|
Проза — II тур — пара I
|
|
Группа: АДМИНИСТРАТОР
Сообщений: 1934
Замечания : 0%
Оппоненты: X vs Y Максимальный срок выбора темы: до 25/08/17 включительно Выбранная тема: Дом из песка и тумана Жанр: на усмотрение участников Объём: минус один голос за один авторский лист Жду работы до 8.09.17 включительно Отсрочка предоставляется до 11.09.17 включительно Присылать произведения на почту: german.christina2703@gmail.com (с обязательным указанием собственного ника и номера пары!!!)
Разглашать номер пары и тему строго воспрещается! Карается дисквалификацией!
|
Группа: АДМИНИСТРАТОР
Сообщений: 1934
Замечания : 0%
Произведение №1
Новый хозяин
Все по давно заведенному порядку. Виктор проснулся, сходил по надобности, поставил на плиту яичницу, закинул в кофеварку капсулу, включил, уселся за стол, закурил. Шкворчал жир на сковороде, глазунья уже заплыла белым цветом, шипела – бурлила кофеварка, плавной струйкой истекала в дым сигарета. После завтрака, с кружкой остывающего кофе, он вышел на балкончик обсерватории, на свежий, морозный даже воздух. Небо, антрацитово черное над головой, усеянное россыпями ярких, не замутненных смогом звезд и разгорающаяся полоса восхода за горными пиками – диссонанс света и ночи, какого никогда не увидишь там, внизу, в городах. Такое есть только высоко, на горных высях, и чувство нереальности, фантастичности и величия, к какому никогда не привыкнешь до конца. Средь этой громадности далей и бесконечности неба есть особое чувство невозможности и близости к чему-то сакральному. Будто стоишь на пороге вечности, на стартовой площадке высокой, еще никем не осознанной мысли и еще чуть, и она – мысль, начнет рождаться, соберется из крупинок пережитого, знаемого, осознанного, обретет плоть из праха, соберется в тонкую, но бесконечно острую мысль-идею – тонкую иглу, и пронзит, прошьет эту вечность и бесконечность, взметнется от высоких гор и ввысь, сквозь свежую пустоту горного воздуха и сквозь черное ничто вакуума прямо туда, к ярким брильянтам звезд, и дальше, к сути их и в… Мысль-идея как всегда не родилась, и кофе был допит, и сигарета истлела до самого фильтра, и озяб он сам, поежился. Вошел во внутрь – пришло время работы. Может со стороны кажется, что работа в обсерватории сродни фантастике, отслеживание звезд, черные дыры, метеориты, свечение, туманности и все на свете, вплоть до гравитационных струн, но на самом деле мухи отдельно – котлеты отдельно. Работа его заключалась в простой статистике: ведение того что и куда переместилось, где какое смещение и прочее и прочее и прочее. Изредка работа по отдельным запросам, когда в зону отдельного, тщательного внимания попадали отдельные квадраты звездного неба, но и там – цифры, цифры, цифры. А прочие же интересности делались где то там, за стенами каких-то НИИ, где его материалы подвергались столь же скучной проверке, сведению данных с другими и прочее. Места для «подвига открытия» не оставалось. Это только в кино работник обсерватории – гений с горящим взглядом, обнаруживает НЕЧТО и начинает вертеться великое действо. Жизнь же скучна и прозаична. Все шло своим чередом. Он проверил данные, просмотрел цифры, сравнил их с ранее рассчитанными, проэкстраполировал их, получили должный, предсказанный ранее результат. Все по плану. Потом взялся за тела, которые отслеживать надо было согласно формальности, потому как пути их так же были расписаны и предсказаны давным-давно и каких-то неждаанчиков от них ждать не приходилось. Метеориты, кометы и прочий мусор небесный, который, как бы, представляет опасность для потрепанной временем старушки Земли. Данное предписание появилось после того самого Челябинского метеорита, что наделал в свое время шуму, позволил наворовать уйму деньжищь, ну и вообще – прогремел на весь мир. Виктор особо даже не вглядывался в показания, в те испещренные цифрами листы, а просматривал их этак на автомате, глаза сами делали за него всю работу, цепко вылавливая и сравнивая смещения, общее движение и прочее и прочее и прочее, пока… Он остановился, сам толком не поняв почему. Глаза его четко фиксировали различие меж данными которые должны быть и теми, которые фактически имелись. Причем расхождение явно было не шуточным. Только быть этого расхождения никак не могло, просто в теории, в факте, да во всем чем угодно, если только вдруг не появилось в пределах солнечной системы незапланированной черной дыры с нехилым таким притяжением, или же к громадной каменюке метеора зловредные зеленые человечки не приделали ракетный двигатель. Выходило так, что одна здоровенькая каменюка, не имеющая имени, с порядковым номером 3826 сошла со своей небесной орбиты и, прихватив с десяток товарищей крепко поменьше, рванула от Юпитера в сторону многострадальной Земли. - Как? – спросил сам у себя, снова отсмотрел цифры, и снова спросил, - Как?! – предположил вслух, -Может ошибка? Через какие-то полчаса контрольной проверки и просмотра снимков сомнений уже не оставалось. Еще через десять минут, когда все выкладки, все доказательства были на руках и он мог уже полностью, за исключением гравитационных причин, доказать все в прямом диалоге, он был готов к общению. Уселся за рацию вышел на частоту, дал позывной и… И ничего. И снова. И снова тишина. Вышел в интернет, по скоренькому забил данные в письмо – отправил. Тишина. Попытался выйти на прямую связь через аську, скайп и все прочее – нет никакого ответа. Будто связи нет, только вот оно – перед глазами: сообщения отправлены. Была бы тут сотовая связь… Бросать обсерваторию ему очень не хотелось, вот только напарник его, что слег на прошлой неделе с острым приступом аппендицита и был срочно эвакуирован на скорой, так до сих пор и не вернулся, а сменщика ему так и не нашли. Виктор походил по комнатке связи туда обратно пару раз и решил: если на связь не выйдут через полчаса, то он стартует, а за это время еще раз все перепроверит, все сверит и только потом…
Старенький, видавший виды УАЗик, на котором они с напарником катались по покатой дороге вниз, в городок, как всегда не хотел заводиться. Несколько раз повернув ключ, дав хорошенько протарахтеться видавшему виды автомобильчику, Виктор плавно вырулил на гравийную дорогу и покатил вниз. В зеркале заднего вида медленно оседала пыль обратно на дорогу, хрустели под шинами камешки – УАЗик катился быстро и легко, будто сам спешил к людям к городу, к дорогам городским, ровным, накатанным. Только сам Виктор в город не хотел ну вот нисколечко. Не любил он людей и напарник его, Валентин Игоревич, это прекрасно осознавал, и потому особенно и не пытался ему в собеседники навязываться. Виктор перестал верить в людей, в общение, в радость. Когда-то, в прошлой уже жизни, когда он был подающим надежды молодым ученым, когда у него была семья, друзья и все-все-все на свете как полагалось – он уже был чуть антисоциален. Любил уединение, не любил скопления малознакомых людей и прочее, но не чурался всего этого, но вот после… Все сложилось как в бульварных романах или низкобюджетных фильмах. Его жена, как выяснилось, гуляла с его лучшим другом, причем и дочь – его дочь! Была не его… Нагулянная. Как выяснилось. Он ушел из семьи, да и из жизни даже хотел уйти, но остановился. Пытался пить, но было это не его, пытался найти другие методы, чтобы сбросить груз с плеч, но так ничего и не нашел – не обрел нового в своей жизни, и оставалась только одна причина для жизни. Дочь, не его по рождению, но его по праву отцовства и воспитания. Маленькая еще, но он хотел узнать – как сложится ее судьба, он хотел быть причастным к построению ее маленького еще счастья. Поэтому он платил алименты, поэтому частенько корпел над письмами, которые так и не отсылал, чтобы не портить дочери жизнь. Он решил, что будет наблюдать за ее жизнью со стороны, не вмешиваясь, не влезаю меж Анюткой своей и мамашей – Ирой. Он стал запасным путем для жизни дочери, запасным вариантом. Но люди, все окружающие, после того предательства – стали просто окружающими. Никому из них он никогда не откроет ни пяди своей души, не впустит к себе в сердце, даже не подпустит – все что его, теперь стало его полноценно, вот только… только и он сам себе особенно не нужен… стал… Солнце растворяло утренний туман, что клочками клубился в горных низинах, и мир вокруг становился осязаем, наполнялся целостностью, твердостью и то, что буквально пять минут назад виделось едва заметной, туманной далью, становилось каменными уступами, отрогами, углублялись чернотой провалы, будто морщины, прорастали трещины на каменных стенах гор, разломы. Вдалеке, в низине, словно в чуть подернутой зеленой эмалью чаше, уже виднелся город. Минут через десять он станет большим, настоящим, а не игрушечно-леговым, обретет черты кирпичной кладки, станут слышны его извечные шумы, люди станут видны, машины… Хотя машины то уже должны курсировать вовсю, цветастыми букашками неторопливо, с такого расстояния, ползти по черным лентам дорог. Почему-то их не было видно – ползущих, только цветные пятнышки стоящих машин. А еще дымы – черные, длинными извивами тянущиеся к расцветшему уже почти небу – к белым облакам. Откуда дымы эти? И ладно бы один, или два – кто те заводики считал, что распиханы по городку, а тут их – множество и от мала и до велика. В город он заезжать и не собирался, хотел на подъезде остановиться, лишь бы в радиус соты попасть, да по сотовому отзвониться кому-нибудь, благо на всякий случай должные номера имелись. Виктор достал телефон, старенький самсунг, глянул на экранчик – сигнала не было, ни единого деления. Поехал вниз, то и дело поглядывая на телефон. На душе было муторно, стало страшно. Когда въехал в пригород, в частный сектор, ехал неспешно, неторопливо, по сторонам поглядывал. Машины там и тут, вдоль дороги, некоторые явно сшибшиеся, даже буханка скорой помощи попалась перевернутая, только вот людей не было – ни единой живой души. Он все думал, что остановится рядом с каким-нибудь зажиточным домиком, постучит, позвонит куда следует, но когда увидел такой, то решил: лучше поскорее мимо проехать. У особнячка, который он было присмотрел для остановки, были вырваны с корнем ворота, на стенах выбоины от пуль, на другой стороне дороги от ворот, за машинами, масляно желто поблескивали россыпи гильз. - Война что ли? – тихо прошептал он себе под нос, вывернул руль, свернул в сторону центра – хоть кого-нибудь встретить, хоть у кого-нибудь узнать, что тут вообще происходит. И еще одно – лишь бы сразу не стреляли. Кто его знает, что тут творится… Зато стало понятно, почему не работает связь: при таких раскладах первое, что обрубают – именно связь, коммуникации. Да и понятно стало, почему никто не ответил ему, когда он раз за разом вызывал по рации своих коллег. Тут же промелькнула мысль о дочери, о жене, что живут далеко-далеко отсюда – в Ульяновске. Как там у них? Виктор тут же прогнал из головы эту паскудную мысль - потом будет думать, нечего сейчас себе жути нагонять, все у них хорошо. У них ВСЕ ДОЛЖНО БЫТЬ ХОРОШО!!! Он остановился рядом с небольшим магазинчиком этакого полуларечного типа – привлекла внимание надпись: «Открыто» за стеклянной дверью. Кто знает – может уже все что должно было произойти – произошло. И теперь, после стрельбы и грохота – переворота, город зализывает раны, мал по малу выползает из подвалов, темного подполья. Виктор хотел было заглушить мотор, но вовремя спохватился – заводился то УАЗик неохотно, оставил как есть. Вышел, подошел к магазинной двери, заглянул во внутрь сквозь стекло – никого не было видно. Открыл дверь, тренькнули над головой стекляшки-висюльки, зашел. Как ни странно, но даже за прилавком никого видно не было. Но все же кое что он заметил: в темном углу, как раз у дверей то ли в бытовку, то ли еще в какое служебное помещение, на полу были черные пятна крови. Как только он их приметил, тут же замер, остановился, а потом медленно-медленно пошел вперед стараясь не шуметь. Кто знает, что тут было, и, главное – что тут есть сейчас. Подошел ближе, сел на корточки. Крови было много, большинства пятен попросту он сразу увидеть не мог – были они за вертящейся стойкой с открытками, а около двери было залито почти все, будто свинью тут резали, и рядом с ручкой дверной, что тоже до того пряталась за стойкой, кровавые отпечатки пальцев, вся ручка в крови. Кровь уже черная, засохшая, давно видать приключилось. Только ни гильз, ничего прочего, да даже и следов погрома какого глобального в аккуратном магазинчике не было, разве что полки пустоваты. - Эй, - он тихонько стукнул в дверь костяшками пальцев, - есть там кто? За тонкой дверью послышалось то ли скуление, то ли ворчание, послышался легкий перестук, будто пустые картонные коробки на пол посыпались. Значит кто-то заперся, спрятался, и этот кто-то явно ранен. Виктор ухватился за ручку двери, попытался повернуть – заперто. - Если вы у дверей, отойдите, - и что было силы, со всей дури, врезал ногой в район замка. Как вышибаются такие двери – не знал конечно, откуда взяться практике, а оказывается этот китайпром очень и очень слабоват, потому дверь распахнулась, ударилась о что-то с той стороны, послышался тяжелый удар тела об пол – предупреждал же! Он торопливо распахнул дверь – так и есть, мешались пустые картонные коробки у дверей, и увидел женщину в светло синем халате, лежащей лицом вниз – продавщицу, что лежала на полу. Хотел было броситься к ней, только вот эта чертова коробка мешает, дверь меньше чем наполовину открыта. Плечом вдавил дверь, коробка смялась, вся перемазанная в кровище продавщица тем временем пыталась встать, мычала, оперлась руками об пол и оглянулась на него и тут он замер… Лицо ее, возможно бывшее когда то симпатичным, было изорвано, будто даже обглодано, и глаза жуткие, так сразу и не объяснишь, что не так с ними, вот только прошибло Виктора холодом до самых печенок. Послышался шум чуть в глубине бытовки, и в поле зрения появился еще один «пострадавший» - дворник что ли, а может кладовщик какой. И тоже весь в крови, и тоже драный, рваный, и движения у него были, будто у зомби из фильма – странные, переваливающиеся, да еще и горло к него было порванное, с таким явно не живут, не ходят. Виктор прекратил толкать дверь, отступил на шаг, в голове стучала набатом мысль: «этого не может быть, этого не может быть, потому что не может быть никогда». Продавщица поднялась, и той же ломанной походкой как и грузчик шагнула к дверям и только тут Виктор спохватился – захлопнул дверь прямо перед ее носом, хотел было повернуть ручку, но тут же вспомнил, что только что сам высадил замок. Послышался глухой удар об дверь, будто всем телом приложились, а после скребущиеся звуки – ногтями о дерево. Как открыть дверь на себя эта мертвая тетка видимо не знала. Виктор на всякий случай отошел на пару шагов назад, неотрывно смотрел на дверь. Ну. Ну же. Давай – распахнись, или скрипни, приоткрываясь. Нет. Те же скребущиеся звуки, снова негромкий грохот пустых картонных коробок – мешаются под ногами, или их там выложено было до чертиков, вот и сыплются теперь. Виктор досчитал до пяти. Дверь не открылась. Он сглотнул, хотел было побыстрее свалить, запрыгнуть в свою машину, да срулить отсюда, но тут же одернул себя: что у него есть с собой? Ничего и нету, ни поесть, ни попить, а что тут сейчас творится – хрен пойми, так что лучше запастись. Хватанул из-за прилавка целую кипу пакетов и пошел по полкам. Это, то, консервы, соль, спички, вода бутылированная – затарился так, что тащить тяжело стало, выскочил на улицу и тут же увидел не так далеко уже от машины еще одного жмура. Тот шел, подтягивая крепко выкрученную ногу за собой. То ли перелом, то ли дикий вывих, и можно было бы кинуться ему помогать – крови на жмуре почти и не было, вот только то, с каким механическим упорством он двигался, насколько лицо его было мертвенно безэмоционально – все это вкупе с травмой исключало любые варианты. Он был из этих – сто процентов и никаких «или». Виктор быстро добежал до своей машины, молясь об одном – лишь бы жмур не припустился поскорее, а то кто еще знает, кто первый добежит, заскочил на водительское сиденье, ухнул пакеты на пассажирское и захлопнул дверь. Повернулся, глянул в сторону мертвеца – еще с метра три ему оставалось проковылять, дал по газам и вырулил прямо у него из под носа. - Быть этого не может, - сказал, пробурчал себе под нос. Сколько хмыкал, пока эти фильмы смотрел голливудские про ересь с зомби. Сколько раз сам раздумывал на тему того, могло бы это произойти в реальности, или же нет, причем расценивая не с точки зрения обывателя, а с точки зрения человека знакомого с предметом. В этом деле ему очень крепко помогала цепкая память, да и учиться в свое время он очень и очень любил, художественную литературу вот не любил совершенно, а научное – просто пожирал. И когда он всю эту тему прикидывал на свой непростой умишко, выходило так, что никак зомби бегать не смогут, потому как ни кровоснабжения у них нет, ни, соответственно, биохимии, а без биохимии не будет тебе и управления телом, даже на уровне рефлексов. Вот спазмы мышечные у мертвеца вызвать при помощи разряда – это да, а более – увы и никак. Задумался, и чуть было не посадил на капот мужиченку какого-то бородатого, который стоял посреди дороги, руками махал. Остановился, мужичек тут же хватанул ручку дверную, заскочил в машину, и закричал, так что в ушах зазвенело: - Ходу дай мужик, ходу! И Виктор дал ходу! Понеслись по дороге, будто смерть за ними сама гналась, хотя кто его знает то при таком раскладе? - Что там? – бросил он через плечо, глянул в зеркало заднего вида. На дороге он никого не увидел, но вот у мужика в руках приметил ружье охотничье – двухстволку, до этого видать за спину на ремне была закинута. Заметил, и холодом его всего разом обдало – кто этого мужика знает, что он сейчас вытворять начнет. - Да не знаю что там, - мужик в зеркале заднего вида осклабился, и тут же стало понятно, что и не мужик это вовсе, а парень молодой, просто заросший бородой чуть не до самых бровей, да еще и ватник этот черный на нем драный прибавили к годам лет этак с десятка два, - оттуда зомбятина ломанулась, ну и я впереди. - За тобой что ли? - С хрена ли? Я не шумел, шугнул кто. - Этих шугнешь, - ухмыльнулся. - Вот и я про то, - вздохнул, - и я про то… - А что вообще за хрень творится? – воспользовался моментом Виктор. - Ты про что? – парень явно удивился. - Ну жмуры эти, зомби. Что творится? - Мужик, ты вообще откуда упал? С гор что ли спустился, - и сам усмехнулся своей шутке. - То-то и оно, что с гор спустился. Я в обсерватории работаю, телек не смотрю, по инету не лажу, радио не слушаю. - Вот те, мужик, свезло! Тут, считай, три дня назад полный карачун творился! Кто как поныкался, только-только выползать начинают. Ну там всякие гопа – эти то сразу почуяли откуда ветер дует. Такое тут творили. По богатым хатам поехали, ювелирку там, магазины оружейные банки – считай все повынесли. - А ты? – спросил Виктор с опасением, еще раз глянув в зеркало заднего вида. Парень все так же крепко обеими руками держал ружье, причем держал уверенно, одна рука на прикладе и палец у курков, второй за цевье перехватился. - А я что? Ничего. Вон, охотничий свой стволик достал и выполз затариться. Жрать то хочется. - Ты где живешь? Куда подкинуть? - Знаешь… где живу там больше и не надо. Весь дом завшивел, думал, пока вылезу, сам таким стану. Полный подъезд этих набило – половину патронов потратил пока выполз. Так что мне домой не надо. - А куда надо? - А хрен знает, куда надо. За город – это была бы тема, сам куда едешь? - Тебе туда не надо. Это точно. - А конкретнее? - В Ульяновск. - Это где. - Это далеко, считай штука километров с гаком. - А чего так далеко? - Семья у меня там. - Не свезло. - Ну да, и тут же, осторожно, спросил, - А твои где? - А моих и не было никогда. Детдомовский я. - Не знал, что такое будет, но свезло тебе. - А то, - он снова улыбнулся, - бояться не за кого, считай половина проблем с плеч. Прости… - Да ничего, нормально все. Все у них хорошо, а потом, когда приеду, будет еще лучше. - Молодец мужик, правильное мышление. - Слушай, - Виктор не знал как начать разговор, - а что вообще за фигня эта? Откуда взялось, чего как пошло? Не на пустом же месте? Я тут со своими связаться хотел, московскими – эфир молчит. Так понимаю что у них подобная хрень творится. - Не только у них. По всему миру эта погань пошла. А откуда взялась? Черт ее знает. Я тут знаешь что думаю, ну у Круза что было то, то и творится. Наверное он к разработкам… - Блин, завязывай со своим Крузом, я не понимаю о чем. - Там смотри: сначала зомби эти простейшие, потом они мутировать будут – морфы там, шустеры и прочая срань. И… Виктор еле как сдержался, чтобы не заорать от возмущения, перебил неожиданно спокойно паренька, но настойчиво: - Ты, как тебя звать? - Петя. - Петя. Давай так. Я не дурак, а то что там в этих дурацких книгах твоих написано – это уже другой разговор. Чтобы происходили мутации надо потомство иметь, понимаешь? У следующего в ряде потомства будут генетические отклонения, будут изменения – постепенные изменения. Эволюция так устроена – она на раз не происходит. Это тебе не кино про супергероев голливудских, в природе этапы становления заложены. Ты видел чтобы жмурики эти любились? А если не видел, да и чпокаться они не могут вообще по определению, то и не будет никаких мутаций. Такая хрень, Петя. Так что ты эту романтику брось, забудь и больше мне мозги не компосируй, и без этого тошно. - Ты чего. Успокойся. Все нормально. Это я так, к слову. Ко всему же готовым надо быть, вдруг оно так и сложится. - Не сложится, потому что быть такого не может и не может быть такого никогда, Петя. Уясни и намотай на ус, на усы даже, - усмехнулся, - и на бороду добавить можешь. - Понял, намотал, забыли, проехали. Тебя то как зовут? - Вик... – начал было он отвечать, но тут быстрой цветастой тенью что-то метнулось из-за машин под колеса и Виктор еле как успел вывернуть руль, чтобы не влететь в это непонятное цветастое нечто. - Бл… - не удержался Виктор, а Петя едва не перелетел сзади на передние сиденья, - что это за хрень была? Разглядел? - Неа. Ваще не понял. - Я тоже. И тут об борт УАЗика так бахнуло, что тот едва не перевернулся, ружье таки выскочило из рук Пети и громко тюкнулось об дверь машины. - Твою ж мать! – Виктор попытался было дать газу, схватиться за руль, но тут снова удар, в салон полетело мелким блестящим крошевом стекло, страшная когтистая лапа ухватилась за дверцу, потянула так, что металл заскрежетал и в этом самом выбитом окне появилась жуткая зубастая рожа. - Гони! – заорал Петя, хватаясь за свою двухстволку, и Виктор все же вдавил педаль газа да так, что колеса пробуксовку дали – машина рванула с места как ошпаренная. Петю с его двухстволкой вдавило в сиденье ускореньем, но рожа из окна так и не пропала, даже дополнилась второй, не менее когтистой лапой и этой самой лапой полезла к бедному Петеньке, уцепилась за обшивку сиденья, послышался треск кожзама. Подвернулся поворот и Виктор, в дикой надежде сбросить чудовище, выкрутил руль, тут же дал по тормозам. Машину закрутило, даже было ощущение, что сейчас перевернет, тварь сорвало с двери, бросило вперед, но та даже не вздумала покатиться по дороге. Она, как в фильмах, бухнулась на четвереньки, будто вцепившись когтями в асфальт, ее еще чуть протащило и тут же бросилась вперед, прямо на лобовое стекло – в один прыжок. - Этого не может быть! – с особой четкостью осознанья закричало его сознание, а тварь уже заносила лапу для удара, и вдруг замерла на мгновение, и в это же мгновение раздался оглушающий хлопок – выстрел! Тварь развернуло на капоте, стекло, будто в слоу-мо выбросило вперед веером блестящих брызг и тут же второй выстрел со второго ствола прямо в висок твари. Все… Тварь бухнулась своей тяжестью на капот, замерла. Виктор только сейчас почувствовал холодный пот на лбу, почувствовал, как руки у него трясутся, как бухает молотом сердце в ушах. - Фу-у-у-у… - выдохнул он, и тут же вздрогнул, когда Петя хлопнул его по плечу рукой. - Вот, я же тебе говорил! Все как у него написано было! Все! Морф это – мутант зомбячий! - Да какой мутант. Тварь… может… может инопланетянин… - глупо совсем предположил Виктор. Хотя эта вся хрень, что творилась сейчас очень даже походила на инопланетные проделки. Природа так извернуться определенно не могла, а вот чей то злой умысел, к примеру тех же пришельцев – очень даже мог поднять с асфальта недотрупперов. - Какой к чертовой бабушке инопланетянин? Ты на руку посмотри, на шмотки – это ж мужик был. - Где ты мужика видишь, - начал было Виктор и только сейчас обратил внимание на шмотки чудовища, на руку. Одето это нечто было, когда то было, в спортивный адидасовский костюм, а на жуткой лапе, на серой коже, явно проглядывалась наколка – баба какая-то в языках пламени. И потому вместо окончания отповеди он тихо сказал на выдохе, - мужик… - А то, я ж говорил! Эх ты, теоретик, мля! Круз то дело писал! Понимаешь. Мы с пацанами в инете всю серию его обсуждали – все толково расписал. Если б не его книги, я б тоже сейчас по улицам упырем бродил. А так: предупрежден – вооружен. - Черт, - тихо выдохнул Виктор, - и сколько вас таких подготовленных?
|
Группа: АДМИНИСТРАТОР
Сообщений: 1934
Замечания : 0%
Продолжение первого рассказа:
- Много. Эта серия покруче сталкера будет! - Сталкер? Это же стругацких? Улитка на склоне или… - Не, ты вообще дед. Игра такая была, книг – куча. Боевики. Классная серия, но Земля мертвых – круче. - Ясно. Петь, ты эту погань с капота уберешь? - Назад дай, сама отвалится. Виктор послушно сдал назад, туша медленно, даже как то величаво скатилась, сползла вниз, под колеса, на усыпанный стеклами асфальт. В ушах до сих пор звенело после стрельбы, сердце до сих пор ухало, а в голове настойчиво, раз за разом повторяющимся мотивом звенела мысль: «Быть такого не может» и он прекрасно понимал, что такого быть не может никогда. Даже теперь, когда все видел собственными глазами. Хотя, кто знает, вон лягушки через столько изменений проходят, прежде чем становятся именно лягушками – столько стадий роста с полным перестроением организма… Нет – не выходит, там эволюционный ряд, развитие согласно законам природы, а тут… Даже будь это какой-то дикий вирус, даже будь это вирус какой-то специально разработанный, ретро вирус или как их называют – все одно не выходит. Потому как тогда надо было бы отталкиваться от первооригинала, человеческого тела – делать его сильнее, можно мышечную массу нарастить, можно рефлексы ускорить, но такое глобальное изменение тела – это уже совсем другая сказка. Такого не может быть потому что быть не может никогда! Дальше поехали почему-то молча. Видимо пришло осознание, мандраж боя накатил. Виктор уже смотрел на дорогу внимательно, не отвлекался, Петя пересел к нему на переднее сиденье, перезарядил двухстволку свою, и тоже вцепился взглядом в дорогу. - Так ты со мной поедешь? – теперь вопрошал Виктор уже с куда большим интересом. Все же у Пети было оружие при себе, а после этой встречи он понял – убежать не всегда получится, не все жмурики такие тормозные, как те, первые, которых он встретил. - Нет, мне там делать нечего. Унял внезапно накатившую злость, но все же по пальцам, по побелевшим костяшкам, вцепившимся в руль, было видно, что Виктор злится. Спросил резко, куда как резче, чем надо было: - Тебя где высадить? - Тут неподалеку автосервис в частном секторе есть, там, за Калининской, можешь туда подбросить? - А что там? Медом намазано? - У них там особнячок неплохой, стены высокие, я туда свою копейку гонял в свое время. Если окопаться – здравая крепость выйдет. - Ну давай, - и он свернул на проспект Славы, за коим как раз и улица Калинина и, надо полагать, тот самый автосервис и найдется. - Слушай, Вить, а может ты останешься? Вдвоем полегче будет, а там, в Ульяновске, кто его… - Там все хорошо! – резко бросил Виктор, - У них все в порядке! - Как знаешь, настаивать не буду. Только это, тебе бы стволом обзавестись хоть каким, и топор тебе нужен. Хорошая штука, простенькие зомбики – они же тормозные. Главное не забрызгаться и все нормально будет. - Ты сам то их рубил хоть раз? - Нет, зачем? У меня вот, - демонстративно огладил цевья двухстволки, - надежнее, безопаснее. Только ты прости, не отдам. - Да и ясно что не отдашь. Правильно. - Значит без обид? - Да какие могут быть обиды, - усмехнулся Виктор, - вообще удивительно, что ты за это оправдываешься. - Детдомовская привычка, если что-то твое и ты не делишься, надо объяснить – почему. - Хороший ты человек, Петя, береги себя, - как раз стал виден тот самый автосервис. И правда, был он на этакие фортификации похож: заездные ворота в бетонном заборе, забор высокий, метра в три с половиной ростом, поверху колючка в кольца, будточка поверх выглядывает стекленная – чтобы видеть, кто подъехал. И зачем так крепко оборудоваться? Небось хозяева родом из девяностых, а в те времена окапываться надо было по жесткому. Виктор остановился перед воротами, глянул по сторонам. Жмур один стоял вдалеке, в их сторону даже не глядел, покачивался едва заметно – медленный вроде, да и не видно, чтобы мутировать начал – уже хорошо. - Спасибо, Вить, - Петя хватанул протянутую ладонь, крепко пожал, - удачи тебе с семьей. - И тебе не кашлять. Петя вышел из машины, юрко бросился к воротам, оглянулся по сторонам и, как-то очень даже уверенно, подскочил, ухватился за верхний край ворот, подтянулся, оперся о петли для навесного замка, и дальше – через десяток секунд уже перевалился через стену, каким-то чудом не ободравшись на колючке. - Ловко, - тихо сказал под нос Виктор, подождал еще с десяток секунд, думая, что надо будет делать, если услышит выстрелы. Выстрелов не последовало, поэтому он плавно вывернул и поехал в сторону выезда из города. По сторонам он особо старался не смотреть, не видеть, стоящих вдоль дороги, бредущих мертвецов, не видеть, как машут из окон тряпками заблокированные в квартирах живые – не сможет спасти, сил не хватит. Один раз он все же остановился, когда увидел валяющийся на боку, на обочине мощный, огромный внедорожник. Остановился в первую очередь из-за того, что увидел прикрепленные на боку машины лопату, лом и топор. Остановился, по сторонам глянул – мертвецы были, но далековато. Выскочил из машины и бегом, в пять шагов, метнулся к внедорожнику, ухватился за топор, дернул, но тот держался крепко, дернул еще раз, и увидел, что топор висел не просто в ушках кронштейнов, а еще и приболчен к ним был этакими хомутиками. Вцепился в ушки гаек пальцами, стал скручивать их с приржавевшей резьбы, и услышал шарканье. Глянул в сторону – из-за внедорожника покачиваясь выходил жмур обглоданный. Впился пальцами в ушки гаек, ускорился, обдирая пальцы об холодный металл. Еще пара шагов до мертвеца – время! Почему так мало времени, и почему он не смазывал шпильки этих чертовых кронштейнов! И вообще – не может их быть – мертвецов этих ходячих, быть не может! НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! – мысль эта была такой сильной, такой ясной, отчетливой, что даже понимание пришло, вопреки существующей действительности – не может быть. Не может и все тут. И мертвец, вдруг, отшатнулся назад, совсем как-то по киношному бухнулся на задницу, головой смешно мотнул, будто его по башке огрели чем-то – в себя пришел. И тут же прошло осознание, появилась радостная мысль – успеваю! И мертвец начал подниматься, вставать на ноги, но Виктор уже успевал. Скрутил гайки, ухватил топор и бахнул лезвием по голове поднимающегося жмурика. Тот тут же обмяк, стал заваливаться, но топор крепко вошел в черепушку, не дал ему упасть на спину – так и продолжал сидеть дважды мертвяк на жопе. Виктор дернул топор раз, дернул, уже много сильнее, во второй раз, со чвакающим звуком лезвие вышло из головы, и мертвец упал. Но не на спину, а на бок. Надо учесть: в следующий раз бить не лезвием, а обухом – башку проломит и так и этак, только выдергивать не надо будет. Он запрыгнул в машину и поехал дальше. Город был страшен. Множество битых машин, вся обочина уставлена, живых не попадалось вовсе, а вот мертвецов… Мимо шли, брели, стояли на обочинах, провожая невидящими, страшными взглядами машину, многие и многие покойники. Хорошо хоть на дорогу не выходили. Проезжал мимо одного горящего дома в пять этажей, тот горел уже нехотя, будто без желания, видать уже выгорело все что могло – чадило черным дымом. Тут же, вдоль дороги попадались и прокопченные, крепко обожженные мертвецы – похоже жильцы. Рядом с гипермаркетом «Магнит» Виктор и вовсе остановился, сдал назад, поехал по другой улице, но в памяти у него еще долго стояло это зрелище – толпа в несколько сотен мертвецов, что медленно, словно сомнамбулы, стояли, бродили, ползали на огромной парковочной площадке перед гипермаркетом. Та самая сцена из фильма «Рассвет мертвецов» - только вживую. Выезд из города – тут он прибавил скорости, помчался по ровному асфальту прочь. Мимо мелькали рощи, широкие поля. Кое где попадались одиночные мертвяки, кое где брошенные, а где и сгоревшие машины – в целом ехать было нормально. Однажды ему пришлось притормозить и медленно, аккуратно, по обочине объехать завалившуюся, уже хорошо обгоревшую, фуру. Воняло гарью, но не свежей – трагические события тут, надо полагать, произошли уже день, а то и два назад. Видимо в самом начале. Что уж там у водителя приключилось, теперь и не догадаешься, но когда он таки фуру объехал, причины стали вполне себе понятны. На обгоревшей кабине отчетливо были видны дыры – стреляли, фуру явно по бандитски тормознули. Тут же, впечатавшись в морду ее обгорелую, стояла восьмерка – зубило. Тоже битая, но без дыр – видать одна из машин тех бандюганов. Еще тут же, рядышком с мордой несколько окончательно упокоенных мертвяков. Двое братков, судя по спортивной форме на них и одно обгорелое тело – наверное оживший водила, уже «хватанувший» огонька от пожара. Виктор аккуратно вырулил обратно на дорогу, хотел было дать по газам, но вместо этого остановился, сдал назад. Под машиной, под восьмеркой, что-то лежало – краем глаза зацепил, когда проезжал, но внимания не обратил, а сейчас… Взял топор, вышел из машины, подошел к зубилу, глянул под днище – ПМ, видать подарочек от одного из этих двоих ребят. Вот и стволом разжился. Лег на землю, потянулся рукой – далеко, можно конечно обойти машину да и достать со стороны мертвяков, но желания такого не было. Попытался достать топором: звякнул металл о металл – есть контакт! Вытащил. Оружие он особенно никогда не любил, да и в армии ему послужить не пришлось, но про ПМ кое что знал. Был в свое время друг, работавший, тогда еще, в милиции, а у друга был такой же ПМ и, как то, на шашлыках, на природе, по пьяни они постреляли по пивным банкам. На память Виктор никогда не жаловался, запоминал он в своей жизни все очень хорошо и очень цепко, да еще если ему не только рассказать, а еще и показать, а потом еще и самому дать сделать – запомнит наверняка и на всю жизнь. Виктор, припомнив как это делается, выщелкнул из рукояти обойму, глянул – есть желтенькие патрончики, не пустой ствол. Вставил обойму обратно, проверил предохранитель – вроде все работает. Можно и стрельнуть разок для проверки, но лучше поберечь патроны на будущее. На том и порешил. Заглянул через разбитое стекло в салон восьмерки. Как ни странно – машина не выгорела, наверное огонек не перескочил на зубило – уже хорошо. Внутри толком ничего интересного не было. Все же через разбитое окно дотянулся до бардачка, открыл – бумажная пачка, достал – отогнул край упаковки – патроны. Повезло. Больше в бардачке ничего интересного не было: мобильники из дорогих, бумажки какие-то, финка – ненужное все, хотя финку все же прихватил. Вытащил ключ из замка зажигания, открыл багажник – канистра. Ухватился – вроде полная. Скрутил крышку, понюхал – бензин. Еще везенье. Закинул все найденное к себе и поехал дальше. Хотелось давануть газку, вот только ветер через выбитую лобовуху в прямом и переносном смысле охлаждал пыл. Ехал неторопливо. Не помнил, сколько раз перекусывал, один разок останавливался «по своим делам», но машину не глушил, в эту же остановку подзаправился из канистры. Смеркалось. Где ночевать, он как-то до этого не задумывался. А вот теперь, под вечер, когда в глаза словно песка насыпали – проблема встала ребром. Была бы машина целехонька – было бы все нормально. А у него – нет лобовухи, нет бокового заднего стекла. Набредет на него ночью покойничек, уж как они там ориентируются в темноте, кто их знает, и возьмет, вернее укусит за бочок, весьма даже незаметно и быстро. За такими раздумьями, в поглядывании по сторонам в поисках прибежища, он проехал еще с десятка три километров и увидел вдалеке россыпь желтых пятнышек – свет в окнах. Но все так низенько, не высоко, в двурядье, так и вовсе, вроде, один дом только и светился – деревушка по всякому выходит. Но деревушка живая, да и свет в этих окошках слабенький очень – на электрический то и не очень похож. В свете фар увидел съезд с дороги на грунтовку, свернул, машину тут же стало клонить, бросать на ухабах – сбросил скорость, почувствовал насколько лучше стало – теплее что ли. К вечерку то крепко попрохладней стало, ветерок сквозь лобовое стекло был пронизывающий, сырой, холодный. Вот и огоньки уже близко, еще чуть – доедет. Снова пахнуло гарью, испугался, что и тут зомбиков будет не мало, раз где-то что-то у них сгорело, вот и въезд меж двух домов, и мужичонка в телогрейке на пути с берданкой какой-то за спиной руками машет. Остановился, вышел из машины, а мужичонка бородатый скинул с плеча свою аркебузу на него наставил. - Стой, там стой, - и он мотнул головой, лицо серьезное – насупленное. Не абы зачем поставили – караулит, работу работает, но по всему видно, что не его это по жизни. Простой мужик, который толком не знает что делать в таких вот случаях, а то что знает – то в кино подсмотрел. - Стою, ты только ружье чуть в сторонку отведи. - Ты меня не учи, я то уже жизнью ученый. Сколь вас там? - Один я. - Не врешь? - Смысл? - Как знаешь, как знаешь, смыслов то оно всяких много. Не бандит? - А если и бандитом был бы, признался бы? - Ты не дерзи, дерзкий тут нашелся. Не бандит? - Нет. - А оружие есть? - Есть. Пистолет нашел. В машине лежит. - А где нашел. - На дороге. - Точно нашел? – мужик прищурился недоверчиво, ружье взял наизготовку. - Был бы бандит, я бы с пистолетом и вылез. Наверное… И не признался бы – это точно. - Твоя правда. Чего приперся? - Переночевать надо. У меня машина – видишь какая, любая тварь залезет. - И то правда, - Виктор даже улыбнулся повторению его присказки: «и то правда», «твоя правда» - какой мужик правдолюбивый ему попался. - Слушай, ты меня тут долго мурыжить будешь? – скрипнула дверь чуть в отдалении, желтый квадрат прочертился с остро прорезанной тенью в нем, чиркнула спичка об коробок, огонек сигареты. - Митрич, чего там у тебя? – голос хрипатый, уверенный. Сразу слышно, что этот то попривычнее в таких делах, может за главного у них. - Да тута приезжий нарисовался, говорит переночевать, - откликнулся в темноту Митрич, опустив ружье и отвернувшись разом, был бы Виктор бандюганом – моментом бы воспользовался по полной программе. - Куда едешь, - огонек сигареты стал приближаться и вот тот самый мужик появился в свете фар. Высокий, ближе к пожилому, статный, чисто выбритый, глаза острые, внимательные. Подошел, сказал, - Митрич, ты либо в него цель, либо опусти пукалку нахрен. - А, ну это, да конечно… - Митрич торопливо закинул берданку обратно за спину. - В Ульяновск. У меня там семья. - Ствол есть? - Есть. ПМ. - Где взял. - На дороге нашел. Там братва пострелялась. - Бывает. Живых убивал? - Надобности не было. - И то верно. Сам то как по жизни: здравый, или беспредельщик. - Похоже вы меня с кем то путаете. - Может и так, только взгляд у тебя сильно холодный. Расчетливый. - Возможно. Так то я астроном, ученый, ну или около. - Смотри ка, интересно. - У вас тут как? Мертвяки ходят? - Ходят, как без этого. Только разобрались вовремя. Схоронили, чтобы по людски было. Так что теперь тихо. - А что гарью прет? - Так это Колька, дачник. Нажрался, сука, до зеленых соплей, дом спалил. Дурень. Ночью той и спалил. - Сам живой? - А что ему сделается. Боженька дурачков любит. - А так – тихо у вас тут? Есть чего бояться? - Ну если ты один, без жены молодой или без ребенка, то бояться нечего. - Что? – Виктор усмехнулся, - Что за бред? Вы тут детей едите, или что? Баб на трассу? - Не дури, и не дерзи. Тут у нас, - он глубоко затянулся, сплюнул под ноги зло, - тут у нас своя свадьба нехорошая. Упырка завелась, как вся эта хрень пошла, мы только мертвецов пострелять успели, так в первую же ночь упырка и появилась. Малую Викину сожрала, тварь… - В смысле – обгрызла? - Упырка, я тебе говорю, не мертвяк. Выпила – кровь высосала. - Не бывает, - уверенно заявил Виктор. - Ты это Вике скажи, она слезами умывалась в три ручья. А потом внучку Петровны тоже выпила, гадюка. Саму Петровну то не тронула, без надобности она была ей, взглядом только заморозила, что та двинуться не могла, и на ее глазах Машку, внучку ее и выпила. Подчистую – синяя, ни кровинки не осталось. - Ты… - Артем я. - Артем, ты мне сказки не рассказывай. Определите меня куда нибудь на ночлег, если можно, утром я уеду, а ваши упыри… ты прости, но как-то эта мистика неправильная что ли. - А я что говорю, байки бабкины, ан нет. Может и правда конец света начался – вся мерзота с земли поползла. Мертвецы эти, упыри, твари… А ночевать где – найду, к Кольке и сведу. Ты машину тут оставляй, ничего ей не сделается, у нас люди нормальные. - Хорошо, я только пистолет возьму. - Бери – дело нужное, и еще что если есть – тоже бери, не тушуйся. Если что начнется – может поможешь. - Спасибо, - Виктор, если честно, обрадовался такому подходу. Без оружия в нынешнем мире как-то незащищенным себя ощущаешь, не будешь же мертвяку морду врукопашку бить, а если морф, то и говорить нечего – там точно живым не выйдешь. Виктор полез в машину, достал и топор и пистолет. Пистолет в карман сунул, топор в руке нес, будто дрова рубить собирался. Артем дождался его, повел, сказал на прощение через плечо: - Митрич, ты только не кимарь, ага? - Да что ж я, дурак что ли? Все ухвачено. - Добро. - Тебя то самого как кличут? – спросил Артем. - Виктор. - Виктор, ты смотри. Дом, куда веду, непрост. Кольку то туда почему отправили… Сам он, дурак, сказал, мол де простаивает, чего не жить? А это дом упырки. Мы его спалить хотели после внучки Петровны, до того то не знали, кто упырь, а после – Петровна видела, сказала, что Лидка это. Ну про нее молва то давно и ходила. Слухи правда только, не происходило ничего, бабы языки чесали, мол де то не так на ее могилке, или там видели фигуру в белом ночью. А с испугу то чего только и не увидишь. А тут – вон как оно все обернулось. - А почему именно Лидка, - Виктор по сторонам поглядывал, спокойная деревня, собаки этак лениво побрехивают, где что скрипнет, из одного дома брань раздается женская. Похоже жена муженька алкаша отчитывает. Пастораль, - почему про нее слухи? - Так у нее в жизни не сложилось. У нее парень в армию ушел, она от него понесла – успела. Ребеночек уже народился, а тут письмо приходит, мол прости дорогая, встретил другую, любовь у нас страстная, не вернусь. Ну она с горя и девочку свою подушкой придавила, и на себя руки наложила – повесилась. Вот так у нее сложилось. Бабки и судачили, у нас в деревне же отродясь самоубийц не было, что такая просто так в земле лежать не будет. Давно это уже было, считай лет двадцать с той поры прошло. Уже этой Лидкой и малышей пугали, все уже привыкли, что бродит она, неупокоенная где-то. Вот, а как беда эта с мертвецами пошла, так и Людка тут как тут. - А с чего про девушек решили, что она и их тоже… - Ну так кто у нее парня отбил? Не мужик же, и не старуха древняя. Надо полагать что и девчонок тоже злая она будет. А это тебе Митрич про девок рассказал. - Ну да, намекнул. - У нас то, вишь, деревня, молодух тут нет, либо малые, либо уже с детьми сами. А те кто в возрасте, они все в город, на заработки. У нас то по мирному времени ловить нечего было. А вот и пришли. Дом стоял на отшибе. Как и положено: заборчик-штакетник, видать сад за ним был, домик бревенчатый, ставни деревянные открытые – старый дом. Вот только огород весь зарос бурьян травой чуть не выше пояса, все старое, покосившееся, калитка на одной петле висит, на ветерке легком поскрипывает. Можно было бы решить, что вообще дом мертвый, если бы не подрагивающий свет в окошке – свеча внутри горела или еще что. Видать Коля сидит, не спит еще. - А Коля чего такой храбрый? В такой дом соваться. - А чего ему бояться. Он не местный, про Лидку4 послушал, да рукой махнул. А может и не протрезвел еще толком – кто его знает. Только хорохорится много, гонору в нем, что говна за хорошей баней. Ну ладно, ты не обессудь, я бы тебя и к себе может пригласил, видно что ты мужик нормальный, только у меня жена да дети, а тебя кто знает… Может ты укушенный, может еще что – не досматривать же тебя голозадого. - Да ничего, я не в обиде. - Ну и славно, давай краба, - он протянул руку, Виктор ухватил его ладонь. Рукопожатие у Артема было крепкое, еще чуть и до боли бы сдавил как клещами, пальцы сухие и жесткие – мозолистые. Мужицкая рука, не холеная. Виктор посмотрел в след Артему, сам достал сигареты, закурил, уселся на вросшую в землю лавочку у скрипучей калитки. Да, домик то у Лиды на отшибе, в сторонке – нехорошее место, если припомнить что из темноты ночной сейчас может, к примеру, мертвяк выйти. Очень нехорошее место. И тут же кусты, что в отдалении, через тропку протоптанную, закачались под порывом ветерка, заскрипело что-то грустно и протяжно с этаким подвывом, луна чуть выглянула на небосводе, облив все едва зримым, призрачно-серебристым светом от которого стало еще жутче, холоднее, и будто тени ожили, задвигались ломко, к нему потянулись. Посеребренный туман выпростался из низины, что левее была, почти на углу дома, потек по-над невысокой травой. - Тьфу ты, чертовщина, - Виктор сплюнул, бросил окурок. Как тут было до начала этой всей хрени, он не знал, но если у них с освещением тут ничего не переменилось – ясно откуда слухи по деревне ползли. Тут с перепугу и не такое показаться может. Встал, сунул руку в карман, пистолет нащупал, ухватил прислоненный к лавочке топор – сразу стало спокойнее, легче на душе. Распахнул скрипнувшую жалобно калитку, пошел к дому. Дернул ручку – заперто, постучал. Тишина. Вот славно будет, если Колька ему не откроет – всю ночь на улице куковать, любого шороха бояться. Но нет: в окне появилась тень, голос сиплый спросил: - Кто? - Считай свои. Артем сказал, тут ночевать буду. - А, тогда ладно. Еще чуть подождал, за дверью послышался грохот какой-то, шум, скрип, потом дверь распахнулась и Виктор узрел Колю. Мужик средних лет, щетина алкоголика, перегар соответствующий, тельняшка драная, замызганная на сухопаром торсе, трекошки вытянутые на ногах, взгляд масляный, пьяный. - Заходи. Виктор прошел в дом, дверь за ним хлопнула, Коля тут же стал возиться с замком, потом крючок, а потом еще и через ручку двери черенок лопаты продернул на манер засова. Вот откуда весь этот шум и взялся, когда он открывал. Света было мало, свеча, что стояла тут же, на покосившемся табурете у входа, дрожала, и от этого легкого язычка пламени четко прорисовывались тени на стенах, потолке, гротескно изгибались на изломах угловатой мебели. - Пошли в зал. Ты пьешь? - В меру. - А кто ее – меру, знает, - ответил Коля древней присказкой. В зале все было так, словно в декорации к фильму про восьмидесятые годы попал: на стене ковер с оленями, дорожки на дощатом, крашеном полу домотканые, диванчик характерный – книжка в обтертой, выцветшей едва не до белизны, обшивке, напротив койка с никелированными спинками и, наверное, скрипучими пружинами. Посреди комнаты круглый стол, табуретки белые, облупленные, и стенка темная, лакированная у стены. И, как царь местного царства государства, в углу стоит огромный, с пузатым кинескопом телевизор из древних, на верхней крышке салфеточка вязанная, на салфетке – шкатулка. В деревне то похоже и правда хорошие люди живут, раз по той поре и до сегодняшнего времени ничего тут не разграбили. А может и мести Лиды боялись… кто их знает – народ то темный, хоть и век уж двадцать первый на дворе стоит. - Садись, - Коля уселся на табурет, оперся руками о стол, на котором уже и поллитра была, и стакан, и пепельница, - Будешь? - А отчего бы по маленькой не закинуться? – пожал плечами Виктор. - Тогда погодь, - Коля метнулся куда то в комнату, свечку, конечно же, оставил на столе, из темноты послышался грохот, стеклянный перезвон и вот он снова в кадре, но уже с пыльным стаканом – даже в неверном свете свечи видно, насколько тот матовый. - Ты садись, че как не родной. - Виктор, - он протянул руку для рукопожатия. - Николай, - ответил тот, разлил по стаканам водку, спросил, - не брезгуешь. - Грязь техническая – не венерическая, - ответил Виктор старой присказкой институткой. - И то верно. Ну что, за знакомство? - Давай. Звякнули, распили, Коля закурил сигарету, смачно выдохнул дымное облачко под потолок. - Ты, похоже, не местный. Я тут всех не знаю, но тебя, вроде, раньше не видел. - Я проездом. К семье еду, в Ульяновск. - Ну так то по нынешним времена не ближний свет. - Да, только семья. Тут ничего не поделаешь. - Это да. Ну что, по второй, за семью, чтоб все у них хорошо было. - Хороший тост. Распили по второй, тут уже и Виктор закурил, хотя обычно промежутки меж сигаретами делал по часу, а то и больше. - Сам то ты тоже не местный? – спросил он выдыхая дым. - Есть такое дело. От бати тут дача осталась. А как началось, я что прикинул: в городе по любому капец будет, а тут – деревня. Людей мало, тварей тоже не много должно быть, вот и метнулся по шустрому. Как думаешь, правильно рассудил? - Да. Я с города, там жуть что творится. А тут, вроде как, и не было ничего. Тишь да спокойствие. А в городе… в городе там да. - Ну и я так рассудил. А чего ждать, пока петух жареный в жопу клюнет. Я пожить еще хочу. - А семья твоя где? - Да черт их знает. Как развелись, так и не знаю. Хорошо хоть детишек не настругали, а то б еще на алиментах сидел. - Ну это то да. - А ты чего погрустнел. Алиментщик что ли? - Есть такое дело, - он затянулся, повисла тишина, только скрип какой-то откуда-то, да легкий шелест за окном, да еще дым под потолком от сигарет клубится. - А я тебе вот что скажу. Бабы они, - хотя для дыма многовато все же, будто все матовым туманом чуть подернулось, Виктор даже прищурился, особо в слова Коли не вслушиваясь больше, - ну, верно я тебе говорю? Виктор даже вздрогнул, кивнул, сказал ни к чему не обязывающее: - Не без этого - Вот и я про то. Я то со своей когда, у нее же интересы какие – бабские: шмотье там, цацки всякие любила, мозг мне за них… - Виктор снова не слушал. Вроде скрипнуло где уже в доме, и холодом повеяло, как от сквозняка, вот только дым даже не дрогнул, и мрак у стен будто гуще стал, подступился к их столу, и тени чернее от свечи и гнутся уже в своем танце сами по себе, извиваются. - А я ей значит: какая шуба, мне же резину надо, дело то по осени… Виктор медленно поднес сигарету к губам, затянулся неспешно. Ветви разлапистой листвой своей возюкались об стекла окон, но шума листвы он почему-то не слышал, хоть форточки и открыты были, и вообще все вокруг будто ватой проложили. Только голос Коли и слышно, да еще как едва-едва потрескивает, шаит табаком кончик сигареты, а звуков извне – нет никаких. Ни лая собачьего, ни шороха, ни голосов в отдаленье, хотя их и до того не было. Сгущается все, как в самолете, когда на высоте идет, и хочется прокашлятся, уши прочистить. И марево, не могли же они так накурить, чтобы все вокруг будто заволокло неспешными этими белесыми щупальцами-клубами дымными, а может и туманными. А еще холодно стало, и он почувствовал, как на лбу у него проступила испарина, по спине скользнула струйка такого же холодного пота, будто опасность, как животное, шкурой чуял. - А она ведь что, ей то все по боку. Ну там то что я в гараже не просто, а машина общая же – ее куда везти так… - Коль, тише. - Что? - Потише говорю. Послушай. - Че? Мертвяк? – он даже встрепенулся, хотел было соскочить, к окну метнуться, но Виктор поймал его за руку. - Сядь. Слушай. Николай присел послушно, и только перестала литься его бесконечная речь про жену, как тут и накатило, будто кто дышал что ли рядом, и пальцы тонкие, холодные будто оглаживали их. Из углов, видимо для глаза, пополз сумрак, будто осмелев, и тьма его была неправильная, будто выползал он оттуда щупальцами какими, или корнями, по стенам, по полу, по домотканым дорожкам этим, и вот уже и стенки той польской лакированной не видно, и от койки с никелированными душками только едва заметный блеск от шариков остался – тусклый, плохо различимый, а еще будто шептал кто – не шелест листвы за окном, а именно неразборчивый, едва слышный шепоток. - Слышишь? – совсем тихо прошептал Виктор. - Угу, - Коля быстро кивнул. А тьма уже рядом была, клубилась чернотой косматой, а на краях ее чуть-чуть посеребренный то ли дым сигаретный, то ли туман, а еще землей стало пахнуть, будто поле перекопанное, или даже нет – сырой запах сильно, глубинный, могильный. А потом из тьмы над плечами Коли показались белые, синюшные, и ногти длинные почерневшие на них, коготками-иголками легко пробежали по плечам Коли, так что у того волосы на лысоватой макушке дыбом встали. - Это… - он сглотнул, - там кто? – боялся он с места двинуться, замер, и казалось что сдвинуться с места уже не сможет, как Петровну его подморозило на месте. Из темноты появилось белое, как мел девичье, даже наверное бывшее симпатичным при жизни, лицо, только вот теперь в нем оставалось мало человеческого: впалые глаза, темные, до черноты синюшные круги под глазами, волосы черные как смоль добавляли в образ упырихи ужаса, и губы алые, полные, будто кровью налитые. Она медленно опустила голову к шее Коли, а Виктор, тем временем, сунул руку в карман – холод пистолета. Вот он. Она уже раскрывала рот… нет – пасть с длиннющими белыми клыками, а Виктор в это мгновение рывков вырвал из кармана пистолет, наставил ей в лицо. - Двинешься, убью, - негромко, почти одними губами, сказал он. Упыриха медленно расплылась в хищной улыбке, зубки то какие – мечта фотомодели: белые, блестящие. - Лидка что ли? – тихо, срывающимся шепотом, спросил Коля. Виктор, не отрывая взгляда от глаз мертвеца кивнул. - С-с-стреляй, - шепот, свист, змеиное шипенье – все было в ее голосе разом. Только ничего человеческого в нем не было. Вдруг она резко сграбастала Колю за плечи и рывком отбросила его в сторону, тот отлетел как игрушка мягкая, и бухнула пальцами-когтями об стол так что бутылка упала, водка полилась на стол. Медленно подалась вперед, голова ее чуть ходила из стороны в сторону, будто голова змеи на шее извивалась. И Виктор уже было чуть не нажал на курок, но не смог, вместо этого его внезапно, и, наверное до боли обидно для упырихи, пробило на истерический смех. Она смотрела на него, в ее глазах было непонимание, лицо вытянулось, пропала эта белая улыбка клыкастая – недоумение. А Виктор смеялся и никак не мог остановиться, даже кулаком стал себе по бедру бить, настолько от хохота в легких больно стало, из глаз его потекли слезы от смеха. Ну глупость, глупость полная – там биологический, или лучше будет сказать – некробиологический коллапс, вирус злобствует, мертвецов на ноги ставит, мутации откровенные – из разряда новомодной фантастики, а тут вон – это. Упыриха недоделанная, из тумана выросшая – страшилки прабабушкины, мистика – совсем другая категория ужасов. Если бы это была не жизнь, а роман, или там рассказ – явный стилистический разлад, сюрреализм какой-то, или пародия. Не бывает такого, либо то, либо это, а то и это – ну никак! - Ты чего? – подал голос из темного угла Коля, Виктор бросил на него короткий взгляд, Коля истово крестился, и в расширенных глазах его, в черных зрачках просто плескался дикий, животный ужас. - Лидка, ты чего, крестов, или святой воды боишься? А? – он тоже подался вперед. Все одно пропадать, от этого чуда-юда из мистических романов ему не спастись, ни святой воды, ни кола осинового при нем не было, да и пистолет у него простыми, а не серебряными пулями заряжен. Хотя нет, серебро бы не помогло – это из другой сказки. - Уб-б-бью… выс-с-сосу дос-с-суха, - она шипела ему чуть не в лицо, а глаза ее только что молнии не метали. Он тоже, оперевшись ладонями об стол, подался вперед, прямо к лицу этому белому, от которого несло сырой землей и чуть мертвенным смрадом, но едва-едва, процедил ей прямо в лицо: - Это бред, ты понимаешь? Тебя тут нет. Тебя не может тут быть, - слова его были злые, сильные в своей абсолютной вере, и пофиг ему на все эти бредни деревенские, пускай свою малышню запугивают, - Либо ты, либо мутанты, вместе вас быть не может. Не может вас быть! - Уб-б-бью… - снова она завела, но он не дал ей договорить, в нем бурлила ярость, злоба. Он хватанул ее за затылок, притянул к себе – лоб в лоб и зашипел ей прямо в лицо. - Тебя здесь нет. Хватит детей жрать, выморок поганый, ты меня поняла? Тварь, тебя нет, ты уже истлела давно и не было тебя никогда такой. Была Лида, хорошая девушка, добрая и любящая. А ее предали, и она не смогла этого пережить. А ты, тварь, поганишь о ней память людскую, - вампириха билась под его ладонью, пыталась вырваться, но почему-то не могла, а он шипел ей, цедил сквозь зубы злые слова, и вдруг понял, что снова свет свечи освещает всю комнату, и что слышит он шорох листвы из-за окна и что рука его пуста и нет пред ним никого, только будто туман истекает, прозрачным становится, расходится невесомыми исчезающими клочками. Все. - Ты… ты это… она… она все? – истерический полушепот, полувизг из угла – Коля. - Все она, - Виктор даже не глянул в его сторону, - я спать. Сердце билось заполошно, но не понять то ли от испуга, то ли от накатившей черной злобы от неправильности происходящего, от всего этого цирка, вот только цирка не смешного – в нем гибнут люди. И страхи все тут собраны как на подбор: мертвецы, вампиры, астероиды-метеориты эти чертовы, а он еще не в Ульяновске, не со своими, не с дочкой. Он встал из за стола, кулаки сжимались в безотчетной ярости, сгреб со столешницы пистолет, сунул в карман, и как был, в одежде, бухнулся на койку. Так и есть – скрипучая, панцирная, как из далекого детства, когда он ездил на лето гостить к бабушке в Тамбов. Закрыл глаза и, неожиданно для себя самого, уснул почти мгновенно. Проспал он чуть не до полудня – сказалось накопленное за прошедший день пережитое. Все эти ужасы, страхи, зомби, морфы, вампиры – спал крепко, хоть из пушки стреляй – разбудишь. Поэтому он и не слышал, как Колька, долакав все оставшееся в опрокинутой бутылке едва ли не залпом и прямо из горла, побежал по деревне, голося, о том что приезжий завалил таки Лидку, упокоил. И что вообще он не из простых, а может воин божий, потому как смертный, даже поп или еще кто, так с упырем говорить бы не смог. И Коле наливали, его расспрашивали, че да как было, и уже ни в одном из домов всей деревни не спали, а Колька, тот уж и лыка не вязал – упоили до полусмерти гонца с доброй вестью. Заезжего гостя деревенские будить не стали, сидели подле дома, кто на лавочке, кто прямо на траве, каждый говорил что думалось, свое предполагал, и потому к тому времени, когда Виктор таки разлепил глаза, зевнул, потянулся, и услышал тихий гомон на улице, деревенские уже напридумывали кучу вариантов того кто есть их гость заезжий. Мужики говорили, что солдат какой крепко стрелянный, в жизни натерпевшийся, кто-то судачил, что из церковников он, а бабки так и вовсе – слуга божий, заступник, свыше посланный. В доме не было никого, никто не осмелился зайти, потревожить сон такого знатного гостя. Виктор сел на койку, выглянул в окно, увидел всю эту толпу цветастую: кто в платочках, кто в костюмах спортивных из девяностых годов, кто в пиджачках, поверх футболок, - кто в чем. Надо бы до ветру, но выходить к этой всей толпе ему не хотелось, а к чему они тут – и так понятно – события вчерашней ночи он помнил куда более чем отчетливо. Все же не вышел. Открыл окно, высмотрел в гомонящем базаре Артема, крикнул: - Артем, подойди. Тот бросил окурок на тропинку, прошел в калитку, поднялся на крыльцо, вошел в дом. - Ты бы это, разогнал своих, а? - Не вопрос. А ты… - Да, я, да ее. Все нормально. Бояться нечего. - И… - И еще… Артем… Знаешь. Сходите на могилку к Лиде, там оградку, памятник – ну все в божеский вид. Так надо. Хорошо? - Хорошо. - Вот и славно. И не поминайте ее плохим больше. Так тоже надо. Договорились? - Добро.
|
Группа: АДМИНИСТРАТОР
Сообщений: 1934
Замечания : 0%
Продолжение первого рассказа:
- Ну и славно. И это… гони своих поскорее, мне до ветру надо. Через пять минут, после молодцеватых криков Артеминых, да крепких слов его, перед домом не было никого и Виктор спокойно сбегал до туалета, типа сортир. Все же – хорошо у них тут в деревне, не чуяли они того, как оно – в городе сейчас творится. И сам будто даже про это забывать начал – не верится просто на фоне этой простоты деревенской, садов и изб, что где-то может и такое твориться. Эх – хорошо тут. Он глянул как ярко светит солнце сквозь листья яблони, и яблочки увидел – уже чуть желтизну набирают, и захотелось ему со страшной силой сорвать одно, да и откусить его – кисльнькое, чтобы аж поморщился. И трава высокая в огороде – по пояс выросла, идет сквозь нее, словно в детстве по полю, цветы, пахнет жарко и терпко от нее, от цветов этих полевых, стрекочет кузнечик где-то, долетает трель птичьего пения, из лесной чащи донесся быстрый стук дятла, ветерком донесло до него запах – кто-то картошку жарил. Хорошо в деревне летом, вот только… Задерживаться в деревне Виктор не собирался, оттого уже минут через пятнадцать снова был на въезде в деревню, около своего видавшего виды УАЗика. Глянул на него и ужаснулся. Как вообще на нем ехать. Лобовуху проще окончательно высадить, на капоте вмятины, металл даже порван от когтей морфа, заднее боковое высажено – щерится окошечко по низу пеньками-зазубреннами стеклянными, все заднее сиденье в крошеве мелком, блестящем. Нда… - Хорошо твоему танку досталось, - на плечо рука легла, Виктор вздрогнул от неожиданности, оглянулся – Артем, за его спиной Митричь с той же берданкой маячит, еще чуть поодаль бабки у заборчика покосившегося, в землю уже вросшего пристроились, от платков цветастых чуть в глазах не рябит. - Не без этого. На тварь одну в городе нарвались. Они, твари эти, редкие, но умаять их – потрудиться надо. Не тупые жмуры, с какими вы тут дело имели. - Ну да, слышал, пока электричество не отключили по телеку про них рассказывали. - Ух ты, а я думал мы на первого нарвались. - Не, это когда мертвец отожрется, он таким становится. Ну ничего, у нас тут почти в каждом доме по ружью есть – отобьемся если что, готовы. Главное выцепить вовремя. Это там, у вас, в городе – каждого хата с краю, а у нас – если шум на одном конце деревни – все сбегутся. - Ну это и хорошо. - Ты как свое чудо юдо латать будешь или что? - А у тебя идеи есть? Мне так то задерживаться нельзя – у меня семья в Ульяновске, и что с ними… - Махнемся? – Артем приветливо улыбнулся, и прищур у него стал хитрый, этакий даже Ленинский что ли. - А есть на что?
Он летел по трассе уже не на опротивевших ему за вчера пятидесяти километрах, а выжимал почти все сто двадцать. Нива Артема неслась по дороге шустро, уверенно, сзади, в багажнике, на кочках очень приятно, тяжеловесно гукали перестукивающиеся боками четыре канистры с бензином. На заднем сиденье едва ли не в навал валялись деревенские гостинцы – благодарность народная. Как никак доброе дело сделал – от монстра деревню спас. Правда этого монстра, похоже, они сами и породили, иначе и быть никак не могло. Вчерашний день хоть и выцвел эмоционально в его памяти – страх долго помнить не удавалось, да и злость с него выветривалась быстро, но то, как растаяла упыриха при словах его – этого не забыть, из памяти не вычеркнуть. Вот только как оно так случилось – этого он понять, объяснить – никак не мог. Не было тут здравого объяснения, как ни крути. И хорошо, что вчера он был уставший как собака, намерзшийся после поездки без лобового стекла, да напуганный до сопливых чертиков, иначе не приключилась бы с ним та истерика, а не приключись ее – не было бы его уже сегодня… такие вот пирожки с котятками выходят. Солнце светило, мимо проносились широкие поля, где трава перемежалась от сочно зеленого до выгоревшего, желтого, попадались переезды, пути железнодорожные то бежали вдоль дороги, то, изгибаясь, убегали куда-то вдаль, синим да ярким отблеском издали поприветствовало его огромное то ли река, то ли озеро – трасса. Трасса – это хорошо, потому как нет рядом с ней городов и городков – только на съездах, разве что кафешки да магазинчики утлые, стоянки для дальнобойщиков, а оттого и нет почти вдоль дороги мертвецов, нет жутких зрелищ растерзанных тел, битых машин и прочей такой страсти. Все же видел он далекие, из за лесов да взгорков, нити черного дыма – наверное там были города, и в этих городах, верно было бы предположить – горело что-то. Один раз выстрелы слышал – но едва различимые, смазанные и скоростью, и ветром, но, судя по увесистости звука, молотили с чего то мощного – не автомат, не ружье, а что то типа тяжелого пулемета. Ну и попадались машины брошенные, отдельные зомбики тоже, пару раз мертвецов на дороге объезжал, один раз затор по большой дуге, через поле объехал – там с десяток машин набилось, и, опять же, без фуры не обошлось, похоже он их и протаранил. Там же, на этом объезде и с десяток мертвяков увидел, что взглядами пустыми его машину проводили. Но если не замечать таких мелочей – нормально ехал, с комфортом и толком про страшное, в мире творящееся, не вспоминал. Издали увидел еще одного мертвеца, только был он немного не стандартен: чистенький, хоть и одет в какое-то рубище, но крови не видно, борода седая, волосы длинные, тоже седые, хотя… Дал по тормозам – какой это зомби! Сдал назад, доехал до идущего. Старец, будто с иконы сошедший: простая одежда, едва не домотканая, посох в руках, через плечо то ли котомка, то ли сума перекинута, лицо благообразное, мудрое. Виктор выскочил из машины, улыбнулся, сказал доброе: - Здравствуйте, дедушка. - Здравствуй, - старец улыбнулся, оперся морщинистыми ладонями о ладный свой посох, с истертым, аж блестящим, навершием. - Откуда идете? Вас не подбросить, а то времена нынче… - Знаю-знаю, время темное. - И я про то, только вы так не говорите, а то, - улыбнулся, - как святой с иконы. - Нет, сынок, мне до святого еще идти и идти, да все на коленях. - Так откуда вы? - С Нижеугольска. - Это где? – удивился. - Это далеко. Считай уж четвертый день как иду. - А оружие или… - Присядем? – старик улыбнулся, и улыбка у него была добрая, лучистая, и на душе у Виктора от этой улыбки стало… благостно что ли, так сразу и слово не подберешь, - Устал шагать, с утра иду. Он уселся прямо в траву обочины, глянул из под козырька ладошки на солнце, улыбнулся снова чему-то своему, котомку свою с плеча снял, завязки развязал. Виктор был уверен, что достанет он сейчас из недр ее каравай черного хлеба, и – так и есть, именно каравай, именно черного хлеба. Отломил горбушку – протянул Виктору. - Ты садись, - он прихлопнул по земле рядом с собой, - в ногах правды нет. Но только выше ее тоже редко бывает. Виктор принял краюху хлеба из рук старца, сел рядом в пропыленную траву, так же как и старец секунду назад взял под козырек, глянул на солнце, сказал тихо. - Припекает. - На то оно и лето. Хорошо, дожди были, сейчас тепло пошло – все по времени. Урожай будет. Виктору будто гвоздь в сердце вогнали, захотелось вскочить, разораться: какой сейчас ко всем чертям урожай?! Тут проблем без него хватает, как там Артем сказал: как говна за хорошей баней. И это только то, что они знают, а если взять в расчет то что знает он – сам Виктор. Метеориты – это вам не мертвецы ходячие, это грандиозный капец всему и сразу, и никакой аппеляции тут не придумаешь, нигде не опротестуешь их падение. Да, еще не сейчас, по расчетам что-то порядка полутора лет у него вышло, их то куда девать? Какой тут урожай, кому урожай – отожраться к полному амбецу, да и только, но… Он глянул на старца, и злоба его мгновенно испарилась. Правильные же вещи говорит, только что тут делать, если так судьба сложилась? Что теперь – забыть про все, за голову хвататься, в петлю лезть? Нет – надо жить, просто надо жить. И это понимание пришло в полном объеме лишь от одного взгляда на мудрое лицо этого доброго старика. - Вы то как? Оружие то у вас при себе есть? Там, - он мотнул головой в сторону хода старика, - свалка будет, машин битых много, мертвецы. Да и вообще – попадаются мертвецы на трассе. - А на кой мне оно, сынок, оружие твое. Коли будет на то воля божья, то схарчат они меня, а коли не будет, то и пройду потихоньку. Я ведь сынок что иду то. Там, - тоже взгляд в ту самую сторону, - Оптинский храм, а входа упокоен старец святой – Леонид, Львом в миру был. Считай что он после Уара то на себя и поднял крест за умерших, некрещеных, да самоубийц. Вот ему и поклониться мне надобно, поклониться да за них за всех попросить, чтобы упокоились они все в мире, по земле не ходили. Вот затем и иду. А по мне так по такому делу с оружием идти, оно грешно, ты то как думаешь? - Не знаю я, что думать, вот только схарчат же и не подавятся. Пока может и везло, а потом… а потом может и не повезет. Я то тоже не просто еду – к семье, к дочке, вот только на Бога надежды у меня нет, потому… - он достал из кармана свой так ни разу и не использованный ПМ, - Так надежнее. И вам бы тоже не помешало… - Ну на то твоя воля, ты как знай, так и поступай. А я знаешь что думаю, - он пальцами отломил небольшой кусочек мякиша, помял, в рот закинул, но не жевал, а будто рассасывал его что ли, - тут же что выходит, Господь нам волю дал, потому зло оно только от человека и идет. А эти – это ж тоже твари, и коли человек решил, что твари эти ему во вред даны, то и будет он от них иго принимать, и страдание будет. А коли решил, что испытание то свыше, то и путь ему открыт будет, если конечно мыслью он чист, душой ясен. А вот если кто из людей по праву своему да по выбору мне на пути встанет, так на то уже и правда его будет – зло он мне причинит, потому как будь у меня, ну как твой этот пистолет, не будь, так все одно – мое право идти на могилу старца поклониться, а его – мне вред принести. И каждый будет по выбору своему, а иначе и быть не может. Так я считаю. И потому мне оружие твое, что козе баян – красив, да без надобности. - Интересно у вас как выходит, так значит если я вдруг… - и тут он замер. Чуть поодаль, из-за ближайшей рощицы, метрах в пятидесяти вышел мертвец. Именно мертвец – без всяких сомнений: когда-то бывшая белой майка сплошь заляпана кровью, коже синюшно-черная уже, походка характерная, мертвая, переваливающаяся – успел насмотреться, издали узнавал. Вскочил, руки вытянул, глаз прищурил, выцеливая голову мертвеца – далеко, не попадет, надо ближе подпустить, да еще походка эта драная – вперевалку, башка из стороны в сторону мельтешит, с близи хотя бы попасть. Он напрягся, пальцем проверил предохранитель – снят. Подпустить поближе и… Он чуть было не заорал, когда ему на плечо легла рука. - Не стреляй, мил человек, не надо. - Дед, ты со своими благостями не лезь. Покусает, - он снова поднял оружие, снова стал ловить на мушку болтающуюся из стороны в сторону мертвую харю. Страшный же он – жуть просто: на харе кровь спекшаяся по подбородку, шее, черными извилистыми линиями по коже прочертились вены, и взгляд этот – чертов страшный взгляд, пугающий своей мертвенной неотрывностью, безжизненностью – глаз не отвести от него, будто гипнотизирует, - покусает, потом такими же бродить будем. - Не стреляй. Сосед это мой. Вместе мы идем. Он ко мне пришел, когда его жена укусила, стал просить за молитву, за отпущение грехов, он же, прости Господи, ее и покарал, упокоил. Грех на душу взял. Плакал, просил… Я с ним и сидел, пока он не перевоплотился, а потом вот поход этот измыслил и идем теперь… не стреляй, сынок, не бери греха на душу. - Дед, если он тебя не трогает, это еще не значит, что он меня не покусает, - но все же пистолет чуть опустил, а мертвец уже близко был, напрямую шел. - Отойди, пропусти его, а если боязно, за меня встань. Успеешь еще стрельнуть, коль что приключится. И он положил сухую ладонь на его руки, опустил пистолет вниз, и вперед вышел – меж мертвецом и им встал. И мертвец прошел – мимо прошел, даже в их сторону не глянул, и дальше заковылял, вперед по дороге, и вот он уже в пяти метрах, вот в десяти, вот дальше и дальше идет и не оглядывается, будто простой прохожий по своим делам идет куда. - Дед, так не бывает, - Виктор отер лоб, только сейчас почувствовав, как он вспотел за эту минуту, - так просто не бывает. Если это вирус, если это программа, если это… да если это все что угодно! Он должен был нас сожрать. Старик же повернулся вслед мертвецу, перекрестил его спину, а после поднял посох с земли, котомку на плечо повесил, сказал: - На то воля Божья, сынок, на то воля его. Ты это помни в следующий раз, когда снова пулять соберешься. Коли ты себе путь ига мертвого изберешь, то и будут они тебя жрать, а коли своим путем идти будешь, то и разминутся ваши дорожки. Помни об этом сынок. А я пойду, догонять надо, уйдет же, с дороги еще куда свернет – заплутает. Он сейчас хуже ребенка малого. Спасибо тебе путник за беседу. За добро, что мне желал – не забуду. И пошел старец в след за своим другом не живым в нарушении всех законов нового мира. И поверил Виктор в это мгновение, что пройдет старец и мимо пробки той с кучей мертвецов, и мимо морфов-мутантов, и никто его в пути не тронет, и дойдет он до могилы этого старца, как его там – в миру Льва, и помолится за упокоение душ их, и кто его знает, что тогда приключится… Он сел в машину, завел и помчался дальше по трассе. И снова вечер, и снова ни зги не видать, вот только ни огонька в округе. Виктор, пока еще не совсем стемнело, свернул с трассы в поле – на взгорье въехал, заглушил мотор, чтобы фарами с дороги никого не приманивать, разложил сиденье и улегся спать. Перед сном уже, промелькнула у него мысль в голове: а как старец? Ему же ночевать в чистом поле придется, без стен, без защиты. Ему бы такую веру… И уснул.
К вечеру следующего дня был на подъезде к городу. И места уже знакомые пошли, и солнце уже не слепило, чуть багрянцем облака подернулись. Как к городу подъедет – уже вовсю вечереть будет, а дома – к ночи, или ночью окажется. По уму то бы сейчас заночевать, да с утра, по свету, и ехать вниз с горы в бетонные джунгли – там то мертвечины не в пример трассы будет много, только на душе у него крепко неспокойно было. Все же решил глянуть. Затормозил на взгорке, вниз глянул – солнце хоть и вечернее, но все одно – слепило. Он недовольно глянул в сторону солнца, тут же отвернулся – на город, и замер, похолодев. Так не бывает. Такого не бывает – это уже совершенно точно, так не случается! Он снова повернулся в сторону солнца, прищурился, чтобы не так слепило, руку ко лбу приставил. Темные точки на небосклоне. Едва различимые, но есть – не померещилось. Но быть такого не может! Не может такого быть и все тут – сколько им от Юпитера сюда лететь? Да будь он хоть самым затрапезным, самым завалящим расчетчиком, все одно – не мог настолько в расчетах пролететь. Не могут быть видны эти точки, если они не на дополнительной, сверхсуперпупер инопланетной тяге – им сюда лететь и лететь, и видны в таком формате они должны стать только через год, а то и полтора, чтобы вот так, чтобы невооруженным взглядом… Он запрыгнул в машину, дал по газам, понесся вниз с пригорка так, как никогда до того не ездил – на спидометр даже не поглядывал, да и мысли у него не было о том, что может влететь куда-нибудь. Тут успеть надо – может утра уже и не будет, не будет нового рассвета на планете Земля, на старой планете… На въезде была пробка, пробка через которую толком не пробраться. Он тыкался, мыкался, пока окончательно не встал, без возможности протиснуться меж искореженными машинами. Мертвецы, стоявшие тут и там среди машин, до того не обращавшие на него внимания, оживились – пошли , стоило ему только вылезти из машины. Снова запрыгнул на переднее сиденье, зашептал: - Не бояться, не бояться, просто надо их не бояться… И вновь распахнул дверь, уставился на ближайшего мертвеца, в глаза его, раз за разом повторяя вслух: - Я тебя не боюсь. Слышишь – не боюсь тебя совсем. Но мертвец не слышал его увещеваний – он пошел в его сторону, причем пошел достаточно шустро, видать оголодал бедняга. У него на пути был затор, но мертвец бухнулся на капот логана, подтянулся, залез, и вот он уже по эту сторону – не выходит. - Ну и пошел ты, - зло бросил Виктор, заорал, - Пошел ты! И снова он в машине, снова завел уже свою ниву, и на первой скорости буром попер вперед. Лязг, скрежет сминаемого железа, но не до корпусины сейчас – десятка, в бочину которой он уперся, стала мал по малу сдвигаться, выворачивать носом – тут главное протолкнуться. Вот, еще чуть, еще, натужно гудел двигатель, ну да ничего – еще чуть-чуть осталось, и он протиснется. Сбоку гулко бухнуло об металл, он глянул в сторону и увидел на крыше одной из машин чуть в отдалении жуткую тварь – морфа. Тот медленно распрямился, этакая длиннорукая безволосая горилла с пастью крокодила, уставился прямо в глаза Виктору. Никаких сомнений – этот то его видел. Ну давай, десяточка, быстрее, быстрее подворачивайся – есть! - Проход открылся, и он, снося себе зеркала заднего вида, протиснулся меж машин, вырулил чуть в сторону, проехал прямо по мотоциклу что валялся на дороге, сшиб одного тормозного жмура и рванул по улице прочь от морфа. Тот догонять не стал. Улицы города были запружены мертвецами, да и вообще – выглядело все так, будто тут война была. Куда ни глянь – битые машины, у обочин дважды упокоенные валяются, подгнивают, кое где их уже жрут, следы пожаров и стрельбы на стенах домов, стекла выбитые – ни одного целого магазина. Виктор старательно не глядел вверх, но все же раз другой да сами по себе глаза устремлялись к небосводу и видел он в закатном небе точке, которых тут быть не должно было. И точки эти становились крупнее, а может и казалось так, потому как то и дело он натыкался на них глазами, и знал уже – где их искать. Свернул за поворот – улица вроде чистая была, поддал газку, и услышал грохот. Вернее сначала услышал, почувствовал легкую дрожь машины, дзеньканье смачное по металлу, а потом уже, через мгновение – услышал выстрелы. Еще наддал, но поздно: меткая пуля пришлась по колесу – ухнула негромко шина, заскрежетал металл диска об асфальт. Но все одно – не остановился, давил газ, не обращая внимания на посыпавшиеся от пуль стекла, на пронзавшие салон пули, пока не встряла машина – резко и жестко, будто движок клинануло – попали куда-то, кончилась поездочка. Он выскочил из машины со стороны пассажирского сиденья, как раз с его стороны, с водительской, огонь и велся, залег. Стрелять продолжали, но уже не так интенсивно. Выцеливали, старались бить на уровне залегшего человека. Дзенькнул металл и рядом с его головой розочкой выходного отверстия ощерилась пробоина. - Черт… Лег, глянул под днище машины, тут же звякнуло об асфальт, чиркнуло искрой, и с противным вжикающим звуком куда-то в сторону ушел рикошет. Из под днища толком ничего видно не было: бордюр дорожный, где то на уровень метра от тротуара стену видно – больше ничего. Подкрался к капоту, выглянул там – здание напротив: старый домик, одноподъездный, двери в сторону проезжей части – так давно уже не строят. Окна в решетках арматурных, явный новодел – неаккуратно, некрасиво, плотно, но, наверное, надежно. Одних ригелей на каждом окне с десятка два, если не больше. Оттуда же, из окон этих законопаченных, и видны вспышки. Сами двери подъездные закрыты, но тоже усилены в угоду времени: уголки наварены для прочности, вкругаля дверь опоясывают, и окошечко прорезанное черным провалом глядит. - Мужики, - заорал Виктор, что было духу, - кончай стрелять. - Че? – голос из одного окна, в решетке арматурной появилась бритая наголо голова, по всему сразу видно, что пацанчик конкретный. - Чего стреляете? – Виктор, не будь дурак, за машину спрятался – кто их знает, может и пальнут. Главное, что на диалог вышел – уже хорошо. Он привалился спиной к машине, закрыл глаза. - Для дела, - голос у пацанчика был сиплый, да еще и с хрипотцой. Этакий характерно зэканский, каким шансон поют. - Вам барахло нужно? - Не без этого. - Тогда я свалю, а вы забирайте. - И нах надо? Ты стуканешь и нас в расход. - Кому? - Да тем же воякам. Послышался скрип железной двери, но тихий, не будь глаза у Виктора закрыты, обращай он сейчас внимание на окружение – может и не услышал бы даже. - Где я их искать буду? Виктор припал к земле, глянул под днищем нивы: вышел кто-то, а вот и второй следом. Оба в спортивных штанах, с лампасами – как-то даже слишком карикатурно выходит. Если это еще и адидасовские тряпки будут, так и вовсе – клише на клише, и клише же погоняет. Он вытащил из кармана пистолет, улегся поудобнее, взял на прицел ноги. Пацанчики прошли чуть вперед и разошлись в разные стороны – в клещи берут. - Найдешь, если живой останешься, - крикнул тот, из окна. Ясно, в живых оставлять не собираются. Виктор не стал отвечать, не стал ждать, выбора не было. Он прищурил один глаз, поймал на мушку тихо подкрадывающегося гопа, и плавно, как и в фильмах рассказывали, и как поучал его друг, нажал на курок. Бахнуло очень даже громко, он увидел как мотнуло белоломпасную штанину, как брызнула кровь, и гопник припал к раненой ноге. Второй выстрел вышел у него на автомате – в грудь, гопник завалился, и тут же второй, что был с другой стороны, дал длинную очередь по машине. Побежал обратно – дурак. Виктор, будто превратившись в механизм, выстрелил по бегущим ногам – попал, как раз под коленку, пацанчик упал, в сторону полетел короткоствольный автомат, по типу тех что у гаишников. Тут же вновь пошла оглушительная пальба, зазвенело стекло, ухнула рядом еще одна шина – зашипел зло воздух. Виктор ждал. Вот, гопник попытался подняться, обернулся и в этот момент Виктор нажал на курок – попал. Бритую голову мотнуло, гопник упал, уже окончательно. После этого он снова сел, привалившись спиной к машине, зашарил глазами по сторонам. Господи – куда бежать. Как на грех – пространство чистое. Если только вот туда, в тот проулок, рядом с которым лежат трое дважды упокоенных вповалку. Через них перемахнуть, и припуститься что есть духу. Может тогда и… Из того самого проулка показалась харя, или же морда – звериная, зубы на удлиненной челюсти торчат наружу из под склизких синюшных губ. Выглянул, приценился, и тут же снова занырнул обратно в тень. Ну да – шум, грохот – твари это любят, они на это тянутся, значит скоро… Глянул на другую в сторону откуда приехал и увидел – идут. Пока по одиночке, пока не толпой – но фигур много заметно в угасающем свете дня. Тянутся, твари… Тянутся. Эти то, из дома, пока их не видят – но это пока. Повернулся снова к тому переулочку, где морфа видел и краем глаза уцепил движенье на другой стороне улицы. Прищурился. И там тварь. Только по земле стелется, длинная, в лохмотьях облезшей шерсти – наверное когда-то была собака. Вот только никогда в жизни он таких крупных собак не видел. Все. Обложили. Он закрыл глаза, приставил пистолет к виску. Ствол оказался неожиданно теплым, вернее даже горячим – отдернул руку чуть в сторону. Зачем трепыхаться. Эти – те что в доме, с удовольствием посмотрят на шоу: «растерзание фраера» - в этом он был уверен. А бежать на всю эту мертвечину… Он даже усмехнулся от глупости этой идейки. Куда он – эти, которые морфы, его в полскочка догонят. Тварь - собака, что в сторонке стелилась по земле, в тенях пряталась, рывком переметнулась к другой машине, что была метрах в двадцати от него. Не машине даже – а этакому прогоревшему остову. Смотрит на него, но выстрелов пока боится – не высовывается. Ученая. - Не боятся, не боятся… - снова стал повторять Виктор, и тут услышал, что стрельба стихает. Видать заметили конкретные пацаны приближающихся мертвецов. Теперь они будут ждать, когда ситуация сама «разрулится». Козлы… Виктор даже зубами скрежетнул, и снова, как мантру, стал повторять: - Не бояться, нельзя их бояться… нельзя… - Че, друг, к тебе гости, - все тот же шансоновский голос. - Без тебя вижу, - зло крикнул Виктор в ответ. - Что делать будешь? - Встречать. - Встречай, а мы посмотрим. Смех, нет – гогот и ржач из окон дома. Ну ничего, он их уже и без того неплохо цапнул, хоть это не обидно – двоих в расход отправил. Хоть так, не за понюшку табаку – хоть это приятно. Собака подалась чуть вперед, выглянула в сторону дома – видно как подрагивает всем телом, готова в любое мгновение обратно спрятаться. Никто не стрелял. Она сделала шаг вперед, и тот, который в переулке был, тоже снова морду свою высунул, плечом вперед подался – какая же лапа у него здоровенная. Красиво, конечно, наверное, уйти в красных красках заката дня. Но как не хочется, Господи – как же не хочется!!! - Не бояться… Собака уже идет вперед, Виктор, без особой надежды навел на нее пистолет, прицелился, нажал на курок. Выстрел. Попадание, никогда бы не подумал, что он прирожденный снайпер – ан нет, без промаха бьет. Вот только толку с того… Собака только головой мотнула, со лба у нее стесало шмат шкуры, да и повис тот под ухом. - Тварь, - тихо констатировал он. Повторять: «Не бояться» - смысла не было. Не боялся уже – вон она, морда зубастая, в пару скачков долетит до него, только на душе у него пусто и тоска жгучая по семье, по Анютке. На что ему нужны были все эти знания, энциклопедический его ум, все его дипломы и просиживание над литературой – не сидел бы, был бы сейчас дома, с семьей, смог бы попрощаться. А может и ребенок тогда был бы его – другой, но этого не надо. Анютка – отзвук его души, рожденный от другого человека. Но его… У него другой путь. Да, у него путь к семье, и не нужны ему ни эти гопники со стволами, ни морфы, ни мертвецы – у него другой путь, как и говорил старец. У мертвецов своя дорога, а у него своя. Он закрыл глаза, выстрелить себе в висок – на это у него сил не было. Нет, не будет он делать чужую работу. Им надо, всем им, пусть они и делают. А у него свой путь. Свой… свой… Один… Два… Три… Чего она медлит? Четыре… Пять… Шесть… Стрельба. Многоствольная, громыхающая, ярая. Виктор вздрогнул, открыл глаза, глянул в сторону твари – не было там собаки. Тут же перед глазами быстро промелькнуло нечто – только взглядом успел проводить. Тот огромный морф из подворотни. Несется как огромный экспресс к дому, где гопники, и собака там же. С разлету под окна, вскакивает. Как она только уцепилась. Вспышки, очередь из-за арматурных прутьев рвет ее тело, но и она лапами своими держится, дергается, и один прут отрывается, падает. Не стояла бы канонада – услышал бы, как звякнул прут об тротуар. Мертвецы, медленные, тупые, что шли от пробки тоже чуть сместились – к дому, не к нему. У него свой путь – теперь он это понял, и путь его не включает в себя всех этих – неправильных. Свой… Среди тупых тоже оказалось несколько достаточно шустрых. Они припустились бегом, когда увидели активность, побежали, и очень даже резво – прямо спринтеры. Огромный гориллоподобный морф с разлету влетел всем корпусом в железную дверь, та прогнулась. Он ухватил за выступающий край, дернул, еще раз – это то Виктор услышал, сложно было не услышать, как здоровенная железная дверь рухнула на землю. Все – он внутри. Собаку, избитую очередями, таки отбросило от окна – упокоили, но свое дело она сделала – отвлекла внимание. Через пару секунд в след за гориллой в дверной проем забежали шустрые зомби. Пальба уже стояла внутри. Все – теперь им не до него. Он вскочил, побежал к проулку и… Одиночный выстрел – его то он услышал, бросило на землю, прибило к ней, будто кувалдой по спине огрели. Боли он не почувствовал, просто понял – попали, все, путь завершен. Получилось красиво, на закате, в багровом предсмертном свете дня. Из последних сил перевернулся на спину, уставился в небо – черные точки. Вон они. Здоровые, набухшие, даже вглядываться не надо. Почему же так быстро то? Почему… почему это все… Глаза его закрылись.
|
Группа: АДМИНИСТРАТОР
Сообщений: 1934
Замечания : 0%
Продолжение первого рассказа:
Очнулся от холода и жуткой, ноющей боли в спине, в боку, в груди. Открыл глаза – ночь. Черная, непроглядная. Луны нет. Застонал. Сел. Услышал шорох, повернул голову. Мимо него прошаркал ногами мертвец. Прошаркал и внимания не обратил. А вот Виктор его разглядел и даже узнал – тот самый, что кричал из окна. Случилось и ему обернуться. Кое как он поднялся на ноги, шатало. Приложил руку к груди и застонал от боли – одежда пропиталась кровью и уже стала заскорузлой, жесткой, но рану он нащупал. Значит пуля прошла навылет. Заковылял как и мертвец вперед. Идти было тяжело. Кое как добрался до стены, вдохнул – больно, очень больно, аж голову от боли кружит. А может кружит от потери крови. Кто знает, кто теперь узнает… Не далеко. Отсюда до дома уже не далеко – километра два, может чуть больше, может чуть меньше. Улицы знакомые, можно и ночью добраться. Он брел по мертвому городу, в темноте, никому не нужный, потому как у него была цель, и эта цель не включала в себя никого, ничего – он дойдет, он сможет дойти. Сможет. Он не помнил, сколько раз отключался, пока брел, не знал, сколько сейчас времени, сколько уже прошел. Просто каждый раз, приходя в себя, он вновь поднимался, вновь оглядывался по сторонам, узнавал место и шел дальше. Шел к своей цели. Вот его дом. Родной, когда то, дом. А вот его подъезд. Ключей у него не было, и если бы не отключенное электричество – не вошел бы. Но домофон не работал, не работал и электромагнитный замок. Вошел в гулкую темноту подъезда, проморгался – не разглядеть ничего. По стеночке, по стеночке, нащупал ногой ступени. Вверх. Одна, вторая, третья – вверх. На втором этаже оперся об перила, отдышался. В голове было пусто, гулко, ни единой мысли. Рядом, в темноте, прямо у него на пути, зашуршала ткань одежды, качнулась до того неразличимая во мраке более плотная тень. Наверное мертвец. Виктор распрямился, вытянул руку вперед – уперся в тело, толкнул. Мертвец качнулся, сдвинулся и Виктор пошел выше. Еще два этажа. Надо пройти только два этажа. Он смог. Вот тут – слева, дверь в его квартиру. Лишь бы не было закрыто или наоборот… не знает, в голове не осталось ни единой мысли. Нащупал ручку, потянул на себя – открыто. Вошел. - Эй, - сам голоса своего не узнал, - есть кто? Аня, ты дома? Тишина. Он достал из кармана зажигалку, чиркнул колесиком, вспыхнул трепетный лепесток пламени и он увидел их. Жена и дочь стояли тут же, прямо в прихожей, прямо перед ним – мертвые, обращенные. Обе. Смотрели прямо, глаза их были недвижны, они смотрели мимо него, словно манекены. Стало светлее, в окне забрезжил разгорающийся свет – рассвет уже? Как? Вроде рано… Но свет разгорался быстро, ярко, и был он не по утреннему горяч – красен, и Виктор вдруг понял – это метеориты, те самые, и значит все… почему так быстро? А имеет ли это уже смысл? Шагнул вперед, рухнул на своих жену, на ребенка, облапил их со всей страстью души, прижал к себе эти две недвижные мертвые тени. Скоро уже будет все. Горит небо за окном, пылает в последнем рассвете – прощальном. Он вдавил в свою горящую огнем боли грудь жену, придавил другой рукой к себе большеглазую свою Анютку, закрыл глаза. Еще чуть-чуть… Господи! Где ты сейчас? Господи, за что? Почему, Господи? Почему?! Так не бывает, так не справедливо, Господи! И он в конце-то концов расплакался, разродился слезами. Задрожала земля, где то уже ухнуло, с запозданием, с долгим, оттянутым, разнесся страшный грохот, выбило стекла, зашатало дом. Еще чуть… Быстрее, Господи. Господи! И наступила тьма.
И наступил Свет.
И Свет был кругом.
И он был в Свете.
И он стал Светом.
И стал Свет.
Он увидел все и сразу. Он почувствовал все и всех. Он почувствовал все их страхи, что овладели ими, пока не было Света над миром, когда ушел прежний, и не пришел нынешний, ибо усталость есть у всех, и все хотят покоя. Он понял, что страхи эти и создали мир тьмы. Ада нет – каждый его придумывает сам. Они создали свой Ад на Земле.
И Стал Свет. И прогнал Свет Страх их. И Земля очистилась от скверны.
* * *
Старец сказал последнее слово молитвы своей, и, словно подкошенный, рядом с ним пал в траву сосед его – отмучался, отстрадал за грехи свои. Старец поднялся с колен, посмотрел в рассветное небо нового дня, улыбнулся, перекрестился и сказал одними губами: - Спасибо тебе, Господи.
* * *
Девочка открыла глаза. Села. Рядом спала мама, грудь ее вздымалась и опускалась от дыхания, она тихонько сопела. Почему-то они лежали среди руин дома, посреди разрушенного города. Аня посмотрела в небо: пушистые облачка, яркое солнце. Легкий ветерок нежно огладил ее волосы, донеслась далекая птичья трель. Утро.
Второй рассказ был удалён по просьбе автора.
|
Группа: АДМИНИСТРАТОР
Сообщений: 615
Замечания : 0%
1. Новый хозяин Надо же, сколько в этом туре библейских отсылок. В каждом втором тексте, а здесь так практически одна сплошная. По повествованию. Не особенно верится в отслеживание метеоритов и прочей космической мелочи с такого расстояния. Упс, герой это делает вручную, с неких неведомых распечаток? К тому же автор путает метеориты, метеоры и астероиды. По привязке к местности. Виктор едет в Ульяновск, ясно. Тогда уж написали бы, откуда он едет. Написано довольно атмосферно. Опечаток немного на такой объём, но есть. Финал оказался очень-очень предсказуемым.
2. Дом в центре пустыни Куда более короткий рассказ, но почему-то зашёл мне больше. Способность героини «путешествовать в фотографии» оставлена автором за кадром. А жаль, мне вот было бы интересно. С описаниями всё в порядке, картинка есть, несмотря на весь этот символизм. Но всё-таки пришлось перечитывать текст, чтобы более-менее разобраться.
Голос второму.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1504
Замечания : 0%
Очень понравились оба рассказа. Вполне достойный поединок.
Первый рассказ. Мастерское владение словом, отшлифованный стиль, чётко выстроенное повествование. "Никому из них он никогда не откроет ни пяди своей души, не впустит к себе в сердце, даже не подпустит – все что его, теперь стало его полноценно, вот только… только и он сам себе особенно не нужен… стал…" - обратите внимание, как выделено последнее слово. Здесь и акцент сделан, и разговорность в текст привнесена, и эмоция есть. Мастерски, что сказать. Очень понравилось нагнетание атмосферы перед появлением упырихи - проняло. Беседа со старцем - искренне, достоверно, отлично. Несколько необычным, правда, было присутствие в рассказе всяких зомби и иже с ними, но тут, если вдуматься, это вполне оправдано: ожившие человеческие страхи воплотились, чтобы покарать человечество. Идея не кажется новой (только-только, например, вышел на экраны фильм "Оно" с той же задумкой), однако радует реализация. И, конечно, общая канва - человек идёт по своему пути. Стремится к тому, что имеет для него ценность. К тому, что он искренне любит. И никакие преграды его не останавливают. Мощное впечатление от прочтения.
Второй рассказ удивил сочными описаниями, неожиданными деталями, нестандартным мышлением. Текст играет красками: мы видим игру тьмы и света. Видим мистическое столкновение реального и нереального. Из запомнившегося: рука старика, вытягивающая воздух; безумная ярость старика; образы пустыни. Сцены описаны так, что буквально видишь происходящее. То, как ведро стукается о стенки колодца, как вода рывками переливается в бутылку, и так далее. Конечно, есть и недостатки. Волкано правильно отметил, что хотелось бы более подробной истории о путешествии через фотографии. И мне вот немного не хватило глубины в рассказе. Образ старика - самый яркий, но не самый главный. Даже незнакомец вызвал в голове более чёткое представление о себе, чем главная героиня. Это минус. Наконец, мне не понравилось, что действие ни к чему не привело. Рассказ просто оборвался в случайном месте, а вместо финала нас накормили всего лишь вялым житейским выводом, что ради перемен надо быть сильным. Это как-то не очень...
Итого. Очень классные рассказы, но первый, как мне кажется, всё-таки чуточку получше. Более яркий, эмоциональный, жизненный. Голос ему.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 142
Замечания : 0%
№ 1 Очень длинно, но тем не менее своё видение апокалипсиса. Главная идея - мир может стать таким, каким мы его представляем в книгах, фильмах, мыслях. Все не стыковки, в принципе, можно оставить в стороне. Автору можно поставить ещё один плюс за честность и смелость - если использует библейскую христианскую идею, то говорит прямо не прибегая к иносказаниям, которые всяк может трактовать так как ему вздумается. №2 Если отбросить все подробности, то что мы имеем в остатке? Только то, что девушка, очень уставшая от болезни отца, бросает его в одиночестве доживать свои дни, а сама стремиться претворить свои эгоистические неясные желания в жизнь. Зачем в повествовании появляется некий субъект, убивающий своего брата - совершенно ненужный для сюжета? - только чтобы растянуть само повествование. Он только затягивает действие, но не ГГ ни её отцу ни их взаимоотношениям ничего не даёт. Он сам по-себе со своей нераскрытой сюжетной линией. Некое путешествие в мир фотографий так же присутствует особняком. Автор то ли побоялся, что слишком увеличится объём рассказа, только несколько раз упоминает не раскрывая эту ещё одну сюжетную возможность. И уж точно, что ни один из рассказов не имеет никакого отношения к теме. Голос №1
|
Группа: МАГИСТР
Сообщений: 1130
Замечания : 0%
Первое произведение:
Явный перебор с объемом. Автор откровенно не вычитал текст, отсюда и повторы и все прочее в том же духе. Но в целом повествование терпимое, хоть и повторы эти с "присказками", "видавшим виды" и иже с ними порой глаз режут. Есть ощущение не полности в виду того что первичный пункт отправления не заявлен, но это так - из разряда "неплохо бы, что было" - простительно. Но все же затянуто. Некоторые диалоги и моменты в тексте можно было бы подрезать. Так к примеру не нужен был момент со снятием топора, разве что автор там хотел показать, что неверием в происходящее герой мертвеца остановил? Так это можно было отработать и в момент нападения морфа, а там был лишь один "кракозябрик", что морф замер - вот, там бы его и отбросили. Или же момент с выходом из машины при въезде в город - зачем он был нужен? Не понимаю, чтобы показать что простое "не боюсь" не работает? Так во время перестрелки этот момент во главу угла был поставлен - неказистость однако. Или же финка с патронами - зачем они были в найденках, если потом так и не всплыли по тексту? Ну ладно - по больным мозолям автору пробежались, едем дальше. Сюжет вроде как есть, не сказать что на ура, но есть и вроде даже не одноходовка, присутствует хоть прямолинейное, но ступенчатое развитие - это уже неплохо. Персонажи достаточно живые, но, что не очень понравилось, присутствуют клише: деревенские темные люди, старец, гопник из окна... Хотя, возможно тут клише и надо было по персонажам, чтобы показать общность мышления определенных слоев - возможно. Частные черты у героев есть - это хорошо, запоминаются. Привязка к теме пары сначала казалось не задета, но по прочтению стало ясно - наш мир - есть дом из песка и тумана, где все иллюзорно и видим мы то что желаем в нем увидеть. Как-то так. То бишь привязка есть, причем привязка не на уровне простой заявки - хорошо. Не знаю как первому рецензенту - мне произведение в целом понравилось. Читалось легко, достаточно быстро через весь объем проскакалось, было интересно. Хороший текст, но явно требующий вычитки, но хороший.
Второе произведение. Хоть и краткое оно, но читалось по ощущениям приблизительно столько же времени сколько и первое. Я не говорю что плохо написано - нет, отнюдь. Просто законы мира, в котором происходит действие, не раскрыты, поэтому необходимо отыскивать логические связи. Со временем и миром так до финала остаются некоторые непонятки: они сейчас в фотографии, где нет мира вокруг? Или же это реальный мир? Что с ним случилось? И далее в том же духе. Есть множество вопросов и слишком мало ответов на них - на поверхности только стремление уйти из сложившегося мира и проблемы с этим связанные. Знаковость разборки братьев, увы, я так и не осознал, разве то что у них так сложилось с самого детства, оба пестовали свои дома из песка - свои грезы и так далее в том же духе. Сам дом в пустыне - очень красивый образ, но мне показалось что автор слишком увлекся игрой в эти самые образы и пошел писать уже не столько для читателя, сколько для отзвука своих ассоциаций и концепций - создание того, что есть-было у него в сознании. Да - получилось туманно, и песок есть - отношение к теме весьма нетривиально и полное. И образов много, и концепция очень хороша. Вот только автор побоялся, наверное, штрафных баллов за объем и поэтому очень и очень многое, увы, осталось за кадром. А это "за кадром" как раз мир и делает, и получается в итоге не полновесное произведение, а выдранный из контекста кусочек жизни главной героини - нет ни одного окончания из заявленных сюжетных нитей, не сплетаются они в полной мере, чтобы в конечном итоге получилась прекрасная полифония. Плюсы: хорошая атмосфера запустения, разрухи, громадной потери и потерянности, отработка персонажей в рамках их ролей выполнена очень хорошо, но не без проблем в том плане что герои "боялись" выйти за пределы своих ролей - нет в них характерных деталей кроме визуальных (одноногость, темность одного, болезнь и соответственно последствия оной отца), есть показания эмоций главной героини.
В первом произведении полнее мир, ярче реальность, хоть и проще концепция в целом, но отработка выполнена более полно, произведение выходит на финал, присутствует различность атмосфер в зависимости от ситуаций - нет глухой однотонности. У персонажей есть частности, хоть и отрабатывают они клишированность, за счет чего и запоминаются.
Голос тексту №1
|
Группа: МАГИСТР
Сообщений: 382
Замечания : 0%
Тороплюсь поделится впечатлением, пока оно еще свежо) Соглашусь с Волчеком: создалось впечатление, что читались оба текста примерно одинаково по времени - первый, хоть и объёмнее, шёл легче, второй - тяжелее гораздо. Сначала о втором. При прочтении меня преследовала некая монохромность. Текст не яркий, он мрачный и выдержанный по атмосфере. Все детали и элементы играют на это: и сюжет и герои и их поведение, и их способности (мысли). Эти скобки, мысли курсивом тоже влияют на восприятие. И все в одном направление. И это работает. Понравился. есть один нюанс... Это как смотришь авторское кино. С изюминкой. Добавить бы попсовости хоть чуть и оно попрет по-другому, можно будет залить в себя и объем поболее. Но, может быть, тогда и изюминка эта пропадет?... да, наверное. Но зрителя (читателя) прибавится. Чтоб начать писать о первом тексте, я долго собирался с мыслями. Есть моменты, оставшиеся для меня непонятными. Зачем автор их использовал? Будто через героя с нами общается писатель, а не ученый-одиночка. И это плохо, потому что не дает полностью погрузиться во всех сценах. Более других удалась, конечно, сцена в деревне, ночёвка с алкашом - просто великолепно! Я прям видел каждый момент, и каждое слово визуализировалось. И я получил удовольствие от этой сцены. Стилистика будто разворачивается или разгоняется, не знаю... заострять внимание на ошибках и невычитанности не буду, но это тоже минус. Писать фамилии писателей с маленькой буквы - такое исправляется на этапе написания, даже если автор не читал ни разу свой текст, а он его не читал. Но, не смотря на это, и благодаря таланту и мастерству, читается текст легко. Все эти темы, конечно же, избиты, о чем автор словами героя не устает нам напоминать. И вопросы веры в себя и в бога вставлены в такую мешанину тем не случайно и подобный ход ожидаем. Я пожалуй оставлю за собой право подумать еще немного над тем, кому в итоге определить свой голос. потому что хочу, чтоб первое впечатление, которым я поделился, уляглось и я трезво взвесил все "за" и "против" обоих текстов. Рассказы хороши, и отдавать голос нужно по-трезвому расчету)
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 473
Замечания : 0%
1-1
Все по давно заведенному порядку. Дислайк за безёвие. Стиль. Спасибо за перечисление глаголов. А рассказ когда начнётся? Автор даже описывая красоту предпочитает называть, а не показывать. Автор, читатель не так тебе верит на слово. Показывай. Далее на этом не концентрируюсь, но текст это портит сильно. Вычитка. Вошёл во внутрь. Спасибо, что не во внутрию. Далее не акцентируюсь на косяках смысловых, грамматических и проч. Но их ещё есть. Смысловой косяк. Ну да, рация не берёт, попробуем через аську. А чё сразу вконтач не написал? //__= Огромный минус текста - читать очень скучно, картинка за обилием нудных перечислений не рисуется, язык бедный и невыразительный. В то, что автор представляет себе быт астрофизиков, не веришь. Обоже, о неты. Только не апокалипсис. У них ВСЕ ДОЛЖНО БЫТЬ ХОРОШО!!!
Больше капса богу капса, других средств выразительности-то у автора нет. Хуже апокалипсиса может быть только зомбиапокалипсис. Плохо написанный. «этого не может быть, этого не может быть, потому что не может быть никогда». На фоне всего предыдущего Чехов звучит тут особо цинично.
Диалоги плохие, речь персонажей не различается, и в целом картон. Я так понимаю, автор пытается показать, что лг упорно рационализирует происходящее, пока происходящее даёт ему по щщам. Это показано плохо. "Этого не может быть" -- не достаточно и неубедительно. Экшон автору особо не удаётся. Он ритмически никак не выделяется в монотонной плоти текста. Так, вторая идея - зомбипокалипсис сотворили безграмотные чучундры силой веры, начитавшись говнотекстов. А лг силой скепсиса это меняет. Это было у Бредбери в Марсианских хрониках. Сцена в деревне встречает нас очередным унылым диалогом. Автор, ну тебе же тут не платят за знаки, тебе не нужно написать сценарий к сериалу на эн минут. Так зачем??? Зачем тянуть бессмысленное? Герой с его "не бывает" начинает напоминать дегенерата. Кстати, если бы рассказ изначально вёлся от лица этого деда, он был бы куда живее. Автор подрасписался к середине. Но это не спасает. Такое чувство, что читаешь совсем другой рассказ. А может у автора была заготовка и он её влепил в середину наспех сочинённого? Очень похоже. Но при этом все три деревенских мужика опять же ничем не отличаются один от другого. И ещё один завязший диалог. У автора это систематическая проблема -- пустые, затянутые диалоги. Не верю я в этого героя. На него кидаются, а он не верит. Чай, не фильм ужасов, а реальность. Философ. Рассказ держится только на воле автора, на его идее. Поэтому рассыпается. Тем и плох, если отвлечься от отвратительного картона первой части. Причём, если бы речь шла только о части с деревней, возможно, в героя я бы поверила -- он впервые столкнулся бы с монстром. Но он уже с ними сталкивался, не раз. И с упорством дятла продолжает не верить. И жаргонизмы в авторской речи коробят "амбец". Мне прямо интересно, как лг выбирает, во что верить, а во что нет. Если собственным ощущениям он априори не доверят. В сцене с гопами концепция внезапно поменялась с не верить на не бояться... *Безучастно наблюдает за мутациями концепции* ЛГ, я так понимаю, стал мертвяком... И что-то финал мне напомнил прошлотурный рассказ Лимона. Катарсис без катарсиса, невнятное очищение и истовое обращение к богу. Из плюсоф - финал с мёртвыми написан намного лучше начала.
Но, как итог -- рассказ не сложился, пестрит невычиткой, вырвиглазом в первой части, провалами логики, смысла. Раскрытия характеров нет, цельного концепта нет -- он скачет как заяц по тексту -- как будто автор до конца так и не решил, о чём он пишет. Больше всего это похоже на пару заготовок, которые автор попытался слепить в одну. Раскрытие темы не увидела.
Голос не даю.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 473
Замечания : 0%
1-2 Время отступило ещё, и она осознала, что границы её тюрьмы достигли бесконечности. Пятьдесят или шестьдесят километров по бесплодной пустыне в нынешнем положении означают смерть для обоих. Угу. Для обоих -- её и её тюрьмы. Плохое предложение, чтобы начать. И далее в тексте ещё несколько подобных. Перемещение по фоткам. Не ново, но мне нравится. Во всяком случае, начало интригует, чего не скажешь о первом рассказе. Отступающее время. Тоже классно, атмосферно. Лангольеров жду) Мне нравится, как это написано. Чувствуется свой стиль, атмосфера. Текст зрелый. Все эти вставки курсивом и скобки играют на ритм текста, ломают его в нужных местах, акцентируют. Это здорово. Написано зримо, я вижу этот песок, я чувствую этот ветер и это одиночество. Спасибо уже за это. И связь с темой вполне прослеживается. Элли наводит на мысли о Волшебнике Страны Оз.
Кстати, вся часть с домом тоже плохо видится флешбэком. То есть, я уже забыла о фото и времени, как будто это другой рассказ. Хотя тот же стилистически. Очень красивый магреализм, безумие старика, который выкапывает свою жену, его дочь, которая сидит с ним, запертым, в прошлом и дремлет с ружьём на коленях. Вина, песок, ветер, ветхость, вторжение. Кортасар как он есть. Огромное спасибо за работу. Я получила невероятное удовольствие, читая её. Первый рассказ я читала три дня, шипела и плевалась (уж прости, автор первого). Читая этот текст, я забыла обо всём, даже поесть. Я зачиталась. Сюжет вязкий, неторопливый как во сне, постоянно держит внимание, интерес, напряжение. Это круто. А главное, тут есть мощный посыл. И довольно актуальный -- про отношения детей и родителей, про чувство вины и про реальную вину. И рассказано это интересно, стильно и оригинально. Любопытно, что из фото, кажется, попадают в будущее, или настоящее, а не в прошлое. Обратное окно. Теперь Элли напоминает ещё и Алису в зазеркалье. Кстати, в тексте ещё и самоиронии полно) "Не захотела забивать голову символизмом" в тексте, который суть символ. Автор -- мастер. Судя по финалу, продолжение с домом было не флэшбеком. Просто она начинала со стариком, а потом ушла одна. Это ясно не сразу, но это мелочь. В целом текст превосходный. Подозреваю, что один из лучших в турнире.
Спасибо, автор. Этот текст достоин финала.
Голос второму.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1080
Замечания : 0%
1.
Цитата писал(а): Небо, антрацитово черное над головой, усеянное россыпями ярких, не замутненных смогом звезд и разгорающаяся полоса восхода за горными пиками – диссонанс света и ночи, какого никогда не увидишь там, внизу, в городах. Хм... да, вроде как хорошее, красочное художественное описание, но я так и не смогла схватить его целиком - слишком перегружает.
Цитата писал(а): Виктор тут же прогнал из головы эту паскудную мысль - потом будет думать, нечего сейчас себе жути нагонять, все у них хорошо. У них ВСЕ ДОЛЖНО БЫТЬ ХОРОШО!!! Ааа... Мысль о родных паскудная?и это ВСЁ ДОЛЖНО БЫТЬ ХОРОШО ааа... Блин, опяяять... Восклицательный знак - штука полезная, забывать про него зачем?
Цитата писал(а): спал крепко, хоть из пушки стреляй – разбудишь. Ха.Ха.Ха. Чудесный, чудной рассказик. Он пропитан неким чувством... Которое мне понравилось. Замечательная концовка, хорошо прорисованные образы... Шик. начало не очень только, и мелких ошибочек море. но это ничо, рассказ хорош. Сначала думала "ооо, зомбиапокалипсис, ну зачееем" и в таком духе, потом дошло.
И кстати вот да, напоминает прошлотурный рассказ Лимона
2. Неплохой такой рассказец. Но.. есть большое но... И это финал. Какбэ его просто нет. Ну например, мне кажется было бы отличным финалом, как гг увидела вдали дом, с которого начала путь... Возвращение, неминуемое возвращение - соответствие с атмосферой повествования. А так ничто... Жаль, очень жаль, именно из-за отсутствия нормального финала мой голос за первый рассказ.
Стоп! Отошла от первого впечатления, и призадумалась... Крепко так. Автору первого насрать на читателя. Ну нельзя же так самоуверенно плевать на читателей ошибками и невычиткой, хоть одииин раз пройтись по тексту, хотя бы прочитать, шо ты там начеркал... но нееет.. самоуверенно, мдэ. О читателе надо думать, а то читатель, стараясь проглотить уже второй за турнир подобно не вычитанный текст, подавится и выплюнет. Извините. Да, концовка второго нехило подкачала, но автор заботился о читателе, его текст плавный и красивый, он не занят самолюбованием. Голос за второй.
|
Группа: МАГИСТР
Сообщений: 382
Замечания : 0%
Итак, настала пора для "трезвых расчетов". В основном я буду рассуждать о первом тексте. При обдумывании оного, я снова и снова возвращался в ту деревню и сцене с вампиршей. И все больше убеждался – она, как золотая сердцевина готовящейся скульптуры, а поверх небрежно набросаны грубые комки глины – другие сцены. В итоге получилась уродливая статуя и о том, чем она могла бы стать, знает только читатель. Почему эта сцена кажется хорошей? Да потому что у нее есть фон. В ровном тексте не должно быть сцен лучше или хуже. По стилистике: она откровенно, в некоторых местах, скатывается в сказочное описание. Тоже не ровно. Начиналось все по-другому. Единственное, что движет героем и что есть в нем человеческого – это его мысли о семье. Во всем остальном он действует «шаблонно» и сам же об этом себе постоянно твердит. «Этого не может быть!» Научные изыскание объяснений и снова «Этого не может быть!» Поржал над вампиршей, убедив ее в том, что и ее нет на самом деле. Мне прям ее жалко стало) И снова в путь! В постепенное становление веры в себя не поверил. Верю в идею, вложенную в диалог со старцем, потому что она не столько об общей катастрофе и надобности жить во что бы то ни стало, сколько отражается в личной трагедии героя. Тут я верю. И эта параллель хорошо сыграна. Выбранная стилистика идеально ложится на сцену в деревне, но смотрится убого на всех остальных. Думаю, в этом главная проблема данного текста. Поэтому ни вычитка, ни исправление ляпов, положения не спасут. Думаю, именно поэтому на них никто и внимания не обращает.
Второй же текст выглядит цельней. В нем нет выпирающих деталей или сцен, которые сверкают ярче, – все гармонично. Запоминается он меньше – это факт. Даже несмотря на загадочную способность с фотографиями.
Читался интереснее тоже первый… Это я так сейчас уже думаю, когда время прошло) Благодаря чему? Модным темам? Кроме сцены с вампиршей припоминается герой, кричащий: «Этого не может быть! Вокруг одни шаблоны и клише! Какой шаблонный мир!» Единственное в его голове от мыслей ученого - это попытки рационализировать, все остальное - это автор тычет читателю: я в курсе, что тут клише на клише и не надо меня этим попрекать в обсуждении! Так надо! Герой на этом фоне должен был бы выглядеть более живым, но этого не происходит. Более соответствуют своим образам второстепенные персы. Особенно в деревне. И снова эта деревня… В случае с первой парой первое впечатление оказалось ошибочным. Начпису можно простить, но у автора явно есть талант и мастерство, но при работе над этим текстом он про них не вспомнил. (кроме сцены в деревне))) Отдавать голос за одну сцену... Нет, текст нужно рассматривать в целом, а в целом он проигрывает второму. Голос №2
|
Группа: НАЧИНАЮЩИЙ
Сообщений: 180
Замечания : 0%
1.Идея текста - мир таков, каким мы его видим? Но ЛГ явно не видел мир скопищем нечисти до тех пор, пока не встретился с полчищами зомби. Идея текста - идти своим путём, несмотря ни на что, к тому, что тебе дорого? Во-первых, это слишком очевидно, чтобы надо было кому-то доказывать художественными средствами, а во-вторых, мне непонятно, зачем надо было устроить в финале такой облом герою - вместо семьи встретить двух зомбиков. Основной недостаток текста - множество ненужных повторов и излишних подробностей. По сути, он должен быть раза так в 3-4 раза короче, чтобы не утомлял читателя. Непонятно, к чему была отдалённая опасность астероидов, когда здесь и сейчас так "весело" и без этого. Сразу отвращает от ЛГ вот этот пассаж: "По сторонам он особо старался не смотреть, не видеть, стоящих вдоль дороги, бредущих мертвецов, не видеть, как машут из окон тряпками заблокированные в квартирах живые – не сможет спасти, сил не хватит. " Так нельзя. Надо оставаться человеком. Помоги одному, двоим - остальным помогут они. Как-то так.
"такие вот пирожки с котятками выходят". Непонятно, зачем положительному ЛГ такие тупые прибаутки?
"...синим да ярким отблеском издали поприветствовало его огромное то ли река, то ли озеро – трасса." А вот это вообще -по-русски?)
"...в ногах правды нет. Но только выше ее тоже редко бывает." -не её, а она, может?
Итог:идея невнятная, повествование затянуто, перед ЛГ редко встаёт проблема выбора - а ведь это для читателя самое интересное. 3 балла из 10.
2.Странная идея - "прошлое накинется на тебя и проглотит, стоит лишь расслабиться и пустить всё на самотёк." Непонятно,почему отец не хочет уходить из прошлого, если там всё равно уже нет его жены, а фотографии выдохлись? "Свалить из дома, оставить поехавшего отца, начать новую жизнь – тебе предстоит много работы, Элли." -отвратительные задачи. Жестоко и цинично оставлять в одиночестве даже чужих больных и беспомощных людей, а уж собственных родителей?.. Убийство одноногим незнакомцем своего брата именно в доме Элли ничего не привнесло в развитие сюжета и показалось совершенно чужеродным.
Итог: идея ещё более невнятная, чем в первом рассказе, финал вызывает разочарование аморальностью решения ЛГ бросить больного отца в пустыне прошлого. 1 балл из 10.
Голос первому.
|
|
|