Для писателей

Профиль | Последние обновления | Участники | Правила форума

Страница 1 из 2 1 2 »
Модератор форума: Диана

Дуэль №281. Ray против Volchek'а (Синий кит и аленький цветочек)

Дуэль №281. Ray против Volchek'а

# 1 07.08.2011 в 17:43

В двести восемьдесят первой дуэли сразятся Рэй и Волчек. Оружием их будет прозаический магический реализм (секундант надеется, что это все-таки жанр), а вот объем произведений останется на совести авторов. Крайний срок сдачи работ 15-е августа. Голосование продлится неделю.
А тема сей дуэли такова: "Синий кит и аленький цветочек."

Удачи и вдохновения!

# 2 15.08.2011 в 22:53

# 3 15.08.2011 в 22:54

Садовая изменилась за время его отсутствия. Нет, не сильно, она не стала другой, только вместо ларька, что стоял около дома, появился пристрой к зданию, на котором значилось большими красными буквами «Пятерочка», детская площадка, что поскрипывала раньше остовами старых качелей была снесена, а на ее месте появилась заасфальтированная, огороженная решеткой, автостоянка, да еще прибавилась мраморная табличка прямо рядом с подъездом его родителей. Там значилось:
«П. Г. Струков
Первая и единственная жертва дня Объединения миров.
06.08.1986 г. – 01.04.2011 г.»
На табличке лежали две гвоздики, старые уже совсем, высохшие до черноты, сухо выгнутые в изломах листы паучьими лапами уцепились за камень.
- Вот… - сказал тихо Петр. Думалось ему как-то однажды, что если он, как Том Сойер с другом Гекелем Берефином, возьмет, пропадет, а потом придет на свои же похороны… Он тогда представлял, как удивится мама, как откроются рты знакомых, как… реальность оказалась совершенно иной. Он смотрел на мраморную табличку в свою честь и чувствовал, как холодеет у него в груди.
Вошел в подъезд, поднялся на шестой этаж, нажал на звонок. Тишина. Посмотрел на часы – половина шестого, отец уже должен был вернуться с работы, а мама так и вовсе была на пенсии, все больше дома сидела. Может они куда-то пошли? Хотя нет, домоседы они, и дела у них всегда находились: мама подрабатывала на дому, отец постоянно что-то чинил, паял на кухне, да и просто…
Он позвонил к соседке, тете Маше, доброй старушке, которой завсегда можно было оставить ключи от дома. Послышался скрип замка, дверь открылась.
- Тетя Маша, я… - он не успел договорить. Добрая соседка, крестясь, отступила в глубь темного коридора и, закатив глаза, повалилась на пол.
Он вбежал, заметался, не зная что делать, приподнял тщедушную бабульку, та открыла глаза, прошептала слабым голосом:
- Петруша, ты?
- Да, теть Маш, я это, я.
- Живой…
Когда они сидели на кухне и пили чай со старыми, как мир, пряниками, которые приходилось подолгу размачивать в кипятке, тетя Маша рассказала ему, про родителей, про семью его. Жена его, Марина, родила девочку, маленькую ясноглазую Дуняшку. Родители только ею, Дуней, и жили, помогали Марине, отдавали деньги, старались не лезть в личную жизнь, а Марина… Она поначалу скрывала, прятала своих ухажеров, а потом бросила – пустилась во все тяжкие. Один раз, когда приехали родители в гости к жене его, то, войдя, увидели дым коромыслом, услышали крик трехмесячной своей внучки, и Марину саму нашли. Она, вместе с длинным тощим мужиком возлежала на грязных простынях в постели, а рядом на полу валялся шприц и жгут… Мать Петра не выдержала, слегла в тот же день, отец пару раз ходил ругаться, угрожал, говорил что не даст больше денег, Маринка же торговалась ребенком. Мать угасла незаметно, просто однажды вечером, когда отец позвал ее спать, толкнул легонька, и она выронила из рук вязанье, выкатился на середину комнаты красный клубок пряжи. Отец крепился, через суд попытался отвоевать внучку. Не удалось, Марина вцепилась в Дуняшку страшной хваткой – без нее не было бы у нее пособия по потере кормильца, да и статус матери одиночки отдавать она никому не хотела. Отец Петра тоже долго не пожил…
Потом тетя Маша отдала ему ключи от квартиры, что всегда лежали у нее дома в хрустальной салатнице, всплакнула малость, и закрыла дверь за Петей. Он открыл дверь, вошел в квартиру – в квартиру своего детства. Тут он набивал первые шишки, сбивал коленки о углы, прищемил палец дверью в зал.. Петр шел меж комнат, заходил, стоял на пороге, слушал тишину… Так он делал иногда, возвращаясь со школы. Зайдет скинет портфель, поймет что дома нет никого, пройдет по комнатам, послушает как шумит детвора во дворе, как фыркает с другой стороны дома на дороге чей-то старенький запорожец, а потом сядет он в зале, напротив книжного шкафа, и слушает, как тикают красивые резные часы что стоят рядом с книгами на полках за стеклом. Тик-так-тик-так…
Петр прошел в зал, сел в пыльное кресло напротив книжного шкафа… Тишина – часы остановились.

- А вы и правда умеете еще и в кита? – пухленький дяденька с хитрым прищуром смотрел снизу вверх испытующе. – Правда-правда?
Ну совсем как мальчишка, фокус такому покажи и побежит радостный, будет орать на всех углах, о том, как дядя фокусник у него из уха монетку достал.
- Умею. – не хотя ответил Петр, отпил шампанского из своего бокала, глянул по сторонам. В принципе тут, в этом клубе, было очень даже неплохо: музыка со вкусом, чуть приятного звучания латино, есть чем перекусить в промежутках между выступлениями, да и выпивка, опять же, за счет заведения – пей не хочу. Номер у Петра был простой до полного безобразия: в самый фееричный момент, когда выступал стриптиз-балет в виде этаких ангелочков поначалу и знатных дьяволиц ближе к финалу, на сцену выносили его, Петра, но только в виде аленького цветочка. Горшочек его был изукрашен ярко красным, и вообще – все это символизировало семя самого дьявола. Ярко вспыхивали на одно мгновение фейерверки, и тут же, из клубов дыма и огня являлся пред ясны очи публики сам Петр в красном же обтягивающем костюме, в должном дьяволу гриме и прочее. Должен был Петр после этого закинуть голову, сделать вид, что заливается он гомерическим хохотом, в то же время пускали звуковую дорожку с этим самым страшенным смехом. Петр запахивался плащом, и, в следующей вспышке фейерверков он пропадал, будто его и не было. На самом деле он вновь превращался в аленький цветочек, который тут же накрывали темной тканью, а затем незаметно уносили со сцены. Платили неплохо.
- А не могли бы вы показать это свое умение? – не отставал пухленький дядька, явно не подходящий для этого заведения ни по комплекции ни по возрасту. Петр же смотрел на молоденькую, сексапильную милашку, что вовсю строила ему ярко накрашенные, до черноты подведенные, глазки. Петр залпом допил шампанское, поставил фужер на стойку и, сказав: «Подвинься, дядя» - двинулся навстречу красотке.
- Подождите. – толстячок крепко ухватился за алый рукав его сценического костюма. – Скажите, а вы можете показать как в кита превращаетесь?
- Где? Здесь? Отец, отвали. – он тряхнул рукой, стараясь разрешить конфликт без скандала и мордобития, но толстячок явно просто так сдаваться не собирался. Петр нашел глазами притулившегося к стенке Андрея, местного вышибалу, крикнул, махнул призывно. Андрей прошел сквозь толпу танцующих словно горячий нож сквозь масло, легко ухватил толстячка за руку, так, что тот скривился от боли, сказал спокойно и даже как-то учтиво:
- Вам пора на воздух. – и они вместе, словно большая горилла, ведущая за руку маленького пухленького ребенка, пошли к выходу. Петр проводил их взглядом, пригладил волосы и ринулся покорять сердце молодой да сексапильной.
Утром, около дома, где Петр снимал квартиру, его уже ждал тот самый толстячок, только на этот раз он уже был не один. Рядом с ним стояла машина, через лобовое стекло виднелась крупная рожа водителя в форменной фуражке, а рядом с подъездом стоял дородный детина – явно охранник.
- Петр Георгиевич, - воскликнул толстячок радостно, и расплылся в доброй, красиво поставленной улыбке, - Петр Григорьевич, не бойтесь! Не бойтесь, пожалуйста! Я все по тому же вопросу: вы смогли бы показать, как превращаетесь в синего кита?
- Могу. – зло буркнул Петр. Он хотел спать, у него болела после вчерашнего, вернее после сегодняшнего, голова, у него было сухо в горле и тошно на душе. – Только воды надо много, на сухую не получится.
- Вот и славно! Вот и замечательно! Петр Георгиевич, а как вы смотрите на участие в шоу?
- Что?
- Шоу! – воскликнул радостно толстячок, - Именно большое, телевизионное шоу с главным призом! Как вы на это смотрите?
- Ну…
- Так-так-так. Не торопитесь, вот вам моя визиточка, - в руке у Петра словно из ниоткуда материализовалась белая картонка с золотым тиснением, - вы как сегодня выспитесь, мне звоните. В любое время, да хоть в двенадцать. – и уже обращаясь к охраннику толстячок выпалил, - Арни, знал бы ты, какой он душка.
Уже когда толстячок сел в машину и та завелась, тронулась, он вновь высунулся из окна и крикнул:
- Жду вашего звонка, Петя! Жду!

Яркие декорации, вспыхивающие словно бы волнами красные и желтые лампы, иллюминация, мечущиеся по затемненной сцене круги прожекторов, и толчок в спину:
- Пошел-пошел-пошел!
Петр выскакивает на сцену: горят огни, пылает фейерверк, все тот же номер с ангелами, что в конце становятся демонами, и он в алом сценическом наряде. Момент превращения и зал ахает, замирает. Одна из дьяволиц поднимает со сцены горшочек с аленьким цветочком и бережно несет его к судейскому столу, ставит перед единственной женщиной судьей – полной напыщенной дамой, что всегда строга, что всегда скрупулезно выискивает минусы, с огромным удовольствием расковыривает незажившие раны. Всполох белого пламени и вот уже перед ней сидит обольстительный Петр в обтягивающем костюме, в руке его букет алых роз, в глазах дьявольская искра.
- Это вам. – он протягивает цветы, нежно целует полную руку, и походкой победителя удаляется за занавес. Уже там он останавливается, с трепетным ожиданием всматривается в экран. За, за, за – все судьи «за». Он проходит в полуфинал. Еще бы, он показал настоящее волшебство, он не та подделка, не эти шуты, что кривляются на экране, показывают сворованные у кого то фокусы, выкручивают свои тела в страшных акробатических стойках. Он, Петр, - вот настоящее чудо, вот настоящее волшебство!
Нет, теперь отдыхать, теперь на съемный номер, принять душ, отъесть свой кусок шведского стола в большой обеденной зале, и на боковую.
Уже ночью в его номере зазвонил телефон. Петр, спросонья, долго выискивал трубку, ухватил таки ее, сонно ответил:
- Алло.
- Петя, Петенька, - слезы, всхлипы. Голос сложно не узнать, он его помнил и все время пытался забыть, и это ему даже удалось, но… - Петенька, я все таки нашла тебя.
- Марина, что тебе от меня надо? – сон пропал разом, будто и не храпел он с минуту назад.
- Петенька, дочку нашу, Дунечку, отбирают. Петя, Петя, помоги, ты же…
- Тебе денег надо?
- Да, на адвоката нужно. Петь, очень надо.
- Марин, - он тяжело вздохну, - я тебе ничего не сказал, я специально не хотел с тобой встречаться, когда вернулся, а то бы… - он скрипнул зубами, вспомнив рассказ тети Маши, - Я знаю, как ты живешь сейчас, я все знаю. Мне рассказали. Лучше пусть ее у тебя заберут.
- Петя, я же мать! Как ты так можешь? Ты думаешь легко было одной, без тебя, без всех растить ребенка? Петя! – снова рыдания.
- Они, - сквозь зубы прошипел он, - тебе помогали, шлюха!
И он громко стукнул трубкой о пластиковый корпус телефона. Потом, подумав, выдернул телефонный провод из штекера и снова лег спать. Но не спалось совершенно. Ему то чудилась его победа в шоу, он представлял, как стоит там, под светом софитов на сцене, как раскланивается, а ему, как принято, уже тащат огромный красивый чек… А потом, тут же, ему представлялась Марина: грязная, высохшая, с ввалившимися глазами, с потускневшими каштановыми волосами. Она ревет, говорит глупо: «доченька», но даже такому образу он не верил – бывших наркоманов не бывает, что-что, а в это он знал наверняка! Да и Дуня эта, хоть и биологическая дочь его, но ведь не видел же он ее ни разу, какая она ему дочь? Никакая!
Он уснул только под утро.

Во втором туре сам Петр в студии не присутствовал. Его транслировали на большом экране, где с вертолета снимали, как лодка вместе с ним, оператором и парой соведущих, отплывала далеко-далеко от берега, после чего Петр встает в полный рост, говорит поставленным голосом: «Чудеса возможны» и бросается в волны, а уже через секунду вода взрывается, взметаются во все стороны мириады брызг и над водной гладью вздымается огромный, куда как больше лодки, китовый хвост. Петр-кит делает два круга вокруг лодки, при съемках с вертолета прекрасно видно, какой он огромный, какой он невероятный, отплывает подальше и несется на лодку, набирая страшную, невероятную скорость. Камера переключается, вот уже все зрители смотрят, как несется огромное тело на утлое суденышко и кажется уже, что катастрофы не избежать, но вот кит, пронзив толщу вод, взвивается тяжеловесно над лодкой и медленно, будто само время остановилось, перелетает через нее. Еще мгновение и лодку едва не переворачивает огромной волной, блестящие брызги, визг соведущей, тихий, едва приглушенный матерок оператора.
Все судьи «за», а иначе и быть не могло, иначе просто невозможно!

Третий тур Петр проиграл. Он не показал ничего нового, его обошли мальчишки, что показывали то чудеса силы, то чудеса ловкости, то чудеса ума – расчудесные мальчишки во всех смыслах слова. Они очень радовались выигрышу, тот, что был помладше даже расплакался, сказал, что их мама давно мечтала съехать со съемной комнатушки, в которой они всей толпой и ютились, и купить настоящую, большую полуторку!
Петр стоял в сторонке в том самом своем сценическом костюме, улыбался, как-то и положено, а сам представлял, как душит этих малолетних ублюдков.
Когда он уходил со сцены, его остановили, попросили дать автограф, а какой-то лысоватый тучный мужчина весьма серьезной наружности вручил свою визитку и сказал: «Надеюсь вы позвоните».
И он позвонил, не через день, не через два – где то с неделю прошло, прежде чем Петр достал визитку, взял телефон и набрал номер. Это был агент, тот самый, что есть у каждой звезды, у каждого певца, у актера. Звали агента: Пахом Пахомыч, а может быть его так и не звали, может просто взял он себе такое прозвище для пущей запоминаемости. Но суть не в этом, суть была в том, что Петр снова получил то, что так ему понравилось там, на сцене. Он вновь выступал! Сначала в различных телевизионных шоу, как то даже про него фильм сняли, который тут же, на волне популярности, тиснули в эфир тв3. Фильм конечно был дурацкий, не обошлось там и без очередного предсказания конца света, но все же это был фильм про него, про Петра Георгиевича Струкова! Потом популярность пошла на спад. Уже через полгода о нем стали забывать, а через год так и вовсе, не стало ни одной программы, куда бы его позвали, ни одного мало-мальски крупного концерта. Его забыли. Только вечные корпоративы, да и то, он там был скорее «закуской», нежели чем «блюдом» - мало кто мог позволить себе достаточно вместительный для кита бассейн, а феерия с аленьким цветочком давно уже всем приелась, да и надоело Петру, что две трети гонорара приходилось отдавать танцовщицам. Петр заскучал, затосковал… Бывало даже напивался он до зеленых соплей, ловил кого-то из гостей на корпоративах и, под неизменную водочку, рассказывал, сколько было чудес в том мире, куда он попал однажды, сколько там было магии, сколько… А потом он ревел, бывало лез в драку, - короче вел светскую жизнь.

Ему позвонили очень рано утром, Петр как всегда был с похмелья, как всегда у него болела голова и как всегда он не хотел ни видеть ни слышать никого. Он взял трубку, буркнул что-то матерное и неразборчивое, но на том конце провода почему-то не поняли его мечты о покое. Гго спросили уверенно и официально:
- Петр Струков?
- Да.
- Вас беспокоят из ОВД Читинского округа.
- Что? Какого черта.
- Марина Викторовна Струкова вам кем приходится?
- Приходилась. – зло ощерился Петр, - Жена она мне была.
- Вы бы не могли приехать на опознание.
- Что?
- Завтра, к двенадцати ноль-ноль.
Короткие гудки, Петр ошарашено положил трубку на место, уселся на кровать. До этого он конечно злился, конечно хотел лично убить эту стерву, хотел разок садануть ей по красивым когда-то губам, но… Мертвой он ее себе не представлял, он даже не верил в то, что она может умереть, будто обязана она была жить вечно.
- А Дуня то как? – спросил он сам у себя.
Вечером он вылетел в свой родной город, к девяти утра он уже стоял около знакомого ОВД, а еще через три невероятно долгих часа его повели на опознание.
Марина была не похожа на себя. Да, он представлял ее себе высохшей, опустившейся, но все это было как то надуманно, картинно. Тут же все было иначе: на носу остро стала видна горбинка, то ли перебили ей нос, то ли с недоедания так ярко она проступила, большие черные полукружья под глазами, впалые до дряблости щеки, острый, со ссадиной подбородок, спутанные волосы, и посмертный оскал, почему они не смогли убрать этот чертов посмертный оскал? Он смотрел на свою жену, и почему-то только теперь ему вдруг нестерпимо, до боли, до острого сосущего под ложечкой чувства стало ее жалко.
- Да, это она.
Он скоро вышел из милиции, прошел за угол и там разревелся.

О том, кому отдали Дуню, он узнал через подставных лиц, да через подкуп, деньги у него были, и после того как он бросил гулянки их, денег, как выяснилось, оказалось безмерно много для одинокого холостяка. Как выяснилось жила Дуня теперь в Сочи, с родителями девочке повезло, во всяком случае так передали ему купленные люди. Тогда же Петр решил, что он должен измениться, нет, не для себя, а для дочери. Он постарался и стал выглядеть совсем иначе: сбрил свою бородку а`ля сатана, он одел костюм, чего с ним не было со времен его службы в КБ, он перестал пить, был причесан, аккуратен.
С Дуней он решил встретиться в садике, там, где никто ему не помешает рассказать ей о том, что он ее настоящий папа, что живет она у приемных родителей, что он, родной отец, снова хочет, чтобы они были вместе и тогда… Что тогда будет он даже не подозревал, но привычка быть в центре внимания, привычка к картинности, к постановочности сцен, сделал свое дело – он верил в хэппи энд!
Дуня, полненькая девочка с двумя бантами на каштановых, как у мамы, волосах, играла в песочнице. Петр подошел к ограде детского садика, выждал момент, когда воспитательница уйдет зачем-то в садик и крикнул негромко.
- Дуняша, девочка, а хочешь я тебе фокус покажу?
Дуня посмотрела на незнакомого дядю, нахмурила бровки и сказала:
- Я вас не знаю.
- Дуня, смотри. – он скоро сказал заклинание и обратился аленьким цветочком, еще мгновение и он снова был тем самым аккуратно причесанным дядей. – Как тебе?
- Ой! А как вы это сделали? – она встала, подошла поближе к решетке забора.
- Дуня, а хочешь подарок? Вот, - Петр просунул меж прутьев большого плюшевого медведя. – его зовут Тэдди, а для тебя он просто Миша. Хочешь?
- Спасибо. – она протянула руки, и он отдал ей медвежонка и тут же ухватил ее за мягенькую детскую ладошку. Дуня посмотрела на него испуганно, губки ее предательски задрожала.
- Тихо, Дуня, тихо, солнышко. Это я – твой папа. Неужели тебе мама про меня не рассказывала?
- Мама Лена живет с папой Колей, а тебя я не знаю. – она дернулась, но Петр не отпустил.
- Тише, Дуня. Не мама Лена, мама Марина, твоя настоящая мама, разве она тебе не рассказывала про меня? Я Петя, папа Петя, - он обезоруживающе улыбнулся, - ну? Разве не рассказывала!
- Тетя Галя! – заверещала вовсю Дуня, - Тетя Галя!
И крик этот тут же подхватили другие детишки, кто-то громко закричал «плохой дядя!». Воспитательница выскочила из дверей детсада и скоро, насколько позволял ей возраст и вес, кинулась на защиту девочки.
Петр отпустил дочку и пошел прочь. По дороге он клял себя на чем свет стоит:
- Папа Петя, мама Марина… Идиот! Выискался, тоже мне – отец. Доченька, Дунечка, душечка…
Он купил в магазине коньяк, выпил его прямо в центральном парке, среди дня, хоть и поглядывали на него искоса – ему было наплевать!
Ближе к вечеру он как-то оказался в баре, помнится пил, кутил, хватал какую-то смешливую блондинку за приятно полненький зад, кажется что-то орал, что-то доказывал… А потом разом наступила ночь, и он, в одно мгновение оказался под огромной луной, под звездами, рядом плескались морские волны, блондинка, почему-то уже совершенно голая, сидела на прибрежном камушке, а он, без трусов, но почему то в ботинках и носках стоял перед ней и кричал, что он, Петр Георгиевич Струков – настоящий волшебник, что он может все, что он…
Блондинка хихикала и тогда он бросился в море, прямо так, прямо в ботинках, прямо в пенные волны. Он плыл, он отплевывался, а когда уже больше не мог плыть, он стал красивым, огромным синим китом. Он развернулся, и насколько мог быстро поплыл к берегу, рассекая черные ночные воды Черного же моря. У самого берега он взмыл из воды, как делал то на программе, вот только не было лодки и не было за нею воды, там была твердая земля, там были острые камни и там была визжащая в диком ужасе голая блондинка у которой был пухлый зад, но не было имени. Он упал рядом с ее ногами, глянул на нее огромным китовым глазом и провалился в черноту.

Утром обыватель включил телевизор. Обыватель знал, что сегодня первое апреля и ничему верить нельзя, даже новостям. Дикторша рассказывала совершенно идиотскую новость о выбросившемся на побережье черного моря синем ките.
- Врите-врите. – усмехнулся обыватель, погрозил телевизору пальцем. – Знаю я вас.

# 4 16.08.2011 в 02:10

Бредово, получилось блин, но все же:

Все утро колотил холодный, ужасно не приятный дождь, и у меня не было никаких сомнений, что он преследовал меня. Гнался за мной, куда бы я ни приехал, заставляя меня вновь и вновь погружаться в прошлое, в те воспоминания, что я пытался утопить. Именно этот дождь провожал меня из Новой Англии, откуда я убегал, в спешке, словно совершил преступление, и, не надеясь вернуться. Он же, словно случайно, встретил меня в Нидерландах, а после, разбудил ранним утром в Париже. Я убегал от него по узким закоулкам Рима, и спрятавшись в ресторане пил вино, которое, как мне казалось, пахло дождем. В один из таких дней, будучи разогретый алкоголем, я пожаловался на этот дождь наливавшему мне бармену.
- Уверяю Вас, одинаковых дождей не бывает, - сказал он. – Каждый новый дождь – он истинно новый, от первой до последней капли.
Мне захотелось поспорить с ним, но я не мог подобрать аргументов. Я только лишь спросил его, бывал ли он когда-нибудь в Новой Англии, и бармен ответил, что нет. Больше мы с ним не разговаривали. Что тут скажешь? Разве можно говорить о дождях с человеком, никогда не бывавшем в осеннем Бостоне? Пожалуй, это стало бы пустой тратой времени.
И вот теперь мы были здесь, за несколько тысяч километров от нашей родины. В портовом кафе гуляли и смешивались запахи. Пахло плохим местным табаком, потом, впитавшимся в столики пивом, морем и дождем. Я курил, глядя в окно на пришвартованный паром с именем «bleue baleine». В кармане у меня лежал билет, под ногами – два чемодана. На столике стояло не тронутое кофе, пить которое, почему-то уже расхотелось. Я вновь боролся с нахлынувшими на меня воспоминаниями, дождь за окном неслышно посмеивался. В тот момент, когда она заговорила со мной, я словно проснулся во второй раз.
- Я вижу вы далеко не местный, мистер? Я права? – женщина возникла из ниоткуда, и я ощутил себя загнанным в угол. – Не против, если я сяду рядом?
- Как Вам угодно, - ответил я, и отодвинул ей стул. Она говорила со мной на безупречном английском, но я чувствовал, что этот язык не был для нее родным. Она была, как и я – не из этих мест, но в отличие от меня не казалась чужой. Не турист, но и не житель этого городка. Скорее частый заезжий гость, по крайней мере, так мне тогда виделось.
- Ведь Вы американец, не так ли?
Она достала тонкие французские сигариллы и закурила, настроившись на долгую непринужденную беседу, так, словно мы были в уютном гостиничном номере, с разожженным камином и бутылкой вина на столике рядом с нами. На ней было легкое платье по талии и жакет из одного модного французского дома, стоимость которых приводила некоторых женщин в обморок. Но она не смотрелась вызывающе. Она выглядела просто и утонченно. На нее было удивительно приятно смотреть.
- А Вы разбираетесь в американцах?
- Вовсе нет, но если человек говорит на английском и курит американские сигареты, скорее всего, он американец. Вы так не считаете?
- Да, - улыбнулся я. – Вы безусловно правы. Хотя я и не хотел бы привязывать себя к определенным местам.
- Я это вижу, - кивнула она, глядя на постаревшие чемоданы. – Но Вы не путешественник мистер, Вы – беглец. И кажется, Вы снова убегаете.
Я промолчал ей в ответ. Паром у причала издал первый длинный гудок, и я оглянулся на этот звук. Дождь все еще стучал по стеклу. Через десять минут нужно было заходить на борт. Ее правота испугала меня – я действительно стал беглецом, не ведая и не понимая куда бежать, но не в силах остановиться. Вот и сейчас, нужно было уходить.
- Вы извините меня, но мне и вправду нужно идти.
- Так значит, уплываете на ките?
Сперва я не понял, что она имела ввиду, пока не вспомнил, как назывался паром. Bleue baleine - что означало синий кит.
- Да, - кивнул я. – Выходит что так.
- Ну так счастливого Вам пути, мистер Американец, - она протянула мне руку – Говорят, на том острове случаются чудеса. Кто знает, может и Вам удастся увидеть чудо.
Я поблагодарил ее и, попрощавшись, вышел на улицу. Уходя, я услышал, как она сказала мне вслед: «Сегодня он обязательно вернется к ней», но о чем она говорила, я не понимал.

Когда паром отчалил, от дождя остался только туман, а при выходе из бухты растаял и он. Мы все увидели солнце, яркое, горячее, и это было выходом в другой мир – таким нереальным казался контраст между затянутым дождем городом и открытым океаном. Я оставил вещи в каюте и стоял на палубе, наблюдая за кружащимися над паромом чайками. Они кричали, падали в воду и снова уносились в небо. Их крики напомнили мне радостную возню мальчишек, играющих в мяч или салки.
Свою последнюю сигарету я выкурил еще на берегу, и вот теперь остался ни с чем. На борту было маленькое кафе, но сигарет там по какой-то причине не продавалось. До острова оставалось четыре часа ходу, и я отправился искать сигарету среди пассажиров. В основном это были португальцы, чуть меньше испанцев и немного арабов. Я пытался отыскать среди них хоть одного англичанина или француза, в надежде на хорошую сигару, но обойдя весь корабль, совершенно никого не нашел. В конце концов, кое-как изъяснившись с молодым испанцем, я получил от него сомнительное подобие самокрутки, поднялся на верхнюю палубу и собирался прикурить, когда меня остановил знакомый женский голос:
- О нет, мистер, Вы же не думаете, что это raisonnablement*
Не знаю, чего я испытал больше – удивления или неожиданности, но самокрутка чуть было не выпала из моего рта. Я был обескуражен и эта женщина – она снова вводила меня в глупое положение.
- Откуда Вы взялись? Могу поклясться, что секунду назад, на этом корабле кроме меня не было и души, знающей хоть одного английского слова. Признаюсь, что Вы меня сильно испугали.
- Прошу прощения, если заставила Вас чувствовать себя неловко. Я была на капитанском мостике, и Вы не могли видеть меня раньше.
- Вы знакомы с капитаном?
- Да, он мой старый друг
Я помотал головой:
- Вы удивляете меня все больше и больше, и я не знаю чего ждать от Вас дальше.
- О, мистер, женщина должна удивлять и ради Бога, прошу Вас, выбросите эту гадость. К сожалению, здешние люди ничего не понимают в курении.
Она протянула мне свои сигареты:
- Не «американки», но согласитесь, удивительно хороши.
- В таком случае, я обязан угостить Вас обедом. Ведь здесь подают обеды?
- О, не беспокойтесь, повар уже готовит. Я распорядилась, чтобы столик вынесли к нам на палубу.
- Распорядились?
Она улыбнулась широко и приятно:
- Видите ли, мистер американец, этот корабль мой, - она снова протянула мне руку. – Кажется, мы забыли познакомиться.

Теперь мы сидели за столиком, и пили португальское «Порто». Я знал ее имя – Шарлинн, а она больше не называла меня «мистером американцем». Мое удивление от происходящего постепенно сводилось на нет, мы ели «фижуада» и это было, как сказала бы Шарлинн, «délicieux*».
- Вы родились на севере, Бёрти? Я могу Вас так называть?
- Если Вам будет угодно. Я родился по дороге из Канады, в одной из гостиниц на границе Новой Англии. Мои родители ехали в Бостон, где я и провел свое детство и юность. Так что Вы оказались правы – я северянин.
Она довольно улыбнулась и сделала глоток Порто, после чего закурила.
- Со временем, мотаясь между севером и югом, начинаешь узнавать и тех и других. Я никогда не была в Бостоне, но мой муж любил этот город.
- Вы были замужем?
- Да, но, к сожалению не долго. Мой муж был моряком, и однажды, море забрало его. Вы знаете, Бёрти – море, оно как спящий младенец – никогда не знаешь, когда оно проснется и с каким настроением.
Сказав это, она замолчала, натянув между нами ниточку тишины. Я дополнил наши бокалы и не зная, о чем говорить, стал смотреть в воду. На нижней палубе о чем-то радостно кричали португальцы, и их смех терялся где-то далеко в волнах. Мне было ужасно неуютно в сложившемся молчании, но слов для начала разговора не находилось. Неожиданно для самого себя, я вспомнил о том, что она сказала мне в кафе, после прощания.
- Вы помните, там, в порту, Вы что-то сказали мне напоследок, а я все ни как не могу взять в толк, что это было.
Она посмотрела на меня с улыбкой, и по ее взгляду я понял, что она ждала этого вопроса.
- Давайте выпьем, мистер Бёрт, ведь мы так и не выпили за нашу встречу. И прошу Вас, пейте до дна, мой друг – сегодня на острове большой праздник.

Одно из моих самых ярких воспоминаний из детства, - рассказывала Шарлинн. – как мы попали под шторм, не далеко от берегов Франции. Мне было всего шесть, и мы возвращались домой из Англии. Судно трясло до каждого сантиметра, швы трещали, и моя мать молилась Святой Деве, чтобы мы остались в живых. Я помню, как отец обнял меня изо всех сил и среди шума неистовства волн, я услышала, как он тихонько напевал какую-то песенку, про синего кита. Это была песенка-легенда, о том, как кит спас из кораблекрушения прекрасную девушку, и как бесконечно благодарна, она была ему до конца жизни.
Как Вы понимаете, мы спаслись и благополучно добрались до дома, но песенка не выходила у меня из головы. Тогда, я уговорила отца рассказать мне эту легенду, и как оказалось, в песне было сказано далеко не все.
Она остановилась, чтобы выпить еще вина. Мы зажгли по сигарете и некоторое время, молча, глядели на море.
- Вы верите в легенды, Бёрт? Верите, что иногда они оживают?
Я помотал головой. Я знал и помнил много легенд, но все они были лишь красивыми сказками.
- Сказки, – сказал я ей. – Ведь нам всем так хочется верить во что-то хорошее.
Но слова мои только лишь пронеслись мимо нее.
- Так вот, мистер Бёрт, по легенде, кит отвез ее на обитаемый остров, где девушка осталась жить. Она взрослела, у нее появился мужчина, но каждый год, в одно и тоже время, она приходила на то место на берегу и ждала его. И кит приплывал. Они оплывали вдвоем весь остров и на закате он «приносил» ее обратно. Сколько так длилось лет, никто не знал, но однажды та девушка умерла, и ее похоронили на берегу, там, где она всегда ждала его. А через год, в тот самый день, на том месте возрос алый цветок и с тех пор каждый год появлялся снова – в одно и то же время.
Сейчас, мистер Бёрт, мы с Вами плывем на тот самый остров, и сегодня, он обязательно вернется к ней. И Вы непременно увидите это, Бёрти – цветок раскроется на закате.

Когда она закончила, берег был отчетливо виден. Порто закончилось, а на душе стало безгранично спокойно. Мы подплывали, и суетливые португальцы напоминали мне муравейник. В их разговорах я не понимал и звука, но голоса их были до зависти счастливыми. Тогда я даже не мог себе представить, что все эти люди прибывали на остров с одной только целью – увидеть легенду.
- Когда услышите толпу, - сказала Шарлинн на берегу. – Непременно следуйте за ней. Я уверяю Вас, Вы даже не представляете, какие порою вещи случаются в нашей жизни.
- Я бесконечно рад уже тому, что в моей жизни случилась эта встреча.
Она улыбнулась, и я вдруг понял, что вижу перед собою невероятно красивую женщину. И как только я не заметил этого раньше, было для меня загадкой.
- Завтра вечером, наш паром уходит на материк, – сказала она и оставила меня одного. Мы не попрощались, мы знали, что увидимся снова.
Остаток дня я провел в гостинице, лежа на кровати из пальмовых листьев. Вино гуляло по моим венам, я был расслаблен, и незаметно уснул. Мне снился далекий Бостон, молчаливый и серый. Я долго бродил по его улицам и никого не встречал. Я заглядывал в одинокие витрины и пытался поймать в них свое отражение, но находил лишь смутную тень. Что все это значило, я не понимал. А потом начался дождь, и вода стала заполнять улицы. Я слышал крики людей и бежал на звук, но куда бы ни прибегал, всюду находил только тени. В конце концов, я проснулся и понял, что кричали на улице. Я не сразу смог вспомнить где я, и пару минут лежал, глядя в потолок и слушая как по берегу бегали люди. Только потом, я вспомнил Шарлинн и все, что произошло со мной за последние сутки. Я вышел на улицу и оказался изумлен этим неистовым людям. Они собирались в толпы, у них были керосиновые лампы, и что-то безусловно важное было в их словах. Я огляделся на солнце – оно медленно приближалось к горизонту. Захваченный духом этого огромного роя, я отправился вслед за ними, на север вдоль берега. Каждый в толпе был возбужден и счастлив. Женщины, мужчины, дети, они шли, словно впереди их ждала мечта, или что-то похожее. Все мы совершали паломничество. Священное шествие, призванное явить легенду. Когда наконец, толпа остановилась и образовала вдоль берега полукруг, я прикинул, что людей было не меньше двух сотен. Солнце уже успело «лизнуть» горизонт, зажглись первые керосинки. Толпа дышала в один такт, люди молчали – взгляды стремились в одну единственную точку на пляже. И я увидел его. Крохотный алый цветок, напоминающий розу. Я не мог поверить, что видел это всерьез, но иначе и не было – цветок распускался. Медленно, словно разводной мост, его лепестки стали расходиться в разные стороны. Каждое движение – чудо. И когда бутон раскрылся до конца, на горизонте вознесся вверх столп воды – синий кит возвращался к берегу. Пляж разразился человеческим счастьем, и оно пронизывало людей насквозь. Где-то на другом берегу, «bleue baleine» издал несколько торжественных гудков, встречая своего героя.

В Бостон я вернулся через месяц, солнечным и тихим утром. Меня никто не встречал и я не ждал кого-либо. Но я был счастлив.
- Я всегда знала, что полюблю этот город, - сказала Шарлинн.
Я бросил чемоданы на кровать и обнял ее:
- Я и не сомневался, my dear….

Raisonnablement – разумно, уместно
Délicieux - великолепно

# 5 16.08.2011 в 05:12

Первое. Читал в два захода. Тормознул вот здесь "... Будни были однообразны: утром, натощак, из него тянули всевозможные анализы, после завтрака включали телевизор, щелкали каналы, пока Петр согласно не кивал, почему-то пульт ему не доверяли. Потом, в середине дня приходил врач и всегда с ним был..." или где-то рядом, не суть важно. Смог вернуться к тексту только через несколько часов. Это так, мало ли автору пригодится.
О герое остались воспоминания, что он любит публику, шоу, ему плевать на семью.
К чему делать жену наркоманкой (и вообще разрушать семью)? Для эмоций, чтобы читателя что-нибудь зацепило? Не назову штампом, но, пожалуй, один из лёгких вариантов, "вскольз" или "наотмахнись". Для фона, вобщем. Выбесила, вот честное слово, эта "мода" давить на жалость детьми. То ли нежелание думать, то ли ещё какая хрень, но это мне напоминает удар кувалдой по гвоздю в оконную раму. Чтоб уж сразу, страховка на 200%. Давайте ещё писать про то, как у женщины отбирают ребёнка, или про замерзающих осенью под дождём двухнедельных котят.
Смысл рассказа (притчи?) воспринял как, мол, люди перестали верить в чудеса, а они бывают.
Не совсем понимаю то, зачем в таком коротком отрывке делать вступление и объяснять как вот так всё получилось. Имхо, можно было читателя поставить перед фактом, что герой умеет и китом и цветочком. Или сократить причину до одного-двух абзацев, или ввернуть через диалог, а не делать винегрет из начала. Первый пост, в принципе, весь - объяснение как и чего случилось. Наверно, из-за этого я и зазевался. Вобщем, упор сделан на историю, а не на героя, а история так себе.
Концовка - вытянула за уши и за ноги. Но... кто-то мог до неё и не добраться.

Второе.
Читалось не в пример легче, без сбоев и от начала до конца. Автору плюс за это. Иностранные имена не смутили, воспринял нормально, однако позже они сыграли и злую шутку.
Хм, сказал я про себя, едва узнал, что хозяйка лайнера та самая Шарлинн (ванильный штамп; с Бертом вроде нормально). Что-то здесь не то. Как-то всё...
Концовка. Автор, для меня вы убили рассказ любовью, тем, что поженили, скажем так, героев. Отсюда восприятие приторно-сладкое, а оно редко бывает приятным. Вот здесь и всплывает дурная сторона имён, добавляет мыльные ощущения в это сладкое.
Диалоги показались скучными и наигранными, нет в них энергии, конфликта, нет конфликта и в самом повествовании. Хоть бы за борт что ли Шарлинн упала, или лайнер потонул, а они на берег еле живые... Да блин, хотя бы шторм в море есть? Так, для фона.
Не моё это, вобщем.

Скажу так. Напиши Рэй с русскими героями всё то же самое, плюс хоть немного конфликтика, ссоры там небольшой, голос был бы ему. С творчеством Волчека практически не знаком. Это четвёртый рассказ, который у него читаю. И вот беда: в трёх из них я встретил штамп "давим на детей" (один блицовский), но об авторе слышал хорошие отзывы. Разочарован, ждал большего, если честно.

Голос Волчеку.

# 6 16.08.2011 в 05:54

Извините за опоздание (часовые пояса же).
Голосование продлится до 23 августа включительно.

# 7 16.08.2011 в 12:19

Когда шумиха малость поутихла, в новостях было сказано, что в тот самый момент, когда случилось это пересечение с миром магии, наша старушка Земля проходила через чрезмерно странное магнитное поле, что висело без каких либо материальных объектов в черноте космического мрака

за ЭТО я точно не голосую, да простят меня святые демоны. Мусор, нудность, тупая серость. Никой концепции в обоих рассказах нет. Языки ужасные, что у одного, что у другого. Волчек отличился мусором - неожиданно, но многообещающе: Меньше конкуренции на рынке - я так щаслива!

Ray по тексту сильнее. Он не показывает и не называет а иногда обыгрывает, на лицо обыгран штамп "ядерный закат" приятный дождь, и у меня не было никаких сомнений, что он преследовал меня. Гнался за мной, куда бы я ни приехал, заставляя меня вновь и вновь погружаться в прошлое, в те воспоминания, что я пытался утопить Так писать и надо, только бы мусор вычистить - и было бы гут. В сюжет я не въехала - в принципе, какой может быть сюжет в столь малой форме.
Из чего следует что его текст напоминает литературу, а не нудное серое повествование, как это произошло в случае его оппонента.

голос Рейке.

# 8 16.08.2011 в 16:45

Мягче и легче читается - второй рассказ.Первый - больше запомнился .Голос Волчеку.

# 9 16.08.2011 в 21:23

Голос - Волчеку. В его рассказ сильнее вжился, читал без малейшей скуки. Второй написан изящнее, но: нет того впечатления как от первого.

# 10 16.08.2011 в 23:13

Второй рассказ понравился описаниями, но всё же голосую за первое произведение - на мой взгляд, оно живее.

# 11 17.08.2011 в 11:11

Как на такую тему можно было что-то написать? Снимаю шляпу перед авторами.

У Волчека все хорошо, да только цветочек с китом за уши притянуты. Хотя кит в конце сыграл хорошую роль.

У Рэя и кит, и аленький цветочек органично вписались в сюжет, гораздо лучше, чем в первом тексте.
Французский язык это, конечно, прекрасно, вот только в Bleue baleine нужно слова местами поменять (прилагательное должно после существительного стоять), в raisonnablement убрать ment (здесь прилагательное нужно, а не наречие).
Во втором рассказе действительно не хватает конфликта.

Все же голос Волчеку, за эмоции.

# 12 20.08.2011 в 12:39

Мне больше понравилось первое произведение, хотя тоже показалось, что кит и цветочек несколько притянуты, но так уж требует тема. Как по мне, первое читается проще и воспринимается легче, живее. Чисто мое имхо.
Второе тоже по своему замечательное, но все же мне ближе стиль первого.
Мой голос за Волчека.

# 13 20.08.2011 в 16:27

Первая работа, стиль весьма узнаваем, связь с темой своеобразная. Что не понравилось, образы главного героя и его жены. Гг не вызывает сочувствия, жена - персонаж неправдоподобный, убивает вот это: " услышали крик трехмесячной своей внучки, и Марину саму нашли. Она, вместе с длинным тощим мужиком возлежала на грязных простынях в постели, а рядом на полу валялся шприц и жгут…" Блин, а до этого она прятала мужиков. Да ей 2 месяца после родов вообще ничего нельзя тупо по медицинским показаниям. И вот момент как же они с мужем жили, прибавления ждали, а потом бац и понесло даму. Либо она до исчезновения супруга дрянью была, либо я не знаю. Финал скомканный, никакой, должен вроде осадок остаться, какая-то безнадега, тоска что ли, но нет его (лично у меня), выбросился на берег кит, так ему и надо.

Вторая работа язык очень порадовал легкий, изящный. Тема вплетена в качестве легенды - понравилось. Персонажи очень даже интересные. И к тому же не вызвал бурю негодования, в отличии от первого.

Голос за Ray,!

# 14 22.08.2011 в 14:36

Обе работы сильны. Читал взахлёб. В тексте 1 понравился сюжет, 2я работа порадовала плавностью подачи. Но всё же голос за рассказ 1. Спасибо Авторам.

# 15 24.08.2011 в 02:56

За рассказ Волчека: Коллапс, ДаринаДарина, Аш, Форрида, Ламбенгольмо, Маринаснежная, Максоло.
За рассказ Рэя: Лисичка и Санечка.
Со счетом 10:4 победил Волчек. Медаль ему.

Дуэль №281. Ray против Volchek'а (Синий кит и аленький цветочек)

Страница 1 из 2
1
2
»

svjatobor@gmail.com

german.christina2703@gmail.com