архаичные звуки гонга наполняют вечернюю улицу

по которой идёт китайский бог

парнишка в спортивном костюме

он озаряет бумажные фонарики

в его кармане звенит триада

ею он расплачивается за курево

и возносится под небеса на пагоду

там сидит он болтает ногами курит и плюётся

на северную и южную

приветливо машет белому мишке за спиной

показывающему свою удаль и силу

он швыряет ввысь пригоршни риса

что бы птицы летели быстро и лоснились жирным блеском металла

ведь он так любит своих муравьев

что так заботливо растят рис

его гладкое белое лицо неизменно растягивается в улыбке

он вечно молодой старец

он презирает японскую хирургию

и кушает пластмассовый рис

и предвкушает ночную жизнь с рисовой водкой

и смотрит на свои тёмные руки

только они выдают его действительный возраст

кожей пальцев ложащейся тысячелетней гармошкой

глубокими бороздами веков

в которых тонули императоры вместе с рабами

его раскосые глаза смеются не гнётом бескрайних степей прошлого

а сваркой сталелитейных громад настоящего

пальцы в перстнях сушёных членов тварей

сердце шелестит тысячелетними травами

ещё немного и он прыгнет вниз

прямо в сосуды своего улья

опьяняя рисовым соком измождённых детей

подарит несколько часов забвенной эйфории

перед утром

перед утром

а потом китайский бог окунётся руками в кипящее масло утренней готовки

в миллионное производство картриджей детским смирением

в города носков и шурупов

а пока что

он успеет напиться с умирающими звёздами

ведь красный товарищ

красный дракон

так сильно тоскует

что он вечно

молод