Одинокие капли стучат по окну, по бумагам и газетам, разбросанным на подоконнике. Часть уже унес осенний ветер. Занавески давно промокли. На полу, лужи дождевой воды, а в них разбитое стекло, и размытая фотография.

За окном идут люди. Серый город, давно он не видевший весны, одну лишь гарь, да пыль. Как в общем большинство городов Европы начала XX. Дождь все стучит по окнам, по черным зонтам  прохожих. Ни одного яркого пятна. Лишь серая каменная мостовая, серое вечернее небо, газовые фонари, излучающие холодный белый свет, и куча движущихся черных кругов – людей под зонтами. Еще пять минут назад здесь кто-то пробежал, без зонта, не глядя на холодные капли и взгляды прохожих.

Где-то, за одним из окон кто-то играет на рояле, слабые звуки разносятся по улице, где только что кто-то бежал. Кто-то в легком платье, без туфель, кто-то, забывший закрыть окно, громко хлопавшее под порывами холодного осеннего ветра, кто-то увидевший статью в газете, кто-то жаждущий встречи.

Капли стучат по зонтам прохожих, ветер стучит открытыми окнами одной из квартир, колеса проезжающих экипажей стучат по каменной мостовой, а сердце одной девушки больше не стучит.

Яркая вспышка озарила улицу. Раздался раскат грома. Где-то вдалеке послышался звон стекла, и слабые звуки рояля, заглушаемые ветром.

Где-то слышен детский смех. Девочка с красным зонтом не вписывается в черную толпу. А с ней мальчик. С цветком. Маленьким, белым, неказистым. Хотя мило. Дети уходят прочь. Как детство, как все наше прошлое. Уходят в даль, и мы не в силах помешать.

Холодные капли бьют по витринам. Прислонившись руками к стеклу, стоит девушка. По щекам струится вода. Но дождевая ли? Она соленого привкуса. Привкуса горя. Или счастья. Тут скорее горя.

Стекло холодит руки. Волосы намокли. Легкое платье от воды прилипло к телу. Глаза покраснели. Руки впиваются в стекло.

Она видела его. За витриной тепло. И сухо. Он был там. Он ее видел. Она была так рада. Глаза светились. На лице возникла улыбка. Впервые за долгие годы. Она была счастлива. Она хотела бросится на шею. Она столько его не видела. Она столько хотела рассказать. Как любила. Как ждала. А он лишь спросил: Скажи мне кто ты? Кто ты? Кто ты? Он не вспомнил.

Пожалуйста, скажи, как меня зовут. Ты помнишь. Ты помнишь ту, которая тебя любит. Ту, которая тебя всегда любила. Ты не мог забыть. Ты не мог не узнать.

Холодные капли капают с крыши. Она вышла из ресторана. Руки напряженно сжаты. Она вот-вот порвет платье. Но ей все равно. Она не думает, она не чувствует - она ненавидит, и любит, всех. Над головой раздались звуки рояля. Слабые, перебирающие высокие ноты, мотивы.

Бегущее дети чуть не сбили ее с ног. Но девушке все равно. Она не здесь. Она там. Далеко. В счастливом, мире воспоминаний. Или это лишь грезы – пустые, бесплотные мечты? Так не может быть. Чьи-то руки, где-то далеко перебирая по клавишам, создают печальную мелодию.

Холодный ветер трепет волосы девушки, дождь пробирает до костей, но ей не холодно. Слабый вздох. Слабый выдох. Быстрый стук сердца, тщетно нагоняющего кровь в замерзшие руки прислоненные к окну. Губы шепчут слова: Скажи мое имя. Ты помнишь меня. Не делай мне больно, спрашивая мое имя, спрашивая, кто я. Ты помнишь. Колени сгибаются. Слабый вздох. Последний удар сердца. Поток прохожих расступился. Она лежит на холодной каменной мостовой. По щекам струится дождь. У мертвых вряд ли есть слезы.

Прошла минута, другая. Дождь кончился. Из туч выглянул луч света. Наверху играет рояль. Шумит ветер. Из ресторана выбежал мужчина, с криками: Катрин. Он ее увидел. И он узнал. Холодная как лед та лежала на брусчатке. По щекам струится вода. А на губах будто возникла улыбка. Скажи мое имя.