Сейчас она с другим.
И сначала я, как и любой брошенный, не мог понять: как такое возможно?
Как любой обманутый, я не мог примириться с этой мыслью, и желал скорее умереть, чем смириться с нею. Я и мог умереть, если бы продолжил глотать СИОЗСы в том количестве, в котором принимал вначале, дорвавшись до заманчивых капсул.
В первый раз, не почувствовав внешнего эффекта через десять минут после приёма первой пилюли, я закинул ещё семь. Прошёл день, то есть столько, сколько требуется для того, чтобы активировалось действие антидепрессанта, и четверная доза дала о себе знать: онемением конечностей, ознобом, поламыванием костей, и кроме того, кровоизлияниями в мозг во сне. Сердце накачивало кровью серое вещество, и во время сна, раз в ночь, даже когда я снизил дозу до нормальной, мне стабильно падало на голову что-нибудь тяжёлое, или я бился о какую-нибудь полку, и, просыпаясь, долго не мог привыкнуть к новому ощущению.
Да, она казалась мне идеалом доброты, небесным ангелом - несчастным, режущим свои вены, как она уверяла, не для того, чтобы привлечь к себе внимание, и я священно в это верил. Она, маленькая шлюшка, плавающая, как объект из известного примера, на поверхности социальных и культурных понятий, казалась мне олицетворением и символом моей жизни! Сутки казались мне пустыми, жизнь обречённой, бог продажным, люди представлялись чем-то вроде подмёток того, что я навсегда утратил...
Я долго всматривался в зеркало опустошённым взглядом, и не видел там ничего, кроме набросок человека, пустого, глуповатого, не следящего за собой, самовлюблённого, эгоистичного, простоватого - это был набросок, который терял смысл на грубом холсте жизни без нужного фона - без щегольства и хвастовства этим фоном. Потеряв этот фон, который всегда мог перенять взгляд на себя с недоделанных набросок и даже украсить их своим колоритом, я потускнел, набросок остался на белом фоне - один, распятый, и хуже того: ещё и с клеймом кляксы предательства.
Не представляю, чтобы сейчас я не сидел дома, окружённый всем лучшим, что есть в мире, а шлялся где-нибудь по улице, выискивая её. Мне противно от этой мысли. Противно вплоть до того, что я жалею о том, что когда-то поддерживал её - не потому что она отплатила этакой монетой, а потому, что если бы я этого не делал, то она могла бы умереть: скорее не от людей, а сама бы вскрыла себе вены от страданий. Как сладка мне мысль о том, что два слепых человека встречаются друг с другом для формальности: у меня есть парень, у меня есть девушка. Как смешно мне то, что они служат друг другу фоном: моя девушка красивая, мой парень турникмен. Как меня греет по ночам мысль о том, что она считает себя счастливой, хотя является лгуньей - лгуньей перед самой собой.
Мне сейчас не нужно быть талантливым - я и есть талант. Мне не нужно быть самым модным - моя прелесть вне моды. Мне не нужно прятать свои недостатки - они служат мне ширмой от людей, живущих по поверхностным принципам. Моя любовь - это одиночество, ведь если раньше я бы пошёл за мнимой красотой на край света, считая, что терять здесь мне нечего, то сейчас я скажу: нет, я не сделаю ни шагу из комнаты, ведь здесь самые прекрасные книги, самая лучшая музыка, самая гостеприимная постель, самые лучшие мысли рождались здесь - и хоть ты помираешь, но приедешь сюда сама, в случае необходимости.
- Смотри какая красивая девушка! - говорит мне сейчас друг, - Да?
- Нет, - отвечаю я твёрдо.
- Красивой она будет, если сделает для меня что-то хорошее, а если у неё красивая фигура, то она не красивая.
И говорю так не для понту, а потому, что - видит Бог - красивых девушек - море, как скопированных друг с друга, а преданных ровно столько, сколько было с тобой просто так, не для вывески: парень и девушка.
Это так смешно, выгуливать друг друга по паркам, чтобы похвастать перед самим собой! Теперь я не стесняюсь сказать, что эти люди глупы, ибо твёрдо уверен, что я умней.
Мне не нужен ровным счётом никто, кроме тех, кто был со мной всегда.
Но знаете: обидно, что эти люди не просто глупы - они тоскливо глупы. Они повторяют свои ошибки каждый день: во-первых, произносят слова, во-вторых, думают, что могут хотя бы приблизительно смоделировать будущее, в-третьих, любят поглощать пищу в компаниях, в-четвёртых, улыбаются...
Нет, мне никто не нужен. Я закупорил в себе всё самое лучшее, и без крови этого у меня не отнять. Как бы они не старались, а я буду на шаг впереди. И если я захочу в царство Божие, если захочу вспомнить, что такое любить чистый воротничок, или стакан бифилина, или как прекрасно просто быть живым, иметь в своих руках каждую секунду... Я сделаю кое-что.
Но кто сказал, что вы достойны это знать?