|
|
|
Дуэль №768
|
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 19
Замечания : 0%
Дуэлянты: Подземный_кот vs Джубал
Тема: по кругу
Жанр: без ограничений
Объем: без ограничений
Сроки: 10 дней (11.07.2021 - 21.07.2021, включительно)
Голосование: аргументированное, ранговое:
- "Начинающий" - 1 балл
- "Завсегдатай" - 2 балла
- "Рецензент", "Модератор", "Администратор" - 3 балла
- "Магистр" - 4 балла
Дуэль открытая, тексты выкладывать ниже.
Примечания по теме: Тема (особенно ввиду отсутствия ограничений по жанру) достаточно свободная. Мистика, фантастика, повседневность, военный жанр - все на откуп дуэлянтов; гуляй, фантазия (Единственное - никаких триггеров, политику и религию не трогать). Но от авторов ожидается максимально четкое прочтение темы. Если вы делаете цикличное произведение (что приветствуется, но не обязательно), то этот ход должен быть полностью обоснован сюжетом.
Итак, к барьеру!
И пусть победит сильнейший.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 19
Замечания : 0%
По причине технического сбоя у одного из дуэлянтов крайний срок сдачи работ переносится на 2 дня - 23.07.2021.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 141
Замечания : 0%
Закутавшись в несколько слоёв одежды, выползаю из тёмного вонючего подъезда в слепящую белизну зимы. Первый же вдох обжигает горло. Холод ползёт внутрь, расползается, вызывая кашель. Сплёвываю его в ближайший сугроб и придерживаю сумку с инструментами. Впереди не такой уж близкий путь – весь транспорт канул в никуда, освободив кишечник улиц от постоянных запоров. Все они гниют под плотными слоями снега: во дворах, в депо, в рандомных местах застывшего подобия города. Который, по сути, был лишь придатком для дыры побольше. Но на своих двоих то сподручнее, конечно. Ну что, похрустим?
Мчу к цели, перебирая тяжёлыми ботинками по скрипучему снегу. Ноги сами знают, куда вести человекооболочку, которая уже начинает покрываться крупными каплями пота. Проклятый шар в небе сегодня расщедрился на жаркие лучи поддержки. К спине неприятно липнет футболка, чёртовы трусы предательски сбились и врезаются в широкие ляхи. Духота. Снаружи и внутри. Утираю слезящиеся глаза и поправляю лямку, больно врезавшуюся в левое плечо. Достаю из кармана мятую пачку и на короткий миг сбиваюсь с ритма. Подкурив, отправляю клубы дыма вверх. Солнце, лови поцелуй. Раскорячиваюсь, пытаясь поправить исподнее. Всё без толку. Ну ладно. Пора топать дальше.
Прохожу мимо остановки, которую когда-то называли «умной». Стеклянный короб с раззявленной пастью смотрит на меня. Внутри засели три человека с одинаковыми гримасами. Бессмысленный взгляд, напряжённые лица. Уже не дождутся тридцатой маршрутки. Хорошо хоть, погода им нипочём: одеты как надо. Не хочу, но машу рукой. По привычке. Ответа, как обычно, не получаю. Аккуратно тушу окурок и бросаю в урну. Оставляю ждунов позади.
Моё дело простое: следить за владениями. Днём хотя бы немного расчищать особо важные места от налетевшей перхоти с небес. Вечером пройтись по родным и знакомым, чтобы убедиться, что с ними всё хорошо. Чуть позже забежать к Свете. А потом уже в свою пещеру: холодный душ, холодный ужин, холодная постель. Липкие сны.
Прохожу мимо туго затянутых в оранжевые жилеты мужчин. Один забрался по хлипкой лестнице к макушке фонарного столба, двое внимательно наблюдают за его действиями. А тот протянул ватные руки к тусклому огоньку в клетке и замер. Выдохнув густое облако пара, приветствую их. Господа просто стоят, застыв в моменте. Обхожу их стороной. Нечего мешать.
Из нашего Рыбноместова народ потянулся семь лет назад. Сначала побежала молодёжь. Оно и понятно: здесь нет абсолютно ничего, что могло бы скрасить досуг или дать пинок, направив в сторону настоящей жизни. Серый мазок на карте области, который рано или поздно начинает жать в плечах. Неуютный и тесный, для стариков, построивших его, он стал отличным похоронным костюмом. Люди в самом расцвете мариновались в бетонных коробках, медленно доходя до кондиции. А кладбище разрасталось.
Вновь достаю пачку и закуриваю. Дым заполняет пустоту внутри, даря спокойствие. Сбрасываю сумку под ноги и шумно вздыхаю. Утираю раскрасневшееся лицо и тупо разглядываю покосившуюся деревяшку. Ей повезло избежать участи большинства аварийных домов. Старый район сбросили с парохода современности и обставили всё пятиэтажками, укутанных сайдингом. Двухэтажной развалине тяжело под грузом белого пласта, но, увы, ничем ей помочь не могу. Только и остаётся, что стыдливо коситься в сторону и делать вид, будто всё в порядке. Замечаю в оконце ребёнка. Девочка в красном свитере уселась на подоконнике с плеером. На тканевом лице намалёвана маска абсолютной отрешённости. Отворачиваюсь от стеклянного взгляда голубых глаз и наклоняюсь за сумкой. Осталось совсем чуть-чуть.
Вот и он: указательный знак с названием моей обители. Расстёгиваю замок сумки и достаю щётку. Ворсинки из-за длительного использования выглядят печально: есть проплешины, оставшиеся торчат во все стороны. Но пока она может выполнять своё назначение, на покой не отправится. Аккуратно подхожу к синей жестяной панели на двух подпорках и молюсь всем богам, чтобы не упасть. Сектор «навернись» на барабане сейчас будет некстати. Хрусть…хрусть… Кажется, небеса услышали. Пора приступать.
Мужик, который раз в неделю привозит продукты, постоянно спрашивает: «на кой хер ты чистишь то её? Сюда же только я приезжаю. Город то никому не нужен». А я, дурак упёртый, постоянно говорю: «А как иначе то? Хотя бы так он будет существовать. Хотя бы так будет заметным». Абсолютно идиотское занятие крепко засело в мозгу и превратилось в своеобразный ритуал, который не могу нарушить. Если пропущу хоть один день, город перестанет существовать. Такие дела. Судя по шевелящимся губам, я говорю это вслух. Ну и пусть: заклинание должно звучать.
Работа подходит к концу и вот тут-то и случается сбой. Небольшая корка льда выбивает мысли, а, заодно и почву, из-под ног. Громко охнув, кубарем падаю прямиком в колючие объятья нагих кустов. Отплёвываясь, пытаюсь встать. Не могу. Мозг намертво завис, не понимая, какую команду отправить, чтобы всё вошло в привычную колею. Разглядывая чёртов указатель, я буквально вижу, что вообще ничего не имеет смысла. Сигнал потерян, какой-то кусок паззла вывалился, похерив всю конструкцию. Мороз уже подкрался к покрасневшим мокрым рукам и принялся целовать их. Ветер активно пытается пролезть сквозь слои одежды к телесам. А я тупо валяюсь посреди искрящегося космоса и чувствую, как меня начинает скручивать пустота. Я ничего не добился и положил существование на алтарь около кривого здания мэрии. Все мечты и желания отдал населённому пункту, который все сбежавшие видели в гробу.
За это время я мог бы стать кем угодно: молодым бизнесменом или каким-нибудь политиком, любвеобильным гулякой или верным мужем и любящим отцом, писателем, а не словесным импотентом, который вяло стимулирует центр фантазии и спускает мёртвыми образами. Но нет, я пустышка. Махина пережевала меня и высрала обратно, накинув на шею петлю. Стоит покачнуться, позволить табуреточке опрокинуться и всё: дурно пахнущая душонка поползёт по ногам и замарает пол. Как там говорят: живи одним днём? Вот только в моём случае это далеко не нырки в любую авантюру с сомнительными последствиями. Долгий железнодорожный трип с краткосрочными остановками на однотипных станциях, чтобы закупиться и размяться. А потом обратно на полку прожигать часы. Проводник же сказал, что железка закольцована. Вот только я не знаю, как изменить направление.
Громко кричу. Космос угасает и рвётся на куски. И вот я вновь ощущаю холод и сырость. Порыв воздуха пытается заткнуть рот, но отчаяние сильнее. Кое-как поднимаюсь и, бросив скарб, помчался домой. Выносливости, конечно, хватило лишь на двести метров: одышка поставила подножку. Жадно вдыхая и выдыхая, умерил пыл и поплёлся в привычном темпе. Прохожу мимо безликих слепков людей, навеки застывших в персональных мгновениях. Тряпичные, набитые ватой и прочей ерундой, они увязли вместе со мной в Рыбноместове. Остановившись на перекрёстке, оглядываюсь и вижу их: десятки разномастных фигур, безучастно следящих за каждым моим движением. Декорации. С языка срывается яростное «ДА КАК ВЫ МНЕ ВСЕ ОПОСТЫЛЕЛИ!». Переведя дух, вновь перехожу на бег.
Спустя несколько минут замаячили стены обители. Суетливо пошарив в карманах, достаю связку ключей и еложу плоской таблеткой, чтобы открыть домофон. Удаётся со второй попытки. Тяжело сопя, поднимаюсь на пятый этаж и, через два хруста замка, влетаю в квартиру. Стягиваю промокшую одежду и бросаю на засранный пол. Буря в башке улеглась и сейчас там как никогда тихо. Иду в ванную смыть сегодняшний день. А завтра надо будет забрать инструменты. И извиниться перед свидетелями некрасивого поведения. Нам же здесь жить и жить.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 19
Замечания : 0%
текст пользователя Джубал
По кругу
…Восьмой удалялся. Остальные знали, что больше не увидят его никогда; ведь сейчас время бесконечно ускорялось в нарастающей плотности гравитации. А потому, они сразу забыли его, на ходу поднимая сферу, и, подкидывая передавали ее по кругу. И лишь кто-то создал вопрос:
- Как бишь, звали восьмого?
- Да, кажется… Джубал…
Первый словил сферу…
***
Старик умирал. Сквозь окна чердака продувал ветерок. Он колыхал пучки пряных трав, свисающие с деревянных балок. Вокруг Анрэя сгрудилось пол дюжины воспитанников. Они стояли полукругом, глаза их влажнели. Они старались запомнить старика. Этот взгляд, столько лет согревающий созидательной заботой, любовью. Сейчас он догорал, робко и блаженно скользя по их лицам. С каждым из них он обнялся, сказавши напутственные слова, простился, прижимая ребят к груди. С каждым, кроме Деорса. Парень был любимцем старика, первой сиротой, взятым под кров Анрэя.
Все ждали этого прощания, и, с глубоким уважением отнеслись к просьбе старика оставить их.
Когда парни вышли, Деорса бросился на колени пред стариком, и целовал его руки.
- Отец, никогда мы не забудем тебя. И всё что ты для нас сделал, не мог бы сделать никто в целом мире. Добрый отец, благой отец, помнить будем все дни жизни нашей! – он заливал слезами дублёные пальцы Анрэя.
- Дай мне пить сынок, подними меня.
Юноша напоил отца из чаши, подложил подушки под спину и приподнял старика.
Снаружи, в удалении порта, доносились крики матросов – швартовалось несколько трирем. Скоро улицы Нарбо наводнят стаи алчущих воинов. И, при мысли о том, что через несколько часов, они будут принимать гостей уже без старика, Деорса ощутил жжение в груди.
В близи, под окнами, сквозь гомон людей, слышны были лязги влачащихся цепей.То вели рабов со стройки римских имений.
Старик часто дышал, его выцветшие глаза с волнением изучали лицо юноши, словно ища некий знак, или примету. Затем он закрыл глаза, глубоко вздохнул и сказал:
- Деорса, сынок, ты ведь знаешь, что я не твой отец…
- Ты мой настоящий отец.
- Послушай, времени у меня мало. Я буду говорить, а ты слушай. Когда я кончу, тогда… тогда… будет легче.
Старик начал рассказ.
Римские легионы захватывали последние города и деревушки в этих землях. Отец и старший брат погибли на войне, а мать увели в рабство. И когда прибыли первые галеры финикийцев, набирая наёмников для войны в Карфагене, Анрэй не задумываясь продал семейную рухлядь, и купил медный меч (на бронзовый не хватило монет). Он отправился в море. Его тешила мысль, что он будет воевать с империей. Той самой заразой, пожиравшей всё вокруг; забравшей его семью. И он пересёк средиземное море, что бы воевать за республику.
У стен Карфагена, длинной громадой, вытянулся лагерь наёмников. Это были воины со всего света. Блистательный, и богатейший Карфаген не мог, и не хотел вмещать в себя всё это разношёрстное полчище. Анрэй примкнул к галльским племенам. Среди земляков из Немаузуса он, сидя у костра, голодный и растерянный, познакомился с Битаном.
Здоровенный парень, совсем без оружия, но с мешками вяленного мяса. Он, смеясь, сказал Анрэю, что с одним мечом они добудут оружие. Битан протянул окорок земляку.Так они познакомились. В лагере, в ожидании войны, беспрестанно проходили состязания, и единоборства. Битан был весёлым и бесстрашным галлом. И, как-то в кулачном бою с тривингом, выиграл бронзовый меч. После того боя, Анрэй неделю выхаживал товарища. Делал ему примочки и кормил разваренной кашей – поддерживая замотанную голову.
Они прошли вместе войну. Сначала в море - на финикийских триремах. Затем у стен Карфагена. Каждый раз, даже не надеясь вновь найти друг друга - на поле перемолотых тел. Битан потерял несколько пальцев на левой руке. Анрэй схватил стрелу в бедро. И, каждый раз они выхаживали друг друга, сменяясь на поле боя. Они жили в одной палатке и делили все тяготы затяжной войны. Тяжбу пути, постоянные перевалы, возведение баррикад, рвов, крепостей. Болезни и голод; удушающую череду дней в ожидании новой битвы, пьяную эйфорию от подвоза в лагерь хлеба и вина. Редкие неистовства любви - когда в плен попадали римские наложницы. Или когда в руках была лишняя монета, а рядом публичный дом. Всё вместе. Они стали братьями. И, мало по малу, в обоих креп страх - потерять друг друга.
Наконец, когда наёмники отбили римские легионы, был заключён мир. Республика выиграла. Выжившие варвары предвкушали выплату. Друзья грезили о будущем. Битан говорил, что получив свои золотые, он вернётся в Нарбон, найдёт любимую с ребёнком и выстроит большую харчевню; «но без тебя брат, ничего не получится» - прибавлял он.
Они ждали некоторое время, пока старейшины Карфагена организует выплату. Затем началось роптание. И, после нескольких неудачных переговоров, радость завершения войны, сменилась отчаянием, а затем яростью. Карфаген не хотел платить. Началась война.
Она длилась три года. И принесла ещё больше ужаса.
Величественный монстр, Карфаген, сколько раз он выл – избитым псом – осаждённый и задавленный гневом солдат? Тридцатью тысячами варваров; стенобитными гигантами и катапультами, крушившими его стены, льющими каменный дождь на храмы прячущихся идолов.
Карфаген, в безумном отчаяние - всю ночь, до утра – он бросал детей своих в жертву; в раскалённую пасть Молоха - лишь бы отвести племена от стен, лишь бы варвары ушли.
Десятки раз наёмников разбивал гений военачальника карфагенян – суффета Гамилькара. Вновь и вновь орды - галлов, лигуров, лузитанцев, кельтов, греков, дорийцев и лидийцев стягивались и возрождались на вспаханной, красной земле побоища.
В сердце простых солдат, ярость сменялась тоской и отчаянием. Затем новой надеждой победы и возвращения домой. Наёмников вновь разбивали; выживших с начала войны становилось всё меньше; их отчаянию не было предела.
Брат, подрывавшийся с тобой среди ночи – со звуком тревоги – омывавший твои раны, кормивший с ложечки. Холодной ночью укрывающий мятущееся тело. Этот брат - становился всем. Слабый ухаживал за сильным. Сильный заботился о слабом. Эта дружба становилась крепче кровного родства, и даже любви.
Они давно не находились на одном месте, постоянно форсируя противника. Всегда грязные и уставшие, заросшие и больные. Воины почти не ели мяса, и забыли образ женщины. Казалось, это никогда не кончится. Была лишь война и плечо брата. И они любили друг друга. Больше не оставалось ничего. Некоторые жили семьями - по три-четыре человека. Анрэю и Битану не нужен был никто. Так часто бывает на войне. Об этом не принято говорить, ни до, ни после. А в момент нависающей пасти смерти - плевать на мнения остального мира.
Война изнурила и карфагенян, глодающих в стенах города.
Наконец, договорились о решающей битве; на открытой равнине, под стенами города. Наёмников было в два раза меньше. Но это не имело значения, они желали лишь какого ни будь исхода. Победа или смерть.
Гамелькар разбил их. В последний момент битвы, он вывел сотню вооружённых слонов, и войско посыпалось.
К последней сотне выживших, суффет направился сам, без охраны и оружия. Он сказал, что ему нужны храбрые солдаты. Но мест мало, из-за дефицита пищи. Поэтому они должны драться между собой. Выживших примут в войско, или же отпустят на свободу.
Некоторое время они стояли оцепеневшие. Потом начали умолять друг друга об убийстве. Но никто не хотел лишать жизни друга, брата, любимого. Затем они стали прощаться; обнимались и плакали. И, завязав друг другу глаза, стали медленно сближаться.
Битан и Анрэй стояли с завязанными глазами и касались лбом друг друга. Они держались за руки. А вокруг, сотни слепцов резали друг друга.
- Анрей, брат.
- Битан!
- Пообещай, что найдёшь мой город, и если родня жива… позаботься о них.
- Мы выберемся… нужно только… не спеши…
Битан толкнул его в грудь.
- Ну же, выкинь руку вперёд несколько раз! Раним друг друга, и сойдём за трупов. Анрэй робко вытянул руку с мечом вперёд, как бы нащупывая торс брата. Момент следующий за этим, он не помнил. Сознание стёрло его из памяти. Возможно, Анрэя толкнули… или же, в него вселился животный страх… Он чувствовал, как меч вошёл в плоть. Он сорвал повязку. Битан осел на колени. Анрэй подался к нему, схватив тело на руки.
- Ты будешь жить… Битан!…
Он гладил лицо брата, затем рука обмякла; глаза опустели.
Анрэй почувствовал резкую боль под лопаткой. Чей-то меч вошёл в него. И, теряя сознание, он подумал: «как хорошо, всё закончилось».
Он проснулся среди ночи. Под грудами гниющих тел.
Очень долго Анрэй скитался в окрестностях города. Он побирался, изображая сумасшедшего. Воин крепко привязал к ляжке небольшой слиток золота и пару серебряных монет. Единственное достояние войны.
Позже, он узнал, что несколько десятков выживших в той бойне - зарезали на месте.
Он подыскал галеру, заплатив серебром, и отправился домой. Он долго скитался с одного судна на другое. Побывал в Греции, на Сицилии, в Лузитании. Но всё же, вернулся на родину. Он нашёл деревушку Битана. Но не отыскал его семьи. Много месяцев бродил он в окрестных землях, расспрашивая людей. И вот, некто, услыхав имя мальчика указал где искать. Малыш, лет семи, нищенствовал. Легионеры забили мать насмерть. И он бродил пустырями, питаясь ягодой и подаянием.
Анрэй забрал малыша. Он купил старый дом близ порта. Выстроил второй этаж, и устроил таверну. Как-то вечером, к ним забрёл мальчик сирота. Деорса сказал – «может он останется с нами?». Так, понемногу, Анрэй собрал целую семью беспризорников. Они работали на земле, вместе рыбачили, готовили и подавали пищу. Некоторые, были очень буйные и жестокие. Такие сами уходили прочь. Но, неустанный труд, и забота Анрэя – заражала ребят, вселяя веру в лучшее.
- Теперь ты знаешь Деорса, я убил твоего отца. – Старик цепко вглядывался в лицо парня. Тревога сжимала грудину. Красные белки глаз сочились влагой. Он закрыл лицо морщинистой рукой.
Вдруг, парень прильнул к нему, бережно сжимая в объятиях.
- Старик! Отец! – Деорса гладил Анрэя по спине.
- Я по-прежнему люблю тебя, и буду любить всегда!
Неимоверная тяжесть разом слетела с души. Он отстранился, лёг на подушки, держа сына за руку. Он смотрел на юное лицо, и думал, то всё-таки неплохо воспитал парня.
В глазах старика теплился мир - с самим собой.
Сферическое поле несколько раз подпрыгнуло в руках, затем, взлетело ввысь.
***
Саадат бежала Марсельскими улочками. Было пять утра. Ей встречалась бесшабашная французская молодёжь, уморенная ночными клубами. Такситы подъезжали к кофейням и, ожидая дымящийся напиток, курили в машине.
Она наращивала темп, пробегая набережную, что бы успеть до пробуждения любимой. На её поджарых и сильных бёдрах шуршали на ветру - короткие шорты. Капюшон спортивной кофты скрывал лицо. Саадат представляла себе завтрак, которым удивит Малати. Жареное яйцо с колбасками черезо, рубленные томаты с зеленью, и крем фрэш из лосося на хрустящем багете. А себе добавит приличную порцию специй, и острого перца. Для ускорения метаболизма ей нужны пряности. Рацион, проверенный годами бойцовской практики.
Она представляла, как разбудит малышку нежными поцелуями; начиная с кончиков пальцев, поднимаясь вверх, задержавшись на ключицах и шее. Всё ближе к любимому месту – окаймляющему виски и лоб - где юные непослушные волоски хранят секретный аромат. Саадат пробегала под раскидистыми пальмами, мимо зарослей гуавы, в том месте, где они познакомились. На вечерней пробежке.
Саадат чувствовала блуждающий взгляд девушки на своём теле. В то же время, её пленил дивный мир, громадных, карих глаз незнакомки. Она резко остановилась перед Малати - с дерзкой улыбкой на лице. Она сказала, что уже месяц думает о ней. И протянула смартфон девушке, предлагая записать номер. На следующий день они пошли в кафе.
Они встречались полгода, и ещё столько же жили вместе. Малати восхищалась силой духа подруги, и во всём полагалась на неё, уступая, и подчиняясь. Саадат же, хотела укрыть любимую от всего мира, заботиться и оберегать. Но всё же, отшучивалась на серьёзные разговоры о будущем. Малати слегка обижалась, списывая это на вольный нрав подруги. На самом деле, в глубине души, Саадат боялась её потерять. Поэтому сегодня, перед отъездом, Саадат хотелось сделать любимой приятное.
Она спустилась к пляжу, сняла кроссовки. Песок приятно холодил стопы. Она стала упражняться. Пресс, отжимания, попеременные приседания на одной ноге, ходьба на руках, удары ногой о пальму; снова пресс…
Девушка поднималась по лестнице. Тихо повернув ключ в замке, осторожно сняв кроссовки, она вошла на цыпочках, и, увидела свет на кухне. Саадат сдерживала смех. Она видела свою девочку в пушистой пижаме, словно медвежонка, склонившегося над столом. Саадат обняла её сзади, прильнув к шее, к вискам… и жадно втянула аромат.
- Ты дашь мне хоть раз приготовить?
- А, ты хотела? Прости чертёнок, я… - распахнутые глазища чайного цвета, в обрамлении сказочно длинных ресниц.
- Ты просто гипер ответственная задница – Саадат нежно сжала ягодицы девушки.
- Ведмежара ты мой.
- Будешь скучать за мной на своих тренировках тренировочных, ага ага – она улыбалась.
Саадат подошла к сковороде, уперев ногу в бедро – в форме четвёрки. Она знала, что от этой позы малышка теряет голову. Она ощущала её взгляд на себе.
- Что здесь у нас? Тушёная грудка в кисло сладком соусе, эмм со специями, и… острым перцем? – она повернула голову, удивлённо подняв бровь.
- Я всё же надеюсь, распробовать прелесть острой пищи. Не могу смотреть, с каким наслаждением ты кушаешь острое.
Они позавтракали. Затем занялись любовью. Приняли вместе душ.
Когда Саадат одевалась, Малати повалила её на постель, и принялась щекотать; она гладила любимое лицо.
- Пообещай мне - в этот раз будет без шрамов.
- Малышка, обещаю, что их будет вдвое больше у соперников.
- Вот вечно ты так!… взяла с собой крем? – Саадат закатила глаза, мол, «какая ж ты зануда».
Малати пробежалась по квартире, ещё раз проверила багаж, и положила крем в сумку.
Она посадила её в такси, и махала в след ручонкой.
«Какая же ты… маленькая» - думала Саадат, сидя на заднем сидении. Она достала телефон, привычным движением листая новости. Военный конфликт в Сирии. Она выключила телефон, повернулась в окно. Улицы неслись в сумраке. В душе Саадат молнией, мгновенно, взорвался мир прошлого. С мириадой картинок боли. Она старалась не думать. Но память эхом ревела в нейронных лабиринтах.
Война. Маленькой Саадат семь лет. Опозицию Асада нещадно преследуют. Ее отца – генерала армии – убивают. Они с матерью в бегах. Они прячутся, переезжая из города в город, из селения в селение. Но скрыться негде. Всюду стреляют люди, падают ракеты, рушатся здания.
Тогда мать, продаёт всё, что только можно – несколько золотых украшений, мебель, и даже одежду. И, через хороших людей – знакомцев отца - покупает билеты из этого кошмара. Больше месяца они плывут в контейнерах грузового судна, через средиземное море.
Когда они прибывают в порт Барселоны, их встречают люди с автоматами. На мгновение, беженцам почудилось, будто их привези обратно в Сирию. Их заталкивают в большие грузовики. Вывозят на заброшенный склад. И, несколько дней происходит купля-продажа. Людей выстраивают колоннами в ряд, под дулами автоматов. А господа выбирают товар. Они щупают, смотрят зубы и кожу. Наконец увозят нескольких. Как скот.
Саадат не разлучили с матерью. И позже она поняла почему: что бы иметь влияние на дочку. Что бы она была послушной. «Хорошие знакомые..» - Саадат уяснила какие они, на всю жизнь.
Зашёл человек с золотыми зубами, и купил их. Мать с дочерью отвезли в горы. В большое поместье – крепость. Все последующие пять лет они находились там.
Девушка сызмальства отличалась яркой, экзотичной внешностью. Сирийка по матери, на четверть азиатка по линии отца. С ростом метр восемьдесят, с длинными ногами и руками, с тёмно-бронзовой кожей; космически чёрными, слегка раскосыми глазами. С острыми чертами лица; в ней было нечто хищное и грациозное одновременно. С такой специфической внешностью, она вызвала в мужчинах - либо равнодушный интерес, либо неистовое вожделение. Ее «хозяин» относился ко второму типу.
Саадат отделили от мамы. Позволяя видится лишь раз неделю по нескольку часов. Остальное время, она должна была угождать хозяину. Ее насиловали и ломали. А когда ребёнок слишком упорствовал и защищался, её подводили к коллекции ножей, и спрашивали: каким она хочет, что бы зарезали маму?
Так шло время. Несколько раз девочка напивалась таблеток; тогда её откачивали, и, избивали мать.
Иногда, хозяин приводил нескольких людей - и над ней ругались все вместе.
Спустя ещё несколько лет мама заболела и умерла. Но, взяла с дочери обещание - бежать и ни кому не верить. Саадат твёрдо решила бежать, как только выдастся возможность. Но долго ждать не пришлось. В течение недели нагрянули люди в масках, и перестреляли почти всех в доме. Иным, одели наручники, и увели в машины. Саадат будучи в саду, кралась вдоль забора, в открытые ворота.
Она бежала крутым склоном холма, сквозь заросли терновника, обдирая кожу. Много километров шла она – подальше от усадьбы. И вот, увидела небольшое селение. Она воровала корм животных в сенях. И, как-то холодной ночью, уснула в соломе. Фермер обнаружил её утром; тощую, оцарапанную и грязную, с засохшей крупой вокруг рта.
Ребёнка приютили, откормили. Бережно и аккуратно, пожилая чета - пыталась узнать, что-либо о ребёнке. Как-то помочь. Садаат лишь недоверчиво косилась. Наконец, вызвали госс-службу. Девочку увезли, определив в специальный интернат. Она проходила программу реабилитации. Комфортные условия и забота мед персонала. Не большой круг детей (с похожей судьбой). Здоровый рацион питания. Прогулки в парке и на берегу озера. Седативные препараты, беседы с психотерапевтом.
Саадат заговорила лишь спустя несколько месяцев. Она помнила слова матери, и никому не верила. Она умолчала обо всём, сказав лишь, что они с матерью бежали с войны, что мать погибла на корабле, что она больше ничего не помнит.
Тем не менее, ребёнок оживал, проявляя интерес к миру. Она стала изучать испанский, затем английский. И, когда несколько окрепла, её приобщили к спортивной группе. Она увидела в спорт-зале девушек боксёров, и заболела желанием стать такой же. Сильной, стойкой. Девочка стала заниматься. И это пошло на пользу. Она тренировалась с неистовым запалом. Ее глаза блестели. Ребёнок стал смелее, открытей.
Спустя год, тренер признался, что с такой конституцией тела – она теряет половину возможностей: её великолепные ноги должны работать. Саадат перевели в спортивный интернат. В это же время, она получает гражданство Испании, и меняет имя. Теперь она Рамона.
Девочка занимается кикбоксингом, но чувствует, что и здесь не находит полноты выражения. Наконец, она переходит в муай-тай. Именно то, что нужно. Единственное, о чем она жалеет, так это то, что нельзя спаринговать с парнями. Впрочем, несколько раз спарингует. Юношей выносили с ринга, или же оттаскивали её саму – избивающую тело, с демоническим самозабвением. Её сторонились. У девушки не было друзей. Но, она и не горевала. Всё, что было нужно - у неё теперь есть.
Впервые в жизни – она жила. Восходящая звезда муай-тай, под именем Рамона. В душе она всегда была Саадат. Малати стала единственной, кому она открыла настоящее имя. Несколько раз её определяли в бездетные семьи. Ничего не выходило. Бесконтрольная и закрытая, она вновь возвращалась в интернат. Она ездит на соревнования юниоров по всей Испании, затем в Европе. Окончив старшую школу, девушка переезжает во Францию. К тому времени ярость на ринге – выводит её из спорта. Её отстраняют раз, затем второй…
Саадат плюёт, и ввязывается в подпольные бойцовские клубы. Тотализаторы и клетки. Порою, слишком кровавые. «Чёрная мамба» - такое прозвище она получает в этом мире. В четь африканской змеи. Шрамы на её лице - затягивает неимоверный метаболизм и неистовство свободы.
Ещё в начале средней школы, она поняла, что её воротит от парней, и притягивает женская красота. У девушки случались редкие, короткие романы. Знакомясь в клубе, или на пляже… отношения рассыпались из-за буйного нрава, и чрезмерного контроля. Но с Малати всё было по другому. Её льющаяся женственность и мягкость - пленяла девушку. Как некая частица самой себя - безвозвратно утерянная. Малати намекала на семью и суррогатное материнство. Но Саадат отшучивалась.
Любимая - студентка Прованского университета. Этническая индуска. Она училась на факультете астрофизики. И она никогда бы не поняла страсть подруги. Всей этой жестокости. Саадат врала ей, что ездит на обыкновенные соревнования. Однако, всё же, хотела завязать. Нужно лишь накопить немного денег, для покупки жилья. Для обустройства их будущего гнёздышка. Саадат хорошо зарабатывала. Ее имя на чёрном спортивном рынке – пользовалось бешеным спросом. После двух-трёх недель подпольных боёв - она привозила наличкой около сотни тысяч евро.
Саадат оторвалась от череды размышлений, взяла в руку телефон, и посмотрела прогноз погоды в Нанте.
Далее, в течении десяти дней, девушка провела три боя – в Нанте, Париже, и Бордо. Всё проходило достаточно мерно и легко. Она растягивала раунды, иногда даже подставлялась под удары. Но неизменно побеждала. Теперь она направлялась в Испанию. На очереди были – Барселона, Валенсия и Мадрид.
Она выходила из отеля, свежая и бодрая после холодного душа. Одетая в красный спортивный костюм, с рюкзаком за плечами. Короткий ежик смоляных волос, скрывал низко натянутый капюшон. В наушниках – прогрессив хаус.
Она увидела белый мерседес у обочины, и, не снимая наушников села в салон. Подмигнула водителю. Накатанная схема. Они подъехали к знакомому особняку, окружённому бассейнами и декоративным садом карликовых деревьев. Вокруг поместья стояло несколько дюжин машин вип класса.
Её отвели в роскошную комнату. Здесь была большая кровать, и столик с закусками и напитками. Через несколько часов её позовут. Она знала, что позади дома, в глубине сада – собрали ринг, как и в прошлый раз. Сейчас гости подтягиваются, разогреваются вином, и предвкушают экзотическое развлечение. Саадат валялась в кровати, потягивая цитрусовый фрэш. Она перекидываясь дурашливыми фотками с любимой в вацап. Наконец, дали сигнал. Саадат подошла к зеркалу, размахивая кулаками в открытых перчатках, подтягивая колени к груди, прыгая на месте.
Она вспоминала блаженные недели с малышкой. Когда они забирались на крышу дома, и смотрели в телескоп. Глаза Малати сверкали восторгом – ярче звёзд. Саадат пыталась вникать в эти далёкие миры, что так волновали душу возлюбленной. Но неизменно упивалась в неё губами, обрывая на полу слове. Они кутались под одним пледом; весь мир был не важен.
Саадат несколько раз ударила себя по щекам. Сейчас есть бой, нужно собраться!
Она шла тропинкой осенённой каскадом навесных фонариков. И видела впереди ринг, освещённый софитами. Элегантно одетые люди, сидели вокруг за роскошными столиками. Она взобралась на ринг, отмечая стандартную тарабарщину судьи о титулах и прозвищах… «Чёрная мамба» - Саадат усмехнулась.
Затем она увидела восходящую противницу. Это была низкорослая индонезийка, очень плотной конституции. Широчайшие бёдра – как чугунные колоды. Массивные плечи. Бугристые мышцы. Это был антипод её самой. И, судя по движениям, почти такая-же реактивная.
Начался бой. Индонезийка торила вперёд, опустив голову, подняв кулаки – как носорог. Литые мышцы ног, словно не ощущали пушечные удары Саадат. Зато с ближней дистанции удары противницы были титанической силы. Саадат порхала на ринге как бабочка. Она делала ставку на фронт, и боковые в висок. Ничего не выходило. Шёл третий раунд. У девушки кружилась голова, на правой брови было серьёзное рассечение. В четвёртом, противница зажала её в угол, избивая чугунными кулаками. Отзвенел гонг, и, сидя на скамеечке Саадат видела кружащийся мир.
Нужно было что-то предпринять. Но, финишный раунд начался с того же. Под градом ударов девушка теряла сознание. Затем, среди толпы зрителей, в клубящемся сознании, она различила неясный, но до сотрясания знакомый отблеск.
Саадат прошило волнами электричества.
Резко упав на корточки, чёрная мамба пружиной стреляет ввысь; выгибая спину дугой, сгибая руки - она падает на соперницу острыми, стальными локтями. Удар пришёлся в верхнюю часть спины. Индонезийся пошатнулась, и ринулась мельницей вперёд. Саадат метнула локоть в область носа. Индонезийка согнулась пополам. Саадат неистово рубила локтями спину противника. Рефери останавливал бой, оттаскивая девушку. Но азиатка упала навзничь; ручейки крови стекали с носа, она не шевелилась. На ринг поднялись медики. Победительнице аплодировали стоя.
Саадат приветствовала толпу поднятым вверх кулаком. Ее взгляд приветливо блуждал среди гостей - лишь на долю секунды задержавшись на одном человеке – и прошёлся дальше. Нет сомнений. Это он.
Едва заметная, безумная улыбка, озарила её лицо. То была экзальтация сдержанной ярости.
Она поклонилась зрителям. Затем, спокойно пошла в свою комнату. Она приняла душ, привела себя в порядок, наклеила пластырь на бровь. Подошёл человек и сказал, что некоторые гости просят её - разделить с ними вечер. Она пошла. С полным хладнокровием. Она чувствовала, что исход будет один, и, неважно каким способом.
Люди вставали ей на встречу, когда она шла меж столиков. Жали ей руку, делали комплименты. Наконец она увидела владельца поместья – давнего знакомца. Хесуса Мартина. Он поцеловал её руку, и, рассыпаясь восхищением, подвёл к столику. К ней на встречу вставал крупный, импозантный мужчина средних лет. Благородная седина, и… блеск золотых зубов в радушной улыбке.
- Знакомьтесь Рамона, это Фархад Озкан. – сказал Хесус. – Утверждает, что моментально стал вашим поклонником, как только услышал шорох покрышек вашего автомобиля, ну или там, скрип ваших кроссовок на ринге, ахаха… выбирайте уж сами!
- Всё именно так, как говорит господин Мартин, я сражён! – он приложил пухлую ладонь к груди.
Они остались вдвоём, откинувшись в креслах – друг против друга. Рядом с Фархадом, за соседним столом, сидело два молодых телохранителя. Он заказал шампанского.
Теперь Саадат требовалось то, чего у неё никогда не было: актёрское мастерство и флирт.
- Откуда же вы появились? Я много раз слышал о вас, но вижу, кажется, впервые…
- Мои родители родом из Египта, я же родилась в Америке, затем мы переехали во Францию – она говорила с ним на чистом испанском.
- Парле франсе?
- О да, немного знать, но те так что бы хорошо очень – он улыбался золотом.
Она выпивала бокал за бокалом, увлекая его за собой. Она прекрасно помнила - как влияет на Фархада алкоголь.
- Скажите, где я мог вас видеть раньше? Я не могу отделаться от чувства, что видел вас ранее.
- Ну… только если вы боксировали, либо учились в университете. – она мило улыбалась.
- О, я учился только на своих ошибках, а боксируют за меня вон те ребята – он вскинул мясистый палец за спину.
Далее перешли к более крепким напиткам. Она слушала его в пол уха, всеми силами сохраняя натянутую концентрацию самообладания. А внешне показывала хмельную развязность. Наконец, он сказал, что здесь как-то слушком душно…
И если только она желает, продолжить милый вечер… то они могли бы сменить дислокацию. Она согласилась, попросив его прихватить бутылочку красного кьянти: «неимоверно устала от поединка, хочется расслабиться». Они ехали в машине, и пили вино из фужеров.
- Что-то я утомилась ото всего, сейчас бы развалиться на большой кровати, закинув ноги на изголовье. На самом деле они болят. Саадат приподняла шорты, растирая стройные бёдра.
- Есть прекрасный отель – Арье Гран Вия – там водные комплексы релаксации, первоклассные массажисты, и высоченные изголовья кроватей.
- А как насчёт бара? – Саадат натянула на лицо дибильно-стыдливую улыбочку.
- О, шикарная винная карта…
Фархад снял два смежных номера. Один для «боксёров», в другом они устроились на полу, присев на пышный ворсистый ковёр. Они пили вино, далее бренди… Фархад на глазах терял тонкую игру прелюдии. Он предложил растереть ей ноги. И девушка сделала над собой колоссальное усилие. Затем он поцеловал её, стягивая кофту…
- Я сама.
Она встала перед ним. Скинула шорты с трусиками. Сняла майку.
Он напрягся. Лицо его стало пунцовым. Вены на висках и шее вздулись. Он поднялся и прильнул к ней. Девушка шептала на ухо, что сделает это как сама пожелает. Она крепко привязала его к кровати ремнями халатов. Затем вырубила мразь одним ударом.
Саадат зашла в комнату охраны как была - абсолютно голая, с бутылкой в руке.
- Мальчики, у нас там вечеринка. Бос приглашает… она закусила нижнюю губу, как бы изображая страсть. Парни прошли впереди неё. Ближний получил бутылкой по голове. Второй апперкот левой.
Она раздела бойцов, перетащила их в комнату к босу, связала. Она взяла ведёрко из-под вина - с растаявшим льдом - и плеснула по очереди на рыла.
- Сейчас будет интересный экшн мальчики. Поскольку я вижу: яички у вас всех имеются – она помахала перед собой указательным пальцем – не отвертитесь. Мы устроим турнир. Вы будете драться между собой, голыми руками, до крови. До полной отключки. На победителя. Затем, с фаворитом сражусь я. Иначе, никто отсюда не выйдет.
Она ходила между ними голая, переступая через связанные тела.
Девушка вытаскивала кляпы со ртов. Много и долго она слушала угрозы и «леденящие душу речи». И конечно, они не приняли правила игры – когда она их развязала. Они ещё совсем ничего не поняли. Кидались на неё, пытались бежать…Тогда она бомбардировала головы и торсы; отшвыривала туши коленом в прыжке; вырубала их снова и снова и снова. Затем обливала водой.
Кажется, прошли сутки.
Жалкое зрелище. Взрослые мужчины, теряющие чувство реальности. Не могущие, не то что противостоять женщине - но даже выйти из комнаты. Синие фигуры в гематомах. Они тряслись, пуская кровавые сопли.
Обезумевшие, и истекающие, они подчинялись - несколько раз залепив друг другу по морде. Особенно свободно - бил Фархад подчинённых.
- Сильнее тварь!!!
Фархад разошёлся. Он лупил охрану - в надежде покончить с этим мраком.
- Ну что ж, победитель, теперь, посмотрим - как ты справишься с маленькой и ничтожной девочкой Саадат. Как боль её матери, разотрёт тебя прахом по ветру - сквозь костяшки моих кулаков.
Она подняла перед собой кулаки.
Заискивающая улыбка надежды проявилась на безобразном лице.
- Девочка моя…
Она выкинула ногу вперёд. Фархад отлетел. Она подняла его, прижимая одной рукой к стенке. А другой била что есть мочи. Кулаками, кистью, локтями, коленом – голова, шея, туловище пах, ноги – снова голова… По кругу. Ещё раз и ещё.
Он был как учебная дощечка в фильмах Брюса Ли. Только совершенно мягкая. Он рухнул на пол, бесформенной массой.
Девушка пошла в туалет. Судороги сотрясали нутро. Она безудержно рвала. Очень долго она держала голову под струёй холодной воды. Затем, тщательно собрала свои вещи. Сложила в рюкзак бокалы с которых пила. Она низко натянула капюшон и пошла прочь.
Саадат шла вдоль парка, в лучах восходящего солнца. Она позвонила малышке.
- Алё чертёнок… ты с пробежки? Скучаешь за мною, да?
- Безумно скучаю, моя маленькая девочка. Я хочу, что бы ты была моей женой. Я хочу, что бы ты родила нам ребёнка. Я люблю тебя больше всего на свете!
Сфера вспыхнула, затем её подкинули вверх; следующий на лету схватил её.
***
Джессика всегда была чувственной и свободной птичкой. Не лишённой впрочем, ума и некоторой дальновидности. Но учёба ей никак не давалась, слишком уж любила она тусовки, вечеринки, и всякую вольность жизни. Она наломала дров по молодости…
Немного снималась в порно. Затем, осознав, что это плохо для её дальнейшей репутации – сколько ни будь годной супруги – стала работать через сайт. Так, сочной блондинкой, с большими зелёными глазами и упругой попой, прожила она в беззаботности под тридцать лет. А затем, сузила круг клиентов - до самых состоятельных. И перебралась во Флориду. Там она устроилась администратором в элитный отель. И начала рыбалку - с перспективой к старости. Джим повстречался ей спустя полгода. Галантный мужчина, пятидесяти с лишком лет, владелец сети магазинов. Она сразила его моментально – главным образом ещё и потому, что была полным антиподом первой жены. Он завоёвывал Джессику ещё полгода. Были кемпинги в горы, сафари в львиное царство, вёдра наполненные розами, ювелирные комплементы, несколько шуб из… названия которых она в прочем даже и не помнила.
Джессика держала папочку на достойном расстоянии целомудрия, принимая по нескольку клиентов в месяц. Ведь она не могла (пока что) брать у Джима деньги, а двух-трёх клиентов вполне хватало для финансового тонуса.
И вот, когда он сделал ей предложение – стоя на коленке, и одевая пухлыми пальцами бриллиант на безымянный пальчик; она конечно осознала, что это верная любовь. Надёжная. И отдалась ему - прямо там, на яхте. Когда Джим делал своё мужское дело – уткнувшись ей в шею – Джессика разглядывала камушек на вытянутой руке; и ей казалось, что он искрится ответным смехом.
Была роскошная свадьба и медовый месяц в Венеции, во время которого – Джесс заглядывалась на молодых поджарых итальянцев за барной стойкой; или на борту гондолы – поглаживая животик Джима.
Затем, они въехали в набережный дом, утопающий в цветах и полный прислуги. Молодая чета ходила по гостям в окрестные владения. Джим непрестанно гордился супругой, подчёркивая родственность душ. Джесс всегда лёгкая и кокетливая, отлично вписывалась в атмосферу.
На праздники приезжали дети Джима, и всё что от неё требовалось это сноровисто организовать доставку ужина, и быть самой собой. Обыкновенно, у неё было много свободного времени от супруга; и он ещё извинялся за долгие отсутствия и командировки.
Всё было прекрасно, но спустя несколько месяцев Джессику начал накрывать некий психоз неудовлетворённости. Спасть с садовником или таксистом - неоправданный риск. Джим начал наседать с продолжением рода, но она не перестала принимать противозачаточные.
И как-то вечером, пригубив вина, она - охваченная некоей стервозною яростью – разблокировала анкету на сайте, задав параметры молодого парня.
Запросов пришло сразу несколько. Она выбрала клиента из ближнего городка, и, прихватив с собой бутылку пино гри, прыгнула в такси. Ночь была прекрасна. Особенно на фоне последних месяцев. Но не только. Когда парень ушёл, Джесс, подкурив сигаретку, стала размышлять плутовато улыбаясь. Она ведь могла воспользоваться услугами братьев по ремеслу. Деньги имелись в изобилии. Так почему же? Она честно ответила себе на вопрос: Потому что нравится.
Так, тянулись года. Были некоторые хлопоты с врачами, к которым Джим водил её - в надежде на восстановление детородной функции. С одним она переспала, остальные брали деньги.
И вот, к своему сорокалетию, Джесс в очередной раз решила себя побаловать. Она отправилась в Джорджию на викенд. И несколько раз в день встречалась клиентами – она улыбнулась, словив себя на мысли, что по-прежнему употребляет это слово – каждый раз в новом отеле.
В день отъезда, она решила не менять гостиницу, и, с утра приняв нескольких парней, наслаждалась бездельем.
(продолжение ниже)
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 19
Замечания : 0%
Она лежала на большой кровати, попивая с серебряного подноса шампанское; укутанная белым бархатным халатом, с полотенцем на голове – после ванной. В приоткрытую занавеску струился нежный свет занимающего дня; он ложился на бежевые стены, наполняя комнату тёплым морковным цветом. Перед Дессикой было громадное зеркало. Она утопала в подушке, закинув ногу на ногу, и беззастенчиво наблюдала за собой. Подол халата скатился, оголив бёдра и ягодицы. Глубокое чувство радости и удовлетворения охватило её. Она смотрела на себя даже с некоторой долей вожделения и гордости. Пожалуй, ещё лет пять-семь, за неё будут платить молодые мальчики, по пятьсот баксов в час. Ценители зрелой сексуальности. А потом… потом она как ни будь договориться сама с собой.
Она допила бутылку, заказала ещё. Стоя на балконе, она улыбалась солнцу в ответ – так нежно греющему кожу. И была благодарна жизни - за свою мудрость.
Позвонил телефон. Ей сообщили, что некий молодой человек – Кори - хочет подняться в номер. Джесс расплылась в улыбке. Конечно, пусть входит. Она скинула халат, оставшись в одном полотенце на голове и белых тапочках. Допила бокал, и пошла открывать.
- Приветик.
Утрешний парень. Весь бледный. Он трахал её неистово, до исступления; с полу дюжину раз - за полтора часа. Не то что бы ему это действительно нравилось, нет. Просто он как всякий невротик – пытался что-то себе доказать. Однако, Джессика сочла за комплимент, то, с какой жадностью он лобызал её тело.
- Привет.
Она прильнула к нему, и шептала на ухо.
- Ты хочешь нечто особенное? Сегодня для тебя скидка…
Парень аккуратно отстранил её за плечи. Уставился пустым взглядом, словно обращённым внутрь себя.
- Джесика Вилсон?
Она обмерла. Её поразило в двойне – не только то, что он знал её имя – а ещё и то, что знал девичью фамилию.
- Что?
- Ты Джессика Вилсон, семьдесят девятого года рождения, штат Небраска?
- Да что чёрт побери происходит!? Это ошибка какая-то, тебе лучше уйти…
Кори резко толкнул её в грудь ладонью – так, что она несколько отлетела, приземлившись на задницу. Он быстро закрыл дверь. Повернулся бледный - как бумага.
- Я видел родимое пятно, это единственное, что мне удалось нарыть о тебе: старая фотка, с родинкой на плече. Но не сразу понял… потом… когда ты пошла в душ… я увидел документы они вывалились из сумочки. Парень кивнул в сторону столика, на котором лежала распахнутая сумочка. – это всё было потом… потом!!!...
Он схватился руками за голову. Затем судорожно полез в карман и выхватил длинный узкий ножик.
- Ну здравствуй, мамочка!
- Я не… это это ошибка какая-то… что, как ты…
Она лепетала бессвязно, а по щекам текли слёзы – потому, что в сердце уже поднялось воспоминание; то, далёкое, похороненное, под многотонным слоем сладкой ваты.
Она поднялась к нему на встречу, с дрожащими руками, не находя слов.
Он выкинул руку вперёд; снова и снова и снова.
Медленно оседая наземь, она видела его глаза, и безотчётно дивилась – как же сильно, они похожи на её собственные…
Сферу ловил четвёртый.
***
Отряд двигался в бескрайней степи; смежающейся отлогими холмами, не глубокими долинами, и жидкими пролесками. Бурые тона почвы с бледно жёлтой сухой травой. Всюду выглядывала тускло-бардовая скалистая порода. Иногда булыжники так густо укрывали путь, что пятеро путников шли вприпрыжку с кочки на кочку; затем, снова степь…
Воздух, до самого горизонта клубился сизой копотью пыльного воздуха. Лишь изредка, пространство оглашалось резким криком птицы в бездонной синеве. Или шорохом ящерицы меж камней. Люди, в бычьих шкурах, с копьями и топорами шли вперёд. Иногда останавливались они на привал, ловили грызунов, набирали воду в скудном ручейке. Засыпали с наступлением прохлады – под громадой звёзд и треск костра. То были разведчики. Они искали новый дом племени.
Двое из них были кряжистыми, плотными воинами. Ещё двое – высокие и жилистые. И, лишь один, несколько не вписывающийся в их компанию: невысокий, худощавый, с острым цепким взглядом черных глаз и острым, орлиным носом.
В его облике было нечто хищное и настороженное. Тем не менее, он всегда прибывал в моменте. Будучи бесстрашным и открытым, он был так же прост, смирен и не притязателен. Человек этот имел быстрый и проницательный ум. С врождённым чувством ответственности, с порывистым и открытым характером – он являл собой странную помесь – старика и подростка одновременно.
То был вождь племени. Род.
Когда год назад, умер старый вождь, и вскоре после этого – так же погибли двое его сыновей, люди бессознательно стали приходить к Роду за советами. Сначала по незначительным вопросам, касающимся охоты. Род был лучшим охотником племени. Затем, с более важными заботами. Наконец, когда его просили судействовать – он, не имея в себе тщеславия – только тогда осознал, что стал вождём.
Переговорив со старейшинами, Род сразу же поставил условие: в течение следующего лета, племя должно перебраться на новое место, в новый дом.
Он никогда не думал, что в его руках будет власть изменить ситуацию, но как только эта возможность появилась, но ухватился за неё.
Каждый год, с наступлением осени, из лесов выходи полчища тварей. Собаки с бурыми пятнами на почти гладкой коже. Их узкие морды щерились мелким рядом бритвенных зубов. День становился короче, спускалась прохлада, опадали первые листья. И в селении, ночью, пропадал человек. Как правило, старик или ребёнок. Затем ещё несколько. Далее выходили они стайками, скрежеща зубами, бродили вокруг селения, заглядывая людям в глаза. Подходило ещё несколько десятков, и твари врывались в лагерь, перепрыгивая через колья, минуя огнища костров. Вторгались они прямо в юрты и кидались на людей.
Их становилось столько, что подходящее пополнение, даже не рвалось к выжившим. Они пожирали трупы своих собратьев – лежавшие грудами вокруг деревни. К тому времени, они начинали слабеть. Тучные телеса их покачивались в пьяной походке. Многие, не могли даже подняться; умирая лёжа на месте, с распухшим брюхом. Твари словно разом заболевали неведомой хворью. Остальные скулили несколько ночей подряд. А затем уходили в лес, забирались в норы, и засыпали.
Старейшины сетовали на то, что все леса и все округи полнятся этой бедой. Что ещё несколько лет назад они сменили лагерь, но ничего так и не поменялось. Что лучших угодий для охоты не сыскать. Что нужно лишь укреплять деревню к осени. Но, Род верил - лучший дом всегда можно найти – лишь бы люди не гибли.
Они встали рано утром, и, в лучах занимающего дня – увидели впереди низкую и узкую горную цепь. Цвет её был совсем не похож на здешние камни. Светло-бежевый – он радовал глаз. Подойдя ближе, путники увидели перед собой разлом в скале – как высокий проход во внутрь. А по правую и левую руку от разлома, тянулись низкие, острые сопки. Они приблизились, входя в проём, и замерли от дивного вида.
Внутри расщелины простиралась в даль - цепь водоёмов; как маленькие озёрца, тянулись они витой линией, укрытые двумя стенами скал, играя солнечными бликами, на спокойном синем зеркале. Казалось, что конца их не видно. На бережках лежал жёлтый песок, и, меж ним, зеленели низкие тенистые деревца.
Род повёл отряд левым берегом, вдоль первого водоёма. Все шли молча, поражённые этим местом. За первым, следовал второй бассейн, чуть поменьше. Добравшись к четвёртому водоёму, длинному, и узкому относительно первых трёх – Род заметил в скале темные пятна. Он дал знак рукой, и стая поднялась выше. Каково же было их удивление, когда увидев выдолбленные в стене проходы, они вошли внутрь.
Рукотворные пещеры. Небольшие низкие помещения. На стенах рисунки животных. Но никаких признаков ныне живущих людей. Они мигом выбегали наружу, окинув взглядом всю стену. Таких ходов оказалось несколько десятков. Они тянулись вдоль водоёма. Некоторые были даже выше первых – составляя как бы второй этаж. К ним подведены лазы – наподобие лестниц. Отряд остался на месте пожить, разведать.
Вдоль других бассейнов, с левой и правой стороны – так же тянулись пустующие жилища. Если здесь кто-то и жил, то очень давно. Несколько дней воины бродили окрестностями. Они нашли в полуднях ходьбы от пещер, небольшой лес с живностью. Это был идеальный лагерь. На большее Род и рассчитывать не мог.
Через несколько лун, они вернулись в селение с радостной вестью. Их встречали с песнями, и, закатили пирушку. Однако, Род чувствовал, что здесь была некая примесь сглаживания - чувство вины. Ведь, за долгое время их отсутствия - власть в селении взял на себя молодой честолюбивый воин – Золан. Рослый и внушительный. Он умел красиво говорить, и прельстил народ обещаниями.
И, под его влиянием, решено было остаться на месте. Укреплять оборону селения. Род не испытывал злости, или ущемлённого самолюбия. Лишь острую досаду и переживание за людей. Он вылез на камень – возле священного родового капища – и попытался образумить народ. Но в этом году был хороший урожай кореньев, и приплод скотины. Люди не хотели тягот пути, даже под страхом отдалённой опасности. Поэтому его освистали.
Род ненадолго ушёл в себя. Но, затем влился в общие работы по укреплению. Он истово трудился, не давая спуску ни себе, ни соплеменникам.
И вскоре, стал своего рода главой по части укреплений. Он забивал амбары дровами и сеном. Каждый день шёл с отрядами в рощу – рубить дерево для частоколов и копий.
Затем понудил племя рыть ров – шириною почти в два человеческих роста. И, когда захотел обнести деревню вторым рвом – люди начали роптать. Его обвиняли в жестокости и безумии.
Решение старейшины решили прекратить работы. Защиту посчитали достаточной. Род смирился. Но, всё-таки, сам он, с помощью нескольких друзей – продолжал точить копья…
Опустилась первая прохлада. Листочки окропились желтизной. И появились первые пары угольных глаз - алчущих сквозь заросли дерев.
Как обычно, их становилось всё больше. И, первое время, люди убивали тварей со злорадным смехом. Груды сваливали в ров, и поджигали. Некоторые посмеивались над бывшим вождём: «не хватает второго котлована, да побольше! и по шире!» - они копировали голос Рода.
Псы множились, запасы истощались. Начали гибнуть первые люди. И это должен был быть - пик ужаса. По расчётам людей – сейчас начнётся каннибализм – и тварюги уйдут в лес.
Но, что-то было не так. Их не просто становилось больше. Они практически не трогали своих. И лишь кидались на лагерь. Словно не дополучили свою порцию человечины. Жрец, и ранее твердивший, что это не создания плоти – но духи Великой Тьмы – сейчас истошно выл ритуальные молитвы.
Но было поздно. Частокол казавшийся неприступным ёжиком - был усеян тушами. По которым бежали реки бритвенных пастей. Люди не могли выйти в рощу, что бы собрать дерева.
Тогда в огонь – горевший полукругом – кидали палатки, всё кожу которая имелась, вещи, копья. Но они стояли там.
Сквозь мерцающий раскалённый воздух – люди видели рой чёрных, блестящих глаз. Они ждали.
Затем, прыгали в пепелище – и по их дымящимся тушам бежали другие. Род дрался со всеми - до последнего. А затем, пытался спасти кого мог – таща и швыряя в нору – которую вырыл заранее. Он не знал, скольких затолкал внутрь. Род завалил вход камнем.
Они слышали сотни лап над головой, чувствовали их чавканье…
Затем был вой. Ещё через несколько дней, запах гниения.
Шорохи стихали…
Род отвалил камень. Кочерыжки испускали едва уловимый дымок. Всюду кости и раздутые туши.
Помимо Рода, из ямы вылезло ещё пятнадцать человек. Среди них был Золан.
Он плакал и умолял Рода отправиться в то место, к озёрам.
- Нет, теперь, это наша земля, усеянная костями братьев. Залитая их кровью. Мы сожжём чертов лес. Каждую нору забьём углями. Но мы не уйдём отсюда. Здесь память наших людей.
Сфера качнулась в направлении следующего, и он схватил её на лету.
***
Зевы развалин, застлали берлинское небо воскурением смерти. Звёзд не было видать.
Иван сидел в траншее. Он плотно кутался в шинель. Неделю назад он снял её с мёртвого лейтенанта. Там же, во внутреннем кармане были и документы. Теперь он товарищ Алексей Семёнов; а не комиссованный рядовой с контузией. Он должен идти вперёд. На фронт.
Этой апрельской ночью, солдат как никогда ждал рассвета.
Отгремел бой, и хлопцы лежали вдоль стенки, укрывшись мешками, с ранцами под головой. Кто-то сидел, подогнув ноги под себя, перечитывая затёртое письмо, в земляных руках. Ещё один, бродил от края к краю, с остановившимся взглядом, совсем молодой.
Другой, чернявый хлопец, сидел поодаль и курил самокрутку. Он прижимисто держал её в кулаке, и раскачивался взад-перед как маятник. Глаза его блестели, ноздри раздувались. Вдруг, их взгляды пересеклись. Чернявый поднялся. Он подошёл к Ивану, достал из-за пазухи сверток табаку и дал ему в руки. Затем выудил из кармана кусочек газеты, взял щепоть с Ивановых рук. Скрутил, облизнул края, прижал вдоль. Всунул самокрутку Ивану в рот, подкурил, забрал табак обратно.
- Благодарю. Ваня! – Иван протянул чернявому руку.
- Фёдор. Четвёртая гвардейская?
- Не Федь, из дали я - пятьдесят шестая стрелковая.
- Как же эвоно… погибшие то все…
- Так и есть. На шинель не смотри, я тут пришлый. – Иван поднял голову, широко улыбаясь, и медленно выпуская дым. Он смотрел в берлинское небо.
- Да завтра уж всё равно будет. Порвём фашисту пасть.
- Да батя, так будет… ещё по одной?
- А давай, коль не шутишь. Я тож кой чево имею. – Пока Фёдор крутил папиросы, Иван достал флягу спирта, разведённого с водой. Он поднял с земли два гранчака, протёр подолом рубахи земляную пыль внутри, налил полные. Фёдор ошарашенно уставился.
- Чай по два стакана будет на брата. Ночь длинная. Пей Федя, пей!
- Откуда же…
- Помнишь, командир давал три дня к ряду? Я оставил, для сегодня оставил.
Отхлебнули по маленькой. Федя слегка поморщился. Гранчак холодил пальцы, но всё же согревал.
- Приеду в Псков, дом отстрою, живность разведу.
- Родня есть?
- Мать, две сестры. Ждут… - он похлопал по карману рубахи, где лежало письмо.
- А у тебя бать, есть кто?
- Три сына, полегли.
- Да, дела…
- Того и пошёл сюда. Раз я сына фрица положил - знать всех тварей должен сгубить.
- Дела… - парень понурил голову – как же было то, бать?
Они сделали по глотку. Снаружи, среди треска горящих руин, в полукилометре от баррикад, раздался протяжный вопль; затем выстрел, и всё стихло.
- Да было то как… прошёл два фронта. Вернулся под Харьков, в свою деревушку. Тогда только младший у меня и оставался, сын то. А фрицы тогда убегали – наша танковая, сорок пятая брала в кольцо. Я шёл селом. Слышу, крик в сарае. Залетаю, а там… на полу шинель немецкая над девкой надругается. Я штыком его, с трёхлинейки то, в спину...
- Сын мой, Андрей, младший… Он как немцы пришли, обезумел, полицаем стал. Так мне говорили люди, и ещё много чего рассказывали. – Иван махнул рукой.
- А жена померла ещё когда первых двух схоронили.
Допили молча. Оба смотрели ввысь. Небесная мгла подёргивалась армадой клубящего дыма. Солдаты вокруг них - беспокойно вздрагивали и крутились во сне. Где-то в удалении, слышны были приглушённые автоматные очереди. Запах гари не был слышен - он пронизывал всё вокруг много дней к ряду.
Иван наполнил стаканы. Фёдор достал за пазухи половину здоровой, варёной картошки в кожуре; жёлтая мякоть на срезе испачкана грязью. Он разломил картофелину пополам, и, так они ели, запивая спиртом. Фёдя рассказывал за свою родню, за друзей, за молодую, красивую девушку, Веру…
И, впервые, за много дней и месяцев, Иван забылся. Его морщинистое лицо растягивалось в улыбке. И, когда картошка кончилась. Они занюхивали спирт головами друг друга. Иван – смоляной курчавой. А Федя седой и редкой. И, смеялись ещё больше.
Так расцвело небо. И командир дал готовность к наступлению. Они обнялись. Они стояли плечом к плечу, ожидая выстрела.
Когда он прогремел, Иван выскочил из траншеи и увидел пламенеющий восход, как рдеющую ярость, в доблестном сердце, советского солдата.
- Уррррррааааа!!!!
Шестой выхватил шар из рук пятого.
***
Марко возвращался домой. Он ехал по витой узкой грунтовке, плавно поднимающейся в гору, к особняку. Машину с откидным верхом продувал майский ветерок, несущий аромат альпийских цветений. Мерный хруст щебёнки под колёсами, мелкие птицы - стайками снующие вдоль отлогих холмов. Лица резвящихся детей – мелькали картинками в памяти. Всё это умиротворяло Марко. Он ощущал лёгкую радость и волнение, предвкушая встречу с родными…
А Джулия? Он словил себя на том, что оттеснил мысли о ней. Глупости. Пустой размышлизм. Конечно, он любит Джулию. Она единственная женщина в его жизни. В их паре не всё идеально; их союз не самый гладкий и блистательный – как это может показаться со стороны. Но этим они особенно близки.
Марко подъехал к высокой ограде поместья, увитой зеленью. Петер радушно махал хозяину, и стал отворять ворота.
Выходя из машины, Марко увидел детишек, бегущих с крыльца. Старшая Вероника бросилась в объятья отца, сцепляя длинные худые ноги за его спиной. Пауль ревностно тащил сестру за пояс, стараясь занять её место. Потискавши детей, Марко достал с заднего сидения пакеты, и дети тут же сели на газон, вытаскивая свёртки в разноцветной бумаге.
- Где мама?
- В саду играет, сегодня проснулась раньше нас пап, и целый день играет.
- А ещё с бутылки пьёт – ябедничал Пауль.
Марко потрепал сына по чёрной шевелюре, и пошёл к дому с лёгкой улыбкой на лице.
Он нашёл Джулию в просторной зале зимнего сада, сплошь насаженного растениями.
Фронтальная стена была прозрачной, и, сквозь стекло открывалась чудная панорама горных хребтов; белизна снега, окаймлявшего верхушки и расщелины гор, словно вкрапления кисти художника. Побеги зелени тянулись по стенам и потолку. Посреди залы, изогнутым крылом, возвышался рояль, цвета слоновой кости.
Джулия сидела к нему спиной, откинувшись на высокой спинке стула. Она смотрела в горную даль. На затылке - пучок небрежно собранных каштановых волос. На плечах висит цветистый халат, каскадом ложащийся на стул, свисающий до ковра. Рядом на столике почти пустая бутылка вина.
- У тебя сегодня творческое настроение?
Джулия слегка обернулась. В глазах хмельной прищур - как у дерзкого воришки, пойманного на горячем. Затем она расплылась в улыбке. Миндальные глаза её затянула поволока едва уловимой, странной, но бритвенной иронии. Это было что-то новое. И это, лишь безотчётно отпечаталось на внутренней сетчатке подсознания Марко.
- Я же скучала по тебе.
Она выгнула голову, выпятив губы, призывая его к поцелую. Он подошёл и нежно поцеловал её. И, вновь, где-то в глубинных течениях бессознательного - в нём пронеслось ощущение: как дивно разняться поцелуи. Даже с одним и тем же человеком. И сейчас, это был эфемерный отголосок чего-то иного.
Она гладила его лицо, согревая взглядом. Происходил родной, и древний семейный ритуал. Но все же, оба будто замерли эхом подвешенной неопределённости. Наконец, он поцеловал её в лоб, и пошёл в ванну.
Марко принял прохладный душ, и принялся бриться. Он смотрел в зеркало, орудуя бритвой, и пытался отграничить рабочую привычку психоаналитика - от своей личной жизни. Своей крепости.
Смывая щетину в проточной воде, он вдруг заметил на белом камне умывальника нечто странное. Он прикоснулся пальцем к ворсинке, и поднёс её на свет. Довольно длинный белый волос. Жёсткий волос с головы. Всё в доме были темноволосыми. Вероника с шести лет начала темнеть, и сейчас тёмно-русые локоны её были длинными и нежными.
Усилием воли Марко затолкал обратно вглубь хлынувший анализ. Смыл волос в раковину. Аккуратно выбрился. Умылся холодной водой.
Он сошёл в низ, на голос жены, и уселся на кухне. Лея – гувернантка - накрывала на стол лёгкую закуску. А Джулия выудила из холодильника новую бутылку вина, и, рассеянно блуждала взглядом - в поиске штопора. Марко подошел к ней. Взял штопор с полки, взял бутылку из её рук, и медленно стал раскручивать этикетку. Он смотрел на неё в упор, изучающе и смеясь. Она подняла глаза, пытаясь изобразить царственную дерзость. Но, что то внутри неё сыпалось. И он не мог этого не почувствовать. Он разлил в два бокала. Стали есть тапасы и неспешно пить вино.
- Как симпозиум?
- Всё отлично. Подгоняют меня с книгой. А я ответил по-японски.
- «Быстро - это медленно, но постоянно»?
- Именно.
- Хмм, так и есть…
- Ну а ты, чем занималась?
Она сделала лёгкий взмах рукой. Мол, «ни чем особенным».
Марко молчал.
- На викенд Болли пригласил меня покататься на лошадях, так что, я отвезла детей к Розмери и мы славно провели время.
- Не падала?...
- Ох, прекрасно. Ты же знаешь, я не особый любитель конной езды, но Болли он такой… в общем, было здорово.
Он смотрел на неё выжидающе.
- Но может быть мне следовало сначала поговорить с тобой…
- Нет-нет, ничего подобного, я рад, что ты прекрасно провела время.
Они доели. Дети играли во дворе. Джулия взяла бокал с бутылкой и вышла на террасу. Марко взял книгу с полки, и, усевшись в кресле, стал читать Бодлера. Затем захлопнул томик, и резко встал. Ему нужно проехаться. Освежить голову. Проходя залу, он услышал телефонный звонок. Поднял трубку.
- Алё.
- Марко, это Болли. Нам нужно поговорить.
- Знаю.
- О Джулии.
- Знаю.
- Мы любим друг друга, а ты ей портишь жизнь. Она больше не твоя. Она моя. Об этом и говорить будем.
- Приезжай когда тебе удобно.
- Сегодня вечером.
- Отлично.
Билли всегда был взрывным и до тошноты прямолинейным. Марко это не удивило.
Он прихватил бутылку бордо и спускался к машине. Джулия послала ему воздушный поцелуй.
Марко мчал дорогой вдоль побережья, и мысленно прокручивал сюжет последних пятнадцати лет.
Он был одним из ведущих психиатров Европы. Когда впервые увидел в клинике Джулию, его охватило двойственное чувство. Влюблённость и жалость к пациентке.
С диагнозом шизофрении, на почве инцеста с отцом, она, тем не мене была прекрасным утончённым созданием.
Из богатейшей семьи высшего общества, с тонким чувственным сердцем. Она пленяла его всё более и более. И этим самым пугала. Он держал дистанцию и вёл себя исключительно в профессиональных рамках. Но они неумолимо сближались.
Её приступы безумия проявлялись рандомно и перманентно. Она могла вдруг безумно завопить, или крушить всё вокруг. Но по мере их общения, исподволь, Джулии становилось всё лучше. Любовь исцеляла её. И вот, наконец, она объяснилась ему в саду клиники. Он ответил ей сдержанно и вежливо. Но, через некоторое время, сдался. Он передал пациентку другому врачу. Он выздоровела. Джулию выписали. И они начали встречаться. Затем поженились. Это было счастливое время.
Её приступы время от времени проявлялись, но чем дальше они были вместе, тем легче и быстрее проходили. За последние десять лет, их не набралось бы и дюжины. Два года назад, был последний флешбэк.
Они отправились семьёй в диснэйлэнд. И, обезумев, Джулия бросила детей и убежала. Она прятавшись под прилавком игрушек. Всё более он чувствовал, что она никогда не выйдет из роли пациентки, не освободившись от доктора.
Была ли это действительно любовь. Быть может, лишь глубокое милосердие и взаимоподдержка человеческих душ?
На протяжении полторы десятков лет, он вкладывал все силы в налаживание душевной гармонии жены. Он насыщал её жизнь красками, знакомствами, светским общением. Всё для того, что бы жена чувствовала себя здоровой и полноценной. Он вкладывал энергию, жертвуя работой, написанием книг.
Он сам стал сдавать, и сыпаться. Возможно, чувствуя, что тем самым - он ещё больше отрезает Джулию от полноценной свободы. Полного психического здоровья.
Марко всегда тяготила финансовая громада её семьи - её баснословное состояние. Он всегда старался держаться независимо. И даже, за свой кредит мерседес с-класса - расплачивался самостоятельно. Но всё это были мелочи, в сравнении с подводным нарастающим чувством зависимости. Которое ощущали оба, но быть может, отгоняли это чувство.
Он остановился у скалистого мыса. Подошёл к краю, и стал пить вино из горла.
Этот пылкий, белобрысый друг семьи, Болли… офицер французских легионеров. Это именно то, чего не хватало Джулии - для настоящей свободы. Он молод и бесшабашен. И он действительно любит Джулию. Уже давно.
Марко сделал большой глоток вина. И выдохнул в бескрайнюю синеву моря.
Что ж, пациентка здорова.
Чувство свободы и боли - невыносимой иглой прошивало грудь, уходя шлейфом в даль неведомых горизонтов.
Шестой, сделал несколько обманных движений, а затем, подкинул сферу повыше.
***
Умар Абу Валид сидел в тени хижины, подогнув ноги под себя. Он перебирал звенья чёток, и благодарил Аллаха. Он был одет в простую, серую, однотонную форму верующего. Бритую голову укрывала чёрная облегающая шапочка. С опущенной головы, на грудь ниспадала длинная рыжая борода. Однако, человек этот совсем не был похож на араба. Со светлыми глазами и кожей, он походил на представителя белой расы.
Тем не менее, он был гневом Исламского Государства; генералом двухсот тысяч воинов ислама; лидером Игила.
Он видел, как старик носит снедь, накрывая низкий длинный столик. Хлебные лепёшки, хумус, оливковое масло… Он прибыл сюда с небольшим отрядом, на двух старых не приметных машинах. Бойцы рассредоточились по периметру селения. Вскоре, прибудут бригадные генералы. Вместе они спланируют наступление на Дейр-эз-Зор.
У входа появился Абид, он смотрел на Абу Валида, давая понять, что есть разговор. Рыжий генерал махнул ему рукой, подзывая. Абид остановился пред Умаром, сложив руки на животе – одна на другую - и слегка склонив голову.
- Аллах Велик.
- Благословен Аллах и Пророк его Мухаммад. – ответил генерал.
- Братья из Шергата давно получили послание. Письмо из Биркиани.
Умар замер.
- Мы переправляли его через десяток человек. У каждого оно находилось по многу дней. Сейчас можно сказать с уверенностью - нет никакой слежки.
- Хорошо Абид. Дай его мне.
Здоровенный черноволосый сириец, со смоляной бородой, и калашниковым наперевес, протянул Абу Валиду сверток в чёрном пластике, и, развернувшись, ушёл.
Это было письмо с родины, с Панкийского ущелья. Небольшой деревушки в Грузии, на границе с Россией. Умар Абу Валид почти наверняка знал, что письмо это от отца. Он гладил свёрток, не решаясь вскрыть; и всё же знал, что времени мало. Необъяснимое волнение поднялось в душе. Последний раз он общался с отцом несколько лет назад, по телефону.
Он отключился не попрощавшись, когда отец сказал, что по-прежнему исповедует христианство.
Воспоминая, чередой проносились в голове. Картинки прошлого повторялись вновь, и вновь. Вот он – Тавиани Беридзе – молодой солдат грузинской армии; проходит грузино-осетинскую войну. Обучается в миротворческом лагере ООН.
Затем, он до сих пор не знает, кому это было нужно- ( возможно отвести подозрение от кого-то или спихнуть вину) - но, у него дома находят оружие.
Следующие три года Тавиани проводит в тюрьме. Карьера военного ему больше не светит. Да и с судимостью сложно найти работу. А нищета в его родном Панкийском ущелье давит людей с детства. Он пытается заниматься мелкой торговлей: ездит в Турцию, закупает вещи и приезжает в Грузию. Но, находятся плохие люди, которые всё отнимают. Его задушила нищета и отчаяние, а так же - позор тюремного заключения.
Он принимает ислам. И, наконец, становится свободным.
Теперь он в руках Аллаха.
Теперь он Умар Абу Валлид.
Он едет в Сирию, на священный Джихад.
Здесь он быстро – с помощью Господа, и военного опыта - становится полевым командиром, и генералом.
Рыжий генерал поднялся, прошёл в глубь комнат, и, сидя на свёртках ковров, разорвал зубами пластик. Он развернув письмо, и узнал отцовский почерк.
«Дорогой сынок. Я так давно тебя не видел…
…Как же так получается…
…ведь я растил тебя хорошим человеком…
…как бы там ни было, всегда есть возможность…
…Сколько раз мы слышали в новостях о твоей смерти…
…бабушка Этери спрашивает ты ли это…
…приходят журналисты каждую неделю…
…они скучают за тобой…
…я верю, то всё ещё может…»
Тавиани перечитывал строки вновь и вновь. И ему становилось плохо видно, буквы расплывались расплывались. Потому что глаза наполнялись влагой. Он понурил голову, застыл. Его мысли текли из бездны в бездну. Он встал как в тумане. Подошёл к рюкзаку, взял пистолет.
Закрывшись в туалете, он держал его на коленях. Когда рука поднялась на уровень плеча, она словно сама упала обратно на колено. Он поднял её второй раз, замер - Абу Валид слышал песнь муэдзина.
Яростная улыбка прорезала лицо. Он вышел из туалета, уложил оружие в рюкзак. Глубоко вздохнул, и сказал – «Аллах Велик».
К порогу подошёл Абид, дав знак, что люди подъезжают, он расставил бойцов вокруг дома. Сам зашёл внутрь вместе с двумя солдатами. Они сели несколько сзади Умара. В хижину постепенно заходили люди. На входе их обыскивали. Собралось всего восемь бригадных генералов. Люди, выросшие на войне. Бывшие десятки раз под ракетными обстрелами. Многие потеряли семьи. Они приветствовали друг друга объятиями и целовали в обе щёки, выказывая уважение.
Они сняли обувь, омыли лицо, руки и ноги, и совершили намаз - склоняясь в сторону Мекки.
Расстеливши карту на низком столе, они стали совещаться. Когда решения были приняты. Старик подал тушёного ягненка, и люди принялись за пищу. Абу Валид не хотел есть. Но из уважения жевал хлебную лепёшку…
Вдруг, у большинства присутствующих зазвенели телефоны. Смс оповещение. Умар так же посмотрел на старую нокиа, и открыл сообщение.
«Эш-Ашддад. Ракетный залп.20.20. Благословен Господь»
Люди судорожно нажимали кнопки, глядя на время. Умар вышел из сообщений и увидел на экране: 20.05.
Непомерная усталость, разом свалилась на его сердце. Сколько раз, он был в гуще джихада - среди дрожащей, горячей земли; сколько раз возносил он молитвы Господу - среди развороченных зданий и мёртвых товарищей; в то время как по новостям его объявляли погибшим?
Некое ощущение силы - предвестником избавления - пронеслось в его душе.
Он поднял глаза и увидел, что люди стояли на ногах, натянутые как струны. Они ожидали его слова.
Умар Абу Валид сидел на месте, его лицо растянулось в улыбке, глаза блестели.
К нему подошёл Аль Агдас - плотный седой старик. Он отечески положил руку на плечо Умара, и торопливо говорил:
- Нужно уходить брат, сейчас!...времени нет…
- Аллах позаботится о вас, где бы вы ни были. Я остаюсь.
Люди ещё несколько минут уговаривали его, порывались из стороны в сторону – не зная что делать. Затем, вышли на улицу. Умар последовал за ними, и остановился на дворе. Он видел, как воины отойдя не некоторое расстояние, бросились бежать к машинам.
С ним осталось лишь несколько человек. Абид смотрел на него во все глаза с помесью поклонительного восхищения и безумства. Стоя на пыльном почве, в окружении ветхих лачуг, он поднял голову. И ему показалось, что он видит в небе свет.
Он распростёр руки и сказал:
- Во имя Аллаха Всемилостивого и Милосердного, хвала Аллаху Господину миров, Всемилостив и Милосерден Он один.
В долю секунды Умар Абу Валид услышал режущий свист рассекаемый воздух, и, в это самое мгновение, он вознесся ввысь в огненном столбе.
Седьмой отправил дуал-векторную сферу восьмому.
(продолжение ниже)
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 19
Замечания : 0%
***
Евгений ни чем особенным не отличался в жизни. Кроме глубокой направленности вглубь себя. Кажется, это называется интроверт. Ему нужно было достаточно много личного пространства и уединения. Возможно поэтому, его бросила жена: ведь она была точно такой же. Но, с гораздо более практичным складом ума.
Она искала пристанища в деятельных, осязаемых вещах. Как-то ремонт в доме, поездки на море, и регулярная уборка квартиры. Женя не понимал этих материальностей. Ему хватало работы повара. Где он впахивал по четырнадцать часов в сутки на ногах. В горячем цеху, среди запар и бешеной спешки.
Приходя домой, на выходные, ему хотелось лишь одного: зарыться в тишине и безмолвии. И тихо созерцать жить, ничего не делая. Что бы на это время - руки и ноги не двигались как сумасшедшие.
С юности Женя полюбил книги, и зарывался в них как в спасительном бункере. И он чувствовал – исподволь – недовольство и разочарование жены. Это понуждало в нём желание притопиться алкоголем. И в такие моменты он вёл себя по-свински – подавая сыну дурной пример.
Так шло по кругу. В какой-то момент, Жене потребовалась анастезия несколько крепче книг. И, блеснувшая мысль о писательстве – моментально оформилась в регистрации на литературном сайте.
Он открыл для себя целый мир душ, ведомых схожим устремлением. Некоторые писали довольно не плохо. Он даже и не представлял, что можно так писать – не печатаясь. Другие были просто великолепны. Однако, их тоже нещадно рецензировали – разбивая в пух и прах. Интереснейшей частью этой виртуальной, литературной жизни, были дуэли. Они позволяли занять разум и душу, построением миров. Пусть хромающих, и не совершенных, но всё же - своих собственных. И, если хотя бы парочке человек нравится работа, значит, всё не так уж напрасно. Твой мир разделяют с тобой.
Евгений тяготел к прозе. И вот, как то раз, его пригласили в масс дуэль; и он принялся за написание со свойственной невротикам гипер-ответственностью. Как раз тогда и произошёл разрыв с женой. Конечно, он проиграл в дуэли. Но всё это было в прошлом.
Спустя год, Евгений дерзнул вступить в новую прозаическую схватку.
По десять раз в час обновляя страницу, наконец, увидел тему созданную секундантом: «по кругу». Опа.
Расплывчатые образы эхом пульсировали в сознании и подсознании. Тема интересная, и очень многогранная, но что это может быть!?
Евгений вышел во двор – к ближайшему магазинчику. Он взял эспрессо, подкурил сигарету. И присел в тени виноградных плетений.
«По кругу» хмм… сильнейший и древний образ, расплывчатый образ - поднимался из глубин естества, норовя пробить барьер и оформиться детальной картинкой. Таааак…
Древние боги, выжившие из ума, опьянённые историями жизни – историями существ из плоти и крови. Сидят они на бескрайней равнине вечности, осенённые гроздями сверкающих вселенных, и кидаются по кругу толстой тетрадью жизни человеческой. Там записана каждая судьба, и каждое шевеление сердца людского. В том только и находят они отраду и развлечение: в созерцании смертных, в истёртых страницах отождествления. Рогатые, в тёмных плащах, с безобразными пастями и длинными посохами, с пальцами усеянными перстнями из сердцевины звёзд… тайно, завидуют они людям. Но всё так же, сидя у ядерного костра существования – швыряют по кругу мятую тетрадь.
Подавляя тоску сардоническим смехом, заглушая пустоту горделивым рыком. Они читают по кругу, вырывая тетрадь из когтей, и сущность их наполняется толикой смысла.
Нет!
Слишком иллюзорно, слишком размыто, слишком абстрактно!
Образы, ощущаемые в его голове должны быть понятны читателю! Евгений потушил сигарету, сразу подкурив новую.
Что если… что если, научная фантастика? Это несколько ближе к реальности. Допустим…
Женя поднялся в квартиру, включил ноутбук, и принялся торопливо писать…
«Существа высших измерений. Цивилизации достигшие предела развития. В нашем восприятии они - безусловно боги. Ведь нет слов, способных описать их реальность, и нет возможности у трёхмерного разума постигнуть их сущность.
Верхушка своей цивилизации, словно древние патриархи, аристократия своего рода. Мчатся они на космическом корабле со скоростью света бесконечно близкой к световой; в последнее время бытия – во время неумолимого сжатия вселенной – прелюдии к большому взрыву. Следуя завершению круга, они надеяться увидеть соприкосновение точек.
Экипаж корабля остыл в глубоком анабиозе; вместе с мириадами форм живых существ. Но боги слишком старые, чтобы не увидеть конец вселенной. Поэтому, они сидят в бескрайнем ложе обозрения. Внешние системы корабля фиксируют происходящее снаружи, и проецируют ускользающую реальность - к обозрению сущностей. Они не просто видят лучшим из возможных зрений - они осязают - как сверх скопления галактик устремляются в материнское ничто. В последнюю, колоссальную, чёрную дыру….»
Восьмой поднял лик. Он отождествлял системы ощущений с окружающими сущностями. Он искал подобие данной матрицы; но не находил. Он чувствовал негодование семерых, направленное на него – ведь он задерживал сферу. С величайшим наслаждением дивного, он вновь погрузился в сферу.
«…Значение Тау – обратно пропорциональное скорости света. Чем она выше, тем меньше значение Тау. И тем более тяжко и бесконечно мелко дробятся числа в Тау - по мере приближения к скорости света. Сейчас боги неслись в армаде корабля – с бесконечно маленьким значением Тау. Оно было практически равным нулю. Т.е, почти равным свету. Это означало, что корабль мог стремиться по кромке аккреционного диска – по невообразимому ореолу последней чёрной звезды, пожиравшей сущее. А снаружи проносились миллионы лет.
Все мощности и поля корабля - были направлены на поддержание значения Тау. Поэтому достойные развлечения были не доступны богам. Но они жаждали забвения и поддержания смысла - в последней песне вселенной. Поэтому, они подняли из архива низших измерений простейшую игру: трёхмерную сферу.
Когда-то, и кем-то, на ней было записано великое множество жизней трёхмерных существ. Это и было единственной отрадой престарелых, полу-безумных сущностей: Отождествляться с примитивной жизнью, и вновь ощущать радостный бег вселенной. Они передавали сферу по кругу в жадном нетерпении очереди…»
Восьмой вновь оторвался от дуал-векторной сферы. Он удерживал её в своем поле, и не передавал дальше. Боги ощущали тахионный коллапс восьмого. Они были в недоумении. Но восьмой вновь погрузился в трёхмерную жизнь…
«…Восьмой вновь погрузился в трёхмерную жизнь. И тут же, возжелал оторваться от неё. Потому что, прочёл собственные действия в реальном времени. «Глубочайшее оцепенение» - если только такое словосочетание способно передать состояние восьмого – овладело им. Но он погружался далее, и видел перед собой пальцы бьющие по клавиатуре ноутбука.
Он постиг величайшую тайну вселенной: всё, что только способно вообразить существо - где-то когда-то, произойдёт. Ведь воображение существа является частью мнимой прямой вектора – неизменно сворачивающейся в круг, навстречу собственному образу.
Круг сомкнётся. Он снова будет существовать на свете. Эти строки уже были написаны, и прочитаны.
Градации на шкале вселенских полярностей – лишь мельчайшие элементы в теле круга.
Если бы не было круга, то не существовало бы и прямой – просто потому, что в перспективе времени ей некуда более двигаться.
Всё в круге, ради круга, из круга, всё и есть круг.
Восьмой бросил дуал-векторную сферу и оторвался от энергетических потоков. Он жаждал лишь приблизиться к фронтальной стенке вещества, что бы в яви, родными органами чувств - ощутить картину завершения.
Восьмой удалялся. Остальные знали, что больше не увидят его никогда; ведь сейчас время бесконечно ускорялось в нарастающей плотности гравитации. А потому, они сразу забыли его, на ходу поднимая сферу, и, подкидывая передавали ее по кругу. И лишь кто-то создал вопрос:
- Как бишь, звали восьмого?
- Да, кажется… Джубал…
Первый словил сферу…
Восьмой бог, открыл все органы восприятия. И «смотрел» на титаническую чёрную дыру.
Он видел, как звёзды перерождаются из сверхновых, в белые, а затем в красные карлики, рассыпаясь остаточным газом. Гроздья галактик тухнут искрясь, как отцветшие растения – отдавая душу возрождающему праху. В неумолимом законе цикличности.
Всё идёт по кругу, в материнское лоно, в извечное ничто, в животворящую щедрость пустоты.
Восьмой слушал ревущую песнь материи, в сладостных муках зачатия сущего»
…Восьмой удалялся. Остальные знали, что больше не увидят его никогда; ведь сейчас время бесконечно ускорялось в нарастающей плотности гравитации. А потому, они сразу забыли его, на ходу поднимая сферу, и, подкидывая передавали ее по кругу. И лишь кто-то создал вопрос:
- Как бишь, звали восьмого?
- Да, кажется… Джубал…
Первый словил сферу…
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 19
Замечания : 0%
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 87
Замечания : 0%
по кругу, в круг круче было б.
так кот, подземный тот. ну сто раз говорил не балуйся слогом. какой нить красивый оборот вводит тебя в транс и на выходе только жирная водица. а сути нету.
джубал. отмечу рост данного субчика. рассказ разбит на притчи, с восьмой итоговой. аляповато и наивно конешно, но видна работа в нужную сторону. боги играют в мяч, точнее в горячую картошку. я не смог свести все притчи к единому номиналу, ну то еще переварить надо. потому что финал нервичен и скомкан. однозначно голос восьмому, то есть джубалу.
авторам спасибо за труд
|
Группа: НАЧИНАЮЩИЙ
Сообщений: 1
Замечания : 0%
Если взять не очень популярных писателей, но издавшихся к примеру Волкова или Беленкина (из известных), у всех есть мечта и прочая, если в двух словах писательская чушь, благодаря которой писатели неповторимы, неподражаемы, издавшиеся и купающееся в лучах читательской славы. Ах блин, лучше не так, два джедая=) по силам равные... стиль разный но мечи, мечи одинаковы...
И, каждый раз они выхаживали друг друга, сменяясь на поле боя. Они жили в одной палатке и делили все тяготы затяжной войны. Тяжбу пути, постоянные перевалы, возведение баррикад, рвов, крепостей. Болезни и голод; удушающую череду дней в ожидании новой битвы, пьяную эйфорию от подвоза в лагерь хлеба и вина. Редкие неистовства любви - когда в плен попадали римские наложницы. Или когда в руках была лишняя монета, а рядом публичный дом. Всё вместе. Они стали братьями. И, мало по малу, в обоих креп страх - потерять друг друга.
Вполне себе, неплохие писательские па
Тряпичные, набитые ватой и прочей ерундой, они увязли вместе со мной в Рыбноместове.
Как я выше и писал, Волков о страшиле=) напишите на кого у меня похоже и я буду благодарен, честное слово.
Оно и понятно: здесь нет абсолютно ничего, что могло бы скрасить досуг или дать пинок, направив в сторону настоящей жизни. Серый мазок на карте области, который рано или поздно начинает жать в плечах. Неуютный и тесный, для стариков, построивших его, он стал отличным похоронным костюмом. Люди в самом расцвете мариновались в бетонных коробках, медленно доходя до кондиции. А кладбище разрасталось.Отличный писательский ход, но не могу из-за профессионального фука присвоить свой голос, т.к у соперника гораздо больше "писательских движений" Ничья!
|
Группа: АВТОР
Сообщений: 6
Замечания : 0%
Первое: не слишком стройное повествование. Грязь посреди грязи, тоска, обреченность, закольцованность божьей работы, ибо "надо", вот только кому... Смысл хорош, исполнение не очень.
Второе: многообразное, с хорошим потенциалом. Хотя и не без огрехов, но красиво, картинно, представляется. Финал, как по мне, недотянут, как и переходы между некоторыми жизнями. Но всё равно голос за второе.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 56
Замечания : 0%
О первом тексте говорить бессмысленно. потому что это халтура сделанная за вечер (хотя на дуэль срок выделялся большой, не блитц). Автору явно не нравится заниматься своими текстами (так... вакансии строителей метро открыты, если что). Сравнивать оба текста - глупо. Ещё глупее их ровнять между собой, никакой "ничьей" тут нет.
Будем говорить о втором тексте и будем ругать его. Потому что это - текст, не халтура, а с попыткой что-то сделать и что-то сказать. Попытка сделать композицию, поиграть со структурой. Ну - я это вижу, это всё очень годно, но... но это не читабельно, простите. Скучно, сухо и уныло. Без образов, персонажей и сюжета... короче это плохой текст. Но именно ему голос. Заслуженный голос второму. Потому что если выиграет первый текст то с этой планеты нужно будет срочно валить.
второе.
|
Группа: РЕЦЕНЗЕНТ
Сообщений: 330
Замечания : 0%
1. Автор старается, но выходит полная ерунда. Занимается украшательством, но украшает текст очень слабый. А разукрашенный слабый текст кажется еще более неприятным, чем просто слабый. КМК, стоит начать с исправления самых простых вещей.
Например, два определения подряд, вроде темного, вонючего подъезда. Выбирайте что-то одно. Либо темный, либо вонючий.
2. Много букв. Много слов. Много предложений. А интереса ноль. Повествование отстраненное, опять же безразличное. Сонный бубнеж. На второй странице и я начал зевать.
Не могу сказать, что мне какой-то текст не понравился меньше другого. Но проголосую за второй, чтобы Инга осталась на этой планете.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 19
Замечания : 0%
Голосование продлено на неделю - по 12.08.20 включительно
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 33
Замечания : 0%
Подземный кот может. Может составлять оригинальные, интересные тексты.
Однако, в этот раз (имхо) слабовато. Как то не зашло. Красивые философские вставки и некоторые оригинальные образы (а они есть) не вытягивают, в целом, посредственный текст.
При всем уважении к автору.
Сравнил бы с сарделькой из сои - вроде и специй много, а вкус пресный, что бумаги пожевал.
Если надрезать острым ножиком
структурализма, то приходит понимание какие ингредиенты подпортили блюдо.
1)Смысл, посыл -
"В сером-сером городе серыми ночами Неотложки серые с серыми врачами.
Едyт и смеются и песенки поют,
Люди в сером городе словно мyхи мpyт." - бессмысленность, безвыходность, безнадежность.
Эта тема не нова. Жевано-пережевано. И тут надо сильно извернуться, чтобы сваять "День Сурка" без вкуса вторичности.
У автора (кмк) не вышло.
ГГ выползающий из темного-вонючего подъезда, как глист из ануса,
улицы-кишечники с транспортным запором, люди-зомби с бессмысленными взглядами - все это уже было.
Нет, встречаются и удачные метафоры и образы, (их отметили до меня), относительно свежие, но они не вытягивают.
2)По стилю. Тут как-бы претензия на риторику Диогена, но без простоты оного. Язык повествования - (кмк) нарочито циничный.
Слишком уж деланный, из-за обилия соответствующих метафор и сравнительных оборотов. К месту и не к месту.
К примеру после падения ГГ читаем:
"Мороз уже подкрался к покрасневшим мокрым рукам и принялся целовать их.
Ветер активно пытается пролезть сквозь слои одежды к телесам." -
типо, прелюдия к изнасилованию силами природы.
Сальная ирония.
Но зачем это в тексте, в этот момент? Тут как-бы начинается кульминация, уже не до шуток, вроде как, надо бы индуцировать читателя эмоциями, втянуть во внутренний мир ГГ. Но...
ГГ отрешенно анализирует ситуацию и натянуто иронизирует в этот момент.
И я уже не верю в его срыв.
Ну нельзя одновременно "падать в пустоту" безысходности (дойдя до исступленной истерики) и при том отстраненно пошучивать.
Тут либо трусы надеть, либо крест снять.
3) Декорации (местами) с путанным описанием.
К примеру, что с погодой на улице?
«Первый же вдох обжигает горло. Холод(!) ползёт внутрь, расползается, вызывая кашель.»
Но уже в следующем абзаце:
«Проклятый шар в небе сегодня расщедрился на жаркие лучи поддержки.
Духота(!). Снаружи и внутри.» Так духота или холод на улице?
Или вот:
«...поправляю лямку, больно врезавшуюся в левое плечо.»
- Но ведь лямка не может "больно врезаться в плечо" ГГ, если на ГГ (читаем ранее) "несколько слоёв одежды".
4) Кульминация. Монолог о суете сует. Жалость к себе вкупе с самобичеванием. Тут нет откровений.
Ровно то же, с разной степенью экспрессии, читано многократно.
С уважением к автору - читабельно, но слабовато в этот раз.
Джубал.
Написано много. Чувствуется, что автор этим жил.
Да, (имхо) стоило бы подсократить, удалить малозначимое из биографий ГГ, но это не столь критично.
Просто на будущее, "Краткость - сестра таланта" - это к новеллистике в первую очередь.
А в целом - читабельно. И вдвойне похвально, потому как, автор действительно развивается. Наивности в текст заметно меньше, а связности больше.
Прогресс. Описание локаций уже не настолько растянуты. Последовательность описания событий более связная, поэтапная, акценты в нужных местах ставятся.
Кратко о типичных ошибках. (Опуская мелочи и опечатки)
1) Встречаются неправильные употребления слов, речевых оборотов. Дублирование смысла в предложениях и смысловые же ошибки.
Для примера:
а)"Тучные телеса". Телеса, это само по себе определение полного (тучного тела).
Прилагательное "тучные" создаёт тавтологию в конечном смысле. К тому же, "телеса" это иронически-шутливое определение.
Стоит ли вставлять его в сцену, где автор пытается нагнать жути?
б)"Решение(м) старейшины решили прекратить работы." - Решением решили? Конфликт смысла. К тому же "решили прекратить".
- канцелярит. Проще бы. Ближе к художественному тексту и дальше от "протокольных" шаблонов.
в) "Он нашёл Джулию в просторной зале зимнего сада, сплошь насаженного растениями." - "засаженной" (залы) надо бы, но не суть.
Суть, что "зимний сад сплошь засаженный растениями", ровно что "собака сплошь заросшая шерстью". Это само собой разумеется, а потому звучит нелепо.
Если охота углубиться в описание локаций, то (для примера) так: "Он нашёл Джулию в просторной зале зимнего сада в окружении орхидей и диффенбахий"
2) Путаница со временем в последовательности при описании действий. Ошибки приоритета действий.
Для примера:
а) "На плечах висит цветистый халат, каскадом ложащийся на стул, свисающий до ковра." - Халат разбросан во времени. Если обрезать до смысла - "висит ложащийся, свисающий халат". Не надо так.
Почему не проще, к примеру: "На ней цветастый халат каскадом струящийся к полу." И не надо стульев свисающих до ковра.
Угадываю, здесь, желание автора раскрасить персонажа, предать ореол величественности или изящества, а может помпезности. Но это не должно быть в общих планах при описания.
Изящество кроется в маленькой, но верно подмеченной детали. А громоздкость описания рушит гармонию текста.
"Храни нас Бог от общих мест " (с) А. П. Чехов.
3) Часто местоимения "он" (она, они) повторяются через раз.
А порой, и в каждом предложении подряд, по три раза.
Это допустимо в стихах Чуковского, текстах Гоголя, или эпических сказаниях - но здесь этот прием (или недогляд) играет против текста.
Воспринимается как скудность словарного запаса и незрелость автора. Советую обратить внимание.
Для примера часть абзаца:
"Они приветствовали друг друга объятиями и целовали в обе щёки, выказывая уважение.
Они сняли обувь, омыли лицо, руки и ноги, и совершили намаз - склоняясь в сторону Мекки.
Расстеливши карту на низком столе, они.."
А порой, автор ставит местоимение туда, где оно ни к чему. Тем самым предложение утяжеляется, воспринимается как негармоничное. Как здесь:
а) "Когда Саадат одевалась, Малати повалила её на постель, и принялась щекотать; она гладила любимое лицо." - Зачем разрывать предложение местоимением, да ещё и разносить глаголы по времени?
Проще бы: Принялась щекотать гладя любимое лицо".
б) "Очень долго Анрэй скитался в окрестностях города. Он побирался, изображая сумасшедшего.
Здесь местоимение не нужно, и так понятно что речь об Анрэйе - "Очень долго Андрэ скитался в окрестностях города. Побирался, изображая сумасшедшего."
4) Много вводной, но зачастую лишней (применительно к сюжету) информации. К примеру, первая новелла (кмк) таких ошибок избежала.
А вот вторая уже имела некоторые излишества при описании биографии ГГ и чувств-мыслей второстепенного персонажа (товарки ГГ).
В содержании сюжета, я копаться не стану. Есть интересные новеллы, есть посредственные, но прочитал я их все.
ПО итогу, Голосую за второй текст. По совокупности факторов работа Джубала меня зацепила сильнее.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 19
Замечания : 0%
Начну с Джубала. И начну с плохого: пунктуация и грамматика заставляют досадливо морщиться. Речевые ошибки не отстают: все эти "вши", "во внутрь", "скучаешь за мною", "она рвала" вместо "ее рвало" и просто куча других колдобин, о которые спотыкаешься при чтении. Вызывает сомнение историчность рассказа по ливийской войне. Место решающего сражения неизвестно, но вряд ли оно было под Карфагеном; невыжившие в сражении воины бежали и лишь в последствии сдались в плен. Все описание финальной битвы и подлости Гамилькара в конце - чистой воды художственный вымысел (вай нот, но я лично предпочитаю историчность и проведение неожиданных параллелей с реальными историческими данными). Описание страдающего Карфагена создает у читателя ложное представление, что эти три года не война длилась, а непосредственно осада. А под конец из осажденного города вдруг (!) вывели сотню слонов. Но это уже не критика, а придирка.
О хорошем. В целом - все сюжеты хороши и трогают за душу. Лучше всего вышли истории Саадат и Рода; автору удается цеплять читателя, и это явный признак таланта. Тема прослеживается хорошо, хотя хочется внести больше связи между нашим измерением и игрой сверхсуществ. Истории, за которыми они наблюдают, не имеют в себе никакого общего зерна, которое сделало бы их единственно возможным выбором в контексте общего сюжета, это могли быть любые земные истории, которые существа смотрят, как сериал, и которые не являются частью круга, в следующем цикле игры это будут уже другие эпизоды. Момент передачи сферы никак не влияет на происходящее в земном измерении, в результате отсутствует любая сюжетная связь между историями и основной линией, а это не есть хорошо. Но это все не критика, а несоответствие моего личного видения темы видению автора. В остальном - все шикарно: теория четырехмерного пространства, псевдонаучный фантастически-мистический флер и полное соответствие теме, выдержанная структура и умение задеть читателя за живое и удержать внимание.
Подземный кот. Вот тут все куда лучше и с языком, и с грамматикой, и с пунктуацией, чувствуется своего рода мастерство, опыт владения словом.
По сути - тема притянута за уши. "По кругу" - не есть "я здесь уже целую вечность, ничего не меняется и не изменится"; это прямая (даже луч), а не круг. И совершение некоего ежедневного ритуала не делает рутину кругом, для этого нужно четкое описание именно определенного цикла.
По атмосфере - слегка пережато с депрессивностью, текст иногда уходит в ядовитость вместо драматичного надрыва, и теряется суть.
Но в тексте есть своя красота, этого не отнять.
Мой голос - цепляющим за душу историям Джубала.
На этом голосование закрыто.
|
|
|
