Человек по городу шатался,
с белым светом по углам шептался,
кровью кашлял и по швам трещал.
Белый свет не слишком с ним считался,
не обманывал, не обещал
ничего. Ах да, струны басовой
в небесах – ни грустный, ни веселый,
ни к чему не прикрепленный звук.
В жопу пьяный пристав зубом цыкнет:
господин-мусью ловкач и циник,
не угодно ль пиджачок из цинка,
паричок, как подобает в цирке –
выбирай, мусью, одно из двух.
Чехов ничего не выбирает –
в общем-то, чего там выбирать –
утром скулы чисто выбривает,
сам себя как трубку выбивает,
из казенных списков выбывает
по глотку, по буковке, задолго
до того, как, в третий класс затолкан,
никуда поедет умирать.
Вот в такой фотогеничной позе
ты его зачем-то сохрани.
В полночь отбывает скорбный поезд
на подземный остров сахалин.
Дальше в привокзальном ресторане
трудный голос пел о расставанье.
Каторжан по полкам рассовали –
и в края далекие ту-ту.
Огоньки за окнами старались,
рисовали, на бегу стирали
раскавыченную пустоту.
……………………………………………
Свет.
Плющом увитая веранда.
Сытный воздух пахнет ветчиной.
Дальше снова ровно ничего.
То есть ничего.
Без вариантов.

©