Звонил ей, но Ольга была занята
Как это похоже на хаос природы
Мне лично сказать бы – но только с листа
Узнает она о моем эпилоге Мне тридцать один, но я жизни не знал
И в сердце живое не верил, как в бога
В груди у меня механизмов металл
Он, смазанный маслом, скрежещет немного
Я музыки знать современной не мог
Ушные мне пробки дороже веселья
Когда вновь начнет под окном молодежь
Свой пьяный галдеж, не бояся похмелья
И жизни впустую мне не было жаль
Пока я по радио вдруг не услышал
Как некая Ольга поет про Февраль
И как одиноко снежинкам на крыше
Мне голову будто пробили гвоздем
Я с темени выпал на ясное солнце
Как мог пребывать-то таким сухарем?!
Корабль мой жутко на риф напоролся
И голос ее показался знаком
А музыку я полюбил до безумья
Стал чаще под ночь выходить на балкон
Деля с сигаретой тревоги раздумья
Какое мне дело до денежных масс?
И что предлагают сегодня афиши?
Когда Февралем обернется зима
Когда одиноко снежинкам на крыше…
Я сразу не вспомнил, что голос ее
Тогда неспроста показался знакомым
И вот осознанье – ту песню поет
Красавица Оля с соседнего дома
Мы вместе учились, и в школе вдвоем
Частенько делили последнюю парту
Влюблен я был страшно, но для нее
Любовь бы мешала карьерному старту
Отрадой для Оли являлся вокал
Лишь он был для девушки смыслом страданий
И пылкий, надрывный душевный накал
На все променяла она без колебаний
Я вам не сказал, что я болен давно
Мне опухоль мозга врачи предсказали
Но честно признаться – теперь все равно
Ведь Ольга поет каждый день про Февраль мне…
Полгода прошли и я начал сдавать
Предчувствую – скоро уйду в неизвестность
И вся моя жизнь теперь – только кровать
Да эта простая прекрасная песня
Я друга просил, чтобы мне телефон
Той Оли достал, и еще раз признаться
Хотелось, что был тогда страшно влюблен
А песня ее помогает держаться
Звонил ей, но Ольга была занята…
Чуть жизнь еще теплится в проклятом теле
Последняя строчка тетради листа:
Спасибо за то, что я в Бога поверил.