Она входит и воздух сразу тяжелеет, сердце замирает, а потом резко ударяет в грудь. Чем сильнее оно бьётся о рёбра, тем грубее и громче я разговариваю с вошедшей. Как это оказывается сложно - перекричать собственное сердце.

Когда это началось? С мимолетных касаний. С платья, капроновым носком обтягивающим её фигуру. С чувственных улыбок. Она вошла в мой кабинет и даже не успела разомкнуть пухлых губ, а я уже знал, что она будет здесь работать. Лиза говорила о себе, стесняясь прямого взгляда, теребила красный подол платья, а я представлял, как рассыплю по полу скрепки и прикажу ей собрать их. Все до одной. В моих фантазиях она опускалась на четвереньки и ползала до дыр на острых коленках.

Спустя месяц мои двусмысленные предложения к ней стали весьма прямыми. Лиза не отказывала, но и не соглашалась. Выкручивалась ужом, шепча, что ищет настоящую любовь. Любовь ждала её на клавиатуре в прямоугольной обитой бархатом коробочке. Цепочка немедленно украсила изящную шейку. Я решил, что дело в шляпе, и когда мы остались одни, полез ей под юбку. Лиза отпрыгнула, как ужаленная, щёчки стали вишнёвые от смущения, голос дрожал, словно правда не понимала:

“Вы что же, Владимир Борисович? Что же вы... Вы из-за подарка? Ах, а я то думала... Думала это просто... Извините меня, мне было так приятно от такого-то мужчины... Я же и мечтать не смела, но если вы просто хотели купить. То... - неловкими дрожащими пальцами она принялась теребить застёжку цепочки.

Я и сам стоял ни жив ни мёртв. Растерялся. Поспешил опустить её руки, а она вздрогнула от прикосновения, подняла глазища. Доверчивые-доверчивые. А сама такая маленькая. Такая беззащитная.

“Не прав был, Лиза. Давай по другому попробуем. Сходим на свидание? Завтра после работы?”

Лиза уставилась на меня с непониманием, и вдруг её лицо озарила такая улыбка, а доверчивые глаза так засияли, что промелькнула в голове глупая мысль:”Никому не отдам. Моя”.

В том момент я и попал. Надо было увольнять козу к едрени фени. Или самому увольняться. Бежать куда глаза глядят. Кто же знал, кто ведал. Так попасть...

Одно свидание потянуло другое, всё понеслось, как снежный ком, залепило глаза и уши. Совсем разум потерял от счастья. “Счастье” же с каждым днём укрепляло позиции. Закармливало обедами, нарядами радовало, искало защиты под моим крылом.

Бывает, прибежит в кабинет, дверь закроет и прижмётся щекой к моей груди, обнимет, словно последнюю надежду, и шепчет:”Люблю, люблю, люблю! Только ты мне опора и защитник, только тебе я могу довериться”.

“Что случилось?” - говорю, а сам чуть не падаю от гордости и осознания собственной значимости”.

“Ничего, - говорит. - Соскучилась”. - А сама глаза отводит, чуть не плача.

Решаю я разобраться, опрашиваю сотрудников и выясняю, что Марья из отдела логистики что-то с Душенькой моей не поделила. Да так, что вроде и не разберёшь, кто виноват.

Я, конечно, Марью вызвал и выговор сделал. Не дело разборки устраивать, тем более со старшими по должности

- А с чего это она старшая? - возмутилась дебоширка.

- С того, что сегодня пришло распоряжение, - строго сказал я. А вот что оно от меня, уточнять не стал.

Марья язык сразу прикусила, а Лиза, как вечером узнала, так на шею мне и кинулась. Благо лёгкая, как пушинка. Закрутил её и на стол завалил. Она ногами обхватила, притянула за плечи и умоляюще зашептала на ухо. Я внял мольбам с яростью утопающего. Благо в офисе уже никого не осталось.

Думал, как всё случится - отпустит, да только увяз сильнее. Снежный ком превратился в ледник. Я вмёрз намертво.

Никогда раньше моё сердце не знало такой любви. Не ведало, какую она порождает жажду. Я пожирал Лизу глазами, без шанса насытиться, упивался поцелуями, и не мог напиться. Под её чарами я впервые за свою жизнь осознал, что значит быть для кого-то неповторимым. Единственным.

Мужчины - они же существа простые, им только дай понять, что нужны и важны, дай спасти и всё - они ваши. Любого разорвут. Лиза только тем и занималась, что подливала масло в жерло моего эго.

Как-то залетела в окно оса, так эта дурында чуть в обморок от страха не упала. Я тоже кусачих не любил и даже опасался, но ситуация создалась критическая. Смеясь, поймал я осу в банку и ещё к Лизе поднёс, потряс, чтобы видела - опасность её миновала. Лиза руками замахала, зарделась, бровки домиком состроила. А в глазах восхищение плескается, смотрит на меня словно сильнее мужчины не видела.

Подарки, ясное дело, тоже были. Уж как она им радовалась, как никто и никогда в моей жизни не радовался. Приятно было делать её счастливой. По душе мёдом разливалось тепло.

На работе Лиза засиживалась до самого закрытия, не всё у неё ладилось, но старалась она за десятерых. Русский менталитет обязывает тащить своих вверх, и должность её росла, как на дрожжах. Пересуды были, конечно, но кому до них есть дело, если мой ангелочек от счастья едва не летал.

Нет-нет, да и лезли в голову грешные мысли о семейном союзе. Мало ли, что всего три месяца за плечами, и так было ясно - эта женщина дана мне свыше. И жизнь нас ждёт сказочная.

Предсказатель из меня вышел никудышный, мечты лопнули, как мыльные пузыри. В один из дней Лиза позвонила и сказала, что забыла у меня в кабинете свою сумку. Та дожидалась хозяйку в стенном шкафу. Какой чёрт меня дёрнул в неё заглянуть? Что искал, сам не знаю, да только такого найти не ожидал. Извлёк я из недр женской кладовой книгу “Мужчины. Инструкция по применению”.

Ну, мало ли, книга. Все “Буквоеды” завалены подобными “шедеврами”. А женский мозг - существо всеядное. Всё что ни попадя заглатывает и не давится. Те же пресловутые женские романы! Так я подумал, но книгу раскрыл и небрежно пробежал взглядом по тексту. Моргнул и перечитал уже внимательнее. А потом и вовсе закрыл кабинет изнутри, забрался в кресло и с беспокойством принялся за чтиво с первой страницы.

Когда закончил, была середина ночи. Телефон сердито мигал под тяжестью непринятых вызовов. Я захлопнул книгу, положил на стол, встал и в растерянности прошёлся по кабинету. Три шага вправо и четыре влево. Взглянул в зеркало, оттуда глянуло опустошённое нечто, - ещё с утра живое и счастливое, и, в один миг, потерявшее всё.

Тут же на зеркале, словно в насмешку, был приклеен стикер. Сами собой вспомнились строчки из “Инструкции”:

“Люблю своего самого сильного мужчину на свете” - издевательски сообщал стикер. Лиза не изменила ни слова.

Внутри пульсировала пустота, ещё немного и проглотит сердце. Я сорвал несчастный клочок лживой бумаги, с ненавистью разорвал его и швырнул себе под ноги. Тут же взгляд упёрся в ботинки, которые помогла мне выбрать Лиза.

“Дорогая обувь важна для мужчины, уговорите его потратиться на неё, убедите что он может себе позволить самую новую модель. Не сомневайтесь, у вашего объекта отложится будто это вы сделали ему подарок.”

Дыхание перехватило. Я задыхался под тяжестью обиды и злобы.

Кулак прилетел в зеркало, колючее крошево брызнуло в стороны. Отражение треснуло, так же, как треснуло что-то во мне этой ночью.

Чтобы не начать крушить всё вокруг, я вернулся в кресло и зажмурил глаза, перебирая в голове строчки книги.

Я старался, действительно старался вспомнить хоть что-то о Лизе, что одновременно нравилось мне и не было взято из чёртовой книжонки. Что-то кроме её выточенного в спортзале тела и подкаченных ботоксом губ. Бесполезно.

Опустошение было полным. С трудом переставляя ноги, я покинул кабинет.

Разговор с Лизой вышел бурный. Она плакала, просила прощения и умоляла. А я всё высматривал в этих метаниях человека без книжной обложки.

В конце концов она сказала:

“Если тебе всё нравилось, если ты был счастлив, то ни всё ли равно откуда я взяла эти женские штучки?”

“О чём ты говоришь!? Ты обманула меня! Игралась, как с куклой. Добилась чего хотела? Только мне такая любовь не нужна!“

“Неужели?” - Лиза расчётливо улыбнулась, кошкой подбираясь ближе. Куда-то делись слёзы, теперь о них напоминали только припухшие щёки. Лизин взгляд сделался растерянным, она оплела меня руками и зашептала: ”Не оставляй, пропаду без тебя”. Юркие пальчики уже трудились над ремнём. Накатила волна тепла с пеной мурашек. Скала доводов потерялась в пучине и руки сами собой потянулись к знакомому и любимому.

“Самый лучший мужчина, самый важный для меня”.

Эти слова выдернули мой разум из страстей. Я словно со стороны увидел сплетенные на простынях тела и полное похоти лицо Лизы. Правильное лицо. Правильные стоны. Прописанные кем-то другим слова.

“Любая ссора решается сексом. Он как транквилизатор для мужского пола”.

Горечь накатила с новой силой. Всё закончилось быстро и не принесло удовлетворения. Наоборот - высушило до дна.

“Ты завтра же покинешь офис,” - твёрдо сказал я, не глядя на чужую мне женщину. Быстро оделся и сбежал. Я больше не собирался быть “Объектом”.

Она не ушла. Повысив её до старшего менеджера отдела, я украл у себя власть над её судьбой в компании. Уволить её мог только совет, о чём Лиза мне и сообщила на следующий же день после знаменательной ночи. Я решил: “Переживу”. И не ошибся, но кто бы знал, какой тяжкой стала эта жизнь.

Лиза не страдала долго, очень скоро переключившись на директора филиала. Обтянула булки потуже, снарядила пятки шпильками и вперёд, на новые завоевания. Идеальная машина соблазнения. Мужские взгляды так к ней и липли.

Убиваемый ревностью и обидой, я утешался тем, что сохранил остатки гордости. Разгадал обман. Вот только, что мне это дало? Одиночество? Холодную кровать? И стоило ли так беситься, подумаешь - книжка, подумаешь - подсмотрела. Разве не для меня она всё делала, разве не я был до сумасшествия счастлив? Чего стоило просто наслаждаться... Лучше бы я никогда не находил проклятую книгу.

В глубине души, я малодушно был готов всё простить, если бы только она сделала первый шаг. Если бы только взглянула, как раньше.

Тут Лиза вошла в мой кабинет за подписью в Договоре поставщика.

Пульс застучал в ушах. Я молча поставил закорючку на протянутый лист и грубо сказал, перекрикивая непослушное сердце:

- В следующий раз оставь у секретаря, как это делают все. Для тебя здесь нет исключений.

- Как скажете, Владимир Борисович.

- И где твой бейджик? Потеряла. Вечно у тебя ветер в голове.

- Он на перевыпуске, там меняют должность. - Она собралась уходить.

Собрав волю в кулак, я выдавил:

- Ты ничего не забыла мне сказать? Я готов тебя... выслушать.

- Нет, - ответила Лиза и вдруг добавила, опасно понизив голос: - Я прошу Вас запомнить, Владимир Борисович. Я никогда. Ничего. Не забываю.

Лиза ушла, а я, оглушённый, бессмысленно пялился в столешницу. “Ничего не забывает,” - пробормотал я, - “Но ведь сумку то...”. Меня словно обухом ударило. Жалкие крохи гордости превратились в пыль. Я заплакал.

К месту сбора бывших однокурсников Игорь подъехал последним. Большинство “безлошадных” уже расселось по другим автомобилям, и на площади перед мостом его ожидали лишь Лариса да активистка Катька Махоткина. Насколько можно было рассмотреть, за прошедшие годы обе они почти не изменились. Разве что Махоткина к нескольким лишним прибавила парочку совсем уж ненужных килограмм.

Солнце только что забралось на крышу старинного особняка и светило оттуда девушкам в глаза. Из-за этого они щурились, нетерпеливо всматриваясь в припаркованные машины. Видимо искали Игоря, но найти из-за тонировки не могли.

Тогда он осторожно посигналил. Только после этого Махоткина разглядела его за стеклом автомобиля. Она шутливо погрозила кулаком, решительно направила к нему Ларису и уж совсем энергичным движением руки показала всем, что пора отправляться в путь. Потом она тяжелым галопом побежала к красному БМВ, припаркованному в опасной близости от перекрестка. И уже через минуту кортеж из пяти машин двинулся через мост.

В свои двадцать восемь Игорь так и не смог понять, какие качества в женщинах для него важней всего. Не так давно ему нравились девушки красивые и веселые. Теперь он об этом жалел. Еще больше жалел о том, что не разглядел Ларису тогда, в институте.

Когда она оказалась на соседнем сиденье, он сильно удивился тому, как изменился его вкус за последние пять лет. В ней не было ничего такого, что выделяло бы ее среди других. Средний рост, худенькая фигурка, обычное лицо, приятное, но самое простое. Однако с собой она принесла шелковое облако нежности и уюта.

Трудно объяснить его природу. Может это действительно пресловутая аура — таинственный свет души, а может просто мягкие неторопливые движения рук, покой лица и тонкий, почти неуловимый запах ее духов, соткали это облако для него. Но Игорю вдруг стало хорошо лишь от того, что Лариса была тут рядом.

Назвать ее веселой тоже он не мог. Напротив, она была задумчивой, немногословной. За всю поездку произнесла лишь пару-тройку фраз. Спросила как дела и похвалила старенький ниссан. Но Игорь, хоть и мечтал его сменить, не стал ее разубеждать. Он заметил, что Лариса не привыкла к машине, это тоже понравилось ему.

И еще, один только раз, когда они проезжали по мосту и внизу искрилась река, и пестрели пляжи, подставив солнцу песчаные спины, она сказала:

— Знаешь, тысячу лет нигде не была.

Так спокойно, в свойственной ей манере, без жалобы и сожаления. Игорю понравилось и это. Он понял, что Лариса одинока.

Все остальное время она молчала. Но и молчать с ней было хорошо. Она смотрела в окно, за которым мелькали то кусты, то тополя, то заросли бузины, о чем-то мечтала и иногда улыбалась сдержанной, но искренней улыбкой. Игорю хотелось думать, что эти мечты и улыбки имеют отношение к нему...

***

База отдыха, куда они направлялись, принадлежала конторе, где Махоткинский отец был какой-то важной шишкой. Несмотря на это, пожилой сторож с заспанным, опухшим и недовольным лицом долго не хотел открывать ворота. Катька во все свое луженое горло орала на него, куда-то звонила, орала в трубку и опять на сторожа. Кто-то из парней предложил свалить низенький забор и даже покачал первую хлипкую секцию, давно забывшую, что такое краска. Но, к счастью, ничего ломать не пришлось, в конце-концов их все-таки впустили.

Потом до хрипоты решали где расположиться. Одни хотели в беседке, другие на берегу, третьи вообще в двухэтажном корпусе. Каждый считал себя умнее всех и совершенно не слушал остальных. В итоге, волевым решеним Махоткиной, выбрали место возле лодочного причала, перед корпусом, в тени цветущих груш.

Лариса и Игорь не принимали участия в этих разборках, и стоя в сторонке, лишь изредка многозначительно улыбались, словно желая показать друг другу, что выше всей этой суеты.

Чуть позже их разлучили. Из корпуса вынесли столы, поставили в ряд, достали из машин провизию, девчонки занялись салатами. А парни в это время пускали голодную слюну рядом с дымящимся мангалом. Но Игорь не терял из поля зрения Ларису.

Ему нравилось смотреть, как она хлопочет, как дело спорится в худеньких руках. Порой их взгляды встречались, и тогда ее движения становились томными и плавными, а нож в руке так и порхал, кроша мясистую, сочную плоть помидоров.

Наконец все было готово, и Лариса с Игорем снова оказались вместе. Столик им достался последний, дальний от корпуса. Мест было много - больше чем людей, поэтому в довесок к ним подсадили лишь ботаника Радзевича. Да и то он сразу с головою погрузился в телефон, и возвращался в “реал” лишь для того чтобы чокнуться, выпить и закусить.

После третьего тоста кто-то вспомнил про музыку. Тот самый сторож, но уже угостившийся и подобревший, выставил в раскрытое окно корпуса видавшую виды колонку. Размеры у нее были устрашающие, но звучала так себе, а на низах хрипела и кашляла, как заядлый курильщик.

Сначала из нее доносилась унылые звуки русского рока, но потом заиграла какая-то разудалая песня и перед Игорем возникла пляшущая Катька Махоткина. Она трясла и крутила своим налитым телом, хватала за руки и упрашивала идти танцевать.

Но он не пошел, устоял перед ее напором. Тогда Махоткина, не долго думая, вытащила из-за стола и увлекла за собой вяло протестующего Радзевича. Он так и не сподобился научиться танцевать, и как паралитик, неуклюже топтался на лысом пятачке перед корпусом. Видимо, желая досадить Игорю, Катька вертелась вокруг ботана. Иногда намеренно цепляла его какой-нибудь выдающейся частью тела, а во время припева принималась неистово скакать. Тогда два упругих волейбольных мяча задорно прыгали у нее под майкой.

Игорю было плевать на эти дикие танцы. Он увидел, что Ларисе нужна его помощь. Ела она, как птичка, а к вину почти и не притронулась. У него уже была пустая тарелка, а она едва осилила и половину, и сейчас с трудом запихивала в себя очередной кусок шашлыка.

— Может помощь нужна? — спросил он, и сам удивился, каким бархатным был у него в тот момент голос.

Лариса, молча кивнула, на лице ее было столько неловкости и благодарности, что Игорь невольно улыбнулся в ответ. Он потянулся за ее тарелкой. Случайно, или же почти случайно, его мизинец дотронулся до нежного мизинчика Ларисы. И в тот миг электрический разряд пробежал по руке, плечу и ударил в грудь, заставляя сердце биться чаще.

Мясо было холодным, да еще непрожаренным, и на месте укуса пенилась бурая кровь. Но Игорь не обращал на это внимания. Он вообще не замечал ничего, кроме своего нового чувства.

Все вокруг дышало любовью. Медовый аромат цветущих груш, нагретая солнцем река, щебет птиц, веселая суета насекомых. В такой день хотелось думать только о хорошем, и совершенно не хотелось о плохом.

Ну совершенно! Особенно о том, что он женат. О том, что супруга, ребенок и теща связали его по рукам и ногам. Что кроме дома и работы он последние два года не видит ровным счетом ничего.

Об этом хотелось поскорей забыть. Однако обручальное кольцо, которое он предусмотрительно снял сегодня утром, но недальновидно сунул в задний карман, теперь впивалось в ягодицу, постоянно напоминая о превратностях судьбы.

***

А ведь всего-то три года назад Игорь точно так же сидел за столиком с Мариной. Только тогда, за спиной шумела не река, а искристые струи фонтана, и вместо пения птиц доносились гудки маршруток, сражавшихся за место на остановке. Но день был похожий: приятный и теплый.

Рядом с такими шикарными девушками всегда что-то включалось в голове, и Игорю безудержно хотелось юморить. Шутки сами вылетали изо рта, как из пулемета “Максим”. К ним Марина была более чем благосклонна. Может быть потому, что действительно считала их остроумными, а, возможно, и от того, что ей нравился сам юморист.

Она смеялась звонким, переливистым смехом, раскраснелась, совсем перестала думать о том, как она выглядит, и даже бросила прикрывать ладошкой маленький ротик с жемчужными зубами. В свою очередь, ее веселость все больше распаляла Игоря, и в какой-то момент он потерял контроль над собой.

Его самого уже трясло от смеха. Ходуном ходил не только живот, но и голова, и плечи, и руки, даже та из них, что стояла на столе и держала бокал с вином. В общем, он и сам не заметил, как по футболке, в районе груди, расплылась бесформенная блямба рубинового цвета.

Внутри все похолодело. Так опозориться в присутствии прекрасной дамы! Но волновался Игорь напрасно, эффект был совершенно не такой, как думалось ему.

Марина тотчас же схватила салфетку и перегнулась через стол. В этот момент ее блузка оттянулась на груди, как бы открывая Игорю вход в пещеру сокровищ Али-бабы. Там перед его жадным взором сразу предстали два округлых, сочных сталактита. От одного вида которых Игорь на мгновенье позабыл не только о досадном инциденте, но и свое имя, и где находится.

Ну а Марина не теряла времени даром. Аккуратно промокнула пятно салфеткой и принялась натирать его солью. Пальцы у нее были нежные, и хотелось чтобы длилось все это как можно дольше.

Она и не спешила. Неизбалованный заботой Игорь сомлел от такого внимания. Эти ласковые прикосновения, бескорыстная участливость и прекрасные виды, которые только что открылись ему, окончательно растопили его сердце и поселили в душе мечту о совместном счастье.

Впрочем, были два момента, которые настораживали. Во-первых, в ее заботе он заметил некую хозяйскую нотку. Словно терла Марина не его грудь, а свой любимый палас. И во-вторых, когда она управилась с пятном, зачем-то, как бы невзначай, поправила воротник его футболки. И в этот момент какой-то странный спазм словно железный обруч сжал ему горло. Однако это было столь скоротечно, и показалось столь незначительным на фоне всего остального, что Игорь вскоре и думать об этом позабыл.

Про хозяйскую нотку он вспомнил, когда первый раз привел Марину домой. Тогда же придумал ассоциацию с паласом. Именно с него она начала свое “знакомство” с квартирой. Потом настала очередь грязных носков, немытой посуды, паутины под потолком.

Казалось бы, что тут плохого? Но Игоря так неприятно поразило, как легко освоилась у него Марина, как быстро крепла ее хозяйская рука. И все же, о нем заботились, а это, что ни говори, приятно.

Про спазм Игорь вспомнил уже в конце осени. Он одевался в прихожей, Марина ему заботливо повязывала шарф. Нежно тянула за концы и вдруг как дернула, с такой нечеловеческой силой, до боли, до хруста.

— Маё! — сказала она и в ее глазах вспыхнули и погасли хищные огоньки.

Тут же она пыталась перевести все в шутку, засмеялась переливисто и звонко, как тогда, в кафе у фонтана.

Но Игорю стало не по себе. Он вспомнил как все началось: приятный июньский день, вино в пузатом бокале, пещеру Али-бабы. Заботу и ...хозяйскую нотку. Такую слабую пять месяцев назад и такую громкую сейчас. А что, если Марина уже тогда считала себя его хозяйкой?

С того случая прошло два с половиной года. С каждым днем шарф затягивался туже и туже, и однажды Игорь обнаружил, что это уже не шарф, а ошейник. Правда поначалу достаточно мягкий и с довольно длинным поводком.

Однако судьба вела Игоря вперед, по своим замысловатым лабиринтам. Скоро в его жизни появились ребенок и теща. Эта женщина официально появилась для того чтобы помогать дочери с сыном. Но казалось, что истинная цель: напоминать о том, какой Марина станет через 25 лет.

“Мама”, как теперь надо было величать тещу, не знала жалости и снисхождения. А себя считала “владычицей морскою”. А сам себе теперь казался Игорь русской тройкой наоборот. Одинокой лошадью, в которую запрягли три телеги. Кожаный поводок превратился в стальную упряжь, мягкий ошейник в ярмо...

***

Вот и сегодня, вырвался Игорь с боем. Оттого и приехал последним. Жена рыдала, стоя в коридоре как мадонна с ребенком на руках. А теща крикнула вдогонку:

— Можешь не возвращаться! Проживем и без тебя!

Игорь представил ее лицо, искаженное злобой, с уродливой бородавкой под носом и редкими усиками над верхней губой.

Сделал он это некстати. Его всего перекосило, и пережеванный шашлык сбился с пути, выбрав не то горло. Горлу это не понравилось, и оно сказало: “кха-кха”.

Вот тут-то и случилось то, что в медицине называют “дежавю”. Нежная Ларисина рука мигом потянулась к его спине. Маленький кулачок очень деликатно два раза постучал Игоря между лопаток. Но и это показалась ей грубоватым. Еще два раза она легонько хлопнула по спине ладошкой. Потом эта ладонь нежно скользнула вверх и зачем-то поправила воротник футболки...

Все произошло так быстро, что Игорь не успел понять, была ли там какая-то хозяйская нотка. Ему хватило спазма. Шею мгновенно свело, поэтому шашлык опять заплутал.

Когда же Игорь прокашлялся, проморгался и открыл глаза, то все вокруг потеряло большую часть своего очарования. Впервые за вечер он внимательно осмотрелся по сторонам. Радзевич тупо ковырялся в телефоне, группа парней что-то обсуждала возле машин, разводя руками, видимо чем-то меряясь, девчонки сплетничали, кто друг с дружкой, кто по телефону.

Все было так же как всегда и от этого стало скучно. Поэтому, когда заиграл медляк, и Махоткина пригласила его на белый танец, Игорь не стал ломаться и строить из себя непонятно кого.

Из колонки лилась беспредельно чувственная и лиричная мелодия. Особенно старался саксофон. Он хрипел, наполняя пространство нежностью и тоскою. На втором плане терзали душу скрипки, били по нервам ударные. На третьем - шумела река, пели птицы, жужжали мухи, шмели и пчелы.

Махоткина и Игорь медленно кружились в танце. Она прижималась к нему, а он- к ее упругим мячикам. Перед его глазами неторопливо проплывали: корпус, с открытыми настежь окнами, фрагмент реки, железная раздевалка на тонких ножках, второй фрагмент реки, деревянный причал, три утлых лодченки, ржавый катамаран, деревья в цвету, угол стола, Лариса.

Она робко помахала рукой, видимо все еще на что-то надеясь. А он сердился на нее и на себя, за мимолетный порыв, и недовольно думал: “Все вы, бабы, одинаковые”.

Мысль сама по себе не ахти какая гениальная, и, прямо скажем, не бесспорная. Но трудно переоценить ее полезность институту брака. Скольких мужей она вернула женам. Скольких отцов - детям.