Птички поют не то, чтобы тихо, или безрадостно, а как-то замкнутей: мол, птичьи трели - для птиц. Солнечный луч не назовешь нечетким, или размазанным, но свет его больше не освещает лица актрис. Телевизор вдруг потемнел и треснул экран, за ним - черный лик затягивающей центрифуги. В центре его, в окружении смутных женщин - Жан-Клод Вандам прикладывает руку к челу и повторяет: други мои, о други. Где же свечение люминесцентных ламп? Где же враги и битва за правое дело? Сколько веков я правой ногой махал, словно меня заело. А теперь - ничего, теперь этот черный экран. Все эпизоды слились перед пытливым взором. Вместо женщин - фото-обои из средневековых дам. Вместо врагов - расплывающиеся узоры. Видимо, за чем-то подобным и скрывается смерть, Постепенно переходящая в старость. Жан-Клод отламывает правую ногу, высохшую, как жердь, и бъет себя, немедленно рассыпаясь.
я порядка вещей не меняю осторожно и строго живу нынче руку в запас увольняю завтра ногу ссылаю в туву учреждаю в австралии лето погружаю европу в снега только слышно по глобусу где-то одинокая бродит нога
я природы проверенный флагман облекающий в факты слова о единственно верном и главном рассуждает моя голова этот труд ей высокий неловок с перегреву легко полысеть но зато из возможных веревок ей на лучшей дадут повисеть
(с)
Вот наконец я и Тину. Хорошая Тина, зря гнал. Половина почти понравилась. Так бы читать и читать, чтоб с ума не сойти.
0
