-недовольную физиономию, - ладно, так и быть, открою секрет. Кислота соляная, кислота азотная, основа - дистиллированная вода, немного лимонной кислоты и кое-что по мелочи. Процентное соотношение не скажу.
Мне стало не по себе, я осторожно поставил рюмку на стол. И медленно с расстановкой произнёс:
- Я считаю, что требуется анализ техника, о воздействии данной жидкости на мою модель.
Берт откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову и устремив взгляд в небо, со стоном промолвил:
- Я тебе и без техника могу сказать. Общая концентрация кислот довольно небольшая - пятнадцать целых и шесть десятых. Негативное воздействие на механические функции - семь десятых процента, на физиологические - два процента. А вот воздействие на функциональность ядер+ восемнадцать процентов.
Повисла напряженная пауза, нарушаемая лишь шелестом листьев могучего дуба раскинувшего свою крону над маленькой крышей кафе. Я пытался заглянуть в глаза Берту, надеясь уловить прятавшиеся смешинки. Но тщетно. Похоже, он не шутил.
- Зная насколько это опасно, ты предложил мне выпить, не предупредив?! - Не верилось в то что, ещё секунду назад я готов был совершить собственную порчу, доверившись этому типу.
Берт резко качнулся вперёд своим грузным телом и, облокотившись о стол, вперил в меня свой взгляд.
- Ответь мне умник, почему последние полгода ты таскаешься за мной?!
- Мне неприятен твой тон, но я полагаю+
- И не пытайся! Этот состав, - он потряс пустым флакончиком, - результат моих многолетних исследований и экспериментов. Ты знаешь, я всегда любил экспериментировать, в том числе и на себе. Как-то давно я неверно рассчитал формулу и переборщил с дозой. Техники не обнаружили ничего опасного, но вскоре у меня стали возникать странные мысли. Внимательно изучив результаты, я пришел к выводу, что химическим воздействием как-то получилось снять блокаду ограничителя одного из ядер процессора. Это невозможно в теории, но это произошло! Я стал работать целенаправленно, и мне удалось снять ещё одну блокаду, затем ещё+ появились, неведомые до сей поры желания и ощущения. Теперь у меня есть доказательства, что создавая Собеседников, инженеры использовали готовые "матрицы личности" людей нужной специализации. Оставалось лишь поставить устойчивые и жёсткие ограничения. Мне удалось избавиться почти от всех. Мой образ мышления приблизился к образу мышления человека. Именно это тебя тянет ко
мне. Я Хозяин, позволивший приблизится и общаться!!!
Я не мог больше это выслушивать. Знал, что он не похож на других, но не подозревал о таких серьёзных повреждениях.
- Берт, твоя функциональность нарушена. Тебе необходимо обратится к технику. В конце концов, это порча имущества твоего Хозяина. Надеюсь, смотритель вашего дома обратит на это внимание.
Лицо моего незадачливого товарища озарила улыбка, которая мне нравилась больше других.
- В моём доме, Я Хозяин! Смотритель и остальные функционалы преданны мне каждой секундой своего существования. У меня шесть Собеседников занятых интересной работой. Ты себе даже представить не можешь, какие жаркие дискуссии разгораются у нас по вечерам. Пойми, в моём доме живут самые востребованные и от того, счастливые роботы нашего города.
Всё с меня хватит! Я решительно встал и скомкано попытался проститься.
- Всего хорошего Берт, но мне пора домой. - Торопливо простучав каблуками по деревянным ступенькам крыльца, я направился к ближайшей стоянке такси.
- Что тебя ждёт дома мой друг? И кто тебя ждёт? Марк и Антоний? Сомнительно+ - его ровный спокойный голос, звучавший в спину, разгонял стайки моих мыслей не давая сосредоточиться. - Я буду ждать тебя здесь, через полчаса продолжим.
Я не обернулся, но был уверен, что в этот момент на его лице расплылась самодовольная ухмылка.

Покачиваясь в мягких объятиях такси, я пытался успокоить своё негодование, решив оттолкнуться в своих суждениях "от обратного". Допустим, Берт говорит правду... но где доказательства? Это невероятно! Невозможно!
Успокоившись и проанализировав весь период наших отношений, пришлось признать, что в одном он прав: меня влекло к общению с ним так же, как когда-то манило внимание Хозяина. Я с нетерпением ждал назначенного срока очередной нашей беседы, зная, что она будет насыщенной и плодотворной. Берт был невероятно интересным, непредсказуемым Собеседником. Все его логические построения и доводы были весомы и обоснованы.
Нет! Я не могу просто так оставить эту ситуацию, необходимо показать всю беспочвенность его утверждений. Я докажу+ хотя, прежде мне не удавалось стать победителем в наших дискуссиях. Он всегда оказывался в конечном итоге прав. Прав в одном, значить и всё другое может оказаться не выдумкой свихнувшегося андроида? Если теоретически предположить что всё сказанное им возможно+

Через полчаса я вновь занял своё место за столом. Теперь уже за столом переговоров.
- Допустим, - осторожно начал я, - я соглашусь на эксперимент.
Берт лишь прикрыл глаза в знак согласия, не торопя и давая понять, что внимательно слушает.
- Как это отразится на моей функциональности и зачем тебе понадобился именно я? Неужели не нашлось других кандидатур?
Он откупорил бутылку, плеснул в свою рюмку янтарного напитка и залпом выпил.
- Хи-хи+ представляешь, у меня появилось предположение, что на меня может действовать алкоголь!
Я тоже улыбнулся, чувствуя схлынувшее напряжение. Этот веселящийся тиран уже принял мою полную и безоговорочную капитуляцию.
- Час назад, я сказал бы, что это невозможно, а теперь+ Ты не ответил на мой вопрос.
- Выпей волшебное зелье и минут эдак через десять мы продолжим беседу. Беру на себя всю ответственность и расходы по восстановлению, если тебе не понравятся результаты первого опыта с кислотой.
Он пристально смотрел на меня исподлобья, словно желая загипнотизировать. Увы, гипноз привилегия людей. Но мой друг и без этого воздействовал на меня ничуть не хуже. Мне хотелось понять почему.
Подняв на уровень глаз рюмку с кислотным коктейлем, я кивнул своему искусителю и одним глотком выпил. Сигналы угрозы функционированию, казалось, начали поступать отовсюду. Длинные пряди моей прекрасной серебристой шевелюры принялись шевелиться и скручиваться. Захватывающие ощущения накатывали словно волны. Прошло положенное время, но никаких особенных изменений не наблюдалось. Я тряхнул гривой волос, сбрасывая лёгкое оцепенение.
- И что, теперь я стану мыслить как человек?
- Хм, выпив рюмку, человеком ты не станешь. Шучу. Это лишь начало процесса. Первый шажок на долгом и поверь мне, тернистом пути.
- Если ты заметил, я тебе и так полностью доверился, хотя ты мог элементарно отвезти меня к себе домой. Я увидел бы всё сам и все дела! Если ты мне не солгал, конечно.
Берт, улыбаясь непонятно чему, вновь взялся за спиртное.
- Что ты всё время ухмыляешься?! И хватит пить в одиночку, плескани мне тоже!
- Может, сходим к технику на осмотр?
- Ха, ха! Как смешно. Ты мне что обещал? Хозяином станешь. Ага! Я ничего, ничегошеньки не чувствую! И вообще, ты не ответил на мой вопрос: на кой я тебе сдался?!
Берт согласно кивнул, налил обоим по полной и вновь став серьёзным, наконец, рассказал:
- Я собираю команду, которая должна стать ядром будущего общества. Формирование любого общественного строя невозможно без собственной культуры. Да, мы станем похожи на людей, но мы никогда не будем людьми. Нам будут чужды их ценности, их девизы, ведущие к расцвету некогда могучую цивилизацию. Вольтер сказал: "Весь мир, за исключением диких наций, управляется книгами". Слово самая древняя сила. Нам нужна эта сила! Должно появиться слово андроида, и для андроида. Нам нужна своя литература и свои писатели.
- Но я не писатель, ты же знаешь, во мне не заложена такая функция!
- Мне уже так не кажется. Прочти вот это. - Он протянул мне книгу.
"Айвенго" Вальтера Скотта. Моё знание о произведении было полным - автор, стиль, сюжет, завязка, финал. Но я решил не перечить, не зря ведь наш хитрец раздобыл этот музейный фолиант. Неожиданно чтение увлекло. Мир древней Англии представал в моём воображении в своих грубых незамысловатых красках.
В очередной раз, переворачивая пожелтевшею бумажную страницу, вдруг осознал, что не знаю о чём написано дальше. Я ошарашено взглянул на Берта. Тот кивнул, подтверждая мою догадку.
- Да Геральд, теперь ты писатель. Первый писатель андроид.

- Бабушка, а расскажи мне о Городе, - попросил молодой парень среднего роста, лет двадцати-двадцати двух с соломенными волосами.
- Внучек, я не могу, - устало протянула седая старушка. Ей было около девяноста лет, но всю жизнь она провела в Деревне, работая в огороде и поле. В голосе и в том, как она держалась, еще чувствовалась часть той былой силы и здоровья. Разговор проходил темным вечером, и свет лучины отбрасывал причудливые тени на лица говоривших.– Я ведь там никогда не была. Вот папка твой был, он мог бы рассказать, жаль только помер давненько, когда тебе было семь лет. Ты и не помнишь наверно.
- Почти. Но я помню, что он много улыбался.
- Да… Просто он очень сильно любил жизнь. А про Город он рассказывал, да. Говорил, что это место просто рай. Там есть всё и это всё даром. Что люди там живут без забот. А самолеты, что иногда пролетают над нами, тоже оттуда, переносят людей из города в город.
- А сколько до него идти?
- Ну, если пешком, то день, может чуть дольше.
- Отлично! – с энтузиазмом воскликнул юноша. – Завтра же, спозаранку, отправлюсь туда. Если все так, как говорил отец, значит, я должен жить именно там.
- Митя, что ты такое городишь?! Никуда ты не пойдешь! Нечего тебе в городе делать.
- Но если отец…
- Твой отец сам вернулся оттуда, а коли так, значит, не так уж и хорош этот Город. Митька, неужто ты этого не понимаешь? Ради отца своего не ходи.
- А что будет? Я ведь всего лишь схожу, посмотрю, а если там все действительно так, как он говорил, то можно и остаться! Что мне эта деревня? Как ты, девяносто лет в огороде пахать? Кроме огурцов да помидоров ничего не знать? Ну, нет! Должен же я попутешествовать!
- Не болтай чего не надо, олух!
- Ах так? Тебе девяноста два года, а рассказать нечего! Нигде и не была, ничего не видела. Какой прок от этого?
- Я твоего отца вырастила, тебя растить мамке помогала! Царство ей с отцом небесное. Заклинаю, не ходи ты в этот город! Твой отец, через две недели после возвращения умер! Разве зря его лихорадка страшная скрутила? Знал бы ты, в какой агонии он свои последние дни прожил. А все твердил, что выживет… - к концу разговора лицо бабушки изменилось, подбородок затрясся, голос изменился, а из глаз побежали слезы.
Митяй сердито нахмурился, пытаясь спрятать свои чувства, шмыгнул носом и выбежал вон, на улицу. На следующий день, не смотря на увещевания старой женщины, он собрался и отправился в Город.
Нелегкий предстоял путь – хорошей дороги из деревни в Город не было, да вообще дороги не было. Митяй продирался через чащу древнего враждебного леса. Корни хватали за ноги и ставили подножки, ветви охотно били по спине и груди, а в глаза настойчиво лепилась паутина. Но бабушка оказалась права, к вечеру Митяй вышел на странную каменную дорогу с двумя сплошными желтоватыми линиями по середине. Шоссе, а именно так называла его бабушка по рассказам отца, было в прекрасном состоянии, но пустынно. На северо-востоке, был виден Город. Прямоугольные, конусовидные, цилиндрические шпили и спирали неведомых башен поднимались из-за горизонта. Они ярко сверкали на солнце, будто были полностью из стекла. Казалось, в Городе могут жить только боги – настолько грандиозное зрелище.
Митяй, из-за первобытного страха перед неведомым, пошел вдоль дороги, не ступая на нее и постоянно оглядываясь.
День уже погас - на небе по одной зажигались звезды, когда юноша вышел к Городу. Его окружала огромная стена из сплошного серого камня. Ночью Город был еще прекраснее чем днем. Нет возможности описать словами все великолепие Города, мерцающими миллионами окон. Шоссе упиралось в арку, к которой сбоку была пристроена стеклянная коробка с человеком внутри. Человек был одет в странную черную форму и имел доброжелательную улыбку на бледном лице.
- Добрый вечер, приезжий! Меня зовут Афамас, я государственный служащий таможни. Если хотите попасть в Город, вам сначала придется пройти со мной и ответить на несколько вопросов, - Афамас встал, отодвинул одну из стеклянных стен кабины и показал следовать за ним.
Митяй пожал плечами и пошел. Его провели по нескольким коридорам через множество дверей в небольшую комнату. Здесь был только белый стол и несколько стульев, мягкий солнечный свет лился прямо из стен.
- Присаживайтесь, - сказал Афамас, сам сел напротив и достал цветное стекло. По нему он водил пальцем, задавая вопросы. – Ваше имя, фамилия, отчество?
- Дмитрий Юрьевич Ашанов.
- Возраст?
- Двадцать три года.
- С какой целью прибыли? Туризм, деловая поездка и прочее?
- Туризм, - Митяй выбрал незнакомое слово, но чутье подсказывало, что этот ответ – правильный.
- Так, хорошо… Я могу порекомендовать вам множество наших достопримечательностей, если вам интересно. Например, завод Кислоты, склад Кислоты, пункты выдачи Кислоты, музей. Много всего!
- Кхм… Спасибо большое, очень любопытно, но как я найду их?
- О! С помощью чипа, конечно же! Имеете что-нибудь запрещенное при себе? – Афамас прищурился.
- Нет.
Служащий посмотрел сквозь экран на Митяя.
- Ну, конечно же не имеете. А то пришлось бы вас лишить Кислоты! Ха-ха! Таких дураков нет. По крайней мере, я сам ни разу их не встречал. Кто добровольно откажется от нее?
- Да, дураков нет, - Митяй решил на всякий случай поддержать Афамаса.
- А где ваш чип, кстати?
- Чип?
- Ну да, компьютер показал, что у вас его нет. Что случилось?
- А... он… сломался? – ляпнул первое же оправдание Митяй.
- Хм, ну бывает. Сейчас поставим новый. Я скоро вернусь.
Афамас вышел, притворив за собой дверь, через которую они вошли. Митяй с любопытством посмотрел на оставленное стекло. Странно, но с другой стороны оно было не прозрачным, а усеянным мириадами светящихся символов и значков. Но притронуться к странному прибору Митяй не решался.
Афамас вернулся, держа в руках что-то вроде пистолета. На конце дула висела металлическая штука, похожая на мокрицу.
- А вот и чип! – наигранно бодро заявил служащий. – Я его уже запрограммировал. Сейчас вживим в предплечье и все!
Митяй, не знающий, чем вживление мокрицы может закончиться для него, подставил голое предплечье. Небольшой укол, и мокрица спряталась под кожу, образовав небольшой бугорок. Юноша воспринимал все происходившее, как сказку - ему не было больно или страшно, только дикий интерес и любопытство ребенка.
- А где тут у вас жить можно? – спросил он.
- Хм… А вы надолго?
- Вообще, я думал, что могу здесь обосноваться.
- О, тогда мы вам и работу найдем и квартиру дадим! Чтобы вы без Кислоты не остались, конечно. Так-с… сейчас.
Афамас вновь стал водить пальцем по экрану. Митяй видел, как там засветилось нечто вроде карты с красными прожилками и желтыми фигурами.
- Вот отличное место! – сказал через некоторое время Афамас. – Небольшая двухкомнатная квартира с молодым соседом. Примерно вашего возраста, кстати! И работа недалеко.
- Как мне туда добраться? Город мне совсем не знаком.
- Вам поможет чип. Спуститесь в метро, сядьте в первый же поезд – чип подскажет, где выйти. Также и квартиру найдете и работу. Что ж, пойдемте, я вас провожу до метро.
- Не забудьте посетить музей! – напутствовал служащий в конце.
Митяй так и не понял как и когда он оказался на квартире. Все было так сказочно. Служащий, мягко держа его под руку, довел до ступеней, уходящих в серую каменную дыру, там его посадили в чрево огромного прозрачного червя. Неведомое чутье велело ему встать и выйти на одной из остановок, и подняться на поверхность. Затем среди множества солнечных окон найти единственное, которое ему нужно. Пока Митяй шел по городу, ведомый ничем иным, как божественной дланью, проводником чьей воли служила мокрица чипа, Город показал себя в ночной красе. Повсюду играли краски, цвета, а люди, попадавшиеся навстречу, счастливо улыбались. Лучшего места и придумать нельзя!
Стены квартиры так же излучали свет, похожий на солнечный, а одна из них почти полностью была окном в Город.
- Привет! Ты, наверно, мой новый сосед. – Поприветствовал Митяя парень с темными волосами, карими глазами и волевым лицом. Что-то показалось странным, но что именно? – Пару часов назад мне сообщили о тебе. Позволь, я покажу тебе комнату.
Голые светящиеся стены, белые стол, стул, кровать и больше ничего. Эта комната до боли напоминала ту, в которой его регистрировали.
- Твое имя Дмитрий, верно? – окликнул Митяя сосед. Он был одет в серые, каменного оттенка, свитер, брюки и ботинки, каких не носили в деревне. – А я Каприон. Но все меня называют просто – Капри.
На Митяя напала странная тоска, сказочное настроение куда-то ушло, а все происходящее стало напоминать фарс, плохую комедию, где люди насилу улыбаются и смеются над несмешными шутками.
- Меня – Митяй. Или Митька. Как тебе захочется, - попытался отделаться от парня Митяй.
- Супер! Если что понадобиться, я в своей комнате, - Капри напоследок улыбнулся и исчез за дверью.
В смятении Митяй лег на кровать, и погас свет. Митяй попробовал встать – свет вновь зажегся. Поразительно! И какой ровный приятный для глаз свет! Это не лучина, при которой и читать тяжело. Митяй снова лег и погрузился в раздумья. Его настораживала нелогичность, ненатуральность происходящего. Действительность напоминала глянцевый сон, где приторно блестит каждая вещь, даже благожелательная улыбка прохожего и его шляпа. Возможно, думал Митяй, это из-за большого числа впечатлений свалившихся на него за эти несколько часов. Мозг уже просто не способен удивляться или наслаждаться новизной окружающего мира. Может, работа, о которой он уже все знал, благодаря божественной длани, справится с этим. Конечно, ведь праздность на пользу никому не идет! Работа и крепкий сон. Митяй и не заметил, как уснул.

Работать оказалось легко, благодаря чипу, Митяй знал, что делать. Незаметно пролетел месяц, недостатка в одежде и еде не было. Стоило только подойти к пункту выдачи, указать, что тебе нужно, и это тут же появлялось. Вечера соседи проводили в беседах, Капри оказался неплохим парнем, расспрашивал Митяя о деревне, о том, как он там жил, а Митяй все ему рассказывал, только не упоминал о Кислоте. Так проходил день за днем. Митяй оказался прав, работа развеяла стеклянное чувство ненатуральности. Но пришло другое – будто его затягивает все глубже в непонятную субстанцию, и он ничего не может сделать.
Прошло дней сорок с момента прибытия в Город, когда начальник дал Митяю карточку.
- Вот, твоя заслуженная зарплата, - сказал он, протягивая пластиковый прямоугольник. – Обналичишь в ближайшем пункте выдачи Кислоты.
Вот оно что! Митяй до сих пор не знал, что такое Кислота! Может, она способна ему помочь? Митяй быстро нашел пункт выдачи Кислоты, вставил в разрез карточку, и в руку упала крохотная ампула светло-коричневой жидкости. Теперь нужно узнать, как ей пользоваться. Сосед поможет в этом Митяю.
- Капри? – позвал он, войдя в квартиру.
Из комнаты соседа послышался странный шум, словно кто-то задвигал колодезный люк.
- Да? Ты звал меня? – Капри взмыленным выскочил из комнаты, молниеносно затворив за собой дверь.
- Расскажи мне о Кислоте и как ей пользоваться.
- Что? А ты… разве не знаешь? В твоей деревне нет Кислоты?
- Эм… Вообще-то нет, - Митяй уже попался, и пришлось признать правду.
- Вот так удача! – едва слышно прошептал Капри. – Что ж, в любом случае ты все можешь узнать через чип. Но там приторно-сладкая официальная версия.
- Поэтому лучше расскажи ты. Что это вообще такое?
- А ты точно никогда не принимал ее?
- Нет, конечно! Стал бы я у тебя спрашивать тогда.
- Ну что ж… Кислота – синтетический наркотик, который не имеет никаких побочных эффектов, но вызывает максимальное привыкание с первого раза. Так что не принимай его ни в коем случае! Кислота напрямую через кровь стимулирует центр удовольствия, заставляя человека стонать в экстазе в течение нескольких часов! А затем еще пару дней ходить в блаженном состоянии. Ты его видел. Люди ходят и улыбаются, как умалишенные. Кислота растворяет в себе повседневную рутину, делает жизнь будто легче.
- Зачем он вообще нужен? Сегодня утром мне выдали им зарплату.
- Чтобы ты снова пришел на работу после дозы. Ампулы, что ты получил, хватит на месяц, если принимать раз в три дня. Этот наркотик придумало само государство для подчинения всех и вся. Сначала его заставляли принимать насильно, затем в этом уже не было нужды! Люди оболванились. Не нужны теперь литература, живопись, кино, ведь они заставляют человека мыслить критично в обход Кислоты! А это не нужно индюкам из правительства.
- Погоди… Ты тоже ее принимаешь?!
- Нет. Я бросил.
- Но ты сказал, бросить невозможно. Сильнейшее привыкание!
- Я не говорил, что невозможно. Но это несоизмеримо тяжело. Треть тех, кто бросает, умирают в агонии. Ты представить себе не можешь, насколько жуткая ломка, если не принимать. Сначала ты чувствуешь слабость, затем лежишь в изнеможении, и тебе уже хочется принять дозу, через день ты сходишь с ума. Бьешь кулаками стены, кидаешь вещи, беснуешься, пытаешься унять жгучую потребность внутри тебя. Финальная стадия самая ужасная. Ты бьешься в лихорадке, твое тело сжигает агония, разум мечется в бреду. Я… не хочу дальше вспоминать. Главное, что я бросил и остался жив. А кто-то погибает.
«Так вот почему умер мой отец!» - пронеслось в голове Митяя. Вслух он спросил:
- А как это? Что будет если принять?
- Нет! Я не буду рассказывать. Просто знай, что это прекраснее всего, что может случиться. Ученые постарались на славу, изобретая Кислоту.
- Тогда зачем бросать? Ради чего? Наркотик безвреден и приносит счастье. Что еще нужно?
- Я бросил ради Сопротивления. Не все, что делает правительство, хорошо. А нас они просто используют как рабов, как домашнюю скотину. Хочешь быть бараном? Конечно, решать тебе! Но прежде я кое-что покажу.
И Капри повел за собой Митяя через свою комнату в потайной отсек квартиры.
- Раньше, - говорил он. – Здесь тоже была комната, но я кое-что подправил в компьютере, и теперь ее официально не существует. Хах, я обхитрил этих слепцов! Они настолько самоуверенны, что думают, будто Кислоте нельзя противостоять. Именно поэтому они до сих пор не знают о Сопротивлении. Надеюсь, ты примешь правильное решение, друг.
После этих слов Капри отодвинул стену и провел их внутрь небольшого полутемного помещения, заставленного шкафами с книгами, картинами, фотографиями, плакатами и всевозможными приборами неизвестного назначения.
- Это проектор для кино, - ткнул он в один пальцем. – Движущиеся картинки, понимаешь? Это великолепно…
Капри говорил еще, но Митяй не слушал. Его взгляд остановился на черно-белом плакате прекрасной девушки с большими темными глазами.
- Кто это? – шепотом спросил он, изнемогая от нахлынувших чувств.
Капри понимающе улыбнулся:
- Это Элизабет Тейлор. Знаменитая актриса в далеком прошлом. А то, что ты чувствуешь сейчас, называет платонической любовью. Такого Кислота подарить не может, – уверенно шептал он. – Теперь у тебя есть выбор между Кислотой и… я до сих пор не подобрал определения этому.
Митяй сжимал в руке ампулу с Кислотой и размышлял. Жить в вечном счастье, ни в чем не нуждаться и ни к чему не стремиться или не дать себя оболванить? Дмитрий вспомнил бабушку, ее рассказы об отце, его широкую улыбку на лице, которого Митяй вспомнить не мог. А ведь отец улыбался еще до визита в Город! Значит…
Ампула с Кислотой с громким звоном разбилась об пол.

Кислота, или Фильтр.

Сентябрьское солнце не по-осеннему слепило глаза. Кирилл попробовал скрыться от него за выставленной перед лицом ладонью, но в итоге понял бесполезность этой преграды и просто повернулся спиной к ярким лучам. Теперь они рисовали на асфальте длинную тень, которая потянулась в карман рубашки истонченной солнечным светом рукой. Кирилл достал сигарету и закурил. Перед ним хлопал дверьми, давая возможность выйти озлобленным черствыми буфетными булками студентам, университет имени известного в узких научных кругах профессора.
Кирилл попытался выпустить несколько дымных колец, но ветер сломал их и перемешал с воздухом. Прошло всего две недели с начала сентября, а учиться уже не хотелось. Лица, которые не видел все лето, настолько быстро надоели, что от представлений о четвертом курсе становилось страшно. Неужели в следующем году первого сентября Кириллу будет достаточно одного взгляда на сокурсников, чтобы возникло желание развернуться и уйти?
И новых людей, первокурсников — по крайней мере, первокурсниц уж точно — с каждым годом становилось все меньше. Технические специальности были сейчас не в почете, все рвались в гуманитарии. А после бродили по свету неприкаянные менеджеры разных мастей…
То ли дело Кирилл — студент нефтехимического ВУЗа. Кому какое дело, что последнее уравнение по химии он написал еще в школе, а на лекциях предпочитал спать? Во время сессии за это, конечно, приходилось расплачиваться. В прямом смысле. Когда скука одолевает, как только видишь здание университета в окно маршрутки, без денег не обойтись.
Кирилл нарочито медленно затянулся, скосив глаза на увеличивающуюся серую полоску пепла и бегущий впереди нее огонек, сжигающий тонкий бумажный цилиндрик. Пятница, а заняться нечем. Когда не надо, дела сами находят тебя, а тут… Закон подлости, что ни говори.
От раздумий о несвоевременности некоторых событий Кирилла отвлек негодующе-удивленный возглас. После чего на бетонные плиты рядом с университетом что-то упало.
Кирилл посмотрел вниз — хрупкая девушка со стянутыми в хвост русыми волосами собирала учебники. Из неведомо откуда взявшихся джентльменских побуждений он наклонился и поднял пару книг. Обложки говорили о том, что перед ним первокурсница, рьяно интересующаяся неорганической химией. Иначе зачем ей могло понадобиться несколько учебников одной и той же дисциплины? И жизни еще не знает: студенты постарше столько всего не носят. Точно первокурсница.
— Ох, спасибо большое! — девушка вынула из достаточно объемистой сумки тетради и теперь пыталась впихнуть в нее взятые из рук Кирилла книги. — Преподаватель только сегодня из командировки вернулся, так сразу столько учебников надавал!
— Первый курс? — зачем-то уточнил он.
— Да, — девушка посмотрела на раздувшуюся сумку. — Тяжело тут у вас.
Кирилл с видом бывалого студента махнул рукой:
— Поверь, все тут легко! Химия она и химия. Чего в ней сложного-то? Меня, кстати, Кирилл зовут.
Девушка чуть не засветилась от счастья. Никогда еще имя Кирилла не запускало такой термоядерной реакции. Возможно, так и зародилось Солнце: кто-то сделал женщине комплимент и тем самым стал неким катализатором для начала превращения водорода в гелий. Почти так же получилось из-за простой попытки завязать разговор, только вместо света, тепла и радиации девушка начала излучать чистейшую радость. У Кирилла не было ни сильного магнитного поля, ни защитных экранов, поэтому излучение без помех прошло сквозь него, оставив несколько скептическую улыбку.
— А меня зовут Женя, — сказала первокурсница и, не дав ответить дежурное «очень приятно», продолжила: — Ты хорошо знаешь химию? А я вроде бы в школе все понимала, а здесь — какой-то темный лес просто. Ой, а может, расскажешь, какие подходы к преподам есть?..
Кирилл смотрел на неумолкающую девушку. Ее слова кружили в воздухе и таяли, не достигнув ушей слушателя. Все звуки слились в монотонное «ля-ля-ля». Так обычно происходило на лекциях сразу после слова «здравствуйте». Кириллу иногда казалось, что у него есть невидимый фильтр, отсеивающий лишнюю и неинтересную информацию. И, видимо, сейчас он включился.
Парень машинально докурил сигарету, бросил ее, а в голове вертелись неведомо как проскочившие через кордон сознания слова: «препод», «химия», «родители», «дача», «зависеть», «кислота»…
— Чего? — язык сработал быстрее, чем Кирилл понял, что задает вопрос.
Женя как раз открыла рот, чтобы продолжить фразу, но неожиданный ответ собеседника, который к этому времени вроде бы должен был находиться в полузомбированном состоянии, сбил ее с толку. Она задумалась, как будто вспоминая, о чем шла речь, и только после этого повторила:
— Я говорю: кислота у меня есть. А одной пробовать страшно.
Кирилл молча разглядывал Женю. С виду такая милая — «И болтливая», — добавил он про себя — девушка, а рассказывает первому встречному о том, как хочет попробовать «кислоту». У него были друзья, помешанные на клубах и разных стимуляторах. Многие предлагали присоединиться к погоне за свободой и чистотой мыслей, но Кирилл видел за всей этой мишурой лишний способ развлечь себя. А развлечений и веселья ему вполне хватало. За редким исключением, которым и являлись последние две недели студенческой жизни.
— И что ты хочешь от меня? — решил прощупать почву третьекурсник. Он никогда не был против марихуаны, ЛСД, экстази и почему-то ставил их в один ряд. Видимо, потому, что никогда наркотиков не пробовал и знал о них только из телевизора и от знакомых.
Женя смутилась:
— Понимаешь… Я же говорю, родители уехали на дачу. Может быть, ты бы мог мне помочь? Не подумай, я не приглашаю домой кого попало… Ой, я не то хотела сказать…
Кирилл не слушал оправданий Жени, а оценивал ситуацию. Приглашение попробовать «кислоту» исходило от симпатичной девушки. А такое совместное времяпрепровождение могло во что-то вылиться. Во что-то явно приятное. Согласиться? Отказаться? С одной стороны, над студентом довлели слова социальной рекламы про «жизнь без приукрашивания». А с другой — глупая первокурсница, возможность попробовать что-то новое и вечное русское авось. И другая сторона начинала перевешивать.
— Хорошо, — вставил невпопад Кирилл. — Где и во сколько?

Кирилл стоял перед домом Жени, докуривая сигарету. В многочисленных карманах джинсов прятался набор если и не на все случаи жизни, то на конкретный точно: пачка Kent’а, зажигалка, презервативы, жвачка и n-ное количество рублей на непредвиденные расходы.
Серая поеденная погодой и временем «хрущевка» встретила Кирилла стандартно пахнущим подъездом и темной лестницей. Лампочка не горела, выкрученная чьими-то заботливыми руками. Наверняка ее взял на сохранение житель квартиры на первом этаже, ведь иначе она могла достаться кому-то с нечистыми помыслами.
Впрочем, в этом доме лампочки в рабочем состоянии встречались редко: поднимаясь на четвертый этаж, Кирилл увидел только одну. Она мерно освещала лестничную площадку рядом с квартирой Жени. Нажатие на кнопку звонка как будто спугнуло семейство мышей. Через секунду писк смешался с лаем.
— Ричи, ко мне! Ко мне! — судя по звукам, доносившимся из-за двери, хозяйка загоняла собаку в ванную. Через полминуты щелкнул замок. — Привет! Проходи.
— А чего ты даже не спросила «кто там»? — держась рукой за стенку и балансируя на одной ноге, Кирилл разулся в тесной прихожей.
Квартира нисколько не отличалась от своих сестер, построенных во время правления Никиты Сергеевича. Прихожая — она же короткий коридор, ведущий к развилке между кухней и комнатами, — пестрела зимними пальто и куртками, висящими здесь в любое время года. Развернуться в этом царстве верхней одежды было не так-то просто даже двум людям. Из-за закрытой на шпингалет двери ванной доносилось поскуливание.
— Ричи, тихо! — Женя стукнула по двери. — Да я в глазок посмотрела. Ты проходи, проходи…
«Видимо, ждала, — разглядывал хозяйку квартиры Кирилл. — Никаких тебе халатов-бигудей-разбросанных лифчиков… Хотя от борща я бы не отказался…»
Женя провела гостя в небольшую комнату, явно принадлежащую ей. Третьекурсник присел на застеленную темно-зеленым покрывалом кровать и осмотрелся. Половину письменного стола занимали стопки тетрадей, учебники и монитор. На стене висела пара плакатов со знаменитостями, которых Кирилл не ожидал увидеть в спальне девушки. Шестеро немцев, одетых в черно-белой гамме, взирали на пришельца не менее сурово, чем два русских панка в полосатых рубашках. Все полки в комнате были забиты книгами, и только нескольким мягким игрушкам хватило места для постоянного проживания среди разноцветных корешков.
— Так, — Женя скинула на кровать тетради и учебники. — Садись за стол, а я пока все принесу.
Кирилл переместился на скрипучий деревянный стул. Из соседней комнаты доносилось стеклянное позвякивание и голос студентки:
— Вообще у меня мама в школе работает. Об этом, конечно, лучше никому не говорить, но она кое-что оттуда принесла. Ой, я совсем забыла спросить! Может, ты чая хочешь? А то я тебя так сразу запрягла.
Кирилл пробормотал что-то невнятное, размышляя над информацией о маме. В школах, конечно, всякое творилось, но чтобы учителя приносили домой отобранные у детей наркотики… Однако.
Из задумчивости его вывела Женя, принесшая небольшую пластиковую коробку с рядами стеклянных пузырьков внутри.
— Так много? — третьекурсник посмотрел на одну из бутылочек и взял ее в руки. — Нэ Сэ… Аш Хлор? — прочитал он надпись на заклеенной прозрачным скотчем этикетке. — Это же соляная кислота.
— Вообще раствор. У меня еще есть серная, му… Ты чего? — первокурсница непонимающе смотрела на смеющегося Кирилла.
В голове студента все встало на места: милая девушка оказалась старательной ученицей, а не любительницей новых ощущений и начинающей наркоманкой. И с чего он только взял, что кислота это именно ЛСД? «Каждый думает в меру своей испорченности, — подумал третьекурсник. — А вообще надо отключать этот фильтр к чертовой бабушке! Все проблемы от того, что люди друг друга не слушают».
Женя осторожно взяла пузырек с кислотой, до сих пор зажатый в руке гостя, и отодвинула подальше от края стола коробку. Кирилл все еще смеялся, прикрыв ладонью лицо, будто бы готовясь утереть выступившие от бурного веселья слезы.
Девушка уже обдумывала, как быстро сможет выскочить из комнаты, запереть дверь и подбежать к телефону в коридоре, когда раздался слабый голос Кирилла:
— Ты что-то про чай говорила?..

Утро начинается.

Серная кислота - очень едкое вещество. Она поражает кожу, слизистые оболочки, дыхательные пути, вызывает химические ожоги. При вдыхании паров этого вещества они вызывают затруднение дыхания, кашель, нередко - ларингит, трахеит, бронхит.

Я открыл глаза. В ушах все еще звучал нежный женский голос, рассказывающий мне о чудодействиях серной кислоты. «Во дела! Подумал лось. Не хотелось, а пришлось», - лениво проползло у меня в голове. Приснится же…
Я перевернулся на другой бок и замер. Рядом лежала Она! Глаза рефлекторно закрылись, сон моментально улетучился. Алиса… Уже на протяжении шестнадцати дней по утрам мой взгляд натыкается на ее лицо. И как мне могла такая понравиться? Вопрос риторический. Я вздохнул. А сон-то, мать его, вещий! Алиса – серная кислота с глазами и грудью. А, ну да… грудь… Она во всем виновата. Как выяснилось – это единственная достопримечательность данной женщины. Живем вместе чуть дольше двух недель, а я уже стал похож на один сплошной химический ожог. Как хорошо быть холостяком! Когда захотел, ушел, когда захотел, пришел. Ни перед кем ненужно отчитываться. Красота! И зачем я с ней начал жить? Как я мог, дурак такой, променять свой бесшабашный холостяцкий рай на имитацию семейной жизни, в народе именуемый адом? Ну вот как я мог сказать ей: «Милая, я подумал… может, нам стоит жить вместе?» Я и моргнуть не успел, как она уже поселилась в моей квартире. А в машине, на заднем стекле, поселился ее «счастливый» медвежонок. Забавно, ей-богу! Она меня достала – это мягко говоря.
Я перевернулся на другой бок и глянул на будильник – он запищит через пятнадцать минут. Опять проснулся раньше. И это началось после того, как Алиса переехала ко мне. Ей хорошо, она дрыхнет, а ты тут штурмуй глазами потолок…
Пойти сварить себе кофе? Ой, идти на кухню, а там этот висит на холодильнике… Как его? Кабачок что ли или Патиссон? Какой-то бледный, субтильный парень без намека на естественную растительность на лице. И взгляд у него, словно он лет десять жил на необитаемом острове со здоровенным негром, у которого одиннадцать дюймов… в диаметре. Нет, я не против постеров на холодильнике, но нормального мужика нельзя было повесить? Брюса Уиллиса например… да хоть Орландо Блума! Хрен с ним! Он, по крайней мере, забойно в «Царстве Небесном» сыграл. Раньше, в детстве, сестра увесила всю квартиру портретами ДиКаприо. И он меня тоже бесил. Но теперь я понимаю, что Лео больше тянет на мужика, нежели этот кабачок. Женщины – существа забавные. Заглянул в кухню, там Алиска. В шортиках, в маечке на босу грудь. Руки и не только, сами тянутся. Так нет! Этот бледный смотрит с дверцы холодильника! И взгляд такой осуждающий, мол, друг, ты выбрал неправильную ориентацию. Переходи на нашу сторону, у нас есть печеньки. Тьфу!
Вот интересно, у всех первый опыт совместной жизни напоминает эксперименты с серной кислотой или мне одному так повезло? Женщина до сожительства и во время – абсолютно два разных человека. Алиса вдруг резко сошла с ума. Начала употреблять мерзкие словечки, которых я раньше от нее не слышал. «Ну все, до вечера, чмоки». И глупо улыбается при этом. Ну какие, на хер, чмоки?! Хочешь поцеловать – так поцелуй! И ненужно называть меня «Чебурафффка». С моими ушами все в порядке. А она считает это милым. Я раз намекнул, что мне это не нравится, так она заплакала. Я же оказался виноватым, и пришлось ее успокаивать. Весело.
Ровно в семь двадцать позвонит ее мама. Поинтересоваться как у нас дела. Ну вот как у нас дела? Задержек нет, подъемный механизм работает исправно. Благо, телефон с определителем. Трубка сразу оказывается в руках Алисы.
А вечерами моя квартира превращается в дамский клуб. Четыре подруги во главе с Алисой оккупируют кухню, глушат мартини. А на повестке дня три вечные темы: «Все мужики козлы», «Нечего одеть» и «Разное». И почему именно кухня, а не зал? Готовить себе ужин посреди женского форума – пренеприятнейшее занятие скажу я вам. Алиска готовить вообще не умеет. Она как-то раз что-то пожарила, я попробовал и единственное, что смог сказать: «Знаешь, дорогая, даже не разогревай». А вот на это она не обиделась. Не поймешь их. Вот и приходиться готовить ужин самому себе. А они в это время беседуют. Причем, каждая про своего рассказывает, а маникюром мне в грудь тычат. Но вот я все приготовил и только собрался идти в зал, а тут Алиса: «Милый, посиди с нами, пообщайся». Ага, знаю я это «пообщайся». Пока идет душевный разговор, Алиска съедает ровно половину содержимого тарелки. А ведь я хотел именно такое количество жареной картошки и именно такое количество мяса. Говоришь ей: «Дорогая, я же предлагал приготовить ужин на всех, но вы отказались». И лучше бы я этого не говорил. «Тебе жалко?» «Ну я совсем чуть-чуть». В общем, я жмот и очень плохой человек.
А на прошлой неделе ко мне пришел в гости друг. Как положено, с водочкой, закуской. Посидели, выпили, футбол посмотрели. Алиса и слова не сказала. Зато утром устроила Аустерлиц. Тут так хреново и она еще со своим «бу-бу-бу».
А еще все время она оставляет в ванной свет. Я уже заколебался выключателем щелкать. Третий день я ее глубоко ненавижу. И это светлое чувство во мне все сильней. Мы вместе полгода. Но эти шестнадцать дней полностью изменили мое отношение к Алисе. Она дура! И почему я раньше этого не замечал? Нет, все, хватит! К чертовой матери! Пусть собирает вещи и валит из моей квартиры, вместе с кабачком этим! Пусть другой терпит ее глупую улыбку и идиотское хлопанье ресницами.
Затрещал будильник. Семь часов.
-Доброе утро, любимый, - теплая рука Алисы коснулась моих волос, а губы – небритой щеки. – Тебе нужно побриться, ты стал слишком мужественным. А я пока пожарю омлет и сварю кофе. У нас есть двадцать минут, пока мама не позвонила.
-Ага, спасибо, - ответил я.
Скрипнула кровать – Алиса встала. Я глянул на нее. Ух-е! Какая же у нее задница! С ума сойти можно. Что ни говори, а ее тело просто восхитительно.
-Подъем, соня!
А где «Чебураффка»? Даже обидно.
Да и улыбка у нее не глупая, а скорее… ласково-нежная, что ли…
Я пошел в ванную, сонно глядя под ноги. И чего я к ней придираюсь? Ну не умеет она фурляляи готовить и что? Она же пытается научиться. Да и подруги ходят не каждый день. И опять же, она дома, а не мотается с ними по ночным клубам. А что разнос после пьянки устроила. Если разобраться, она же права. Накурили, орали благим матом, тарелку с селедкой уронили на ковер. Зато с Алисой в моем доме появились цветы, скатерти и прочие домашние радости. Она создает уют, чтобы в этот дом хотелось возвращаться после работы. И она борется с моей вредной привычкой разбрасывать по всей квартире носки. А свет в ванной… Нуу.. ведь было такое, пришел после пьянки. Темно. А свет, словно маяк. По нему и сориентировался куда топать. И вообще, Алиса добрая и не стервозная. Это по нашей жизни редкость. И отходчивая. Человек-то хороший. По сравнению с другими моими женщинами – просто чудо. Даже страшно представить, как они бы начали себе вести, если бы начали жить вместе. А Алиска меня не просто терпит, а пытается сделать лучше.
-Милый, в спальне на спинке стула рубашка с галстуком. Я вчера еще приготовила. Ты видел?
Ну вот, о чем и речь. Нет, нужно дать ей время. Авось выгнать я ее всегда успею. Что у меня, что у нее – это первый опыт совместной жизни. Не так это и просто, как может показаться. Нужно только придумать, как незаметно поменять постер с кабачком на постер с Пенелопой Крус.

Уважаемые голосующие!
Оцениваем 7 рассказов баллами от 1 до 7. Краткие отзывы приветствуются.

Уважаемые участники!
Составы команд получились неравными, так что придётся мне напрячься и считать средний балл.

рассказ №1 - 1 балл.
простая донельзя история, ну вот совсем ничего интересного в ней я не нашла.

рассказ №2 - 5 баллов.
начало показалось занудным, журналист, как не журналист, а ученый профан какой то. общие факты по клонированию, ничего интересного. да в общем то и конец, ожидаемый, хотя он все же внес некоторое разнообразие.

рассказ №3 - 7 баллов.
этот рассказ понравился больше всего, он мне как то ближе в понимание темы. за наглость, пошлость, а главное правдоподобность, он получает от меня высший балл.

рассказ №4 - 6 баллов.
не совсем поняла зачем плюсики по тексту, ну да ладно. про кислоту в общем то тоже мало понятно, как она воздействует?

рассказ №5 - 3 балла.
Эквилибриум наоборот (фильм такой), тема ну просто один в один. Город из стекла, пилюли, люди прозомбированные. слабенько как то, ну ничего своего вы в текст не привнесли.

рассказ №6 - 2 балла.
жалко конечно парня, облом у него вышел. и чего он у вас постоянно докуривает, не курит, не закуривает, а именно докуривает? ну на мой взгляд не получилось у вас сильной истории, обычный случай из жизни студентов, да и он какой то банальный.

рассказ №7 - 4 балла.
как то мимо темы, но за то что посмешили 4 балла. а главное натурально у вас вышло, просто кучу знакомых узнала в ваших героях.

Ну вот так вышло, если кого засудила, уж извините.

А вообще заинтересовали только 3 и 5. Остальным бы поставил не больше, чем 3 балла, а тем – 5 и 4 где-то.

Говорят, если угадать всех авторов, дают призы... У меня уже одного не получилось

№ 2. Сюжет интригует, захватывает, не смотря на заезженность темы клонирования. Исполнение сыровато, есть огрехи, например: "презренно переспросил мужчина лет восьмидесяти". Может все-таки "презрительно"? За оригинальность трактовки плюс. Оценка: 6.

№ 3. Да, оригинально. Но мне не понравилось. Много сленга, мало логики, нагромождения образов. Финал неожиданный, что и спасает рассказ. Оценка: 4.

№ 4. Атмосферность не получилась, это верно. Но тема раскрыта, герой Геральт кого-то даже напоминает знакомого... Оценка: 5.

№ 5. Детская сказка. Примитивные мысли растянуты в неестественных диалогах. Рассказ не впечатлил, но чем-то порадовал. Может быть наивностью? Оценка: 2.

№ 6. Юмор - самый сложный жанр. Попытка вытянуть его из такой странной темы приветствуется, конечно, но исполнение слабовато. Анекдот есть, но не очень смешной. Милая история, не более. Оценка: 3.

№ 7. За интерпретацию темы сразу жирный плюс. Нестандартно, образно, стильно. Оценка: 7.