Человек-ружьё стреляет в последнем акте,
Даже если в руках у него ничего, кроме устричного ножа
Это знают и те, кто украдкой сбегают в антракте,
И те, кто в партере сидят и на сцену глядят, не дыша.
Сдавленные рыдания в будке суфлёра
Ясно укажут на то, что он бы подсказки не дал.
Скучают, зевают до тошноты остальные актёры:
Человек-ружьё стреляет только в зрительный зал.
А кто-то в кулисах, ни слова не говоря,
Смотрит тоскливо куда-нибудь, в ближнюю ложу
И думает: Боже, ну почему не я...
Всё-таки, почему не я, Боже?
Верлибр, конечно, но мне понравилось. Здесь есть изюминка и огромное желание что-то донести до читателя. Самая сложная форма самовыражения. Человек с ружьем портит всю картину. Заимствование не совсем уместное. Лучше было бы ружейный барон или здравствуй ружье - прощай зритель
Я не оговорился. Человека нет у вас, зато он есть в головах многих читателей старого поколения. Для них это образ крестьянина в барашковой шапке на голове с винтовкой мосина у ноги. Впрочем это не ваш клиент. Такие люди читают другие стихи.
0
