|
|
|
Проза — I тур — группа II
|
|
Группа: АДМИНИСТРАТОР
Сообщений: 1934
Замечания : 0%
Оппоненты: X vs Y
Максимальный срок выбора темы: до 19/07/17 включительно.
Выбранная тема: Путешествие заканчивается
Объём: минус один голос за один авторский лист.
Жанр: на усмотрение участников
Жду работы до 03/08/17 включительно!
Присылать произведения на почту: german.christina2703@gmail.com (с обязательным указанием собственного ника и номера группы!!!)
Отсрочка до 06/08/17 включительно!
|
Группа: АДМИНИСТРАТОР
Сообщений: 1934
Замечания : 0%
Рассказ №1
А вдруг – это ...?
Троллейбус благосклонно растворил свои двери перед девушкой. И тут же из них вывалился какой-то мужик, грубо оттолкнув её в сторону пивным животом. От красноликой бабищи, пахнувшей дикой смесью пота и духов, Карина отскочила сама. Теперь можно было войти. На тычки в спину оборачиваться не имело смысла. Час пик уже прошёл, и в салоне уже можно было найти свободное место, где не надо было стоять почти в обнимку с неизвестными личностями. Все сидячие места, естественно, были заняты.
Прямо перед ней сидел очень симпатичный молодой человек, уткнувший свой классический нос в гаджет. Троллейбус качнуло на колдобине, и девушка невольно стала причиной его проигрыша.
- Ой! – пискнула она, ожидая таких «ласковых слов», от которых хочется провалиться под землю, - извините, я не нарочно…
Незнакомец поднял на неё взгляд, полный досады, и вдруг, вскочил с места, словно она была, как минимум, президентом государства.
- Ну что, вы! Какие пустяки. Садитесь, пожалуйста, - он предлагал ей своё место! Это было так нарочито по-джентльменски, что она растерялась.
- Нет, нет, - испуганно залепетала, делая шаг в сторону, словно из троллейбуса можно было сбежать, - сидите, сидите!
Теперь уже мужчина растерялся. И пока они так препирались, на свободное место плюхнулась пенсионерка с авоськой.
- Ну вот, - немного обиженно, прокомментировал он, - ни вам, ни мне!
Она виновато опустила глаза. Он спрятал игрушку в карман. Дальнейший путь они проехали молча. Но ей всё время казалось, что его взгляд обращён на неё. Однако удостовериться не хотелось.
Выбравшись из людской стихии на относительно свободное пространство, взглянула на часы, выставленные в витрине, и, ахнув, рванула вперёд. Но, как водится, опоздала. Об этом более чем красноречиво сказал взгляд заведующей.
- Простите, Марья Васильевна! – страдальчески улыбаясь, прошептала Карина.
- Мы как договаривались? – шипела начальница, - С утра переставим все книги по новому, проведём учёт…
- Не беспокойтесь, - заверила её глубоко раскаивающаяся подчинённая, - я останусь вечером и всё сделаю сама.
Наконец, инцидент был исчерпан, и девушка отправилась на рабочее место. Заветная книга уже ждала её в ящике. Продавец в большом книжном магазине – это всё, чего она смогла достигнуть за два года после окончания университета. А ведь были мечты, и какие возвышенные мечты! Никому не нужный филолог убивал свои дни в отделе технической литературы. И так как покупателей было здесь мало, то коротал время, почитывая кровавые детективчики. В этой книге очередной убийца душил свою жертву шнурком от ботинок и вожделенно заглядывал ей в глаза. Вкус лингвиста, как видно, так же начал стремительно портиться. Заведующая ничего не имела против такого время препровождения на рабочем месте, ибо это была уже специфическая реклама товара, лишь бы не в ущерб клиентам. Поэтому, время от времени, чтение прерывалось.
- Кхм, кхм…, - Карина подняла глаза и встретилась взглядом с троллейбусным знакомым.
- Вы? – почему-то жутко удивилась она.
- Ну, да, - смутился мужчина, - надо же, как тесен мир!
- Вы что, следили за мной?
- Зачем? – спросил он и осёкся, поправляясь, - Специально не следил. Зашёл книгу купить. И рад встрече, если честно.
- Да? – теперь пришло её время смущаться.
- А что вы…, - начал он традиционный в таких случаях диалог.
- Карина! – Марья Васильевна была, как всегда на чеку, - Свои личные дела надо решать в свободное время. А вы, молодой человек, - она кокетливо поправила причёску, - лучше заходите после работы. Тогда все свои дела и обсудите.
«Можно подумать, что здесь покупатели в очереди стоят!» - фыркнула про себя девушка. Но приняла деньги и отсчитала сдачу.
- А это мысль! – как-то легко отреагировал на замечание знакомый. Девушка в недоумении пожала плечами.
Трудовой день закончился и начался трудовой вечер. Карина кляла себя последними словами за то, что проспала. Очень не хотелось возвращаться домой к полуночи, а дело необходимо было сделать, тем более, что обещала. Уже прошло не менее часа после закрытия магазина и за окнами сгущались сумерки. Поднимаясь и опускаясь по стремянке со стопками книг, она уже заметно устала. «После такой нагрузки никакой фитнес не нужен. Руки трясутся, ноги гудят…»
Подвозя из склада очередную партию фолиантов, она обратила внимание на настойчивый и громкий стук в дверь. «Кто это может быть? Вероника, может быть, опять что-то забыла, а чёрный вход тоже на замке…» Она нехотя потащилась открывать. И несколько опешила, увидев за стеклом знакомого незнакомца. «Что ещё такое? Может быть, что-то случилось непредвиденное?» - он показывал какие-то знаки. Объясняться через толстое стекло было неудобно - пришлось отпирать. Ответом на вопрос стал маленький букетик фиалок, протянутый ей.
- Это вам! – мужчина смущённо запнулся, - Вы меня извините, - продолжил он, - я уже больше часа стою. А вы всё не выходите.
- Да, вот, - девушка кивнула в сторону тележки, - пришлось остаться.
- Можно, я войду и помогу вам? – ухватился он за представившуюся возможность.
Вместе они очень быстро всё закончили. Потом он проводил её до подъезда, всю дорогу читая стихи о любви. И ей безумно нравилась манера их подачи и то, как много он их знает. Поэзия – это было её слабое место. К любимым строчкам она обращалась всегда и в горе, и в радости, и просто так по настроению. Душа пела от счастья, найдя родственника там, где не ждала. Ещё ей очень понравилось, что Роман, не стал навязываться с поцелуями, не напрашивался в гости на чай или кофе, понимая, что и так поздно, а завтра на работу. И вообще, его натуральная скромность очень её подкупила.
Теперь каждый вечер она с нетерпением ждала его прихода. Это не могло остаться незаметным для коллег. И некогда снисходительные «подруги» стали с завистью посматривать в её сторону. Рома был в меру высокий, стройный и широкоплечий. Лицом – симпатичный и, по виду, обеспеченный. Русые волосы впереди немного вились, да и вообще, чем-то он напоминал Есенина. Как же это они его проглядели, а?
- Слушай, Каринка, - допытывалась Вероника, - а у вас уже всё, наверное, было? Каков он в постели?
- Ну что, ты? – покраснела жертва, - Мы ещё даже не целовались…
- Не может быть, - не поверили ей, - заливаешь! Уже пять дней, как знакомы, и ничего?! И что, даже дома у тебя не был? Как это?
- Может он импотент? – присоединилась к разговору ещё одна подружка, - И вообще, что ему тогда от тебя надо? Он – вишь, какой красавчик! А ты просто серая мышь!
«И правда, - невольно подумала Карина, - что он во мне нашёл?» Она никогда не считала себя красивой, да и долгое отсутствие ухажёров внушало сомнение. Так, ничего особенного: русые волосы, слегка курносый нос, глаза карие средней выразительности, губы, как губы – тоже средние, фигура субтильная. В общем, так себе, внешность…
- Просто он скромный и порядочный человек, - решила поставить точку в разговоре заведующая, - Если намерения у него серьёзные, то зачем ему торопиться? Это не шалопай на ночь. И вообще работать надо, а не чужих мужчин обсуждать!
- А вдруг, он маньяк или извращенец какой-нибудь! – предположила Вероника, - Они, знаешь, какие хитрые. Вот я сейчас один детектив читаю, так там тоже: всё делал вид, что ухаживает, а сам просто в доверие втирался.
- Я вам, девушки, вот что скажу, - к кассе подошла солидного вида дама с томом «Уголовного права» в руках, - моя дочь работает секретарём в прокуратуре и по секрету мне иногда рассказывает, что в городе делается. Так вот, - она понизила голос, - у нас сейчас, похоже, что маньяк завёлся. - Аудитория ахнула, даже Марья Васильевна прикрыла рот рукой. – Уже два трупа из озера выловили, вот!
Дама расплатилась и ушла, оставив всех под впечатлением. Продавцы, молча, расползлись по отделам. Весь остаток дня, Карина размышляла о своём знакомом и так и эдак, и пришла к выводу, что ни на одного маньяка или убийцу о которых читала или смотрела по телевизору, Ромочка не похож.
- Вот, смотри, - подошла к ней Нина и вручила книжицу в тонкой обложке, - специально для тебя подобрала. В ней случай, подобный твоему, описан. Почитай, вдруг, пригодится.
Надпись гласила: «Вежливый убийца». Карина поёжилась. На лицевой стороне была запечатлена глупо ухмыляющаяся физиономия почти что супермена, а на втором плане, плавающий в озере женский труп. Девушка сунула детектив в сумочку и задумалась о превратностях судьбы. Но тут вошёл Роман, и она забыла обо всём.
Этот вечер был наполнен счастьем. Вначале, они посидели в кафе, потом сходили в кино на мелодраму, а после, снова шли пешком, выбирая дорогу подальше от людских скоплений. Он нежно обнимал спутницу за плечи и шептал на ухо самые нежные строки. У подъезда накал романтической страсти достиг апогея. И она услышала заветное признание: «Я люблю тебя!» Кавалер превозмог свою робость и поцеловал даму сердца. Они ещё с четверть часа постояли, обнявшись возле двери, и она уже было решилась сама пригласить любимого к себе. Но тут вышел пьяный сосед с початой бутылкой пива и так недвусмысленно хмыкнул, что смутил обоих. Рома попрощался и ушёл.
На завтра у них была запланирована экскурсия в картинную галерею, ибо наступал выходной. И душа требовала возвышенного искусства. Букет роз источал аромат, напоминая о будущем блаженстве. Карина была так взбудоражена всем происшедшим, что не могла уснуть и, чтобы успокоиться, открыла первую попавшуюся книгу, коей оказалась подаренная подругой. Сначала она читала рассеяно, всё ещё возвращаясь к долгожданным словам. Сердце её трепетало, грудь высоко вздымалась, руки дрожали. Но чем дальше, тем больше увлекалась чтением. Всё в книге происходило так, словно автор подглядывал за ними уже с самого начала. И хотя главная героиня работала в кафе, а не в магазине, и герой представлялся не инженером, а художником, но он так же, робко ухаживал за своей будущей жертвой. К тому времени, как бледный рассвет окрасил небо, девушка узнала всю подлость человеческой натуры. И это было гадко! Но с ней – ничего подобного произойти не может – уверяла она себя.
Сон был недолгим, тревожным. И когда её разбудил звонок домофона, сердце билось в неистовом темпе. Ну, кто это там, в такую рань, да ещё в субботу…? Туманный взгляд на часы, и она подскочила, как ужаленная. Это Роман! Ещё плохо соображая, бросилась открывать. Зависла у двери, но когда щёлкнул отпираемый ей замок, то, вдруг сообразила, что встречать возлюбленного в полупрозрачной пижамке, как-то не комильфо! Пискнула: «Проходи, я быстро!» И скрылась в спальне.
Так несуразно начатый день, казалось, не сулил ничего хорошего. Но выпитый совместно кофе, развеял все сомнения. Парень, заставший любимую чуть ли не в постели, смущался ещё больше, чем она сама. И все ночные страхи развеялись сами собой. А далее их ждал совершенно замечательный день. Они с удовольствием прошлись по выставке, обмениваясь впечатлениями от картин и находя, друг в друге всё больше общего. Вечером молодые люди отправились в парк. Получив хороший заряд адреналина на аттракционах, решили погулять по аллеям рука об руку в сгущающихся сумерках.
- Вот, знаешь, что странно, - рассуждала Карина, - сколько красивейших мест запечатлено на картинах художников, а я ещё ни разу не видела ничего подобного. У меня сложилось впечатление, что большая часть из них, придумана.
- Пожалуй, - Роман смущённо посмотрел на неё, и в его глазах промелькнуло озорство, - я впервые за сегодняшний день с тобой не соглашусь. Я знаю много даже более прекрасных пейзажей. Пришлось поездить по миру.
- Всё может быть. Но я родилась и выросла в городе. Все эти картины, фотографии, видео – неощутимы. Для меня этот парк уже природа. Но здесь, хоть и красиво, но всё же - не то…
Аллеи осветили фонари. Всё меньше прогуливающихся людей стало попадаться навстречу. Дорожка стала уже, только двоим в обнимку идти. Вскоре освещение осталось где-то позади. Они шли куда-то дальше, влекомые какой-то идеей. Высокие стволы сосен таинственно золотились в сумраке. Небо в прорези крон светилось огнями города. Мимо, сделав небольшой полукруг, протрусил одинокий спортсмен, мягко топая по асфальту. И снова воцарилась тишина. Вот эта-то тишина и начинала сильно беспокоить Карину. Она незаметно стала оглядываться, озираться по сторонам. Невольно всплывали в памяти строчки из прочитанного ночью детектива, слова крупной дамы в магазине, замечания коллег… Сначала, она гнала это всё, как наваждение. Роман то читал стихи, то о чём-то рассказывал, наклоняясь всё ближе к ней. Но она уже не слушала. Мысленно упрекая себя за легкомыслие и доверчивость. Ведь до сих пор не удосужилась, ослеплённая любовью, узнать, чем занимается мужчина, где живёт… Атмосфера всё больше накалялась, наполняясь ночными шорохами и таинственными звуками. Где-то над головой угукнула ночная птица, какой-то зверёк прошелестел в траве. Совсем рядом, всё, приближаясь, квакали лягушки. Все эти звуки были настолько ей чужды, что если бы не крепкая рука парня, на которую опиралась, то она уже давно дала бы дёру.
- Ну вот, - сказал Роман, выводя её на свободное пространство, - наше путешествие заканчивается. Я хотел показать тебе это место, чтобы ты уверилась, что и в городе есть немало прекрасного, словно сошедшего с картин…
Они стояли на берегу небольшого пруда. С неба на них смотрел яркий желтоватый диск луны. Колышущаяся переливающаяся дорожка стелилась прямо к их ногам. Поблёскивали, подрагивая на едва заметных волнах, кувшинки. Тёмно-зелёным кружевом ивы обрамляли берег, трепетали на слабом ветерке серебристые листья.
Невольно, она вспомнила: «Давай, подойдём поближе к воде, - сказал маньяк и повлёк свою жертву вниз по склону…». Карина от этого затряслась в испуге, подозрительно, глядя на жениха. А он сделал уже пару шагов к воде, держа её за руку. Почувствовал её трепет и сопротивление, оглянулся в недоумении. Его глаза блеснули, отразив свет луны, что выглядело весьма зловеще, и произнёс:
- Карина, давай подойдём поближе к воде…
Девушка, вдруг, взвизгнула, как кошка, которой прищемили хвост, вырвала руку и побежала прочь. Роман, в некотором шоке от происходящего, застыл с широко открытыми глазами, а потом, ринулся за ней следом.
Карина летела по дорожке со скоростью спринтера, решившего, во что бы то ни стало, побить мировой рекорд. Ноги едва касались земли. Всё случилось именно так, как было написано в книжке. Конечно, ветки не хлестали её по лицу, но это было несущественно. Она всё время слышала за собой погоню. И неслась всё вперёд, пока хватало дыхания. Но такой темп не мог сохраняться долго. И силы стали её оставлять. Вскоре пришлось перейти на шаг. И тут она уже явственно услышала шаги за собой. Спасительная освещённая аллея была уже совсем близко в паре метров, когда тяжёлая рука легла ей на плечо. Она вздрогнула и обернулась. Развернулась, освобождаясь от хватки, лицом к преследователю:
- Отстань от меня! Между нами всё кончено, маньяк, сволочь…, - она задохнулась нелитературными выражениями, которые никак не позволяли произнести вслух её воспитание и образование.
И тут в свете, проникшем сквозь отклонённую ветром прореху листвы, увидела ухмыляющееся злорадное лицо незнакомца. Её глаза расширились до предела от удивления и ужаса. Она заверещала, срывающимся голосом. А незнакомец с весьма довольной миной, схватил её в охапку и, зажимая рот и нос рукой поволок куда-то в кусты…
Карина очнулась от мужских криков и рычания. В паре метров от неё шла отчаянная борьба. В свете ночного светила, мелькали кулаки. Незнакомец был явно сильнее Романа. Пока девушка, окончательно приходила в себя, успокаивая трясущиеся конечности, заставляя их двигаться, положение стало угрожающим. Несколько раз, перекатившись через соперника, Рома оказался подмятым. Он уже отчаянно отбивался, а не нападал. Она поднялась на ватные ноги и, подхватив зачем-то с земли, тут же валявшуюся сумочку, бросилась на помощь, соображая чем помочь. Споткнулась о попавший под ноги булыжник, едва не полетев снова наземь. Подхватила его и со всех сил обрушила камень на затылок преступника. Тот обмяк и рухнул на землю, отброшенный противником.
Они ещё связывали за спиной руки маньяка тонким ремешком от сумочки, когда за деревьями взвыла полицейская сирена и замелькали огни фонарей.
Карина и Роман стояли на том же месте, где расстались прошлый раз так нелепо. В дневном свете оно выглядело ничем не хуже, чем в лунных лучах. Ранняя осень придавала ему особое очарование. В тихой заводи противоположного берега утопал в воде и осоке большой замшелый камень. Тонкие стволики осинок тянулись к небу, дрожа листвой. На фоне серого неба и пёстрой кромки деревьев это выглядело так особенно, словно его скопировали с картины Васнецова.
- Да, ты прав, - согласилась с мужем Карина, - это прекрасное место. И только Алёнушки не хватает.
Они стояли обнявшись. Роман снова читал её любимые стихи. Она вслушивалась в родной голос, доверяя только ему.
|
Группа: АДМИНИСТРАТОР
Сообщений: 1934
Замечания : 0%
Рассказ №2
Начало в конце пути
И путь когда окончен твой,
Когда дорога оборвалась –
Шагни за край, во тьмы покрой
И в новый путь и вновь с начала.
- Эй! – и я пристукнул пустым стаканом об стойку, бармен кивнул и тут же передо мной появился еще один двойной, звякнули ледышки о стекло.
Не сказать, чтобы я алкоголик, что день ото дня набираюсь до поросячьего визга, но в последнее время… У вас случалось такое, когда кажется, что вся жизнь ваша бестолковая летит под откос, когда не видишь выхода, и кругом тьма без единого отблеска света? И ведь она не рваная, без прорех, а все крепнет, сгущается, как, мать его, черный кофе без сахара – одна только горечь. Работа – завал, считай что нет ее уже, кредиты, долги, жена… да, вот с женой особенно тяжело. И вроде как твоя, а вроде и треснуло уже что, и смотришь на нее, и видишь – что нет, уже не то, уже отдалились – стеклянная стена. Руку к руке не приложить – только холод, да и приложишь ли – нужно ли?
Глянул на часы – время детское, еще четырех нет, а я уже почти в кондиции. Обычно в это время я сидел в офисе, за своим столом, где все в елочку, где бумажечка к бумажечке, подшитые папочки регистраторов на вращающейся стойке под рукой, а сейчас что – кризис. Все в разгон без выходного пособия, ищите лучшей жизни. А где я найду лучшую жизнь, если опыта кот наплакал – не возьмут, тут то хоть стажировался. И сколько нас сейчас таких по всем штатам разбросано – офисный планктон, люди без рук, без дела, без профессии с одними и теми же навыками офисных программ, уверенные пользователи дырокола да степлера. Мелочь – работа, а оказывается совсем не мелочь. Куда я теперь… куда? Вот и остается только…
- Пиво! – хлопок ладонью, да так звонко, что я едва не подпрыгнул. Оглянулся. Рядом на высоком стуле у барной стойки угнездился старик, какому тут явно не место. Лет шестьдесят, если не все семьдесят.
Бармен тоже оглянулся и его лицо расплылось в дружеской улыбке, видать старик этот тут далеко не в первый раз, а может даже и не первый год – столь радушно улыбнулся до того безликий бармен.
- Как всегда?
- Как всегда, - кивнул не по годам энергично старик, тряхнув седой шевелюрой. Глядя на него мне отчего то сразу показалось, что шевелюра его седая прокурена, что зубы его желты от табака, что он рубаха парень и что седая же его щетина нравится его старушке жене и останется в воспоминаниях его внуков добрым мазком чувств. Тут же вспомнился мой дед: угрюмый, погруженный в размышления, немногословный, и… и до боли родной, единственный, утраченный, и щетина его острая, когда я его обнимал, больно царапала щеку. Эх, дед…
Бармен ловко хватанул бокал, подставил под кран и, аккуратно, как ни для кого другого, чтобы не пенилось, налил до краев янтарно-блестящим светлым пивом. Поставил перед стариком, тот кивнул благодарно, сказал, прикоснувшись к руке бармена:
- Спасибо, Сэм, - так я и узнал имя того парня.
А после отхлебнул, повернулся ко мне, спросил:
- Который час?
Я снова глянул на часы, сказал:
- Без пятнадцати четыре.
- А ты, сынок, уже пьян.
- Не ваше дело, сэр, - с тихой злостью сказал я.
- Не мое. А знаешь, сынок, тут все не мое дело. Сэм – молодой талантливый парнишка, подрабатывает тут пока учится, и это не мое дело, Венди, вон та, - он кивнул в сторону, я глянул туда и увидел пышнотелую красавицу, что сидела за столом с этаким явновыраженным техасцем за столиком и вполне себе профессионально строила ему глазки, - мать одиночка с несложившейся судьбой. Она тоже не мое дело. И ты, - он положил руку на мое запястье, - тоже не мое дело. Да?
- Именно, - вырвал руку из под его ладони и залпом замахнул виски, снова стук, снова бармену, - Эй! Сэм, будь добр. – и показательно тряхнул пустым стаканом, звякнули ледышки об стекло.
Сэм, почему-то, сначала глянул на старика, тот кивнул, и только после этого над стаканом, забулькав, зависла бутылка с виски.
«И что, - с какой-то неожиданной озлобленностью подумалось мне, - теперь этот старый хрыч будет решать за меня мою норму?»
- Бутылку оставь, - приказал я, старик кивнул, и ополовиненная бутылка осталась рядом с моим стаканом на стойке.
- Друг, - он мне улыбнулся, и я увидел что и вправду зубы его желты и прокурены, - хочешь я расскажу тебе интересную историю?
- Отстань, - окрысился я на него, отвернулся.
- Прости, - его рука снова настырно легла на мое запястье, - ты торопишься?
- Нет.
- Тогда уважь старика, мне так тоскливо дома одному в четырех стенах, хоть вой – никому я не нужен. Вот за тем-то сюда и хожу, поболтать о том, о сем. У тебя так бывает?
Я хотел ему сказать что-то злое, буркнуть, но… вместо этого ответил тихо:
- Бывает, и в последнее время все чаще.
- Давай тогда поболтаем. Я расскажу тебе историю… как тебя?
- Джордж.
- Давай я расскажу тебе историю, Джордж.
- Рассказывай, - все одно мне торопиться было некуда, не домой же идти… таким… в такое время… и я налил себе еще виски.
- Это было давно. Нет, не во времена депрессии, - он тихо усмехнулся, - я не такой старый, каким кажусь. Нет – пятидесятые. Веселое, я доложу тебе Джордж, времечко было. Коммивояжеры, мощные блестящие хромом машины, кому было дело до выхлопов, лужайки и добрососедские отношения – все как в кино, да, Джордж, все как в кино…
Он надолго замолчал, улыбаясь чему-то своему, отпил пива, утер несуществующую пену с губ, и продолжил:
- Я, помнится, по той поре, как раз разбежался с Вирджинией, оставил ее одну, меня манила карьера, Пулитцеровская премия, разухабистая свободная жизнь в стиле Джеймса Бонда. Нет, не заморачивайся, я не про эти стрелялки или еще что, я не суперагент на пенсии – нет. Просто тот стиль жизни: машины, девушки, дорогие костюмы. У вас же, у молодых, это тоже есть? Не так ли, друг мой, - и он похлопал меня по плечу, - Золотой телец повелевает, реклама диктует, билборды нашептывают, да? Жизнь в кредит, друг мой, жизнь в кредит.
Я кивнул, а что еще оставалось делать – старик был прав как никто: жизнь в кредит, богато одетые рабы банков. В костюмах за полторы тысячи долларов, в машинах, того дороже, в красивых домиках с лужайками, а на счету – минус, за который разве что детям не рассчитываться.
- Да, Джордж, времена меняются, а вот долги – долги есть всегда, и мечты о красивой жизни с обложки – это тоже на все времена. Есть вещи, сынок, неизменные во все времена…
Он снова отхлебнул пива, я снова посмотрел на часы…
* * *
Проснулся, уселся на кровати, отер опухшее лицо. Попытался вспомнить вчерашний день и, как ни странно, вспомнил все. Даже то, как спать улегся, не забыв прихватить с собою пепельницу, сигареты и початую бутылку того дрянного виски, что купил на углу в этой чертовой нигерской забегаловке. Отстойное пойло, но все одно – в голову шибает хорошо, да и по деньгам раза в два дешевле чем в округе. Вот только голова с него гудит – прям не слава богу.
Но голова особо и не гудела, да и в пепельницу прихваченную с надписью «Marlboro» был втоптан только один окурок все той же марки. Ну да, выкурил сигарету, закинулся глотком виски, да и на боковую – все как и припоминается. Удачно вечерок сложился, весьма удачно. Глянул на тикающий усиками будильник – половина первого, проспался. Откинул одеяло в сторону, глянул на ноги – все же кое что забыл сделать: на ногах, красуясь симметричными дырками на больших пальцах, были одеты носки не первой свежести. Ухмыльнулся.
Встал, прошатался до туалета, отлил, потом прогромыхал вниз по лестнице на первый этаж, включил телевизор и бухнулся на диван. Пока вспыхнул, прогрелся кинескоп, я уже удобно устроился, и только сейчас увидел, что показывают новости. Говорили, как обычно, про Корею, про волнения, и еще ересь какую несли – уж лучше бы переключить, но так лениво было вставать. Потом про очередное найденное тело, какое уже по счету? Телевизор услужливо напомнил – восьмое. Восьмая жертва Лесного человека. Как всегда, нет никаких улик, а только изрезанное, окровавленное тело, накрытое белой материей. Эх, были бы деньги, купил бы уже телевизор с дистанционным управлением, как у Стива, ну или, если бы не было денег на телевизор, то хотя бы приставку для пульта, но… денег не было, и потому я стоически терпел новости.
В дверь позвонили. Я не двинулся. Снова позвонили. И снова я лежал и припоминал, жду ли я кого в гости? По всему выходило, что не жду. А вообще так то неплохо было бы уже, наверное подняться, побриться, накинуть на плечи костюм и мал по малу выезжать уже на своем стареньком кадилаке на работу, вдруг там обломится какое-нибудь задание, какой-нибудь сюжетец. Но это же надо вставать, снова шлепать в ванную, бриться и вообще…
Снова позвонили.
- Да кого там черт принес! – не выдержал я, сел на диван, хлопнул ладонями по коленям, и, как был – в трусах, отправился к двери. Глянул в глазок, на пороге стоял какой-то неизвестный мне джентльмен в весьма неплохом костюме с весьма доброжелательной улыбочкой на лице. Не открывая дверь, сказал:
- Если вы что то продаете, мне ничего не нужно. Разве что аспирин, - уже шепотом добавил я.
- Я не продаю, я предлагаю вам весьма нестандартные услуги, каких вы не найдете на рынке.
- Ну ладно, - пробурчал я, - если ты так хочешь.
И я распахнул дверь и предстал перед этим улыбчивым коммивояжером в чем был: в трусах, майке, и в дырявых носках.
- И что же вы мне можете предложить такого необычного, - издевательски добавил, - сэр.
- О! – он ничуть не изменился в лице, и улыбка его стала еще шире, он будто расцвел от радости узрев меня на пороге, - Таких услуг не предлагает ни одно из известных вам заведений! Есть ли у вас эмоции, от которых бы вы хотели избавиться? Сэр, - закончил он свою речь так же как и я, но в тоне его не было ни намека на издевку, на сарказм, а сплошное, до блевотины отвратительное дружелюбие.
- Что? – не понял я.
- Есть ли у вас какое-нибудь травмирующее воспоминание, что то, что гложет вашу совесть, душу, трагедия, мысль о котором заставляет сжиматься ваше сердце… - начал он.
- В услугах психолога не нуждаюсь, - я было хотел захлопнуть дверь перед его носом, в голове промелькнула мысль: «неужели у психоаналитиков так плохо с клиентами, что они пошли по домам».
- Нет! Никакого психоанализа и многих сеансов! Только сейчас предлагаю вам избавиться от любого опостылевшего вам чувства за символическую плату в пять долларов! Оплата по результату. Все с гарантией.
Усмехнулся.
- То есть… - я ехидно улыбнулся, - вы просто так возьмете и заберете всю ту свору драных кошек, что скребутся у меня в душе?
- Так точно! – и он молодцевато щелкнул каблуками, а улыбка его стала еще шире, хотя куда шире то!
- Ну… давайте попробуем, - я прикинул тут же про себя, что этот странный коммивояжер сможет сделать? Ну не убьет же он меня в самом то деле, хотя… кто его знает. Но если что, шефу можно будет предложить статейку о шарлатанах с такой интересной, новой задумкой для мошенничества. Я открыл дверь шире, - проходите.
Мы прошли в холл. Мне стесняться было нечего – он сам пришел, он видел в каком виде я ему открыл, он чувствовал перегар, и что же он тогда ожидал увидеть внутри? Вещи раскиданы, на столе перед диваном грязная тарелка, пара заляпанных стаканов, не выветрившийся запах вчерашней пьянки – вполне себе нормальный вид, для холостяцкой берлоги. Я с каким-то садистким удовольствием ожидал его перекошенной физиономии, округлившихся глаз, ну или хотя бы брезгливо сморщенного носа, но нет. Он стоически прошел в холл к дивану, поставил свой коричневый саквояжик на пол, спросил:
- Операцию будем производить здесь? Вам лучше было бы лечь, ну или присесть.
- Все таки психоаналитик, - я осклабился, - а где же ваш блокнот, карандаш, стул принести, простите, кресла нет.
- Нет-нет, просто стоя… - пожал плечами, - неудобно.
- Хорошо, - я сел на диван, сказал ему, - присаживайтесь. Ничего что сидя, а не лежа?
- Конечно-конечно. Подойдет, - он присел рядом, - От каких эмоций вы бы хотели избавиться?
- У нас в офисе, в редакции, есть одна… - я сморщился, вспомнив про Линдси. Эх! Какие ножки, какой бюст, а талия. И как она горяча, в постели и не знаешь уже, кто кого имеет – ты ее или она тебя. Вот это были ночки! Тогда меня прочили на место ведущего колонки, своя постоянная рубрика – карьерный рост, прибавка, а там, дальше, может быть… Меня подрезал этот чертов эмигрант «ганс» - Крайзер. Педантичная, учтивая сволочь. Ох, как он меня срезал! Как срезал… И колонка его, и Линдси тоже переметнулась в одно мгновение. И выходит что зря я порвал с Вирджинией, ушел, не смотря на все ее вранье про беременность – знаю я эти бабские бредни.
- Продолжайте.
- Линдси. Я ее, наверное, еще люблю. У нас был романчик, мимолетный. Все закончилось. Но…
- Вы ее любите.
- Не то чтобы люблю. Ревную и злюсь. Злюсь на Крайзера, он… не суть. Это все наши змеиные офисные разборки, ну вы понимаете.
- Конечно-конечно, - он сидел как провинившийся ученик в кабинете директора: руки сложены меж колен, сцеплены в замок, плечи опущены, вот только смотрит на меня, и улыбается, что совсем не идет ни к этой позе, ни к ситуации. Будто он менеджер в автосалоне, что собирается впарить мне новенький блестящий форд, - я вас понимаю. Больше не надо ничего рассказывать, я все сделаю сам.
- Как скажешь, друг, - вырвалось у меня с этакой противной ехидцей, но он, похоже, совсем не обратил внимания на тон, на то что я, по нечаянности перешел на панибратский тон.
- Вот так. Хорошо. Вы не против, если я возьму вас за руку. Нужен контакт. Вы позволите?
- Валяй, - совсем съехал я.
Он взял меня за руку, на секунду прикрыл глаза, наморщился, но лишь на мгновение, а после снова смотрит на меня, снова улыбается.
- И? – спросил я.
- Я к вам зайду завтра. За расчетом. В какое время мне лучше подойти?
- А что поменялось? – я попытался осмыслить какие-то внутренние изменения, но ничего не приметил в себе. Разве что не передергивало меня от воспоминаний о том же Крайзере, или о том как они с Линдси обжимаются и воркуют в архиве. Но это же мелочи, просто я уже настроился на должный, ехидный лад, и потому…
- Я бы вам порекомендовал пересечься с леди Линдси сегодня, возможно с Крайзером, и вы все поймете.
- Ну это легко. Через час с четвертью я уже буду в редакции, а там… - и я поморщился.
- Вот и славно. Так во сколько завтра вы будете у себя?
- Ну… - я задумался, - постараюсь быть к шести.
- Хорошо, - он встал, взял саквояжик со стола, - вы меня проводите?
Я поднялся, проводил его до дверей, увидел, что там, у дороги, припаркован старенький плимут – надо полагать как раз этого коммивояжера.
- Вот, возьмите, - он протянул мне визитку уже на пороге, - я буду рад, если вы предложите мои услуги кому-то из своих знакомых. Удачи, и до завтра.
Для полноты картины не хватало только приподнятой на прощанье шляпы, вот только шляпы на нем не было. Прямо английский джентльмен, и как его занесло Нью-джерси? Хотя нет, выговор у него местный, не округло английский.
- До завтра, - ответил я, поднял в прощальном жесте руку.
На работе я оказался не через час с четвертью, а через два. Работа как всегда кипела, трещали печатные машинки, ведущий колонки криминальных новостей, отставной полицейский, Билл Мюррей, грузно ходил промеж столов и, конечно же, как всегда, из уголка его рта торчал огрызок толстенной сигары.
- Привет, Билл! – протянул ему руку, поздоровался, спросил тише, - Крайзер, надеюсь, уже свалил?
- Держи карман шире, - усмешка, и как только сигара не выпала, скривила его толстую щеку, - у главреда вместе с Линдси. Ты, кстати, в курсе, что он берет ее под свое крылышко?
- Да что ты говоришь! Кем? С каких это пор у ведущего колонки появляются секретарши?
- Парень то он шустрый! Да ты, - он хлопнул своей огромной, лопатообразной ладонью мне по плечу, да так, что я едва не подогнулся под ее тяжестью, - не раскисай. Знаю я ваши шуры-муры, знаю.
- А мне то что, мне бы свой столбец урвать и… и… - я замер. Крайзер выторговал у главреда секретаршу, ну или кем она там к нему пойдет, а это повышение, это деньги, это ставка, вот только нет у меня ни черной зависти, ни злобы ни к нему, ни к Линдси.
- Саймон, ты что замер? – Билл пристально посмотрел на меня, выдохнул мне в лицо облако сигарного дыма, - Да не переживай ты так…
- У главреда они, говоришь?
- Да.
- Хорошо, - я прошел мимо него и уверенным, какого сам от себя не ожидал, шагом двинулся к застеленному, завешенному жалюзи, офису главреда.
- Да ты погоди, - крикнул Билл, - там может не все так…
- Все нормально, Билл, - кинул я через плечо, постучал в стекло двери, на которой значилось «главный редактор Д. Клейтон», и не дожидаясь ответа распахнул дверь. Так и есть: Крайзер и Линдси здесь, и Линдси еще одета в свой брючный, будто в обтяжку, бежевый костюмчик, от которого я просто с ума сходил. Они вздрогнули, будто их поймали на горячем, а Дик Клейтон, главред, лысый пузан, в народе «пузырь», сидящий за столом, спросил меня:
- Чего хотел?
- У меня есть тема. То ли про аферу, то ли про чудотворца. И так и так будет интересно. Работать?
- Сам как оцениваешь?
- Думаю, что пройдет при любом раскладе, - отчеканил я уверенно.
- Работай.
- Хорошо, - посмотрел в сторону Кайзера, шагнул, протянул руку, - Забудем обиды?
Он протянул свою ухоженную белую ладонь, и мы пожали руки. На лице его была то ли растерянность, то ли гримаса недоверия, а то ли то и то разом, и Линдси тоже смотрела на меня удивленно, обижено что ли.
- Пока, Линдси, - я развернулся, вышел из кабинета, и тут же нарвался на Билла.
- Что ты там устроил? – начал он сходу, - Зачем перед пузырем сцены устраиваешь, так и вылететь недолго.
- Все пучком, - хлопнул его по тяжелому, мясистому плечу, - все пучком, Билл. У меня есть тема! – и прошел мимо него, с трудом сдерживаясь, чтобы не подпрыгнуть от радости, не побежать прочь, хоть сердце так и рвалось из груди, билось радостно, ярко, полно, как никогда не билось с тех пор, как Линдси бросила меня. Мне было плевать, мне стало абсолютно плевать на этого зазнавшегося фрица Кайзера, на Линдси, на все то что нас с ней связывало. Она стала просто аппетитной цыпочкой, каких можно встретить на улице, в супермаркете, да где угодно – она больше ничего не значила для меня! Все! Все забылось, все ушло! Я снова был свободен!
Вас когда-нибудь освобождали из рабства, снимали с вас тяжелые глухо позвякивающие цепи, растирали ли вы запястья после долгих объятий железа? Нет? Меня тоже никто никогда не освобождал, разве что после той студенческой вечеринки, когда мы знатно побузили в кампусе и всех нас принял гостеприимный полицейский участок в штате Вирджиний. Тогда да, тогда я был в наручниках, но это было весело, да и пьян я был, - не освобождение, а так – игра. А тут – снова свобода, снова солнце светит, снова вокруг зелень и уйма красивых девушек, что так и шмыгают вокруг – знай только замечай их. Я шел по улице, будто только-только на свет божий явился и увидел всю его красоту. В этом чертовом мире, который казался мне беспросветной темницей, вдруг обнаружились бескрайние небеса, красивые ухоженные улицы, улыбчивые лица, разноцветье одежд и внезапная доброжелательность всех вокруг, начиная от той официантки в уличной кафешке, где я перекусил, и заканчивая вечно угрюмым негром - продавцом в газетном киоске, что никогда в жизни не расставался со своим брелком с ключами и будто приклеенной папиросой в уголке толстогубого рта. Он предложил мне купить кое-что с девочками из под прилавка, а когда я сказал, что как-нибудь в следующий раз, дал мне прикурить и отпустил пару сальных шуточек, лихо поднявших мне настроение.
Продолжение следует...
|
Группа: АДМИНИСТРАТОР
Сообщений: 1934
Замечания : 0%
Продолжение второго рассказа:
Придя домой, я скинул ботинки, растянул удавку галстука на шее, хватанул по привычке бутылку виски, бухнулся на диван, уставившись в расцветающий телевизор, и вдруг замер. Зачем мне бутылка? В кои то веки я вдруг понял, что мне напрочь не нужно это пойло, что мне и без него просто великолепно. Зачем?
Поставил бутылку. Была даже глупая мысль: как в кино, взять да и вылить бутылку в раковину, только то кино, а где вы видели среднего американца, которые на самом деле выливает то, за что он платил свои кровные? Потому я просто поставил бутылку на стол, уставился в телевизор, и отдался решительному ничего не деланью. Хотя нет, кое что я все же сделал. Достал бумажник, вытащил из него пять купюр по доллару и положил их на стол. Заранее, чтобы лежали и напоминали. Если честно за такое дело я бы и десятки не пожалел! Ей богу, не пожалел бы!
Ближе к ночи, когда за окном уже знатно стемнело, припомнил о визитке. Сунул руку в карман, там ее конечно же не было, не было ее и на столе, куда я привык скидывать всяческую макулатуру. Пошел в прихожую – вот она, на полке для обуви. Ну конечно, куда я еще мог бросить ненужную мне бумажку!
Взял, прочитал, подивился названию его дела. Большими буквами на визитке значилось: «ЛИКВИДАТОР», а дальше номер телефона написанный от руки каллиграфическим почерком и время для звонков. Выходило так, что я мог набрать его хоть прямо сейчас. Только телефона у меня дома не было, поэтому пришлось по шустрому одеться, проверить наличие четвертаков, и потом добежать до телефонной будки на углу. Набрал номер, долгие гудки, а потом резкий, прокуренный голос:
- Мотель «Хилл», слушаю.
- Мне бы хотелось поговорить с… - снова достал визитку из кармана, - с Эндрю Вилсоном. Он…
- Номер его не знаете?
- Нет. Простите, не указал.
- Хорошо, - в голосе послышалась тоска, лень, ему же, администратору, сейчас придется открывать книгу постояльцев, искать фамилию, и только потом соединять. Я терпеливо ждал, крутя в пальцах заранее приготовленный четвертак на тот случай, если время звонка начнет подходить к концу. В трубке вновь раздался тот самый прокуренный голос, - Номер шесть, чтоб вы знали. Соединяю.
И снова гудки, и снова я жду ответа и думаю: вдруг он еще не вернулся в свой номер, сидит, небось, сейчас в баре, набирается пивом – мирские радости они же для всех, и для ликвидаторов эмоций, и для наемных убийц, и для журналистов – одинаковые. А может и клеит какую-нибудь красивую цыпочку и…
- Да, слушаю вас.
- Эндрю Вилсон?
- Да.
- Вы сегодня заходили ко мне, помните, ликвидировали Линдси и Крайзера.
- Ах, да, помню, тот, простите, помятый молодой человек в майке, не так ли?
- Да-да, все правильно, - я улыбнулся, вспомнив, каким наверное дураком я ему тогда показался, - завтра можно пораньше ко мне, с вечером у меня не сложится.
- Вас устроили оказанные услуги?
- Выше всяких похвал! Просто невероятно!
- Я рад, что смог вам помочь. В девять утра для вас не будет слишком рано? – до чего же механично он говорит, будто не с человеком говорю, а с истуканом, ну или роботом из фантастического фильма.
- Вполне. Вполне устроит.
- Тогда в девять. И… - он замялся, будто сейчас скажет, что-то неудобное для меня, что-то обидное, тут же подумалось, что попросить быть меня в менее вызывающем виде, но, - у вас есть фотография этой самой Линдси?
- Да, по моему есть.
- Вы бы не могли мне ее отдать?
- Зачем? Ах, ну да, конечно. Так завтра в девять?
- Да.
- До встречи.
- До встречи.
Потом сбросил вызов, тут же закинул четвертак, что крутил в руках, набрал номер пузыря. Долгие гудки, я уже было начал сомневаться: стоит ли звонить пузырю в столь позднее время, когда на том конце взяли трубку.
- Алло, - женский голос.
- Здравствуйте, а можно мне услышать Дика? – спросил я заискивающе. Его жену я видал всего то пару раз, но мнение о ней составил весьма недоброе. Грымза, именно старая грымза, двинутая домохозяйка, предъявляющая права на собственность мужа, на его, то есть нашу, газетенку, и на потроха всех и каждого, кто в ней работает. Весьма неприятная особа, если сказать короче.
- В следующий раз, молодой человек, я бы просила вас не звонить в столь позднее время.
- Прошу прощения, просто дело не терпящее отлагательств.
- Ждите.
Послышался стук укладываемой на стол трубки телефона, шаги, я ждал, не торопился. Знал что наш шеф особой прытью не отличается, но, вдруг, с удивлением для себя, услышал грузные торопливые шаги. Снова удар – хватанул трубку, голос с одышкой:
- Да.
- Добрый вечер, Дик. Прошу простить за поздний звонок…
- А, это ты. Что у тебя?
- Помните я говорил про материал.
- Да.
- Похоже это будет сенсация. Экстрасенс, ну или телепат, доказательства способностей сто процентные.
- Ну и? Мы не телевиденье, показать этого не сможем, а россказни… кто в них сейчас верит?
- Нет, тут другое. Он лечит. Мы сделаем ему рекламную статью и все контакты через газету завяжем. Может даже стоит выделить потом колонку для благодарных клиентов. Такое будет только у нас, тут главное не упустить момент.
- Он тебе мозги что ли промыл? Что за глупости!
- Нет, я серьезно! Он…
- Что он может? Ноги пришивает, калек на ноги ставит?
- Он лечит эмоции, - сказал я, хлопнул себе по лбу ладонью, поняв какую ересь только что произнес, - вернее ликвидирует их.
- Теперь скажи мне это на нормальном английском.
- Если у вас есть тяжелое воспоминание, или что то вас гложет, он может сделать так, чтобы… ну чтобы не переживали больше.
- Что, я все забуду, так выходит?
- Нет – это станет простым воспоминанием, не более. Как в кино видели, ну или рассказывал кто.
- Интересно, - он задумчиво поцокал языком, - интересно. Работайте. Только, слышишь меня?
- Да, - ответил с готовностью.
- Мне надо, чтобы все наверняка, понял? Никаких там случайностей, с такими вещами не шутят. Если это шарлатан или…
- Я вас понял, шеф.
- Короче так, ты с ним хвостиком. Считай что в оплачиваемом отпуске. Подбираешь материалы, пускай он сколько то народу при тебе отработает. Когда увидишь что это не шизанутики, когда уверен будешь, понял, полностью, абсолютно уверен будешь, тогда дам добро. Ясно.
- Яснее не бывает.
- Все. Работай.
- Спокойной ночи, Дик.
Он не ответил, раздались короткие гудки.
Я повесил трубку, вышел из телефонной будки и, неожиданно для себя, подпрыгнул, высоко взмахнув рукой:
- Есть колонка!
Не каждый день попадается действительно из ряда вон вещица, вещица такая, чтобы просто ух! Чтобы сразу вот так – в дамки, чтобы потом и колонка твоя, и статья, и шаляй-валяй за кем-то и тебе за это наличные капают. Тут теперь главное не вспугнуть, главное, чтобы все сложилось.
На следующее утро я уже был в полной боевой готовности. Встал в половину седьмого утра, хоть будильник и на восемь ставил – не мог больше спать. Почистил зубы, приоделся, пока было нечего делать, прибрался дома, сварил кофе, даже пыль протер, чего я не делал, пожалуй, с тех самых пор, когда съехал от родителей. Все, я был в полной боевой готовности. Сидел на диване, поглядывал на часы. Секундная стрелка будто время тянула, тикала еле-еле, а минутная так и вовсе издевалась – стояла недвижно, аки скала. Но вот уже без трех минут, вот без одной. Я уже было думал, что может он припозднится, или еще что, когда ровно в девять, как только секундная и минутная стрелка сошлись на двенадцати, в дверь позвонили.
Я соскочил, едва не опрокинув чашку с кофе на столе, быстро бросился открывать. Он все такой же, ухоженный, отутюженный, на лице все та же учтивая улыбка и… сегодня он был в шляпе, правда не в английском котелке, какой мне вчера представлялся, а во вполне обычной фетровой шляпе в цвет его серого костюма.
- Здравствуйте, можно ли забрать плату?
- Здравствуйте. Да, конечно, вы проходите, - поспешно дал ему пройти, - проходите. Кофе?
- Не откажусь.
- Присаживайтесь, - я торопливо метнулся на кухню, налил кофе, прихватил сахарницу, даже вчера купленный пакет сливок прихватил, и со всем этим отправился в холл. Поставил перед ним. Пять долларов так и лежали на столе, ждали своего момента, рядом маленькая фотокарточка Линдси, это мы с ней в кабинке мгновенной фотографии нащелкались.
- Вот, - пододвинул к нему деньги и фотографию, - все как и обещано.
- Спасибо, - он достал бумажник, вложил в него и деньги и фотографию.
Потом мы молча пили кофе, и я не знал с чего завязать разговор. Он начал первым.
- Вы ведете себя необычно. Это чем то вызвано?
- Да… - я замялся, набрался решимости, и сказал, - У меня к вам деловое предложение.
- Не заинтересован, - сходу ответил он.
- Подождите. Я не предлагаю быть компаньонами или еще что. Ваше дело остается вашим делом. Понимаете, я – журналист. Не сказать чтобы тираж у нас такой чтобы очень, но все же. И мы бы хотели… мы бы хотели написать статью про вас. Колонку, разворот – не знаю. Как пойдет. Не суть. Для вас это будет очень даже неплохой рекламой, - тут же добавил торопливо, - абсолютно бесплатно! Ничего от вас не требуется! Так же мы, возможно, будем публиковать письма ваших благодарных клиентов – возможно будет под это колонка. Но тут только от вас зависит и…
- Что вы хотите конкретно сейчас, - добавил, отпив кофе, - пожалуйста.
- Мне бы хотелось получить полное доказательство того, что вы не… простите. Шарлатан.
- А вы не являетесь примером? – и он даже было потянулся к бумажнику.
- Нет-нет-нет. Конечно же я являюсь живым примером. Но я же отдельный человек, может и сам охладел, может сам одумался – статистика, понимаете, власть цифр. Нужно ну… хотя бы с десяток клиентов и тогда… Вы меня понимаете?
- Да. Понимаю. Демократическое общество не руководствуется примером одного гражданина. Прекрасно понимаю. Влияние масс.
- Да-да, вы все правильно говорите.
- Хорошо.
- Что? – взглянул на него недоверчиво, - Это означает, что вы согласны?
- Да.
- Славно. Пожмем руки, - и я протянул ему руку.
Работа ликвидатора на тот момент была проста и скучна, как брокколи. Мы ходили от дома к дому, два учтивых, улыбчивых гражданина, звонили во все дома подряд, ликвидатор, простите – Эндрю, задавал одни и те же вопросы, одинаково разъяснял суть своих услуг. Конечно же, в глобальном большинстве случаев, усталые набигудиженные домохозяйки, усатые пузаны, старики да старухи, попросту закрывали перед нами двери, но не все.
В тот день улов был небогат: одна ошалелая мамаша с огромными, выпученными глазами, стала нам сбивчиво и слезно рассказывать о том, что сын ее стал совсем плох и это из за какой-то там пигалицы, которая его бросила. Парень, в комнату которого она нас провела и замерла недвижным горестным призраком у двери, и вправду был плох. Ввалившиеся щеки, бледность почти мертвенная, во взгляде жалость к себе и… ну что мне рассказывать, каждый таких видел, каждый сам через такое проходил.
- И вот так, сидит целыми днями, в окно смотрит, ждет звонка… - она не удержалась и расплакалась, прикрыв губы тыльной стороной ладони.
- Здравствуй, - Эндрю подсел на кровать к парню, - Я Эндрю. Ликвидатор. Ты уверен, что у вас с ней все кончено?
- Конечно же нет! – вспылил малец, а кто бы сказал иначе? Всегда кажется, что что-то можно сделать, как-то вернуть все на круги своя, вот только… где-то глубоко, внутри, там куда и себя то толком не пускаешь, прекрасно осознается, что это все – не будет второй серии.
- Ты желаешь ей счастья, пусть бы и не с тобой? – спросил тихо Эндрю, вкрадчиво так спросил, глубоко, и в глаза мальцу посмотрел, а тот… Тот не сдержался и захныкал как распоследняя девчонка.
- Она… Эни, понимаете, она… - он привалился к Эндрю, тот приобнял его, стал гладит по голове, по спине, не говоря ни слова, а потом положил руку ему на плечо, замер, как тогда, у меня дома, глаза закрыл – всего одно мгновение, и все было закончено. И снова он открыл глаза, взял парнишку за плечи отстранил от себя, спросил:
- Она тебя не любит, - сказал он тихо.
- Я знаю, - кивнул паренек утирая слезы, в глазах его читалась растерянность, будто этот добрый малый не понимал, что он тут делает, что тут только что произошло, и вообще…
- Все будет хорошо. Это первая любовь. Она всегда дается очень больно. Главное сохранить о ней добрые воспоминания. Ты согласен?
- Да, - кивнул парень, - конечно.
И улыбнулся.
- Ну, удачи, - он протянул ему руку, пожал его узкую ладонь, а после взял свой саквояж, шляпу аккуратно за тулью поднял, к груди прижал, встал.
- Все? – спросила ошарашенная мамаша.
- Все. Давайте выйдем. Ему надо сейчас побыть одному.
Мы вышли, тихо прикрыли за собою дверь.
- Теперь Ник станет как прежде? – тихо спросила она.
- Он уже стал прежним, - Эндрю похлопал ее по руке, - простите, у вас нет классной фотографии, где видно эту… Эни кажется.
- Да, конечно, в холле, в шкафу стоит.
- Можно я ее возьму.
- Да забирайте! Видеть ее не хочу, слышать о ней.
- Спасибо.
Мы спустились обратно на первый этаж, она торопливо вытащила из книжного шкафа фотографию очень даже миловидной девчушки, протянула ее Эндрю.
- Забирайте.
- Плату, пожалуйста.
- Ах, да, - она виновато улыбнулась, - сколько вы сказали, три доллара? А не слишком ли…
- Пять, - с неожиданной жесткостью в голосе сказал Эндрю, - пять долларов.
- Но… Я не располагаю всей суммой. Вечером придет муж и…
- Пять долларов, или я возвращаю вашему мальчику его любовь.
- Хорошо, - зло бросила она, - хорошо, забирайте!
Она вновь бросилась к книжному шкафу, достала откуда то из за книг денежную скрутку в офисной резинке, вытащила оттуда пятерку.
- Забирайте! И…
- Спасибо, - он кивнул, взял деньги, - всего вам доброго.
Мы ушли.
- Эндрю, - уже когда мы вышли за белую калитку ее дома, спросил я, - почему ты не дал им времени убедиться в результате, как мне.
- Ты ее видел? – он глянул на меня, одел шляпу, поправил ее, - У таких надо брать деньги сразу, если не вперед.
- Коммивояжорская смекалка? – ухмыльнулся я.
- Можешь это так называть. Опыт – так называю это я.
- Хорошо.
Тем же вечером он «ликвидировал» еще одну влюбленность, а в одном доме, где уже толком не было ничего – голые стены, так и вовсе проявил себя с неожиданной, совсем не коммивояжерской стороны.
Нам открыл дверь опрятный, но одетый в старые, весьма заношенные вещички, мальчуган лет пяти, позвал маму. Мать, вроде бы молодая женщина, но темные мешки под глазами, и вообще – изможденность какая-то глухая, очень старили ее, и она была больше похожа на старуху, нежели чем на молодую женщину.
- Мэм, - он приподнял шляпу, - не желаете ли вы… - и далее по тексту.
- Простите, - она с какой-то щенячьей надеждой посмотрела ему в глаза, - а от запоев вы помогаете?
- Простите?
- Вы лечите алкоголизм? – спросила она с такой тоской, с такой мольбой в голосе, что даже у меня, завзятого циника, что то шевельнулось в душе, в сердце провернулось. Да еще и этот малец ухоженный, в старом тряпье, прислонившийся к ее ноге, с той же мольбой, с тем же щенячьим выражением смотрящий на нас…
- Были случаи, - кивнул Эндрю, - можно попробовать, если вы не против. Я так понимаю, кхм, муж?
- Да.
- Он дома?
- Да. Надрался, скотина. Спит.
- Можно? – он кивнул на вход.
- Ах, да, конечно, проходите, - и она торопливо впустила нас в дом.
То что мы видели с порога было только началом. В доме и правда было шаром покати. Видать муженек-пропойца все вынес из дома что только мог. Оттого и вещи старенькие, заношенные, может соседи из жалости дали, может еще что, оттого и вид у нее, у женщины, такой изможденный.
- Где? – спросил тихо Эндрю.
- Я вас провожу. Кит, подожди нас здесь, - она погладила мальчугана по белобрысой макушке и тот послушно остался ждать.
Мы прошли в комнату, едва переступив порог которой, сразу почувствовали застаревшую уже вонь перегара, и ни с чем не сходный запах алкоголя. На диване валялось нечто: грязный, обтрепанный, на лице недельная щетина, вид жуткий. Я глянул на него и мне едва не стало плохо. Недавно же, после того как Линдси меня бросила, я почти каждый вечер возвращался домой в таком вот состоянии. Нет, конечно не драный, не грязный, но такой же, и если бы не ликвидатор, если бы не Эндрю… вылететь из газеты не так уж и сложно, а кому я буду нужен потом?
- Вот, - и она, как та мать влюбленного сына, прикрыла лицо, - не знаю, что делать. Хороший был. Хороший, а теперь…
- Выйдете, пожалуйста, - он проводил ее взглядом, глянул на меня.
- Зачем? – спросил я, кивнув в сторону двери.
- Не люблю когда так плачут. Не нравится.
Он подошел к спящему, вздохнул, положил руку ему на лоб, закрыл глаза. На мгновение его лицо исказила гримаса. Страшная гримаса, какой я не видел на его лице ни разу, а после он открыл глаза, улыбнулся и сказал ни к кому не обращаясь:
- Теперь все будет хорошо, идем.
Мы вышли из комнаты, женщина нас ждала вместе с сыном. Они молчали и по взгляду было ясно, что никаких добрых слов они от нас и не ждут.
- Мэм, - он улыбнулся ей своей дежурной улыбкой, потрепал мальчугана по голове, - все будет хорошо. Дайте ему проспаться и не напоминайте, его и так будет мучить совесть.
Она закрыла ладонью рот, глаза ее расширились, и тут же она спохватилась, хлопнула по карману своей старенькой заношенной кофты, в которой была, сказала:
- Пять долларов, сейчас…
- Не надо, - он положил ладонь ей на руку, - вы нас чаем не угостите?
- Что? Ах, да, конечно же! Пойдемте на кухню.
Я не стал его спрашивать, почему он не взял денег, и так понятно. Просто удивительно. Просто не понятно, как человек, занимающийся таким трудом, настаивающий только что на мгновенной расплате, так по доброму отнесся к этой бедной женщине.
Вечером я напросился к нему в гости, хотел провести первичное интервью, хоть что то узнать о этом весьма интересном человеке, про которого по сей момент я знал только то, что зовут его Эндрю Вилсон, что он явно не местный, что у него есть старенький плимут и то что он единственный в своем роде – ликвидатор эмоций.
Номер в мотеле был вполне обычным. Койка, тумбочка, лампа, дверь ведущая в туалет, радиоприемник. По той поре в номерах еще не было телевизоров, а если и были, то такое удовольствие удваивало стоимость номера, если не утраивало. А радио – радио это завсегда пожалуйста.
Я сел на стул, достал из кармана блокнот, ручку. Эндрю, тем временем, поставил свой саквояж на тумбочку, аккуратно снял пиджак, придирчиво оглядел его, отряхнул незаметные мне пылинки, повесил на спинку стула, расправил, шляпу столь же придирчиво осмотрел, положил рядом с саквояжем, сел на кровать.
- Эндрю, можно задать тебе несколько вопросов? – я глянул на него, он уже смотрел мне в глаза. Сейчас он не улыбался, лицо его не было ни усталым, ни изможденным, ни радостным, ни… да никаким! Будто это лицо манекена за витриной супермаркета.
- Да. Задавай.
- Эндрю, когда у тебя обнаружился дар ликвидатора?
- Мне кажется он был у меня всегда.
- Тогда… Когда ты в первый раз им воспользовался.
- У меня была одноклассница – Мири. Я ухаживал за ней, она меня полюбила, а я...
- Я думаю надо тут будет чуть подкорректировать, не в очень хорошем свете себя выставляешь. Ты с ней из-за одной ночи, а она…
- Нет, - перебил он меня, - между нами ничего не было. Я ухаживал за ней, потому что так было принято. Принято, чтобы у старшеклассника была девушка, иначе – это прямой путь к насмешкам. Я не хотел быть изгоем, старался быть как все.
- А почему ты не выбрал девушку, которая тебе действительно нравится, которую ты мог полюбить.
- Это сложно.
- Она была, кхм, занята?
- Повторяю – это сложно. Может быть я смогу тебе объяснить, потом, когда ты узнаешь меня получше, но, если кратко, не было такой девушки тогда которая мне нравилась.
- Хорошо, сойдемся на таком варианте. Итак, расскажи мне, как ты в первый раз применил свой талант ликвидатора.
- Был выпускной, я пригласил ее на танец, мы поцеловались, она ждала продолжения, может быть каких-то слов, я ничего не сделал. Она убежала. Я подумал , что… не знаю что я тогда подумал. Я просто пошел, сел на стул, и стал ее ждать. Думал мы еще потанцуем. Ее долго не было, я пошел искать. Она была на втором этаже школы, убежала в кабинет биологии, там я ее и нашел. Она рыдала. Не люблю. Я сел рядом, стал гладить ее, а она… Я долго за ней ухаживал, почти год, она считала что нас уже очень многое связывает, она думала, что это любовь, во всяком случае для нее это так и было. Я тогда сказал ей, что она мне просто нравится, и я ее не люблю. Глупый шаг. Я думал так поставить точку, думал правда ей поможет. Мне всегда казалось, что девушкам это проще чем парням. Часто видел, как девушки бросают парней, и потому… предвзятое мнение получилось.
Он замолчал.
- Дальше, - попросил я.
- А дальше, - он вздохнул, - дальше стало хуже. У нее случилась истерика. Я схватил ее за руку и вдруг понял, что ей сейчас очень больно, что эта боль останется с ней надолго, нет, не навсегда конечно, но надолго. И эта боль будет ей мешать жить нормально. Я очень захотел забрать у нее эту боль, она страдала из-за меня и это было нечестно. И, пока я держал ее за руку, я вдруг понял, как можно забрать боль, вернее не так, это очень сложно рассказать. Просто, если очень захотеть, то мне удается что-то взять у человека. Я забрал ее боль. Она успокоилась. Я этого не видел, просто сразу ушел и оставил ее одну, а на завтра она все забыла и начала новые отношения, вернее позволила новым отношениям развиваться.
Продолжение следует...
|
Группа: АДМИНИСТРАТОР
Сообщений: 1934
Замечания : 0%
Продолжение второго рассказа:
- Очень интересно, а…
- Давай позже, я сегодня устал.
- Последний вопрос, пока помню. Слушай, Эндрю, а как ты излечил того парня от алкоголизма, или просто дал надежду? – меня самого передернуло от вопроса, но не задать я его не мог. Может правда: попросту обнадежил ту несчастную женушку, потому и денег не взял, - Алкоголизм – это же не эмоция и не…
- Люди пьют почему-то, настоящих алкоголиков почти не бывает. Если тебе кто-то говорит, что он пьет потому что пил его отец, дед – это все оправдания. Всегда есть какая-то первопричина. И если она еще не слишком глубоко спряталась, не слишком издавна идет – тут можно что-то делать. Клифф, этого парня зовут Клифф, пил из-за того что изменил своей жене. Он ее любит, но все равно изменил. Изменил тогда, когда его уволили. Напился с Дженифер, он имени то ее уже толком не помнит, поехали к ней, и он напился. С тех пор его гложет чувство вины перед женой, и он связывает это еще и с работой. Глупо вышло. Пьет из-за того что напился тогда.
- И что ты сделал?
- Я забрал у него вину перед женой.
- И все? А ты не думаешь, что теперь он станет гулять направо и налево. Если было однажды…
- Однажды было потому что он не знал, боялся будущего, пустился во все тяжкие. Он любит свою жену и этого больше не повторится, и, к тому же, он увидит, что лучше, чем такое вот бездействие, надежда найти такое же тепленькое местечко маклера, любая работа. Когда трезвым взглядом взглянет на жизнь – он изменится. Он снова станет тем – прежним.
- Понятно, - уже было потянулся захлопнуть блокнот, как меня перемкнуло – я понял! Понял самое главное, - подожди. Подожди. Клифф. Дженифер. Маклер. Откуда ты все это знаешь?
- Мне открывается чуть больше чем я говорю. Если коротко.
- И я…
- Ты мне дал «точный адрес», я не копал.
- И на том спасибо.
- А к жене… - замялся, - к жене вернись. Она тебя простит.
- Эндрю, это не твое дело.
- Считай за дружеский совет.
- Спасибо. Ладно, - я встал, протянул ему руку, - поеду.
- Удачи, - он пожал мою руку в ответ.
- Я завтра к девяти подъеду, - уже в дверях сказал я.
- Хорошо.
- До завтра.
- До завтра.
Когда вышел, только тогда подумал, что я же не на своем кадилаке сюда приехал, а на его стареньком плимуте. И выходит, что надо будет мне сейчас ловить такси и трястись до другого конца города. Ладно, завтра я сам приеду и вечером спокойно уеду.
Следующий «интересный» клиент попался нам уже на следующий же день. В основном все было как обычно: любовные страдания, терзания, один, по всему было видно, мелкий клерк, попросил избавить его от мук совести за мелкую кражу, что Эндрю и сделал, а вот в середине дня нам и попался тот самый «интересный» клиент.
Дом, на пороге которого мы стояли, был стар, но ухожен просто донельзя. Покрашен, идеальная лужайка перед ним, остриженные кусты, все вещи, что попадались на глаза были уже крепко в возрасте, но все выглядели все так же надежно, как, наверное, и в день покупки. А еще удивительно было то, что на участке перед домом было уж слишком много садовых скульптурок: тут тебе и гномы из Белоснежки, тут тебе и Том с Джерри, и Багз Банни, и фонтанчик самодельный с мельничным колесом – красота да и только!
Эндрю нажал на звонок, и нам почти сразу же открыл этакий старый добрый великан. Старик, но высокий, крепкий, в ухоженной крепкой же одежде, седая борода благообразно подстрижена, седые, чуть длиннее принятого волосы, улыбка на добром лице, лучащиеся морщинки от глаз. Наверное этому великану очень удавалась роль Санты, сразу так подумалось.
- Да, джентльмены, чем могу быть вам полезен? – в голосе его не было ни намека на насмешку, да и сам голос его был крепок, силен.
- Здравствуйте, сэр, - сегодня Эндрю был без шляпы, потому он просто кивнул, - не хотели бы вы воспользоваться услугами ликвидации эмоций?
- То есть вы, молодой человек, предлагаете вычистить сор из моей души?
- Можно и так сказать.
- Очень интересно, просто очень интересно, - он подмигнул мне, - может молодые люди зайдут ко мне в гости? Вопросы души не решаются на пороге.
- Это было бы очень неплохо, - согласился Эндрю, и мы прошли к нему в дом.
Обстановка, доложу я вам, в доме была как в журналах про старую добрую Америку. Все надежно, все добротно, мебель, не знаю, никогда не разбирался в породах дерева, пузатая, добротная, темного лакированного дерева, блестит полировкой. Света в доме было хоть отбавляй, окна не закрывало ничто – все занавески раздвинуты, никаких теней в углах, никакого сумрака, как то обычно бывает в доме стариков. А еще в этом доме было бесконечно много фотографий, и все больше фотографий детей. Надо полагать, что то были и дети его, и внуки многочисленные, было и множество просто семейных фотографий, где был и этот добрый великан-старикан, а на старых, выцветших снимках я увидел его молодым – Геракл с улыбкой доброго самаритянина. Грудь, что бочка, руки будто бревна – супермен, а не человек!
- Пройдемте на кухню, может выпьем по баночке пива, вот и обсудим. Вы как, не против пива?
Я почему-то подумал, что Эндрю может и отказаться, но тот только кивнул и сказал, чуть улыбнувшись:
- Не откажемся, сэр.
Мы уселись за круглый кухонный стол, застеленный в красную клетку скатертью, старик открыл холодильник, хлопнул дверцей, и поставил перед нами по бутылке пива, третья, чудесным образом уже откупоренная, осталась у него в руках.
- Ну так что, как это будет, - он сел на крепкий стул, тот даже не скрипнул под этим крепким гигантом, - я попросту забуду те воспоминания, или же это будет как-то иначе? Сразу говорю, то, что меня мучит я не должен забывать! – и он поднял указательный палец к потолку, будто на трибуне требовал внимания, - Лучше вы мне ногу отрежьте, чем я забуду про то! Вы меня поняли, джентльмены?
- Вполне, - кивнул Эндрю.
- Это хорошо. Ну так что? Ваши условия?
- Стоимость услуги – пять долларов, - начал Эндрю, - все ваши воспоминания остаются при вас, я ликвидирую только ту эмоциональную нагрузку, которая вызывает дискомфорт.
- И мне станет комфортно-комфортно, как в могиле?
- Я в этих вопросах не очень сведущ, не бывал в тех местах.
- И не торопитесь, это всегда успеется. Вы мне лучше, как вас зовут?
- Эндрю, вы мне лучше знаете что скажите: это разовая услуга, я должен принять решение прямо сейчас, сей момент, или можно с отсрочкой?
- Нет, в течении недели я планирую быть здесь, в этом городе.
У меня в душе даже что-то екнуло в этот момент. Если он через неделю отсюда уедет, то накрылась медным тазом моя колонка и все то, на что я рассчитывал. Жуть! Просто кошмар какой-то!
- Вот и славно, но мне так много не надо. Вечером вы бы не могли мне позвонить…
- Мы будем проезжать мимо, - тактично перебил его Эндрю.
- О! Тем более! Вечером мы могли бы продолжить наш разговор. Я как раз приму решение, там, знаете-ли, не все так просто.
- Я вас понимаю.
- Уж я то на это надеюсь, что понимаете, там без понимания никак.
Мы допили пиво за добрым, неторопливым обменом реплик. Чуть обсудили ситуацию в стране, как ни странно старик, звали его истинно по фермерски – Боб, не костерил ни политиков, ни молодежь, да и вообще казалось, что он ко всем добр, и всему рад. Не видел я до того таких людей, вот как пить дать – не видел! А после проводил нас до двери, пожал руки на прощанье, и мы разошлись.
Вечером, как и обещались, мы снова были у него. И снова было пиво, и снова была его добрая улыбка, и снова мы сидели на кухне. Как для дорогих гостей он принес откуда-то из глубин дома шкатулку с дорогими, очень даже хорошими сигарами, и, после пива, мы все закурили, повисла долгая пауза. Эндрю не торопил Боба, а тот задумчиво смотрел на вьющийся под потолком в желтом свете лампы сизый дым, и взгляд его был устремлен в себя – он решался.
- Я, молодые люди, прожил правильную жизнь, - начал он неторопливо. Ему верилось легко, без усилий, - Воспитал четверых детей, не родных, но воспитал их как родных, со всей любовью, на какую только был свободен. Моя Мэган тоже была не обделена счастьем, уж тут я постарался. Этот дом, наряды, рестораны, а их я, доложу вам, не люблю, - все это было в ее жизни, мир ее праху. Мы прожили хорошую счастливую жизнь вместе. Сейчас у меня, хотите верьте, хотите нет, целая дюжина внуков, и для всех них я родной дед, самый что ни на есть настоящий. Я прожил хорошую жизнь, достойную.
Он снова надолго замолчал, мы ждали, не торопили его.
- Молодые люди, у вас есть дети?
- Нет, Боб, - ответил Эндрю.
- Тогда вы еще не понимаете, что это такое – жить ради других. А может и понимаете, не мне судить, вы же лекари душ, а не я. Но… я живу ради детей. Ради внуков, мне в радость смотреть как они растут, ходят потешно, слушать их аляляканье. Мне это в радость… У меня были свои дети. Мои родные, единокровные. Родные… - он снова замолчал, сморгнул выступившие слезы, отер их тут же своей огромной, узловатой ладонью. Вздохнул, - Я их не уберег. Они погибли. Я должен был ехать с ними, но у меня были дела на ферме, и они отправились на том злосчастном автобусе в город. Все. Моя женушка Линн, и все дети. Близнецы Ром и Рим, нам было потешно дать им такие имена – это же даже символично… наверное. И маленькая Меган. Кроха. Ей было только два года. Моя малышка. Их не стало. Всех. Я не хочу никого обвинять, ни водителя, ни еще кого-то, жизнь, порой, выделывает редкостные фортеле. Говорили, что водитель, возможно, был пьян. Я не верю. Просто так сложилось. Он тоже погиб, и все погибли. Я… - замолчал, затянулся сигарой, выдохнул, - я, силач Боб, Боб мерин, - я их не уберег.
- Но вы же… - начал я, Эндрю положил ладонь мне на руку, перебил меня.
- Я вас понимаю, сэр, - почему не Боб? До этого же он говорил Боб, а сейчас… - Я лечил подобное, я знаю ваши чувства, я их понимаю. Судьба.
- Я не верю в судьбу, - сказал Боб грустно, - я верю только в людей и в их дела.
- Вы уверены в том, что… что хотите избавиться от того горя?
- Мне кажется… - он все еще не смотрел на нас, да и не на кого не смотрел – погружен в себя, - мне кажется я достаточно страдал. И я бессилен. Я полностью бессилен.
- Хорошо, - Эндрю отер руки одна об другую, потом потянулся к Бобу, - можно вашу руку?
- Конечно, - и он взялся за руку Эндрю.
И снова Эндрю закрыл глаза, и снова затаил дыхание. Я не знал, что сейчас будет: просто вновь распахнет веки, или же, как тогда, с пьяницей, его лицо перекосит гримаса боли, я ждал. А он сидел, на лице тоска, грусть, и глаза закрыты, а потом он разжал хватку ладони, выпустил руку Боба.
- Все? – спросил великан Боб.
- Нет, - Эндрю помотал головой, - Мне кажется я не вправе этого делать.
- Ну и на том спасибо. Я что-то должен?
- Нет конечно.
- Я рад, что вы оказались честными людьми, - он посмотрел на Эндрю, на меня, спросил, - Вы торопитесь?
- Нет, - опередил меня Эндрю, я же глянул на часы. Время то уже выходило позднее, пора бы и по домам, но раз нет, так нет.
- Ну и славно. Скрасьте вечерок старику, посидим, поговорим. Знаете, в моем возрасте сложно найти собеседника. Для моих древних одногодок я не подхожу, им бы все хаить да ругать, а для молодежи… - и он махнул рукой.
- Понимаю вас.
- Да что ж ты все вы да вы, Боб, просто Боб, без всякого там.
- Хорошо, Боб.
И, что бы мне хотелось вам сказать, не всякий старик – это старик. Боб нас не поучал, не наставлял, не делился скучными мудростями. Мы просто разговаривали, и я видел перед собой уже не этого седовласого, хоть и крепкого, но все же старца, а того, молодого, с фотографии. Мы выпили еще по пиву, вышли с сигарами на крыльцо, ночь была теплая, лунная, россыпь звезд на темно синем, сказочном, будто рождественском небе, все вокруг овеяно серебром: и трава, острозубый дощатый заборчик вокруг участка, и все те садовые статуэтки на газоне перед домом – мир сказки, который бывает, как я думал, только в детстве. Он нам рассказал, что он любит своих детей, и мы ему конечно же поверили, обманывать он не мог, что он любит внуков. Он делает для них все, он помогает им, хотя в помощи они уже и не нуждаются. Потому и морщатся всякий раз, когда подкидывает он им лишние пару долларов, дает внукам на карманные расходы. Как курица наседка стал, и, может, оно так и должно быть, но он чувствует, что тяготятся они этим. Все что он мог им дать, все что нужно им было в жизни, он уже дал, а дальше… а дальше – кто знает. А еще поговорили за то, что делается в стране, что дальше будет, проще ли будет жить, сложнее? Боб считал, что жить будет проще, в любом случае проще чем ему, его поколению. Не верил что еще раз будет великая депрессия, он верил в разумность людей, потому не допускал мысли о третьей мировой, будто не было ядерного противостояния держав - хороший человек.
Мы с Эндрю уселись в его плимут уже почти в полночь, доехали до его мотеля, я думал было сразу пересесть в кадилак и рвануть домой, но вместо этого пошел вместе с Эндрю в номер.
- Почему? Вроде хороший человек.
Эндрю не торопился отвечать. Он прошелся по комнате, сел на стул, закинул ногу на ногу, и сказал неторопливо:
- Так будет лучше.
- Что ты увидел?
- Ты желаешь Бобу здоровья?
- Да, - кивнул с готовностью, - такого бравого старика поискать надо! Да, черт возьми, даже ангелы на небесах не подгоняли бы его к себе, в рай!
- И я ему жалею добра.
- И что тогда.
- И все. Тебе, наверное, пора.
Я снова глянул на часы – уже за полночь. Вроде как да, пора бы и съезжать. Но все же… не хотелось мне домой ехать.
- Слушай, Эндрю, а почему бы тебе на время не переехать ко мне?
- Не хочу быть обязанным, и… у тебя же есть свои дела.
- Пока мои дела – это наши дела. Потом… потом разберемся.
- Тогда… Тогда давай завтра утром я заеду к тебе с вещами.
- Ты не против, если я у тебя останусь. Поболтаем, о тебе может что узнаю.
- Надо доплатить, и место…
- Я неприхотливый, - усмехнулся, - жизнь научила.
- Как знаешь, дело твое.
Он стал с той же тщательностью, с той же аккуратностью, как и вчера, раздеваться.
- Слушай, давно хотел спросить, а что у тебя в саквояже? Зачем ты всегда его с собой носишь? – я развалился на койке поудобнее, сунул подушку под голову.
- Ничего значительного.
- А все же.
- Хочешь посмотреть? – взглянул на меня.
- Не откажусь.
- Смотри, - и он без всякого стеснения поставил саквояж рядом со мной, открыл его и стал дальше раздеваться..
- Может ты сам, а то по чужим вещам…
- Ты же все равно хочешь взглянуть – смотри.
- Как скажешь, - уселся на койке, сложив ноги, распахнул саквояж посильнее, стал одну за другой выуживать оттуда вещи.
Упаковка печенья, стеклянная бутылка с водой, альбом для фотографий, еще альбом, яблоко, аккуратно смотанный вокруг картонки галстук. Все, больше там ничего не было.
- Можно? – я положил руку на фотоальбом.
- Конечно.
Я открыл альбом, с первого листа на меня смотрел мальчуган, улыбка его лучилась радостью, рябь веснушек на лице брошена щедрой рукой, в глазах задорные огоньки.
- Кто это?
- Достань, переверни, - он сидел на стуле, чистил ботинки щеткой.
Достал фотографию, перевернул, на обороте было написано: «Дейвид Бэллоу, погиб в восемь лет (утонул)».
Положил фотографию на место, перелистнул страницу. Девушка лет шестнадцати, на другой стороне старушка древняя. Достал фотографии, прочитал. У девушки значилось: «Первая любовь Дона Адмонда, Джейн Ридли», у старушки на обороте значилось: «Покойная миссис Грейн. Сын отдал ее в дом престарелых».
- Это все твои клиенты?
- Да.
- Зачем они тебе?
- Когда я смотрю на эти фотографии, я вспоминаю те эмоции. Радость, грусть, боль.
- Зачем тебе это.
- Потому что, - он посмотрел ботинок на свет, повернул, блеск его устроил. Положил ботинок себе на колени, сказал грустно, - Потому что я ничего не чувствую.
- Не смеши.
- Я логик. Я знаю когда мне должно быть весело, когда грустно, знаю когда надо похлопать по плечу, сказать доброе слово. Но я не чувствую.
- А в детстве?
- Я исполнял пожелания родителей. Я был хорошим мальчиком, не то что моя старшая сестра, или мой брат. Они хулиганили, получали затрещины, их ставили в угол, я делал так как говорили родители, - поставил таки ботинок на пол, взял второй. Тряпочкой отер с него пыль, после взял ваксу, щетку, - Я хорошо учился, я играл с другими в их игры по их правилам. Я знал, когда надо проиграть, когда можно выиграть. Радости выигрыш мне не приносил. Помнишь я тебе рассказывал про Мири. Я с ней сошелся, потому что так было принято, и друзья у меня были, потому что так было принято. Я всегда все делал правильно. Одно я не сделал – не женился. Родители просили, но я не хотел ломать кому-то жизнь, тем более заводить детей. Как и принято, я закончил колледж, получил диплом, работал конструктором на заводе, двигался по карьерной лестнице. Там очень неплохие заработки, кстати. А когда умерли родители, я занялся этим делом.
- Зачем? Все таки это твое желание, ты испытываешь какую-то радость когда помогаешь людям?
- Нет, я это могу делать. А если я могу, значит я должен это делать.
- То есть тебе совершенно безразлично все.
- Да.
- Так что, выходит, что ты девственник, - сказал я с глупой улыбкой.
- Нет. Я однажды воспользовался услугами одной девушки. Сплошная механика, мне не очень понравилось, - сказал он это без тени эмоций, так что и вправду поверилось в его бесчувственность.
- Интересно, очень интересно. И с тех пор…
- А зачем, мне это не нужно.
- Нда… - я задумался. Стоит ли подавать это в материале, или нет? Наверное все же не стоит, разве только ту часть, где он делает, потому что может. Можно еще написать про то, что он бросил высокооплачиваемую работу конструктора, чтобы нести освобождение людям – красиво получится. А вот про все остальное – не нужно.
- Где спать думаешь? Можно на одной кровати, если тебя это не напряжет, мне не помешает.
- Я лучше на полу, - сбросил на ковер подушку, - второй комплект белья тут есть?
- Вроде в шкафу был, внизу.
Встал, открыл шкаф. Не знаю, что я там ожидал увидеть: чемодан с вещами, или же те же самые вещи развешанные на плечиках, но вместо всего этого я увидел один единственный костюм на вешалке, и внизу одну пару обуви. И да, в углу и вправду была скатка постельного белья.
- У тебя только костюм? Остальное в машине?
- Мне не нужно много вещей.
- А на выход, или… ах, да, - махнул рукой. Как он себя назвал – логик? Логик ликвидатор – зачем ему что-то кроме костюма, в котором он ходит по домам, ну и пары долларов в день на пропитание, ах да, еще пятьдесят центов на бензин.
Больше я с него особенно ничего и не вытянул. Пытался расспрашивать, но механичность, правильная предсказуемость его ответов просто так и веяла скукой. Зевал крепко, до хруста, и сам не заметил,, как уснул подле кровати.
Проснулся я посреди ночи от его крика. Соскочил, с пола в темноте, не в силах понять, что случилось, нашарил лампу, включил.
Эндрю метался на подушке, лицо его было мокрым от пота, он то выл, то мычал, то кричал. Другой бы давно проснулся от собственного воя, но Эндрю наоборот, только сжимал веки сильнее.
- Эндрю, Эндрю, - я толкнул его, но он даже не заметил. Ухватил за плечо, затряс, - Эндрю, да проснись же ты!
Уже было замахнулся, чтобы отвесить ему пощечину, когда он распахнул веки и уставился на меня глазами заполненными ужасом.
- Что случилось?
- Кошмар, просто обычный кошмар приснился, - он сел, отер испарину со лба, - давай спать.
- Что тебе снилось? – сел рядом.
- Уже не помню, - но в голосе его слышалась ложь.
- Ты знаешь, что не умеешь врать?
- Да, мне говорили.
- Рассказывай.
- Ты не поймешь, - это мои страхи, - он глянул на меня, лицо его все еще блестело бисеринками пота, и в желтом свете лампы его лицо вдруг показалось усталым, изможденным – лицо смертельно больного человека.
- А ты попробуй.
- Мне это снится уже почти год. Мне снится, что подо мной черная бездна, надо мной белый свет, я как в колбе – вокруг прозрачные стены, а за ними, я не слышу, но знаю, что там крики, вой, ор – туман из людских фигур, как призраки, они все тянутся ко мне – руки, выпученные глаза, распахнутые рты. Они бьются об стены колбы, и мне кажется, что еще чуть-чуть и они пробьются – разлетится стекло осколками, и они меня разорвут.
- Ну да, страшно, - кивнул.
- И это все что ты можешь сказать? – мне показалось, что он даже разозлился на меня.
- Да, - пожал плечами, - что я еще могу сказать. Ты забираешь у людей их страдания, они остаются в тебе, им нужен новый хозяин, а ты их не пускаешь. Вот все что я могу сказать.
- Я тоже так думаю.
- Ладно, спи, - я, как маленького, погладил его по голове, хотел было погасить лампу, но он вдруг сказал.
- Оставь.
- Хорошо, - я улегся, закрыл глаза. Больше в ту ночь я не просыпался.
Утром он аккуратно собрал все свои вещи, выписался из мотеля, и мы поехали ко мне. Тут, припоминая о его вчерашнем кошмаре, я сразу определил ему комнату на первом этаже в дальнем от моей спальни крыле. Думал один этаж и расстояние спасут меня от его криков. Ну а дальше – все по старой схеме.
Снова плимут, снова дома, адреса, звонки, его вежливая улыбка, заученный текст. Если честно, поражался, как он с таким необычным видом услуг умудрялся находить себе работу. Не так просто убедить человека заплатить за то, про что он никогда в жизни и не слышал, а вот ему – удавалось.
Но тот день был явно не днем Эндрю. Услуги ликвидатора не требовались, а один этакий крепкий отставной вояка так и вовсе погнал нас со своей лужайки, крича в след:
- Коммуняки чертовы! Совсем с ума посходили! Мозги нам промывать средь бела дня! Я вас всех на чистую воду выведу, коммуняки красножопые!
Мне даже показалось, будь у него на тот момент при себе оружие, он мог бы и пару раз пальнуть по нашим совсем не коммунистическо-красным задам.
- И часто такое бывает? – спросил я, когда мы заскочили в машину и торопливо отбыли от агрессивного отставника.
- Случается. Бывают обзывают коммунистом, думают что я их запрограммирую на заветы Сталина, бывает, что считают за мусульманина, или еще за кого – обычное дело.
- Ну да, обычное дело, кивнул я.
Мы остановились у красивого дома, по всему видно было, что дом этот был – полная чаша. Но только главное слово тут «был». Лужайка не стрижена, разрастаются сорняки, почтовый ящик, в форме этого же дома, облуплен, рядом с крыльцом валяется детский велосипедик, по всему видно – давно валяется. Не врос, конечно, но уже подходит к тому состоянию.
- Ставлю доллар, что тут ты сможешь заработать, - весело сказал я.
- Да, - он механично кивнул, - тут живет горе.
- Поэтично говоришь, - хлопнул его по спине, - не ожидал…
- Не делай так больше, пожалуйста, - он посмотрел на меня по щенячьи приподняв брови, - со времен школы не нравится.
- Хорошо, как скажешь, - демонстративно поднял руки.
- И, еще. Постарайся не радоваться чужому горю. Надо вести себя, - виновато улыбнулся, - профессионально. Только тогда ты научишься понимать людей.
- Окей, буду стараться. Пошли?
- Пошли.
Продолжение следует...
|
Группа: АДМИНИСТРАТОР
Сообщений: 1934
Замечания : 0%
Продолжение второго рассказа:
Он вылез из машины без желания. Глянул на дом оценивающе, помотал головой, и только после этого открыл калитку, пошел по занесенной палой листвой дорожке к дому, я следом. Вон, в траве, брошенная детская лопатка, а вон, в тени дерева, забытый, с уже растрескавшейся кожей, футбольный мяч. Дом призрак, будто все кто жили в нем – бежали прочь, позабыв про все на свете.
Он нажал на кнопку звонка. Мы подождали, я глянул на часы.
- Пойдем, никого нет дома.
- Нет. Она там.
- Кто? Почему она?
- Она дома, - повторил он, и снова нажал на кнопку звонка и жал уже не отрываясь, так что от этого бесконечного «трень-трень» в ушах звенело.
Дверь распахнулась, на пороге молодая женщина, но страшная, исхудалая, изможденная, одетая в какое-то тряпье, поверх которого накинут измятый, заляпанный халат. От нее разило спиртным, а еще тоской и злобой.
- Здравствуйте, - он тут же протянул ей руку, и она, видимо по привычке, чисто рефлекторно, - протянула руку в ответ.
Он ничего ей не предлагал, не рекламировал свои услуги – ничего не пытался сделать для того, чтобы войти в дом. Он крепко ухватил ее за руку и закрыл глаза. Тут же лицо его перекосило такой зверской физиономией, будто через него пропустили ток, и женщина, она вдруг тоже закатила глаза, ахнула, стала заваливаться, я едва успел подхватить ее, чтобы она не упала прямо на крыльцо своего дома.
Нижняя челюсть Эндрю дрожала, он стучал, скрипел глазами, брови его, будто в муке, то вздымались, то он гневно сжимал их, так что через весь лоб пролегала глубокая складка, но руки ее он не выпускал, стонал, но держал, хрипел. А она, ее голова безвольно повисла, и то ли она сама, то ли через руку от руки Эндрю, передавалась ей мелкая, частая дрожь. Еще пара секунд, и он открыл глаза, успокоился/. Женщина не открывала глаз, все так же покоилась у меня на руках.
- Что… - начал было я.
- Подожди, - он ласково провел ей по лицу тыльной стороной ладони, она открыла глаза, встрепенулась, испуганно заозиралась, рот ее распахнулся, будто она собиралась закричать.
- Лиз, - он улыбнулся ей, - тише. Вам стало плохо, и вы упали.
- Кто вы?
- Мы друзья Кена. Он скучает по вам. И Синди с Доном – они тоже скучают.
- Это он вам сказал? – в ее глазах затаилось недоверие.
- Вы же знаете Кена, когда он кому что говорил?
- Ну да, - она задумчиво кивнула, улыбнулась, и улыбка ее была красивая. Не смотря на ее ввалившиеся щеки, круги под глазами, все одно – улыбка ее была красивой, - Никогда ничего не скажет, все будет в себе держать. Как они?
- Он не рассказывает, но злой стал, ни поговорить, ни кофе попить с ним. Сторонится всех, Рут, скряга наша, вы ее знаете?
- Да, его… ваша «старуха», начальница.
- Ага. Она уже говорит, что Кен то совсем плохой стал, - уже шепотом добавил, - увольнять думает. Нельзя. Один, с двумя детьми, он и так разрывается – всюду поспеть надо. Жалко его.
- Жалко.
- Позвоните ему. Вы же знаете, какой он. Хорошо?
- Хорошо, - тихонько кивнула.
- Обещаете.
- Да.
- Ну и хорошо, - он отшагнул назад, мне кивнул, и я шагнул в след за ним с крыльца, - только обязательно позвоните, вы обещали.
- Обязательно позвоню.
- Удачи.
И мы пошли к машине.
- Что это было? – спросил я, когда мы уселись. До знакомства с ним никогда не задавал столько глупых вопросов: почему? Как? Что это было? – как маленький ребенок в самом то деле.
Он завел машину и медленно вывернул с обочины, поехали.
- Тебе обязательно это знать?
- Да.
- Ее изнасиловали. Прямо тут, за домом, там – кивнул в сторону рощицы по другую сторону дороги.
- Жуть.
- Их было несколько. Она их не запомнила. Были как звери: порвали на ней одежду, били, смеялись – им было весело. Она не могла прийти домой. Боялась. Вернулась только под утро. Кен – это ее муж, очень хороший человек, вызвал полицию, старался от всего этого оградить детей. А потом у них начался раздрай. Она срывалась, ругалась с ним из за всяких мелочей, устраивала истерики. Он думал, что это травма – психологическая травма.
- Да, - я кивнул, - понимаю. Это сложно забыть.
- Нет, не травма. Он ушел, когда стало совсем невмоготу. Она стала пить, пропадала по ночам, знаешь… - вздохнул, - она ему изменяла. И она уверена в том, что он об этом знает. Он не выдержал, забрал детей и уехал. Грозился разводом, он и собирается разводиться, а детей то он у нее отсудит – это точно.
- Так почему не травма? И… я не понимаю. Измены? С чего? Глупо…
- Ей понравилось. Адреналин, или я не знаю что там, может демон внутри нее, - ей понравилось насилие, грубость, ярость та. Ей хотелось снова испытать это чувство, как тогда, когда ее изнасиловали. Конечно она никому про это не говорила, она и сама этого не знала, но ей хотелось снова пережить те чувства. Жесткость, толчки, боль. Так-то.
- И что? – голос мой вдруг стал неожиданно холодный, злой, - Что ты забрал у нее? Стыд, вину, боль, удовольствие?
- Я забрал ее демона. Я хочу называть это так. Ее извращенное удовольствие.
- Почему тебя так перекосило? Это же такие же эмоции, как и раньше, и почему так долго, и вообще – что это было? Как экзорцизм из фильма ужасов.
- Наверное это он и был.
- Ты же логик. Логик ликвидатор.
- Да, я логик, и это был экзорцизм. Мне так кажется. Давай на этом закончим.
- Давай, - достал блокнот, ручку, записал адрес того дома – благо запомнил, надо в последствии как-нибудь скататься, глянуть что тут и как. Получилось у него или нет, но все же… как его перекосило! Я не верил ни в черта, ни в бога, но после такого… Он хочет называть это так. Пускай. Но как мне это называть?
В тот день Эндрю не заработал ни цента. Мы вернулись домой уже под вечер. Он расположился в комнате на первом этаже, как я и планировал, вроде остался доволен новым жильем, а я тем временем сходил на угол, к телефонной будке, отзвонился шефу, доложился, что материал – просто бомба! На его ироничные высказывания изложил вкратце произошедшее, происходящее, и вот тут то он и задумался, а потом таки дал добро и на колонку для благодарных клиентов и, заочно, пообещал место ведущего этой колонки, и за сам материал обозначил такой гонорар, что меня аж внутренне передернуло – никогда я не слышал от него таких обещаний за одну статью. Но все же кое что он стребовал – завтрашний день должен стать крайним во всех этих поездках и прочее, а потом все – я перед ним с наброском статьи, и никаких «но»!
Вернувшись домой, сел за печатную машинку, закурил, и стал трещать по кнопкам, выстукивая набросок статьи. Хотелось написать нечто действительно хорошее, чтобы увлекало читателя в буквы, в строчки, чтобы читалось как триллер, как детектив. Но… Когда закончил набросок и прочитал, что получилось, задумался – сказка, действительно триллер – не правда. Газетная утка и не более того. Нет. Про чудеса нельзя так писать, про чудеса надо писать канцелярским языком, косноязычно, так, чтобы читалось, будто отчет научно-исследовательского института – в официоз куда как привычнее верить, чем в яркокрасочно выписанные строчки остросюжетного романа.
Я скомкал листок, метким броском отправил его в урну, закурил еще одну сигарету.
Можно лечь спать, а можно и отправиться за очередной порцией мудрости к Эндрю, выслушать его логичный спокойный голос, раскопать очередную историю этого самоизбранного изгоя человеческого общества.
Докурил, втоптал окурок в пепельницу, спустился вниз по лестнице.
Эндрю уже готовился ко сну: лампа зажжена на прикроватной тумбочке, сам под одеялом, в руках книга. Сперва даже не поверил тому, что он читал – библия. Ему то библия зачем?
- Почему библия? – ничуть не стесняясь, спросил я.
- Книга книг, - ответил он спокойно.
- И ты так считаешь?
- Нет, но она учит тому, что есть толпа.
- Зачем тебе это?
- Каждый, кто открывает мне дверь – это один человек из толпы. Я должен обращаться к нему, как обращаюсь ко многим, как будто у него за спиной множество.
- Не уверен, - припомнились кадры кинохроники, когда тот же Гитлер находил настроение всех тех многих тысяч, что слушали его, и вел их, будто овец. А один человек… на него не действует настроение окружения, его не подхватит загоревшийся патриотизм соседа, нет чувства локтя, он один должен принимать решение.
- Зря. В целом механизмы схожи. Это просто надо увидеть, увидеть в книге, а потом в человеке. Глаза загорелись от одного слова – вот ниточка, за которую надо разматывать клубок.
- Ты странно говоришь, и подход у тебя странный, Эндрю.
Он отложил книгу, положив ее на тумбочку разворотом вниз, сел поудобнее, начал:
- Нет отдельных правил для отдельных ситуаций или отдельных наук, все перекликается, все связано. То что применимо в математике, геометрии, так же можно применить и в физике, и в других науках. Что применимо к толпе, то применимо к одному человеку, что применимо к человеку, то можно использовать для толпы. Кругом общности, ты хотя бы посмотри, кого мы лечим: алкоголики, несложившаяся любовь, страх высоты – воспоминание из детства, - почти нет отдельных случаев, нет индивидуальностей. Поэтому вот это, - он положил ладонь на библию, - есть учебник общения. Я не пророк, не святой, но я должен говорить с ними как говорит эта книга с прихожанином, с паствой. Рассказывать им как малым детям, уговаривать, для того, чтобы помочь им, а иначе… иначе они не захотят помощи. Глупо, но никто не хочет, чтобы ему помогли, если он сам не пришел за этим, если он не заплатил за это деньги по своему же желанию.
- А сам ты в это веришь? – кивнул на книгу.
- В бога?
- Да.
- Нет, - сказал он жестко, и уже мягче, - я верю в Иисуса.
- Это как?
- Я верю в человека, который хочет помочь другим, я верю в дар, в случайность, как у меня, только его дар был больше, шире – случайное стечение обстоятельств, эволюции, давшее возможность что-то изменять в окружении. В это я верю Я верю и в то, что когда он понял, что если у него есть это, то он должен это отдавать, как и я – зачем иначе оно у тебя есть? Ресурс не должен храниться, быть спрятанным от всех и вся – его должно отдавать. Я так считаю.
- И ты… - начал я.
- Нет, - тут он улыбнулся своей механической улыбкой, за которой не было ни капли настоящих эмоций, - я не считаю себя вторым пришествием, не думаю, что я новый спаситель. У него было человеколюбие, а у меня этого нет. Я знаю, как сделать лучше, мозгами понимаю, но не более того. Я знаю, как сделать жизнь человека комфортнее и не более, глубже я не лезу, хотя я мог бы, я это знаю. Иногда мне кажется, что я могу не только брать, не только ликвидировать, но и отдавать, только мне еще нечего отдавать, да и смысла я в этом не вижу. Я не смогу переделать всех, а «прозревать» отдельных – зачем им жизнь ломать? И как? У меня нет ни концепции, ни мыслей, ни нового «слова» для них, может я и смог бы вбить в головы истины скрижалей: «не убий», «не лги», «не возжелай» - только как потом этот человек будет жить? Это наш мир, новый, не знаю, как жилось в те времена, тогда, но теперь так жить нельзя, надо юлить, вертеться – жизнь набирает обороты, и про это нельзя забывать.
- Ты просто лекарь душ.
- Я просто ликвидатор болей. Души я не лечу.
- Мне приятнее тебя называть так, Эндрю. Лекарь.
- А я знаю, как я должен называться, - с нажимом повторил, - знаю.
- Спокойной ночи, Эндрю.
- Спокойной ночи, - и он снова взял книгу, а я вышел и затворил за собою дверь.
Утро было великолепным, я уж думал, что такого и не бывает никогда, а только в воспоминаниях детства остается, когда кажется что мир прекрасен, безоблачен, нов и наивен. Пели птицы за окном, на небе несмелые барашки облаков, легкий ветерок, как будто кто-то свыше настроил его так, чтобы он был идеально прохладен, ласково теплое солнце, баз намека на жар, или на чуть большую прохладу, чем должно. Я вышел на улицу первым, следом за мною Эндрю, и в это мгновение, в этот утренний час, когда на улице еще не было толком никого, я просто онемел, замер от восторга, когда прямо из под моих ног, не замеченный в первые мгновения, вспорхнула белоснежная голубка, и умчалась ввысь, мазнув на прощанье мне по щеке нежным крылом.
Эндрю проводил голубку взглядом, улыбнулся, сказал:
- Хорошо, - и одел шляпу.
Мне осталось только кивнуть в подтверждение его мнения.
Мы поехали в район, где еще не были, остановились у первого, углового дома, вышли из машины. С неожиданным пренебрежением, Эндрю снял шляпу, бросил ее через открытое окно на сиденье плимута, посмотрел на дом.
Обычный дом, ничем не выделяющийся среди прочих, хотя нет, он выделялся тем, что был излишне стандартным, будто специально старался быть похожим на все дома одновременно, будто скроен он был и оформлен по шаблонам, абсолютным стандартам. Он прямо таки кричал: смотрите! Я середнячок, я ничем не выделяюсь, ничем не отличаюсь – я есть посредственность, я есть стандарт. Даже если бы вы и бывали по этому адресу, и вам бы снова сказали – приедь туда же, ты же тут был, вы бы проехали мимо, выискивая хоть какие-то знакомые, оригинальные черты.
- Пошли, - тихо спросил я. В этот день, последний в наших совместных поездках, в так удачно начинавшийся день, мне все казалось каким-то сакральным, кто знает, останется ли Эндрю в нашем городке, а может поедет дальше – знахарствовать болезные души по штатам, по весям. И потому обращение мое было таким несмелым, таким тихим.
- Пошли, - ответил Эндрю спокойно.
И мы пошли. Он привычно нажал на дверной звонок, и сам звонок этот тоже был абсолютно и полностью стандартный: не птичьи трели, не колокольный перезвон, а въедливое «ззззззззззззз», начинавшееся на одном тоне и на этом же тоне продолжающееся.
Дверь открыл абсолютно стандартный типчик, со стандартными же чертами лица. Но все же было в его стандартности нечто крысиное, а может само выражение его черт, может просто ощущение. Скажу сразу, если бы полицейские вдруг, по какой-то непонятной причине, попросили бы меня описать это лицо, я бы не смог. Сказал бы – обычное, незапоминающееся и прическа тоже обычная, и тоже незапоминающаяся. Сразу же, с порога, я решил, что это какой-то мелкий офисный работник, и быть ему таким же мелким офисным работником в течении всей его жизни.
- Здравствуйте, - торопливо протянул он руку, чтобы поздороваться. Ладонь его была мягкой, теплой, потной, и улыбка его была мелкой, заискивающей, - вы из офиса? Из отдела безопасности?
- Нет, - улыбнулся Эндрю, - я хотел бы вам предложить услуги по…
- Интересно-интересно, вы коммивояжер? Какие-товары? – и он глянул на небольшой саквояж в руках Эндрю. Было ощущение, что он весьма и весьма рад тому, что мы не из офиса, не из отдела безопасности, и сейчас, во всяком случае у меня, сложилось впечатление, что он заранее хотел догадаться, что же мы можем ему предложить – играл во внутреннюю викторину. Обыватель, радующийся своим правильным ответам.
- Я предлагаю вам избавиться от ненужных вам эмоций, - закончил Эндрю.
- Очень интересно. То есть, - как ни странно, он ни на секунду не удивился необычности предложенной услуги, и вообще воспринимал все как данность, - вы предлагаете мне изничтожить ну… нечто, что меня гложет?
- Да, сэр, вы абсолютно правы! – сказал он в стиле ведущих тех самых викторин. И тут же вспыхнули радостью глаза клерка, обрадовался правильности своего ответа, пускай и с подсказкой. И правда, умеет Эндрю находить в людях то, за что можно зацепиться. Раньше просто внимания не обращал, а теперь – увидел.
- Очень интересно, а не подскажете, какова стоимость ваших услуг?
- Пятьдесят долларов, наша компания предлагает новый товар, соответственно стоимость...
- Я понимаю-понимаю, - он торопливо потер друг об дружку свои потные ладошки, - проходите.
Он впустил нас в дом, излишне торопливо, суетливо даже, указал нам на диван в холле, и сказал:
- Не могли бы вы подождать минуту, я сверюсь с имеющейся наличностью.
- Конечно, - кивнул Эндрю.
И клерк торопливо побежал на второй этаж, видимо там хранил свои сбережения.
- Почему пятьдесят долларов? – спросил я.
- Он мне не нравится. Я чувствую в нем нехорошее, - по детски ответил Эндрю, устраиваясь на диване в холле поудобнее. Саквояж, не в пример обычному, он не стал ставить ни на стол, ни на пол, а положил его себе на коленки, сложил поверх него руки.
- Тогда может откажешь ему? Скажешь, что его случай…
- Не могу, - он по щенячьи взглянул на меня, - я знаю, что я должен буду оказать ему услугу, я знаю, что должен быть здесь.
- Откуда?
- Ты не поймешь. Можешь называть это судьбой.
- Для логика ты излишне суеверный. Для неверующего тоже.
- Я верю в судьбу и долг.
- Как знаешь, - со вздохом ответил я.
Клерк сбежал вниз по лестнице, только теперь он был еще более суетлив, и на лице его блестели бисеринки пота. А еще я заметил, как неправильно и тяжеловесно топорщится его карман. Так, словно там у него лежал… лежал пистолет. Мне так сразу и представился короткоствольный, блестящий хромом, шестизарядный револьвер.
- Можно вам задать несколько вопросов, перед тем, как мы начнем, - и из другого кармана он достал пять десятидолларовых банкнот, положил на стол.
- Конечно.
Клерк присел в кресло напротив, сцепил руки в замок, начал:
- Мне бы хотелось знать, увидите ли вы то, к чему приложены те эмоции, от которых я попрошу вас меня избавить?
- Нет, - с твердой уверенностью сказал Эндрю, будто до этого ложь не давалась ему сложнее работы в каменоломне, - ваши воспоминания сакральны, он только ваши и мы не имеем права на них.
- Хорошо, просто там… понимаете – мне самому стыдно за те воспоминания. А память у меня останется? Я так понимаю, что вы занимаетесь только эмоциями.
- Да. Только мне желательно знать точное их расположение. Время происхождения – как координаты. Понимаете?
- О, да! Конечно! Как у врачей, да, где болит?
- Вы мыслите в верном направлении.
- Не подскажете, - теперь он смотрел уже на меня, - а ваша задача какова во всем этом процессе?
Я замялся, не успевая придумать ответ, за меня ответил Эндрю. Ответил спокойно и уверенно:
- Это стажер, он на обучении.
- А, - радостно кивнул клерк, - а я уже думал, что охранник.
- Нет, в нашем деле охранник не нужен. Мы не получаем никакой секретной информации от клиентов, только забираем эмоции и не более того, - повторил он уже сказанное, добавил, - стыд, боль, вина – голое чувство не несет в себе никакой информации.
- О, я рад, я рад, что мы друг-друга поняли. И что? Как это будет происходить?
- Вам надо будет принять горизонтальное положение, хотя бы на этом диване, - он похлопал ладонью об тугую обивку, - закрыть глаза, вслушиваться в мой голос, а дальше…
- Это будет транс? Я отключусь?
- Нет, что вы, никакого погружения, просто необходимо настроиться на должный лад.
- Славно-славно, - торопливо сказал он.
- Тогда, - Эндрю встал, все таки поставил свой саквояж на стол, - прошу вас.
Я тоже встал, уступая место клерку, Эндрю на мгновение притронулся к моей руке, и тут же меня прошило его мыслями:
«Следи за руками, у него оружие».
Я незаметно кивнул. Сколько в нем, в Эндрю, еще загадок. Никогда не подозревал, что такое возможно вообще, ан нет – вот оно, передача мысли через прикосновение. До этого я такое только в фантастических романах встречал.
Я встал у дивана так, чтобы, если что, успеть навалиться на правую руку клерка, не позволить достать ему пистолет.
- Сейчас я буду с вами просто говорить, а вы максимально постарайтесь успокоиться, уложить ваши мысли. Когда это случилось?
- Это было в четверг, пять дней назад, во второй половине дня, да, сразу после обеда.
- Что это за чувство.
- Чувство вины за кражу, мелкую, - он всполошился, поняв что практически признался в своем грехе, - уверяю вас, я просто взял сущую мелочь, все так делают, когда подворачивается возможность, и теперь…
- Успокойтесь, пожалуйста, я все понял. Все мы не без греха. Закройте глаза.
- А можно… - начал было он.
- Можно и не закрывать, но так было бы проще. Если вы нам не доверяете.
- Простите, но я, пожалуй, буду с открытыми глазами.
- Хорошо. Сейчас я возьму ваше запястье, чтобы чувствовать пульс, и в момент наибольшего успокоение, - он взялся за руку клерка, и…
Его перекосило как тогда, нет – вру, его перекосило будто бы его било током, пронзило, он взвыл, как попавшее в смертельную ловушку животное, и глаза его, глаза его были открыты, но они закатились, я видел только белки его глаз. Секунда, другая, и его и клерка, била мелкая дрожь и сам клерк тоже завыл, а после и заорал в голос.
Я схватился за Эндрю, ухватил за его руку, пытаясь сорвать его с запястья клерка, но Эндрю держался мертвой хваткой, и выл, выл что-то неразборчивое, не понятное, мне угадывалось в его вое: «Уйди» - но расслышать не мог. И вдруг я почувствовал огненную боль, будто с меня живьем сдирали кожу, в глазах потемнело и я узрел, узрел то, что видел Эндрю. Он даже не пытался найти ту кражу, он сразу стал искать то, что хотел спрятать от нас клерк.
Девушка, совсем молоденькая, скорее даже девочка, в лесу, руки связаны за спиной, крик, убитый кляпом – он насилует ее, он знает, что у него на поясе есть нож, и потом, после того как он насытит свою похоть, он убьет ее. Сами мысли о том, как он будет убивать, как он будет резать ее, кромсать, радуют его, усиливают желание, наслаждение. Толчки, сильные, резкие, он взрывается от удовольствия, и демоны в его душе, нет, он сам демон – бес, верещат от удовольствия. Она была невинна, ему это нужно, ему нужна невинность, потому как если на душе нет вины, то она никому не принадлежит – она будет его, после смерти. Он берет нож, плоть податлива, выступают крупные капли алого на белой коже, и лица – множество лиц. Девушки, девочки, мальчики – он режет их всех. Излюбленные движения рук, движения лунно-блестящего лезвия по телам. У него была своя схема убийства – только его, ничья более. И все они были с ним, все эти невинные были закрыты в нем, и жгло их извечно холодное лезвие, изо дня в день он снова резал их тела в своих мечтах, воспоминаниях и эти воспоминания отзывались адовой болью в пойманным им душах. Эндрю чувствовал боль со мной, он кричал, кричал как и клерк, как и я, и тащил, тащил дальше, вглубь, в темную беспросветную бездну, как в его снах, и не было света над ним, и только вихрь темных теней вокруг, и руки, и рты, и выпученные от боли глаза с расширенными зрачками, глубже – глубже, к жерлу неупокоенной адской ярости этого незаметного клерка. Добраться до него, до истинной тьмы, адова зерна в нем. Руки мертвецов когтисто рвут мое тело, тело Эндрю, клерк защищался своей свитой, не пускал, они цеплялись за нас, кричали нам в уши, смотрели в наши глаза без век, и вот –тьма, бездна, истинная пустота ада, первопричина жажды в нем.
Меня выбросило из тьмы, я отлетел едва не к стене, опрокинул кресло, снес телевизор с треноги тумбочки и тот разорвался громким хлопком толстого стекла кинескопа. Вскочил. Эндрю вытянулся как струна пред клерком, тот тоже весь напрягся, я слышал как хрустят их кости, сухожилия, будто их тянули на дыбе, и все – Эндрю упал на колени, клерк, что был натянут как струна, вдруг обмяк, голова его безвольно упала, изо рта потекла кровь.
Можете мне верить, можете нет, но в то мгновение мне вдруг почудилось легкое дуновение, нежное, доброе, будто что-то пролетело мимо меня, как та утренняя голубка, на прощание коснувшись меня крылом. Будто все те души, что были заключены в этом ничем не отличимом от любого из толпы, клерка, высвободились, и отправились к себе – на небеса, в райские кущи.
- Эндрю, - подбежал к нему, приподнял его, затряс, - Эндрю, приди в себя!
Глаза его все так же были белы, руки цеплялись за меня, ища меня, а не одежду. Я ухватил его за ладонь, и почувствовал его, его в себе, в своей голове, в душе. Я понял, что я должен сделать, я понял его последнее желание, не более того – большего он мне не дал. А еще я понял кто он, только… только я не думаю, что вы меня поймете, и не буду говорить – зачем?
Я вызвал полицию. Приехали они быстро. Я рассказал, как и что тут происходило. На меня, право слово, смотрели как на дурачка, но после того, как они позвонили в редакцию скепсиса в них поубавилось. Устроили в доме обыск, нашли на втором этаже, в ларчике, где клерк хранил деньги, драгоценности, мелкие памятные безделушки, которые принадлежали пропавшим без вести, или же найденным погибшим. По всему выходило, что был это тот самый Лесной человек. Человек шкатулка, хранящий в себе целую бездну ненависти, злобы, обиженный когда-то в давнем детстве, успел почувствовать, пока был там, в нем, сохранивший свою обиду, выпестовавший ее в нечто новое, ужасное, а сейчас – низвергнутый в глубины Ада. Не вымышленного, а настоящего. Да, я поверил и в Рай и в Ад после того дня.
Полицейские отпустили меня только вечером. Уехал я на плимуте Эндрю, и саквояж его я тоже прихватил. Перед домом моим стояла машина пузыря, сам он стоял опершись на нее, курил.
- Здравствуйте, Дик, - сказал я.
- Срочно. Срочно статью про твоего чудотворца и про Лесного человека. Срочно!
- Хорошо. Но не сегодня.
- Завтра с утра. Сразу же. Можешь в черновом варианте, дам в номер.
- На завтра у меня есть срочные дела.
- Ты вообще о чем? Такой шанс, такая сенсация выпадает не каждый день.
- Отдайте материал по Лесному человеку Биллу. Это его тема.
- Ты был там. Тебе работа не нужна что ли? Деньги?
- Завтра у меня дела, - поправился, - дело. Одно важное дело.
- Тьфу ты, - он сплюнул, бросил окурок на дорогу, раздавил ботинком, - этот Ликвидатор тебе все мозги промыл что ли?
- Можете так считать. Как освобожусь – дам материал.
- Хорошо. Жду. Но сразу же! – и он сел в машину, взревел движок, и он рванул с места по дороге вдаль. Да, надо провести телефон в дом, надо. Я вошел в дом, поднялся к себе в спальню, поставил саквояж в шкаф, бухнулся на кровать в чем был и уснул.
Утром я уселся в свой кадилак, и поехал к Бобу.
Вся семья была в сборе. Как оказывается их много у него: детей, внуков, прочих разных. Оказывается у Боба был день рождения. Меня встретили, как жданного гостя, давнего друга. Потом, после застолья, когда каждый занялся своим делом: детишки играми, мужья отправились курить, а жены сплетничать, мы с Бобом вышли на задний дворик дома, уселись в кресла качалки, поставленные там под навесом, закурили.
- Помните Эндрю? – спросил я Боба.
- Да, конечно, хороший парень. И, - перешел на доверительный тон, - ты меня правильно пойми, по мне так этот парень знает много больше чем каждый из нас.
- Да, вы правы, Боб, - я похлопал его по руке, - вы даже не представляете себе, насколько вы правы. Эндрю вчера умер.
- Как! – он искренне удивился, в его глазах я прочитал скорбь.
- Так случилось. Он умер ради хорошего дела, - я вздохнул.
- Жаль. Отличный был парень, - он затянулся, выпустил облако дыма, - отличный.
- У него было последнее желание относительно вам, Боб.
- И? Внимательно слушаю.
- Вы решились?
- Не знаю… тогда мне казалось, что да, а сегодня, когда все здесь… даже не знаю. Хотя. Чем может помешать, то, что вы срежете мою старую болячку? – вздохнул, - Прости Господи, не болячку конечно, зря я так сказал.
- Да, не болячку. Боб, - я старался не смотреть в его сторону. Я все это уже видел тогда, когда Эндрю отдавал мне свою последнюю волю, - вы достаточно страдали. Я хочу вам помочь. Я не Эндрю, я не могу сколько он, я, если честно, вообще ничего не могу, так что если ничего не выйдет, вы не обижайтесь.
- С чего бы, друг, с чего бы.
- Попробуем?
- А почему и нет, - он протянул мне руку, - давай, парень, делай свое дело.
Я взял его за руку. Один единственный раз я был Ликвидатором, на один только раз Эндрю поделился со мной своей силой, уж не знаю как он смог это сделать. И я увидел все, я смог найти все: я увидел как Боб ревел словно маленький ребенок, когда полицейские сообщили ему новость, я увидел его терзания, как он ходил по краю смерти, как он нашел женщину, чей муж погиб, и она осталась одна с детьми, как он старался любить ее и ее детей, но не хотел своих, чтобы не переживать вновь те чувства. Как он видел в этих маленьких детках своих родных детей, как он забывался и говорил уже мертвые имена, а потом курил и плакал тихо в уборной. И это осталось с ним навсегда, бывает и по сей день он нет-нет, да и расплачется, скажет имя, и снова слезы. Великан Боб, добрый великан.
Я не забирал его боли, я отдал ему истину: «пути Господни неисповедимы», я забрал его вину, только вину, потому как не было ее, и жил он достойно, и вырастил он достойных детей, и имя его будет поминаться еще долго после его смерти, и в поминание этом не будет ни слова хулы. Я забрал то, что ему не принадлежало , только это – нельзя обвинять себя в том, что ты жив, а они нет, нельзя…
Я отпустил его руку, посмотрел на него. Он улыбался, грустно улыбался, из глаз текли непрошенные слезы. А еще он состарился. Сразу. В одно мгновение. Он больше не был должником пред собой, пред неродными по роду, но родными по духу, детьми. Он был свободен.
- Спасибо, - сказал он мне.
- Пожалуйста, - просто ответил я.
Я не ушел сразу. Мы просидели до позднего вечера. Разговаривали, пили пиво, курили сигары, он рассказывал мне про свою настоящую жену, про своих настоящих детей, а я, тем временем, тосковал по своей Вирджинии, думал о том, какой у нас с ней может быть сын, или дочка. Наверное пупсик будет просто загляденье! И как это: держать на руках младенца, и знать, что это семя твое, кровь твоя? Зачем я ушел от Вирджинии? Зачем…
Я ушел последним, ушел уже крепко за полночь. Пьян я не был, да и в те времена не было таких требований к трезвости за рулем, да и договориться было куда как проще, чем в нынешнее времечко. Поэтому я помахал рукой Бобу, уселся в свой Кадилак и укатил домой. Спать не ложился, а сел за печатную машинку и написал обещанную статью. Вышло сухо, скомкано, но суть я передал. Все одно – работать больше на Дика я не хотел, не нужна была мне больше жизнь Джеймса Бонда со всеми этими красивыми машинами и приключениями с молодыми, красивыми девушками. У меня есть диплом учителя классической литературы, так что же мне мешает им воспользоваться?
Часа в четыре утра я сходил к телефонной будке, хотел позвонить Вирджинии, но передумал – нечего будить ее посреди ночи, нечего.
Утром сдал материал, написал заявление по собственному желанию и был таков. Потом закрутили дела: я съездил к Вирджинии, на коленях вымаливал у нее прощения. Объехал с десяток школ – устроился на новую работу. Опять же полиция – меня то и дело дергали в полицейский участок, даже дело на меня завести хотели, за то что угнал плимут. Объяснил ситуацию, что время было позднее, а домой ехать надо было. Отдал ключи. А вот саквояж остался при мне – никто не знал, что он принадлежал Эндрю, да и сам Эндрю, я думаю, не обиделся бы, если бы узнал, что я присвоил себе его собственность. А потом я заехал в гости к Бобу… очень вовремя заехал. Дома никого не было, а сосед, грузный седоватый мужчина, сказал мне, что мне надо ехать в церковь, что через три квартала отсюда. И я поехал.
Боба хоронили. Вся его многочисленная семья была там, все в трауре, плакали. Уже прощались, шли тихой вереницей мимо открытого гроба. Я пристроился в хвост, прошел мимо гроба. Боб был не похож на себя. В гробу он выглядел древним старцем, лицо его изможденное было… прошу не смеяться, было ощущение, что он радовался своей смерти, освобождению от жизни. Как будто он хотел отправиться в последнее путешествие, догнать уехавшую много-много лет назад семью.
Уже после того, как гроб опустили в могилу, когда пастырь прочитал последние слова, и пара крепких ребят с лопатами принялись закапывать, я спросил у одного из родственников, высокого мужчины с суровым лицом.
- Отчего он умер? – если честно, я боялся ответа, боялся, что Боб мог покончить жизнь самоубийством.
- От старости. Он просто умер. Вы его друг?
- Нет, я его новый знакомый. Мы не успели крепко сдружиться.
- Да, папа был такой, с ним всегда было легко.
- Вы правы, - я похлопал его по плечу, - вы правы…
И я ушел.
* * *
- Да, и я ушел, - сказал старик с теплой грустью в голосе.
- Почему он умер? – спросил я.
- Ты и сам знаешь ответ, Джордж.
- А что было с вами?
- Я стал учителем, и, доложу я тебе, очень хорошим учителем!
- А Вирджиния? Беременность?
- У нас родился знатный мальчуган, и я назвал его Эндрю. Наш первенец.
- Были еще?
- Да. Еще была Мэри, в честь жены Боба, и маленький Боб. Трое здоровских ребятишек, ставших теперь хорошими людьми. У меня уже и внуки есть. Почитай что полдюжины розовеньких карапузиков. Души в них не чаю!
- А ваша жена, она… умерла?
- Типун тебе на язык, Джорд! Жива здорова моя прекрасная Вирджиния, чтоб ей еще сто лет жить!
- А как же… - хотелось напомнить ему про то, что один, да в четырех стенах.
- А тут я тебе, Джордж, соврал. Иначе бы ты мне не разрешил рассказать тебе эту знатную историю, не так ли?
- Похоже на то.
- И я так считаю, - он хлопнул меня по плечу, сказал, - Бывай, друг Джордж, бывай.
Встал из-за стойки, шагнул было прочь, когда я остановил вопросом:
- Так кем был Эндрю?
Старик обернулся, улыбнулся, вновь продемонстрировав мне ровные, желтые зубы, сказал:
- По мне, так он был стажером. Ангелом стажером, который учился понимать земные скорби. И знаешь, Джордж, меня греет мысль, что когда я скопытюсь, мне будет с кем там, - показал желтым узловатым пальцем в потолок, - поговорить о делах былых. Так-то, друг Джордж.
Он развернулся, прошел меж столов, распахнул дверь, солнце тут же хлынуло в дверной проем, пронзило райским ярким светом прокуренный полумрак заведения, и он шагнул в свет, растворился в нем. Дверь закрылась.
Я посмотрел на бутылку, что так и стояла передо мной, подумал о жене. Вспомнился магазинчик, что прямо под нашей квартирой. Туда нужен грузчик. На первое время сойдет.
- Эй, Сэм, - парень оглянулся, глянул на бутылку и, когда увидел, что та еще толком мною не тронута, улыбнулся, - Сколько с меня?
- Вы друг Хоупа, вам бесплатно.
- Странно. Я не друг… Хоуп, - улыбнулся. Как ему подходит его имя – Хоуп (hope – «надежда» англ.), - я его должник.
- Тогда восемь долларов, сэр.
- Хорошо, - выложил десятку, сказал, - сдачи не надо.
И тоже пошел прочь, домой, где у меня было еще столько дел. И пускай старина Хоуп хоть трижды заклянется, что больше он не может менять чужую жизнь, я ему не поверю.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 473
Замечания : 0%
1. Вязкое, невычитанное. Уже, уже. Оттолкнуть пузом. Язык отвратительный просто. Канцелярщина.
История: начинается как банальная и предсказуемая история из дамского романа. ПС: обеспеченные не катаются в общественном транспорте. И опять картинная галерея с соплями. Лёхакот, ты? XD
Читать про их хождения и нежности очень скучно. Спасибо хоть ввели линию маньяка. А ещё я не верю героине. Влюблённая женщина не в состоянии думать о том, что любимый - маньяк. Если она ему не доверят, то не станет встречаться. А если доверяет, то доверяет.
Предсказуемо это всё. Идея имеет право на существоание, хотя не раз использована. Но исполнение удручает.
2. Спасибо, кровь из глаз эпиграфом сделали. Тьмы покрой. Контекст англоязычный, язык с переводческими кальками. Но не так страшен, как язык первого. Воспоминания о деде врываются русским кк и больно бьют по бармену с ледышками. Диалог неплохой. И этот про маньяка. Группы сговариваются. Кстати, я подумала, что это не рассказ деда, а пацан-гг утром проснулся. А виновато первое лицо. Зачем было в предыстории его устраивать? Путает. Идея не избитая, миленько. Надеюсь, меня ждёт хороший трикстерский роман в духе: как обмануть собирателя душ. Огромный плюс текста, просто гигантский: его интересно читать. Мне очень нравится практичность героя, это одна из черт его живости -- он журналист, и привязал этого чёрта к своей профессии. Супер, автор.
Уже второй случай, где в негативе замешана баба... Будет плохо, если так и будет дальше. Ага, запой. И всё же я подозреваю... Кстати, снимаю вопрос по культурному контексту -- в России было бы трудно всё это прописать. Ликвидатор, как человек без эмоций. Класс) Так, ну алкаш тоже из-за женщины. Хотя бы девочка у Эндрю не из-за женщины)
Пока мне жаль только, что тут такое единообразие негатива) Всё из-за гендерных отношенек.
Почему гг так пугает перспектива отъезда, ему же выдали карт-бланш, расходы и прочее?
Хорошо, хоть у старика другая травма.
Я ждала поворота в эту сторону, и мне любопытно, как автор это развернёт. И мне не очень понравилось, что бесчувственный Эндрю понял, что этого делать нельзя. А мудрый санта-клаус готов был отдаться в его власть. Эндрю признаётся, что ничего не чувствует, но он об этом уже рассказал. Зачем повторять? И он грустно сказал, что ничего не чувствует) Чувствуя грусть) Весь кусок в мотеле мне кажется затянутым и лишним. И улыбается виновато) Жаль, что характер ликвидатора не выдержан. Так, скользкую тему пользы страданий автор таки обошёл. Переключился дальше и таки завяз в рассказе.
Автор. Личная просьба, умоляю, никогда-никогда не давайте в текстах даже возможности намёка на то, что кому-то может понравиться изнасилование. Умоляю. Изнасилований и так слишком много, чтобы дополнительно сеять среди насильников и свидетелей успокоительное: им самим нравится.
Начиная с мотеля накал интереса спадает -- мы достаточно узнали об Эндрю и его методах работы, ничего нового нам не преподносят, развития нет. Самый большой провал текста я вижу в мотивации Эндрю - почему он живёт, зачем он делает то, что делает? Я не вижу в нём мотивации, он лишён эмоций -- это универсальный мотиватор. Им не движет любовь, сострадание, честолюбие, страх, вина. Что им движет? Я не могу представить. Хотя дальше есть слова о том, что у Эндрю развито чувство долга -- он может, значит он должен. Это может сойти за мотив.
Да, я ждала маньяка. Куда лучший демон, чем "демон" той женщины. Что не понравилось: не было ни намёка о маньяке. А ведь журналист таки. Не мог он не думать о такой жирной статье, как маньяк поблизости.
Так, ну историю со стариком закончили малодушно. Но не совсем, вину отняли. Это норм.
Ангел-стажёр -- это мило)
За второй, разумеется.
|
Группа: МАГИСТР
Сообщений: 1393
Замечания : 0%
Первое - неплохая история, простенькая, что называется, но со вкусом. Маньяк должен был появиться - он и появился. Заведующей я бы дал больше "экранного времени", достойная женщина. Концовка - примитив, но дело своё делает.
Второе - отличный магреализм, убирание чувств, искупление, печаль, вот это вот всё. Я бы сказал, это лучшая проза тура.
За № 2.
|
Группа: НАЧИНАЮЩИЙ
Сообщений: 199
Замечания : 0%
Рассказ 1
Несколько моментов по тексту:« И несколько опешила, увидев за стеклом знакомого незнакомца» - знакомого незнакомца – звучит не очень, я несколько раз перечитала, смысл донесенный ясен, но звучит плохо, предлагаю
перефразировать: знакомого парня, утреннего незнакомца, незнакомца из троллейбуса,
- подумайте еще варианты.
«И она услышала заветное признание: «Я люблю тебя!» - маловероятно что я люблю тебя прозвучало после нескольких дней знакомства, хотя всякое может быть.
Тема выдержана не до конца – не увидела я начало в конце пути. Сюжет обычный и ничем не примечательный, совершенно обычная история, без изюминки и прикрас.
Читать легко, построенные фразы и диалоги приятны и не выбиваются из общей атмосферы. Все идет правильным
порядком и раскрывается картина происходящего тоже правильно, без изъянов.
ГГ описаны хорошо, единственное смутило,что парень признался в любви так рано после знакомства, но это бывает наверное. Даже второстепенные персонажи описаны красиво – просто, но красиво, за что
автору плюс и плюс.
Рассказ хороший, но мне особо не понравился. Наверное, потому что и темы не увидела и сюжет простой. История
меня ничему не научила, не вдохновила, не заинтриговала, не вызвала никаких особых эмоций, словно бульварный детектив прочитала.
Автор, не обижайтесь, я пишу искренне и честно, максимально чтобы было понятно мнение читателя. Спасибо автору за работу, то что мне рассказ не понравился не говорит о том что он плох, он просто другой, не такой как я бы хотела прочитать.
Рассказ 2
«Она рыдала. Не люблю. Я сел рядом, стал гладить ее, а она…» - фраза «не люблю» в
этом ряду на мой взгляд лишняя. Больше по тексту в глаза ничего не бросилось.
Сюжет – прекрасный, очень интересная история. С точки зрения оригинальности и идеи – замечательно, ничего не
покоробило и все понравилось.
С точки зрения раскрытия сюжета – есть затянутость в том как они ходили вместе по домам, надо было несколько сократить эту часть, перед финальным походом стало немного скучновато. Изложена история красиво и правильно,логически построенные фразы, выверенные диалоги, качественное описание мест и
героев.
Идея о том, что старик из бара этот тот самый журналист – класс, если честно когда они вместе пришли к старику в дом в старый но ухоженный садик я подумала что это и есть тот старик из бара, ан нет – и это интересно. Мне понравилась сама концепция – я люблю такие рассказы – начало – это настоящее, а рассказывает о прошлом – люблю такие постановки сюжета.
По раскрытию темы: я так понимаю путешествие заканчивается это про ликвидатора? Или это про старика, что винил себя в смерти детей? Или про кого? Тут я запуталась и не поняла.
В конце, скажу вам честно, когда читала последние абзацы, так сложилось что играла песня Opus - Life Is Life и я даже
прослезилась. Рассказ тронул, сильно – а значит добрался до моей души, а значит хорошо написано.
Спасибо автору.
Голос за второй.
|
Группа: АДМИНИСТРАТОР
Сообщений: 615
Замечания : 0%
Первый
Язык не очень хорош, выражения вроде «уткнувший свой классический нос в гаджет» текст не красят.
Многочисленные ошибки (невычитка?), пример: «время препровождения»
Персонаж-мужчина у меня сразу вызвал отторжение. Демонстративно досадовать на то, что освобождённое им место заняла старушка?
Текст во многом начписовский.
Сюжет неплох. Исполнение вот подкачало.
Второй
Эпиграф. Это точно стихи?
Самый большой текст из турнирных. И, видимо, оттого очень много невычитки.
«В костюмах за полторы тысячи долларов, в машинах, того дороже» – сложно найти машину не дороже.
«Одетые носки», буэ.
Журналист, спутник продвинутого персонажа, находка не новая, вспомним того же Конан Дойла, но эффективная.
Рассказ читается легко, но, на мой взгляд, затянут.
Голос второму
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 160
Замечания : 0%
1. Плюсы: нет
Минусы: откровенно фанфичное письмо, довольно неказистое и неживое, банальный сюжет, картонные герои и их отношения, саспенса нет. Примитив.
2. Плюсы: в отличие от первого рассказа первой группы здесь текст длинный не потому что затянут всяческим хламом, а потому что это такой темп повествования, неспешное развёртывание сюжета. Композиция здесь выполнена очень хорошо, слог нормальный. Сам сюжет интересный, он поглубже тех плоских философствований, которым предаются герои рассказа.
Минусы: я не знаю, зачем здесь нужна рамка, на мой взгляд, она ничего не привносит в текст, кроме лишнего объёма, и по сути является плеоназмом того, что есть внутри рамки. Слог хоть и хорош, но скучноват, вкупе с медленным темпом это минус. Темп можно было местами и оживлять, а то он даже в первом кульминационном моменте (с маньяком) остаётся прежним.
Голос второму, конечно
|
Группа: МАГИСТР
Сообщений: 1130
Замечания : 0%
№1
Дикая помесь плохенького детектива и плохенького же женского романа. Этого парня всякая нормальная дама удавила бы на третий день знакомства - он же постоянно стихи читает, как, блин, заведенный. Общение в произведении выстроено на уровне должных рефлексов - по сути говорится только то, что соответствует персонажам в абсолюте: злобная начальница - вот вам и злобная начальница, влюбленный обормот - вот влюбленный обормот, сплетница - есть сплетница. Они не люди - они вывески без каких либо живых черт. Ну и главный минус произведения - сюжет. Его нет. Это одноходовка и не более того. Можно было бы внутренний конфликт героини отыграть - хоть на этом сюжет построить, но вместо этого... короче нет конфликта в произведении, а побег героини так и вовсе оформлен смешно - авторская диктатура в полном объеме: надо было чтобы она побежала, вот она и втетерилась по ночным зарослям без оглядки. Очень слабое произведение, увы.
№2.
Первое что бросается в глаза - текст абсолютно не вычитан. До смешного: вместо "застекленный" - "застеленный", частицы "не" и "ни", повторы местами присутствуют, не глобальные конечно, не смысловые, но повторами слов автор грешит. Так же в минусы идет и затянутость произведения, у которой могут ноги расти из двух мест: либо хотел еще какую линию раскрутить, но не докрутил - иначе не понятно, зачем было столько примеров излечения в текст вставлять, либо просто потерял автор динамическую составляющую.
Относительно текста в целом... читается интересно. Ближе к финалу проявляется хорошенькая эмоциональная нотка, есть описание окружения, персонажей. По персонажам правда не глубоко, но все же на том уровне, на коем они должны были отработать - они раскрыты. Есть диссонанс начала и финала, складывается ощущение, что автор пытался работать не в свойственном ему стиле, потому как произведение "до" выстроено в стилизации переводных произведений шестидесятых годов, а вот финал - ярче и красочнее, а главное более гармоничен в плане восприятия - то бишь ближе автору.
Бесчувственность Эндрю и грусть когда он рассказывал о своей "школьной не-любви" диссонирует, но вроде как объясняется. Не столько грустит сколько осознает, но все же - стоило бы исключить подобного рода противоречия.
В целом очень даже неплохое произведение.
Голос за текст №2.
P.S. автор второго текста, уважайте пожалуйста читателей - делайте вычитку.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 646
Замечания : 0%
В основе первого банальная ситуация - серая мышь + хороший парень = хэппи-энд. Выбор крайне спорный, автор изначально связал себе руки. Интрига с маньяком не удалась, финал разочаровал.
В основе второго ситуация куда более интересная. Тема мучающих воспоминаний многим знакома, а когда тебе предлагают забыть неприятное прошлое... да, это интригует. Но жутко затянуто, конечно.
Голос за №2
|
Группа: МАГИСТР
Сообщений: 382
Замечания : 0%
1. Я все ждал, что Карина окажется маньячкой, но увы и ах) Читалось легко, но без особого интереса.
2. Чат свидетель, как я плакался на начало второго текста: это просто невообразимая тягомотина с ненужными повторениями про желтые зубы, про предложения рассказать историю, нам это впихивают как склеротикам. Но, когда появляется на сцене Ликвидатор, все выравнивается, интерес появляется, но боже... зачем это начало? Это не что иное как испытание для читателя, не удивлюсь, если автор женщина, потому что именно представительницы этого пола любят подобное в жизни. Полоскание. Получилось неплохо, хотя по тексту видно, когда автор писал с воодушевлением, а когда муза покидала его. В конце я ожидал чего-то подобного, но сам бы выбрал на финальную "битву" немного другого соперника, а то получилось просто развитие клиентской базы в гору.
Голос за №2
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 130
Замечания : 0%
1.
Очень «журнальный» рассказ, в плохом смысле. Язык пестрит газетными штампами: «Выбравшись из людской стихии», «Наконец, инцидент был исчерпан», «шла отчаянная борьба» и т.д. и т.п. Романтика. Этот постоянно «хихикающий», и в то же время канцелярский тон довольно сильно раздражает.
Сюжет держится на простенькой замене ложного маньяка на настоящего. Интрига подразумевается, но выполнена на основе такой грубой одноходовки, что даже как-то неловко становится.
Дева-мышь и герой ее романа одинаково плоские, стандартные персонажи. Хуже того, отчетливо видна ЦА: именно на таких вот одиноких дам с богатым внутренним миром, видимо, и направлено произведение. Выглядит все в итоге как очень грубая манипуляция, попытка потешить читательское самолюбие.
Привязка к теме очень слабая: всего одна фраза, сказанная явно не к месту.
2.
Читала с интересом, объем текста не ощущается, сюжет постоянно подогревает интерес.
Не слишком поняла, зачем нужна эта виньетка, повторяющаяся история героя, ушедшего от жены. Имхо, сам рассказ слишком сложен, чтобы преподносить в финале такую банальную мораль.
Стиль хорошо ложится на выбранный антураж, читается рассказ легко.
Герои раскрыты, пара составлена по образцу Шерлок-Ватсон: первый внешне холоден, но и не чужд милосердия, загадочен, творит чудеса; второй – восхищенный наблюдатель и летописец. Словом схема рабочая, проверенная временем.
Сюжет хорош, сцены исцеления чередуются с раскрытием персонажа… И тут есть один субъективный момент, о котором не могу не сказать.
В общем, для меня, герой, лишенный чувств, но, тем не менее, помогающий людям, раз в сто интереснее любого ангела… Этакий Парфюмер, лишенный собственного запаха. На его мотивации можно было бы много интересного построить. Честно говоря, до последнего ждала какой-то мрачной тайны, связанной с ликвидацией чувств (многое на это намекало). Ну и выводов, мол, эти чувства тоже часть нашей души, и нельзя так безнаказанно ликвидировать их.
Все оказалось, добрее, светлее и…проще. Частички душ покупает не черт, а ангел. Возможно, это и не плохо.
Финал, на мой взгляд, вполне удачный, с легким привкусом рождественской прозы.
Голос рассказу №2
|
|
|
