Камышовою веет прохладой
Чья-то тонкая, светлая грусть.
С бирюзовых крыл листопада
Слишком многого мне не вернуть. Сердце негой лазурной схвачено...
Август робкий... Сентябрь шальной...
Словно что-то навек утрачено
В кутерьме и тобою и мной.
Я люблю тебя, жизнь моя, очень!
Лишь тревожит одно среди дрем -
Я хотел быть пылающей ночью,
Я хотел быть бесчувственным днем.
Но ведь вяз неолиственный тоже
Под ветрами гнет спину навзрыд.
Гибкий ствол не поддастся, быть может,
Коль не высохнет, коль не сгорит.
Синь ласкает перо золотое,
Льется в прозелень яблони медь...
Только мне б не завянуть от зноя,
Только мне б в этот час не сгореть.
***
Какая странная стезя
Воспрять душой на свете белом,
Ведь утопить в себе нельзя
Всего того, что отболело.
Зари заветная свирель
Лишь робко плачет, в солнце тая,
Как-будто ласковый апрель
Напрасно ждет дождинок мая.
Вернись ко мне, незримый друг!
Вернись из снов, вернись из песен,
Ведь знаем мы с тобой не вдруг,
Что этот мир для сердца тесен.
Ведь только мы средь января
Цветень на липы осыпали,
Хоть знаешь ты и знаю я -
То был лишь тлен из снежной шали.
Вот потому в морозе звезд
Дрожит луна, и в свете белом
Я вижу тень от прошлых грез,
Я вижу все, что отболело.
***
Рогоза шорох в тишь кудесит,
Луна бредет по речке вброд.
Куда уходят наши песни,
Когда тревожит мглу восход?
Устали звезды в омут падать,
И я устал всего желать,
Но где же тонет наша радость,
Когда дитя ласкает мать?
Не верит сердце глупой страсти,
Не слышит поле ветра стон.
В каком краю блуждает счастье,
Когда в душе воскреснет сон?
Закатный сокол в окна бьется,
К заре сломав крыло в пути.
Куда заходит наше солнце,
Чтобы к рассвету не взойти?
***
Вешним звоном тяжко обездолен,
И привыкший к ветреному сну,
В поздний час я выхожу на поле
Погрустить на спящую луну.
И, отняв глаза от жгучей гари,
Что покрыла сплошь степную марь,
Я в ночном беспламенном пожаре
Вижу ту же мертвенную гарь.
Потому чарующей прохладой
Вечерами сеет свет луна,
И за ней, как за святой лампадой,
Мне видна далекая страна.
Все там будем, всех несет, сжимая
В метких пальцах сонная Земля.
Только я хотел бы, умирая,
Улететь на крыльях журавля.
Улететь туда, куда мечталось,
Где ни тьмы, ни памяти, ни лет,
Где за мельком брошенную радость
Улыбнется маковый рассвет.
И когда, играя звездопадом,
Позову тебя в свою страну,
Может быть, ты сядешь со мной рядом
Погрустить на спящую луну.
***
Ветви солнца желтой хвоей
Колят синь небесной тайны.
О, земля! В обьятьях зноя
Я твой пасынок случайный!
Ты звенишь меж кротких вязов,
Насыпая ветром уши,
Но ответь мне кратким сказом,
Чем ты лечишь наши души?
Видно, я листом озяблым
Всем предстал, как ветр осенний,
Но не сбить в душе мне с яблонь
Их волхвующий цветений!
Не с того ль, расправив крылья,
Вперекор морозным бурям,
Лучик солнца окрестил я
Материнским поцелуем?
***
В зареве ив-кудесниц
Струны поют осок.
Спи, жеребенок-месяц,
Спрятав зарю в песок.
Спи, только мне не спится,
Вылил в закат я тень.
В ночь наяву мне снится
Та, что в душе, как сирень.
Та, что теперь далече,
Та, что цветет в мой путь.
Нежно обнимет за плечи
Тонкая светлая грусть...
Звезды мне доброе скажут,
Ветер сплетет их в гроздь,
Словно ночную пряжу
Спицами вяжет дождь.
И из глухих перелесиц
Кто-то прошепчет вдруг -
"Спи, жеребенок-месяц,
Спи, мой последний друг."
***
Смерть - как выпавший снег, но намного чернее,
Жизнь - есть грубый рассвет или нежный закат.
Приходи, добрый друг, без тебя мне труднее,
Я в любой тишине стану ветру, как брат.
Слышишь - дождь не шумит, видишь - месяц рыдает,
Только слезы его не видны среди звезд.
Ну, а звезды шумят, и в зарю опадают,
Как усталые листья с плакучих берез.
Всякий взор устает и гореть и слезиться,
Всякий парус несет за седой горизонт.
Оттого ли, мой друг, синекрылою птицей
Мне так хочется вдруг оседлать небосвод?
Что нам ближе к душе - то для мира далече,
И в декабрьский зной, и в июльскую стынь.
Уходи, добрый друг, мне так будет полегче
Впрячь нелепую смерть в пресловутую жизнь.
***
Пальни по мне со звоном, жженый ветер!
Сожги сомнений пролитую дрожь!
Я на весну души моей ответил,
Лишь приукрасив радостями ложь.
Мы все не те. Мы все теперь другие.
В глухую тишь гредет иной закон.
И образы, для сердца дорогие,
Приемлю я в душе, как первый сон.
Но думал я, что радость не нарушу,
В тот миг, когда, укрывшись за поля,
Весна роняла выцветшую душу,
Озеленив надеждой тополя.
Зачем, зачем залез я в эту гибель?
Меня ли звал облитый тьмой восток?
Ведь, как метель в декабрьскую выбель,
Врезалась кровь в бесчувственный песок!
Я есть во всех. Из вас во мне есть каждый,
И всех стремится взять за сердце высь.
Но, полюбив, уж не полюбишь дважды,
Отжив свое, себя не пережить.
И, все ж, благодарю лихие годы
За то, что пел, надеялся и жил.
Есть сладость обретения свободы,
Когда теряешь все, чем дорожил.
***
В миг, когда заметелят зарницы,
И завеет грозой лебеда,
С журавлиной тоской о синице
Я покину свой край навсегда.
Знать, такая душа мне выдалась
В том краю, где живешь только раз,
Где меж звезд даже черту не выколоть
Незакатных Господних глаз.
Звонче сыпь, моя осень ранняя,
Звездной ржи не срывай вовек!
Уж давно загадал я желание,
Когда выпал январский снег...
Сон за душу, как ворон, схватит,
Но душа, как и сон, пройдет.
Может, скоро и мной забрюхатит
Раскаленной луны живот.
Я пойму, чтя заветные дали,
Что не впервь стынет в жилах кровь,
Что не зря в темноту скандалит
Та лихая закатная новь.
Но, и все же, даю себе слово
Звездной ржи не срывать вовек,
Потому лишь, что жизнь для любого
Такова, каков сам человек.