Октябрь. Небо поутру

блестит румяным горизонтом.

Пучки магнолий на ветру

стоят несокрушимым фронтом.

Тут море поглощает всё

и молча ждет на волнорезе,

скрывая белое нутро,

что проступает на порезе,

как влага, что живет в тебе,

хранит лишь темное на дне.

Поскольку, добрая рука,

с перстнями на незримых пальцах,

прочь разгоняет облака,

пройти лучам давая шансы -

не заплутаться нам теперь

в минувших мыслях и грядущих.

За дверью снова видно дверь,

пути зависят от идущих -

толь к цели, толи от нее,

и прямо, в случае чего.

Осенний сон невыносим,

поэтому, сбежавши к морю,

становишься непобедим

и так невосприимчив к горю,

что отправляешь всех долой,-

кого рукав боялся тронуть.

Идешь красивый, удалой

по-дальше от чужого трона,

пробравшись к солнцу в несезон,

собою насыщать бульон.

Когда так много впереди,

и прошлого куски как будто

сложились, символов не жди,

на паруснике выйди в бухту

и глянь на горные зубцы,

что мхом присыпаны покамест.

Здесь проплывали храбрецы,

наутро превращались в камень.

И их господствующий нрав,

четыре стороны вобрав,

отныне представляет горы.

Поступки это лишь повторы

воли, стало быть тебя

зеркально отразит дитя...

Дождливо. Спальня. Вид на сад.

С ночи не заперты покои.

Сейчас податься б в променад,

но удручен и беспокоен.