Короткое описание: Редкий нынче жанр: исторический детектив. Основан на реальных фактах. И на вымысле, конечно.
- Мы ведь опаздываем? Нехорошо. Стук колес и подков, эхо узких гранитных улиц почти заглушили робкие слова. - Да. Но не беспокойтесь, Анна. Опоздание в обществе – признак хорошего тона. - Ах, верно, - девушка смутилась. Не найдя, что еще сказать, она отогнула краешек занавеси на окне, чтобы полюбоваться величественным Петербургом. Коляска проезжала по Адмиралтейской набережной; перед благодарным взглядом раскинулась залитая солнцем панорама Большой Невы и снующих по глянцевой воде парусных лодок, заполненного экипажами Дворцового моста. Уже минула неделя со дня приезда в столицу, но Анна Турманова не уставала бурно восхищаться великолепием города, привлекая внимание прохожих во время прогулок и заставляя нареченного, графа Сергея Костенева, краснеть. «Что же требовать от барышни, впервые в жизни покинувшей родной дом в Тверской губернии», - добродушно рассуждал граф. Но не забывал мягко указывать ей на промахи. - Так вы утверждаете, Карл Иванович будет на рауте у Шильмеров? Отставной майор Турманов, отец Анны, был чрезвычайно взволнован слухами о визите графа Оппермана, некогда поручика, героя морских сражений, а ныне управляющего Собственного Его Императорского Величества Депо карт. Знакомство и давняя дружба с этим блестящим офицером и инженером немецкого герцогского рода служило для Антона Петровича предметом гордости не меньшей, чем от своих собственных заслуг в русско-шведской войне. - Знаю наверняка, граф обещал приехать, - любезно отвечал Костенев. - Я представлю тебе этого замечательного человека, Лиза, - энергично жестикулируя, Турманов обращался к жене, тихой женщине с грустным, но все еще красивым лицом. – Его молниеносные действия при строительстве фортификаций под Роченсальмом оказались решающими в ходе битвы. Император Павел, отец нашего государя, высоко оценил талант Оппермана. И я счастлив, что имею честь называться его другом! Невысокий лысоватый майор вновь с удовольствием принялся рассказывать одну из любимых историй, Костенев вежливо слушал. Но Анна чувствовала в этом его внимании некоторую снисходительность и понимала, как безнадежно провинциально выглядит брызжущий энтузиазмом Антон Петрович, да и они с матерью тоже. Девушка поймала себя на том, что снова теребит митенки, и заставила руки лежать смирно. - Не волнуйтесь, - шепнул граф Сергей, - это не бал, а всего только раут, здесь будет не больше сорока-пятидесяти гостей. Анна с признательностью улыбнулась. Еще одна вещь, о которой приходилось постоянно напоминать - не бросать ежеминутных взглядов на темноволосого, с бархатными глазами красавца-жениха.
Голубая атласная гостиная у Шильмеров уже начала наполняться, образовался первый кружок. Молодежь собралась послушать подвижного, кудрявого драгунского корнета Анатолия Дювереля. Речь шла о тайных проделках княгини N, которая всяческими ухищрениями добивалась расположения офицера Z. Раздавались взрывы смеха. Слова рассказчика вполне позволяли заключить, что под буквой Z скрывается он сам. - Граф Костенев, майор Турманов с женой и дочерью, - объявил дворецкий. - Проси, проси, - Мария Михайловна, суетливая, с маленькими хитрыми глазами, шла навстречу, протягивая надушенные руки. – Как мило, что нашли время заглянуть… Она непринужденно взяла Антона Петровича под руку и повела знакомить с гостями. - Charmant… N’est-ce-pas? C’est bien, - неслось со всех сторон. Каждый из представленных немедленно заводил беседу по-французски. Отставной майор живо попятился, предоставляя отвечать супруге, которая старалась изо всех сил, запинаясь и путая глаголы. Анна беспомощно вцепилась в руку графа, и тот галантно пришел на помощь, вступив в разговор по-русски. Увы, в деревне Турмановым нечасто доводилось практиковаться во французском. «Ох уж эти провинциальные дворяне», - читалось в снисходительных улыбках. - Кажется, я вижу Карла Ивановича! Прошу извинить, я должен засвидетельствовать ему свое почтение, - Антон Петрович ловко вывернулся из толпы, уводя жену и оставляя дочь на растерзание светской гостиной. Анна с завистью посмотрела вслед родителям. - Позвольте представить вам княжну Элен Волкову, - граф Сергей учтиво поклонился упомянутой барышне. Анна не запомнила и половины названных сегодня имен, равно как и равнодушно-любезных лиц их обладателей. Но княжна оказалась особой, которую трудно пропустить. - Ах, Серж, что за сухой, официальный тон, - засмеялась княжна Элен, оттесняя графа от нареченной. – Мы столько наслышаны о вашей будущей женитьбе, что жаждем видеть Анну Антоновну, а вы прячете ее от нас! Господа! – княжна захлопала в ладоши, привлекая внимание своего кружка. – Это та самая m-lle Турманова, невеста нашего Сержа! Все взгляды с любопытством обратились к Анне. Девушка залилась краской и потупилась. Необыкновенная красавица Волкова ослепляла сиянием драгоценностей, плавностью жестов, точеными формами открытых плеч в модном струящемся туалете, который, казалось, не скрывал, а подчеркивал изящество фигуры. Рядом с ее блеском Анна особенно отчетливо вспомнила, что ради экономии платья Турмановых были сшиты крепостными, а не заказаны у столичного портного. И постеснялась разворачивать веер, с которым дебютировала в свете еще ее матушка. Друзья княжны Элен выразили приветливость, или, по меньшей мере, постарались ее изобразить. Они принялись расспрашивать новое лицо о впечатлениях от первого визита в Петербург. Анна, сперва несмело, а потом, все более воодушевляясь, отвечала: тема эта успела стать для нее излюбленной. - Вижу, вы в надежных руках. Оставлю вас ненадолго, - шепнул Костенев. – Мне необходимо срочно переговорить с Дюверелем. Он исчез так проворно, что девушка не успела заметить, куда. Но новые знакомые продолжали мило болтать, и Анна сумела справиться со страхом. Описала красоту Волги в Твери, осмелилась отпустить остроумное замечание в ответ на шутку молодого подпоручика Николая Вихрева, приняла приглашение княжны Элен на прием по случаю ее именин в будущее воскресенье. - Только не вздумайте покупать подарок, - княжна с напускной суровостью погрозила пальчиком. – Ежели хотите сделать мне приятное, преподнесите нечто, изготовленное собственными руками. Во время обеда барышню Турманову почему-то усадили рядом с веселым Вихревым, который тут же принялся громко рассказывать анекдоты пикантного свойства. Сидящая по другую сторону от Анны юная баронесса Натали Шувалова всего месяц как вышла замуж и старалась держаться строго и солидно, но тоже невольно прислушивалась к голосу подпоручика, с трудом сдерживая смешки. - Mon dieu, Николя просто невыносим, - говорила она соседке и старалась сменить тему: - Так давно вы обручены с графом Костеневым, ma chère? - С детства. Василий Григорьевич был добрым другом батюшки, и они договорились о нашей свадьбе вскоре после моего рождения. - Вот как! – баронесса Натали глотнула шампанского и многозначительно кивнула. – Тогда все понятно. - Что именно? – удивилась Анна. От волнения у нее совсем не было аппетита. - Как, разве вы не знаете? – молодая женщина пришла в замешательство, но Анна поняла, что притворное. – Ведь Серж был безумно влюблен в княжну Волкову. Весь Петербург готовился к свадьбе. А однажды Элен объявила, что не любит его и намерена уехать за границу, помнится, во Францию. Бедняга страшно переживал, мы даже опасались, он что-нибудь с собой сделает… Анна опустила глаза и промолчала. Ее не раз предупреждали о жестокости высшего света, что скрывается под доброжелательной маской. И вот, просто от скуки, от желания чем-то себя занять, баронесса с улыбкой причиняла боль впервые встреченной девице. Сам майор Турманов был неприкрыто изумлен, когда ко дню семнадцатилетия дочь получила обручальное кольцо и письмо с приглашением в Петербург. Давний уговор с покойным Василием Григорьевичем, отцом нынешнего графа Костенева, почти истерся из его памяти. Что же говорить о молодом человеке, для которого незнакомая деревенская барышня не могла стать ни выгодной партией, ни предметом страсти! Однако граф Сергей тепло встретил семейство Турмановых и впоследствии, как будто, увлекся наивностью и свежестью невесты. «Не так уж важно, любит ли он княжну, - повторяла себе Анна. – Мне принадлежит главное: его дружба и доверие. Вполне достаточно для прочного брака». Однако весь оставшийся вечер ее взгляд, словно магнитом, притягивался к светлому видению – княжне Элен, которая становилась центром любого кружка, стоило к нему присоединиться. Потом взгляд перемещался к зеркалу, оглядывал ничем не примечательное лицо с излишне крупным ртом, острые локти, худую шею. А их обладательница постепенно приходила в уныние. - Аh, monsieur Moncorgé, – вскричала хозяйка. – Ведите же, ведите сюда Мишеля! Что это у вас, рисунки? C'est beau. Вот, господа, извольте взглянуть, мой сын непременно станет знаменитым художником. Высокий гувернер-француз ввел пунцового от смущения мальчика лет восьми. Извлек из папки стопку листов и с учтивыми поклонами предлагал присутствующим. Гости вежливо восторгались, гладили мальчика по голове, задавали вопросы по-французски. Тот, заикался, но отвечал без ошибок. Один лист достался княжне Элен, что сидела в стороне от других и утомленно обмахивалась веером. Анна невольно наблюдала, как грациозно она приняла рисунок, посмотрела. И вздрогнула всем телом, бросив на француза настороженный, словно бы даже испуганный взгляд. Пока остальные рассматривали работы маленького художника, она судорожно скомкала бумагу и выбежала прочь. Через несколько минут, впрочем, княжна Волкова вернулась, как и прежде, сияя улыбкой. На красивом ее лице не было и следа смятения. «Что бы это значило, - недоумевала Анна, - любовное письмо? Но не от гувернера ведь. Неужели от графа Сергея?»
- Завтра мы обедаем у Оппермана, - с воодушевлением говорил майор по дороге домой. – А через несколько дней Карл Иванович обещал экскурсию в Депо карт, я очень просил. Вообразите только, мы увидим святая святых инженеров и топографов, а также величайший плод их трудов – Столистовую карту. Именно за нее мой друг получил Святую Анны первой степени! Добрейший Антон Петрович не сомневался, что интересующие его самого карты безусловно занимают и супругу, и молодежь, а те думать не смели возражать. - Кстати, услышав о приглашении, на экскурсию напросилась целая компания. Вихрев, Шепелев, Дюверель и еще несколько молодых людей. Граф Сергей умолял за друзей, и Карл Иванович уступил, чтобы сделать приятное моему будущему зятю. Мы с графом были удивлены похвальному интересу к наукам. Особенно Карл Иванович, который немало наслышан о совершенно гусарских выходках этих господ. Да-да! Полагаю, Сергей Васильевич, и ваше имя нередко упоминается в одном ряду с перечисленными, а? Граф Сергей только потупился. Он вообще стал крайне молчалив после раута. - Что ж, дело молодое, понятное, - усмехался Антон Петрович. – Куда ж мальчишкам без шалостей? Но я надеюсь, после женитьбы вы остепенитесь, станете вести более серьезный образ жизни. Костенев послушно обещал приложить усилия.
На обеде у инженер-генерала Оппермана оказались французский посол маркиз де Коленкур и его гость виконт де Леруж, оба слегка за тридцать, красивы, стройны и обходительны. Если де Коленкур из-за своего высокого звания казался сдержанным, то обаятельнейший черноглазый де Леруж засыпал дам Турмановых французскими любезностями, которые нетрудно было бы понять даже на китайском языке, и ответом на которые не могло служить что-либо иное кроме улыбки. - Прошу извинения, друг мой, - шепнул Карл Иванович, провожая семейство майора в столовую. – Господа были у меня с деловым визитом, но задержались, я оказался вынужден пригласить их к трапезе. Но не беспокойтесь: после обеда они откланяются, и мы сможем всласть наговориться, вспоминая старые добрые времена. - Что вы, что вы, - отвечал Антон Петрович. – Для нас огромная честь познакомиться с маркизом и виконтом. Разговор за столом, разумеется, шел об императоре. Французы не скрывали своего восхищения Бонапартом – а могло ли быть иначе? – граф Опперман осторожно отвечал, не соглашаясь полностью, но и не возражая. Турмановы в беседе почти не участвовали и отчаянно скучали. - Обязанность принимать послов тяготит меня в последнее время, - в сердцах заметил Карл Иванович, когда де Коленкур и де Леруж завершили визит. – Я инженер и солдат, а не дипломат. Тильзитский мир крайне невыгоден России, а Бонапарт выдвигает все новые и новые требования, о которых сам государь высказывается в весьма резких выражениях. Ради помощи в блокаде Англии император сватается к Великой княжне Екатерине, а ведь ему известно, что сестра государя Александра помолвлена с принцем Саксен-Кобургским! Он украдкой оглянулся, словно опасался чужих ушей даже в собственном доме, и прибавил вполголоса: - Очень мне не нравятся эти господа. В последние месяцы повсюду натыкаюсь на маркиза, виконта или обоих сразу. Будто я – барышня, за которой они назойливо ухаживают, в самом деле! Опперман отер платком свое круглое, с крупными чертами лицо, стирая вместе с потом неприятное впечатление, оставшееся от обеда, и улыбнулся: - Но я намерен сегодня получить удовольствие от встречи со старым другом и его прелестными дамами, и никакие французы больше не посмеют нам мешать.
Собственное Е. И. В. Депо карт помещалось в трехэтажном здании на набережной Мойки. Строгий фасад не оставлял сомнений: здесь находится не легкомысленный частный дворец, а государственное учреждение. Невозмутимый благообразный швейцар с поклоном распахнул двери управляющему и его весьма необычной компании: почтенному семейству и полдюжине щеголеватых молодых людей. Внутреннее убранство вполне соответствовало первому впечатлению: темный дуб, мрамор и тяжелый бархат, все массивное, основательное. Опперман провел гостей в главную рабочую залу – и Антон Петрович восхищенно ахнул. Анна затаила дыхание, даже юные офицеры уважительно зашептались. Всю залитую солнцем стену, от двухсаженной высоты потолка до самого пола, занимала огромная, подробнейшая, многолистовая карта Российской империи. Рядом для удобства пользования была устроена подвижная стремянка, на которой сейчас стоял клерк, сверяя с картой что-то в бумагах и делая пометки. За большими столами работали служащие в мундирах инженерного ведомства. - Как видите, работа продолжается, - с нескрываемой гордостью рассказывал Карл Иванович. – Топографическая съемка идет, и в будущем мы планируем расширить карту до самых дальних границ России. А также производятся уточнения в уже имеющихся частях, фиксируются в протоколах, чтобы следующий выпуск карты оказался точнее и совершеннее. Внезапно из приоткрытого по случаю майской жары окна послышался женский крик, а следом возбужденные голоса. - Mon dieu! – Анатолий Деверель выглянул на улицу и взмахнул руками. – Кажется, она прыгнула с моста в реку! Присутствующие бросились к окнам. В воде неширокой Мойки вяло барахталась женщина. Она, как будто, пыталась плыть, но намокшее платье тянуло ко дну. На набережной остановилась извозчичья пролетка, две дамы в ней отчаянно звали на помощь и пытались заставить извозчика «сделать что-нибудь», но тот не спешил. На другом берегу пожилой господин тревожно озирался, удерживая рвущегося к парапету мальчика лет десяти. Граф Сергей помчался к лестнице, Деверель следом, но самый молодой из гусар, Шепелев, внезапно вскочил на подоконник. Угрожающе затрещало дерево, стукнули рамы. - Нет времени! - крикнул он и, сильно оттолкнувшись, прыгнул в реку. Раздались запоздалые предупреждения, Анна зажмурилась, прижав ладони к щекам. Но громкий всплеск возвестил, что юноша счастливо миновал камни мостовой и чугун ограды. Под взглядами прильнувших к стеклам зрителей Шепелев вынырнул, отплевываясь, подплыл к почти уже скрывшейся под водой женщине. Ухватив за ворот, он поднял ее голову над водой и потащил к лодочной пристани. Подоспели офицеры; скинув сапоги, двое молодых гусар ринулись на помощь, Вихрев с Костеневым бросали отрезанные у мешкавшего извозчика вожжи и протягивали руки. Утопленницу внесли в холл Депо карт; к счастью, она была жива. Граф Опперман распорядился относительно горячего чая и сухих одеял для нее и спасателей, вымокших до нитки. Едва придя в себя, женщина зарыдала, сбивчиво бормоча по-французски. Анна слышала отрывочные: «камеристка из Нанта… госпожа уволила сегодня… некуда идти…» - Ах, какой вздор, - рассмеялся растрепанный и запыхавшийся корнет Дюверель, но на него зашикали. Когда Турмановы уезжали, офицеры и служащие наперебой предлагали свои услуги в поисках временного пристанища и нового места. Без сомнения, вскоре судьба несчастной будет устроена. - Что за странная идея – топиться в Мойке? – задумчиво сказала Анна, устроившись на сиденье коляски. - В самом деле, - хмыкнул майор, - порядочные самоубийцы прыгают в Неву. - Ах, не будьте так жестокосердны, - возмутилась Елизавета Яковлевна. – Девушка в отчаянии, едва соображает. И слава богу, это сохранило ей жизнь! Муж и дочь не стали спорить. - Что-то я начинаю уставать от избытка французского в России, - только обронил Антон Петрович, и дамы молчаливо с ним согласились.
Короткая прозрачная ночь перед балом у князей Волковых случилась удивительно душной и жаркой для майского Петербурга. Сквозь распахнутые окна в спальню Анны проникали отдаленные звуки цокота копыт по булыжникам, запах нагретых камней и докучливые комары, но ни единого свежего дуновения. Казалось, в непривычном, европейском почти зное российская столица дышала столь же тяжко, как и взволнованная деревенская барышня, и тоже ожидала странных событий. Сомкнуть глаз не удалось. «Завтра все разрешится», - думала Анна. Что именно разрешится, она не могла бы выразить в словах: ее ли судьба, или прекрасного северного города, а может, всего государства? В сумеречных грезах виделась тесная связь, самонадеянная мысль о которой никогда не пришла бы в голову при ясном свете солнца.
Выбирать подарки долго не пришлось. Елизавета Яковлевна принесла законченную несколько дней назад вышивку, Анна упаковала лучший из домашних акварельных пейзажей. Она везла свои работы с тайной надеждой вызвать одобрение графа Костенева, но так и не решилась показать. За две недели в Петербурге в ее уме уже сложились вежливые хвалебные фразы, которые легко слетят с уст жениха при виде наивных, полудетских рисунков. Пусть лучше эти слова произнесут чужие люди. К полудню с Финского залива потянуло холодом. А когда Турмановы в сопровождении графа выбрались из коляски у подъезда особняка князей Волковых, ветер с силой пригибал деревья, рвал фалды, подолы и шляпки, вздымал вихри пыли. Западный край неба заволокло угрожающе темной синевой. - Вот и вы, chère Annette! – вскричала княжна Элен. Вместе с отцом она встречала гостей и была еще прекраснее, нежели всегда. – Nathalie Шувалова уже спрашивала о вас. Когда вы успели стать близкими подругами? Антон Петрович, madame Турманова, Серж, очень рада видеть. Прошу! - Уверен, вы охотник, майор? – князь Волков приветливо кивнул. – Буду счастлив показать вам мою коллекцию оружия и скромные трофеи. Бальная зала сверкала сотнями свечей в высоких канделябрах. Зеркала отражали блеск драгоценностей, роскошные туалеты, обнаженные плечи, золотое и серебряное шитье мундиров. Стоял веселый, немного сдержанный гул голосов, какой бывает в начале праздника. Гостьи преподносили вышитые салфетки, подушки, панно, рисунки, и каждому именинница радовалась, как дитя. Несколько девиц подарили плетеные из соломки сувениры, но казалось, княжне Волковой более всего по сердцу пришлись картины. - Charmant! – смеялась она. – Угодили, так угодили, mon amie. - Как странно, - баронесса Шувалова светски улыбнулась Анне. Вероятно, совсем забыв о содержании их прошлой беседы. – Никогда не замечала в princesse Hélène пылкой любви к дамским поделкам. - Она собирается за границу, - заметила пожилая княгиня. – Возможно, хочет увезти с собой память о друзьях, чтобы не скучать на чужбине. Мужчины с извинениями преподносили «безделушки», купленные у антиквара или ювелира. А за корнетом Дюверелем два драгуна, обливаясь потом, втащили огромный сундук и грохнули о паркет. - Ваш заказ, княжна, - галантно поклонился Дюверель. – Надеюсь, вы довольны мною? - Вы очень милы, Анатоль, - княжна Элен приподняла крышку и тут же захлопнула. Сияние ее улыбки несколько поблекло. - Qu'est-ce que c'est? – гости с любопытством оглядывались. – Что это такое? - Рамы для ваших превосходных работ, друзья мои! Вы же не воображаете, что я спрячу любовно изготовленные картины в кладовую? Нет, они будут сопровождать меня в mon voyage и украсят стены дома, где доведется жить, чтобы напоминать о вас каждую минуту. Просто мысль о скором расставании с Петербургом несказанно печалит меня. Два дюжих лакея с натугой подняли сундук. Княжна Элен показывала, куда нести. - О, как мило, - шептались польщенные дамы и девицы. И только Анна думала, что слишком большая честь оказана ящику с рамами. Да и рукоделию тоже.
Бал удался. Официанты неустанно разносили шампанское, звучала музыка, мелькали отчаянно работающие страусовые веера. Из-за духоты пришлось открыть стеклянные двери на балкон. В залу немедленно ворвались свирепые влажные порывы, взметнулись кисейные занавеси. Дамы невольно поеживались от ледяного сквозняка, кавалеры озабоченно посматривали на мрачное небо, прикидывая возможные последствия урагана. Безудержное веселье продолжалось, но пляшущее пламя свечей и хлопанье створок на ветру вносило в атмосферу праздника ноту диссонанса. Анна танцевала кадриль и менуэт, но от вальса отказывалась. Этот модный европейский танец не одобряли провинциальные матроны, равно как и Елизавета Яковлевна. Центром внимания стал Андрей Шепелев. Приятели в сотый раз громко рассказывали историю с прыжком из окна второго этажа прямо в Мойку ради спасения молодой прекрасной незнакомки. Юноша краснел, оправдывался, что это лишь поступок благородного человека, и что камеристка не слишком молода, и не особенно прекрасна, но его никто не слушал. Особенно хвалил юношу виконт де Леруж: - Не знай я, что вы русский, корнет, подумал бы, что француз! Граф Опперман появился с большим опозданием. Он был рассеян, бледен и казался встревоженным. Сухо поздравил именинницу, вручив корзинку с чашками китайского фарфора, взял под руку майора Турманова и увел в оконную нишу. - Неужели случилось нечто неприятное? – спросила Анна, когда отец вернулся. Ей был очень симпатичен увлеченный своим делом и делом России Карл Иванович. - Увы, - мрачно кивнул Антон Петрович. – Несколько дней назад в Депо карт пропали важные вещи. - Неужели? Не в тот ли день, когда мы были с визитом? - Точно неизвестно, но возможно. - Что именно пропало? - Что? Что можно украсть из картографического бюро? Разумеется, карты, - майор Турманов расстроено потирал сухие ладони. - А граф ничего не путает? – вмешалась Елизавета Яковлевна. – Кому может понадобиться воровать карты? Быть может, он сам отдал их и запамятовал? - Да что ты понимаешь, Лиза! – вспылил всегда благодушный Антон Петрович. Он укорял себя за не вовремя выпрошенную экскурсию, хотя граф Опперман ни в чем не обвинял Турмановых, и не утверждал, что кража произошла именно в минувший вторник. Усталые музыканты вновь заиграли вальс. Анна задумчиво направилась в дамскую комнату. Ее одолевало неотвязное чувство, что слишком длинна череда неожиданностей: внезапное желание молодых повес, друзей графа Сергея, наведаться в научное учреждение, нелепая попытка французской горничной утопиться в Мойке, необычное желание княжны получить на именины ученические творения подруг. Но как эти глупости могут быть связаны? И что должны означать? В передней было тихо и прохладно; возвращаться в полную разгоряченных людей залу не хотелось. Анна с невольной тоской вспомнила небольшое, ухоженное отцовское имение на высоком берегу Волги, и скромные приемы, и знакомых всю жизнь соседей, и редкие деревенские новости, и безмятежный простор лугов, и спокойный шепот могучей реки, сопровождавший дни и ночи в Белоярском. Сейчас в садах цветут яблони, осыпая дорожки и клумбы бело-розовыми лепестками, а тихими вечерами невозможно пахнет сирень, и заливаются соловьи. - Элен, вы должны перестать мучить меня. Вы сами пожелали разрыва помолвки, и я подчинился. Для чего теперь ворошить прошлое? Анна отпрянула. Сердце гулко билось: из-за угла прозвучал голос графа Костенева. - Гадкий Серж, - приглушенно рассмеялась княжна Элен, – как вы не можете понять, что я ревную? Вы оказались таким преданным кавалером для этой провинциальной девицы, каким никогда не были со мной. Следует признать, она лишь кажется восторженным ребенком, а в действительности обладает железной хваткой. - Анна – милая девушка, и я не вижу, почему бы не быть с ней обходительным. - В самом деле? А если я попрошу отослать ее обратно в деревню и соглашусь стать вашей женой? - Не каждый способен так жестоко играть чужими сердцами, как вы, княжна… Ничего не видя перед собой, Анна дернула первую попавшуюся дверь и захлопнула за спиной. Комната оказалась пустой неосвещенной библиотекой. Девушка ломала руки и кусала губы, уговаривая слезы остановиться, но те не слушались. «Я ведь знала», - твердила Анна, но легче не становилось. «Слезы ничего не изменят», - повторяла снова, но рыдания продолжали рваться из груди. «Завтра он посоветует мне собирать вещи? Пусть так. Домой, домой, скорее, из этого надменного, полного чужестранцев города!» Немного успокоившись, она огляделась. Над головой нависали темные книжные стеллажи, массивные кресла продавливали персидский ковер. Головы кабанов и лосей уныло таращили стеклянные глаза, роскошные пистолеты, карабины и охотничьи ружья в застекленных шкафах равнодушно целились в потолок. Взгляд наткнулся на сундук – подарок корнета Дювереля, тот самый, с удивительно тяжелыми рамами для картин. Смутные подозрения вспыхнули с новой силой. И не важно, есть ли под ними почва, или это только зависть к более удачливой сопернице. Анна осторожно присела, распахнула крышку – и увидела стопку простых деревянных рам с деревянной же основой для картины. И все? Тогда почему княжна не пожелала показать содержимое ящика гостям, не выставила с остальными подарками, а поспешила унести? Анна взяла верхнюю. Как странно, основа толщиной едва не в дюйм! Понятно, отчего надрывались драгуны и лакеи. Но зачем нужна несусветная тяжесть? Ведь холсты удобнее натягивать вовсе без основы, она необходима лишь в редких случаях. И почему все рамы одного размера? Она ковырнула доску. От поверхности отделился кусочек вязкой субстанции, вроде воска, а под ним проступил рельеф. Что же это такое? Внезапный шорох за спиной прозвучал колокольным набатом для обостренных нервов, но обернуться девушка не успела. Страшный удар обрушился на затылок, и полумрак обратился тьмой.
Очнулась она от боли. Было темно. Казалось, голова треснула и сейчас развалится на куски. Анна негромко застонала и пошевелилась. Потерявшая туфлю нога коснулась чего-то, и это что-то обрушилось: метлы, палки, кочерги… Ее заперли в чулане. Наступая на подол юбки, натыкаясь на невидимые предметы и борясь с тошнотой, Анна ощупью добралась до выхода. Но только хотела постучать и позвать на помощь, как услышала раздраженный разговор. - Vous êtes fou! - княжна Элен задыхалась от ярости. – Вы с ума сошли! Что вы наделали? - Барышня рылась в сундуке, - отвечал незнакомый голос по-французски, - что мне оставалось делать? - Ну так что же? С чего вы взяли, что она о чем-то догадалась? Завтра mademoiselle Турманова вернулась бы в Тверскую губернию, проклиная графа Костенева. И ни она, ни ее отец никогда больше не вспомнили о событиях, в которых довелось участвовать. А теперь? Через два часа явится полицейский пристав, и городовые примутся обыскивать дом в поисках исчезнувшей девицы! А если вы ее убили? Анна отыскала щель между косяком и дверью, прильнула. Виднелась все та же библиотека, в свете одинокого канделябра белело плечо княжны. Длинноволосый человек, похожий на французского учителя, согнулся перед госпожой в покаянном полупоклоне. - Надо немедленно что-то придумать. Пойдемте. Простучали торопливые шаги, шорох, скрипнула дверь. Тишина. О Боже, Боже! И ведь она придумает, нет сомнений. Пленницу не станут искать. Хотелось закричать, но очевидно: ее не услышат. В зале по-прежнему гремит музыка, хлопают пробки шампанского, звучит смех, светская болтовня и топот танцующих ног. И никому нет дела до провинциальной барышни, которой давно пора присоединиться к родителям и жениху. Как же отсюда выбраться? Она побрела вдоль стены, ощупывая полки, кадки, ведра. Нужно найти что-нибудь тяжелое. Быть может, получится ударить человека, который откроет чулан, и убежать? Или… Анна подобрала холодную железную кочергу с загнутым клювом. Наверное, столичная дама не нашлась бы. А вот мадемуазель Турманова выросла в деревне. Вставив железный прут в дверную щель, Анна изо всех сил налегла на рукоять. Деревянный наличник трещал, но пружинил, не поддавался. Девушка откидывала волосы, отирала пот, набирала воздуха – и снова толкала кочергу. «А своеобразные в Петербурге балы», - вдруг пришло в голову, и она чуть не уронила свое орудие. Где-то в хребте зарождался нервный смешок. Косяк треснул, язычок замка выскочил наружу, и от удара распахнувшейся двери Анна вместе с кочергой свалилась на груду метел. «Если этого грохота гости не услышали, то не заметят и выстрелов» - подумала она. Осторожно попробовала двинуться и с изумлением обнаружила, что кости целы. Дверь библиотеки не заперта. Но выглянув в переднюю, Анна тут же отпрянула: у входа в бальную залу стоял тот самый французский учитель, который бросил ее в чулан! К счастью, он наблюдал за танцами, и вроде бы не заметил ни движения, ни предательского скрипа за спиной. Она заметалась по комнате, подбежала к окну. Прыгать трехсаженной высоты? Ни Мойки, ни хотя бы Обводного канала поблизости… Зато есть нечто другое. Коллекционеры оружия посвящают много времени уходу за своими любимыми образцами и часто держат их заряженными. А если нет, пули, пыжи и порох наверняка лежат на одной из полок. Еще одна выгода быть деревенской девицей, что нередко сопровождает батюшку на охоту: умение заряжать ружье и стрелять. От одного хорошего удара кочергой стекло витрины осыпалось на ковер. Анна выбрала превосходную пару дуэльных пистолетов с перламутровой инкрустацией. Тщательно натертые, стальные части хищно поблескивали, изогнутые, будто кобра перед броском, курки стояли на предохранительном взводе. Резкий скрип возвестил, что звон стекла все-таки оказался услышан. - Mon dieu! - длинноволосый француз ахнул и бросился вперед. Сердце прыгнуло до самого горла. - Arrêtez-vous! – Анна дернула курковый винт, взводя кремневое жало. – Стой, или я буду стрелять! Может быть, учитель не поверил. А может, надеялся, что пистолеты разряжены, и девушка никак не могла управиться с ними сама. Грянул выстрел, облако сизого дыма поползло по комнате. Анна схватила второй пистолет и спряталась за большое кожаное кресло. Она видела, что человек упал, но не знала, насколько серьезно он ранен. В горле запершило от едких пороховых газов, но следовало оставаться начеку. Кто-то вбежал в комнату, раздалось испуганное восклицание. Постучали, мужские голоса стали задавать вопросы. - Нет-нет, все в порядке, помощь не нужна, - княжна Элен поспешно повернула ключ в замке. – Это не выстрел, всего только болван лакей уронил буфет. Ах, не входите, здесь настоящий разгром… Анна вытянула шею. Француз по-прежнему лежал на полу, а смертельно бледная княжна стояла над телом и ломала руки. Было видно, что она готова лишиться чувств, но изо всех сил пытается справиться со слабостью. Еще бы. Времени на истерику у нее нет. - Отоприте, княжна, прошу вас. Княжна Элен придушенно вскрикнула при виде нацеленного на нее пистолета и тут же зажала рот обеими руками. - Как видите, я не промахиваюсь. Внешне Анна казалась невероятно спокойной, словно не она только что впервые в жизни стреляла в человека. Руки крепко держали большой, тяжелый дуэльный пистолет. Она не знала, как выглядит после возни в пыльном чулане, взлома и пальбы, но догадывалась, что весьма устрашающе. - Не стреляйте, прошу вас, - наконец сумела вымолвить княжна Волкова. - Не стану. Если вы немедленно откроете дверь и отойдете в сторону, - Анна старалась говорить не спеша. Чтобы удалось протолкнуть слова сквозь стиснутые, выбивающие дробь зубы. - Анна, умоляю… что вы сделаете, когда выйдете отсюда? - Отыщу графа Оппермана. - Так вы знаете?.. Княжна не угрожала, она казалась слишком растерянной. Анна глубоко вздохнула, пытаясь унять дрожь. - Кража карт сама по себе внушает страшные подозрения. А кража гравировальных досок для печатания карты Российской империи и попытка вывезти их во Францию под видом сувениров от друзей… Сто наивных вышивок и неумелых акварелей. Княжна, вы – шпион Бонапарта? Утратившая все свое изящество княжна сделала несколько шагов и рухнула на козетку, прижав пальцы к глазам. Ее плечи вздрагивали – но не в рыданиях, как с изумлением поняла Анна. Княжна Элен смеялась! - Господи! – она говорила по-русски, без привычных французских ужимок. – Вы так же невероятно слепы, как все остальные. Да в России шпионов едва не больше, чем русских! Оглянитесь. Иностранные гувернантки, врачи, прислуга, торговцы, артисты, путешественники, и наши с вами соотечественники, с французскими корнями и без оных, во главе с послом, маркизом де Коленкуром, который едва не открыто возглавляет шпионскую сеть. Император опутал Россию своими щупальцами, будто спрут, и уже не выпустит из объятий. - Он что же… - голос все-таки сорвался, - хочет напасть на Россию? - Дитя! Все давно решено. Карта нужна Бонапарту, но если он ее не получит, это не остановит вторжения. Государь Александр должен бы понимать, что император не потерпит препятствий в своих планах и дерзких отказов от предложений решить дело миром. А силы Наполеона Первого столь велики, что солнце Российской империи закатится стремительней пушечного ядра. Анна задохнулась. Не может быть! - Но зачем все это вам? Княжна Элен пожала плечами. Она уже полностью владела собой. - Всегда выигрывает тот, кто вовремя успел занять сторону победителя. Я выхожу замуж за виконта де Леружа – я вам не говорила? – и в качестве свадебного подарка согласилась оказать ему любезность и вывезти за границу нужные Франции карты. - Вы предатель! - Вздор! В Париже это будет называться подвигом, - княжна мило улыбнулась, словно не дрожала только что от страха. – Вы позволите открыть окно? Нельзя, чтобы кто-нибудь почуял дым. Анна потрясенно молчала. Княжна спокойно прошла мимо неподвижного тела учителя, даже не потрудившись выяснить, жив ли он. Но стоило открыть задвижку, как мощный порыв ветра распахнул раму, с силой ударив о стену. Вновь зазвенело стекло, занавеси рванулись к потолку, княжна Элен вскрикнула: по правой кисти протянулись длинные порезы. Она с удивлением посмотрела на выступившую кровь, потом хладнокровно оторвала кусок кисеи от шторы и обмотала руку. Ветер свистел, выл и рвался в комнату, яростно отбрасывая намокшую ткань. Запах возмущенного моря ударил в пылающее лицо Анны. Отдаленно пророкотал гром. - Неужели Сергей Васильевич тоже участвует в предательстве? - Разумеется, нет, - княжна вернулась на козетку и присела, привычно расправляя юбки. – План никогда не строится только на шпионах, чтобы не ставить под угрозу всю сеть. Главными действующими лицами должны быть ничего не подозревающие обыватели, вроде вашего батюшки или графа Костенева. Ведь Серж совсем не так умен, как вы воображаете. Думаете, это он вспомнил о вашем детском обручении? Мне потребовалось немало хитрить и намекать, чтобы заставить написать вам после нашего расставания. - Зачем? – только и смогла прошептать Анна. - Однажды Серж обмолвился о великой дружбе его батюшки с майором Турмановым и графом Опперманом. Покойный Василий Григорьевич Костенев не мог устроить экскурсию в Депо карт для корнета Дювереля. А ваш отец – сумел. Преданная своей стране француженка замечательно сыграла спектакль с утоплением, а Анатоль, пользуясь всеобщим замешательством, передал еще одному французу сундук с гравировальными досками. Печатные поверхности покрыли крашеным воском, а завтра их следует спрятать под дамскими картинками. Взбалмошная княжна выходит замуж за границу и везет сундук памятных знаков от подруг – всего лишь еще один каприз. Таможенники ничего не заподозрят, они и не такое видывали. Анна уже почти не чувствовала рук. Наверное, они навсегда сведены судорогой, и выпустить пистолет больше не удастся. Княжна же вела себя так, будто не замечает следящего за каждым движением черного зрачка дула. - Корнет Дюверель давно покинул бал и уже садится на корабль, отплывающий в Голландию. Кстати, мой гонец везет ему черновик письма, который Анатоль перепишет и отправит вашему батюшке, дескать, увожу Annette, к которой воспылал непреодолимой страстью, и она ответила взаимностью, не ищите нас… Не понадобится уже, не так ли?.. Серж прогнал Турмановых домой, в деревню, княжна Волкова оставила Россию и стала виконтессой де Леруж. Опперману достался ничего не понимающий граф Костенев и бестолковая французская камеристка. Расследование развалилось, даже не начавшись. План де Леружа был идеален. - Однако не сложился. Бонапарт не получит карту. - Да, вы оказались невероятно любопытны для провинциальной барышни. Заметьте, не проницательны, а лишь любопытны. Случайность. Можете сейчас открыть дверь и обвинить меня в шпионаже. Можете. Но доказательств у вас нет, одни только подозрения. Гравировальные доски здесь, но здесь и тело того, кто обманом принес их в дом. А я – ничего не знала. Да-да! Подумайте же, что случится потом. Полицейские чиновники станут марать имя князей Волковых, и виконт уедет домой один. Граф Костенев бросится утешать меня, невинную жертву, оклеветанную девицей Турмановой из ревности, а вас возненавидит за мерзкую историю на балу. Упустив выгодного жениха я, так и быть, довольствуюсь Сержем. Вы же отправитесь в свою глушь несолоно хлебавши. При мысли о том, что, вероятно, она убила человека, Анне сделалось дурно. Это было гораздо хуже известия о том, что ее помолвка – плод интриг. За окном полыхнуло, через несколько минут донесся рычащий раскат. Гроза приближалась. - Есть еще одна возможность. Сейчас мы позовем людей и скажем, что monsieur Gilles напал с самыми грязными намерениями, но вам, проявив удивительную храбрость, удалось его застрелить. Или, предположим, если не хотите числиться убийцей: я вовремя вошла в комнату и защитила вас. О гравировальных досках никто ничего не услышит. Через три-четыре дня я исчезну из России, из вашей жизни и из мыслей графа Костенева. Вы поженитесь, станете растить детей… но для долгого и прочного семейного счастья я посоветовала бы уехать из Петербурга. Куда-нибудь за Урал. Анна ощущала невероятную усталость, но возмущение прибавило сил. - Да как вы смеете! Княжна Элен улыбнулась. - Подумайте. Правда, времени не так много. Содержимое этого сундука не повлияет на судьбу России. Но может решить вашу собственную. Уверена, вы читали героические романы, где рыцари и прекрасные дамы не жалеют жизни ради родины. Но рассудите здраво: стоит ли какая-то карта в руках врага вашего личного благополучия? Анна Турманова с горечью смотрела в безупречно красивое лицо, но видела не уверенную в своей правоте княжну Элен. А великолепную, надменную, самовлюбленную иностранную державу, что побеждает, побеждает если не огнем и мечом, то змеиным ядом… В порыве негодования Анна вытянула руку с пистолетом. Сверкнула молния, но грохот выстрела раздался раньше, чем рокочущий отголосок докатился до Петербурга. Не издав и звука, девушка упала на усыпанный осколками пол. - Ну зачем вы, Этьен? – по-французски спросила княжна Элен спрыгнувшего с подоконника человека. – Я почти убедила ее забыть о том, что знает. Эта провинциальная девочка проста и прозрачна, как графин воды. - Вы так уверены? – виконт де Леруж убрал с лица мокрые волосы и брезгливо скинул испорченный дождем сюртук. Обеспокоенный долгим отсутствием невесты-сообщницы, он перебрался по карнизу с соседнего балкона. – За время визита в Россию я убедился, что русские провинциалы на редкость твердолобы. Можно часами рисовать им блестящие перспективы, а они предпочтут сопротивляться, голодать, мерзнуть и жить в лесу, но не прислушаются к голосу разума. Убедить их можно лишь двумя способами: пулей либо клинком. Княжна издалека посмотрела на лежащую ничком Анну, и в ее глазах отразилось мимолетное сожаление. - Вы правы. Если бы не эта черта, Россия могла править миром. - Не стоит тратить время на причитания, Элен. Некоторые из ваших гостей начинают что-то подозревать. Прикажите тайно готовить дорожный экипаж, грузить сундук с досками и не забудьте подарки подруг. Вещей не берите, сейчас важно как можно скорее покинуть Петербург. Через несколько минут над двумя окровавленными телами грозно, но все еще бессильно завывал ветер. За стенами дворца Волковых бесновалось Балтийское море, гоня в Неву косматые водяные валы. Небо рвалось на части и содрогалось от раскатов. С запада несло бурю.
- Анна, вы меня слышите? От боли она с трудом могла дышать, невыносимая тяжесть сдавливала грудь и не давала шевельнуться. Потребовалось усилие, чтобы открыть глаза, отбросить кошмар минувшего вечера. И справиться с осознанием непоправимого. Постель окружали знакомые лица. Заплаканная мать, встревоженный отец, бледный Костенев и мрачный граф Опперман. - Карл Иванович, - едва слышно выговорила Анна, не сдержав слез, - шпионы увезли доски… - Не переживайте так, дитя мое, - поспешил утешить картограф. – Это случается часто: наши враги думают, что близки к победе. Но видите, им не удалось убить вас. И Россия окажется не по зубам. Даже выстрел в сердце не всегда смертелен. Поверьте мне.
7 ноября 1812. Из письма поручика Павловского гренадерского полка С. В. Костенева: «Дорогая Анна, смиренно прошу простить за долгое молчание. Мы все время на марше, движемся южнее старой Смоленской дороги, преследуя французскую армию, порой даже спим, шагая, и согреваясь на ходу: морозы стоят знатные. Три последних дня шел бой у поселка Красное – но не спеши тревожиться, с малыми потерями мы разгромили Богарнэ, Даву, Нея! И твой супруг не ударил в грязь лицом. Вообрази: генерал Милорадович подарил гренадерам корпус французского авангарда, который кавалерия гнала на наши орудия. А уж мы отвели душу, в упор расстреливая картечью темно-синие колонны и пленяя бегущих. Славная была потеха! Но я хотел сказать о другом. Веришь ли: та история с гравировальными досками получила продолжение. Помнишь, как ты была расстроена тогда, как не принимала моего спокойствия и затаенной радости. Ты обвиняла себя в побеге шпионов вместе с картой и не хотела думать о том, что благодаря интригам Элен мы с тобой обрели друг друга. Так вот, в одном из захваченных обозов (наш друг Шепелев считает, что это личные повозки императора) я обнаружил точную копию той самой «столистовой» карты, переведенную на французский. Выходит, план де Леружа принес свои плоды… Однако есть на свете истинная, глубокая справедливость. Вероломство может дать некоторое преимущество – но не решающее. За нашим долгим унизительным отходом, страхом поражения, черным отчаянием Московских пожаров последовала победоносная битва при Молоярославце – и мы перешли в безостановочное, неумолимое наступление. Уже несколько месяцев, как самоуверенная Великая армия бежит прочь из России, теряя солдат, оружие и награбленное добро. Все чаще с тех пор мне приходят в голову пророческие слова Оппермана, и все отчетливей я понимаю: даже выстрелом в сердце Россию не убить! Мы движемся дальше, на запад, к Березине. Фельдмаршал не собирается позволить Бонапарту просто так уйти, и каждый воин, не помня себя, готов исполнять его волю. Не знаю, удастся ли писать так часто, как прежде, но обещаю использовать любую свободную минуту. Поцелуй от меня Мишеньку, скажи, отец не велел баловаться. Поклон Антону Петровичу и Елизавете Яковлевне. Война идет к концу. Скоро свидимся».
Спасибо за комментарий, иннокент! Я уж думала, исторические рассказы никого не интересуют... Рада, что Вам понравилось. Пожалуй, "обеими" можно и опустить.
0
