Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 137
Замечания : 0%
Гусеница поезда прогрызалась сквозь червоточину тоннеля,поскрипывая и охая. Разлинованное рельсами и ветхими шпалами полотно, вырываясь из чрева горы, петляло по расплескавшейся на многие километры равнине. Короткий
миг и моргающий локомотив, надсадно пыхтя, вытащил-таки пыльные мёртвые вагоны на тусклый свет грязного увядающего солнца.
В одном из них, потрёпанном, забитом лавками инапичканном разными запахами, сидел молодой человек. Прислонившись лбом к прохладному окну в грязных разводах, он хмуро разглядывал пятно в углу рамы и, казалось, проникал в самую суть его: между молекулами, атомами, обнажая бесконечно протекающие процессы и реакции. Ломаная линия плотно сжатых губ, обильно раскрашенные бледностью щёки – человек копошился внутри себя, потрошил пиньяту воспоминаний, разбирал калейдоскопы моментов былого до мельчайших осколков. Пальцы выбивали на потрескавшейся древесине лавки рваный ритм, сдобренный нервозностью и нетерпением. Время от времени тени былого незаметной волной пробегали по коже, терзая когтистыми лапами загривок и впиваясь в затылок ноющей болью.
Лола…темнота всегда окружала тебя. Но ты жадновпитывала звуки и запахи мира. Радовалась каждому мигу, каждому касанию тёплых солнечных ладошек. Широко улыбалась монотонному бубнежу бесконечных седых волн. Подставляла щеки и губы солёным поцелуям ветра. Внимательно слушала вздохи Леса вокруг. Ты была настоящей…
Коротко лязгнули обветренные ржавчиной губы перегородки,отделяющей тамбур от всего остального. По вагону тут же зазмеились ноты зловония и гнили. Источником был жестоко потрёпанный стариков временем мужчина. Лицо скрывалось за темнотой накинутого капюшона. Грязная куртка, сквозь прорехи которой отчётливо просматривалась шахматная клетка мятой рубахи, служила чем-то вроде комбо-усилителя, раздавая во все стороны флюиды отвращения, упакованные в запахи пота и мочи. Без лишних церемоний, чужак прошелестел рваными кроссовками неведомую мантру длиной в несколько шагов и опустился на скамью напротив человека. Парень настолько глубоко плавал в себе, что не сразу заметил незнакомца. Тот, в свою очередь, молчаливо и терпеливо прожигал его взглядом.
За окном мелькали неровные ряды увядших, застывших внемом крике опавшей листы, деревьев. Память пеленой застлала глаза человек, крупными каплями стекая по щекам. Прошлое взяло верх. Он моргнул, поморщился и неловким движением попытался вытереть солёные мгновения. После чего, наконец, обратил внимание на незнакомца.
Тот густо пробасил:
- Дружище, я бы предложил тебе нож. Чтобы ещё глубже закопалсяв себе, чтобы расковырял всё, что отчаянно хочешь забыть.
- Чт…, - начал было человек, но слова тут же растворили ввязком говоре чужака.
- Я вижу тебя насквозь. На вкус то, что ты испытываешьсейчас, сродни блевотине. Настолько же бесформенное и дурно пахнущее. Настолько же отвратительное, выворачивающее твоё нутро напоказ… Её же звали Лола, да-а-а-а…
«Кай, завяжи, пожалуйста, глаза. Позволь тебе показатьмой мир. Верь мне». Звонкий голосок вырывает меня из водоворота образов, рождённых воспалённым бессознательным. Передо мной ты. Сокровище. И я готов изучить твой мир. Потому что верю тебе. Верю и люблю.
Отзвук знакомого имени хищным оскалом ледоруба вонзился вболевую точку. Разворотил и без того кровоточащую дыру.
Губы человека дрогнули:
- От…откуда ты знаешь?
По куртке сполз едкий смешок.
- О, поверь, я знаю тебя. Даже лучше, чем ты сам. И, в какой-то мере, юная особа была ближе мне, нежели тебе.
Мертвенно-бледная маска застыла на лица, губы – тонкий кровавый росчерк, в глазах –жалкое подобие гнева. Звуки застревают в горле, не имея возможности сорваться с языка и искромсать незнакомца в лоскуты. Человек полностью обратился в слух и просто внимал каждому слову нежданного попутчика. А тот продолжал.
- Всё ведь началось с твоего папашки, да? Он же был повёрнутна своих убеждениях. На своём ремесле. В котомке – напрочь атрофированные эмоции, а чувства были сродни безвольно болтающимся культям. Ненужный довесок.
Несовершенство… О, да, прекрасно помню его уроки. Розги, ремни…Как он это называл? Абсолютно дебильное название, чересчур высокопарное… Ах да, симфония боли. Кажется, в нём загибался и иссыхал великий композитор, не находишь?
Неповинующееся дитя – лучший инструмент.
Вокруг душная темнота. Без проблесков и малейшихнамеков на свет. Пыльная, нестерпимо давящая. Шорохи и скрипы ползут со всех сторон, забираясь на загривок, растекаются по босым ногам. Нервно вожу руками по холодной коже, сбрасывая их на деревянный пол. Ползут новые. Морщусь - они докучают. Бесплодная борьба длиной в несколько дней. Или один, в два слоя размазанный по циферблату? Не понимаю.
Затхлость и смрад наполняют темницу, вызывая рвотныеспазмы. Но уже нечем. Неизвестно на каком расстоянии от меня дурно пахнет переваренный и выблеванный космос. Скудный, сотканный из вялых и жухлых продуктов. Умирающая еда. Умершая. Как и всё в нашем доме.
Протягиваю руку вперед. Пустота. Переношу центртяжести и вот уже стою на коленях. Аккуратно, робко ползу сквозь искусственную слепоту. Шаг за шагом. Скрипучие холодные доски больно впиваются в ладони. Не поднимая головы, двигаюсь вперед. Ослабшие конечности выдерживают самую малость. Три кратких скрипа спустя утыкаюсь лицом в жёсткие объятия пола.
Звуки наливаются силой, растут, приближаются. Ближе иближе. В мгновение по спине поползли тонкие липкие линии. Лоб покрывается кляксами. Прижимаю колени к подбородку, сжимаясь в точку. Маленькую невидимую точку. В слабой надежде быть незамеченным.
В спину ударил свежий воздух и жирная линия света. Прямоугольник прорехи в бесконечности, держащийся на скрипучих петлях, гулко стукнул о стену. Плотная длинная тень, зарубок на ослепительном полотне, тяжкой пеленой легла поверх меня, протянувшись в самое сердце темницы. Глухой, пронизывающий голос произнес:
-Встань, сын.
Слова пронзили кожу и впились в органы, болезненносжавшиеся от знакомого тембра и звука. Мышцы, ведомые импульсами, принялись поднимать тельце по приказу создателя. Закрыл глаза, чтобы не испугаться ещё больше.
- Подойди.
Тонкие ноги послушно понесли к выходу. Ограниченнаябесконечность, в лицо которой стало привычным заглядывать, пялится в спину. Я чувствую. Ждёт следующей неизбежной встречи. В голове непрерывной линией пульсирует мантра «пожалуйставыпустипожалуйставыпустипожалуйставыпусти». Стопы остановились у порога, за которым воняла желанная свобода.
- Та-а-ак, похоже, урок хорошенько отпечатался.
Слепящее настоящее обнажает многочисленные синяки иссадины, обильно рассыпанные по коже. Карта созвездий, не иначе. Обжигающе-холодное прикосновение сильных пальцев – росчерк от синяка на скуле к подбородку. Указательный и большой водят мою голову влево-вправо, словно вещь, рассматриваемую на предмет дефектов. Дрожь накрывает волной. Человек хмурится.
- Ты боишься меня? Почему же? Ты должен понимать, чтозаслужил наставление, сын. Твое любопытство чуть не испортило важное поручение. Смотри на меня.
Осмеливаюсь открыть глаза и поднять взгляд вверх.Слезы крупными каплями сползают по грязному лицу. Быстро утираюсь, чтобы избежать вспышки и рождения очередной галактики, и повторяю процесс. Колодцы, в которых никак не разглядеть ни малейшей искры жизни внимательно смотрели насквозь. Выдержки хватает на несколько секунд. Опускаю голову и тихо шепчу ожидаемое «понимаю». Лучше не злить человека.
- Пойми, мы живём только благодаря ремеслу. И если отменя отвернутся клиенты, долго нам не протянуть. Дальше бежать некуда.
Киваю, соглашаясь. Слова, которые должны былисорваться с языка, комом встали в горле.
“пожалуйстаотпустипожалуйстаотпусти”
Мужчина отошёл в сторону, согнув руку в приглашающемжесте. Едва сдерживаясь от того, чтобы не сорваться на бег, топаю все дальше. Протяжный стон петель немного успокоил.
Парень окунул лицо в ладони, ссыпая суетливые слова сквозьпальцы на грязный пол.
- Кто ты, чёрт тебя побери? Кто ты такой? И почему говоришь всё это?
Чужак придвинулся ближе. Из тьмы капюшона пахнуло гнилью.
- До этого мы ещё доберёмся, мой дорогой друг. А покачто, скажи мне: каково это – бунтовать, но, при малейшей угрозе собственной шкуре, поджимать хвост? Скажи мне, каково это – протащить сквозь годы груз, который напоминает
вечно голодное существо? Спокойствие, попытки забыться – его пища. Друг мой, его развороченная пасть, набитая острыми клыками и есть лик твоей прекрасной Лолы. Пышущие огнём глаза – некогда бездонные омуты. Она сочится гноем и
кровью, пытаясь достучаться до тебя. Но ты не хочешь внять ей. Не хочешь, не смотря на чувство, что было между вами. Ради того, что связало крепче иных уз…
Человек взорвался:
- Она была моей сестрой! И то, что между нами было – противоестественно! Все ночи, что мы проводили вместе… всё то, что делали – грех! Мы не должны были…не должны были переходить границ…границ, установленных отцом. Не должны были!
- Но…
- Но я не мог устоять! Не мог! Потому что страстно желал этого. Выпустить настоящего себя. Себя, который скрывался под градом побоев и дурацких нравоучений. И я выпустил. Потому что такая реальность – начисто лишённая ужаса и вечного страха – была единственной отдушиной.
Человек безвольно откинулся на спинку скамьи, скрывая раскаяние в ладонях. Несколько капель всё же оказались утеряны, упав на линялые джинсы. За окном проплывали тяжёлые тучи, готовые вот-вот опорожниться на
проклятую землю.
Незнакомец, растягивая слова, заговорил:
- Тем не менее, ты отрёкся от реальности, которуюподарила тебе Лола. Ты, но не я. Не поверишь, но я помню каждую секунду с ней, каждый изгиб её тела, её запах, голос. Всё это раскалённым прутом проникло в голову и сердце, там и осталось. Каждый миг как закольцованная запись. Как законсервированное воспоминание. Лучшая из плёнок…
Прикосновения. Мы касались друг друга по-разному. Поначалу неуверенно и неумело. Но с каждым разом получалось всё лучше. Мы изобрели собственный язык тела, который был подвластен лишь нам обоим. Лола завязывала мне глаза, и мы находились в одной вселенной. Лучшем из мест. Жадно искали друг друга руками, впивались поцелуями в разгорячённые тела. Любили друг друга.
Вагон резко тряхнуло. Человек болезненно поморщился. Незнакомец коротко ткнул его кулаком.
- Не теряй нити, мой дорогой друг, ещё рано… Я помню Лолу как единственное исключение из абсолютно нелепой мысли о том, что любовь – несовершенна и мерзка. Она была как луч света. Ярким мазком на фоне невнятной мазни. А ты предал её. Предал, и не отрицай этого. Ты всё тот же дурак, инструмент для извлечения звуков боли и страданий. И знаешь… мне стыдно, что я являюсь частью тебя.
«Кай, пожалуйста, не надо!!!»
Чужак скинул капюшон. Изъеденное язвами и нарывами лицо,исковерканный полусгнивший нос и рваная впадина рта. Глаза, плотно укутанные пеленой слепоты, обведённый тёмной синевой, на удивление чётко реагируют на движения
человека.
- Я – настоящий ты, Кай. Тот, кого ты пытался защитить ине дать затоптать. Тот, кто знал Лили лучше всех, кто впустил её в себя, отдавшись без остатка. И расправил крылья. И только я внял ей, сделал шаг в пропасть. Вот, во что я превратился. Она поглотила и переварила меня. Та, в любви которой я растворялся когда-то. Как считаешь, не самая большая цена за то, что
ты сотворил с ней, а? Нож всё-таки пришёлся бы к месту, да? Нож отца, который он вручил тебе, призывая совершить акт отречения.
Состав жалобно скрипел суставами, сбиваясь с ритма. Вагонопять тряхнуло. Ощутимо сильнее, чем прежде. Из носа человека потянулась тонкая струйка крови. Краски вдруг утратили яркость.
Чужак впервые потерял самообладание. Схватив Кая за грудки, он завопил, исторгая слюну и кровавые сгустки:
- Не смей терять нити!!! Я не закончил! На моём местедолжна была быть твоя жалкая забитая шкура. Ты должен был обратиться к призывам нашей любви и получить по заслугам, отродье. Ты – не я… Мра…
Небо расчертила яркая вспышка. Громыхнуло. После чего всё вокруг залила тьма.
***
- Ну же, сын, приходим в себя. Время в нашем случае –непозволительная роскошь.
В небольшой комнате пахнет кровью и рвотой. Плещется полумрак.
В кожу врезаются верёвки, лишая малейшей возможности пошевелиться.
В воздухе переплелись страх, злость и непонимание. Скаждой секундой полученная отрава проникает всё глубже в организм, дозировка увеличивается.
Тусклая лампочка, повисшая на червяке провода, котораянаходится за бесконечность от Кая, вырисовывает резкие черты человеческой фигуры. До мурашек, до исступления знакомый силуэт. Тупая мысль затравленным зверем бьётся о стенки черепа: «Только не он».
Но всё говорит об обратном. Силуэт сделал несколько шагов,приближаясь к пленнику. И вот, уже можно различить мощные цепкие руки. Шаг – холодный взгляд, шаг – острые скулы, шаг…шаг… Голос, заставляющий уйти душу в пятки, произнёс:
- Знаешь, сын, в чём твоя проблема? Ты двуличен. Мерзок.Я думал, что сумею выбить из тебя всю дурь и скверну, неприемлемую под сводами нашего дома. И мне казалось, что ситуация с Лолой должна была научить тебя.
Преподать тебе ценный урок. Но ты ничего не понял. Ты по-прежнему заражён…
Кай судорожно запричитал:
- Отец, пожалуйста. Прошу тебя… п-п-прошу…
Слёзы текут по чумазому лицу, голос предательски срывается. Фигура, сотканная из тьмы, приближается вплотную. Железные пальцы впиваются в щёки и резким движением приподнимают лицо. Узника встречает лишь отрешенный
взгляд. Никакого милосердия не будет.
- Моя задача – искоренить заразу. Ты бормотал занятные вещи, сын. Из них следует неутешительный вывод: смерть – единственная дверь к спасению. Честно, я очень разочарован: ведь ты был так убедителен в своём раскаянии – падший ниц перед телом сестры… Ты убил её без сожаления. По крайней мере, мне так казалось. Но зараза проникла много глубже, затронула ключевые точки.
Руки по локоть исчезают во мраке, шумно доставая орудие – проводник в никуда. Человек заходится в крике, но ничто и никто ему невнемлет.
Мир потерял очертания.
|
