Под хлопковой тканью скрывает халат из облака свежей лаванды
Летящий по коже с лугов аромат на кресла открытой веранды.
Струится по телу до голых колен в пределах цензурного жанра.
Узор проступивший сплетением вен обласкан лавандою жадно.
Небрежно плетённая лентой коса слабеет в такт натиска крови,
От летней жары проступает роса, стекая на тонкие брови.
Взбешённая потом желаний щека становится солнца багровей,
Цветочная сладость оставит в губах остатки сжигающей соли.
Простынка смягчает уколы пера, блаженства ведя полосою.
Сжимается кресло под тяжестью дня, изрытого мышц бороздою.
Трясутся серёжки за бликами глаз - искрится безумство лихое.
Как жаль, человеку дано только раз увидеть при жизни такое.
Ладнее стало, да. И, что безумно любопытно, вот, если все-таки раскрыть все образы, которые даже полуобразы, они переливаются с явью, как бы сплетаются, как небрежно плетеная коса (это очень высокохудожественно, мне даже не верилось), которая здесь как ключ тогда, - и становится видно уже, девушку с красными щеками, в некоей страстной неге, видно. В кресле, на открытой веранде... Видно, да. Чему служит ключевая строка: Взбешённая потом желаний щека становится солнца багровей. Но к этому присутствует сильный заряд в слоге чувств тех, описываемого, и так даже проще понять, уловить, о чем это. Однако в любом случае вкусно получилось.
Лично я уже наверное к сожалению, редко у тебя такое встречаю, а зная уже что можешь так, требую, видимо, оттого и ругая, что бездарь)