Возле рыночной площади людной,
Унисоном звенящей струне,
Пела девочка с маленькой лютней
О далёкой волшебной стране.

Там, в притихшей толпе, у подмостков,
Где обычно шныряет ворьё,
Притаился мальчишка-подросток,
Очарованный пеньем её.

А, когда она медь собирала
На платочке, у маленьких ног,
Паренёк не сумел удержаться
И, сорвав, протянул ей цветок.

Тут певица ему улыбнулась,
И решили за них небеса.
И мальчишечье сердце разбили
Василькового цвета глаза.

А потом, когда вместе гуляли,
Он от счастья почти не дышал.
И два маленьких любящих сердца,
Приютил на всю ночь сеновал.

Утром рано пришлось им расстаться.
Ей на рынке толпу развлекать.
И ему не придётся валяться,
А в работе отцу помогать.

Разве бросишь семейное дело?
Чтоб отец мог вершить приговор
И чтоб лезвие солнцем горело,
Он точил их фамильный топор.

Пусть, отца палачом называют,
Не смущается этого он.
Ведь на лезвии надпись сверкает -
"ВСЕХ ПРЕВЫШЕ НА СВЕТЕ ЗАКОН".

И казалось ему, в целом мире,
Ничего быть не может важней,
Чем, клеймённый на ихней секире,
Этот древний девиз палачей.

Он на рынок явился не скоро
И узнал от прохожих людей -
Утром труппа покинула город,
А девчонка уехала с ней.

От внезапной разлуки с любимой,
Мальчуган трое суток не ел.
И, сражённый тяжёлой тоскою,
Он потом ещё долго болел.

Лечит время сердечные раны.
Каждой боли приходит конец.
Только вот, не от всяких страданий,
На душе остаётся рубец.

Даже, пусть это будет не скоро,
Но Мальчишке шептало чутьё,
Что среди циркачей и актёров,
Он когда-нибудь встретит её.

Ну, а годы бегут чередою.
Им плевать на людские сердца.
И одною прекрасной порою,
Заменил он у плахи отца.

Должен кто-то вершить справедливость?!
Негодяев не стоит жалеть.
И спокойна была его совесть,
Ведь, не он осудил их на смерть.

Палачу всё равно, кто ты будешь,
Беглый каторжник или барон.
Разве важно, чьи головы рубишь?
Важно только исполнить закон.

За уверенность, точность и силу,
За красивый удар от плеча,
Городское начальство ценило
И народ уважал палача.

Ведь, бывает и хуже работа.
Просто, каждому в жизни своё.
Кто же знать мог, что у эшафота
Он однажды увидит её.

И уже ничего не исправить.
Слишком поздно. Хоть смейся, хоть плачь.
Даже трудно такое представить,
Чтоб от ужаса вздрогнул палач.

Осуждённая, лёгкой походкой,
Поднялась по ступеням крутым.
Лишь ему одному улыбаясь,
Словно шла на свидание с ним.

И сказала она - "Не волнуйся.
Ты меня не обидел ни чем.
Знаю я, это будет мгновенно
И конечно не больно совсем."

Вот и всё. Приговор он исполнил,
Покорясь неизбежной судьбе.
Будто, сам себе вырезал сердце
На потеху жестокой толпе.

А потом, он забыться пытался.
Пил и пил, её имя шепча.
И слеза за слезою катилась
По небритой щеке палача.

Осуши хоть полсотни бутылок,
Не прогонишь ты этим любовь
И хмельное вино не заменит
Твоих вен перерезанных кровь.

Когда утром нашли его тело,
В тусклом отсвете пыльных окон,
Ещё свежая, надпись алела
На стене -"Будь ты проклят, закон".