|
|
|
IX — I тур — Проза — Партия 1
|
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
IX Турнир начинающих писателей
Условия голосования:
1. Аргументированное мнение голосующего по каждой работе. Даже если на уровне понравилось/не понравилось — распишите подробнее, чем именно понравилось/не понравилось каждое произведение.
2. Каждая работа оценивается по шкале от 1 до 10, где 1 — самый низший балл, а 10 — наивысший.
3. Срок голосования: до 3.09 включительно.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№1 — Чужими глазами
Смерть целого мира не должна быть страшной. Она должна быть красивой. Особенно, если этот мир молод и не готов к концу.
Это было странное место. Здесь обитали призрачные сущности, лишённые желаний и сомнений, но имевшие склонности к наблюдению и вмешательству в дела людей, населявших верхний мир. Две планеты связывали не только узы взаимного притяжения, но и невидимый мост, подобно пуповине соединивший духовную сферу со сферой материальной. Это была идеальная система, сложенная из взаимодействующих элементов, которая в конечном итоге должна была достигнуть апофеоза в своём непреклонном развитии.
Но будущее, казавшееся предрешённым, так и не наступило.
Смерть пришла издалека. Огромная зеленовласая странница, преодолев беспредельные просторы пространства, неслась прямо к миру духов, грозя неминуемой погибелью. Она летела, исполинская и прекрасная, не глядя по сторонам, рассеивая за собой бледное облако зеленоватой пыли, и ничто, казалось, не способно было её остановить.
Медленно описав колоссальную дугу вокруг солнца, хищница устремилась к своей жертве. Бестелесное население лунных просторов в отчаянии хлынуло на мост, небывалым потоком потянувшись к миру живых. Не все из них успели спастись. Не все желали спастись.
Неотвратимая опасность обещала быструю и прекрасную смерть.
Как странно наблюдать, когда в бесконечном космосе, в котором, казалось бы, должно хватать места всем, встречаются два разных, несовместимых тела. Встречаются, чтобы уничтожить друг друга, поскольку иной исход невозможен, и всё происходит помимо их воли и согласия.
Об этом и о многом другом успели подумать жители двух миров, прежде чем стали свидетелями или участниками катастрофы.
Удар был страшен.
Вспышка невообразимой силы затмила солнечный свет. Лунный мир вздрогнул. Чудовищная масса разбила твердь, вдавив хрупкую поверхность в огненное нутро. Вздыбился кратер крошащихся гор. Раскрылись ярким цветком потревоженные недра. Вспух с обратной стороны огромный купол вытесненной материи, подобно созревшему нарыву разошедшийся трещинами. Луна сплюснулась под непреодолимым натиском взрыва и стала разваливаться.
Сгинули потусторонние города, развеялись в энергетическом вихре бесплотные духи. Огромным пламенем накрыло эфирные престолы, оставившие после себя пустоту. Расколовшийся мир, распавшийся на миллионы быстро остывающих фрагментов, накрыло облако зеленоватой пыли: то хвост кометы, отставший от головы, пролился дождём на растерзанные и мёртвые тверди.
Медленно потянулись обломки вокруг большей планеты, очерчивая орбиту уничтоженной луны. Бледным призраком былого величия светило отныне с небес серое Кольцо обломков. И расчерчивая воздушный покров соседа, те мелкие камни, что не унесло всеобщим течением, начали падение к земле, не успевшей стать спасительным пристанищем для всех тех, кто не смог избежать погибели.
***
Таверна «Железный зад» в посёлке Глорд знавала разных гостей. Путешественники здесь отнюдь не являлись редкостью, и когда пятеро незнакомцев переступили её порог, никто не обратил на них внимания. Вот если бы среди них была девушка, тогда другое дело, а так… кому они, по большому счёту, нужны?
Сами гости изучили каждого посетителя цепкими взглядами, держа руки на вдетых в ножны коротких мечах. Предводитель отряда, закончив осмотр, обратился к хозяину заведения, толстому бородатому мужику, скучавшему за стойкой с курительной трубкой во рту.
– Здрав будь, хозяин.
– И ты будь здоров, – выдохнув горьковатое облачко дыма, сказал бородач, быстро приметив недешёвую вышивку одежд гостя и сверкавшие драгоценными каменьями перстни.
– Меня зовут Орланд, я впервые в этих местах. Сказывают, здесь можно найти много смелых людей, готовых провести через Лиарский лес.
Хозяин таверны благосклонно кивнул.
– Проводников у нас много, это да. Докуда вам надо дойти?
Гость облокотился пятернёй о стойку, сверкнув бриллиантами.
– До Кратера, – негромко, но чётко произнёс он.
В маленьких глазках бородача на миг отразился испуг.
– До Кратера никто не ходит! Это смерть. Неминуемая, жуткая смерть!
– Да? А мне говорили, что есть тут один человек…
– Кто говорил?
– Олаф Рульфсон, известный как Пьяница.
Хозяин таверны сразу поскучнел.
– Ах Олаф. Ну раз так… – Он жадно присосался к трубке, сделав несколько коротких затяжек. Дым, пошедший изо рта, окутал его щербатое лицо. – Да, есть один человек, который может провести до Кратера. Но он берёт дорого.
– Это не важно, – отмахнулся гость. – Как его найти?
Бородач взглядом указал на дверь.
– От выхода идите направо. Прямо по улице не сворачивая до самого конца. Последний дом слева вам и нужен. Домишко выглядит необитаемым, но это только так кажется. Хозяина зовут Брок. Он нелюдимый малый. Неразговорчивый, хмурый. Если вы ему не понравитесь, он пошлёт вас лесом. И если вдруг такое случится, не пытайтесь ему угрожать: он странный человек, и уж тем более тот, кто не боится ходить к Кратеру, не боится и смерти. Да, у него ещё собака есть. Злая. Не вздумайте смотреть ей в глаза.
Гость сосредоточенно покивал, мысленно повторив всё, что услышал. Положил в благодарность на стойку серебряную монету и сделал знак своим людям двигаться к выходу. Уже в дверях его настиг голос хозяина.
– Да, и не забудьте сказать ему, что вас прислал Говард!
– Скажу, – сухо проговорил Орланд, покидая таверну.
***
Противно скрипнула калитка, впуская пятерых мужчин. Прямо перед ними стоял старый деревянный дом с прохудившейся крышей, наглухо закрытыми окнами и облупленной краской на стенах. Небольшое пространство перед домом заросло высокой травой и колючками, склонявшимися над единственной тропинкой.
Ступени недовольно застонали, когда гости поднялись на крыльцо. Орланд громко постучал кулаком в дверь и почти сразу же услышал внутри шаги.
Дверь медленно распахнулась, и в открывшемся проёме из внутренней темноты возник высокий силуэт хозяина. Пятеро гостей едва удержались от того, чтобы брезгливо отшатнуться: их накрыло душным запахом чёрного пота и мочи. Здоровяк возвышался над гостями, бесстрастно взирая на них сверху вниз. Он был облачён в какие-то бесформенные лохмотья, напоминавшие звериные шкуры. Грязная растрёпанная борода, казалось, никогда не знала гребня. Губы обтрескались. Под глазами пролегли глубокие тени.
– Что надо? – пробасил детина, вперившись долгим немигающим взглядом в Орланда.
– Мы ищем Брока, – негромко ответит тот, наконец совладав с первыми впечатлениями. Хозяин дома ему не понравился сразу. Причём настолько, что вся затея показалась бессмысленной тратой времени.
– Я – Брок, – подтвердил его худшие опасения здоровяк.
– Мы тут по делу. Нас прислал Говард.
Услышав знакомое имя, Брок коротко кивнул и, приглашающее махнув рукой, развернулся и шагнул в темноту. Гости, переглянувшись, последовали за ним, на всякий случай держа руки на оружии.
Пройдя коротким коридором, они оказались в небольшой комнате, освещённой лишь тусклым светом, пробивавшимся через маленькое оконце под потолком. По углам высились бесформенные кучи хлама. У дальней стенки прямо на полу лежал помятый матрас. Имелось здесь и пара стульев, очень похожих на те, что гости видели в таверне. Над проходом растянулось бледное полотно паутины.
Брок отступил чуть в сторону, и гости, едва втиснувшись в помещение, напряжённо застыли на месте. Посреди комнаты сидел пёс. Похожий на овчарку, он был огромен, даже сидя доставая людям едва ли не до груди. Острые уши стояли торчком. Тёмно-серая шерсть придавала ему сходство с волком. Большие глаза поблёскивали зеленоватым светом.
Зверь сидел неподвижно, внимательно наблюдая за гостями, и тем почудился в его взгляде огонёк разума. Один из мужчин на всякий случай осенил себя священной пятилучевой звездой.
– Надеюсь, собака не кусается? – осторожно спросил Орланд, с трудом отведя взгляд от пса.
– Тронешь – укусит, – лаконично ответил Брок и кивнул на ближайший стул. – Садись. Поговорим.
И сам уселся на свободное место.
Орланд был не из тех, кто привык демонстрировать слабину. Сделав вид, что облик хозяина и собаки его ничуть не смущает, он пододвинул стул и важно уселся, скрестив на груди руки.
– Я перейду сразу к делу. Мне нужен человек, готовый прогуляться до Кратера и обратно. Говорят, ты единственный, кто этим занимается. Это так?
– Пару раз ходил, – буркнул здоровяк, утвердительно махнув головой. – Что нужно у Кратера?
Орланд на секунду замялся, раздумывая, стоит ли отвечать.
– Обломок кометы. Не меньше десяти фунтов весом.
Брок о чём-то задумался, бросив короткий взгляд на собаку, а затем грузно поднялся и принялся копаться в одной из куч хлама. Вскоре он поднял на руках продолговатый свёрток, держа его как младенца. Снова усевшись на стул, он откинул ткань и услышал восхищённый вздох гостей.
– Такой подойдёт?
В руках у него был зеленоватого цвета минерал, по форме напоминавший страусиное яйцо. Под чёрными необработанными гранями переливались тусклые искорки.
Орланд, не сводя взгляда с камня, нервно оттянул воротник и сглотнул, попытавшись представить цену этого сокровища. И всё-таки этот кусок чужого мира был далёк от совершенства.
– Боюсь, что нет, – плохо скрывая разочарование, проговорил Орланд. – Он слишком тусклый. Нам нужен такого же размера, но светлее. Намного светлее. Чище.
Здоровяк, казалось, по-новому взглянул на свою драгоценную собственность, невозмутимо завернул её в ткань и снова спрятал в хламе. Затем, немного поёрзав на стуле, он упёр руки в колени и перешёл к делу.
– Ладно. Все пойдут к Кратеру?
– Нет, только мои люди. Я останусь здесь. Сниму комнату в гостинице и буду ждать вашего возвращения.
Брок посмотрел на четверых мужчин, молчаливо стоявших за спиной Орланда. С первого взгляда было ясно, что это сильные, выносливые люди, привыкшие к подчинению. Похоже, им очень нужен этот минерал, раз они приготовились защищать его силой оружия.
– Двести золотых монет, – назвал, наконец, цену Брок. Его собеседник едва не вскочил с места от такой наглости.
– Сто! – попытался повести торг Орланд, но здоровяк лишь отрицательно покачал головой.
– Я не торгуюсь. Двести. И я не обещаю, что смогу всех вернуть живыми. Вы пришли в плохое время. Плохая погода. Плохой путь. Много демонов. Слишком опасно. Цена разумная.
Прикинув все «за» и «против», Орланд скрепя сердце принял-таки решение.
– По рукам. Сколько времени уйдёт на всё?
– Пять дней туда, пять обратно. Итого… – Брок с видимым усилием задумался, но всё-таки закончил: – Десять дней. Сегодня выходить уже поздно. Пусть твои люди приходят завтра на рассвете. Переночевать можете у Говарда. У него хорошие комнаты.
Орланд поднялся, коротко кивнул и в сопровождении своего боевого эскорта направился к выходу. Прочь от царивших в этом месте духоты и мрака.
***
Четверо бойцов расположились на ночлег в одной комнате. Скинув вещи на единственную кровать, они устроились прямо на полу, подложив под головы свёрнутые куртки и накрывшись походными одеялами. За стенкой спал Орланд, командир отряда наёмников, стоявших лагерем недалеко от столицы королевства.
Орланд был небедным человеком, племянником одного из советников короля. Но ему претили дворцовые интриги, домашний быт, торгашество и работа в поле. Всего себя он посвятил военной карьере. И время от времени получал от дяди задания, которые выполнял, пользуясь помощью доверенных подчинённых.
Вокруг небесных камней в последнее время много шуму. То тут, то там проводятся тайные колдовские обряды. Всякие доморощенные маги и шарлатаны тщетно пытаются обуздать чужеродную энергию космических минералов. Заинтересовались этими опытами и при дворе короля. Первый, кто достанет необходимых размеров камень, получит не только деньги, но и немалые привилегии.
А ближайшим Кратером как раз являлся Глордский. Правда, здешние места пользовались не лучшей славой. Слишком велико было здесь напряжение чужеродных космических сил. Множество духов и демонов, упавших на пылающих обломках луны, нашли пристанище в здешнем лесу. Некоторым людям удавалось их задобрить. Кто-то занимался их отловом и уничтожением. Были и другие добытчики, интересовавшиеся проявлениями эфирной жизни и теми изменениями, которыми подвергалась вступившая в контакт с духами материя.
В общем, здесь хватало и героев, и подлецов, и отщепенцев. И просто искателей удачи. Затеряться среди них не составляло большого труда.
Среди четверых наёмников, устроившихся в комнате, не нашлось никого, кому нынешний поход пришёлся по душе. Однако приказ есть приказ, и он намного важнее собственного мнения.
Каждый из этой четвёрки пользовался особым доверием Орланда, неоднократно участвуя в его предприятиях. Богатый племянник королевского советника щедро одаривал тех, кто готов был беспрекословно исполнять его волю. Главным среди четверых был Гай – строгий, требовательный капитан, отличившийся в минувшей войне с мятежниками. Он всегда держал себя в превосходной форме, был не глуп, ловок и справедлив. Наёмники его уважали и ценили.
Самым высоким и сильным в отряде был Харт. С детства увлекавшийся борьбой и оружием, он рано покинул дом, объездив полмира. Харт посетил величайшие города, наблюдал прекраснейшие чудеса природы, сменил десятки профессий. Одно время ему даже довелось охранять венценосную особу. В наёмники пошёл из-за денег, которые никогда надолго не задерживались в его кошельке. Женщины, выпивка, необычные безделушки – всё это было ему милей размеренного и разумного течения вещей.
Третьим был Кан. Массивный, объёмный, ширококостный, он напоминал медведя, способного задушить в могучих объятьях любого зазевавшегося врага. Забавно, но в детстве он не отличался ни силой, ни ростом, ни буйным нравом. Его душа больше тяготела к созерцанию прекрасного, к поэзии, живописи, музыке. Но жизнь, нанося свои удары по кроткому сердцу, не уставала уродовать его. Собственный отец разорвал его наивные стишки и прилюдно выставил посмешищем. Любовь всей жизни пошла стезёй плотских утех, никогда не ночуя в одной постели дважды. Лучшие друзья все как один на поверку оказывались эгоистичными манипуляторами. Открытое Каном дело по производству декоративной гарнитуры было прихвачено бандитами. Наконец, занявшись физическим трудом и от рассвета до заката вкалывая на лесопилке, Кан постепенно влился в компанию алкашей-неудачников и начал быстро терять человеческий облик. Однажды решив поменять всё, он бросил дом и записался в армию, где из него окончательно выбили способность доверять кому-либо, кроме самого себя.
Самым молодым из четвёрки был Нил. Выросший в деревне и всё ещё не разучившийся удивляться неповторимой многогранности вселенной, он с шестнадцати лет был втянут в водоворот гражданской смуты. Представшие перед ним картины насилия, жестокости, безумного и беспричинного кровопролития огрубили его сердце, но не смогли омрачить душу. Ныне же в свои двадцать он умел обращаться с оружием не хуже товарищей по отряду, а деньги, которые исправно платил ему Орланд, не давали ослабнуть надежде на светлое беспечное будущее.
…Из приоткрытого окна, играя занавеской, подул слабый ветерок, внося в душное помещение порцию свежего воздуха. Нил, лежавший прямо под окном, заворочался и отвернулся к стенке. Где-то у двери зашушукались Харт с Каном.
– Что думаешь о нашем проводнике? – шёпотом поинтересовался жизнелюбивый Харт.
– Он мне не понравился, – так же шёпотом ответил Кан.
– Да тебе все не нравятся. Хотя признаю, мужик стрёмный. А псину его видел? Не пёс, а лошадь! Я как в глаза его посмотрел, у меня аж поджилки затряслись…
– Ну-ка тихо! – прикрикнул на них Гай. – Спите. Завтра вставать рано.
– Слушаюсь! – задорно выдал Харт и заворочался в одеяле.
Вскоре всё успокоилось, и тишину нарушал лишь негромкий храп Кана. Нил долго не мог уснуть, ощущая смутную настойчивую тревогу. Тоненький голосок разума, в обычное время заглушаемый дисциплиной, предупреждал и вопил об опасности. И чем дольше Нил пытался разобраться в своих предчувствиях, тем страшней и неотвратимей казалось ему приближение неведомой беды.
Лишь к середине ночи сон поглотил его, измученного и доведённого до крайности. Но снилась ему всё та же комната, с той лишь разницей, что он был в ней один. А за окном, и в реальном мире, и в мире сна, мерно поблескивал в вышине тонкий и призрачный силуэт Кольца.
***
На рассвете четверо наёмников ожидали появления Брока перед домом проводника. Тот не заставил себя долго ждать. Раскрылась дверь, и первым из внутренней темноты навстречу светлому прохладному утру выскочил огромный пёс. За ним, покачиваясь, вышел хозяин, придерживавший за лямку объёмную заплечную сумку цвета засохшей земли.
Ничего не сказав ожидавшим его людям, он двинулся по улице бок о бок со своей собакой. Четверо мужчин молча последовали за ним. Хоть час был ранний, но вокруг уже начиналось оживление. Хмурые, сосредоточенные люди покидали жилища, спеша по каким-то своим делам. Ветер ещё не поднялся, и постепенно наливавшееся лазурью небо было свободно от туч.
Из дворов доносилась возня животных, лай собак, блеяние коз, кудахтанье кур. Проснувшиеся первыми среди насекомых мухи вяло кружили над покрытой влагой травой. Небесное Кольцо казалось призрачной паутинкой, протянутой над деревьями и уступами крыш.
Заглянув в таверну, Брок перекинулся парой слов с оставшимся здесь Орладном и оставил ключ от своего дома Говарду. Из таверны он вышел, ни с кем не попрощавшись. Наёмники молчаливыми тенями следовали за ним.
У северных ворот, обычно закрывавшихся на ночь, образовалась толпа взволнованных зевак, сгрудившихся над чем-то, лежавшим на земле.
– Что там? – спросил одного из прохожих Гай.
– Демона убили! – выпучив глаза, поведал впечатлительный незнакомец.
Протолкавшись к деревянному палисаду, наёмники и проводник увидели нечто, показавшееся им сначала телом человека. Возможно, это существо когда-то и было человеком, но ныне его облик был осквернён жуткими изменениями. Посеревшая кожа местами потрескалась и облезла, обнажив чёрные мышцы. Вместо ногтей пальцы венчали острые когти. Черты лица заострились. Широко распахнутые изумрудные глаза невероятной чистоты обратили удивлённый взгляд в небо. Тело казалось тощим, иссохшим, но при этом в нём чувствовалась сокрытая мощь. Из одежды его укрывали лишь жалкие разодранные лохмотья.
– Под утро прорвался, падла! – рассказывал кому-то один из стражников, дежуривших у стены. – Хорошо, вовремя заметили! Сразу трое наших подняли его на пики. А он брыкался, тварь такая! Вопил, когтями размахивал. Слюной брызгал. Еле упокоили! Вот же как, никогда так близко к посёлку не подходили. Вообще, далеко так от Кратера не забредали. Что ж творится-то такое…
– Надо идти, – поторопил своих спутников Брок и первым повернул к воротам. Их провожали задумчивыми взглядами. Хоть все и понимали, что Лиарский лес всё равно будут навещать искатели, в том числе и сами жители Глорда, но впечатление от появления демона оказалось слишком сильным, чтобы можно было быстро избавиться от сомнений и страхов.
Неширокая, заросшая травой дорога вела к недалёкой тёмной кромке леса. Этим путём хоть и пользовались ежедневно, но был он куда менее оживлённым, чем две другие дорогие, ведущие из посёлка на юг и запад.
Люди шли вперёд, не вняв грозному предвестию в виде напавшего на город обезумевшего демона. Тьма поджидала неосторожных путников, беспечно вошедших в её пределы.
Лес ждал.
***
По обе стороны от дороги поднимались хвойные исполины, заслоняя раскидистыми ветвями солнечный свет. Вполне обычно гудели комары, норовя укусить побольнее. Между деревьями расстелилось зелёное одеяло мха, над которым возвышались заросли папоротника. Иногда можно было увидеть посреди редких полян низенькие кустики черники и нетронутые семейства грибов. В воздухе стоял запах мокрой земли.
Дорога была неширокой, едва способной вместить небольшую телегу. Она извивалась, огибая могучие сосновые стволы, так что не было видно, что находится за поворотом. Её истоптанное полотно подобно взбухшим венам пересекали древесные корни, между которых валялись старые раскрывшиеся шишки.
Время от времени наверху поднимался ветер, качая верхушки сосен и создавая зловещий гул. Не верилось, что в этом лесу может обитать нечто потустороннее, не принадлежащее этому миру. Было заметно, что дорогой пользовались часто. От неё в густую чащобу уводили приметные тропинки. Иногда вдоль дороги попадались выброшенные вещи. На стволах частенько встречались сделанные ножом насечки.
Маленький отряд бодро шагал сквозь лес, внимательно оглядываясь по сторонам. Пёс убежал вперёд, временами опуская нос в растущую вдоль дороги поросль и что-то вынюхивая. Харт решил воспользоваться этим и попытаться разговорить молчаливого проводника.
– Приятель, а скажи-ка мне, где ты нашёл такую собаку?
К его удивлению, пёс как будто услышал, что говорят о нём, остановился, развернулся и недобро посмотрел на наёмника.
– В лесу повстречался, – хмуро буркнул Брок, даже не взглянув на собеседника.
– И не испугался? – хитро прищурился Харт.
– Опасности не было, – равнодушно качнул головой проводник.
На этом беседа закончилась. Разочарованный Харт поравнялся со своими товарищами и дальше шёл, насвистывая какую-то легкомысленную мелодию.
После полудня люди вышли на неширокую поляну, окаймлённую с двух сторон стволами поваленных деревьев. Здесь и устроили первый привал. Скинули с затёкших плеч походные ранцы. Удобно расселись на поваленных деревьях. Блаженно вытянули ноги. Достали еду и воду.
Четверо наёмников уместились на одном бревне. Проводник расположился напротив, предпочитая есть отдельно. Он безразлично жевал куски вяленого мяса, глядя в пространство и не замечая ничего вокруг. Верный пёс сидел у его ног, иногда с великой осторожностью принимая угощение из рук хозяина.
Закончив с трапезой, мужчины не спешили продолжить путь, решив уделить отдыху недолгое время. Гай встал на страже, иногда разминая руки упражнениями с мечом. Харт скрылся за кустами, торопясь справить потребности тела. Нил перебирал содержимое ранца, перекладывая самые необходимые вещи на самый верх. Сосредоточенный Кан с самым жутким и пугающим видом сидел на поваленном дереве и, близоруко щурясь, писал стихи. Из-под его пера рождалась восхищённая ода красоте природы. Тревожить его в этот момент было настоящим безумием.
– Надо идти, – наконец, решил Брок, вставая с бревна и оттряхивая зад. Пёс тут же устремился дальше по тропинке, виляя хвостом. Наёмники не стали спорить. Просто молча собрались и направились следом.
Уже вечерело, когда они достигли крошечного лесного поселения, огороженного палисадом из толстых заострённых стволов вышиной в два человеческих роста. На вышке горел огонь, и дежуривший воин, опознав проводника, приказал открыть ворота.
Внутри оказался маленький двор, зажатый между пятью одноэтажными зданиями: каменной кузницей, арсеналом, гостиным домом, церковью с пятиконечной звездой на шпиле и складским помещением, вдоль одной из стен которого была навалена стопка дров. Прямо посреди двора высился обложенный камнем и закрытый круглой деревянной крышкой колодец. Вдоль дальней стены палисада протянулись овощные грядки.
– Что это за место? – обратился к проводнику Гай.
– Пост, – коротко бросил Брок. – Сюда свозят из леса всё, что найдут или поймают. Потом везут в посёлок. Потом в город. Потом в столицу. Но всё начинается здесь.
Оказалось, что здесь постоянно ночуют другие проводники и искатели ценностей, так что появление новых лиц никого не удивило. Гостиный дом был не самым удобным жилищем: длинным, разделённым на части простыми занавесями, с шумным очагом посередине. Здесь слышались смех, брань, усталые голоса. Но хотя бы имелись чистые кровати. Для новых гостей нашлось достаточно свободного места, и вскоре утомлённые дневным переходом люди смогли забыться глубоким сном.
***
Следующий день выдался туманным и мрачным. Погода портилась. Поднялся холодный ветер. Тяжёлые серые тучи постепенно заволакивали небеса.
Маленький отряд продолжил движение, шествуя теперь не по дороге, а по едва различимой тропе. Озверевшие комары налетали большими стаями, и от них приходилось отмахиваться ветками. Постоянно тонкое многоголосое жужжание не на шутку раздражало людей.
Самым хмурым казался Нил, замыкавший шествие. Ему снова снилась та самая комната в таверне «Железный зад». Снова в том сне он был один, лежал на полу, завернувшись в одеяло. Бледный росчерк Кольца виднелся в разрывах туч. И явственно чувствовалось чьё-то присутствие за окном. Кто-то скрывался в темноте, постепенно подкрадываясь ближе. Нил бы и хотел выглянуть и посмотреть на незваного гостя, но страх сковал его тело и не позволял пошевелиться.
Дурацкий сон, принесший вместо отдыха только душевное опустошение.
Миновало несколько часов в пути, а Брок всё шёл и шёл неумолимо вперёд, даже не думая делать привал. Наёмники всё чаще стали коситься на командира, пытаясь внушить ему мысль, что пора бы вмешаться. Но Гай трезво рассудил, что всему должна быть разумная причина, и потому молчал, давая пример терпения остальным.
В какой-то момент тропинка незаметно исчезла из-под ног, и люди пошли по сочному мху, доверяясь в выборе пути исключительно чутью и опыту проводника. Усталость вытеснила все мысли и сделала людей невнимательными. Они шли, механически перебирая ногами, а тяжелеющая с каждым шагом ноша всё больнее впивалась в затёртые, закаменевшие плечи.
Ближе к вечеру путники достигли бурного ручья, бежавшего по камням, весело разбрасывая брызги. Здесь словно пролегла граница между двумя лесными массивами. Казалось, чаща на той стороне становилась гуще и темнее, а сам цвет деревьев был неоднороден, странен, неуловимо чужд. В ширину ручей достигал не больше десяти шагов, а глубина была столь мелкой, что его можно было перейти, не замочив колен. Но Брок стоял, задумчиво глядя на преграду, и не спешил продолжать путь. Его пёс пробежался вдоль кромки ручья, вынюхивая что-то важное и недовольно пофыркивая.
– Чего стоим? – подал голос Харт, которому надоело ждать. Не дождавшись ответа, он шагнул ближе к проводнику. – Эй!
Здоровяк медленно обернулся к наёмнику, взглянув на него словно на букашку, которую можно в любой момент раздавить. По спине Харта пробежался предательский холодок страха, а внутри всё напряглось, но он не показал вида, что испугался.
– Харт, остынь. Отойди от него, – негромко приказал Гай, и его спокойный голос несколько разрядил возникшее напряжение. Наёмник подчинился.
Брок перевёл тяжёлый взгляд на капитана и тихо пояснил:
– Вода плохая. Убивает. Если вступить, ноги почернеют, придётся резать. Скоро должна пойти хорошая вода.
И он отвернулся, зародив среди спутников тягостные, пугающие раздумья.
Они продолжали стоять на берегу ещё час, вяло отмахиваясь от комаров и ожидая непонятно чего. Внезапно откуда-то издалека донёсся странный шум, похожий на эхо далёкого обвала. Люди встрепенулись, повернувшись в ту сторону, откуда донёсся этот звук, и стали всматриваться в таинственную чащу. Немедленно забылась усталость, уступив место сосредоточенности и строгой решимости.
Но ничего не происходило. Лишь взвыл однажды холодный ветер, а затем всё снова смолкло.
Наконец, залаяла собака. Брок посмотрел на неё, затем на ручей, после чего обернулся к спутникам.
– Можно переходить. Только быстро, пока вода чистая.
– Как ты определил? – недоверчиво спросил Гай.
– Цвет чистый. Запах чистый, – снова посмотрев на воду, проговорил проводник. – Можно не бояться.
И первым двинулся вперёд, быстро перебравшись на противоположный берег. У наёмников возникли сомнения, а была ли взаправду вода так опасна, как говорил этот лесной дикарь? Или это всё фантазии потерявшего чувство реальности человека? В любом случае они могли спокойно перейти на другую сторону и продолжить путь.
Течение ручья оказалось неожиданно сильным, а камни скользкими. Юный Нил чуть не упал, поскользнувшись на гладком валуне, но его успел поддержать Гай. Рядом с ними, делая большие шумные скачки, водную преграду пересёк пёс. Он выбрался на берег, коротко отряхнулся, разбрызгав осевшую на шерсти воду, и уверенно потрусил прямо в чащу, не дожидаясь остальных.
***
Мир по ту сторону ручья неощутимо преобразился. Полностью исчезли комары. Звуки леса стали приглушённей. Даже солнечные лучи, прорывавшиеся сквозь густые кроны, казалось, светят теперь иным, потусторонним светом.
Несколько раз Брок останавливался и припадал к земле, разглядывая следы на продавленном мху. Он к чему-то настороженно прислушивался. Даже принюхивался, становясь похожим на своего пса. Его беспокойство передалось остальным. Безымянная собака теперь шла рядом, больше не рискуя уходить далеко от вооружённых людей.
В какой-то момент резко стемнело. Брок запретил разжигать огонь, и пробираться сквозь чащобу пришлось едва ли не на ощупь. Но вот вдалеке показался отблеск костра, и проводник уверенно повёл спутников в ту сторону. Измученные бесконечным переходом, люди с надеждой смотрели вперёд, предвкушая долгожданный отдых.
Вскоре они вышли на широкую поляну, которую явно не раз посещали люди. Это место было очищено от лишних деревьев, травы и кустов. Место для костра углублено и выложено камнями. С четырёх сторон от огня уложены обтёсанные брёвна с ровной верхней кромкой, на которой можно было удобно сидеть или даже лежать.
У костра сидел высокий мужчина в распахнутой кожаной куртке и с длинной палкой в руках. Он приветливо замахал путникам и сделал приглашающий жест. Тех уговаривать не пришлось, и они, побросав ненавистные рюкзаки, расположились вокруг костра.
– Привет, путешественники! – радостно сказал незнакомец, с интересом разглядывая новые лица. – Привёт, Брок! Давненько не видел тебя. Неужели деньги кончились?
– Здоров, Ван, – уселся напротив него Брок. – Денег мне хватает.
– А чего тогда опять в лес попёр?
– Люди от Говарда, – кивнул в сторону своих спутников проводник.
– Понятно, – протянул Ван. – Значит, искатели? И далеко ли идёте?
Наёмники переглянулись, раздумывая, стоит ли отвечать, но за них ответил Брок.
– До Кратера.
Наступило долгое молчание. Весёлость сошла с лица Вана, и тот уже по-новому посмотрел на своих новых компаньонов. Затем бросил обеспокоенный взгляд на небо, по которому клочьями двигались чёрно-синие тучи.
– Плохая мысль. В такую погоду идти к Кратеру…
– А что не так с погодой? – спросил обычно молчаливый Нил.
– Буря в небесах, – объяснил Ван. – Видишь, какие края рваные у туч? Как быстро ветер несёт их через небо. В такую погоду духи и демоны особенно неспокойны, а возле Кратера их водится особенно много. Туда и в тихое время никто не смеет соваться, а уж сейчас…
– Вчера утром в городе убили демона, – поделился новостью Гай.
– В городе? – удивился Ван, не скрывая испуг. – Вот ведь как. А вы к Кратеру собрались. Безумие. Поворачивайте-ка назад, пока ещё не поздно. Потом вернётесь как-нибудь, когда поуляжется всё. Или к другому Кратеру идите, мало их что ли по стране раскидано.
– Этот ближайший, – холодно пояснил Кан. – И мы не повернём назад.
Ван неодобрительно покачал головой и принялся ворошить костёр веткой. Вверх взметнулись тусклые угольки и медленно вознеслись над поляной, постепенно угасая.
– Удачи вам тогда. Брок, конечно, хороший проводник. Из лучших, пожалуй. Но и он ходил к Кратеру всего лишь дважды, да и то в хорошую погоду. По-моему, это не стоит никаких денег. – Он подкинул несколько веток в огонь, снял с пояса флягу, сделал несколько коротких глотков. Крякнул с удовольствием и вроде бы отбросил нахлынувшую печаль. – А знаете что! – уже бодрее заговорил он. – Давайте я вам амулеты продам! Отгоняют духов, демонов, бесов и некрасивых баб! Вот честно! Без обмана!
Он нагнулся, вытащил из-за бревна свою потёртую старую сумку мышино-серого цвета и вынул из неё небольшие бледные камни, гладкая поверхность которых блеснула в свете огня.
– Пятнадцать серебряных за штуку, – покачал камни в ладони Ван, отчего те глухо заскрежетали.
– На гальку похоже, – с сомнением сказал Гай, рассматривая предложенный товар.
– Похожи-то они похожи, да не совсем. Да вы у Брока спросите, у него самого наверняка такой припрятан где-то за пазухой!
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№1 — (продолжение)
Наёмники обратили внимание к проводнику, и тот лишь коротко кивнул, подтверждая слова знакомого.
– Значит, сильные амулеты? – с интересом поинтересовался Харт, потянувшись рукой к камням.
– Ну, не то, чтобы очень сильные, – уклончиво проговорил Ван. – Но слабую всякую нечисть отгонит точно. Шагов за пятьдесят будут стороной обходить. Сильных демонов, конечно, ничто не испугает, но подумать, прежде чем нападать – заставит. А там уж всё от вас зависит. Вещь, в общем, полезная. Кстати, эта поляна как раз такими амулетами обложена. По деревьям развесил, землю закопал. Потому сюда все и приходят ночевать. Безопасно тут. Во.
– Ладно, уболтал, – сдался Гай. – Давай сюда свои амулеты. По две штуки на рыло.
– С вас сто двадцать серебром, – широко улыбнулся Ван, обнажив дыру в верхнем ряде зубов. – Пользуйтесь на здоровье.
Гай поскрипел зубами, но извлёк из кошеля три золотые монеты и пятнадцать серебряных. Вручил из Вану, взамен получив амулеты. Раздал камни своим людям и себе оставил два.
– Славно, – признал Ван, откидываясь назад и вытягивая ноги к костру. – А теперь давайте устраиваться на ночлег. Первую четверть ночи я покараулю, а потом разбужу кого-нибудь из вас. Идёт?
– Как скажешь, – легко согласился Гай, уставший не меньше других. Спать хотелось неимоверно.
***
Нил проснулся во второй половине ночи оттого, что его тряс за плечо Кан.
– Твоя смена, – было сказано шёпотом, и юноша согласно кивнул, откинув одеяло. Ему снова снился тот же сон, который преследовал его уже третью ночь, и потому он был даже рад сбежать от надоевшего видения.
Чувствовал он себя не лучшим образом, но, тем не менее, безропотно приступил к своим обязанностям. Бесшумно попрыгал на месте. Помахал руками, разгоняя по телу кровь. Взялся за меч и уселся на одном из брёвен, внимательно осматривая окрестности.
Костёр уже догорел, оставив после себя ворох тлеющих углей. Тёмный лес, почти не различимый при свете огня, теперь проступал чёрными очертаниями деревьев. Стояла удивительная тишина. Чёрные обрывки туч застыли на месте, и между ними сквозь кристально ясный небесный свод мерцали сонмы звёзд.
Неожиданно откуда-то издалека долетел печальный волчий вой. Ему никто не ответил, но волк продолжал звать, борясь со своим одиночеством. Нил достал амулет и крепко сжал его в ладони. На всякий случай.
Он нашёл взглядом на небе серую, прерывистую и тоненькую линию Кольца, вращающегося в том месте, где когда-то совершала свой космический путь луна. Нилу было десять, когда луны не стало. Он помнил, как мальчишкой выбежал из родной избы, испуганно глядя на небо. Средь бела дня родилось второе солнце, распускавшееся огненными петлями вокруг крошащихся обломков. Неясные вспышки и всполохи сопровождали гибель мира духов.
А затем, разрывая небо на части, вниз на землю посыпались пламенеющие глыбы, бывшие некогда частью другой планеты. Они неслись в одном направлении, оставляя после себя длинные дымные следы. Некоторые, разрушаясь, с далёким и низким клёкотом вспыхивали в уничтожающей вспышке и опадали тающими угольками. Другие, наполняя воздух насыщенным рокотом, мощно и величаво проносились дальше, где-то вдали тяжело ударяясь о твердь и сотрясая пространство. Маленький Нил держался за подол юбки матери, округлившимися глазами наблюдая небывалую картину. Он снова и снова спрашивал у матери, что это, но она была не в силах ответить.
Разрушения, вызванные падением обломков, коснулись всего мира. Высыхали поля. Иссыхали реки. Гибли звери, скот сходи с ума. Многие люди обезумили. Многие разорились и находились на краю голодной смерти. Со стороны моря пришли холодные ураганы, а первые несколько зим после образования Кольца были самыми суровыми из всех, когда-либо виданных людьми.
Невиданные болезни шествовали по миру, а мигрень донимала даже детей. Королевство первое время держалось, сплочённое общей бедой, но по прошествии лет кризис достиг такого размаха, когда народ более не мог ждать помощи от короны. Вспыхнул один бунт, затем второй, и страна погрузилась в пучину гражданской войны.
Много сил и времени ушло, чтобы утихомирить народ. Три немалые области перестали быть частью королевства, добившись независимости. Но отныне повсюду наступил мир и хоть какая-то видимость порядка. Жизнь налаживалась, да и сама планета постепенно выздоравливала, оправившись от потери естественного спутника. Её изъязвлённая кратерами поверхность зарастала лесами, затоплялась водой, выравнивалась ветром.
И теперь лишь активность духов напоминала о том, насколько сильно изменился мир.
Нил зябко потёр себя за плечи, продолжая слышать вдали одинокий волчий вой. Раньше считалось, что волки воют на луну, однако теперь, когда луны больше нет, а осталось только смутно мерцавшее Кольцо, становилось понятно, что причина этого воя кроется в чём-то ином.
А впрочем, не всё ли равно?..
***
С Ваном путники распрощались на рассвете. Мужчина напоследок посоветовал Броку держаться подальше от Скалы, сказав, что эта Скала не в духе и может убить. Брок поблагодарил и повёл своих спутников дальше через лес.
Харт попробовал расспросить проводника об этой скале, но ничего не добился. Здоровяк лишь сказал, что Ван принёс плохое известие, и идти придётся в обход через болото.
Эта новость, разумеется, не вызвала у путников энтузиазма.
Впрочем, путь поначалу не выглядел слишком уж трудным. Деревья постепенно расступались, так что вокруг становилось больше опушек и полян. Лучи солнца свободнее наполняли собой пространство. Но при этом исчезли кустарники. Не росло здесь ни единого цветочка. Не встречались на земле следы, упавшие ветки или шишки. Будто некий неутомимый уборщик вымел весь мусор из этого леса.
А затем путники услышали звук. Он был странен и больше всего походил на результат потуг неумелого трубача. Низкий, тонкий, неприятный, немного дрожащий. Он приближался.
– Что за дьявольщина?! – вырвалось у Кана, когда он увидел источник звука. Прямо к нему приближался комар. Но необычный, а размером с большую собаку. Он был тонок, хрупок на вид, с вытянутым трубкообразным тельцем, крупной глазастой головой, длиннющими ниточками-лапками и аршинным острым хоботком. Радуга играла на его дрожащих, гулко трепещущих слюдяных крыльях, каждое из которых превышало размах человеческих рук.
Кан выдернул из ножен меч, решительно шагнул навстречу чудовищу и нанёс мощный отвесный удар. Разрубленная пополам тварь жалко дёрнулась и шлёпнулась на землю, издав хлюпающий звук.
– Зря, – сухо прокомментировал происходящее Брок. – Опасности не было.
– Да неужели?! – обернулся к нему Кан, в движениях которого проявлялась явная нервозность. – Эта тварь наверняка могла меня выпить за один присест досуха!
Он дёрнул рукой, и с клинка сорвалось несколько крупных капель какой-то отвратительной тёмной жидкости.
– Опасности не было, – настойчиво повторил проводник. – Тут комары пьют кровь больших животных. Человек для них слишком маленький.
– Больших? – удивлённо переспросил Гай. – Насколько больших? Вроде медведя?
– Больше, – туманно произнёс Брок. – Много больше.
И, не добавив ни слова, пошёл дальше, погнав вперёд своего пса. Наёмники угрюмо побрели следом, на всякий случай бросая опасливые взгляды по сторонам.
Через несколько часов, во время которых им не раз попадались на пути огромные мерно летящие комары, они вновь услышали шум, очень похожий на тот, что настиг их вчера у ручья. Но теперь источник находился намного ближе. Брок остановился и взглядом подозвал к себе пса. Оба они, к удивлению наёмников низко припали к земле и застыли, прислушиваясь к чему-то. Затем проводник и собака одновременно вскинули головы к небу, напряжённо приглядываясь непонятно к чему.
– Мужик, ты как? В порядке? – осторожно подошёл к нему Харт, но вместо ответа Брок вдруг резко вскочил и закричал:
– Под деревья! Быстро! Хватайтесь за стволы!
И сам, подбежав к ближайшей сосне, широко обхватил её руками. Пёс припал к земле у него в ногах. Удивлённо переглянувшись, наёмники решили последовать их примеру. Мало ли. После гигантских комаров им стало казаться, что ничто не способно их удивить. Разбежавшись по сторонам и встав в обнимку с соснами, они застыли в немом ожидании, постепенно начиная ощущать себя полными идиотами.
Впрочем, мысли о нелепости ситуации немедленно покинули их, когда на них с неба обрушились тонны воды. Это был не дождь, а именно водопад. Гигантские водные массы рухнули разом на лес, создавая неимоверный грохот, обрывая слабые ветки, вбивая в землю всё, что осмеливалось стоять прямо.
Мир задрожал, а следующий миг Нила оторвало от дерева и быстро повлекло куда-то в сторону. Остальные его не видели. Их спины укрывали походные ранцы, содержимое которых, должно быть, не только промокло, но и наверняка сплюснулось от беспощадного напора.
Вода схлынула резко, словно кто-то в небесах повернул винт. Мутные потоки зазмеились между стволами и корнями, унося с собой груды обломанных веток и быстро просачиваясь сквозь мох, уходя в землю.
От своей сосны отлепился Харт, рухнув спиной на чавкающий, перенасыщенный влагой мох. К нему тут же подступил Гай, шатаясь и держась за голову. Кан выглядел лучше остальных, хотя этого громилу вообще было трудно чем-то пронять.
– Где четвёртый? – услышали наёмники голос Брока. Проводник и его пёс напряжённо озирались, пытаясь найти взглядами Нила. Харт, позабыв о боли и усталости, тут же вскочил с земли. Мужчины обеспокоенно смотрели по сторонам.
– Нил! – сложив ладони лодочкой, громко закричал Гай.
– …здесь! – донеслось откуда-то издалека.
Первым в ту сторону сорвался пёс. За ним Брок и остальные. Они почти сразу различили впереди между деревьями копошившегося парня, которого наполовину засосало в плотный мшистый полог. Обступив Нила со всех сторон, они дружно схватили его и потащили вверх, выдернув его и скукожившийся ранец вместе с ломкими кусками зеленоватого дёрна.
– Спасибо, – тяжело дыша, сипло поблагодарил юноша, встав, наконец-то на ноги.
– Как ты? Не ушибся? – проявляя отеческую заботу, спросил Гай, коснувшись его плеча.
– Вроде в порядке. Только отдышаться надо.
– Да, парень, перепугал ты нас знатно, – хмыкнул Харт, помогая товарищу отряхнуться от грязи.
– А уж я-то как перепугался! – вымученно улыбнулся Нил, и мужчины облегчённо рассмеялись.
– Надо уходить, – не разделил общего веселья Брок, снова начав коситься в небо.
– Что это только что было? – повернулся к нему могучий Кан.
– Тяжёлый дождь. Я говорил вам. И Ван говорил вам. Плохая погода. Неудачное время. Тяжёлые дожди в это время года обрушаются очень часто. Идём.
И торопливо зашагал в одному ему ведомом направлении.
– Исчерпывающий ответ, – проворчал Харт, поправляя лямки своего ранца. Путники понуро двинулись за своим проводником.
Временами они пытались поинтересоваться у него, когда же можно будет сделать привал и просушить одежду и вещи. Но Брок упорно молчал, не собираясь отвечать. Вскоре они узнали почему, когда ещё дважды оказались застигнутыми тяжёлым дождём. На этот раз, к счастью, никого не унесло и никто не пострадал. Мужчины страховали друг друга, помогая по мере сил.
Наконец, поздним вечером, усталые, голодные и измотанные, они вышли к кромке огромного болота, над которым стояло плотное облако тумана.
– Теперь привал, – притопнув по твёрдому берегу, разрешил Брок и сбросил свою сумку, тут же усевшись рядом. Мужчины тут же повалились на землю, уже не находя в себе сил, чтобы стянуть с себя отсыревшую одежду. Впрочем, воздух здесь был настолько влажен, что сама идея сушки казалась бессмысленной.
– Кан, сходи-ка за хворостом для костра, – попросил Гай, но Брок поспешил вмешаться.
– Этой ночью спим без огня.
– Почему?
– Опасные духи могут прийти на свет, – пояснил проводник, указав пальцев в сторону болота.
– Пусть приходят, – хмыкнул Харт.
– Верно, – поддержал его Нил. – У нас же есть амулеты. И оружие.
Кан переводил взгляд с капитана на проводника, ожидая хоть какого-то чёткого приказа.
– Ладно, – не стал упрямиться Брок. – Нас всё-таки шестеро. Может и отобьёмся.
Подивившись про себя, что здоровяк посчитал ещё и свою собаку, Кан кивнул и направился на поиски сухих веток. В одной руке он сжимал амулеты. В другой – меч.
Ночь предстояла долгая.
***
Тревоги Брока оказались неоправданными. Нет, какие-то духи действительно приближались к костру, но назвать их опасными не взялся бы даже сам проводник. Покружив невесомыми тенями на зыбкой границе между светом и тьмой, они убрались восвояси, больше не напоминая о своём существовании.
Нил, которому этой ночью дежурить не пришлось, засыпал с надеждой и одновременно отвращением. Предчувствие не обмануло его: тот же скучный, монотонный сон вернулся к нему как злое видение, преследующее не хуже совести.
Снова та же тёмная комната в таверне Говарда. Пустые деревянные стены, одинокая кровать, открытое окно. В проёме видны тусклые звёзды и незаметно вращающееся Кольцо, местами утолщающееся, местами вовсе исчезающее. С той стороны веет холодом. Не слышно ничего, кроме собственного сердцебиения.
Там, за окном, кто-то есть. Он бесшумно ходит по улице, бросая нетерпеливые, голодные взгляды на это окно. Хочет заглянуть. Огромный, тёмный, хищный. Нечеловеческий.
Он становится выше, растёт, раздаваясь во все стороны. Тяжелеет, обретая ощущаемую даже на расстоянии мощь.
Шаг, от которого завибрировал мир. Нил попытался дёрнуться, но с ужасом понял, тело парализовано чужой и жестокой волей. Он мог только смотреть, в отчаянии ожидая развязки. Беспомощный и жалкий.
Чёрный силуэт показался в окне, заслонив собой небо. Лица не видно: только ярко светящиеся зелёные глаза, оставлявшие при движении полосы бликов.
Демон в окне зарычал, увидев на полу не способную пошевелиться жертву. Нил с трудом открыл рот и попытался закричать, но лишь беззвучно опустошил лёгкие.
Сразу же, как только всё его естество воспротивилось происходящему, его сознание выдернуло из сна в настоящий мир. Резко раскрыв глаза, юноша судорожно вдохнул холодный утренний воздух, сжал зубы и начал приподниматься. Первое, что он увидел после пробуждения, было донельзя довольное лицо Харта, который сидел с якобы безучастным видом, но мимолётные задорные взгляды выдавали его задорное настроение. Нил непонимающе обернулся и едва удержался от смеха.
На лице всё ещё спавшего Кана угольком были нарисованы усы, могучие брови, несколько звёздочек и пара цветочков на щеках. Нил на всякий случай провёл по своему лицу ладонью. Глянул на пальцы. Нет, ничего. Харт, похоже, решил подшутить именно над вечно хмурым Каном. Что ж, его трудно винить: после трудностей похода очень хотелось сделать какую-нибудь глупость, чтобы снять накопившееся напряжение. Только вот непонятно, как отреагирует на это Кан, когда проснётся…
Гай тоже ещё спал, а вот проводник со своим четвероногим помощником уже что-то увлечённо вынюхивали у зыбкой кромки болота. Солнце взошло совсем недавно, рассекая косыми лучами туманную пелену. Кружившая над болотом дымка, казалось, светилась изнутри и придавала миру налёт потусторонности. Издавая гулкий звон, над головой пролетел гигантский комар, направляясь в центр болота.
– Будите спящих, – услышали Нил и Харт голос Брока. Здоровяк сидел на корточках у кромки чёрной воды и сосредоточенно умывал руки. Собака, подняв острые уши, вертела головой, будто пыталась отыскать нечто, известное только ей.
Нил зашевелился и начал сворачивать своё одеяло. Харт растормошил спавших товарищей, и те, сонно потягиваясь и щуря глаза, с трудом вспоминали, где они оказались.
– Вымой лицо, – бросил проводник Кану, заметив оставленные Хартом каракули. А на вопрос «зачем» просто сказал: – Чтобы не злить духов.
Ни о чём не подозревающий Кан послушался, так и не узнав о шутке разочарованного таким поворотом событий Харта. Вскоре отряд продолжил путь. Вооружившись прочными палками, они выбирали дорогу по кочкам и заросшим травой островкам, осторожно шагая над тёмной стоячей водой.
Одежда путников так до конца и не высохла после вчерашних испытаний, и каждый ощущал неприятную сырость и досадный зуд. Но приходилось терпеть. Иногда на пути попадались островки с мелкими деревцами, протянувшими длинные корни сквозь немалую глубину. Под такими деревцами устраивались короткие привалы: прыжки по кочкам тратили немало сил. Несколько раз мужчины видели каких-то странных, огромных животных. Одно из них, спина которого походила на небольшой заросший островок, с плеском ворочалось в тине в пятнадцати шагах от путников, поднимая небольшие волны. Иногда над поверхностью воды появлялся чёрный морщинистый купол, увенчанный парой огромных белых глаз, блестевших стеклянной поверхностью. Существо не проявляло враждебности, но Брок на всякий случай сказал:
– Если оно поплывёт на вас, значит, оно голодное. Бегите.
К счастью, чудовище просто утоляло любопытство, впервые в своей жизни столкнувшись с человеком. Путники не решились надолго оставаться на виду у громадного обитателя болота и поспешили двинуться дальше.
Рядом с Броком, деля с ним тяготы пути, шлёпал верный пёс. Лапы его почернели от постоянного погружения в мутную жижу. С брюха капала грязная вода. От него воняло псиной, но за несколько дней наёмники привыкли к этому запаху. Пёс казался неутомимым, а в его движениях проглядывалась некая лесная дикость. У мужчин сложилось впечатление, что это животное провело большую часть жизни отнюдь не в посёлке среди людей, а именно в лесу, причём охотясь здесь и постоянно ведя борьбу за выживание. Вероятно, так это и было на самом деле.
Солнце медленно вползло в зенит, а туман и не думал рассеиваться. Отовсюду доносились приглушённые странные звуки, издаваемые то ли неведомыми тварями, то ли самим болотом. Бульканье, чваканье, клёкот, писк. Иногда даже слышалось нечто, походившее на неразборчивый шёпот, и тогда люди крепче сжимали пальцами защитные амулеты. Несколько раз Брок вдруг резко останавливался, прислушиваясь и жестом требуя переждать неведомо что.
Путники и сами пытались разобраться, что же так беспокоит проводника, но слышали лишь обычные звуки болота. Лишь изредка об их ноги разбивались пришедшие откуда-то со стороны низкие волны.
Они продолжали путь. Дважды они забредали в «тупики», окружённые водой, и приходилось возвращаться. Сапоги облепили длинные тонкие водоросли. Головы низко склонились. Спины согнулись. Идти по нетвёрдой хлюпающей жиже оказалось очень непросто, но всё-таки ранним вечером люди стали замечать, что островков и кочек становится больше, вокруг появляются высокие деревца. Туман заметно ослабел, и стало понятно, что болото кончается.
Граница леса была встречена людьми с неподдельной радостью. Здесь снова можно было слышать отсутствовавший над болотом ветер. На широкой поляне между болотом и лесом было решено сделать большой привал. Устали все, даже казавшиеся неутомимыми проводник с собакой. Сил развести огонь не осталось ни у кого. Так и повалились на землю, тяжело дыша и закрыв глаза, позабыв о всякой осторожности.
Вопреки ожиданиям, путешествие через болото оказалась не столь опасным, как можно было ожидать. Наверное, поэтому люди утратили бдительность и не сразу поняли, что вокруг происходит нечто неправильное.
Болото начало смолкать. Медленно гасли звуки, исчезали потусторонние голоса, затихал ветер. Мир как будто затаился, пережидая опасность.
Первым всполошился пёс, испуганно вскочив и попытавшись залаять. Но люди услышали лишь слабые отголоски его голоса. Немедленно поднялся Брок. Попробовал крикнуть, но не услышал самого себя. Топнул ногой по земле. Пытаясь создать шум. Но тщетно.
Повскакивали и остальные. Не понимая, что происходит, они попробовали обменяться словами, но ставшая осязаемой тишина подавила их жалкие попытки. Словно ваты в уши набили. Взгляды четвёрки немедленно обратились на опытного проводника. А тот, не теряя времени, достал из своей сумки небольшой кожаный свёрток. Развернул, продемонстрировав содержимое спутникам.
Те с удивлением воззрились на небольшую, но толстую книгу в кожаном переплёте с медной застёжкой. На обложке значилось: Паулюс Вульфсон, «История о последней слезе». Увидеть в руках лесного дикаря драматический шедевр известнейшего в королевстве автора было чем-то немыслимым, и наёмники смотрели на Брока, не скрывая потрясения.
Однако оказалось, что проводник вовсе не собирался читать книгу. Открыв её посередине, он взялся широкими пальцами за страничку и стал очень медленно отрывать длинный лоскут. Затем ещё один и ещё. И люди с удивлением поняли, что слышат звук рвущейся бумаги. Гай немедленно отобрал книгу у Брока, вырвал несколько страниц и раздал своим людям. Те поняли его без слов. И вскоре уже все пятеро усердно уничтожали прекрасный труд столичного автора, бросая за землю тонкие бумажные лоскутки. Поляна наполнилась неожиданно громкими, словно усиленными, звуками рвущейся бумаги, и эти звуки, казалось, заставляли отступать нахлынувшую живую тишину.
– Вроде получается! – негромко, но вполне отчётливо крикнул Кан и, услышав свой голос, радостно улыбнулся. Ему, конечно, было бесконечно жаль книгу любимого писателя, и участие в столь оголтелом надругательстве над литературой казалось ему несмываемым позором, но чего не сделаешь ради спасения собственной жизни.
– Эй, Брок! – крикнул Харт. – Объясни, что происходит? И что мы делаем?
– Создаём разрушение, – как всегда туманно объяснил здоровяк. – Демон тишины выдаёт себя при приближении. Замирает ветер. Замолкают птицы и насекомые. Демон похищает звук. Затем мысли. Затем останавливает сердце. Но разрушение, даже маленькое, пугает его.
– Значит, это разрушение? – ухмыльнувшись, сказал Гай, рассматривая разорванные клочки бумаги у себя в руках. – Никогда бы не подумал. Мерзкий звук, а ведь спасает…
Тишина окончательно схлынула, и тот, кого проводник назвал демоном тишины, убрался восвояси. Ему явно не понравилось связываться с ними. Это была маленькая, но всё же победа человеческого разума над силами потустороннего мира.
Заночевать решили прямо тут. Разорванные странички пригодились для разжигания костра, и вскоре путники смогли насладиться теплом. До цели оставалось сделать последний бросок.
***
Нилу снова привиделся тот же сон. Однако на этот раз существо, заглядывавшее в прошлый раз в окно, яростно колотило в запертую дверь, и юноша боялся даже представить, что будет, когда оно ворвётся внутрь. Демон рычал, издавал леденящие душу крики, царапал когтями прочные дубовые доски. Дверь тряслась и дрожала, но пока держалась. Неутомимая тварь, казалось, готова бесконечно штурмовать комнату, пока не окажется близи от своей жертвы. Несколько раз демон показывался в окне, тянул к парализованному человеку огромную когтистую лапу, но не мог дотянуться. Его злость волнами расходилась по пространству, отчего мир терял строгие очертания. Нил чувствовал, как у него на голове шевелятся волосы.
Он проснулся в холодном поту, измученный и совсем не отдохнувший. Ему чудилось, что кошмар укоренился где-то внутри головы, и он обязательно вернётся, стоит только снова погрузиться в сон. Будто некий паразит избрал для себя убежищем беззащитный разум человека.
– Эй, ты как? – услышал юноша обеспокоенный голос Гая. – На тебе лица нет.
– Жить буду, – отмахнулся Нил, поднимаясь с земли. Он сложил одеяло и спрятал его в ранец. Рядом копошился Харт, который выглядел неожиданно хмуро. Может, ему тоже снятся кошмары. Брок с собакой блуждали где-то вдоль кромки леса. Время от времени проводник срывал какие-то травы и прятал их в мешок. Кан спал дольше других, но зато и выглядел заметно бодрее товарищей.
Не теряя времени, отряд быстро собрался и двинулся напрямик к Кратеру. О том, что цель уже близко, говорили всё чаще встречавшиеся поваленные деревья и взрыхлённая земля, местами проваливающаяся продолговатыми воронками, а где-то вздымающаяся высоко над верхушками сосен.
Деревья мертвели. На ветках встречалось всё меньше зелени. Трава и мох под ногами полностью исчезли. Впереди показалось огромное пространство, полностью занятое буреломом. Громадные иссушенные стволы, вырванные с корнем, лежали вповалку. Некоторые были переломаны пополам невообразимой мощью взрыва. Хоть обломок неба, упавший в здешнем лесу десять лет назад, и был отнюдь не самым крупным, но его падение закончилось столь сокрушительным ударом, что повалило лес на десять миль кругом.
Людям пришлось перебираться через деревья, петлять в лабиринте между стволами, пролезать между выкорчеванными корнями. На многих деревьях остались следы жуткого пожара, волной пронёсшегося над лесом в миг падения. Здесь не пели птицы. Не жужжали насекомые. Только ветер гудел, пытаясь расшевелить мёртвый лес.
Первое время продвижение вперёд не вызывало у отряда по-настоящему больших трудностей. Но постепенно люди ощутили, что их начинает окружать нечто чужеродное. Инстинкты кричали о приближении созданий, более близких душевной энергии, чем материальному миру.
Брок, чутью которого путники доверяли всецело, вскочил на ствол дерева, лежавшего под углом на груде обломков, и быстро осмотрелся по сторонам.
– Ну что там? – крикнул ему Гай, чья интуиция тоже кричала об опасности. Но вместо того, чтобы ответить ему, Брок заорал куда-то вдаль.
– Эй, лесные духи! Что надо вам от нас?! Зачем кружите? Идём мы своей дорогой и не будем долго тревожить ваш край! Не нарушали мы солнечный договор. И вы не нарушайте! Слышите, духи?..
Он обеспокоенно заозирался, и по его лицу люди поняли, что дело плохо. Спрыгнув с дерева, Брок немедленно велел им:
– Обтирайтесь землёй. Обмазывайтесь пеплом. Быстрее! Иначе и амулеты не спасут вас!
И сам первым зачерпнул горсть земли и принялся втирать его в свою одежду, в волосы, в кожу рук и лица. Наёмники последовали его примеру. Даже понятливый пёс упал на землю и заворочался, облепляя себя грязью. А затем реальность стала похожа на сон.
Из-за деревьев прямо перед людьми вывалилось огромное тёмное существо с покатой горбатой спиной, вытянутой клыкастой пастью и двумя длинными рогами, загибающимися над головой. Чёрные волосы покрывали его тело. Из широких ноздрей вырывался пар.
Тварь с неожиданной для своих размеров скоростью приблизилось к людям и протянуло к ним лапы.
– Не дёргаться, – приказал Брок. – Не бегите. Не поворачивайтесь спиной. Не пытайтесь драться.
Его команды очень сложно было выполнить. Особенно трудно сдержаться было могучему Кану. Рогатый демон попытался проткнуть его когтями, но стоило только мохнатой лапе коснуться покрытой прахом куртки, как тут же эфирная плоть существа начала развеиваться, превращаясь в чёрное клубящееся облачко. Лапа духа исчезла до локтя, когда тот понял, что не может прикоснуться к человеку. Дух отстранился, и его конечность вновь возникла из собравшегося тумана. Он зарычал, бессильно и гневно, но, покружив немного, прыгнул на ближайший ствол и исчез из виду.
– Впе-рёд, – раздельно прошептал Брок, призывая спутников продолжить путь. Те едва смогли заставить одеревеневшие ноги согнуться в коленях и сделать несколько шагов. Но инстинкт выживания придавал им сил, а бешеный стук сердец не оставлял места сомнениям. Они полностью предоставили себя проводнику, понимая, что только он способен вывести их отсюда живыми.
Чем дальше они шли, тем сильнее их слух корёжили вопли спешащих на защиту своих владений призраков. Потусторонняя нечисть самых разных форм и размеров неоднократно подступалась к отряду, но пока не могла что-либо ему сделать. И так продолжалось до тех пор, пока вместо лунных духов не выступили демоны кометы.
Из-под корней очередного поваленного ствола вдруг вспыхнули зелёные глаза, и, жутко скрепя мышцами, перед людьми, заслоняя им дорогу, вылез белый волк, из пасти которого капала чёрная слюна.
– Демон! – вскрикнул Брок, и его пёс моментально сорвался с места и сцепился с чудовищем.
Наёмники решили вмешаться, обнажив мечи, но тут же с разных сторон послышались ревущие звуки приближающихся существ. Их было много. Кто-то отдалённо походил на диких, перемещающихся на четвереньках людей. Кто-то на медведя, росомаху, журавля. Они ещё сохраняли облик тех, в кого когда-то вселились. А кто-то и вовсе не имел знакомого подобия, представляя собой чёрные изменяющие очертания плотные сгустки чёрного тумана, в которых горели зелёные огоньки.
Твари напали все разом, и люди пустили в ход оружие, сражаясь спина к спине. Мечи хоть и с трудом, но пробивали прочные шкуры демонов. На землю полилась чёрная кровь. Пространство огласилось криками боли и ненависти.
Нил, прикрываясь ранцем, наносил короткие колющие удары, отбиваясь от нескольких потерявших прежнее сознание лесных зверей. На ранце образовывались разрывы от зубов и когтей. Под ногами хрустели кости убитых демонов.
Юноша видел, как ловко Гай отбивался от демонического медведя. Превосходя противника по скорости и ловкости, капитан наёмников не оставлял шансов своему огромному противнику.
С другой стороны бился Кан, отмахиваясь сразу двумя мечами от туманных сущностей, прикосновение которых до крови обжигало кожу. Кан хрипел от боли, но его удары оказались весьма чувствительными для казавшихся бесплотными созданий, и те распадались пепельными облачками.
Чем заняты Брок и Харт, юноша не видел, но он слышал их хриплые голоса и понимал, что они тоже поглощены неравным боем.
Не было страха. Никто не думал о смерти. Минувшие войны научили наёмников отрешаться от ненужных мыслей и полностью сосредотачиваться на самом важном – на сражении. В этот момент для воина не должно существовать ни прошлого, ни будущего.
И столкнувшись с решительным, мощным и эффективным сопротивлением, демоны как по команде вдруг отступили за защиту поваленных сосен, бросив своих павших и раненых товарищей. Пощады раненым не было: скулящих, отползающих тварей добивали без лишних раздумий и сомнений. Клинки мечей до основания покрылись чёрной вонючей кровью. Лица людей огрубели и сами напоминали демонические изваяния. Из-под ствола с трудом выбрался тяжёло дышащий пёс, одолевший в схватке ничуть не уступавшего ему по размерам и силе демонического волка. Он подошёл к державшемуся за левую руку хозяину и прислонился телом к его ноге.
– Все целы? – послышался негромкий голос Гая. Наёмники, бегло осмотрев себя, ответили ему кивками. Капитан подошёл к проводнику, поглядывая на его левую руку. – Что с рукой, Брок?
– Ушиб, – спокойно ответил здоровяк, не поднимая взгляда. – Скоро пройдёт. Сейчас мы должны уходить. Они вернутся.
– Как скажешь. Двигаем дальше, парни!
И снова это странное плутание в лабиринте мёртвого леса. Всё меньше вокруг попадалось целых стволов. Всё больше сгоревших и раскрошившихся обломков. Наконец, спустя пару часов обломки деревьев полностью исчезли, а впереди уже стала различима чёрная кромка короны Кратера.
Взобравшись на эту кромку, люди смогли оценить размеры гигантской воронки. Кратер был немного вытянутым и достигал в поперечнике от тысячи до полутора тысяч шагов, а в глубину достигал около сотни шагов. В самой нижней части воронки не было видно никаких следов упавшего камня, однако люди знали, что он там есть. Надо лишь копнуть поглубже, убрав рыхлый верхний слой. И тогда поверхность метеора станет доступной.
Отряд продвинулся к центру Кратера почти наполовину, когда земля под ногами стала слишком мягкой и податливой. В такой земле ноги застревали по щиколотку, затрудняя и без того тяжёлый путь.
– Сделаем так, – решил Гай. – Нил и Кан остаются здесь с собакой. Мы вам дадим верёвку. Если что, будете вытаскивать нас из этой трясины.
Согласившись с его планом, каждый достал из ранца по верёвке и связал их концы узлами. Гай, Харт и Брок двинулись дальше. Их фигурки постепенно уменьшались вдалеке. Нил видел, как они закопошились в предполагаемом месте падения камня, пытаясь найти место, где нужно копать.
Обернувшись, Нил заметил снующих вдоль кромки демонов, сверкавших зеленью глаз, но пока боящихся приближаться. В том, что отряд разделился, крылась немалая опасность, но потусторонние существа не решались воспользоваться ситуацией. Они чего-то ждали. Возможно, наступления темноты. Но солнце только недавно миновало зенит, и до наступления темноты оставалось ещё много времени.
Прошло, наверное, часа два, прежде чем верёвка натянулась, и Нил с Каном помогли второй половине отряда вернуться на твёрдую поверхность. Троица искателей выглядела жутковато. На их лицах застыло выражение пережитого напряжения, будто им довелось долгое время находиться под влиянием некой огромной силы, способной уничтожить их в любой момент. Как бы то ни было, в руках Гай нёс тяжёлый обломок зелёного камня с локоть длиной, и при виде объекта своей миссии, Нил почувствовал себя намного спокойнее. Словно гора с плеч.
Оставалось ещё, правда, пройти обратный путь, но раз уж сюда удалось добраться, то уж назад они полетят перерождёнными, лишёнными страха и уверенными в собственных силах.
Так им почему-то казалось.
– Домой, парни, – вымученно улыбнувшись, произнёс Гай, покачивая на весу находкой. – За денежками…
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№1 — (продолжение)
***
Обратный путь превратился для них в настоящий ад. Демоны и духи непрестанно атаковали медленно бредущий отряд, пытаясь отбить у них частицу своего мира. Эфирные существа налетали ветром, вселялись в деревья, камни и землю, и вскоре путникам стало казаться, что сама природа восстала против них.
С жутким треском восставали мёртвые деревья, пытаясь дотянуться до людей ветками и корнями. Вздыбливалась земля, пытаясь повалить рыхлой массой отбивающихся путников. Хищные звери кружили в смертельном танце, выжидая лучшего момента для нападения.
У Нила утащили ранец. Харту до крови прокусили руку. Кану досталось по голове. Брока несколько раз валили на землю в стремлении разорвать на части, но его успевали спасти от жуткой расправы. Лучше всех держались Гай и пёс. Но и они не всегда поспевали на выручку. Для каждого было очевидным: если б в отряде было хотя бы на одного человека меньше, его ждала бы неминуемая гибель. А пока, хоть силы и таяли беспрестанно, но удавалось сдерживать атаки демонов. Будь на месте наёмников обычные, не приученные к бою люди, и всё закончилось бы намного быстрее.
Они миновали бурелом, когда проплывавшие в небе тучи уже начали насыщаться кровавым светом закатного солнца. Бой теперь шёл между лесными исполинами, служившими плохим препятствием на пути скалящихся хищников.
Уже не было сил для слов, команд, мыслей. Не кончающееся сражение стало образом жизни. Потеряли значение цель похода, деньги, будущее. Остались только усталость, механические взмахи оружия и вялое понимание, кто свой, а кто чужой.
Ни о каком привале не могло быть и речи. Впрочем, взбудораженные боем сердца не давали сну заступить на свою законную стражу. С наступлением темноты вокруг появилось намного больше демонов, вселившихся в людские тела. Эти люди, когда-то забредшие в лес и больше никогда не покидавшие его, преобразились с исхудалых, но сильных существ. Их широкие пасти издавали звуки безумия и нескончаемой внутренней боли. Среди них были мужчины и женщины, старики и дети. Сверкая зелёными глазами, они нападали, дико молотя когтистыми руками и натыкаясь на выставленные клинки.
За прошедшую ночь наёмники убили больше, чем за все войны, в которых им довелось участвовать.
К болоту они выходили уже не вполне людьми. Будто им довелось перешагнуть на границы того, что способен вынести человеческий разум. Это были лишённые чувств убийцы, склонные к непрестанному разрушению. В их пустых, потерянных взглядах отражалось полнейшее безразличие к собственной судьбе. Наверное, это определило то, что случилось далее.
В туманные просторы болота уводил единственный путь по кочкам и травянистым островкам, и, перекрыв этот путь, грозно встал человек с двумя мечами.
– Кан? – окликнул товарища Нил, удивлённый тем, что тот остановился.
– Бери мой рюкзак и уходи.
– Не дури, Кан! – устало крикнул Гай. – Мы без тебя не уйдём.
– Я задержу их, – безумно веря в собственную правоту, проговорил Кан. – Здесь хорошее место. – Он глядел на нерешительно переступавших немного в стороне демонов, число которых заметно поубавилось за эту ночь. – Идите! Не то они утопят вас в этой зловонной клоаке!
Первым его совету последовал Брок. Кажется, он первым понял, что наёмники, лишившись твёрдой опоры, уже не смогут столь проворно обороняться от преследователей. За ним нехотя поплёлся Харт. За ним, часто оборачиваясь, последовал Гай.
Нил уходил последним. Он закинул рюкзак за спину и хотел что-то сказать, но Кан его опередил.
– Иди, не мешкай.
Пристыжено опустив голову, Нил пошёл догонять остальных.
– Эй, Нил! – донёсся ему вслед голос могучего воина. Юноша обернулся и увидел на лице товарища странную улыбку. – Там мои стихи. Не потеряй.
И с этими словами Кан сам ринулся на толпу демонов. Сразу же визг, крики и шум нешуточной драки огласили болото. Нил хотел кинуться на помощь другу, но ноги сами развернулись и понесли его прочь. Вокруг заклубился знакомый туман, и звуки схватки за спиной начали быстро таять, поглощённые плотной завесой.
***
Дальше шли молча. Знакомый пейзаж вокруг, столь ненавистный всего два дня назад, теперь казался спокойным, мирным, лишённым ненужной суеты. Пару раз путники наблюдали уже виданных ранее морских чудищ, медленно плывущих сквозь подёрнутую ряской воду, неся на спине нескольких впившихся в тёмную плоть огромных комаров.
Одолев половину болота и не обнаружив за собой погони, люди, наконец, устроили себе привал на одном небольшом островке посреди камышовых зарослей. Нил с трудом уселся на землю, прислонившись спиной к стволу тоненького деревца. Взгляд его остекленел. Голова казалась чугунной. Не хватало сил, чтобы осмыслить всё произошедшее. Отсутствие Кана давило ощущением непоправимого.
Молчали и остальные, истратившие слишком много сил, едва не опустошив запасы организмов. Сон всё-таки свалил их. Нил, заваливаясь на бок, не в силах удержать слипающиеся глаза, успел заметить, как на страже сел верный пёс, готовый в любой момент предупредить о приближении смертельной угрозы.
***
Сон был тревожным и недолгим. Видение проклятой комнаты в таверне наконец-то оставило Нила, но на этот раз он не знал, радоваться ли ему этому или нет. Ему мерещились стремительные оскаленные пасти, перекошенные, изуродованные морды бывших людей, ставших демонами. Во сне Нил куда-то шёл, снова сражался, пробивал себе дорогу, и этому не было конца. Его товарищи то появлялись рядом, то снова исчезали во мраке, облепленные извивающимися, дёргающимися телами бездушных тварей.
Ужасные бестии преследовали его во сне и наяву, так что стало даже казаться, что Нил никогда не знал иной жизни. Воспоминания о прошлом виделись теперь ненастоящими, далёкими и чужими. Будто до похода к Кратеру это был один человек, а после – совершенно другой.
Пробуждение было резким. Дёрнувшись, Нил подскочил, ошалело заозиравшись и пытаясь рукой нащупать рукоять меча. Но увидев спокойно сидящего Харта, по обыкновению проснувшегося раньше других, он тут же успокоился. Необычно было наблюдать этого задорного, неунывающего человека до бледности серьёзным. Кан был ему не просто товарищем. Он был ему другом. И добровольная жертва Кана произвела на Харта сильное впечатление.
Гай проснулся ближе к вечеру. Так же, как и Брок, который и в обычное-то время выглядел отвратительно, а теперь он и вовсе утратил сходство с человеком. Сев прямо, здоровяк вяло огляделся и принялся молча копошиться в своей сумке.
– Отойду посикать, – сказал Харт, дождавшийся всеобщего пробуждения.
– Далеко не отходи, – на всякий случай попросил Гай, не уверенный, что они находятся в безопасности.
– Ладно-ладно, – хмыкнул Харт. – Но, чур, не подглядывать.
И он скрылся в камышовых зарослях, зашуршав где-то неподалёку.
Проголодавшийся Нил запустил руку в ранец и тут же вспомнил, что это ранец Кана. Воспоминания утра пронзили сознание, и юноша почувствовал, как предательски защипало в глазах. Он отдёрнул руку, так и оставшись голодным.
Гай между тем закончил сборы и обсуждал теперь в стороне с Броком план дальнейших действий. Харт всё не возвращался. С той стороны, откуда он ушёл, послышалось странное глухое шипение и звук вырывавшихся пузырьков. Услышав это, встрепенулся пёс, а за ним дёрнулся и Брок.
– В чём дело? – не скрывая беспокойства, спросил его Гай.
– Болотный удав, – в ужасе прошептал проводник. Нил вскочил с места и помчался в камыши. Он слышал, как его предостерегающе окликнул капитан, но это его не остановило.
Провалившись по колено в воду, он вырвался на открытое место и резко замер, чувствуя, как на него накатывает волна ужаса. Прямо перед собой он увидел свёрнутую из толстых тёмно-зелёных колец пирамидку, в которой было зажато сдавленное и перемолотое тело Харта. А прямо над головой наёмника покачивалась громадная треугольная голова, издававшее при выдохе то самое глухое шипение. Аршинная пасть раскрылась и медленно опустилась на голову Харта, заглатывая его тело целиком.
Нил содрогнулся от зрелища кошмарной гибели товарища и что есть сил помчался обратно. По его лицу Гай и Брок догадались о судьбе Харта. Они быстро переложили необходимые пожитки из ранца потерянного друга к себе и поспешно покинули место неудачного привала.
Наступала ночь.
***
Уже на краю болота они услышали шипящие голоса демонов. Твари шли по их следам, но путники не боялись встречи с ними. Сейчас они испытывали огромную благодарность Кану, который сдерживал демонов достаточно долго, чтобы остальные имели шанс оторваться от преследования и хоть немного отдохнуть.
Вырвавшись из болота, путники немедленно углубились в лес. Временами один из них огладывался, видя в дали злобное мерцанье демонический глаз.
Казалось, твари ещё далеко, хоть и приближались с каждый мгновением. Однако нападение всё равно оказалось внезапным. Нил, бежавший чуть впереди, ощутил, как кто-то с силой толкнул его в бок. Кажется, это был Гай. Юноша отлетел к дереву, больно ударился о ствол плечом и резко развернулся, выхватывая меч. Капитан уже вступил в схватку, отбиваясь от двух наседавших демонов. Немного в стороне группа небольших тёмных существ облепила Брока и потащила в чащу. На выручку хозяину с лаем кинулся пёс.
Дальше Нил не следил за ними, сам занятый боем. Демонов на этот раз было не так уж и много, но и бойцов им теперь противостояло меньше. Разрубленные тела тварь усеяли дальнейший путь воинов, а демоны всё прибывали и прибывали со стороны болота, растянувшись тонкой цепочкой. Они не успевали сгруппироваться для эффективной атаки: их жертвы предпочитали не стоять на месте, а прорываться на юг, и каждый удар людей оказывался смертельным.
Путники за время предыдущего боя достаточно изучили способности и слабые места демонов, чтобы не оставить им ни малейшего шанса. Поток чудовищ истончался. Бой неожиданно пошёл к своему завершению. Бездушные чудовища нападали с какой-то отчаянной смелостью, хоть и понимали, что захваченные ими когда-то тела совершенно не годятся против сильных хорошо обученных воинов.
Гай и Нил остановились, создав вокруг себя линию смерти. Любое напавшее на них существо обрекало себя на быструю гибель. Да, демонам удалось несколько раз ранить обоих, но недостаточно сильно, чтобы добиться хоть какого-то весомого результата.
Поток тварей истончился и кончился. Их осталось пятеро. Два чёрных зверя с топорщащейся шерстью. Чёрный вихрь, внутри которого мерцали зелёные огоньки. Длинноволосая девочка с тоненькими костлявыми конечностями, бледной потрескавшейся кожей и длинными клыками. И ещё один демон-человек, самый осторожный из всех. Он держался чуть в стороне, так что двум наёмникам никак не удавалось рассмотреть его получше. Видны были только его светящиеся потусторонним светом глаза.
Два зверя и вихрь атаковали одновременно. Воины расступились и взмахнули оружием. Послышался жалобный визг. Одно тело бездыханно опало на землю. За ним второе. Вихрь зашипел, закрутился, пытаясь достать туманными щупальцами до двух окруживших его людей, но тщетно. Огоньки вздрогнули и погасли, а сам вихрь рассеялся туманным облачком.
Демоническая девочка зашипела, глядя на смерть своих собратьев. Бросила умоляющий взгляд на последнего демона, но тот не спешил выходить нападать. Тогда, полностью разочарованная, девочка бросилась бежать, постыдно отступив с поля боя.
Воины развернулись к последнему противнику, спокойно наблюдавшему за ними, облокотившись плечом о могучий ствол сосны.
– Ну давай! Иди сюда! – крикнул ему Гай. – Сейчас ты сдохнешь, уродец.
– Я ждал этого, – уверенно проговорил демон, и люди пришли в замешательство, узнав этот голос.
К ним вышел, держа в руках короткие мечи, тот, кого они уже считали мёртвым. Вокруг его тела закручивались змейкой дымы. В каждом движении ощущалась небывалая сила. Глаза горели превосходством и ненавистью.
– Кан? – удивлённо выдохнул Нил и едва не пропустил удар. Кан нападал. В отряде ему не было равных во владении двумя мечами, и теперь, захваченный демоном, он направил всю свою убийственную мощь на бывших товарищей.
Удары сыпались с огромной скоростью. В темноте было трудно блокировать их. Если другие демоны дрались собственными руками и когтями, то противостоять вооружённому противнику оказалось стократ сложней.
Кан дрался сосредоточенно, и в то же время в его движениях чувствовались небывалая лёгкость и свобода. Он завертелся, серией отвесных ударов прорвав защиту Нила и исполосовав ему до крови грудь и бедро. Юноша упал, зашипев от боли, но не выпустил оружие и сумел кое-как отбить добивающий выпад.
Гай взревел и набросился на Кана, защищая младшего товарища. Если в начале поединка он ещё надеялся воззвать к разуму бывшего подчинённого, то теперь им овладело непреодолимое желание убийства.
Два мастера сошлись в бою, демонстрируя все тонкости смертоносного искусства. У Кана было преимущество, как в силе, так и в оружии: в отличие от оппонента он мог одновременно защищаться и нападать, тогда как Гай мог делать что-то одно из этого. Но Гай был опытнее и ловчее. Он не боялся разрывать дистанцию, бить руками и ногами, делать подсечки. Перед ним вращались в смертельном и пугающем танце два клинка, направляемых умелыми руками. И всё-таки Гай умудрялся теснить Кана, сражаясь на пределе своих возможностей.
Это не могло продолжаться долго. Сделав обманный манёвр, Гай совершил молниеносный выпад и перерезал мышцы на правой руке противника. Кан вскрикнул и выпустил меч. Его рука повисла вдоль тела, став бесполезной.
Рисунок боя моментально изменился, но рано поверивший в победу Гай неожиданно пропустил отвесный удар по плечу и едва успел сместиться, чтобы не быть разрубленным надвое. Истекая кровью, оба воина пошли навстречу друг другу в твёрдом намерении поскорее закончить затянувшуюся схватку. Снова серии быстрых ударов, звон металла, бессильное рычание демона, отбивавшегося слабейшей рукой. Кан сделал шаг вперёд и нанёс резкий прямой удар, ушедший в пустоту. Шагнувший навстречу и немного в сторону Гай пронзил мечом живот демона, и тот взвыл от чудовищной боли, разрывавшей нутро.
Капитан выдернул оружие из тела врага, отступил на шаг, резко крутанулся и отсёк ему голову. Та отлетела в темноту, разбрызгивая кровь. Обезглавленная туша шумно упала на землю. Гай стоял над ней, тяжело дыша и явственно ощущая, как от сумасшедшего напряжения трясутся руки. Он обернулся.
– Нил? Ты там как?
Но юноша не ответил, лёжа на боку и зажимая раны ладонями. Гай приблизился к нему, бросил в сторону меч и улёгся рядом, обняв Нила со спины.
Нил и раньше замечал, что в тесной мужской общине, в которой жили наёмники, некоторым было трудно без женского тепла. Настолько трудно, что их интересы постепенно перемещались на себе подобных. И уж конечно от него не укрылось, с какой заботой и искренним вниманием к нему относится Гай. Но от этого Нилу было отнюдь не легче.
Капитан окончательно утратил чувство реальности. Он забыл кто он и где он. Перед его глазами всё плыло, как во сне. Он поцеловал Нила в шею, надолго задержав губы на его коже, и почти сразу уснул. Юноша чувствовал затылком его дыхание, а сам лежал, стиснув зубы от боли и отвращения. Раны, нанесённые демоническим Каном, хоть и были неглубокими, но болели и жгли нещадно. Хорошо хоть кровь быстро остановилась. Попить бы воды. Но объятья Гая казались стальными, и ослабевший Нил так и остался лежать, не в силах дотянуться до скинутого во время боя под дерево ранца.
***
Снова этот сон. Снова чёртова комната в таверне. Но на этот раз есть существенное отличие…
Дверь открыта. В проёме царит тьма. Нил смотрел на дверь в тягостном ожидании, но ничего не происходило. И в этот раз ничто не сковывало его движений.
Юноша осторожно поднялся, не спуская глаз с открытого проёма. Сделал несколько осторожных шагов. Прислушался. Нет, ничего. Ни шагов, ни рычания. Ни даже ощущения чужого присутствия. Словно тварь, которая так долго пыталась проникнуть сюда, отчаялась и ушла восвояси.
Нил вышел за дверь и очутился в темноте. Комната за ним начала быстро отдаляться и исчезла вдали. Единственное безопасное место во вселенной сновидений. Парень обернулся и попытался вернуться, но ощутил знакомую скованность в теле. Демон возвращался…
Нил проснулся от резкого истошного крика. Кричал Гай. Прямо на капитане сидела демоническая девочка и, не сводя с него взгляда светящихся в утреннем сумраке глаз, полосовала его лицо острыми когтями. Гай пытался стряхнуть девчонку, но та казалась неподъёмной. Её мертвецки-бледное лицо в чёрных трещинах, выражало голодную радость и кровавый восторг.
Нил вяло отшатнулся, не чувствуя себя в силах оказать хоть какое-то сопротивление. А тварь, осознав слабость противников, рвала капитана на части голыми руками. Гай орал, захлёбываясь в собственной крови. По его щекам текли разорванные глаза. Сквозь широкие раны в груди проглядывали рёбра. Он неожиданно долго дёргался под беспощадными и быстрыми ударами, пока, наконец, не затих, безвольно откинув голову и открыв рассечённое горло.
Девочка перевела взгляд на Нила. Неестественно дёрнула головой, отчего её длинные волосы волнисто качнулись, и на четвереньках стала подкрадываться к последнему выжившему. Нил заворожённо наблюдал за её приближением, даже не пытаясь спастись. Безразличие и апатия овладели им. Отчаянная многодневная борьба лишила тяги к жизни. Он принял неизбежное как избавление.
Но смерть и в этот раз не добралась до него. Откуда-то из чащи вылетел знакомый пёс и вцепился демону в горло, повалив маленькое тело на землю. Девочка завопила, схватившись тоненькими ручками в морду зверя, но тот лишь сильнее сжал челюсти. Послышался звучный хруст, и тело демона тут же обмякло, безжизненно застыв.
Пёс поднял глаза, и Нил невольно вздрогнул. Эти глаза сияли зеленоватым сиянием, как у захваченных духами и демонами тварей. Неужели этот пёс тоже из них?..
Послышались тихие шаги. Юноша поднял голову и увидел сильно помятого Брока. Проводник встал над наёмником, тяжело глядя сверху вниз. Его глаза тоже светились зелёным.
– Пойдём, – сухо проговорил Брок, протянув парню руку. Поколебавшись мгновение, Нил ухватился за его ладонь и с трудом поднялся, чувствуя резкую боль в груди и в ноге. – Забери амулеты своих друзей, – посоветовал проводник, обводя взглядом место кровавой битвы. – Собери еду в один ранец. Здесь задерживаться нельзя.
Нил послушался. Взяв ранец Кана, он сложил в него еду, шесть амулетов и тяжёлый обломок луны. Взвалил себе на спину и, прихрамывая, поплёлся вслед за медленно удаляющимися Броком и псом.
***
Обратный путь через знакомую чащобу был не слишком сложен, однако двум уставшим путникам часто приходилось останавливаться, чтобы восстановить силы. Раны Нила на удивление быстро заживали, но при этом он ощущал сильную, на грани терпимости боль.
Один раз им довелось наблюдать странное существо, прятавшееся в сосновых кронах. Это был большой красный бурдюк шириной в семь шагов, похожий очертаниями на громадное человеческое сердце. От него в стороны и вниз отходило множество тонких красных щупальцев, к которым путники не согласились бы приблизиться ни за какие богатства. Некоторые отдельные щупальца оплетали попавшихся гигантских комаров, одного волка и двух небольших кабанчиков. Люди нисколько не сомневались в дальнейшей судьбе попавшейся дичи, а потому поспешили удалиться, пристальнее поглядывая наверх, опасаясь попасться на обед другому такому же организму.
Солнце миновало полдень, когда им встретилось ещё одно опасное существо. Оно пряталось в стаде невинных оленят, пасшихся на широкой поляне. С виду такое же, как они. Небольшое гибкое тельце, тонкие, но быстрые ноги, невысокие ветвистые рожки. Но вот глаза…
Крупные, жёлтые, с вертикальным зрачком. Этот олень не щипал траву, в отличие от остальных. Он просто находился среди них, с интересом поглядывая по сторонам. И когда ему вдруг захотелось сделать глубокий вдох, стало понятно, что маленький рот на конце узкой морды – лишь видимость. Страшная зубастая пасть раскрылась почти во всю длину черепа, обнажив не только три ряда мелких клыков, но и тонкий раздвоенный язык.
Чудовище в любой момент могло съесть ближайшего оленёнка. Но его, похоже, забавляло, что оно по-прежнему остаётся необнаруженным, и, глядя на него, эти невинные животные не видят никакой опасности.
Но вот тварь повернула голову, несколько раз качнула носом, втягивая воздух, и посмотрела прямо на прятавшихся за кустарниками путников. Над поляной разнеслось угрожающее шипение, и все олени мигом бросились врассыпную.
Демон остался стоять. Пёс, стоявший рядом с Броком, предупреждающе зарычал.
– Иди своей дорогой, – крикнул проводник, не спуская глаз с опасного хищника. – Мы не враги тебе!
Но у твари, похоже, на этот счёт оказалось иное мнение. Между маленьких рожек пробежали электрические искорки, резко собравшиеся в искрящийся шипящий шаг.
Миг – и белая потрескивающая сфера метнулась к кустарникам, мгновенно воспламенив их.
Люди бросились бежать. Нечто, прикидывавшееся оленем, легко устремилось следом. Мимо беглецов одна за другой пролетали шаровые молнии. Слышались короткие взрывы. Вспыхивали деревья. В воздухе ощущалось опасное напряжение. Даже пёс, которого не пугала схватка с другими демонами и духами, спешил убраться подальше от этой странной твари, получавшей от охоты истинное наслаждение.
Вдруг громко закричал Брок. Нил приостановился и обернулся к проводнику. Лицо юноши дрогнуло от страха.
Здоровяк сгорал заживо. Он всё ещё бежал, объятый огнём. Шаги его замедлялись. Он кричал, глядя расширившимися глазами перед собой и стуча себя руками по полыхающей голове. Псевдоолень резво догнал его и вцепился страшными челюстями в бедро. Брок упал, но он ещё отнюдь не утратил способности к сопротивлению. Горящими руками он решительно обхватил шею хищника и бросил быстрый взгляд на Нила.
– Убей! – закричал проводник. Олень взревел и задёргался, разжав челюсти и пытаясь вырваться из захвата рук, но здоровяк держал крепко. Одной рукой Брок схватился за рога, и его пальцы мгновенно почернели, пронзённые электрическим пламенем. Человек завыл, но хватки не ослабил.
Нил, хромая, подбежал к чудовищу и что есть силы рубанул его мечом по шее. Клинок легко вспорол нежную плоть. Юноше показалось, что в этот миг время замедлилось, и лоскуты кожи на шее демона расходятся бесконечно долго.
Страшная вспышка разметала сцепившиеся тела и отбросила оказавшегося непозволительно близко Нила. Прогремевший взрыв сотряс пространство. Качнулись деревья. Дрогнула земля. Неудержимый огненный язык взвился на десятки шагов вверх, быстро истончившись до чёрной струйки вонючего дыма.
Когда стих звон в ушах, Нил разлепил веки и с трудом осмотрелся по сторонам. Увидел разорванные останки Брока и демона. Чёрные следы гари на ближайших деревьях. Он ощупал себя пальцами, обнаружив, что огонь подпалил ему волосы и брови. Но в остальном он был цел, разве что беспрестанно ныла ушибленная спина.
Рядом лежал пёс, терпеливо дожидаясь, пока человек придёт в себя. Он сочувственно посмотрел на Нила своими искренними зелёными глазами, и поднялся на ноги, молчаливо предлагая продолжить путь. Нил кивнул ему, осторожно поднялся с земли и с трудом выпрямил болевшую спину. Решив, что чувствует себя достаточно сносно, он сделал бодрый шаг вперёд и тут же схватился за лоб. В голове зазвенело, перед глазами всё поплыло.
Нет, это даже не сносно, это намного хуже.
Осторожно опираясь рукой на услужливо подставившего спину пса, Нил кое-как пошёл прочь, надеясь поскорее покинуть убийственные просторы Лиарского леса.
***
Дальнейшее Нил помнил смутно. Несколько раз его прибивало тяжёлым дождём к земле, так что он едва не захлебнулся. Однажды чуть было не попал в сети огромного полупрозрачного паука с длинными тонкими конечностями, который, подобно стеклянной статуе, охранял вход в своё каменное логово. Много времени Нил провёл на берегу ядовитого ручья, ожидая, когда очередной выплеск тяжёлого дождя насытит его чистой водой.
Мокрый, голодный, раненый и бесконечно уставший наёмник полз вперёд, из последних сил цепляясь за шерсть покорно шагавшего рядом пса. Если бы не эта собака, не давшая ему утонуть, отпугнувшая паука и протащившая его по скользким камням ручья, Нил бы никогда не вышел из проклятой чащи. Только помощь этой бескорыстной животины, потерявшей своего хозяина, помогла ему преодолеть оставшиеся мили до того места, где погибший отряд провёл свою вторую ночь.
С наступлением седьмой ночи Нил увидел невдалеке огонёк костра и истошно закричал, зовя на помощь. И помощь пришла. К юноше приблизился человек с горящей веткой. Из глубин памяти с большим трудом всплыло имя Ван.
Нил улыбнулся ему как старому знакомому и с мыслью, что он справился, юноша упал лицом вниз, потеряв сознание.
***
В открытую дверь таверны «Железный зад» вошёл наёмник с огромной собакой. Огляделся, отметив про себя, что видит несколько знакомых лиц. Видимо, Орланд решил на всякий случай вызвать для своей защиты ещё нескольких человек из лагеря наёмников. А вон и он сам, сидит, со скучающим видом попивая местное пиво и ковыряя вилкой блюдо из варёных овощей.
Нил приблизился, повесил на свободный стул ранец и сел напротив командира.
– Здорово тебя потрепало, – оценив внешний вид гостя, проговорил Орланд. – А где остальные?
– Никого не осталось, – глухо произнёс Нил. Его богатый хозяин вздрогнул при этих словах, по-новому посмотрев на юношу.
– А Брок?..
– Никого, – повторил Нил.
Орланд тяжело вздохнул и подвинул собеседнику кружку. Тот благодарно кивнул и опрокинул её содержимое в себя. Затем повернулся, ловя на себе сочувствующие взгляды товарищей, и извлёк из ранца завёрнутые в льняную материю камень. Со стуком опустил на стол. Отбросил уголок ткани.
Наёмники ахнули. Орланд, не брезгуя, провёл рукавом расшитой золотом шёлковой рубашки по камню и зачарованно уставился на чистый, зелёный внутренний свет.
– Значит так, – медленно сказал он. – Мы с Броком договаривались о двухстах золотых. Они твои. Вот. – О столешницу стукнул объёмный и явно очень тяжёлый мешок. – Боец ты сейчас явно никакой. Так что бери деньги и отдыхай пока здесь. Возвращаться в лагерь или нет – решай сам. Не вернёшься, я пойму. Ты молодец. А о своих друзьях не беспокойся. Я закажу им службу в столичном соборе. Их семьям выплатят достойную компенсацию. Можешь мне поверить.
– Спасибо, – сдавленно выговорил Нил, притянув к себе мешок с деньгами.
– Ну прощай, – сказал Орланд, встав из-за стола и указав своим людям на камень. Те поняли команду, подхватили драгоценность и спрятали в одной из сумок. Командир расплатился с хозяином таверны и направился к выходу, сопровождаемый мощным эскортом.
Нил проводил его тоскливым взглядом. Затем подковылял к Говарду и попросил у него комнату для ночлега. Положил на стойку монетку, но хозяин подвинул её от себя.
– Твой друг уже расплатился. Можешь переночевать в той же комнате, что в прошлый раз.
Нил был не против. Вместе с собакой он проковылял по лестнице наверх, отпер знакомую дверь, кинул ранец на постель и привычно растянулся на полу. Сон моментально наполнил его веки тяжестью, требуя отдых от всех пережитых ужасов последнего похода – самого сложного в жизни двадцатилетнего наёмника.
Пёс улёгся рядом, грязный, плохо пахнущий, но зато преданный и почти разумный.
– Спи, приятель. У нас завтра много дел. А сейчас… надо отдохнуть, – прошептал Нил, потрепав собаку по загривку и постепенно провалившись в сон.
Теперь ему снилось, будто он смотрит на таверну откуда-то со стороны. Видит своё окно, хочет заглянуть в него. Неведомым образом он начал увеличиваться в росте. И вот уже он заглядывает в комнату, что снилась ему много ночей подряд. И видит на полу себя, скованного ужасом, бледного и парализованного.
Бледной тенью проникнуть внутрь таверны. Оказаться перед дверью. Дёрнуть ручкой.
Заперто!
Нил замолотил в дверь, и каждый его удар мог бы разнести в щепки не одну стену, но дверь почему-то держалась. Возможно, подпитываемая волей того, кто затаился внутри.
Он снова вырвался наружу и попытался дотянуться до собственного тела через окно. Тщетно. Его новая сущность слишком огромна, а менять форму он ещё не научился.
Ощущение тревоги отвлекло его. Бросив быстрый взгляд в быстро светлеющее небо, Нил увидел сквозь толщи пространства гигантскую угловатую глыбу, вот-вот готовую попрать своей чёрной громадой невинную лазурь небес и окутаться дымно-огненным ореолом. До падения космической скалы оставались считанные минуты, и Нил снова попытался дотянуться до лежащего в комнате тела.
Нет, не достать. И вновь бросок к двери. Дверь неожиданно раскрылась, и тот второй Нил сам вышел ему навстречу, оказавшись в кольце темноты. И лишь сейчас юноша начал осознавать, что смотрит на себя чужими глазами…
Он проснулся от резкой боли в горле. Попытался дёрнуться, но не смог пошевелиться. Прямо над ним стоял знакомый пёс, вонзив ему клыки в горло. Неглубоко, но и этого хватило, чтобы на гладкие доски пола пролилась кровь.
Глаза зверя горели демоническим зелёным огнём.
Нил сдавленно выдохнул, ощутив острую боль под подбородком, и попытался ударить собаку по этим сияющим глазам. Но руки недвижно застыли. По ним покалывающими щекотными волнами расползалась внутренняя зараза, лишая их способности шевелиться.
Разум человека стала заволакивать дымка. Сознание начало меркнуть. Из глаз по вискам скатились крупные слёзы.
Всё исчезало, Нил так и не понял, что происходит. Его вновь вернуло в собственное сновидение. Комната. Проём окна. Открытая дверь, за которой неподвижно стоял пёс с горящими зелёными глазами. И он, Нил, беспомощно лежащий на полу, как и в реальном мире.
Маленькая тюрьма, построенная собственным разумом.
Пёс отвернулся и быстро исчез в темноте.
Дверь навсегда захлопнулась.
***
Говард разжёг трубку, пыхтя сделал несколько затяжек и блаженно выдохнул горьковатое облачко дыма. Обвёл скучающим взглядом обеденный зал, в котором по утрам обычно не было ни души, и задумчиво откинулся на спинку кресла.
Шаги на лестнице отвлекли его от созерцания длинных рядов бутылок на полке, и он скосил взгляд в ту сторону. По лестнице бодро сбежал знакомый пёс и сел строго напротив хозяина гостиницы, твёрдо подняв уши и спокойно заглядывая в глаза. Следом спустился вчерашний молодой наёмник, которого командир щедро одарил за службу и отпустил с богом.
Юноша нетвёрдой походкой приблизился к стойке и положил на неё крепкие ладони. Сказал:
– Ключ от дома. – И кинул короткий взгляд на собаку.
– А как же Брок? – удивлённо изогнув брови, спросил хозяин заведения.
Гость чуть наклонился вперёд, пронзая Говарда немигающим взглядом.
– Я – Брок.
Говарда прошиб холодный пот. Он перевёл ошарашенный взгляд на собаку, и та радостно задышала, открыв рот и высунув язык.
– Когда-нибудь твои фокусы меня в могилу сведут, Брок, – голосом, в котором чувствовались одновременно обида и удивление, обратился хозяин к псу. Тот лишь требовательно махнул хвостом. – Ладно, – сдался Говард и, положив на стойку ключ, пододвинул его новому Броку.
– Ты хороший человек, – проговорил наёмник, взяв ключ и спрятав его на поясе.
– Надеюсь и впредь оставаться человеком, – вяло улыбнулся Говард, провожая взглядом направившегося к выходу наёмника.
В дверях новый Брок обернулся и проронил:
– Не волнуйся. Ты слишком толст для леса. Я бы никогда не выбрал тебя.
И с этими словами скрылся из виду, сопровождаемый своим четвероногим хозяином.
Говард нервно затянулся, чувствуя, как гулко отдаётся пульс в висках. Выдохнул большое облако табачного дыма, едва не закашлявшись, и потянулся рукой к одной из бутылок, стоявших рядом на полке.
– Надо же, я слишком толст. Тоже мне удивил. – Он невесело ухмыльнулся и поставил бутылку обратно. И запоздало отвечая ушедшему лесному духу, заключил: – И это, чёрт возьми, хорошо!
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№2 — Дюны
В нашем городке всегда было много песка. Говорят, будто море и ветер сговорились, что бы вытеснить людей: одна стихия выбрасывает песок на берег, другая мчит его все дальше и дальше на континент. С незапамятных времен жители здешних приморских мест спасались от него как могли. Одна дюна за другой перекатывалась по песчинке изо дня в день, пока не добиралась до хижин рыбаков и не начинали заползать в двери и окна. Песчаный гигант накрывал крыши, засыпал церкви и даже сторожевые замки тамплиеров. Жители уходили все дальше вдоль берега, прятались за зелеными холмами от надвигающихся гор, отстраивались на новом месте и ждали, когда мелкая белая пыль вновь начнет попадать к ним в тарелку с едой, залезать под одеяло, въедаться в волосы, жечь глаза. И тогда – снова в путь.
Так рыбачий поселок путешествовал несколько веков, гонимый песками. Но, в конце концов, на стихию нашлась управа: люди придумали сажать горные сосны на приближающиеся дюны, и пески остановились. Теперь наш городок отделяют высокие зеленые холмы, покрытые стройными рядами деревьев. Живые стены из янтарных стволов и изумрудной хвои защищают жителей лучше любых человеческих укреплений.
Как же сиротливо теперь смотрятся эти страшные вестники разрушения и смерти, как тихо и мирно остывают в тени уходящего дня. Им больше некуда идти, и они остаются лишь хранителями прошлого. Что только не таится под километрами и тоннами песка: древние постройки, забытые могилы, брошенная утварь, зарытые драгоценности. Откопают ли это когда-нибудь археологи?
Каждый вечер, после нудной работы в конторе, я сажусь за один и тот же столик в тихом ресторанчике, что находится по дороге от города к дюнам. Как выброшенная приливом гигантская рыбья голова, лежит он на боку и сверкает в лучах заката стеклянным глазом.
Из своего темного угла я наблюдаю за морем. Волны из последних сил ударяют об одинокий берег и с легким шуршанием соскальзывают обратно в пучину. Словно хотят дотянуться до чего-то на суше. Настойчиво и неутомимо, они веками штурмуют материк и, в итоге, добираются куда им надо, вымывая и разрушая камни на своем пути. Море шепчет: «я знаю, что мне нужно, я переживу вас всех и завладею этой землей». Но я не боюсь его слов, надо только придумать, что сказать в ответ.
Официант привычным движением зажигает свечу на моем столе. Это сигнал, что скоро принесут заказ. Приглушенный свет в помещении вторит гаснущему за окном солнцу. Вечер заполняет собой мир. В такие минуты я знаю: совсем рядом притаилось что-то необычное и таинственное. Надо просто сидеть без движения, чтобы не спугнуть это чудо, и тогда оно обязательно пробежит мимо на цыпочках или даже присядет ко мне за стол.
На миг закрываю глаза. Что будет на моей тарелке в этот раз?
Камни, испещренные трещинами, или обкатанная волнами галька? Сочная трава или высохший лист? Белый песок или красная крошка кирпича? А может, я обнаружу разбросанный жемчуг вперемешку с голубыми крылышками стрекозы? Возможно что угодно. И чем страннее, тем лучше!
Шелест посуды о скатерть, и вот передо мной наполненная тарелка. О, на этот раз обилие цветов и форм приятно удивляет. Первое, что бросается в глаза – маленькое аккуратное гнездо из белых щепок. Его обступает сочный зеленый мох, рядом пещера из розоватого мрамора. Вилкой осторожно приподнимаю ее полог и обнаруживаю… Что же это? М-м, конечно же, это драгоценные камни, манят своим красным и зеленым блеском. Замечательно! Я чувствую радостное волнение.
Но сначала я потяну из бокала багряное солнце. Его лучи слегка обжигают язык и приятным жаром обдают все тело. Самое время для Шэр. А вот и она.
- Привет, – мягко произносит подруга, небрежным движением поправляет свои истрепанные ветром рыжие волосы и лукаво смотрит на меня, - ты как? Наверное, ничего интересного за день?
- Как ты догадалась? – спрашиваю, хоть ответ давно известен.
- Слишком хорошо тебя знаю. Сколько лет мы знакомы: пять?
- Семь или даже больше, - быстро прикидываю я, - достаточно, чтобы стать лучшими друзьями.
Я подмигиваю, а Шэр отвечает такой искренней и обворожительной улыбкой, что в душе начинают плясать солнечные зайчики. Они щекочут меня так, что хочется смеяться. Хочется опять быть ребенком, когда мир так бесконечен и не познан, когда нет смерти, только волшебство и свобода.
- Куда отправимся на этот раз? – спрашиваю у подруги.
- Это сюрприз! – весело щурит глаза моя рыжеволосая любительница загадок.
- Поплывем на остров вместе с пиратами? – начинаю допытываться. - Или будем искать невидимых песчаных тварей, которые выполняют желания, если дернуть их за хвост? Помнишь, ты рассказывала мне о таких неделю назад, пока мы сидели в ловушке из водяных стрел?
-Да-да, было дело. Обязательно поохотимся на этих животных, но не сегодня, - Шэр закидывает ногу на ногу и начинает забавно шевелить пальцами босых ступней, чтобы скинуть приставший песок.
- Хотел бы я уметь, как ты, все время ходить без обуви. Ощущать каждый камешек на дороге.
- Хотел, не хотел... Вот что! - тут она хлопает по столу своей маленькой ладошкой. - Хватит болтать, ешь скорее свою рыбу с овощами, допивай глинтвейн, и пошли.
- Эй, зачем же столь прозаично про мою еду? Пока ты не пришла, я так здорово все вообразил: на моей тарелке была мраморная пещера с сокровищами, а ты… - и я выпячиваю нижнюю губу, делая вид, что обиделся.
- Как на счет риса? – внезапно спрашивает Шэр.
- А что? – не понимаю я.
- Как ты его преобразил?
- А-а-а. Это было гнездо. А лист салата - мох, - поделился я воодушевленно.
- Отлично придумано! Ешь весь этот пейзаж и идем.
Нетерпеливая рыжая особа резко вскакивает и поворачивается ко мне спиной, чтобы посмотреть, как за окном природа готовится к ночи. Море уже накрылось сумеречной вуалью, а темно-синее небо нацепило яркую брошку луны, и только над горизонтом узкая полоска уходящего света еще напоминает о прожитом дне.
Именно такое переходное время суток мы с Шэр любим больше всего, оно самое короткое. Если зазеваться, то легко упустить.
. . .
Смешной парень! Приходит к нам каждый будний день, долго пялится в тарелку, прежде чем поесть. Всегда один, да еще и улыбается сам себе! Даже в телефон не взглянул ни разу... Какой-то не от мира сего, но на чокнутого не похож.
О! Еще одинокая дамочка заявилась, хм, и направляется в мою сторону.
- Извините, я ищу молодого человека, не могли бы вы мне помочь?
Конечно же, я все должен знать, если тут работаю. А еще некоторые думают, что мне делать нечего, раз я хожу туда-сюда из зала на кухню! Адская работенка, следующим летом устроюсь к рыбакам. Но девушка так мила и стеснительна, что придется все же ответить:
- А кого именно вы ищете? За столиками смотрели?
- Я все оглядела, но не нашла. Мне говорили, что он каждый вечер у вас бывает. Лет двадцати пяти, темноволосый, высокий. Может быть, уже ушел?
Эх, такая симпатичная блондинка, а ищет, увы, не меня. Зачем только ей сдался этот странный экземпляр?
- Кажется, я знаю, о ком вы. Есть тут такой, чудаковатый. Сидит обычно во-о-он на том месте, - я указал пальцем на самый темный угол возле окна. - Ушел минут пять назад. Тут единственная дорога к городу.
- Да, я как раз оттуда и никого не встретился на пути, - вздохнула девушка разочарованно.
- Ничего, - решил я дать надежду бедняжке, - если вы не пересеклись, значит, он свернул к морю. Возможно, там сейчас и ошивается, я бы не удивился. Поищите на берегу.
- Спасибо большое, это отличная идея! Я не местная, приехала в ваш город в командировку, сама бы не разобралась.
Блондинка одарила меня благодарной улыбкой напоследок и скрылась в темноте. Надеюсь, у нее есть с собой фонарик.
. . .
- Итак, куда же мы сегодня? – сгораю я от нетерпения, пока мы спускаемся по деревянной лестнице на пляж.
- Собственно, сюда, на берег моря. – Отвечает Шэр, быстро перебирая босыми ногами по выцветшим на солнце ступенькам.
- И все? – пытаюсь я вытянуть из нее побольше.
- И все.
- И мы не опустимся в пучину и не полезем ни в какую пещеру?
Резвая девушка только мотает своей всклокоченной головой.
Мы уже внизу. Шэр, не оглядываясь и не останавливаясь, бежит к воде, еле касаясь кончиками пальцев песка. А мне приходится снять обувь, с носками, взять все это поудобнее и только тогда пуститься следом, в объятия соленого ветра.
«Ш-ш-ш-шыхр, пфш-ш-ш-ш-ш», - грохочет волна, заглушая все остальные звуки. Обдает освежающими брызгами, тянется к нам белыми пенистыми лапами.
-«Я знаю, что мне нужно, я переживу вас всех и завладею землей!» - перекрикивает шум моря Шэр, - вот что значит этот гул.
- Да, я тоже слышу! Мы должны ответить на вызов!
- Не сейчас, а когда будем уходить.
- Хорошо.
Как просто с моей лучшей подругой, с ней почти всегда хочется соглашаться.
- А теперь я расскажу тебе старую легенду, - начинает Шэр раскрывать цель прогулки, когда мы немного отошли от прибоя. - В древние времена, когда дюны только начинали расти, недалеко от этих мест жил волшебник. Он не любил попусту тратить свои магические силы и применял их только в крайних случаях. Зато старик любил слушать природу, понимал шепот волн, скрип песка под ногами, шелест деревьев. Однажды волшебник узнал, что дюны собрались захватить материк, вытеснить отсюда людей. Тогда он начал творить волшебное белое зернышко. Стоит посадить его, как вокруг вырастет сотня деревьев.
Шэр замолчала и выжидающе посмотрела на меня.
- Ага, я должно быть знаю, что случилось с зернышком. Его действительно нашли и лес спас городок от наступления песков?
- Точно! – одобрительно кивает Шэр. - Говорят, были и другие зернышки, каждое со своей магией. Одно он подарил дочери, когда та вышла замуж и уехала в далекие края . Стоит сжать его в кулаке, поднести к губам и прошептать имя человека, как тот сразу же явится перед тобой. Так дочка могла вызывать отца, если бы заскучала по нему.
- Ну, а мы-то что делаем на берегу? – тороплю я.
- Подожди, дыши полной грудью, внимай всему по порядку. Когда волшебник умер, дочка, конечно же, вернулась, чтобы похоронить его. Говорят, гуляя у моря, она в слезах бросила чудесный подарок отца в песок, слишком горько ей было смотреть на него. - Шэр вздохнула. – Жаль девушку, но зато мы теперь можем отыскать волшебное зерно. Я уверена, что оно где-то недалеко.
- Хм, неплохо, - задумался я, - хотелось бы найти такое сокровище. И кого можно вызвать?
- Кого угодно из живых.
- Должно быть забавно, - я пытаюсь представить выражение лиц тех бедолаг, чьи имена мы прошепчем. - Надо только придумать, кого и с какой целью.
- Сначала надо найти! - Шэр смотрит на меня и поджимает губы, словно сердится. Я-то знаю, что это в шутку.
…
Вот, кажется, и Марк. Как же хорошо, что он не ушел далеко. Угораздило же меня на ночь глядя отправиться его искать, просто дух захватывает от наступающей темноты. Что-то в этом несомненно есть: пугающее и одновременно притягательное. Так и кажется, будто сейчас из-за дерева выскочит какая-нибудь тварь и утащит в свой тайный мир.
Фух, ну и коряга! Так и пытается ухватить меня за куртку. Все же хорошо, что лестница закончилась и можно выбраться на открытое пространство. Осталось снять обувь и вперед.
- Эй, Марк! Я здесь. Это Марта!
Надеюсь, он меня узнал. Вид у парня, словно его застали врасплох за очень важным делом. Один, гуляет по берегу моря - как романтично.
- Привет, Марта, - Марк смотрит на меня так ошарашено, словно первый раз видит. – Что ты тут делаешь?
- Тебя ищу.
- Меня?! - еще более удивленный взгляд. Надо сказать ему что-то ободряющее.
- Да, тебя. Разве удивительно, что кто-то может искать встречи с таким романтичным парнем?
- Ты уверена, что речь идет обо мне? – все еще не верит он.
- Извини, надеюсь, не обидела. Я не ожидала встретить тебя одного, бродящим у самого моря, да еще под луной. Думаю, такое вполне соответствует романтичной натуре, разве не так?
Ох, надеюсь, парень не примет меня за чудачку, не испугается. Вечно меня заносит не туда.
- Я об этом не думал в таком ключе, - Марк пожимает плечами. - А что?
Да, уж. Разговор явно не клеится, начнем сначала:
- Знаешь, а мне тут нравится. Жаль, я раньше не спускалась к этом пляжу.
- Ага, - соглашается со мной романтик и кивает головой. - В других местах полно туристов, а здесь… - он пытается найти нужные слова и разводит руками.
- … так спокойно, что можно свободно бродить и быть собой? - заканчиваю я.
Парень с интересом смотрит на меня и одобрительно кивает.
- Давай прогуляемся немного вместе и я расскажу, чем меня еще привлекает ваш городок? – Предлагаю. - Если, конечно, хочешь.
- Давай, - соглашается Марк, в его голосе теперь слышно оживление, что радует.
Мы побрели в сторону дюн, их черные макушки встают горами, заслоняя собой горизонт. Остывающие во мраке гиганты спят вечным сном. Но все равно, от них веяло чем-то угрожающим и мне бы не хотелось проходить мимо совершенно одной.
- Ты, что, боишься? – уловил мое состояние Марк.
- Немного. Мне становится страшно с наступлением тьмы. Только не смейся, пожалуйста.
- Не буду.
- Начинает казаться, словно в каждой тени что-то оживает, что скала или даже камень обретают лица и смотрят на меня.
- Да, у тебя богатое воображение! – Весело улыбается мой собеседник.
- Мне многие так говорят. Но в работе художника без этого никак. Кроме того, выдумка еще помогает справляться со страхами.
- Как же? - явно сомневается парень.
- Ну, только не смейся, - опять смущаюсь. Что ж такое? Выглядит глупо.
- Я ведь в прошлый раз не смеялся, и теперь не буду.
- Ладно. Иногда я представляю, что иду по темной улице не одна, а с другом. Воображаемым, понимаешь? Идем, болтаем. У него всегда есть оружие с собой, чтобы меня защищать.
Ну, вот и все. Выдала себя с головой. Теперь либо пан, либо пропал.
Вроде бы мой собеседник не отшатнулся и не усмехнулся, хороший знак.
- Я тебя понимаю, правда, - ответил Марк спустя несколько секунд. - Сам грешу похожими фантазиями. Говоришь, что они помогают, согласен - так и есть. Для меня это целый мир, скрытый от чужих глаз, моя тайная жизнь, - в его голосе слышалась гордость, а в глазах появился особый блеск, словно его взор устремился к какой-то иной реальности. Хотела бы я хоть немного прикоснуться к тому, о чем он говорит.
- Но, послушай! – Восклицаю. - Ведь не обязательно скрывать плоды своего воображения!
Парень смотрел с явным сомнением:
- И кому они нужны, кроме меня?
- Я как раз тебя искала по этому поводу. Помнишь, ты написал рассказ об истории вашего города, о том, как дома заносились песком, поселок перемещался несколько раз, люди боролись со стихией? Так вот, я решила послать его издателю, с которым сотрудничаю. И ему очень понравилось, пишет, что хочет пригласить такого талантливого автора на работу. Что скажешь? – выдаю наконец-то главную новость.
Я очень надеюсь, Марк обрадуется. Как же мне хочется, чтобы он уехал в большой город вместе со мной. Возможно, я когда-нибудь даже смогу иллюстрировать его произведения...
. . .
- Шэр, Шэр! Ты здесь?
Не ночь, и даже не вечер. Воздух пропитан ярким светом: янтарные сосны, влажный мох, каждая травинка отражает солнечные лучи и разносит их повсюду. И, конечно, больше всех искрится и переливается море. Днем оно не кажется ни угрожающим, ни таинственным. Только шумным и прохладным.
Я опять на том самом месте, где так внезапно расстался с Шэр неделю назад. Как же
долго меня не был! Как рыжая дикарка обходилась одна? Скучала, ждала ли? Где бегали ее босые ножки?
- Привет, Марк.
Вот и она, стоит прямо передо мной, рукой загораживается от солнца, в ее легкой улыбке скрыта печаль.
- Привет. Извини, что так долго не навещал тебя, и что так внезапно пришлось прервать наши поиски тогда, - виновато опускаю глаза.
- Эй, не хандри, - касается моего плеча подруга. - Тебе ведь было хорошо, разве нет?
- Да, ты права. Ты как всегда права. Это была одна из лучших недель в моей жизни. Дурацкой, скучной жизни.
- Только теперь она уже не дурацкая, верно? – отвечает Шэр и окутывает меня своей обворожительной улыбкой. От печали не остается и следа. – Ты нашел настоящего человека, который понимает тебя, интересуется тем, что ты раньше не мог поведать никому.
Шэр не спрашивала, она утверждала.
- Я доверял свои мысли тебе, - напоминаю.
- Но я лишь плод твоего воображения, - Вот так просто, без малейшего колебания, заявляет моя самая близкая подруга.
Остается лишь вздохнуть и кивнуть:
- Знаю, отлично знаю. Но мне всегда было с тобой так хорошо, намного лучше, чем с живыми людьми! – беспомощно протестую. – Ты идеальна. Я говорил тебе это раньше? Ты…
- Что может быть лучше и идеальнее, чем беседы со своим собственным я? Ничего. - Подлавливает меня девушка и весело подмигивает. – Зато намного интереснее и плодотворнее, когда близко и душевно общаешься с другим. Можно болтать с призраками, бродящими среди дюн, а можно засеять песчаные горы лесами, вдохнуть в них жизнь.
Я, как всегда, согласен с Шэр. И почему я сам не могу столь красиво выражать свои мысли - только устами этой прекрасной девушки.
Вдруг подруга наклоняется и поднимает с песка камушек. Он уютно улегся в ее маленькой ладони, как яйцо пеночки в надежном гнезде.
- Смотри, это белое зернышко… - шепчет Шэр.
- …если зажать его в кулаке, поднести к губам и прошептать имя человека, то тот обязательно явится перед тобой, - продолжаю я слова легенды, любуясь на чудо.
Шэр берет мою руку и вкладывает в нее зернышко.
Тут наши взгляды встретились. «Живи, люби, и напиши обо всем, что ты навоображал, расскажи людям о нашем мире,» - говорят глаза рыжей дикарки. «Но я не хочу оставлять тебя, ты так дорога мне!» - мысленно кричу я.
- Храни его у себя, - наконец прервала молчание босоногая девушка и ласково погладила меня по щеке. - Глупый, мы не расстаемся навсегда. Когда я тебе понадоблюсь, ты всегда сможешь позвать меня, я буду твоим вдохновением.
Ветер треплет рубашку, ноги вязнут в мокром песке, голые дюны остаются за спиной, теперь не скоро я их увижу. В руке зажато белое зернышко. Я сберегу его и обязательно возьму с собой, куда бы ни отправился. Пусть Шэр получит новую жизнь на страницах книг, она это заслужила.
- Я знаю, что мне нужно, я переживу вас всех и завладею землей! – шумит море.
Надо наконец-то ответить:
- Уж пожалуйста! Придешь к нам - значит уйдешь из другого места. А мы перемещаемся быстрее, тебе нас никогда не догнать!
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№3 — В гостях у прошлого
В Винчестер они приехали к вечеру. Кэти, сестра Сьюзен пригласила их на фестиваль цветения яблонь. Джошуа знал, они здесь, чтобы спасти свой брак, который буквально трещал по швам. Он не верил в чудо. Три года назад Джошуа и Сьюзен были безумно влюблены друг в друга. Брак все изменил. Былая романтика вдруг испарилась. Их жизнь наполнилась серой обыденностью. Работа в офисе, барбекю на заднем дворе, Рождество с родителями Сьюзен, все события были расписаны наперед.
После первого года брака они стали меньше разговаривать, обходились короткими фразами. На втором – появилось раздражение. Сьюзен выводило из равновесия то, как супруг разбрасывает вещи, оставляет ноутбук включенным и засыпает перед телевизором. Джошуа злился, когда Сьюзен забывала ключи от дома. Ему приходилось срываться с работы – это было очень неудобно. И такое повторялось постоянно. Его раздражала болтовня по телефону с подружками, которая казалось длиться вечность. А на третьем году брака им сопутствовали скандалы по любому поводу. Они обвиняли друг друга во всем, что с ними происходило. Начались разговоры о разводе.
Они стали чужими. Два незнакомца живущие в одном доме. Сьюзен больше не казалась Джошуа самой привлекательной из всех женщин. Последнее время он засматривался на секретаршу босса. Конечно же, он не станет с ней флиртовать. По крайней мере, пока его связывают семейные узы. Сьюзен страдает мигренями. Они все чаще беспокоят ее по вечерам. Джошуа предлагал обратиться к врачу. Но не настаивал, ведь знал, что это значит на самом деле. Любовь закончилась, их брак не спасти. Наигранный семейный праздник лишь очередное тому доказательство.
Кэти готовила ужин, напевая веселую песенку. Ее муж Пол разбирал в гараже декорации, которыми они каждый год украшали двор накануне фестиваля. Их чудные дочурки играли перед телевизором. А Сьюзен и Джошуа поручили развешивать гирлянды вокруг дома. Кэти верила, что совместное занятие обязательно их сблизит. Джошуа приставил лестницу к стене и потянулся за коробкой. Сьюзен ловко забралась по ней.
– Джош, ты долго будешь там возиться? Подай мне гирлянду! – с задором крикнула ему жена.
Джошуа поднял голову.
– А ну слазь оттуда немедленно!
– Почему это? – усмехнулась жена.
– Наверх полезу я.
– Боишься, что упаду?
– Это не смешно, Сьюзен! Спускайся!
Улыбка сошла с лица Сьюзен. Она отвернулась от мужа и спустилась вниз.
– Ну, вот чего ты начинаешь, а? – уперев руки в боки, спросила она.
Его супруга была похожа на валькирию. Рыжие пряди выбились из косы, а голубые глаза полыхали гневом.
– Все нужно делать правильно. Я буду развешивать гирлянду, а ты мне будешь помогать, как положено хорошей жене, – Джошуа попробовал изобразить милую улыбку. У него плохо получалось.
Сказанное мужем, взбесило Сьюзен.
– Правильно? Помнится на Рождество, это ты упал с лестницы и подвернул ногу. Отец и вовсе был не рад, что обратился к тебе. Ты так орал, будто тебе ее оторвало совсем. Может быть, в этот раз я все сделаю правильно, а ты мне поможешь? И мы не будем портить Кэти праздник.
– Чтобы не испортить праздник, нам надо было остаться в Ричмонде.
На бледных щеках Сьюзен проступали красные пятна, она пыхтела от злости, напоминая Джошуа кипящий чайник.
– Ты сволочь, Джош! – она толкнула его в грудь. – Ты уничтожаешь все, к чему прикасаешься!
Джошуа хотелось оттолкнуть Сьюзен. Хотелось бросить ей в лицо злые, обидные слова. Вместо этого, он засунул руки в карманы брюк и пошел прочь от дома Кэти.
– Ты куда? – растерявшись, спросила Сьюзен.
– Пройдусь.
Кэти перестала напевать песню и отложила в сторону нож. На пороге появилась сестра. Ее лицо было, как осеннее небо. Оно хмурилось, темнело и готовилось пролить дождь.
– Опять? – спросила Кэти.
Сьюзен кивнула в ответ. Кэти заключила сестру в объятия. Плечи Сьюзен вздрагивали от беззвучных рыданий, одиночества и боли.
Джошуа шел по вечерним улицам, не обращая внимания на маршрут. Его сопровождали одинаковые пластмассовые дома, жители которых каждый день играли в счастливую семью. Джошуа думал о них со Сьюзен. Они могут притворяться любящей парой и ненавидеть друг в друге все до мелочей. А могут просто прекратить войну. Смелым поступком будет расторгнуть брак и ступить в неизвестность. Разрыв будет болезненным. На это стоит смотреть как на доброкачественную опухоль. От нее необходимо скорее избавиться пока она не поразит весь организм. Боль предшествует выздоровлению. Это их последний совместный праздник. По возвращению в Ричмонд они обратятся к адвокату и покончат с неудачным браком.
Погрузившись в раздумья, Джошуа не заметил, как забрел на незнакомую улицу. Не обратил внимания на поднявшийся ветер. Внезапный раскат грома возвратил Джошуа в реальность. Он поднял голову. Звезды спрятались во тьме. Небо очередной раз содрогнулось. Оно будто слышало его внутренний монолог. И злилось на него, выражая свои эмоции в голос. Джошуа нужно было поскорее вернуться домой, пока не начался дождь. Он зашагал в обратную сторону, упрекая себя за то, что не смотрел куда идет. Как бы теперь не заблудиться!
Ливень все же застал Джошуа. По такой погоде ему никак не добраться домой. Дождь шел стеной. Джошуа заметил поблизости одинокий дом. В окнах зияла пустота. Возможно, в нем никто не живет. Проскрипев калиткой, Джошуа подошел к крыльцу. На стук в дверь никто не отозвался. Он зашел в дом, в нос ударил запах сырости.
– Есть кто дома? – громко спросил Джошуа, но ответила ему лишь мертвая тишина. Ни шороха не раздалось.
Джошуа нащупал выключатель и зажег свет. Он рассматривал помещение. По всюду была паутина и пыль. Похоже, здесь правда никто не живет. Джош подскочил на месте, схватившись за сердце. Несчастный орган заходился в ударах. На диване сидел пожилой мужчина, с ухмылкой рассматривая гостя.
– Простите меня, что вот так ворвался в ваш дом. Я просто хотел переждать непогоду. Пожалуйста, не вызывайте полицию, я уйду прямо сейчас, если хотите, – сбивчиво тараторил Джошуа.
Старик весело прокряхтел.
– Можешь остаться и потешить старика. У меня редко бывают гости, – сиплым голосом предложил он. – Называй меня Винсент, без всяких там мистеров, – его смех был похож на карканье старого ворона.
Джошуа немного расслабился.
– Меня зовут Джошуа Уильямс. Зовите меня просто Джош. Спасибо, что разрешили остаться.
Джошуа с любопытством рассматривал старика. Он был седовлас, морщинист, сутул. Его серые глаза были живыми. В них плескалось любопытство и веселье. Винсет был одет в старый зеленый свитер и потертые коричневые брюки.
– Ты весь промок Джош. На кухне в шкафчике есть чай. Можешь заварить, чтобы согреться.
– Нет, спасибо. Думаю, дождь недолго будет длиться.
– Тогда не стой у порога, присаживайся, – старик похлопал по пыльному дивану.
Джошуа послушно подошел и сел рядом со стариком.
– Винсент, вы не скажите, как мне выйти на сорок шестую улицу? Кажется, я заблудился.
Старик усмехнулся.
– Видно ты загулялся, парень. Нужная тебе улица находится в пятнадцати минутах ходьбы от моего дома. Пройдешь до конца улицы, затем повернешь направо и пройдешь прямо.
– Спасибо!
Старик с интересом рассматривал своего гостя.
– Что заставило тебя проделать такой путь?
– Решил прогуляться и насладиться весенним воздухом, – отмахнулся Джошуа.
– Наверное, тебя отягощают тяжкие думы, раз ты не запомнил дорогу.
– Вы правы, Винсент. Я поссорился с женой и шел, куда глаза глядят. Хотелось освежить голову.
– Кхе-кхе, – рассмеялся старик, – дождик хорошенько тебя освежил, готов поспорить, ты и не рассчитывал на такую удачу.
– Это уж точно, – рассмеялся Джошуа.
– Бушующая в крови страсть всему виной,– задумчиво изрек старик.
– Увы, нами управляет отнюдь не она.
Веселье исчезло из серых глаз Винсента. Они наполнились грустью.
– Молодое поколение не ценит то, что им достается с такой легкостью. И ты Джош, ничего не смыслишь в любви.
– Возможно, вы правы. Но вы Винсент, знаете все о любви?
– Кхе-кхе, – невесело рассмеялся старик, – больше чем надо бы.
– Расскажите.
Джошуа искренне захотелось узнать, что за печаль проскальзывает в его глазах. Почему он один в этом доме? Неужели Винсент совсем одинок?
Старик глубоко вздохнул. Устремил взгляд серых глаз в пустоту и начал сиплым голосом:
Прошлое. Для меня оно реальнее, чем настоящее. Я перебираю в памяти день за днем. Это все, что мне осталось. Подводя итоги на закате своей жизни, могу сказать одно: кхе-кхе… я старый дурак. Столько было совершено ошибок. Принято неверных решений. Пройдено чужих дорог. А все потому, что слепо доверял своим желанием. Не поддавайся чувствам, парень. Они дурманят голову. Ведут по лабиринтам иллюзий. И однажды, ты остаешься один, покинутый в разбитых мечтах, глупый и никчемный. Мужчина должен иметь трезвый ум, чтобы принимать верные решения. Пусть чувствует женщина, она тонкая натура и ее предназначение быть за плечом мужа, который всегда знает, что нужно делать. Запомни это Джош.
В 1940 году я не был таким мудрым. Мне было девятнадцать лет. В жилах кипела молодая кровь. Я был простым рабочим на оружейном заводе, и мне не хотелось большего. Пока я не познакомился с Лаурой.
По вечерам мы с другом Эндрю часто заходили в клуб. Джаз ураганом пронесся по Америке, взволновав миллионы сердец. Но, несмотря на популярность музыки, многие все же не хотели принимать философию «рабов». В том клубе выступал бенд, чьи тексты не были похожи ни на одну песню известных исполнителей. Их музыка дышала пьянящей свободой.
Мы с Эндрю как обычно миновали танцующе парочки, направляясь к барной стойке. По привычке обменялся приветствием со знакомым завсегдатаем. Обернувшись, я получил пулю в сердце. На меня исподлобья глядели два заледеневших озера. Она лишь мазнула по мне взглядом и равнодушно отвернулась. А я забыл, как дышать. Время остановилось в этот момент. Я видел только хрупкую фигуру у барной стойки. Мой взгляд уперся в идеальную ровную осанку в блестящем платье. В копну каштановых волос, скрывающих оголенные плечи. Эндрю не заметил моей заминки.
– Два пива, Джек, – обратился он к чернокожему бармену.
Я оперся о стойку. Незнакомка была совсем рядом. Я вдыхал ее аромат. Она пахла…ммм…лесными орехами. Эндрю что-то говорил, но я его не слышал. Мне страшно хотелось посмотреть на нее. Через плечо скользнул по ней взглядом и быстро отвернулся. Она сидела вполоборота, наблюдая за игрой музыкантов. Мне они были не интересны. Я хотел получить еще один выстрел. Посмотрел еще раз на нее украдкой. Почему она здесь одна? Наверное, ее парень где-то поблизости.
– Мистер, может вы, наконец, решитесь пригласить леди на танец? – прозвучало за спиной.
– Что?
Меня обдало волной жара. Я неуклюже развернулся и сбил пивной бокал за барную стойку. Фыркнув, она рассмеялась. Джек сыпал проклятьями. Я чувствовал, как горят мои щеки. Неужели я покраснел как девчонка? Ее прохладная ладонь обхватила мою руку, она повела меня на площадку.
Мы танцевали свинг. Теперь я мог, не таясь наблюдать за ней. Она улыбалась. В ее глазах я видел жизнь и глубину, я тонул в ней. Мы сделали небольшой перерыв, чтобы утолить жажду пивом. Так я узнал, что ее зовут Лаура. Самое красивое имя, которое мне приходилось слышать. Лаура танцевала будто бы в последний раз. В каждом ее движение было какое-то отчаянье.
На мое счастье, она попросила меня провести ее домой. Я испытывал волнение и радость. Мы неторопливо шли по пустынным ночным улицам.
– Я часто бываю в этом клубе. Но тебя никогда прежде не видел, – сказал я.
Лаура подняла голову, устремив взгляд к далеким, сверкающим звездам.
– Меня можно встретить в кино. Или в закусочной «У Билли». Не в таких местах.
– Что же привело тебя сюда?
– Джаз. Я хотела почувствовать свободу, о которой так много говорят. Понимаешь?
Я вдруг рассмеялся.
– Что? Почему ты смеешься? – она легонько толкнула меня в плечо.
– Ты устроила побег из подземелья?
– Нет. Я всего лишь сбежала со своего дня рождения.
– У тебя, правда, сегодня день рождения?
– В честь меня устроили очередной прием. Пришло много людей, которые мне даже не друзья. Знаешь, Винс, у меня совсем нет друзей. Мне хотелось отметить праздник по-своему. Все-таки двадцать один год исполнился.
Какое-то странное чувство начало меня тревожить. Червячок сомненья уже ждал своего часа.
– Извини, что я тебя не поздравил, – с моих уст слетело глупое, неуместное извинение.
– Брось. Мы ведь отлично повеселились. Я никогда в жизни столько не танцевала.
У Лауры была очаровательна улыбка.
– Ты будешь моим другом, Винсент?
– Конечно, – выдохнул я согласие.
– Вот мы и пришли.
Я стоял и смотрел на огромный белый дом. Дом пристально смотрел на меня, прищуриваясь, насмехаясь. Он должен стать надгробием умирающей под звездным небом встречи. Червь внутри зашевелился. У него оказались мелкие острые зубы. Он впился в нежную мякоть зародившегося счастья.
– Мой отец владелец табачной плантации, – пояснила Лаура.
– Ясно.
– Мы ведь еще встретимся, Винсент?
Два заледеневших озера впились в меня. Сквозь ледяную поверхность просачивался свет. Он исходил из глубины. Ее взгляд кричал мне: «Ты нужен мне!».
– Конечно же, встретимся.
Тяжелое обещание упало камнем вниз.
Я возвращался домой и проклинал этот день. Зачем только повстречался с Лаурой? Что я мог дать этой чудесной девушке? Она дочь плантатора. А для меня уже успех, работать на оружейном заводе.
Лаура чувствует себя одинокой. Да она просто избалованная, богатая девчонка! Не знает, какое себе развлечение придумать на вечер. Я для нее игрушка, от которой поспешит избавиться, как только станет скучно. А еще она старше меня. У нас нет ничего общего. И быть не может.
На следующий день Эндрю не переставал меня донимать.
– Ну, ты даешь Винс! Так танцевал вчера. Так кто она, а?
На что я ему отвечал:
– Забудь, Эндрю.
Он не прекращал любопытствовать. Я злился. Злился каждый раз, как он упоминал о том вечере. Червь внутри меня вырос вдвое и поедал все, что хоть немного могло меня радовать.
Я не забывал Лауру. Стоило мне хоть на миг прикрыть глаза, ее образ появлялся из пустоты. Я мечтал. Представлял, как мы гуляем по ночным улицам, веселимся, танцуем. Иногда, я позволял вообразить себе наш первый поцелуй. Под луной. Затем появлялся монстр. Дом, в котором она живет. Он рушил мой хрупкий замок из грез. Холодный, цепкий взгляд исподлобья преследовал меня и во снах. Однажды я не выдержал и сдался.
По вечерам я следил за закусочной «У Билли». Лаура появлялась там три раза в неделю. Во вторник она приходила с подругами. В четверг собиралась целая компания. А в воскресенье она приходила с парнем. Меня выводило из себя то, как он вальяжно раскидывается за столиком и смотрит на Лауру, как на собственность.
Я садился на обочину и смотрел на нее в окно. Знаю, это похоже на помешательство, но мне необходимо было ее видеть. Я впитывал каждую ее черточку лица. Запоминал каждый жест. Чтобы потом в голове прокручивать все снова и снова. Я заметил, как она отчужденно смотрит на своих друзей. Будто бы витает в своем мире. Как же она была далека от них.
Одним воскресным вечером я снова наблюдал за ней и ее другом. Он был одет по последней моде. У входа стоял «форд де люкс». Сразу видно, этот парень из ее круга. Брюнет что-то оживленно ей рассказывал, а она смотрела куда-то поверх его плеча. Я приказал червю внутри меня умереть. Он послушался как ни странно.
Столик в середине зала пустовал, на мое счастье. Он находился за спиной брюнета. Тот и не подозревал о моем появлении, а вот Лаура могла прекрасно меня видеть. Ее глаза немного округлились. Нужно отдать должное, она ничем не выдала себя. Брюнет продолжал тараторить. Я улыбнулся ей и помахал рукой. Уголки ее губ чуть было не расползлись в сторону, но она сдержалась. Когда в очередной раз Лаура посмотрела на меня, я показал ей рукой на вход в уборную комнату. О, я рисковал выставить себя дураком. Я шел в уборную и не имел понятия, последует ли она за мной. Через несколько минут, которые казались вечностью, она вошла.
– Винс! – прошипела она. – Что ты делаешь в дамской комнате?
– Ну не мог же я позвать тебя в мужскую, – смело ответил я.
– Чего ты хочешь?
– Позволь мне показать тебе одно волшебное место.
– В женском туалете? Ты сума сошел, Винсент! Если сейчас кто войдет…
– Для начала нам нужно выбраться отсюда. Предлагаю пролезть через то окно, – я указал на небольшое окно в стене.
– Господи! Зачем я за тобой пошла?
– Лаура, – я приблизился к ней, – только сейчас есть возможность увидеть нечто прекрасное, нечто сказочное. Поверь, я бы не побеспокоил тебя просто так. Ты можешь отправить меня к чертям и вернуться к тому скучному, не прекращающему болтовню типу. Или можешь пойти со мной. Выбор за тобой.
Она посмотрела на меня. Я почувствовал, как меня топят в зимнем озере. Клянусь, у меня занемели конечности от холода.
– Черт бы тебя побрал, Винсент! Как отсюда выбраться?
Я не верил своему счастью, она согласилась.
– Так, я присяду. Ты поставишь ногу мне на плечо, и я тебя подсажу. Хорошо?
– Давай быстрее пока нас никто не увидел!
Я почувствовал маленькую ступню на своем плече. Лаура ловко пробралась в окно. Спустила одну ногу, потом вторую.
– Прыгай, там не высоко.
Я услышал звук ее каблуков. Подтянулся на руках и повторил те же действия.
– А-а-а! – раздался женский визг. – Мужчина в окне! Негодяй! Извращенец!
Кажется, мне в след что-то полетело. Но я уже спрыгнул и стоял рядом с Лаурой.
– Бежим! – предложила Лаура.
Мы бежали, и нам казалось, что все посетители закусочной хотят нас догнать. Наконец мы остановились, дыхание сбивалось.
– Прости, – сказал я.
– Что? – Лаура пыталась отдышаться.
– Твой друг обидится, когда поймет, что ты сбежала.
Лаура лишь отмахнулась.
– Может, в следующий раз будет меньше болтать.
Я поймал ее взгляд, и мы рассмеялись.
– Как ты вообще меня нашел?
– Проходил мимо и увидел твой тоскливый взгляд. Я должен был тебя спасти.
– Спаситель! Ну и где твое волшебное место?
Когда мы приблизились к нашей цели, я попросил ее закрыть глаза. Сжимал в руке ее прохладную ладонь. Мы осторожно ступали шаг за шагом. Дорога сама расступалась перед нами. Лаура в предвкушении сюрприза крепко жмурила глаза.
– Ммм… я слышу аромат.
До нас донесся сладкий, нежный запах кружащий голову.
– Еще немного.
Я привел ее в самый центр.
– Открывай.
Она увидела виновников дурманящего аромата. В темноте светились магическим розовым светом цветущие деревья. Они были повсюду. Мы и правда были в сказочной стране. И со мной была самая прекрасная фея на свете.
– Персиковая плантация… – восторженно прошептала Лаура.
Подул ветер и тысячи розовых лепестков закружили нас в танце. Я смотрел, как радуется Лаура. Она подняла голову и расправила руки как крылья. Персиковые снежинки оседали на ее волосах и платье. Я взял ее за руку и закружил. Не смог сдержаться. Прижал ее к себе и поцелуем прикоснулся к губам. Хлесткая пощечина обожгла щеку. Лепестки усеяли землю.
– Прости, Лаура, – все, что я мог произнести.
– Я каждый день ждала тебя в клубе! Ты обещал быть мне другом. Ты обманул меня, – в озерах трещал лед от гнева. – Появляешься из неоткуда, подбиваешь на авантюру, думаешь со мной можно так поступать? Ждешь, что я брошусь тебе на шею? Я не знаю тебя Винсент!
– Лаура, ты, правда, мне понравилась. Но когда я увидел твой дом… я подумал, а что я могу дать этой девушке? Я простой парень, к тому же младше тебя. Все это время пытался забыть тебя и не смог. Поэтому пришел за тобой. Прости меня.
– Отведи меня домой, Винсент.
Всю дорогу нас сопровождала тишина. Никто не проронил ни слова. И вот снова этот дом, глядящий на меня со злым прищуром. Нет, в этот раз я не буду робеть перед ним.
– Лаура, пожалуйста, дай мне шанс!
– Мне нужно время, – сказала она и с гордым видом направилась к белому монстру.
Первый раз я почувствовал эту боль в груди, когда смотрел ей вслед и не знал, сведет ли нас судьба снова.
Я каждый вечер приходил в джаз клуб. Все надеялся на чудо. Лаура так и не появлялась. Я прогуливался около закусочной. Но и там ее не было. Надежда, что я увижу ее – все, что мне оставалось. Каждый день я ждал ее. И вот она вошла в клуб и озарив собою все вокруг.
– Здравствуй незнакомец, – она подошла ко мне.
Я получил второй шанс. Вскоре белый монстр стал свидетелем первого нашего поцелуя. А впереди нас ждало жаркое лето, полное тайн и свиданий в персиковом саду. Лаура скрывала от родителей и знакомых наши отношения. Мы оба знали, что им это будет не по душе. Мы просто наслаждались счастьем, а все тревоги откладывали на потом. Пока тревоги не настигли нас первыми.
Мы с Лурой решили уйти из клуба пораньше. Хотели побыть наедине. Оставив за дверью джаз и танцы, мы нос к носу столкнулись с приятелем Лауры.
– Здравствуй, Мэттью, – произнесла Лаура. Веселье вмиг с нее слетело.
Брюнет посмотрел на Лауру, а за тем перевел взгляд на меня. В его глазах я видел ненависть и презрение. Он смотрел на меня как на грязь под ногами.
– Так значит вот на кого ты меня променяла, – холодно произнес он.
– Слушай, Мэттью тебя это не касается. Мы с тобой не пара. Пошли Винс, – Лаура гордо вскинув подбородок, потянула меня за руку.
– Рад был познакомиться, Мэтт, – не удержался я от колкости.
– А с тобой мы еще поговорим, – пригрозил он мне.
Мне было не по себе. Не оттого, что старина Мэтт так дружелюбно ко мне настроен. Нет. Наше с Лаурой волшебство начало слабеть. Клуб перестал нас манить свободой и романтикой, как только этот тип появился на его пороге. Мэтт осквернил место наших встреч.
Наверное, бывший друг Лауры искал меня. Мы как бы, случайно столкнулись возле завода. Конечно же, он привел с собой пару крепких ребят. Так получилось, что и я вышел с работы не один, а с Эндрю.
– Нужно поговорить Винс, отойдем? – он предложил зайти за угол.
Мне не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним. Мы отошли, а его приятели остались с Эндрю.
– О чем ты хотел поговорить, Мэтт? – конечно же, я знал о чем, вернее о ком он хочет поговорить.
Мэтт достал из пачки сигарету. Он и мне предложил широким жестом. Я отказался.
– Лаура, – он зажег сигарету. – Будем откровенны, она достойна лучшего. Может ты и славный парень, но что ты можешь дать такой девушке как она?
Я облокотился об кирпичную стену и состроил самый наглый вид, который только мог.
– Лаура сделала свой выбор. Я буду глупцом, если откажусь от нее.
– Ты будешь большим глупцом, если свяжешься со мной.
– Не страшно.
– Я бы показал тебе, как может быть страшно, если бы не время и место.
– Думаешь, дракой мы поделим сердце Лауры?
– Нет. Лаура тебе точно не достанется, парень. Я даю тебе шанс отстоять свою честь, не более того.
– О, весьма признателен.
В следующую минуту удар под дых выбил из меня воздух. Я согнулся пополам от внезапной боли.
– В девять жду тебя на стадионе.
После того как он ушел, из-за угла показался Эндрю. Под его глазом расплывался синяк.
– За что тебя? – спросил я друга.
– Им показалось, что я с ними грубо разговариваю.
– Ублюдки, – я не смог сдержать ругательство. – Похоже, сегодня будет драка.
– Я с тобой, Винс.
Мы пришли к назначенному времени. Их было трое. Мэтт не стал медлить. Закатив рукава, он ударил меня в лицо. В голове помутилось. Но это помогло мне накинуться на него с ударами. Мы колотили друг друга старательно, вкладывая всю свою симпатию. Я понимал, что если дам слабину мне конец. Мой противник был старше и сильнее. Он повалил меня наземь и продолжил мять бока ногами. Я пытался встать, но это не возможно, когда сверху один за другим сыплются удары.
– Поднимайся, слабак!
Он приподнял меня за ворот куртки и продолжил бить по лицу.
– Это все на что ты годен?
Последнего удара я не выдержал и отключился. Пришел в себя, когда услышал:
– Уходим, парни! Быстро! – топот ног удалялся.
– Эндрю? – позвал я.
– Винс! – голос друга дрожал.
Я с трудом поднялся на ноги. И направился в сторону друга. Перед глазами все плыло. Эндрю прижимал окровавленную руку к животу. Его лицо искажалось от боли. Ужас охватил меня. Я мысленно начал возносить молитвы Всевышнему. Пусть со мной случится, что угодно, лишь бы Эндрю жил! Он ни в чем не виноват. Эти ублюдки подрезали его, и с каждой секундой он терял все больше крови.
– Вставай, Эндрю! – я помог ему подняться. – Зажимай крепко рану. Все будет хорошо. Сейчас найдем помощь.
Одной рукой он опирался на мои плечи, а другой старался сдержать кровотечение. Злые слезы жгли глаза. Я был не готов мириться со смертью друга. Несмотря на боль, мы двигались вперед. Нам не встретилась ни одна машина, ни один человек. Пока мы не дошли до ближайшего бара.
– Помогите моему другу! – мы буквально ввалились внутрь.
Вокруг нас столпились люди. Что-то говорили, спрашивали. Я мог сказать только:
– Помогите ему!
Нас посадили в машину и отвезли в больницу. Эндрю сразу забрали в операционную. Первый раз, будучи мужчиной, я расплакался. Приехала полиция. Я говорил, что на нас напали неизвестные. Мы совсем не разглядели их лиц. Они убежали, как только ранили друга. Потом подошла медсестра. Она говорила, что мне нужно отдохнуть.
– Я буду ждать Эндрю!
– Но на вас живого места нет!
– Оставьте меня тут!
Санитары держали меня, пока медсестра вводила укол. Когда я очнулся, то почувствовал себя живым. Болела каждая клеточка в теле. Я попытался встать. У меня получилось с пятой попытки. Добравшись до коридора, столкнулся с доктором, который как раз собирался меня навестить.
– У вас сотрясение мозга, перелом трех ребер, многочисленные гематомы. Вам необходимо стационарное лечение. Хотя бы несколько дней.
– Как Эндрю? – это все, что меня волновало.
– Мы вовремя успели провести операцию. Он скоро восстановится.
– Док, его можно увидеть?
Я смотрел на безмятежное бледное лицо друга. Оно говорило мне: «отомсти!». Я гневно сжимал кулаки, наблюдая, как мирно вздымается его грудь. Волна ненависти захлестнула меня, поглотила. Если бы все обошлось обычной дракой, я бы принял поражение. Они первые переступили черту. Мэтт. Он заплатит.
На следующий день я проснулся от того, что надо мной плачет Лаура. Открыв глаза, я утонул в ее слезах.
– О, Винс! Прости меня! Прости! Я во всем виновата.
– Да, что ты? Не плачь. Ни в чем ты не виновата.
– Мэттью во всем обвинил тебя. Он сказал, это ты его избил. Рассказал родителям про нас с тобой. Теперь они держат меня дома в заключении. Отец хочет разобраться с тобой, он в не себя от гнева.
– Лаура, друзья Мэтта подрезали Эндрю.
– О, Господи! – Лаура разрыдалась на моей груди. Я перебирал каштановые пряди.
– Не плачь. Он поправится. Стоп. Лаура. Если ты под домашним арестом, как ты тут оказалась?
– Я сбежала, – губы растянулись в дерзкой полуулыбке, но она тут же сошла с лица. – Винс, что же нам делать?
– Ничего. Возвращайся домой и будь послушной дочерью, какой только можешь быть. Я приду за тобой. Мы уедем, и нас никто не найдет.
– Правда?
– Обещаю.
Она поцеловала меня в разбитые губы. Это была самая приятная боль, которую я испытывал.
Через неделю я чувствовал себя лучше. И поспешил воплотить свою месть. Ночью, за пару часов до рассвета я пришел на кукурузное поле. Которым владела семья Мэттью. Я принес с собой канистру керосина. Ее хватило только на сердце плантации. Но я надеялся, пламя поглотит как можно больше урожая. Мои надежды оправдались. Огонь нещадно пожирал, все до чего мог дотянуться. У подъезда к плантации лежал случайно выпавший бумажник, что принадлежал Нику, тому самому, который ранил Эндрю. Да и керосин был куплен на его имя. Провернуть мне это дельце помог паренек, промышляющий мелкими аферами. Я не раз прикрывал его проделки, и он охотно согласился мне помочь.
Наутро я был приведен в почти идеальный порядок. Синяки на лице все портили. Я купил милый букетик цветов и отправился знакомиться с родителями Лауры. Дверь мне открыла сухопарая женщина, по ледяным глазам, я узнал в них мать Лауры.
– Здравствуйте! Вы, наверное, миссис Смит?
– А вы кто? – она вцепилась в меня взглядом.
– Винсент, – я всунул ей в руки букет, – уверен, вы обо мне наслышаны.
– Что вы здесь делаете? – вознегодовала она.
– Собираюсь познакомиться с супругами Смит и конечно же повидать Лауру.
– Джон! – крикнула мать Лауры. – Тут какой-то Винсент. Он хочет с тобой поговорить.
Послышались тяжелые шаги. Пока я ждал, мило улыбался миссис Смит. А она прожигала меня презрительным взглядом.
– Что он хочет? – показалось круглое лицо отца Лауры, пышущее гневом.
– Познакомиться, – ответил я.
– Да как ты смеешь, паршивец появляться на моем пороге?! А ну убирайся отсюда! Чтобы духу твоего здесь не было! – круглое лицо сделалось пунцовым. – Еще раз попадешься на глаза – подстрелю! В тюрьму засажу!
– А можно увидеть Лауру? – совершенно невозмутимо поинтересовался я.
– Что ты сказал? Да, я тебе сейчас…
– Лаура!!! – во все горло заорал я.
– Винс! – донеслось из глубины дома.
– Ты помнишь наше первое свидание? Я бы хотел его повторить.
– Я тоже.
– Пошел вон!!! – мне в лицо швырнули милый букетик и захлопнули дверь.
Работая на заводе, мне удалось отложить небольшую сумму. Я будто бы знал, что наступит этот день, когда мне придется собрать чемодан и купить два билета до Атланты. Лаура умница, ждала меня возле дома. Я подарил прощальную надменную улыбку белому монстру, и мы отправились в новую жизнь.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№3 — (продолжение)
В Атланте мы сняли маленькую квартирку. Вначале я работал грузчиком. Позже мне удалось устроиться на машиностроительный завод. Мы были счастливы в нашем маленьком, скромном мире. Но и это счастье не продлилось долго. Лаура привыкла к другой жизни. Вскоре ей наскучила маленькая квартирка. У нас не было возможности тратить деньги на разные приятные мелочи, гулять по магазинам, клубам. Я должен был платить за квартиру и запасаться продуктами. Обыденность разъедала наши чувства. Мы все время ссорились и в итоге расстались.
– Что? После всего, что вы прошли, так просто расстались? – Джошуа вскочил с дивана. – Да вы же, как Ромео и Джульетта! Как Лаура могла уйти от вас?
– Кхе-кхе… если бы ты был знаком с Лаурой, ты бы знал, что она никогда не бросает. Это я… мне было не выносимо смотреть на мученье и тоску любимой. Я сделал все возможное, чтобы вернуть ее домой. В привычный мир.
– И что, на этом все закончилось?
– Боюсь, с этого все и началось…кхе-кхе. Дождь уже закончился, Джош. Тебя, наверное, уже заждались.
– Вы правы. Спасибо, что приютили меня.
– Без проблем. Будь добр, выключи свет за собой.
Джошуа вернулся домой поздней ночью и проспал почти до обеда.
– Чем я могу помочь? – спросил он Кэти.
Они всей семьей дружно устанавливали декорации, развешивали гирлянду, которую Дшошуа со Сьюзен так и не развесили. Он мимо воли залюбовался своей женой. Она убегала от двух назойливых, маленьких разбойниц. Золотые волосы искрились на свету. Ее смех был заливистым и искренним. Он давно не видел ее такой. Она была по-летнему – солнечная.
– Эй, Джош! – вернула его внимание Кэти.
– Да?
– Мне заказали еще испечь яблочных пирогов, но у меня закончилась мука и яблоки. Съездишь в магазин?
– Конечно.
Джошуа купил все по перечню Кэти. Но еще приобрел несколько гостинцев для Винсента. Хотелось отблагодарить его за гостеприимство, за беседу. Старик был очень одиноким.
Как и в прошлый раз двери в дом были открыты.
– Винсент!
На оклик никто не ответил.
– Винсент, это Джош! Я принес вам продукты.
Тишина. Джошуа подумал, что старик отдыхает, а может быть вышел прогуляться. Джошуа оставил продукты в кухне.
С наступлением вечера, ноги сами понесли его к старому дому. Джошуа не давала покоя история рассказанная Винсентом. Он хотел узнать, что же с ними было дальше. Еще больше его волновал вопрос: почему старик так одинок? Он застал Винса на том же месте, на диване.
– Добрый вечер, Винсент, – поприветствовал Джош старика.
– Здравствуй, Джош, – улыбка отразилась в серых глазах старика. Он был рад вчерашнему гостю.
– Я не застал вас днем дома.
– Кхе-кхе… это старость, мой друг. Ночью глаз не сомкнуть. Тени из прошлого не дают покоя. А утром наоборот, сон заключает в крепкие объятия, принося желанный покой.
– Винсент, вы расскажите, чем закончилось ваше знакомство с Лаурой?
– Присаживайся.
Оживленный блеск серых глаз застыл. Старик продолжил вести рассказ:
Я скучал по Лауре. Без нее мир перестал меня радовать. Еда потеряла вкус, краски померкли. Жизнь в большом городе меня угнетала. Я не имел друзей и был совершенно одинок. Голос в моей голове нашептывал поехать домой и вернуть свою девушку. А другой ему перечел, мол, так я сделаю только хуже, воображение без устали подбрасывало картинки, где Лаура несчастная, измотанная и сломленная. Это видение сдерживало мои порывы. Я обрек себя на страдания.
Было начало второй мировой войны. Шел призыв в армию США. Недолго раздумывая, я записался добровольцем и через два месяца должен был отправиться в учебный лагерь. Я верил, что на фронте мне удастся избавиться от болезненной пустоты и выпустить своих демонов. Я написал письмо родителям и Эндрю, где ставил в известность о своем решении.
Однажды, в дверь моей маленькой квартиры постучали. Я встретился с двумя заледеневшими озерами. Выстрел в сердце. Пульс остановился. Лаура прижалась к моей груди, обильно поливая ее слезами. Она была в моих руках, и я не мог ее отпустить
– Я не переживу если потеряю тебя. Хочу быть с тобой каждый миг пока ты еще здесь, – вот, что она мне сказала при встрече.
Я вдруг остро начал ощущать нашу связь с Лаурой. Близость расставания и смертельное дыхание в затылок с фронта, оголило эту прочную нить. Мы были одним целым. Во мне теперь зародился другой страх. Страх, что я больше не увижу свою Лауру. В тот период, мы взяли от жизни все, что могли. Мы поженились.
На фронте у меня появились друзья, я бы сказал братья. Смерть сплотила нас, она же нас и разлучала. Лицо Лауры всплывавшее перед глазами. Голос, звучавший в голове. Все это удерживало меня от реальности, которая происходила на войне. Образ любимой женщины затуманивал взрывы, куски плоти, кровь и трупы. Через три месяца я получил письмо от Лауры. Она сообщала, что ждет ребенка. Светлая радость среди кровавой мглы. Я должен был вернуться домой. Я должен был выжить.
Письма от Лауры перестали приходить. По срокам, она уже должна была родить. В следующие полгода, от нее не было ни каких вестей. Родила она или нет? Жива ли? Может совсем обо мне забыла? Никто о ней ничего не слышал. Я жил лишь надеждой, что с ней все в порядке и письма просто не доходят. Но однажды мне пришло уведомление с психиатрической больницы. Лаура находилась у них на лечении. Это сломало меня. Моя вера угасла и лишила силы. Меня задело взрывной волной от сброшенной бомбы. Я чудом выжил. Отделался переломами ног, рук и шейных позвонков. Большая удача держала меня за сломанную руку. Ведь я мог лишиться конечностей или остаться с поломанным позвоночником, а мог и вовсе умереть.
По возвращению в Атланту, я сразу же отправился в больницу, где была моя жена. Вначале я встретился с ее врачом. То, что он поведал, разрывало мое сердце на части. При родах у нее подскочило артериальное давление, начались судороги и она впала в эклампсическую кому. Ребенка спасли, но так как мать долгое время находилась в коматозном состоянии, его на время поместили в приют. Когда Лаура пришла в себя, ее очень встревожила новость, что дочь находится далеко от нее. После выписки она сразу же отправилась в приют. Управляющий не нашел в списках нашу дочь. Как оказалось ее забрали приемные родители. После эклампсии, и психологического потрясения у Лауры произошла истерика. Она воткнула карандаш управляющему в руку. Ее поместили в больницу. После основного курса лечения, Лауру могли отпустить домой, с условием, что ей обеспечат уют и заботу. Родители сказали, что их дочь нестабильна и до полного выздоровления, ей лучше побыть под присмотром врачей.
Что я чувствовал в этот момент? Мне жутко хотелось схватить доктора за ворот халата и бить головой об стену до тех пор, пока на стене не появится аппликация из его мозгов. Я не мог себе этого позволить. Мне предстояла миссия – вытащить отсюда Лауру. Еще мне хотелось подорвать родительский дом жены. Хотелось, чтобы миссис и мистер Смит разлетелись на мелкие-мелкие ошметки. А к управляющему приюта, пожалуй, стоило бы применить пытки. Он должен умирать медленно и болезненно. Я желал уничтожить каждого, кто причинил хоть малейшую боль моей Лауре.
Она осунулась и исхудала. Под глазами залегли синяки. Лаура подошла ко мне и со всех сил, крепко-крепко обняла.
– Пожалуйста, забери меня домой, – прошептала она.
Ее глаза были сухими и казались безразличными. А губы дрожали. Я понял, она держится из последних сил. Лаура боится выразить свои эмоции. Она боялась, что ее не отпустят. Я держал ее в руках хрупкую и сломленную. Будучи взрослым мужчиной, я второй раз в жизни заплакал.
Мы вернулись в нашу маленькую квартирку. Врач дал целый список рекомендаций и пакет с таблетками.
– Знаешь, если хочешь, можешь их не принимать, – вот, что я думал по поводу ее лечения.
Лаура тут же схватила пакет и с чувством швырнула его в мусорное ведро. После чего на ее лице появилась первая несмелая улыбка.
– Когда я пришла в сознание, я чувствовала их ложь. Винсент, они специально отдали ее в приют, – Лаура говорила ровно, без эмоций. На нее это было не похоже. Что они, черт возьми, с ней сделали?
– Знаю, дорогая. Мы будем искать нашу дочь, пока не найдем. Обещаю.
– Я верила, что ты вернешься. Твое лицо не позволяло мне лишиться рассудка. Я все время представляла, как ты заходишь в палату и забираешь меня домой, как сегодня.
– Твои мысли не дали мне погибнуть. Они удерживали меня среди живых.
Мы стояли посреди маленькой комнаты как на краю пропасти. Сжимали друг друга в объятиях, не давая пропасть в бездне отчаянья. Каждый из нас прошел свою войну. Много времени понадобится, чтобы излечить ранения.
Лаура пообещала мне не накидываться на управляющего из приюта. Нам дали данные о дочери, но все равно искоса наблюдали за моей женой. Дочь записали под именем Эмили Льюис. Приемных родителей звали Энн и Томас Эдвардс. Сердце выбивало барабанную дробь, пока мы стояли на пороге их дома. Вот-вот мы уладим недоразумение и заберем дочь. Чуда не произошло. Нам открыли дверь посторонние люди и сообщили, что Эдвардсы тут не живут.
– Они украли у меня Эмили. Я только сегодня узнала ее имя. О, Господи, Винс, что же нам делать? – она плакала на моем плече.
Мы обратились в суд и в полицию. Подали запросы по всем штатам Америки, но эта семья как в воду канула.
За два года мы не получили никакой информации о нашей дочери. Тем не менее, поиски продолжались. Я вернулся на машиностроительный завод. Мы жили все в той же квартире. Пока мне не предложили работу в Джорджии. Зарплата обещала вытянуть нас из скромного существования. Да и Лауре необходимо было сменить обстановку. Так мы и переехали в Винчестер.
Жизнь и правда нам улыбнулась. Свежий воздух чудотворно подействовал на Лауру. На щеках появился румянец, а в глазах блеск. Вскоре мы узнали, что Лаура снова вынашивает под сердцем ребенка. Тучи над головой окончательно рассеялись. Мы были беспредельно счастливы. По такому случаю купили дом в конце улицы. Лаура с вдохновением взялась за его обстановку.
Мы готовились к грандиозному событию. Подготовили детскую, придумывали имена для будущего сына или дочери, подсчитывали день рождения. Беременность украшала Лауру еще больше. Наконец судьба вознаградила нас за все страдания.
Как-то вечером я вернулся с работы домой и обнаружил Лауру без сознания. У нее был эклампсический приступ. Поднялось артериальное давление, и начались судороги. Она была одна. Меня не было с ней рядом. Врачи говорили, если бы я привез ее раньше, то они успели бы спасти ребенка.
Лаура тяжело переживала потерю. Она впадала то в истерику, то в депрессию. Что может чувствовать мать, потерявшая двоих детей?
– Я не держала на руках ни одного своего ребенка! Я ни одному из них не давала имя! – слезы переходили в крики.
Крики переходили в стенания. Бывало, она рвала волосы на голове или кидалась предметами в стену. Я по-прежнему не давал ей таблеток. После того, что она пережила в психиатрической больнице, это было бы предательством. Я просто ее сжимал в объятиях и шептал успокаивающие, утешительные слова, которые только мог подобрать.
Мне тяжело было видеть ее в таком состоянии, измотанном, отчаянном. Вокруг дома я насадил яблоней.
– Зачем нам они? – спросила Лаура.
– Они цветут почти так же как персики. К сожалению, персиковые деревья тут плохо приживаются.
Я одержал победу. На лице Лауры расцвела улыбка. Теперь она все время проводила в саду. Кропила деревья от паразитов, собирала листья, подстригала траву, высаживала цветы и украшала сад фигурками животных, эльфов и гномов. Она наполнила наш сад волшебством. Я и представить не мог, что он поможет пережить ей горе.
Я почти спал. Сквозь дрему просачивались первые образы. Как меня окликнула Лаура.
– Винсент!
– Что?
– Мы не сможем родить ребенка.
– Это очень рискованно, Лаура.
– Знаю. Давай возьмем ребенка из приюта?
– Серьезно?
– Я давно об этом думаю.
– Хорошо.
Все свободное время Лаура проводила в детском доме. Она приносила детям лакомства и игрушки. Столько радости ей доставляло общение с детьми. Но была там особенная девочка Элизабет. Ей было пять лет. Синеглазая, курносая девочка покорила сердце Лауры. Элизабет была молчаливой и боялась громких звуков. Лаура нашла с ней общий язык, и девочка понемногу открывалась ей.
– Лиззи, ты хочешь, что бы я стала твоей мамой. А дядя Винсент – папой?
Элизабет долго смотрела на носки своих туфелек, а затем посмотрела на нас своими светлыми, доверчивыми глазами и сказала:
– Да.
Мы начали оформлять всю необходимую документацию. Осталось поставить лишь подпись. Ручка выпала из руки Лауры. Я успел подхватить супругу прежде, чем она упадет на ковер.
Редкое заболевание нервной системы, оно приходится один случай на миллион. Почему это происходит с нами? Судьба зловеще смеется в лицо, как только мы находим свое счастье. Один год – наш максимум. Так сказал доктор. Скоро начнутся необратимые дегенеративные процессы, и Лаура станет другим человеком, а потом умрет. Нет ни малейшей возможности ее спасти.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№3 — (продолжение)
Я должен был рыдать и ломать руки об стены. Но не мог. Я смотрел на Лауру и понимал, что должен быть сильным. Она замкнулась в себе пытаясь принять приговор. Лаура будто бы закрыла глаза перед столкновением с неизбежным. Я должен был вернуть ее к жизни хотя бы ненадолго. Должен был вырвать из рук демонов живущих в ее голове. Каждый день я приносил с работы какую-то шутку. Я выдумывал забавную историю, которая со мной произошла. Чем шире была улыбка Лауры, тем я еще усерднее работал над воображением. Шутки всегда облегчают боль. На войне и в любви.
Сад Лауры превратился в Рай. Деревья оделись в нежные, розовые, кружевные одежды. Они источали сладкий аромат, укутывающий весь дом. Мы с Лаурой сидели в саду, наслаждаясь прикосновением волшебства. Над яблонями висела полная луна. Ее свет усиливал магический эффект. Бело-розовые фигуры сияли. Их свет дотрагивался до мраморного лица Лауры. Призрачным прикосновением, яблони благодарили свою хозяйку за внимание и любовь, которую она щедро им отдавала. Они гладили ее по волосам, щекам, плечам…заставляя кожу блестеть.
– Она такая далекая и холодная, – Лаура смотрела на ночную владычицу. – Представляешь, сколько людей сейчас на нее смотрят? Может и наша дочь одна из них. Винсент, а вдруг она одинока? Если она совсем одна? Верни ее домой.
– Хорошо, – ответил я.
– Она же совсем не знает, как мама ее любит. Я хочу подержать ее на руках. Ты найдешь ее Винсент?
– Найду.
– Мы будем счастливой семьей, – возбужденно прошептала Лаура. Ее глаза излучали неподдельную радость.
– Да.
Она смотрела на луну, ее губы беззвучно шептали в ночь. Я представлял, что она перешептывается со своим садом. Он ей отвечает тихим шелестом и россыпью лепестков.
– Винс, проведи меня домой. Родители заметят, что я сбежала.
– Пойдем, дорогая.
Лаура стремительно теряла память. Ее зрение значительно ухудшалось, а тело слабело. В ней бодрствовал трехлетний ребенок. А моя любимая женщина ускользала в другой мир. Я не мог в него проникнуть. Однажды я заглянул в ее глаза и нее нашел отблеска разума. Моя Лаура ушла, оставив лишь тело. Каждый день я надеялся, что в глазах появиться знакомый проблеск. Но там была пустота. Холодным зимним вечером она умерла. Лаура оставила меня одного. Я плакал третий раз в жизни. Я рыдал над телом самого родного человека, и проклинал себя за то, что когда-то, не нашел в себе силы отпустить любимую девушку. У Лауры могла быть другая судьба. Как же я теперь мог без нее жить? Лишь цепляясь за то, что было дорого Лауре. Но и сад погиб. Что я только не пробовал, яблони больше никогда не цвели. И я отправился на поиски дочери. Последнее, что я мог для нас сделать.
– Вы ее нашли? – взволнованным голосом спросил Джош.
– Все мои жалкие попытки были напрасными!
– Как же она могла пропасть бесследно?
– Я получил ответ на закате своей жизни. Оказалось, что Эдвардсы сменили имена, когда узнали, что у Эмили есть настоящая мать, имеющая право вернуть дочь. Смена имен – долгая процедура. Поэтому они просто купили фальшивые паспорта и уехали в Испанию. В Америку вернулись, когда дочь стала взрослой. Новое имя моей дочери – Дженнет Кларк. В письме был указан ее адрес.
– И вы поехали к ней?
Свет померк, в глазах сатарика. А его фигура стала рассеиваться в предрассветных лучах. Джошуа в ужасе застыл, наблюдая, как исчезает Винсент. Когда осталось лишь пустое место, Джошуа рванул к двери. Он мчался домой со всей скорости. Неужели ему все померещилось? Значит ли это, что он сошел с ума?
– Ты где был, Джош? – спросила его сонная Сьюзен.
– На пробежке, спи, дорогая.
Джошуа хотел забыть о своем кошмаре, забывшись во сне. Но сон не шел к нему. Он же, правда, был в том доме. Не мог же он разговаривать сам с собой. И не мог придумать историю Винсента. Джошуа решил выяснить, что с ним произошло. Он обратился к ближайшим соседям старика. Оказалось, что Винсент, и правда жил в том доме. Он умер год назад. Они-то и нашли его, когда заметили, что сосед перестал выходить к почтовому ящику. А этот ритуал он проводил каждый день. Значит, все это время Джошуа был в гостях у призрака?
Наступил день фестиваля цветения яблонь. Кэти пыталась одеть девочек в пышные платья в виде цветка яблони. Непоседы юлили на одном месте, усложняя матери задачу. По лестнице спускалась Сьюзен. Джошуа залюбовался своей женой. На ней было воздушное бело-розовое платье. В нем она выглядела такой хрупкой и беззащитной.
– Ты прекрасно выглядишь, – сказал Джошуа.
В глазах Сьюзен отразилось искреннее удивление. И неуверенная радость?
– Спасибо.
Джошуа чувствовал себя другим человеком. Было такое чувство, будто камень, который он носил с собой в груди, вдруг исчез. Ему очень хотелось жить. Кроме того, он хотел видеть счастливыми людей, которые его окружают. Он взял за руку Сьюзен.
– Пойдем со мной, – сказал он ей.
– Куда?
Джошуа со Сьюзен стояли посреди ботанического сада. Их окружали яблони в нежном и пышном цвету.
– Джош, ты уверен, что нам можно здесь быть? – шепотом спросила Сьюзен.
– Подожди немного.
– Чего?
Несколько минут ничего не происходило. Затем подул ветер, и они оказались в самом сердце вихря из лепестков.
– О, Джош! Как красиво, – Сьюзен смеялась как дитя.
– Сьюезен, останься со мной.
– Ты, правда, этого хочешь?
Ветер прекратил безумный танец, и лепестки медленно оседали наземь.
– Ты нужна мне.
Она прижалась к Джошуа и спрятала лицо на его груди. Сердце сладко щемило. Зарождалось давно забытое волнение.
Джошуа стоял у кованой калитки. На встречу шла худенькая седовласая женщина. Она с интересом разглядывала гостя ледяными, почти прозрачными глазами.
– Миссис Кларк?
– Да, а вы кто?
– Меня зовут Джошуа Уильямс. Я должен вам что-то рассказать.
Джошуа сидел в гостиной у Дженнет и пересказывал историю, которую ему поведал один старик. Женщина внимательно слушала, не перебивая своего гостя. Он протянул ей небольшую жестяную коробку. Женщина безудержно плакала, закрывая лицо руками. В ее слезах отражалась обида, боль и бесконечное сожаление.
– Ну что вы, миссис Кларк, не переживайте, – пытался утешить ее Джош.
– Я никогда… никогда не видела лицо своей матери, – она прижимала к сердцу фотографии родителей и плакала над ними, как ребенок потерявшийся на незнакомой, чужой улице.
Позже Дженнет переехала в дом родителей. Вместе с детьми она привела его в порядок и занялась садом. С Джошуа они поддерживали общение. Они со Сьюзен теперь чаще приезжали в Винчестер. Джошуа нравился этот город. Однажды ему приснился удивительный сон. В яблоневом саду при бледном свете луны, среди цветущих деревьев, стояли счастливые люди. Помолодевший Винсент с любимой женой. На руках у них спал младенец. А рядом стояла красивая девушка с восхитительными прозрачно-голубыми глазами.
– Спасибо, – шептали их губы.
Утром Джошуа позвонил сын Дженнет и сообщил о смерти матери. Джошуа горевал, Дженнет была ему больше чем другом. Она была историей, которая изменила его жизнь. Боль Джошуа утихла. На душе стало легко. После похорон он увидел волшебный, вернувшийся к жизни, цветущий сад Лауры. Тогда он понял, что сон был настоящим. Как и знакомство с Винсентом.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№4 — Выдуманное рождение
Если бы двери восприятия были чисты, все предстало бы человеку таким, как оно есть - бесконечным.
Уильям Блейк
Как и положено, после объявленного приговора меня повели в крепость. Конвой схватил под белы руки да потащил. Конвой получает хороший паёк. Я ощущаю их сильные руки на своей разодранной коже. При оглашении вердикта, судья встал и уверено отчеканил "Виновен", потому приговорен к смерти через четвертование. В славном двадцать первом веке умереть от четырех дорогущих скакунов... Я думаю, что будут трудности с поиском лошадей. Но тут меня одернул конвоир. О каких лошадях мечта? Четвертуют просто: четырьмя военными машинами. Можно и гражданскими. Можно и двумя, заблаговременно привязав меня к столбам или деревьям. А мне уже слышался тяжёлый дух коней. Дух коней сквозь вопли радостной толпы. Приговор, прозвучавший в центральной зале Дворца Культуры, завёл публику, словно финальная ария в исполнении оперной примы. Я кланялся под гул оваций, в меня летели цветы. Поймав один из попавших в меня, я развернул его. Это был красно-желтый смятый лист бумаги. Обрывок моего манифеста: " ... ведь только в целостности страна сильна. Вернем земли и былое величие нашей с вами страны..."
Долгая кропотливая работа - и все коту под хвост.
Неделю назад, когда город пал, я был вершиной. Я вошел новым правителем страны воссозданной мной. Богдан III, Воссоединитель Земель - этот титул красовался на главной площади, - на площади единения, то есть на той, по которой меня ведут под руки, закованного, сквозь толпу к военному фургону. Здесь, восемь дней назад, стоя на кунге командирского грузовика, я держал речь. Закат обвел мой жёлтый френч красным контуром. Позади стояли мои генералы. Им я дарил земли. Для речи я подготовил свой самый проникновенный голос: раскатами вёл толпе слова. Толпа разевала рты и ела: и стар, и млад, и воин, и кухарка. Красно-жёлтые флаги, поднятые вверх автоматы, одурманенные глаза...
- Как же вас много здесь и ещё больше там, в округе городской и по всему фронту. Я приветствую вас в день нашей первой крупной победы! Вас много и как говорил Лэпушняну: их много и они простаки. Вот именно! То же самое и я вам твержу всегда. Ваша сила только в единении: плечом к плечу свалить можно всё. Но это не пустые слова. Я ваш пастух, и подчиняться вы должны только мне и моим овчаркам. Так мы побеждаем. А победителей не судят. Нас некому будет судить. Мы заведем свои законы и скоро мы выйдем к морю. Я не обещаю райскую жизнь: сотни будут жить в достатке, тысячи в среднем сословии, остальным предстоит такая же унылая жизнь, со дня на день, без мыслей о завтра. А на что нам завтра? Да низачем оно нам, раз сегодня мы двинемся уже дальше, на запад. Ни минуты не оставим для обжития мест. Позади нас только наместники. Только движение даст нам право на жизнь, пусть за это платим ею же. Статичность - зло. Я уверен, что мои слова нашли поддержку в ваших сердцах. Недовольных ждёт расстрел. Поздравляю вас с победой!
Толпа забурлила по окончании моей речи тогда, почти как сейчас. В тот вечер, по морю рук я поплыл к дворцу, где спал на балконе. Волнение синтезировало эфир, люди клонили головы и плакали навзрыд, в благодарности расстилаясь по землям предков. То же самое, что и сейчас. Меня ведут сквозь коридор стенаний. Как бы я хотел идти щас в плаще с капюшоном... Но мой голый торс принимал все лучи славы: в меня летели проклятия и камни. Глаза любимые теперь горели ненавистью.
Грузовик остановился у ворот крепости. Колос ворот раскрылся и крепость проглотила нас. Почти как Цинциннат Цэ, я единственный узник крепости и, с недавнего времени, так же смертник. Мой надзиратель добр ко мне. Мы разве что не вальсируем. Довольно бережно меня проводят вниз по ступеням. Стены грубой кладки пестрят ламинированными путеводителями на трёх языках. Туристический маршрут. Проходим залу пыток. Электрические факелы тускло светят. Ныряем в узкий проход и слепнем в темном коридоре. Мгновенная суета и отождествление окружающему мраку. Темные силуэты, подобно театральным проекциям, дергают ногами, руками, головами... Секундный сумбур реальных событий и движение продолжается.
Дошли. Северная башня. Меня закрывают в одной из трёх камер: с самой большой решеткой и видом на огрызок неба, не больше моей головы. Оконный проём представлял собой усечённую пирамиду с почти двухметровой глубиной, на котором я конусом лежал высунув наружу лишь язык, во время дождя, в третий день заключения, - то есть вчера. Уточнение. Точность. Точка.
Камера представляла собой неправильную трапецию: пять шагов по стене с окном, следовательно северной, четыре - противоположная южная, три - западная с толстой решеткой и восток, с двумя шагами, терялся во мраке. Роза ветров была постоянна. Сквозняк вытягивал с запада на юг. В середине камеры дубовый стол, обшитый железом, и два табурета вросших в каменный пол. На столе кувшин с отломанной ручкой. От восточной стороны во всю стену выступал деревянный настил, что служил альковом. С сырыми мешками набитыми соломой. Флора была представлена мхом и иными грибами. Из фауны пробегающие задумчивые крысы и всякая насекомая братия, что пряталась днём от уличного пекла.
Я накручиваю круги, держа руки за спиной. Насчитал сто сорок шагов. Хватит. Сто сорок - это как раз спиной к решёткам. Из кармана военных штанов достаю подзорную трубу, устремляю её на восток. Серо-зелёные, местами бурые, камни, занимают внимание моего наблюдения. Слабый, еле видимый росток света меж швов кладки, подаёт мне сигнал. Разбегаюсь, насколько позволяет малая дистанция, и отталкиваясь от настила прыгаю на стену. Анфилада гротескных сводов, барочных арок, корабельных трюмов, животов китов, бетонных ферм, сгорающего ядра...
Растертые уставшие глаза проявили мне затертую надпись на противоположной стене кабинета: "Психологический признак сна - потеря интереса к миру." Посетители её не видят. Надо будет перевесить цитату на стену за моей спиной. Поверх дипломов она будет смотреться в нужном аспекте. Тянусь к селектору.
- Леночка, дорогуша, у нас есть еще клиенты?
- Богдан Андреевич, по записи все уже были. Пришли без записи. Вы их посмотрите или на завтра назначить?
- Знаете, - подтягиваюсь, смотрю на часы - восемнадцать ноль ноль. - Знаете, давайте всё-таки приму их.
- Хорошо.
Дверь осторожно, неуверенно, открылась и пропустила фигурку в форме.
- Здравствуйте. Можно?
- Да, конечно. Полиции мы всегда рады. Что стряслось? Проходите, не робейте.
- Случилось не у меня. У меня все хорошо, - нервно отдергивает форму, флиртуя капитанскими погонами. - Беда с моей племянницей. Со смерти матери я её опекаю. Но тут дело не в этом. Сестра моя давно умерла. Дашке было тогда пять и она пережила всё на удивление легко. Мы так переживали, а она ничего. День помолчала, а потом продолжила играть и жить как ни в чём не бывало.
- Так-так, бывает, - деловито рисую два треугольника друг на дружке: первый штрихую, второй делю параллельно основанию. - Продолжайте, пожалуйста.
- Дашин отец не смог справиться с собой. В общем, опустился, спился и совсем пропал. Мы его искали, но никак. Через год, из Можайска, пришло письмо из ровд. Был найден сильно обезображенный труп мужчины. При нём был паспорт, да и по некоторым возможным приметам сходилось, что это он. Мы съездили и похоронили его там. Даше ничего не сказали, чтобы не тревожить лишний раз.
Треугольники обвожу кругом и пронизываю сферу осью с лёгким уклоном. Тычу карандашом, словно дирижёрской палочкой.
- Продолжайте. Я весь внимание.
Прошло двенадцать лет: двенадцать колец вокруг треугольников. Даша выросла умницей и закончила школу с золотом. Штрихую пространство между каждым вторым кольцом. Два месяца назад, она пришла и сказала, что встретила и говорила с отцом. Вглядываюсь в рисунок. Получился усечённый конус: вид сверху с двумя половинками вершины, лежащими на плоскости конуса. Сказали, что она ошиблась, то есть обозналась. Беспокойство. Маньяк может. Запрет прогулок. Комендантский час. Верчу лист с бумагой. Вытягиваю рисунок над столом методом телескопа. Над столом вырастает труба тэц. Это было нашей ошибкой. Даша замкнулась, перестала есть. Маниакально-депрессивный, все говорят. Все говорят - никто не лечит. Хорошая фигура. Глажу пальцем разделённую вершину. Смотрю в окно на дымящую трубу тэц.
- И что только мы не пробовали... И в монастыри возили даже. Тут вот коллега рассказала, что у вас особый метод лечения.
- Да, патентованный метод - "Забытая Дверь".
- Помогите, пожалуйста! Извелась.
- Вы уже спокойны. Позовите племянницу и проваливайте.
- Слушаюсь...
Форма раскланиваясь пятится к дверям и пропадает за ними. Потолок темнеет и теряет свою физическую сущность.
Рампа включена и прожектор выхватывает дверь. На сцену выходит Даша, в высоких джинсах, белой майке, в кедах со звёздами и в чёрной шляпе Жана Маре. Золото волос стянуто в хвост, серый пиджак в руках. Глаза отстранёно блестят, как при простуде. Она проходит и плюхается на стул передо мной. Кабинет извращает её естественное состояние. Хлопаю в ладоши и всё приходит на свои места.
- Здравствуй, Даша! Я Богдан. Не хотела сюда идти?
- Честно? Нет.
- Я тоже думаю, что особых причин нет. У тебя были какие нибудь планы на сегодняшний вечер?
- Ну, собиралась на выставку модернистов. С подругами. Но меня не пускают. Так что, вроде как, и нет у меня планов совсем.
- Модернисты? Ммм... Это очень хорошо. Тогда иди и скажи тёте своей, что я рекомендую тебе посетить эту выставку. Она отпустит тебя саму. Завтра придёшь и расскажешь. По рукам?
- Нууу... Правда пустит? По рукам тогда. Только я приду когда захочу.
- Без проблем. До скорого. Погоди ещё немного. Скажи, что нарисовано на этом листе?
Рассматривает мой рисунок. Лоб пронизан двумя морщинкам, брови вскинуты, за мочкой уха пульсирует кровь.
- Так это же башня! Вид с птичьего полета, только ось там ни к чему.
- Башня? Хм, я думал труба. Ну, до завтра?!
- Ага... Да, башня, точно .
Точно башня. Закружило листок с рисунком. Ось норовит попасть мне в глаз. Кабинет, словно воздушный шарик, стягивается, вдавливая все вещи друг в друга и меня в стол, там спасительная дверь рисованной башни. Спасательный круг. Человек в шаре. Шар алле! Парад Алле! Жадный жук жонглирует жестянкой. Двое отроков, на арене пыльной улицы, стоят спиной к спине и, на счет три, отсчитав десять шагов стреляют друг в друга из обрезов. Карамельные тела впитываются в песок. Парад Алле!
Как же кружит голову юнца осознание величия и скорого конца. Лежу на настиле, подпираю сырую стену, на плечо вполз слизняк. Стряхиваю, но он липнет к пальцу. Швыряю его в сторону решетки. За решеткой появляется Смотритель крепости в форме надзирателя времен воссоединения. За ним стоит солдат с подносом. Смотритель нагнулся и поднял что-то с пола. Наверное брошенного мной червяка, или другого, или камень. Скорей всего гладит слизняка или камень. Кладет в кошель из кожи, что висит на боку.
- Доброго дня вам, государь! - склонившись входит за ним солдат с выправкой столба. - Согласно уставу нашего заведения, я принес вам еды со своего стола. Так как я главный смотритель крепости. В военное время, введенное вами, я становлюсь начальником тюрьмы. Так же из вашего указа. Посему приглашаю отобедать, чем бог послал.
Сегодня бог послал управителю жаренного поросёнка... и далее по тексту.
- Спасибо, но я не голоден. А к чему этот маскарад? - встаю на настил. Голова в мерцании светлячков.
- Ах, это? Я решил, что форма времен Кузы будет символична здесь и в вашем присутствии. Может всё же откушаете?
- Пока не желаю. Положи поднос на стол.
- А я рад вам. Ведь именно вы принесли мечту и дали мне должность. И я подумал, что было бы нехорошо, если ваш путь и ваше дело погибло здесь. Так сказать, прервался бы полёт. Я осмелился взять на себя обязанности главы повстанцев: собрал людей верных вам и мы захватили крепость, а к вечеру и город будет ваш.
Башня стала заполнятся людьми. Они несли факелы и вилы. Данный маскарад несколько смутил меня. На секунду. Я быстро пришел в себя, снял штаны и подняв с настила красную мантию накинул её на плечи.
- Наш государь с нами! - Смотритель клонится и вся толпа падает ниц. - И все это получилось не без помощи вашего друга и казначея Максимилиана Борка. Хоть Борк вас и сдал, но это была хитрая рокировка. Впрочем, он сам расскажет.
Толпа расступилась и к столу протиснулся Борк. Он был одет как всегда в трудноуловимые одежды и, казалось, что и вовсе состоит из заплаток. Глаза за тёмными очками не были видны. Он не снимал их никогда. Давно как-то затаился в нем страх, что украдут душу. Впрочем, это ему не грозило, а очки остались тотемом. Когда меня связали на балконе дворца Культуры, Борк стоял за спинами бойцов, и я видел улыбку на его лице... Так улыбаются продавая любимых питомцев.
- Салут, Богдан Воссоединитель! - Борк коснулся моей ноги в знак почтения. - Я думаю, ты не в сильной обиде на меня?
- Ты правильно думаешь. Обида не может происходить между близкими. Ведь ты делал во благо нашего дела?
- Ты прав, как всегда, государь. Как ты знаешь, с нами были страны А, Бэ и Цэ. Они помогали нам вооружением и деньгами. С их помощью мы прошли четверть намеченного пути. Следуя нашему с тобой устному секретному договору, в определенное время мы должны были ополчится против союзников и погубить их, или, по возможности, держать на расстоянии, для того чтобы не вызвать привыкания и, самое главное, не исполнять их требований, как ждущих дивидендов от своих вкладов. Потому, достигнув первой важной точки на нашей карте, и было принято мной решение о сдаче тебя как военного преступника. Страны Икс и Зэд заключили мир с нашими союзниками в расчете на твою голову. Но немая сила Игрек, до сих пор сохранявшая нейтралитет, с завтрашнего утра становится нашим союзником. На сегодняшнем банкете в честь союза А, Бэ, Цэ с Икс и Зэд, будут отравлены главы и представители этих стран. Игрек с лёгкостью поглотит обезглавленные на время страны, потому как на местах проведена работа. Но такого союзника мы уже не сможем провести. Веди нас!
- Ты хорош, как всегда, Максимилиан! - мои слова ползут по их ногам, оставляя влажные следы. Ставлю ногу на стол и со своей высоты вещаю народу эхом:
- Дорогие мои, соотечественники мои! Слезы гордости на моих глазах, и глаза мои устремлены на вас. Лучшие из оставшихся гордецов! Сегодня вы снова освободите город от тех, кому своя краюха ближе. Пленных не брать. Недовольных убить и самим не плошать. Смерть к лицу нашему войску. К утру, опустошив город, пойдёте дальше на запад. Пусть падут несметные богатства к ногам нашим. Мы их втопчем в грязь и поведём дальше нашу священную войну. Теперь идите, и я хочу слышать за стенами вой разрушения. Вперед же, славные потомки забытых отцов!
- Аве Цезарь!
Толпа исчезает. Одновременно за стенами слышны взрывы, стрельба... Паника пропитывает гремучий воздух. Искра - и город заходил под массой истины. Я подозвал Борка и Смотрителя.
- У меня есть поправочка к нашим планам. Утром вы все уходите из города, но оставляете двух бойцов и две машины. Всё-таки я решил, что меня надо четвертовать.
- Но государь?! - возмутились двое глядя на меня одного.
- Тсс, бестолочь. Я говорю четвертовать и четыре части мои мумифицировать, и разделить на четыре фронта. Это все. Конвоиров жду завтра к вечеру. Желательно, чтобы они были немы, но не глупы. А теперь - проваливайте. Побейте всех там, кого следует, а кого нет - приласкайте. Солнца вам!
- Аве Кесарь!
Оставленный на столе слизняк начал разрастаться. Через минуту он скинул поднос на пол, через две - достиг моих ног, а через три вдавил меня в стену... Кисель. Детство и кисельные берега в сказках... Тогда я не мог понять их, теперь же вкус въедается в меня... Я чувствую рост, деление простого организма. Фатумный онанизм.
Кабинет ставит три условия продолжения действия:
- Даша должна прийти.
- Она должна поведать свой сон.
- Она должна быть без сознания.
Первое условие: я встречаю растрепанную Дашу утром у дверей своего кабинета.
Причины поведшие к исполнению первого условия: вчера, возвращаясь с подругами после похода в галерею, весело тараторя и пританцовывая на пустой мостовой, время застыло и она застыла. Неожиданно, выхватив из сумочки нож, с воплем кинулась на прохожего, нанося ему удары расческой, в угаре принятую за нож. Мужчина не стал заявлять в полицию. Подруги успокоили Дашу и отвели домой. К приходу домой, она пришла в себя и почти не помнила произошедшее. Дома она легла ванную и стала напевать мотив марсельезы. Ко сну Даша отошла в полном здравии, но сон повлек новый припадок испугавший домочадцев. Потому, решено было с утра вести Дашу в кабинет. Тётя быстро сбежала, не дожидаясь меня. Даша дрожит.
Второе условие: Дашин сон, рассказанный пишущей машинке, спрятанной в шкафу.
Щелчок.
- Мне снились вы, доктор. Ну как вы... Вы были фоном сна, но я уверена, что это были вы. А я, - щелчок, - Лежала, и у меня было чувство, что я есть некий город, незнакомый мне, - щелчок. - Со старой европейской архитектурой и крепостью. Той, точно, - щелчок. - Башня, которую вы мне показали. То есть те каракули, которые на листке, которые, - щелчок, - Я приняла за башню. Я чувствовала себя на месте Гулливера. По мне ползали, - щелчок, - Толпы людишек. И такой тихий писк, и хлопки... Меня забавляло и щекотно было, - щелчок. - Но потом, на мне начались какие-то не совсем мирные действа... Я местами начала гореть, а местами, - щелчок, - Моя кожа разрывалась и кровь рекой заливала лилипутов. Ну, тех, что, - щелчок, - жили на мне, или что... Мне было мучительно больно, но в голове стоял ваш голос: "Терпи.Терпи-Терпииии..." - щелчок. - Я не смогла стерпеть и завыла, и проснулась. Все тело саднило, как будто меня волокли.
Щелчок...
Для третьего условия из стола вырастает метроном. Я подхожу к лежащей на кушетке Даше и монотонно начинаю читать Эллиота. При слове Город ты уйдешь в глубокий сон. Дохожу до Триумфального Марша: " Камень, бронза, камень, сталь, камень, лавры, звон подков по мостовой. И знамена. И фанфары. И столько орлов. Сколько? Сочти. И такая давка. В этот день мы не узнавали себя, не узнавали города..."
Дашина голова тяжелеет, руки спадают с кушетки. Я распахиваю окно и подтягиваю лежак к окну. Солнце рассекает воздух. Я ловлю темную точку перелома света в призме и растягиваю её. Материя подается легко. В ловких руках скоро образуется тент и через мгновение я уже натягиваю над нами шатер из фокуса.
Я нащупываю Дашину руку, считаю до десяти и, на слове "город", она открывает глаза. В чудных глазах дельфинах читается изумление. Темнота проясняется вырисовывая нам старую дубовую дверь.
- Что это за место?
- Не бойся, это правильное место. Дай руку и иди за мной.
Я тяну её сквозь толщу плотного наполнения пространства. Наши движения замедленны при том, что крыса пробегает на ускорении. Даша даже не вскрикнула, когда крыса пробежала по её ноге. Будут трудности. Стоя перед дверями, я размышляю. Тру ухо, нос. Чёрт! Надо было раньше об этом спросить. Медленно, словно шило, в ухо мне влетает крик: Змеи! Даша вползает на меня. Действительно, пол усеян гадами. Я поднимаю змею и бантом её завязываю на Дашиной шее. Она визжит, сопротивляется, но главное достигнуто: дверь бесшумно открывается и давление нас выталкивает за дверь.
Камера в башне. Даша дрожит. Под её окровавленными кедами дохлая змея. Все отлично. Точка достигнута.
- Теперь раздевайся и ложись на подстилку.
- Раздеваться? Зачем?
- Буду делать тебя государыней.
- Государыней?
Она чувствует своё безволие, стягивает с себя одежду и белым пятном ложится в темноту настила. Я подхожу, влезаю коленями на настил, раздвигаю её ноги. Врата раскрыты и алая роза призывает фанфарами феромонов. Я ввожу в её влагалище пальцы. Даша изгибается дугой, она слышит звон поля колокольчиков. Её клитор между моими большим и указательными пальцами, я ласкаю и сжимаю его. Пальцы в жаркой плоти. Я слышу поднимающийся ритм её жизни. Сжимаю. Она выгибается в бок.
- Кто твой отец? - кричу ей.
- Вы, выы... мой отец.
- Ты меня видела?
- Неееет!...
Я забираюсь на неё, раздвигая шире прелестные ножки. Ты дочь земли и солнца и нет у тебя родных! Я овладеваю ей: яростно, с рыком и безумием в глазах. Она плачет и гладит мое лицо. Моя шкала на пределе. Схватив Дашу крепче, я заполняю её собой. Резко встаю, поправляю мантию и звоню в колокол.
Появляется солдат с факелом.
- Мы готовы. Принесите государыне её наряд! Живей, солнце не ждёт!
Входит второй солдат с красным платьем и золотой короной.
- Дорогая моя, одевайтесь скорей. Нас ждет очень важное мероприятие.
Скрываясь в темноте, Государыня одевается в стыдливой скрытности. Не привыкла ещё к взорам рабов.
- Я готова.
- Тогда, ведите нас, воины!
Солнце ещё не ушло за стены крепости. В затененном дворе было приятно-свежо.
Я огляделся по сторонам.
- Всё это наше теперь, дорогая моя! Да, вы в положении теперь.
Живот государыни начинает расти.
- Вот так хорошо. Мы успеем до вод. Приступим же, свиньи.
Солдаты ведут меня к двум заранее зарытым столбам. Левую руку они привязывают к одному столбу, левую ногу - к другому. Да! Совсем забыл.
- Платочек, дорогая, возьмите у меня в кармане платок! Взмах будет сигналом. Да, и отойдите... Не надо слёз! Это всё по плану.
Солдаты подгоняют грузовики, соответственно привязывают меня к одному и второму.
- Давай натяжку, - моё тело отрывается от земли и висит на тросах. - Вот теперь готово. Ну же, дорогая...
Государыня отворачивается и машет. Тут же её ноги заливает вода. Моторы ревут. Мышцы вытягиваются. Слышу треск. Государыня кричит уже на полу в родовых муках. Брусчатку заливают два бурых пятна, и обоим я причина... Машины понесли, как славные орловские. Мой предсмертный крик сливается с криком младенца. Он лежит там же, на брусчатке. Государыня недвижима. Мои остекленевшие глаза уставлены на младенца, который перегрызает себе пуповину и кричит в заходящее солнце. Подходит солдат, поднимает новорожденного, обтирает его и уносит. Башня. Вид сверху: два треугольника лежат. Две половины конуса, две половины вершины. Вершина свершилась...
Окна восьмого роддома светятся утренним солнцем. Женщина держит на руках младенца и пытается ближе поднести его к окну.
- Вон же, Дашуля, наш папа! Покажемся! Помашем! Вон он, с самым большим букетом.
Молодая мать радостно машет в окно. Младенец, невидящим взглядом уставился на трубу тэц. Линии. Первая улыбка искривляет уста новорожденной.
- Она улыбается уже! - кричит женщина в окно.
Дверь бесшумно захлопнулась.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№5 — Солнечный луч
Если вы ощущаете боль, значит вы сделали ошибку.
Майкл Райс
Тот, кто ранит тебя, благословляет тебя, отправляя в путешествие, на которое сам бы ты не решился.
Суфийская мудрость
1
Я проснулась перед восходом солнца от внутреннего толчка: то ли сон добрый приснился, то ли что-то приятное сегодня, наконец, произойдёт.
Неожиданно в предрассветной тишине отчётливо прозвучал давно позабытый родной голос:
-Теперь ты понимаешь, что не можешь влиять на другие души? Они меняются только по собственному желанию. Так я задумал. Так было. Есть. И будет. Смотри.
И картинки-воспоминания понеслись перед моим мысленным взором.
2
Я наблюдаю за жизнью на Земле. Могу мгновенно перемещаться в любое место. Всё понимаю без слов. У меня нет тела. Я Душа. Мне интересно следить за мальчиком и девочкой на Земле. Я видела их Предназначение в Книге Судеб. Теперь наблюдаю: они отклоняются от своего Пути. Меня захватывает история их жизни.
Девочка – хрупкая, нескладная с острыми коленками и локтями. Свои тёмные тяжёлые косы она красивым движением нежной руки откидывает назад и мне нравится любоваться ею. Она пуглива и смешно верещит при виде пауков, мух, слепней и других насекомых. Мама, потерявшая в войну всех своих близких, слишком оберегает девочку от жизненных трудностей, и я волнуюсь, что это не пойдёт ей на пользу. Девочка должна восполнить потери, вернуть Роду былую мощь. Она очень мила и добра. Ей надо научиться быть сильной и самостоятельной, и у меня такой же урок записан на Пути, я наблюдаю, как она справится.
Я шепчу иногда в её нежное розовое ушко: «Не бойся, пробуй сама, ты справишься» или «Твоя мама не права, ты должна взять ответственность за свою жизнь на себя, ты сможешь делать выбор сама, не будь трусишкой». Девочка же, смеясь, поправляет выбившуюся над ухом прядку и отмахивается от надоедливого ветерка. Тогда я улетаю посмотреть на мальчика.
Мальчик – деревенский белобрысый драчун. Больше всего на свете он боится, что эта девочка узнает, как бедна и нестабильна его семья. Родительский дом выстроен в долг, каждый месяц нужно выплачивать государству ссуду. Отец пьёт и в любой день может пропить всё. Тогда мать ходит по знакомым и просит денег. Мать – деревенская учительница, ей дают, верят и она возвращает, конечно. Только так унизительно быть их сыном. Такое детство дано ему не просто так. Он должен стать писателем или художником. Как сам решит. Я подсмотрела его Предназначение. Теперь всё зависит только от него. Как справится он со своими горестями, данными для обретения силы и материала для творчества? Мне очень интересно, потому что у меня такой же как у него урок, мы записаны в одну книгу Пути, рядом. Он старше, уже воплотился, и я наблюдаю.
Я рядом, когда он убегает от побоев отца в лес и плачет от боли и обиды, от невозможности помочь матери и вразумить отца. Он думает, что его никто не видит сейчас. И правда, здесь только я. Я шепчу ему прямо в ухо: «Всё пройдёт, ты справишься, ты вырастешь и сможешь стать сильным, потерпи немного». А он чувствует лишь дуновение ветерка и совсем не понимает меня.
Я парю в пространстве без времени, свободная от воплощений. Холодно. Пусто. Одиноко. Только тайные наблюдения скрашивают моё существование.
Мои подопечные взрослеют, становятся старше, я продолжаю следить. Они не научились быть сильными и самостоятельными, но решают, что вдвоём справятся лучше, и я вижу их бессмысленную свадьбу. Первые попытки самостоятельной жизни в доме родителей девочки. Первые скандалы. Первые ошибки и неверные выводы.
Я слишком долго наблюдаю за ними, я знаю, как им жить. Я смогу сделать их счастливыми. Я решаюсь.
-Господи, отпусти меня к ним. Я хочу им помочь! – я знаю, где бы не находилась Он всегда услышит мою просьбу.
-Ты не можешь изменить Душу другого человека, даже если ты станешь их ребёнком. Души меняются только по собственному желанию, – получаю немедленный ответ.
-Господи, но ты ведь помогаешь им, поддерживаешь и направляешь?
-Я да. Но ты не я. Ты такая же, хоть и добрая, Душа как все. Ты можешь менять только себя, проходить только свои уроки. Делать счастливой – себя. Менять судьбу других ты не в силах.
-Господи, мне невыносимо смотреть на их страдания! – молю я в уверенности, что справлюсь.
-Я отпущу, они растерзают и измучают тебя и тогда ты поймёшь главное: ты станешь более зрелой душой. Лети, ты сама хотела этого…
3
Больно. Невыносимая боль рвёт на части. Что-то ритмично сжимает меня, и я слышу крик, но это не мой крик. Он пугает ещё больше, от него то место, где я нахожусь сжимается сильнее, и я теряю сознание. Уже не чувствую, как акушерские щипцы обхватывают моё обмякшее тельце и выдёргивают, не разбираясь в моих ощущениях. А их и нет. Я наблюдаю снаружи.
-В рубашке родилась. Повезло. – грубо похлопывая бездыханное тельце, покрытое меконием и плодным пузырём, говорит бывалая старушка-акушерка.
Сознание болью врывается в моё тело, и я ору, заметив на столике окровавленные щипцы:
-Вы что? Как вы могли? Нельзя щипцами, теперь у меня парез глазодвигательного нерва, а я хотела здоровое удобное тельце и красивые глаза.
Только на Земле получается:
-Уа, уа, уа!!!
-Ишь, раскричалась как возмущённо, только родилась уже что-то требует! Вот и помогай после этого людям, – беззлобно ворчит акушерка и показывает меня маме:
-Смотри, мамаша, девочка у тебя. Такая же горластая, как и ты.
-Какая грязная… я вообще-то мальчика хотела… – в изумлении смотрит на меня измученная мать.
-Хотела, хотела. Не тебе решать. Там.., - акушерка многозначительно показывает корявым пальцем наверх,- там за нас всё решают. А тут пока не изобрели таких приборов1, чтоб пол определять. И слава богу, а то наделаете делов, глупые бабы. –акушерка быстро крестится и уносит меня мыть и пеленать.
Холодно и я снова ору. Меня ловко скручивают так, что теперь я едва дышу и больше не могу ни шевелиться, ни кричать. Я проваливаюсь в сон.
Просыпаюсь от чувства нестерпимой боли в животе, его сводит судорогой, и я кричу. Это всё, что я пока могу. Никто не подходит, лишь соседние свёртки присоединяются ко мне. Я в ужасе смотрю по сторонам и вижу своих несчастных соседей, похожих на меня как две капли воды. Теперь понимаю, что комната наполнена такими же брошенными и голодными коконами, как и я. От отчаяния проваливаюсь в сон-небытие.
Меня тормошат и куда-то тащат, пихают что-то в рот, а я от обиды не могу и не хочу есть. Похоже на Земле кормят не тогда, когда хочу Я, а когда решит кто-то другой. Очень неприятное открытие повергает меня в сон-шок снова.
-Странно, не берёт грудь и уснула так быстро, это нормально? – спрашивает мама у медсестры.
-Нормально. Нормально. Не волнуйтесь, мамаша. – равнодушно отвечает уставшая женщина.
Я снова наблюдаю этот разговор снаружи своего тела. Похоже у меня есть способности покидать его и возвращаться. Удобно.
Вижу козырёк крыльца заведения, где появилась на свет. Я представляю собой какой-то кулёк на руках незнакомой женщины в белом халате. Моё лицо чувствует прохладу осеннего дня, как же давно я не была на Земле! Знакомые лёгкие касания ещё тёплого ветерка, солнечный лучик узнаёт меня, скользит, согревая щёчку последним теплом, тихонько шепчет: «Привет, тебя давно не было здесь...»
Приближается папа, у него огромный букет жёлтых цветов. Вспоминаю, это хризантемы. Чужая равнодушная женщина, что держит меня на руках, оживляется, трясётся всем телом от глупого смеха и собственных слов:
-Поздравляю, папаша! Вот ваша дочка!
-Спасибо, - папа суёт женщине что-то в карман, потом протягивает букет и пакет с подарком.
Происходит суета обмена меня на цветы.
-Ой ну что вы, мы же бескорыстно малышей вам продаём, - жеманно говорит женщина и торопится уйти.
Мы остаёмся втроём: мама, папа и я. Папа приближается к маме и шипит:
-Ничего не можешь сделать нормально: ни суп сварить, ни рубашки постирать. Даже сына родить не можешь, – пытается вернуть меня маме, но мама глазами делает знаки, чтоб донёс меня до машины.
Папа понимает без слов. Я остаюсь у него на руках и внимательно рассматриваю злое лицо. Недоумеваю: куда делся добрый мальчик, всегда такой справедливый, защищающий слабых и вдруг искажённое неподдельной яростью лицо. Как это произошло? Почему? Что со мной не так?
Смотрю на маму: ей стыдно и за меня, и за себя. Она съёживается и, кажется, хочет исчезнуть. Мы не оправдали чужих надежд, а видимо были должны. Мама сдерживает слёзы и злость. Скоро, скоро этот поток злости и неприязни польётся на меня, я чувствую и пугаюсь своих догадок.
Меня равнодушно грузят в машину и везут домой.
Добрые лица бабушки и дедушки. Глаза светятся настоящей любовью. Её так много, что я физически чувствую тепло этих людей, склонившихся над кроваткой.
-Вика…Викуля… Викуша, - мурлычет бабушка нараспев, пробуя имя для меня.
-Такая милая, не зря я с целины сбежал, - шепчет дедушка и по-мальчишески хихикает.
-Зря, теперь тебя уволят из армии за такие дела, – бабушка будто сердится и смеётся одновременно.
-А и пусть, я с Викулей буду сидеть дома, мне уже пятьдесят, хватит служить.
-Ещё чего удумал. Служи.
И бабушка запела: «Баю, баюшки-баю, не ложися на краю…» Я сразу уснула.
Сосредоточенные лица мамы и папы над кроваткой.
-Что-то Марина плохо ест? – встревоженный голос мамы.
-Нормально ест, – равнодушный ответ папы.
Марина? Я же была Викой, как я стала Мариной?
-Почему ты решил назвать её Мариной? - о, мама читает мои мысли.
-Не знаю. Ехал в машине регистрировать рождение, песню хорошую услышал. А что ваша Вика, как трава? Мой папа сказал: вика полевая – название травы. Зачем нам трава?
-Моя мама очень хотела так назвать…
Папа раздражённо фыркает и исчезает из моего поля зрения. По звукам догадываюсь, что лёг спать. У мамы грустные глаза. Так хочется ей помочь, но я не знаю, как. Надо скорее выучить их язык. Мои сигналы они не понимают.
Раздражённые крики врываются в мой сон. Кричит бабушка, где-то далеко, похоже на кухне. Ругает дедушку. Дедушкин голос очень тихий, слов не разобрать. Так хочется, чтобы они не ругались. Кричу:
-Не ругайтесь, не надо, ведь я так вас всех люблю!
И снова получается:
-Уа - Уа - Уа!!!
Да что ж это такое! Почему так искажаются звуки на Земле? Почему они не владеют телепатией? Надо срочно учиться говорить, а пока придумать что-то другое. Стучу ладошкой по решётке деревянной кровати – больно и никакого толку, ладошка маленькая и мягкая – не слышат.
Я смотрю по сторонам: нужно срочно придумать, чем можно получить громкий звук. В кроватке только стеклянная бутылочка с остатками жидкой манной каши – грудное молоко у мамы так и не появилось. Беру бутылочку и стучу по деревянным перилам кроватки. Нет, не слышат, надо стучать сильнее.
Бутылочка рассыпается множеством осколков. Они звенят и падают на пол. Какой интересный новый звук! Теперь я вспомнила, что стеклянные предметы бьются. Внезапно чувствую боль в руке. С удивлением рассматриваю что-то красное, вытекающее из того места, где больно. Вспоминаю – это кровь. И ору теперь во всю мощь – мне очень больно и страшно. Всё это получается достаточно громко, я слышу приближающийся топот и встревоженные крики.
Сплочённо, как единая команда, дедушка и бабушка с ещё красными от скандала лицами, бросаются вытаскивать меня из клетки кровати, убирают мокрое бельё и осколки. Обрабатывают руку. Больше не ругаются. А я молодец, справилась!
Бабушка шепчет:
-Ну, что ты, Викуша, наделала, мама нас теперь ругать будет, бутылочку-то новую где достать? Дефицит ведь у нас.
Хочу сказать:
-Бабуля, я же Марина теперь, а не Вика.
Получается:
-Угу!
-Дед, смотри она что-то понимает, – радуется бабушка.
-Конечно, понимает. Она больше нас понимает! – с гордостью говорит дедушка.
-Чего говоришь, старый дурак. Да, что они, несмышлёныши, понимают? – ласково журит деда бабушка.
-Всё понимают, - не сдаётся дед.
Мне становится обидно за дедушку, я говорю:
-Я всё понимаю! Дедушка прав!
А выходит:
-Угу!
-Вот видишь, - победно смотрит на бабушку дед, - она подтвердила!
-Да ну тебя, фантазёр…, - бабушка уносит мокрое бельё в стирку, а мы с дедом заговорщицки переглядываемся. Нет, дед точно владеет телепатией, а иначе откуда он знает?
А дед и правда уволился, стал со мной сидеть, мама вышла на работу.
Какие же это счастливые деньки! Я живу у дедушки и бабушки, мне хорошо. Мы гуляем, смеёмся; когда я делаю первые шаги, пытаюсь побежать, чтобы подольше сохранить равновесие, и всё же шлёпаюсь на попу. Дедушка заботливо отряхивает штанишки, и мы снова смеёмся. А потом он приносит мне вкусные душистые ягоды земляники.
Вечером мы часто смотрим на Луну. Она завораживает своим загадочным светом и тенями на поверхности.
Бабушка всегда старается сунуть мне что-нибудь вкусненькое: то ягод принесёт, то гороха, то вкусную булочку.
Иногда с работы приходят родители. Обычно злые и раздражённые. Я уже знаю, что нельзя тянуть к ним руки и пробовать заигрывать. От этого они раздражаются и говорят:
-Неужели ты не понимаешь, как мы устаём?
Я-то понимаю. Только вот не знаю, как сделать, чтоб не уставали. Как мне им помочь? Страшное открытие всё чаще появляется в голове: да ведь это я источник их усталости и страданий. Они были несчастны и до меня. Я думала, что смогу им помочь, стать их радостью. А стала обузой. Для дедушки и бабушки я стала радостью, но её я хотела дать маме и папе. Что-то пошло не так как я хотела. Как же мне теперь всё исправить?
Вдалеке на кухне гремят кастрюли, значит бабушка чем-то недовольна. Негромкое бормотание ужина потихоньку превращается в скандал. Я наблюдаю за изменениями звуков из дальней комнаты огромной бабушкиной квартиры. Ситуация становится угрожающей. Я пробираюсь по тёмному коридору поближе, чтобы узнать, что там у них опять.
Нет, темноты я не боюсь. Глупости про темноту выдумывают те, кому хорошо живётся. Страшно, когда ругаются и ненавидят друг друга любимые люди, а темнота – это друг. В ней ничего дурного нет, лишь покой. Так хочется покоя…
Прячусь за углом и слушаю.
-Не лезьте не в своё дело! – в голосе папы я чувствую еле сдерживаемую злость и пугаюсь. Папу я давно уже боюсь.
-Воспитание внучки, твоё постоянное отсутствие дома - моё дело тоже, – негромко говорит бабушка. Она не злится, она переживает. Кажется, она очень хочет нам с мамой помочь. И я бы хотела нам помочь, да вот только инструментов никаких для этого не имею, даже выучиться говорить как следует пока не получается.
-Не ваше дело! – папа злится сильнее.
-Мама, не надо... – всхлипывает моя мама.
-Я всё решил, мы будем жить отдельно, – резко говорит папа, глядя в тарелку с бабушкиным супом.
-Где вы будете жить? – грустно спрашивает бабушка.
-Мне от работы квартиру дадут.
-Да какую ж тебе квартиру-то дадут в твоей деревне? Без отопления и без воды. Станете печки топить, да воду носить. Моя дочка не привычная к этому. А Марина? Кто с девочкой будет сидеть. Мы ж к вам не наездимся…
-Зато ваша изнеженная дочка наконец-то научится жить, а Марину - в садик, – папа подвёл черту и победно посмотрел на бабушку.
-Какой садик? - бабушка встревожилась, - ей же годик недавно исполнился? В ясли что ли сдадите ребёнка? Так до города далеко из твоей деревни. Как возить станете?
-Разберёмся. Ясли есть круглосуточные, а на выходные будем забирать.
Мама плачет, бабушка отворачивается и продолжает греметь кастрюлями. А папа ставит тарелку в раковину, похоже собирается уходить, я, пока не попалась, бегу в комнату, где меня оставили. Через несколько минут громкий стук хлопнувшей двери подтверждает мою догадку – папа ушёл. Что же теперь с нами будет?
В комнате темно. Я сижу в уголке нашей новой квартиры с печкой и без воды, как и говорила бабушка. Сегодня суббота и меня забрали из круглосуточных яслей. Мама уехала к своим родителям, оставив меня на папу.
Я не понимаю, как такое могло случится? Как я могла в один миг оказаться в новом совершенно чужом мире совсем одна? Как так вышло, что у меня отобрали дедушку и бабушку? Почему они не могут меня забрать? Как спастись?
И ведь я придумала: чтобы выжить, надо каждый день перебирать бусинки драгоценных воспоминаний. И воспоминаний-то у меня немного, но там светит солнце, там есть запахи, есть цвет, есть любящие лица. Здесь больше ничего нет - темнота, страх, тоска и отчаяние.
Перебирать бусинки нужно каждый день, чтобы не забыть, что по ту сторону у меня была жизнь, была нормальная человеческая жизнь, а значит, даст Бог, будет ещё. Просто нужно не забыть, как было там.
Каждый день перебирать и рассматривать бусинки-воспоминания:
Вот светит солнце, и я на руках у бабушки, а дедушка смеётся.
Вот ярко-зелёная трава, и я держусь за скамеечку, делая первые шаги.
Вкусный запах чистого белья, которое сушится в сторонке от детской площадки, где я, визжа от восторга, бегаю. Дедушка смеётся и хлопает в ладоши.
Огромная луна, и мы с дедушкой вдвоём на неё смотрим.
Запах старенького подъезда, такой сырой и прохладный, а потом терпкий и знойный, когда выйдешь на улицу. Тополиный пух вокруг и огромные тополя, но совсем не страшно, когда маленькая ладошка в дедушкиной руке.
Это нельзя забыть, иначе можно потерять навсегда. Каждый день вспоминать и перебирать. Тогда по этим бусинкам я смогу найти дорогу назад к дедушке и бабушке.
Жить прошлым, не смотреть на ужас настоящего и помнить, чтобы потом найти.
Ярко-красная горка земляники в раскрытой дедушкиной ладошке, а я бегаю и громко смеюсь. Дедушка ласково говорит: «Шкода, ты моя шкода…»
Вот бабушка моет посуду, а мы с дедушкой уплетаем жаренные макароны. Макароны забавно падают из маленьких и неумелых рук.
Не забыть, это нельзя забыть, а помнить больше нет сил…
Нет сил видеть ужасную разницу, что было и что есть.
С каждым днём всё больнее перебирать бусинки, с каждым днём всё очевиднее, что назад не вернуться и бусинки как осколки расколотого мира колют и колют.
Нет, не так. Нужно терпеть и перебирать, иначе я навсегда останусь здесь, я забуду дорогу домой. Перебирать бусинки каждый день, как бы ни было плохо. Это последняя ниточка в тот мир, моя последняя надежда не забыть, кого я люблю по-настоящему.
Вот бабушка даёт что-то вкусное, а уже не разглядеть что: тускнеет бабушкино лицо, я больше не могу услышать дедушкин смех. Бусинки больше не переливаются. Их нужно перебирать, иначе смерть.
Так плохо. Я вся горю. Нет сил, бусинки разрастаются до невероятных размеров и их больше невозможно разглядеть. Гаснет свет. Я потеряла их, свои воспоминания.
-Подозрение на воспаление лёгких, надо в больницу, – продирается голос чудовищ сквозь пелену огромных шаров.
О чём они? Так плохо. Я потеряла все бусинки. Это было самое важное, а значит и жить незачем. Свет погас.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№5 — (продолжение)
4
Сегодня мне пять лет.
Я стала послушной девочкой. Никогда не плачу. Мы только что переехали в деревянный домик, который дали маме от работы. Меня перевели в уже не круглосуточный, а обычный садик. Каждый вечер мама забирает меня домой, потому что воспитательницы не отпускают одну. А по утрам я хожу в садик сама.
Мама большой начальник. А папа нет. Он злится, но пытается это скрыть. Только я всё равно вижу. Вижу, но молчу.
Вчера бабушка подарила мне железную заводную курочку. Сбоку у неё ключик, заведёшь, поставишь на пол, и она будто зёрнышки клюёт. А бабушка и правда нашла какой-то крупы, на пол насыпала, завела курочку, и мы вместе её «покормили». Потом я ушла гулять, положив курочку в дедушкину шапку, будто в гнёздышко отдохнуть, а когда вернулась курочка снесла яйцо. Огромное, больше самой курочки и сразу варёное. Ну так курочка-то волшебная. В сказках всякое бывает. А яйцо вкусное. Говорят, я плохо кушаю, а целое яйцо съела.
Вечером папа забрал меня от бабушки вместе с подарком. Мы молча доехали до дома, молча вошли. Мама была на работе, и я сама легла спать. Я ж большая девочка. Курочку положила рядом.
Проснувшись утром, решаюсь курочку покормить. На кухне папа, я его боюсь. Потому зёрнышек-крупы достать не получается. Я скребу клювом о деревянную ручку раскладного кресла, в котором сплю и вот диковинка: по бороздкам на ручке я понимаю – курочка поела. Нахожу свою шапку и устраиваю птичку в неё, снести мне на завтрак яичко. А сама иду умываться и чистить зубы. Когда возвращаюсь в комнату за яйцом, на мои тихие передвижения по дому реагирует папа и приходит тоже:
-Проснулась? Иди…- безразличие на папином лице мгновенно сменяется яростью.
Я наблюдаю, будто со стороны: папа кричит, брызгает слюной, топает ногами, замахивается…
А я не пойму, как безразличие может так быстро сменяться яростью?
Он замечает курочку, которая сидит в гнезде. И … бросает на пол, топчет ногами, металл покорно сминается под его ногами…
Курочка умерла, так и не успев снести мне яичко на завтрак…
Я не плачу…
Я очень плохая девочка…
Да, я испортила кресло…
Да, я не зарабатываю… ни на новое кресло,.. ни себе на еду…
Да, я дармоедка и тунеядка…
Да, я всё поняла…
Да, теперь я наказана…
Да, меня лишат праздника и подарков…
Папа уходит. Мёртвая курочка лежит на полу. Я не плачу. Я тихонько прибираю её в коробку с игрушками.
Это ничего, что меня лишат праздника. Я заслуживаю наказания, ведь я испортила дорогую вещь, на которую не заработала. Мне хочется как-то научиться зарабатывать, распоряжаться собственными вещами и не быть дармоедкой. Я ем, мне приходится покупать одежду, оплачивать садик, водить к врачу. Да, я и правда большая обуза… Как же я не догадалась раньше? Радость? Какая же от меня радость? Одно горе.
Вечером я лежу в постели и смотрю на лампочку. Если прищурить глаза, то получается увидеть множество лучиков света. Такие раньше исходили от бабушки и дедушки. И ещё от кого-то очень доброго и огромного, но я забыла от кого.
Вечер. Родители уже давно забрали всех детей из садика, я осталась одна. Воспитательница волнуется, хочет домой и недовольно поглядывает на меня. Я всё понимаю и ничего не могу сделать. Мама не приходит, мне стыдно. Я мешаю и деться мне некуда. Воспитательница пишет записку, я молча наблюдаю за ней, а сердце сжимается от страха и тоски. Потом мы выходим, она закрывает дверь садика, суёт в неё равнодушный клочок бумаги, и мы идём к ней домой.
Дома она разрешает мне посидеть в комнате, а сама возится на кухне, по запахам понимаю - готовит ужин: скоро соберётся её семья. Мне хочется в туалет, но я не решаюсь причинить дополнительные хлопоты: жмусь и терплю. Это так унизительно - быть живой: доставлять кучу проблем, хотеть есть, ходить в туалет, нуждаться в тепле и любви. И когда это так трудно получить – это ужасно. Я хотела бы быть неживой, не досаждать, не мучать, не отсвечивать… Но это невозможно. Я терплю и молюсь, чтобы мама поскорее пришла, смотрю на входную дверь в надежде незаметно ускользнуть, но понимаю – так нельзя.
Мама приходит, извиняется и забирает меня. По дороге домой ругает за мокрые колготки, от облегчения я не стерпела и не успела попроситься в туалет. Я чувствую себя виноватой – одни проблемы от меня.
Сегодня в садик пришёл фотограф. Это необычное событие – получить собственное цветное изображение и потом гордо вклеить в альбом. Меня нарядили в красное платье и даже изловчились привязать красный бант на макушке к моим коротко стриженым волосам.
-Дурак красненькому рад! – сказал папа, когда увидел меня такую красивую.
Я не понимаю: то ли я дурочка, то ли кто носит красное – дурак. В любом случае я в красном, значит дура. Становится немного грустно. Но бант и свежий воздух по дороге в садик примиряют меня со всем. Мне бы хотелось длинные волосы как у других девочек, но маме некогда со мной возиться, а сама я могу справляться только с короткими: мыть и причёсывать.
В садике уже суета: каждого по очереди усаживают на стульчик, дают в руки красивого плюшевого мишку и приказывают улыбнуться. В радостном предвкушении я улыбаюсь без приказа. «Смех без причины – признак дурачины», - снова вспоминаются папины слова. Но они не могут заглушить радостное волнение.
Моя очередь сидеть на стульчике и держать восхитительного мишку. Мне не приказывают улыбаться, от счастья я улыбаюсь всем своим существом…
Ну вот и всё… мишка переходит к следующему. Я с сожалением выпускаю его из рук, но успокаиваю себя тем, что он навсегда останется со мной на фотографии.
Через неделю воспитательница меняет у родителей заветные фото на деньги.
Мама обещает показать их только дома, я жду.
За столом мама, папа и я. Мама бережно разворачивает бумажку с фото. Там я – улыбаюсь всем своим существом.
-Фу, улыбка как у Буратино! Ты что даже улыбнуться нормально не можешь? – папа злится, я съеживаюсь.
-Да, правда, такая некрасивая улыбка! – подтверждает мама и укоризненно смотрит на меня. «Опять подвела, опять мне стыдно за тебя», - означает её взгляд.
-Ну я же говорил – дурак красненькому рад! – подводит итог папа.
Я тихонько ухожу к себе в комнату. Я не понимаю. Мне нравится девочка на фотографии – она такая счастливая! У неё большие синие глаза, маленький носик и улыбка, когда улыбаются даже носик и глаза. Только бы ещё длинные волосы… Но это дело поправимое. Вырасту и отращу… А свой не поворачивающийся влево глаз я скрываю лёгким наклоном головы. Такая красивая и радостная девочка. Почему «буратино»?
Я долго размышляю, а потом никогда не улыбаюсь на фотографиях и меня называют «букой». Я больше не люблю фотографироваться.
Мама собирается в больницу. Внутренне я кричу во весь голос:
-Мама не убивай этого мальчика! Пожалуйста! Он рвётся ко мне, не к тебе. Его душа хочет помочь и поддержать меня. Мама, мне так плохо здесь на Земле одной! Не убивай мальчика…
А получается негромко:
-Мама, не уезжай. Останься с нами. Я буду очень хорошей и послушной. Не уезжай.
-Глупая, я недолго. У меня животик болит. Полечат, и я вернусь.
-Мама, не уезжай, животик завтра пройдёт, я знаю, – тихо, но твёрдо говорю я.
-Нет, не пройдёт. Ты, что, эгоистка, не понимаешь. Маме плохо. Ты хочешь, чтобы мне было больно, злая девчонка? – внезапно она раздражается и уже почти кричит на меня.
-Хорошо, я не хочу, чтоб у тебя болел животик, – испуганно соглашаюсь я.
-Ну вот и славно, - мама прячет от меня заплаканное лицо.
Она думает, что я ничего не понимаю.
Приехал папа, я сразу узнаю звук его машины и съёживаюсь. Мама молча выходит из дома со спортивной сумкой. Я сижу на скамеечке в палисаднике нашего деревянного домика.
-Ну будь умницей. Папа меня отвезёт и сразу вернётся, – примирительно говорит мама на прощанье.
-Хорошо.
Машина уезжает. Я сижу и не могу встать. Что-то очень тяжёлое внутри, будто придавило меня.
-Извини, я не смогла тебе помочь… спасибо, что хотел меня поддержать… прости не отстояла тебя, - шепчу кому-то в пустоту и слёзы капают из глаз сами.
Нет, нельзя расслабляться и жалеть себя. Я должна прибрать дома, приготовить обед для папы, сегодня я хозяйка. И ничего, что хозяйке восемь лет. Я уже большая. Справляюсь.
Папа исчез. И я не знаю куда. Вот был, приходил изредка домой: когда трезвый – орал, бросал вещи и топал ногами, а ещё стучал кулаком по столу, утверждая свою правду, а когда пьяный – добрый и весёлый. Мог пошутить и поговорить со мной. Правда с разговорами всё равно как-то коряво выходило. Ну так, что ж я маленькая и глупая, хоть и стараюсь много читать. Вот, например, так строились все наши попытки бесед:
-Что читаешь? - спрашивает меня весёлый папа.
-Мэри Поппинс, - честно и наивно отвечаю я.
-Ну и что там пишут умного? – в голосе папы мелькает ирония или мне кажется?
-О! Там так интересно! Там настоящее весёлое детство. Представляешь, так бывает: няня добрая и строгая одновременно. И она любит своих детей. Укладывает спать, даёт весёлые таблетки и вкусную микстуру, читает сказки и водит в зоопарк и в гости! – я так увлекаюсь пересказом и редкой, но такой желанной возможностью пообщаться, что не обращаю внимания как изменяется папино лицо.
-Дура ты! И книжки читаешь дурацкие… – зло бросает мне в лицо отец, будто плюёт ядом, я задыхаюсь и замолкаю.
Темы бывали разные, а итог всегда один. Так что беседы у нас не получались.
Что-то я ещё не улавливаю в выражении человеческих чувств и не могу порадовать своих родителей.
А теперь папа не приходит домой уже почти месяц. Я давно не задаю лишних вопросов. И сама пытаюсь понять, что произошло.
Мама сильно устаёт, почти не разговаривает со мной, но так было и раньше. Иногда я бываю у бабушки и дедушки, но и они молчат, впрочем, о папе мы с ними никогда не говорим. Ничего не изменилось, кроме того, что папа перестал приходить домой и стало немного спокойнее.
-Я на месяц уезжаю к папе, а ты поживёшь у бабушки с дедушкой, - однажды утром сообщает мама.
-А где папа? – я решаюсь на вопрос.
-Как где? Уехал учиться. Вот дура, ты что прикидываешься, будто не знала? - раздражается мама.
-Нет, - я пугаюсь.
Мне никто не говорил, тогда откуда я могла знать? И почему учиться? Я хожу в школу, учусь, но папа-то взрослый. «Лучше не задавать глупых вопросов! Молчи!!!» – вопит об опасности внутренний голос.
-Вот эгоистка-то растёт! Только о себе и думаешь! – мама распаляет себя для скандала.
-Да, – я стараюсь казаться спокойной, чтобы не навлекать на себя беду.
-Что да? – последняя попытка провокации на скандал.
-Эгоистка, – примирительно соглашаюсь я.
Мама в раздражении хлопает дверью, уходя на работу. Теперь я знаю: папа уехал учится. На несколько дней я превращаюсь в сыщика и мне удаётся прояснить ситуацию: папа переживает, что мама большой начальник и тоже не хочет отставать. Потому он решил получить образование, стать милиционером со звёздочками на погонах, вместо палочек. Он надеется, что это уравняет их с мамой, улучшит самооценку и климат в семье.
И кто же тут глупый: я или они? Неужели они не замечают, что причина их душевной боли не в самооценке и званиях. Причина в том, что они делают то, что не любят и не хотят. Разве может это приносить радость и повышать самооценку?
И как им объяснить?
Два года мы почти не видим папу. Впрочем, с его отъездом мало что меняется в нашей жизни. Только мама становится злее, теперь за двоих.
5
Мне десять лет. Морозный январский полдень. Я только пришла из школы домой. Отменили сразу два урока физкультуры и распустили по домам. Радость.
Звонит телефон. Страшненький красный стационарный телефон противно дребезжит на тумбочке в коридоре. Я дома одна. Подхожу.
-Алло.
-Здравствуйте, это у вас бабушка умерла? - деловито спрашивает мужской голос.
-Нет… У нас никто… не умер…, - я растерялась.
-Это номер 52-113? – настораживается деловитый голос.
-Да, номер правильный…но я не знаю…бабушка…позвоните маме на работу по номеру ... - машинально диктую мамин номер и бросив трубку, быстро набираю его сама.
-Мама, мама, звонил какой-то дядька… бабушка… - я не могу произнести страшных слов, которые, наконец, дошли до сознания.
-Нет, всё в порядке. У нас всё в порядке. Мне некогда. – с нажимом говорит мама и кладёт трубку.
От облегчения я даже не замечаю, что мама ответила на не законченную мной фразу. Знала? Догадалась?
Я вздыхаю. Дядька что-то перепутал.
У меня сегодня гимнастика. Собираю вещи и тащусь на тренировку.
В раздевалке ко мне подбегает девочка, дочка бабушкиных и дедушкиных соседей, с вопросом:
-У тебя кто-то умер? – её глаза блестят нескрываемым любопытством.
-Не знаю, – я и правда перестаю понимать.
-Я видела, когда шла на тренировку, как из квартиры твоих бабушки и дедушки выносили тело, прикрытое белой простынёй, – как будто фильм ужасов рассказывает мне она и снова вопросительно смотрит в жажде интересных подробностей.
-Извини, мне пора, – я хватаю вещи, хорошо хоть не успела переодеться. Куртку и шапку надеваю на морозе и бегу подальше от людей. В лес. Нет, я не плачу. Я не могу понять чего-то важного про жизнь на Земле. Просто брожу по вечереющему лесу, потом возвращаюсь домой. Родители дома. Мы делаем вид, что ничего не произошло. Как будто, если не назвать события своими именами, они перестанут существовать.
Мне десять лет, и я не умею горевать. Я ещё не знаю, как они это делают здесь на Земле. Как выразить боль расставания с любимым человеком? Внутри что-то ломается и замирает. Они молчат, я тоже молчу. Заморозилась, как январская природа за окном.
Я не видела дедушку таким никогда. Он стал пить.
Вот мы сидим с одноклассниками на холодной скамеечке в сумерках. Морозит, хоть и март уже. Через лесок идёт мужчина, он шатается и потом, поскользнувшись, падает, встаёт, история повторяется, одноклассники смеются. Я узнаю: это мой дедушка и трусливо убегаю домой, чтобы не видеть этого.
Такой любимый и страдающий дедушка. Я не знаю, как ему помочь. Никто не говорит о бабушке, о том, как нам не хватает её. Может, всем нормально? Может, только я ненормальная и тоскую? Надо как-то отморозить эту часть себя, где так много любящей и недостающей бабушки. Как-то надо помочь дедушке. А как?
На следующий день я прихожу к нему домой. Дома стало грязно и неуютно. Прибираюсь. Достаю баночку с супом, мама просила покормить дедушку. Разогреваю. Сидим на кухне молча. Мы всегда понимали друг друга без слов, понимаем и теперь: оба не знаем, что делать и как пережить.
Я знаю – он не справится и уйдёт вслед за ней. Он тоже это знает. О чём нам говорить? Могу ли я его удержать? Удержать и оставить грустить или отпустить к ней? Трудный выбор. Я и сама хочу туда. Но мне не время, а им пора быть вместе. Дедушке так будет лучше. Я отпускаю. Он чувствует это и смотрит на меня с благодарностью.
Как же я буду без них?
Ничего, я справлюсь…
Ещё тёплый осенний день. Я иду из школы и размышляю о том, что через неделю мой день рождения и может быть снова, как тогда, тёплый осенний лучик вспомнит, скользнёт по щеке и поговорит со мной…
У подъезда вижу соседку. Она сочувственно смотрит на меня и что-то говорит. Я понимаю без слов, и только одна фраза врезается в память навсегда:
-Он умер во сне. Ему не было больно. Соболезную.
Я молчу. Похорон дедушки не помню. Я вообще перестаю понимать и помнить. И перестаю отмечать свои Дни рождения.
6
Я заканчиваю школу с золотой медалью. Мама и папа гордятся собой. Такой родительский успех!
До выпускного осталось две недели, почти все экзамены сданы и мама вкрадчиво начинает разговор:
-Ты скоро сдашь экзамены в школе и уже досрочно поступила в институт, в который хотела…
-Ты… - машинально поправляю я.
-Что ты? – не понимающе переспрашивает мама.
-Ты хотела в тот институт, не я. Поступила я, а хотела ты.
-Что плохого в приличном образовании? Разве я зла тебе хотела? – искренне удивляется мама.
-Нет, – соглашаюсь я.
-Ну вот и славно! Я подумала… зачем тебе идти на выпускной? Что там тебе надо? В институте будут другие ребята, новые знакомства, всё равно вы сейчас расстанетесь и разъедетесь.
-Да, разъедемся, – подтверждаю я.
-Ну вот, может заберём деньги, что сдали на выпускной? – осторожно смотрит на меня мама.
-Заберём деньги? Так можно? – я удивлённо поднимаю на неё глаза.
-Я уже с твоей классной поговорила – она не против. И что там тебе делать? В твоём педагогическом классе одни девочки. Что без мальчиков на выпускном? Скучно.
-Наверное, скучно, – я чувствую, что мой отказ почему-то важен для мамы.
-Вот видишь! – радуется она, – Не пойдёшь?
-Не пойду, – соглашаюсь я.
-А папа как раз машину новую хотел, порадуем его… - мама будто размышляет вслух, и я понимаю: опять папины желания оказались важнее моих, на машину давно копили, видимо крохи с моего впускного помогут её купить.
Ведь я этого хотела. Я сделала их счастливыми. Почему же мне так плохо самой?
Через месяц мне исполнится восемнадцать лет. Кажется, я разучилась радоваться. И печалится будто тоже разучилась. Когда-то что-то случилось со мной и теперь я почти ничего не чувствую. Живу как автомат для исполнения родительских желаний. И не понятно: счастливы они от этого или нет. Вроде счастливыми они не выглядят. Хотя... что я понимаю? Я уже давно сама ничего не чувствую. Только любовь к чтению позволяет мне жить пусть и ненастоящую, хотя бы книжную, чужую жизнь. Это моя отдушина. Читаю запоями.
Мама влетает домой, нарушив поток моих мыслей, и я вижу ярость на её лице, адресованную мне. Лихорадочно соображаю, что натворила и не могу вспомнить никаких проступков.
-Ты целовалась с ним? – орёт мама, угрожающе приближаясь ко мне.
-С кем?
-С парнем со своим? – мама в сантиметре от моего испуганного лица. Я вижу, как в ярости раздуваются её ноздри.
«Она похожа на ведьму» - так не кстати приходит в голову мысль.
-Да, - мне становится стыдно и страшно одновременно. И в тот момент я получаю пощёчину. Я недоумеваю и машинально продолжаю слушать.
-Позор-то какой. Соседка сказала… Что вы… Прямо на глазах у всех… На перроне у электрички… А соседка тоже ехать собиралась… Заметила вас, - мама запыхалась, видимо в ярости неслась домой.
Хорошо, что основной запал она, кажется, по дороге потратила. Пощёчина её удивительным образом успокоила и скандал обещал быть недолгим.
Я молчу. Что сказать? Целовалась. Да. Мне почти восемнадцать, стыдно признаться, мне давно хочется целоваться… и не только… Знаю, что родителям это не понравится, но похоже против человеческой природы никак не пойти, хоть я и стараюсь. Вот... прокололась…
-Теперь, что от тебя ждать? В подоле принесёшь? А институт? А стыд какой? Вон соседка уже вас видела? А если она всем расскажет?
-Мама, мы же только целовались. Соседке-то что до тебя и меня? – ох, зря я это говорю.
-Значит так. Никаких мальчиков, – подводит итог мама.
-Совсем что ли? Никогда?
-Нет, пока замуж не выйдешь.
-А если выйду, с мужем можно целоваться? – несёт меня со злости.
-С мужем можно… и только с мужем, – мама успокаивается от моей неожиданной сговорчивости.
Через месяц мы с тем мальчиком подали заявление в ЗАГС, и я напомнила маме этот диалог. Она некоторое время металась и советовалась со всеми родственниками и даже с той соседкой. И … смирилась, посчитав, что лучше я буду целоваться с мужем, чем ударюсь во все тяжкие. Правда я не собиралась во все тяжкие, но мама думала иначе.
Так я легализовала право на поцелуи и не только… Надо ли было мне это, любила ли я? Нет. Не надо и не любила, но мне так хотелось, чтобы любили меня, что я готова была на любые жертвы. А муж меня любил. Он старше, самостоятельный и тёплый. Мне так хотелось тепла…
Родители снова были счастливы. В подоле я не принесла. Папа напился на свадьбе, и я впервые видела его таким радостным и одобряющим. Может он просто хотел сына? Значит я снова исполнила их желание. С меня взяли слово: закончить институт и никаких детей. Мама унизительно сводила меня к гинекологу и сама купила противозачаточные средства.
При ближайшем рассмотрении, а мы поселились вместе с родителями, мой муж не понравился маме. Я продолжала учиться. Муж работал. Мама начала жаловаться.
-Ты знаешь, сегодня утром твой муж швырнул в меня чашку с кофе…- грустно начала она как-то вечером разговор.
-Как это швырнул? – зная маму и мужа, я чувствую подвох.
-Вот так взял и вылил в раковину кофе, который я ему утром приготовила, – победоносно изрекает мама, устраиваясь поудобнее в кресле перед началом попивания моей крови.
-Мама, швырнул в тебя – это не то же самое, что вылил в раковину, – начинаю я нашу любимую игру.
-Ну, да это я образно так выразилась. Но ведь швырнул? Понимаешь, будто в душу плюнул! – продолжает распалять себя мама.
-Мама, может ему не понравился кофе, может он чай хотел или воды. Зачем ты налила моему мужу кофе? Он тебя просил об этом? – я чувствую себя горе-психологом, неспособным убедить клиента в реальности происходящего.
-Я всего лишь хотела проявить заботу и любовь, – мама проникается к себе такой жалостью, что уже первая слезинка готова потечь по морщинистой щеке одинокой старушки.
-Значит всё-таки не просил, – устало поднимаюсь с табуретки, понимая, что спокойно поужинать не выйдет.
-Не просил.
-И не швырял в тебя чашкой? – на всякий случай уточняю на пороге кухни.
-Швырял, – мама обиженно поджимает губы и покачивается в своём кресле, как маленький ребёнок.
Я тихонько ухожу в комнату к мужу, где сердито шиплю:
-Ты что не мог потерпеть и вылить кофе незаметно?
-Кофе был холодный, я не люблю такой и сам мог сделать вполне. – спокойно отвечает он.
-Но она обиделась.
-Пусть. Я её не обижал.
Выйдя из комнаты, я обнаруживаю маму «случайно» проходящую мимо с очень довольным видом.
Моё напряжение увеличивается до критической точки, когда мама снова затягивает свою песню.
-Твой муж не убрал инструменты. Я споткнулась и поранила ногу. Смотри, – мама с гордостью демонстрирует мне совершенно здоровую ногу.
-Сейчас я его попрошу убрать, – раздражаясь на мужа, я снова иду в нашу комнату.
-Немедленно убери инструменты, ты целый день обижаешь мою маму! – начинаю я орать прямо с порога.
Муж тоже на взводе, и мы орём друг на друга, не помня и не понимая себя. Мама довольна.
Это именно то, чего я хотела? Я хотела, чтобы родители были счастливы. Такой ценой?
На следующий день, перед тем как уйти в институт, я получаю от мамы совет:
-Ты знаешь, у вас очень нестабильная семья, скандальная. И ты и муж – вы скандалисты. Вот наша родственница, тётя Лена, дала телефон очень хорошего психолога. Он помог уже её детям и всем её знакомым. Тебе обязательно надо сходить. Ты очень нервная и муж у тебя настоящий агрессор. Вон вы как вчера орали, я всю ночь не спала, пила валерианку и думала, как вам помочь, – мама радостно тараторит, я замечаю на лице у неё свежий румянец и аккуратно наманикюренными пальчиками она протягивает мне телефон чудо-психолога.
Я рассеяно беру листочек, прячу в сумку, благодарю и убегаю на улицу, вдохнуть свежего воздуха. Начинается мигрень и я, чувствуя приближение тошноты и пульсации в левом виске, спешу в аптеку, хотя давно знаю, что ни одно лекарство не помогает от долбёжки этого дятла, давно поселившегося у меня в голове.
Я пью таблетки, они будто на время приглушают этот невыносимый стук в поисках моего мозга. Смутная догадка тяжело шевелится в голове – надо избавится от дятла, который стучит и стучит ко мне в жизнь. И я пугаюсь – я обещала себе, что мои родители будут счастливы. Я всегда исполняю свои обещания. А к психологу, может, и надо сходить, пусть подскажет как сделать родителей хотя бы довольными, пусть не счастливыми.
Через неделю я сижу в кабинете психолога. Всё происходящее напоминает мне кино. Небольшой уютный кабинет, лёгкий полумрак, видимо, чтобы комфортнее было жаловаться на жизнь. Удобные кресла, точно такое же есть у мамы. В нём она жалуется на жизнь мне. На столике между креслами замечаю большую пачку бумажных носовых платков. Ага, здесь положено плакать и вытирать сопли. Нет, психолог, меня так просто не возьмёшь. Я с детства ни разу не плакала. Даже, когда умерли бабушка и дедушка. Я очень сильная или… бесчувственная?
В кабинет входит психолог: высокий худощавый мужчина с добрыми глазами, улыбается и представляется мне, располагаясь поудобнее в своём кресле. Спокойный ласковый голос, интонации которого кажутся мне смутно знакомыми. Я начинаю свой рассказ с самого главного:
-Мой муж не нравится моей маме.
-А вам?
-Мне? – вопрос застаёт меня врасплох, я и не думала нравится ли муж мне.
-Не знаю, но я хотела бы, чтобы муж уважал мою маму и делал так, чтобы ей было хорошо.
-Расскажите мне о своих родителях, – смирившись, предлагает мне психолог.
-Мама – чудесный человек. Она очень меня любит и всем пожертвовала ради меня. Она не смогла родить больше детей, потому что мне было бы плохо с братьями и сёстрами, она не захотела плодить нищету, так она говорила. Мама хотела, чтобы всё-всё досталось мне. Мне дали приличное образование. Всё делали для меня и только для меня. Теперь она считает меня злой и неблагодарной. А я ещё и агрессивного мужа повесила на её хрупкую шею. И я не знаю, что мне делать. Как стать хорошей и приятной, чтобы мама была счастлива.
-А папа?
-Папа… - у меня почему-то предательски перехватывает дыхание, и я со злостью смотрю на стопку носовых платков, молчу, собирая волю в кулак. – Папа… он… меня… очень…любит, так мама говорит, – эти слова даются мне с трудом.
Психолог, кажется, понимает моё состояние. Он внимательно смотрит на меня и молчит. Я собираюсь с силами и перевожу разговор в безопасное русло.
-Понимаете, я неблагодарная и бесчувственная, я так хотела, чтобы родители были счастливы, и я не знаю, как всё это сделать? Я хочу, чтобы вы научили меня или объяснили как… Как всего этого добиться?
-Зачем вам, чтобы родители были счастливы?
-Я не знаю… Я дала себе слово, что им будет хорошо. Что я не буду обузой и дармоедкой. И никак-никак не могу справиться.
-Вы хотите изменить другого человека и сделать другого счастливым насильно? Зачем вам это?
-Я хочу, чтобы им было хорошо.
-Им хорошо, а ВАМ это зачем?
-Мне тогда тоже будет хорошо, если им хорошо.
-А без них вам не может быть хорошо?
-Нет.
-Почему?
-Я буду чувствовать себя виноватой, что не справилась.
-Не справилась с чем?
-Со своей задачей. Сделать их счастливыми.
-Вы можете сделать другого счастливым против его воли?
-Да… не знаю… Но они же хотят быть счастливыми?
-Почему вы так думаете? Они вам сказали об этом?
-Нет… Но ведь все хотят быть счастливыми…
-Все. И все по-разному это понимают. Быть счастливым - это ответственность каждого за себя, не за другого. Сделать счастливым можно только себя, другого, увы, нельзя.
Я молчу и перевариваю освобождающую меня информацию.
В задумчивости выхожу из кабинета. Иду в парк. Сажусь на скамейку, плачу, потом злюсь: так старалась, жертвовала всем, а мне всё хуже и хуже. И я снова то плачу, то злюсь…
Я недоумеваю: когда пришла в этот мир, я думала, что смогу сделать счастливыми тех страдающих мальчика и девочку - у меня ничего не вышло. Я хотела, чтобы они почувствовали мою любовь, а теперь я поняла, что нельзя любить человека больше, чем он сам любит себя – он просто не возьмёт и не позволит больше. И я давала как могла и всё в пустоту, в песок. Бессмысленно.
Я звоню мужу, он приходит, и мы сидим на скамейке вместе. Он терпеливо слушает меня, приносит из ближайшего магазина носовые платки и воду. Мы думаем, считаем, решаем. Я впервые чувствую поддержку живого человека. Я внимательнее присматриваюсь к мужчине, который случайно стал самым близким мне.
Я могу перевестись на заочный, устроиться на работу, и мы снимем квартиру. И ведь правда, вся Вселенная помогает, если принимаешь правильное решение: по дороге домой мы встречаем мою подругу, которая предлагает неплохую работу. Всё устраивается без особых усилий.
Инстинкт самосохранения кричит: «Выбери себя, живи свою жизнь.»
«Ты обещала сделать их счастливыми…» - шепчет Душа.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№5 — (продолжение)
7
Я работаю и учусь на заочном (конечно, этим двум решениям предшествовал ещё один скандал, но я сумела настоять на своём, не без помощи мужа и психолога - у меня образовалась неплохая группа поддержки).
Мы с мужем сняли квартиру, пока тайком от мамы. Муж живёт там постоянно, я наведываюсь время от времени, мама думает, что я рассталась с этим нехорошим человеком. Я же пытаюсь принять важное решение: с кем мне расстаться, но внутренних сил на свои желания пока не хватает.
Я посещаю психолога раз в неделю уже больше года.
-Они никогда не изменятся. Это надо принять, – звучит на каждой нашей встрече на разный лад одна и та же мысль
-Смириться, – я соглашаюсь с разумными доводами.
А дома лезу на стенку: смириться с чем?
Я плохая или мне плохо?
Я стою в ставшем чужим родном подъезде. Сколько лет я не была здесь? Лет десять, наверное.
После смерти дедушки родители спешно продали ненавистную им квартиру. Я всегда стороной обходила этот дом и эту детскую площадку в его дворе. Теперь я вернулась сюда. В моё детство.
Запах старенького подъезда, такой сырой и прохладный, а потом терпкий и знойный, когда выйдешь на улицу. Спилили старые тополя на детской площадке, лишь огромные пни напоминают о том, что детство было, оно не приснилось мне. И маленькая ладошка когда-то надёжно лежала в дедушкиной руке.
Старые каменные ступени вдруг такие крошечные теперь, приступочек на который я с трудом влезала, чтобы самой достать дедушкину любимую газету из почтового ящика. Почтовый ящик теперь на уровне моей груди. Такой огромный подъезд оказывается был совсем небольшим. Это я была крошечной.
Знакомые деревянные перила, покрытые пылью. Я глажу их и поднимаюсь наверх. Мне хочется увидеть ту оранжевую дверь с неумело вставленным дедушкой глазком.
Третий этаж, сердце замирает, я не в силах поднять взгляд от ступеней, я боюсь признать, что двери больше нет, что за дверью больше не гремит кастрюлями бабушка, а дедушка больше не уплетает свои любимые жареные макароны. Десять лет я старалась не думать о том, что этого мира больше нет.
Я резко поднимаю глаза – дверь другая: новая, железная. И я бреду выше до последнего четвёртого этажа, сажусь, как когда-то в детстве на подоконник, смотрю в огромное окно вниз…
Я плохая или мне плохо?
А что если…
Я всё равно не справилась…
Какой смысл…
Они не изменятся…
Я не могу смириться…
Они никогда не поймут, как я старалась….
Вдруг чувствую чьё-то присутствие: дедушка смотрит ласково, а бабушка укоризненно качает головой. Лучики света, как тогда в детстве исходят от них. От дедушки лучиков больше, и я почти не вижу дорогого лица, а бабушку вижу чётко, лучиков вокруг неё меньше.
Я понимаю, я буду жить… По-другому…
Я не плохая, это мне плохо…
Бусинки воспоминаний разорванным ожерельем падают к моим ногам.
Вот горсточка ярко красной земляники – дедушка меня любит.
Вот булочка, что бабушка принесла с работы – бабушка меня любит.
Они радуются мне, своей долгожданной внучке. Я буду жить. Жить по-другому. Теперь я вспомнила всё.
Разноцветные стёклышки моего детства разбились, но можно собрать осколки и сделать мозаику. Мозаику моей новой жизни. Пусть из осколков, зато разноцветную, яркую и красивую как лоскутное одеяло.
Муж меня любит. Я люблю их всех.
Мамино и папино недовольство зреет. Скоро, скоро плотина прорвётся. Я готовлюсь, отстраиваю своё внутреннее убежище.
И вот момент настал.
-Ты такая надменная. Деньги, которые ты зарабатываешь, испортили тебя. Это грязные деньги, – начинает мама свой мистический сеанс.
-Разговариваешь свысока. Оперилась!? – прищурив глаза, вступает тяжёлой артиллерией папа.
-Ты никогда не понимала, как нам тяжело жилось, - увлажняются мамины глаза.
-Ты всегда была злой и эгоистичной, – отрезает папа.
-Ты не видела, как наши родители умерли у нас на руках. Не проронила ни слезинки, бесчувственная тварь, – злится мама.
-Вы ничего не знаете про меня, – пытаюсь унять боль от воспоминаний я.
-Да мы знаем тебя как облупленную. Это муж не видел твоё чёрное нутро, – мама довольна производимым эффектом.
«Господи, она же ведьма, она упивается моим страданием», - уже второй раз эта мысль приходит мне в голову.
-Чем же моё нутро чёрное? – стараясь казаться спокойной, спрашиваю я.
-Ты всё всегда делала для себя! – уверенно говорит мама, покачиваясь в любимом кресле.
-Я отказалась от выпускного, училась на одни пятёрки, поступила в институт и заканчивая, иду на красный диплом. Я это делала для вас, а не для себя. Для себя я выбрала бы выпускной, поступила бы на другой факультет, уделила бы больше внимания своим интересам, а не зарабатыванию пятёрок по всем предметам. А ещё я хотела рисовать и играть на каком-нибудь музыкальном инструменте. Или хотя бы что-то одно.
-Да как ты можешь? От выпускного ты отказалась сама. И у нас не было денег на художественную или музыкальную школу.
-Да, ведь я и не просила. Хотела, но не просила. В моём классе были дети из семей и победнее, однако родители нашли возможность, и они рисовали и играли на музыкальных инструментах. От выпускного я отказалась сама под натиском твоих уговоров – это правда.
-Если бы ты хотела, ты бы всё это выпросила у нас. Значит так хотела. – легко выворачивается мама.
«Пустой разговор. Ты никогда им ничего не докажешь! Остановись и уходи!» - кричит инстинкт самосохранения.
«Как же хотелось им помочь и порадовать… Как хотелось любить и быть любимой …» - скулит глупая доверчивая душа.
-Ты не любишь никого кроме себя, ты эгоистка, за что ты ненавидишь нас? - мама плюёт ядом мне в лицо.
Я молчу. Душа где-то в середине груди сжимается и разрывается тысячью горьких иголок, они колют горло, подступают слёзы, чтобы выплеснуть эту боль и яд. Но плакать я не хочу. И не буду.
Душевная боль не видна, от неё не бывает ссадин и синяков, не бывает видимых кровоточащих ран, потому можно не признавать её существование. Но она есть.
Как можно ПРАВИЛЬНО выразить любовь?
Мне нечего им сказать. Я выбегаю на улицу. Плотина прорвалась. Море слёз топит меня, мою футболку, траву в парке. Я оплакиваю так и не оплаканных бабушку и дедушку, свою несостоявшуюся до сих пор жизнь, свою беспомощность и бессилие: я так хотела помочь, порадовать и не смогла. Я признала это.
Вернувшись домой поздно вечером, я собираю вещи.
«Скорее, только поскорее собрать и бежать» Мне страшно, сейчас они заметят и снова нападут на меня. Я отобьюсь, конечно. Но мне так не хочется делать им больно. Я понимаю выбор у меня один: или я, или они. Пожалуй, впервые в жизни я выбираю себя и свои интересы. Они никогда не простят меня. Я не сдержала своё слово. Я не сделала их счастливыми. Похоже, психолог прав, это невозможно. Я слышу тихие шаги: начинается.
-Что ты делаешь? – пока миролюбиво спрашивает мама.
-Собираю вещи, - я продолжаю засовывать вещи в сумку.
-Куда это ты собралась на ночь глядя? – мама спокойна: она ещё не знает всё правду и не верит, что я могу настоять на своём.
-Я ухожу к мужу. Мне 21 год, я замужем и могу жить самостоятельно.
-К какому мужу? Ты что спятила? – мама смеётся, и я снова вижу ведьму с растрёпанными от сна волосами и злым смехом.
-К моему мужу.
-Вы же расстались, - мама смотрит на меня как на насекомое.
-Нет, это ты так хотела и так думала. Мы не расстались.
-Ты посмела обманывать меня? – неподдельная злость сменяет снисходительный тон.
-Да, – я стараюсь не показать своего испуга.
-Ты никуда не пойдёшь! Отец!!! – мать несётся в спальню, понимая, что всё на самом деле серьёзнее, чем она думала.
Я понимаю: или сейчас, или никогда. Хватаю сумку, немного тёплых вещей в коридоре в шкафу и вылетаю на улицу. Слышу последние крики вдогонку:
-Мы умрём, и ты ещё пожалеешь, что бросила нас!
Я бегу быстрее, чтобы не слышать их колючих слов. Всё. Я не справилась. Я не смогла им помочь. Чувствуя усталость, звоню мужу, он, сонный, пугается и приезжает за мной. Плачу, жалуюсь, утешаюсь в объятьях любимого и любящего человека. Оказывается, настоящая любовь другая, принимающая и утешающая. Мне хорошо.
8
Вся моя недолгая жизнь пронеслась перед мысленным взором.
-Теперь ты понимаешь, что не можешь влиять на чужую судьбу? Не можешь менять души других людей? Не можешь заставить их быть счастливыми? Но можешь всё это делать со своей жизнью и своей душой, – я снова слышу этот знакомый голос в предрассветной тишине.
Моя комната наполняется ярким, но не обжигающим глаза светом любви. Я вспомнила: такой свет излучали бабушка и дедушка и ещё кто-то бесконечно любящий, теперь я знаю кто это.
-Я поняла, я всё поняла. Я попробую, - радостно шепчу первому лучику восходящего солнца.
-Это не так просто, как ты думаешь. Свою жизнь поменять нелегко. Разобраться в том, что хочешь именно ты и стать счастливой – это большой труд.
-Я смогу!
Я слышу или чувствую тяжёлый вздох. Он будто жалеет меня. Конечно, Он знает всё, а я нет. Ничего я справлюсь.
-Это будет твоим следующим уроком, взрослеющая душа. И ещё…маленькая глупая душа уже рвётся к тебе на помощь, я отпустил… жди и не обижай её… у неё свои уроки…
-Спасибо! – шепчу я в ответ.
Громкий крик соседского петуха, возвещает о начале нового дня. Воспоминания испаряются. Я, наконец, понимаю главное - я могу жить собственную жизнь, я не виновата, что другим плохо. Это их выбор, их боль от не пройдённого урока, она должна столкнуть их с места, а я мешала.
Я встала с постели в хорошем настроении впервые за долгие месяцы тоски, с удовольствием сварила себе ароматный кофе и уселась в удобное кресло ждать с рыбалки мужа. У меня давно уже не болела голова, отрастающие волосы приятно щекотали шею, в этом году я обязательно отмечу свой День рождения и ещё научусь улыбаться на фотографиях.
Из-за горы вставало солнце, привычно освещая и согревая своими лучами этот мир. Один лучик скользнул по моей щеке: «Привет! Я рад тебя видеть счастливой!»
1. Действие повести происходит в 70-80 е годы 20 века, когда аппараты УЗИ ещё не использовались активно в акушерстве.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
На этом первая партия первого тура закончена. Удачи!
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1504
Замечания : 0%
Чужими глазами.
Ну что ж, вполне годно написанный текст. Прочитался довольно легко. Были, правда, опечаточки, но на такой объём не слишком много. История интересная, хотя закрутка с собакой (как я понимаю, центральная), пожалуй, не стоила такого объёма. Ну, и выбранная сюжетная схема тоже не айс. Группа людей идёт в некую опасную зону и гибнет по одному. Такое мы видели уже не раз. Сны одного из героев тоже поданы скучно, разве что в конце в них начинается какая-то движуха.
Природа описана хорошо. Стартовый фрагмент выглядит малость инородным (стилистически), но картинку не портит.
Хороший рассказ.
7/10
Дюны.
Сперва показалось, что это будет красивая драма с лирическими переливами. Затем началось нечто, напоминающее типичный женский рассказ. Эти возникающие из воздума мысли, образы, персонажи и фразы… Шэр, о боже, ну и имя. А Марк? Это же главный герой каждого второго рассказа любого начинающего автора!
Но затем действие усложнилось, появилась смена ракурсов, и качество рассказа от этого заметно выиграло. Концовка так вообще тронула меня за живое, хотя финальные строки показались смазанными и не очень удачными.
Хороший рассказ. Поставил бы восемь, но не всё настолько гладко, увы.
7/10
В гостях у прошлого.
Свет померк, в глазах сатарика – я понял, это не просто опечатка. Это указание на настоящую сущность старика. Сатана!!!
– Ты где был, Джош? – спросила его сонная Сьюзен.
– На пробежке, спи, дорогая. – «Дорогой, где ты был?» «Бегал!» «Странно, но футболка сухая и совсем не пахнет!» «А ты кеды понюхай!» ))
Ну, в целом, что сказать. Слабый рассказ, конечно. Блин, надо же было назвать персонажа Джошуа!.. Ужас, автор, как тебе такое вообще в голову пришло? Ну да не суть. Вначале была композиционная завязка – конфликт отношений между мужем и женой. Затем неожиданно появился рассказ в рассказе (который на поверку оказался интереснее внешней истории). Однако при первой же попытке старика открыть своё прошлое уже было понятно, что муж с женой в конце помирятся. И вся эта длиннющая история уже воспринималась как затянутая и не очень нужная прелюдия к счастливому финалу. Возможно, автор это почувствовал и решил оправдать этот объём мистической развязкой, в которую мало того, что не веришь, так ещё и выглядит она просто нелепо.
Концовка слита.
3/10
Выдуманное рождение.
Это не литература. Фарс. Нет, кое-какие приёмы и идеи вполне неплохи, но нужно быть мастером, чтобы из говна сделать конфетку.
У автора не получилось.
2/10
Солнечный луч.
Хороший рассказ. Порадовала и идея, и исполнение. Написано очень хорошо. Не идеально, да, но очень хорошо.
Наводит на размышления. Картинку рисует реалистичную. Многое знакомо. И всё, вроде бы, логично.
Теперь по минусам. Есть опечатки. Есть проблемы с глагольными окончаниями.
Некоторые моменты навели на мысль, что они взяты из реальной жизни автора, а это… ну… не то, чтобы плохо, но значительно снижает их универсальность. Одни и те же воспоминания нельзя использовать в произведениях дважды, вот ведь штука. И надо их расходовать с умом.
Не понравился бог, постоянно напоминающий душе о своей крутости. Не понравилась некоторая предсказуемость, что проблема в конце решится рождением нового ребёнка (догадался, прочитав две трети рассказа). Не понравилась мысль, что человека нельзя сделать счастливым. Я в это не верю. Что это за мораль такая? Если уж рассказ учит добру, то… выглядит это странно.
Но по мне, всё-таки, произведение вполне достойное. Так держать.
8/10
Ну, а теперь попробую угадать темы. Имею право.
Первый рассказ – 5.
Второй рассказ – 1.
Третий рассказ – 2.
Четвёртый рассказ – 3.
Пятый рассказ – 4.
Надеюсь, когда-нибудь узнать, насколько был близок. ))
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 184
Замечания : 0%
- № 1. Чужими глазами.
- Предыстория с литературной точки зрения понравилась, но как человека, разбирающегося в астрофизике, смутила. Гибель одной из бинарных планет неотвратимо влечет за собой гибель второй планеты. Слишком большая зависимость орбит вращений, из гравитационных полей. При разрушении одной, вторая планета сильно сместиться с орбиты, так как потеряет барицентр. Не говоря уже о сильной бомбардировке осколками, что уничтожит атмосферу и магнитное поле. При смещении орбиты измениться температура поверхности, скорость вращения вокруг оси, что более вероятно повлечет разрушение всего небесного тела. Ну, это так, отступление. Придирка.
- Немного смутило начало диалога, такие фразы, как «Сказывают», «докуда». Если бы вся речь персонажей была построена в данном ключе, то вопросов бы не было, но подобные обороты встретились только в начале и поэтому диалог немного выпал из общей картины.
- За Харта, Гая, Нила и Кана зачет) Только вот описаны они, так словно в RPG играешь, и читаешь сноску про персонажа при выборе, можно было поизящнее ввернуть их предысторию.
- «юди шли вперёд, не вняв грозному предвестию в виде напавшего на город обезумевшего демона. Тьма поджидала неосторожных путников, беспечно вошедших в её пределы.
- Лес ждал.» - Уууууу. Прямо как в детской сказке. Дальше будет больно и страшно.
- Вот только хотел похвалить за отсутствие абзацев описаний и нарвался на начало новой главы с такого. Автор, ты же и сам прекрасно знаешь, что описания надо ввинчивать в ход повествования, что бы читатель их не пропускал, а большинство, увидев такой абзац в начале, так и делают.
- Про рождающуюся оду красоте природы – в голосину просто)
- Логическая ошибка: сначала описывается, что лес по другую сторону ручья совсем другой, а потом он «неощутимо» преобразился. Неощутимо, это совсем чуть-чуть, а описывалось как кардинально.
- Опять астрономия: метеор – небесное тело, которое сгорело сгорело в атмосфере, а метеорит – это то которое достигло поверхности. У тебя же они ищут метеор на земле, чего быть не может.
- «Отойду посикть» -Ааа, как в детском саду)))
- Гай гей, просто пять баллов!!!
- В общем рассказ мне понравился. В самом начале проскользнуло: «опять фэнтези! Сколько можно!» Но дальше затянул сюжет. Не спорю, есть места, в которых тем провисает, и присутствует затянутость, но в общем интересно. Своеобразное роад- муви в фэнтезийной «Припяти» с элементами триллера. Концовка не банальна. Сцены боев описаны немного скучновато, но все читаемо. Побольше бы триллерной части со снами гг и вообще вышла бы шикарная вещь.
- Оценка 8 из 10.
- № 2 Дюны
- Слог хорош и поэтичен. Очень понравились некоторые обороты, вроде «брошки – луны». Но сама суть как то не впечатлила. Может я не проникся идеей, но рассказ сильно не тронул. Герой с бурным воображением, девушка, которая ищет его, и все. Еще впечатление подпортили диалоги, которым не хватает живости. К чему вначале было столько сказано про эти дюны, не очень понятно.
- Оценка. 6 из 10.
- № 3. В гостях у прошлого.
- Чернокожий бармен в Штатах в 40 году? Вы шутите?
- – Ублюдки, – я не смог сдержать ругательство. – Похоже, сегодня будет драка.
- – Я с тобой, Винс. – просто эпичный диалог!
- Весь рассказ это «Дневники памяти» с приведениями. Топорные диалоги. Бесконечное, утомляющее повторение имен. Скупость описаний. Деревянные и плоские персонажи, не вызывающие сочувствия. Попытка запихнуть длинный любовный роман в короткий рассказ. Финал вообще скомкан, скачки по персонажам, сценам. Не понимаешь, что вообще происходит и не успеваешь проникнуться чувствами. Куча логических ошибок. Выражения, вроде: «подрезал», «подстрелю», которые кроме раздражения ничего не вызывают. Поворот с приведением немного освежил рассказ, но окончательно вытащить его не смог.
- Оценка 4 из 10.
- №4 Выдуманное рождение
- Дамс…. Слог у автора хорош. Образность тоже есть, ритм повествования. Но сам рассказ, это жесткий наркотический трип или бред больного шизофазией. Никакого смысла, одна галлюцинация переходит в другую, больной на голову доктор лечит не менее больных пациентов. Псилоцибин в чистом виде. Но художественности не хватает всему этому бреду.
- Оценка 3 (только за слог).
- № 5 Солнечный луч.
- Неоднозначное произведение. Повествование затягивает, и читаешь, ожидая интересного развития в конце. Но он довольно банальный. Автор в лоб доносит избитую мораль – не пытайся делать счастливым кого-то, начни с себя. Нравоучения. Притча в современном мире. Стиль не плох. Слог тоже, но не более. Образность хороша, некоторые моменты сам вспомнил из своего детства. Но на этом, пожалуй все. И да, человека можно сделать счастливым, даже родителей. Лично пробовал. Просто персонаж не нашел ключа к загнанным жизнью в конуру злобы родителей.
- Оценка 6.
|
|
|
