Я лежал на холодном снегу, истерзанный собаками, и был готов умереть. У меня стонала каждая клеточка измученного тела. Но это было ничто  по сравнению с тем, как болела моя душа. Одиночество, отверженность, отчаяние ранили больнее, чем клыки злобных животных.

-Эй, убогий, ты живой  аль нет? - раздался надо мной хриплый голос. Чья-то большая рука потянула меня за плечо.

-Живой, - пробурчал сверху мужчина. - Вставай, хватит на дороге валяться. Напился чё  ль?

Он взял меня за руку  и попытался поставить на ноги. Но я, громко вскрикнув, упал на снег -  случайный доброжелатель причинил мне сильную боль.

-Что с рукой? - спросил он хмуро.

-Собаки, - прохрипел я.

-Плохо дело, - покачал головой прохожий. - Ты где живешь? Давай провожу.

-У меня нет дома.

-Дела-а-а., а зовут-то тебя как?

-Не помню я, в голове совсем пусто.

Мужик подхватил меня за пояс, поставил на ноги.

-Значит так, пойдешь со мной, у нас переночуешь.

Я посмотрел на него. Это был невысокий, но крепкий мужчина лет 45. Плотный, коренастый. Его короткие, толстые ноги твердо упирались в землю. Круглое лицо, сильно обветренное, морщинистое, как мятая бумага, носило отпечаток нелегкой жизни. Глубокие складки пролегли от очень крупного, словно большая неровная картофелина, носа к горько опущенным вниз уголкам полных, потрескавшихся губ. Блекло-голубые глаза  смотрели пристально. Одет он был в старенький ватник, стоптанные сапоги и лопоухую шапку-ушанку, лысеющую от старости.

-Куда это я с тобой пойду? - буркнул я недоверчиво.

-К нашим. Да ты не дрейфь, отлежишься немного, а там посмотришь. Захочешь, останешься, нет - уйдешь. Мы насильно никого не держим.

-Кто это "мы"?

-"Кто- кто?" - передразнил мужик. - Слишком много вопросов для убогого. Пойдем, там увидишь.

Я на секунду задумался. Ну что, собственно, мне грозит? Хуже чем теперь и быть не может. С трудом переставляя тяжелые, сильно ноющие тугой выворачивающей болью ноги, я поплелся вслед за незнакомцем. Шли мы долго. Каждый новый шаг давался мне с трудом. Небогатые силы были на исходе.

-Держись, немного осталось, - подбодрил меня спаситель.

Еще через несколько шагов перед нами встал деревянный забор. Калитки видно не было. Представив, что сейчас мне придется перелезать через него, я мысленно простонал. Но все оказалось проще. Мужик отодвинул густые ветви куста, росшего прямо у ограды. За кустом был лаз. Мой спутник проник по ту сторону забора. Я последовал за ним. Мы очутились во дворе - я огляделся. Окружающая обстановка напоминала свалку. Кругом виднелись кучи мусора и остатки материалов: кирпича, досок, бетонных блоков. Все это было брошено и запущено. Кирпич побит, доски почернели от времени.

-Это стройка? - спросил я.

-Была когда-то, - словоохотливо отозвался мужик. Чем ближе мы подходили к его жилищу, тем любезнее он становился.

-Богач какой-то себе шикарный особняк строил, но не успел закончить. Пришили его  или посадили - неизвестно. Только дом так и остался недостроенным. Стены возвел, а до крыши дело не дошло... Ну вот, мы и пришли.

Я недоуменно уставился на полуразрушенные стены. Он здесь живет? Но это та же улица.

-Да  не туда смотришь! Стены-то развалились, а фундамент остался - в нем дверь в подвал. Видишь?

И правда, перед нами было несколько ступеней, ведущих вниз к небольшой железной двери. Мужик оттеснил меня локтем в сторону, а сам прошел вперед.

-Дай-ка я первый пойду, а то люди у нас живут нервные, незнакомого человека могут испугаться, задеть ненароком.

Я ожидал очутиться в темном, сыром подвале, но в глаза ударил яркий свет. Ослепленный, я не сразу заметил обстановку и обитателей жилища. Приятное тепло, окутавшее меня, и запах еды закружили голову.

-Михей, кого это ты приволок?! Смотри, он сейчас свалится!

Чьи-то руки подхватили меня, уложили на твердые нары. Дикая слабость сковала все тело. Даже открыть глаза казалось неимоверно трудно. Слова окружающих людей проникали мне в уши, словно через толстый слой ваты.

-Больной что ли? Нам тут эпидемий не надо.

-Спокойно, батя знает, кого в дом приводит. Не заразный он - собаками травили, те порвали его малость. Измученный - непривычный, видимо, скитаться.

-А кто привычный? Чего ж  хорошего в скитаниях?

-Это верно. Одному завсегда плохо.

-Чаю ему согрейте  да пожрать дайте, только немного, а то скопытится. Он, похоже, сильно изголодался.

Михей склонился надо мной, я почувствовал его суровый взгляд даже через сомкнутые ресницы.

-Ничего, оклемается. Отлежится пару деньков, а там посмотрим. Эй, Тюха, руку ему перевяжи, сделай, что можно.

Вскоре я почувствовал у своих губ чашку с горячим чаем. Обжигаясь, жадно глотал чудесный напиток. Перловая каша с тушенкой показалась мне наивкуснейшим блюдом.

Молодая, но очень серьезная женщина обработала мою раненую руку пахучей мазью, перевязала. Боль, так мучившая меня, стала значительно меньше. Теперь это была обыкновенная несильная боль от заживающей раны. Согревшийся, сытый, очень благодарный новым знакомым и счастливый тем, что не погибаю на улице, я спокойно и крепко заснул.

Спустя три дня меня впервые взяли на работу. То, что мне приказали делать, не укладывалось в моей голове. Сидеть на вокзале в рванье  и просить подаяния.

-Нет, я не буду этого делать, - хмуро сказал я.

-А делать тебе ничего и не надо. Сиди себе спокойно и проси жалостливо, - наставлял меня Михей.

-Это унизительно.

Михей напрягся, глаза его потемнели.

-Что ты сказал? - переспросил он, в его голосе слышался металл. - Унизительно тебе?! Мы такого слова не знаем, понял?! Хочешь жить - зарабатывай, а нет - проваливай вон, иди, откуда пришел.

Страх одиночества и лишений сломал меня окончательно. Я не смог уйти. Сидя на грязном вокзальном полу, пряча глаза, и чувствуя, как пламенеет от стыда лицо, я глотал злые слезы беспомощности и унижения. Просить я не мог - молчал, но видимо мой несчастный вид делал свое дело. Картонная коробка наполнялась мелочью.

Михей был очень доволен моим дебютом.

-Молодец, Убогий! А говорил, не могу! Видишь, и от тебя толк есть. На-ка, выпей за первый рабочий день. Он протянул мне стакан полный прозрачной жидкости.

-Что это? - хмуро спросил я.

-Ты чего, Убогий, водку тоже не помнишь? - захохотал Михей. - Пей, не бойся.

Я выпил, ни на кого не глядя, встал из-за стола, улегся на свой лежак, отвернулся к стене.

-Переживает, - хохотнул кто-то за спиной.

-Его, почитай, от смерти спасли, подох бы на дороге, а он еще кобенится. Ничего обчешется, привыкнет, я с него гонор-то быстро сгоню, - раздраженно пробурчал Михей.

-Не, не приживется он у нас, - не согласился кто-то, - не наш он. Держится прямо графом, интеллигент видать. За столом громко заржали.

-Ага, был когда-то, да весь вышел. Видел бы ты этого графа сегодня на вокзале! - издевался Михей. - Убогий он и есть убогий.

Я вдавился в скатавшуюся тонкую подушку. Вцепился в нее зубами. Неужели я всегда так жил?! Нет! Надо уйти, собрать всю гордость в кулак и уйти. В мозгу промелькнули страшные картины бродяжничества. Меня затрясло. Нет, я не могу жить один! Пусть так, но среди людей.

Я сидел на вокзале около месяца. Потом мое лицо примелькалось злобной уборщице, и я был выгнан. Михей перевел меня на рынок. Там я должен был не только попрошайничать, но и присматривать, где что плохо лежит.

Когда я шел за Михеем, изодранный собаками, голодный, замерзший, то думал, что хуже мне быть не может. Но то унижение, которое я ежедневно испытывал, стыд, прилипший грязью к моему лицу, убивали меня сильнее невзгод. Я терял в себе человека, и это было страшно.

Но настал этот страшный день:  я опять остался один.

Люди Михея выследили старую женщину, которая снимала со сберкнижки большую сумму. Я должен был за ней проследить, узнать, где она живет. Михей готовился обворовать старуху. Мне подумалось, что, возможно, она сняла деньги на похороны близкого человека. На что еще копят старики? А может, ей самой нужны деньги на лекарства. Бабушка не выглядела богатой. Старенькое пальтишко, стоптанные войлочные боты.

Я не смог переступить через себя, видимо, настал мой предел. Понимал - это конец, возврата в общину мне нет. Проследив за женщиной  и запомнив адрес, я не вернулся к ожидающим меня "дружкам", а направился в другую от них сторону. Прошел пару улиц, свернул в один из дворов. Там уселся на скамейку  и задумался. Как же помочь несчастной старушке, как защитить от беды?

К скамейке подбежала девочка. Она, не обращая внимания на меня, залезла на скамейку с ногами. Уселась на спинку и стала с аппетитом уминать вафельный рожок мороженого. Девочка была небольшая, лет восьми, легкая, шустрая, как синичка.

-Девочка, - обратился я к ней. Ребенок насторожился, забыв про лакомство. Белые капли тающего мороженого, срываясь маленькими бомбошками, летели на серый асфальт. Большие глаза девочки уставились на меня с недоверием.

-Ты не бойся, - сказал я ласково.

-А я и не боюсь, - медленно протянула малышка.

-Я тебя не обижу, - успокоил я ребенка, - попросить хотел. Ты ведь из школы идешь?

-Да, а что?

-Дай мне, пожалуйста, листок бумаги и ручку. Я хочу написать записку.

Девочка откинула в сторону остатки мороженого. Стянула с плеча розовый рюкзачок, достала тонкую тетрадь в клеточку.

-Знаешь, - доверительно понизил я голос, - одной старушке угрожает опасность. Бандиты хотят ограбить ее дом. Мы должны помешать. Ты мне поможешь?

Глаза девочки вспыхнули любопытством.

-А что надо делать? - заинтересованно спросила она.

-Сейчас я напишу записку, а ты отнесешь ее в милицию, в ближайшее отделение.

-А оно тут всего одно.

-Тем лучше. Значит, отнесешь мою записку в милицию и отдашь дежурному. Только обязательно в руки. И скажи, что это срочно и важно.

-А сам  почему не идешь? - недоверчиво нахмурила бровки девочка.

Хороший вопрос, - подумал я про себя. - Вот и ответь ребенку, что мне с моим видом  и прошлыми "подвигами" туда лучше не соваться.

-Когда у тебя конфеты есть, ты с подружками делишься? - спросил я после паузы.

-Конечно, я нежадная!

-Согласись, что когда радость можно с кем-то разделить, так еще приятней получается?

Девочка на секунду задумалась, потом улыбнулась широко и открыто.

-Да, одной никакого интереса нет!

-Вот, и я хочу сделать хорошее дело, но не один, а поделиться им с тобой.

-Здорово! - оценил ребенок мою находчивость. - Я согласна!

На листке из детской тетради я написал: «В ближайшее время готовится ограбление квартиры, хозяйка которой пожилая женщина. Адрес...» Больше ничего писать не стал. Имен и местонахождение грабителей не указал. Свернув записку, отдал ее малышке. Девочка умчалась. Надеюсь, на мое послание обратят внимание, а не выбросят в урну. Я сделал все, что мог, что было в моих силах.