Мольба, желание спастись, звонок, тягучие гудки и смерть,
Так верно ли потом с грехом тем жить, иль лучше нет?

Но если честно, мне кажется выходить с двумя строчками на дуэль – глупо, посему представляю тот же стих, но в более развернутой форме.

Звонят колокола над тихим городком
И льются вдаль, в поля, что дальше за мостом.
Их крик, их пенье, их густой трезвон
Он для меня так, словно боли стон.

Да, предал я ее души прелестной страсть,
Да, изменил, так что же мне теперь, пропасть?
Звонок один мог сердце ей спасти…
Теперь то что, Бог, время то верни!

Мне было все тогда забавно и смешно,
Любовью тешилось сознание мое.
И слезы мне ее – хмельной бальзам,
Слова ее любви – ненужный хлам.

Я не любил тогда и не люблю сейчас,
Но был тогда чарующ мой влюбленный глас.
Я в флирт играл, не думая о том
Что сердце мог разбить ее потом.

Я позабыл о том, что первая любовь
Сильна, и может отравить младую кровь.
И тело молодое истомить,
И жажду жизни в нем тоской убить.

Так грешен я! Внемлите в выси небеса!
Внемлите и хулы услышьте голоса
Что говорит сейчас толпа, кляня
Младую смерть, все это про меня.

Всё про меня: все крики, все проклятья те…
Но виноват ли я? Виновен ль в тишине
Звонарь, что хочет по утру поспать?
Колоколов ль смолчавших утром рать?

Звонарь – то лишь его вина, колокола
Не виноваты что молчали голоса.
Так я, виновен верно только в том,
Что руку не тянул я за звонком.

Что не ответил в ее час предсмертный, в миг
Когда души ее печали дух настиг.
Я не виновен в этом, лишь судьба
Вершить свой выбор здесь одна вольна.

Не я! Не я! Не я! Так почему тогда
Убийцей вижу злобным во снах себя всегда.
И почему мне страшно одному,
И почему ночами жгу свечу?

И почему все чаще слышу голос я,
И словно по плечу рука, вот только чья?
И тени быстрой, не ухватит взгляд,
Метнется полотнище, не поймать.

Боюсь зеркал: в них темнота на дне в глазах,
Боюсь друзей: укора в их простых словах.
Меня гнетет, меня пугает всё,
Но пуще всех желание твоё.

Ты так желала, так ждала моей любви,
А я отверг, я знал, что мне звонила ты,
Я знал, но не поднял, не сделал шаг
Моей любви не поднимался флаг.

Теснились тени, стало в комнате темней,
И голос девы мертвой изо всех щелей,
Касанья зыбкие, как ветерок
И поцелуя хлад на губы лег.

У обрыва, взрывчаткой обвешенный,
Он, склонив волевой подбородок, стоял.
Под ногами, пульсируя бешеным
Ритмом, город забытого счастья, сиял.
Грозовое всесильное облако
Отодвинуло небо на задний план.
Усмехнулось, прищурившись, солнце,
Краем диска за облаком выхватив стан
Его стройный и чем-то пугающий,
С безучастно опущенной вниз рукой.
Он один, в этом дне умирающем
Был готов погрузить этот мир в покой…

Этот город искусственной вечности,
Жарким пламенем горечи пасть раскрыв,
Выдыхал античеловечностью
Свой стремительный, свой прогрессивный прорыв.
Там на дне расходящихся книзу скал,
Поглотив всю разумную живность земли,
Свое счастье искусственное воздвигал
Император слепой электронной любви.
Там, где не было места чувствам,
Там, где схемами-микро был макро-объят,
Наделялся эмоциями искусно
Цифровых
комбинаций
ряд.

Многотонные
волны
байтов
Охраняли плоды этой дикой страны:
Сплавы «жесткой» и «гибкой» памяти жертв,
Электронную явь… электронные сны…
Всё земное ушло в мнимый разум,
Всё, что жизнь создавала божественной силой,
И она… повторяя прощальную фразу,
Погружаясь, любовь уносила.
Он стоял, опустив взгляд усталый,
И с последней надеждой на город смотрел.
Он единственный, кто остался.
Он единственный, кто уцелел.

След тянулся в далекое прошлое,
В процветающий двадцать первый век,
Где, когда-то и кем-то забытый и брошенный,
Набирал Номер Счастья простой человек.
И, впадаю в глухую депрессию,
До предела наполненные тоской,
Двухсот кратно пропущенные звонки
Напрягались тугой струной.
В тесноте лабиринта сотового,
Где на всех направлениях выход есть,
Двухсот к ряду обид не сдержав, сработала
Тех звонков техногенная месть.

Надорвался печалью мобильный портал.
Прагматичной холодной страстью
Он мгновенно людей всех врасплох застал
И раскрылся скалистой пастью.
И в безликом бездонном пространстве,
Культивируя слабости вновь и вновь,
Поглощая столь слабое человечество,
Рождалась скупая любовь, -
С навсегда разведенными узами,
С электрическими отношениями,
С бесконечными «минусами» и «плюсами»,
С передачей данных – сношениями…

Детонация тронула свет канонадой,
Известив императора серых чувств
О безвестном закате безвестного града, -
Чрез мгновения град был пуст.
Пустота, пустотой порожденная,
Обратилась в бесформенную пустоту.
Усмехнулось, прищурившись, солнце,
Осветив опустевшую пропасть ту,
Краем диска небесного выхватив
Его стройный и чем-то пугающий стан.
Грозовое поникшее облако
Отходило на задний план.

Он стоял у обрыва в своем одиночестве,
Глядя в прозрачное небо.
Он не помнил ни имени своего, ни отчества,
У него их, наверное, и не было.
Пред собою участливо знак очертил,
Разогнав серой пыли ненастье,
Словно цифры магические сложил.
Отозвалось на зов его Счастье.
Одарило серебряной неба дугой
Этот мир пустоты безупречной,
Выдыхая святой человечностью,
Наказало ему жить вечно.

Антон написал многа букафф, это явный и мощный недостаток. Многабукффенность его бесплодна, так как не цельна. Есть (фрагментарно) интересные образы. Форма для элегии чересчур вольная. Иначе говоря - это не элегия. Выбор в пользу изложения от третьего лица также неканоничен.
Мне стих не понравился.

Голосую за Пал Николаича.

Volchek, Просто красиво и все.

ИТОГ. голос: Zigmont'у