Глава 4

Помощь

  Через несколько часов я проснулся. Яркое солнце уже скрылось, фонари освещали улицу.

  «Который час?» - подумал я и взглянул на часы. Начало девятого – ответили мне часы.

  Валяясь на диване, я думал об Эмме. Почему эта девушка вызывает у меня столь неординарные чувства? Она, вроде бы, и красива и умна, но в тоже время пугает. Она ещё не вошла, а кровь, будто, превратилась в холодную ртуть и всё медленнее и медленнее растекается по венам, пока полностью не остановится. Что это за чувство? Предостережение? Инстинкт самосохранения? Или толчок к действиям?

  Ещё немного пролежав с закрытыми глазами, я наконец пересилил себя – встал и пошёл в комнату.

  «И что я ночью буду делать после такого дневного сна?..» - мысли нарушил телефонный звонок.

- Да? – как обычно проговорил я.

  В трубке послышался встревоженный голос Эры:

- Тебя завтра утром хочет видеть начальник.

- И зачем это? Не сказал?

- Нет, но, кажется, это серьёзно.

  Мне стало не по себе. За такой короткий срок столько свалилось на голову, ещё и начальник мной не доволен.

- Ты, правда, думаешь, что всё так серьёзно?

- Он выглядел так, как будто узнал, что беременен.

- Что, правда?! – я усмехнулся, представив главного редактора, ожидающего пополнения в семье.

- Правда-правда. Извини, я ухожу домой. Завтра увидимся.

- Увидимся…

  Как только в трубке послышались короткие гудки, я бросил её с силой на пол.

- Чёрт!!! Да что им всем от меня надо?!! Послать бы всё к чертям и… - мой взгляд упал на книгу, которая безмятежно почивала на полу. Возле неё лежал телефон с выскочившим аккумулятором. Внезапно все мои нервы успокоились. Уже не хотелось кричать, кидаться телефоном и бить окружающую мебель. В душе заиграла арфа спокойствия и мира.

  «Как странно влияет на меня эта книга…».

  Я слышу голос. Голос прямо из книги. Он врезается мне в мозг и, кажется, распиливает его пополам острым как бритва скальпелем. Снова и снова я слышу какие-то непонятные, но до боли знакомые слова. Мой мозг!!! Это невыносимо!!!

  Я отвернулся и зажмурил глаза.

  «Но как?.. Мне это почудилось?.. Или я схожу с ума?» - так или иначе голос пропал. Всё вернулось на круги своя.

  In vino veritas, in vino veritas – вспомнил я стихи Лермонтова - обул потёртые ботинки и надел куртку.

  Выйдя на улицу, я огляделся по сторонам. Так тихо… Поправив ворот замшевой куртки, я направился в кафе, в котором был ещё вчера утром. По дороге думал о том, какой сегодня странный день. Все эти дурацкие видения случились именно сегодня. Ни вчера, ни неделю, ни месяц назад, а сегодня. Чем особенно именно сегодняшнее число?

  Я зашёл в переполненное кафе и с трудом нашёл себе свободное место. Не удивительно – вечер рабочего дня. Всем хочется отдохнуть и развеяться. Сев на кривой, обшарпанный стул, я задел рукой маленькие осколки стекла, разбросанные по столу. И так неудачно задел, что вся ладонь в пару секунд залилась алой кровью.

- Чёрт!!! – вскочил я с места, осматривая порезы. – Кто тут разбросал битое стекло?!!

  Кровь запачкала когда-то белоснежную куртку и потекла в рукав. Я достал из кармана бабушкин платок и приложил к руке. Ткань в момент стала алого цвета. А остатки стекла так и впивались в мягкую плоть, создавая жуткую боль.

  Добравшись до туалета, я остудил руку в холодной воде. Кровь начала смываться и вновь на ладони стали проявляться линии жизни. Из руки торчало несколько острых осколков. Зрелище не из приятных. Мозг так и кричал: «Убери же их! Убери их сейчас же!» Но кровь не остановилась, даже когда я вытащил крошечные осколки.

  Некогда красивый, белый, обшитый кружевами бабушкин платок стал красным. Кровь, окрасив алым цветом пылающего сердца, предала ему пугающий оттенок страха и боли. Боли жгучей, нестерпимой, жуткой.

  Перевязав руку всё тем же платком, я окатил лицо холодной водой и вышел из уборной. На глаза мне сразу попалась обеспокоенная Рут.

- Всё в порядке? – спросила она, положив свою тёплую маленькую ладонь на мою, перевязанную.

- Да. Всё в порядке.

  Рут подошла ближе, и её глаза оказались прямо напротив моих. Сейчас вполне подходящий момент, чтобы впиться в её мармеладные губы и прижать к себе. Почувствовать, как бьются в унисон наши сердца, а потом сказать три заветных слова – «Я тебя люблю». Но что-то остановило меня. Я похож на школьника - глупого мальчишку, безнадёжно влюблённого в соседку по парте. Страшно… страшно проронить хоть слово, что уж говорить о признании в светлой и чистой любви. Похоже, придётся прожить в невидимых страданиях и мучениях ещё несколько лет, а может, и всю оставшуюся жизнь.

  Рут погладила меня по щеке и убежала на кухню. Смелость и храбрость присущи мне только в мечтах, а в реальной жизни – я просто трус и слабак. У меня даже не хватило смелости, чтобы окликнуть её.

  Упустив удобный момент, я вновь пополз до своего места, не заметив, как Рут остановилась, не дойдя до кухни, и оглянулась. Но меня уже не было. Мой бледный силуэт уже вышел из кафе и, отбрасывая тень на мокрый тротуар, пошагал к дому.

  У подъезда дежурила какая-то шпана и кого-то ждала. Я попытался обойти её, но они напрочь закупорили вход.

- Ребята, дайте пройти, - обратился я к шпане.

- А закурить дашь? – с явным намёком на предстоящую драку спросила шпана.

  Что мне оставалось сказать?

- Я не курю.

- Тогда гони кошелёк.

  Я был подавлен и готов на всё, чтобы от меня отстали. Уже потянулся в карман за деньгами, но меня спас приятель, который вывернул из-за угла, по-братски поприветствовал шпану, затем обратился ко мне:

- А ты что здесь делаешь?

- Я здесь живу, - указав на преграждённый подъезд, с долей сарказма ответил я.

- Спрячь кошелёк, я тебя прикрою. Пойдёмте, ребята. Его не трогайте. Это мой знакомый.

  Наглая шпана во главе с моим приятелем ушла, оставив кошелёк с двумя десятками долларов владельцу.

  Я остался наедине с горящими фонарями. Они тоже выглядели одиноко, но, как и я, ничего не могли с этим поделать. Их гудение напоминало песню одиночества под аккорды известного джазмена.

  Именно в такое время на ум приходят самые грустные мысли о жизни.

  Почему-то сейчас захотелось, как раненому волку, завыть и обвинить во всём проклятую луну. Но я не волк, и луна скрывается где-то за облаками.

  Поднявшись к себе, я развязал руку и опустил в воду. Запёкшаяся кровь начала отпадать, уходя в трубу. Как и вся моя жизнь.

  Теперь я ясно осознавал, что не смогу жить без Рут. Её ясные глаза, которые похожи на звёздное небо, губы, цвета листьев сакуры не могли покинуть меня ни на миг.

  Всю ночь провёл я в раздумьях, пока, около четырёх утра, не заснул как бревно прямо в обнимку с «Кибалионом».

  Открыв глаза, я очутился в центре небольшого квадратного помещения. Вокруг были только четыре белые, как снег, стены. Такое неприятное чувство, когда не на чём сосредоточиться. Вокруг один сплошной белый цвет. Режет глаза. На мне была одета длинная чёрная роба с капюшоном, которая волочилась по полу всякий раз, когда я делал шаг.

  Посмотрев на руки, я увидел знакомую картину. Снова! Снова этот кошмар: глубокие порезы, рваные раны и алая-алая кровь растекалась по изрезанным ладоням до рукавов робы.

  Ударившись спиной о стенку, я увидел, как из потолка тонкими струями начала течь красная вязкая жидкость. Её  капли оставляли за собой длинный след точь-в-точь как у меня на руках. Со всех сторон послышался голос: «Убийца! Убийца! Убийца!». Я запаниковал и, бросая испуганный взгляд от стенки к стенке, пытался найти выход. Хотя бы маленькую трещинку, которая бы выходила на свет Божий. Но ничего. Один сплошной белый цвет и капли крови, медленно стекающие по стенам на пол.

  Кажется, я схожу с ума, уже начались первые признаки клаустрофобии - как может быть тяжело человеку в замкнутом пространстве. Ещё и с такой кошмарной атмосферой.

  Я стучал по стенам окровавленными руками и кричал во всё горло, тщетно надеясь, что кто-то меня услышит. Руки горели от невыносимой боли, в голове слышно эхо от бешено бьющегося сердца, из полных страха глаз текли солёные слёзы и, протекая по горячим щекам, попадали прямо на высохшие губы. Упорно продолжая попытки выбраться отсюда, я колотил стенку со всей силы. И руками, и ногами я долбил твёрдый бетон, пока не услышал глухой хруст в правом запястье. Я взвыл от боли и с удвоенной силой ударил другой рукой по стене. Хруст повторился. Упав на колени, я заревел от боли, как дикий лев на просторах саванны. Руки уже не чувствовались, как будто их и нет. Я только могу видеть за чёрной, как ночь, робой, как с посиневших пальцев на пол капает алая кровь.

  Я забился в угол и в луже крови просидел около часа, рассматривая на мёртвой руке кольцо с четырьмя буквами: «СИБС».

  Вновь открыв глаза, я очутился в своей комнате, на диване в гостиной. Рядом лежала открытая книга и верещал будильник, то и дело показывая время 9:00.

- Чёрт… редактор меня убьёт, а если не убьёт, то покалечит, - ворочаясь из стороны в сторону, я пытался предсказывать последствия моего опоздания.

  Не успев выпить чашку кофе, я уже перемахнул через порог квартиры и бегу по лестнице вниз.

  Добравшись на метро до редакции, я спешу в лифт, чтобы подняться до десятого этажа, как столкнулся носом к носу с Эммой, которая несла куда-то огромную кипу бумаг.

- Прости, Эмма, - помогая собирать разбросанные документы, извинился я.

- Да ничего. Куда ты так спешишь? – спросила Эмма.

- Я к главному. Кажется, он чем-то недоволен.

- Он сегодня выглядит очень необычно, - Эмма сделала акцент на слове «необычно», как бы подчёркивая, что редактор не в духе.

- Значит, мне влетит…

- Да ты, вроде, ничего не натворил, чтобы тебя за что-то ругать.

- Вот и я думаю о том же. Но он же у нас изобретательный. Найдёт к чему придраться, - усмехнулся я.

  Эмма тоже улыбнулась и проводила меня взглядом, когда я заходил в лифт.

  Проходя мимо стола Эры, я не заметил её на месте. Возможно, она просто вышла куда-нибудь. Хотя её компьютер даже не включался.

  Кабинет главного редактора был открыт нараспашку, я беспрепятственно вошёл и обратился к мистеру Сэду.

- Вы меня хотели видеть? – провинившимся тоном спросил я.

- Редактор на секунду оторвал глаза от каких-то бумаг на столе и пригласил меня сесть.

  Сев на стул, я даже как обычно не закинул ногу на ногу, предчувствуя что-то неладное. Сглотнув, я начал:

- Вы мной недовольны?

- С чего ты взял? Твои статьи читаются и расходятся на ура. С чего мне быть тобой недовольным?

- Мне сказали, что вы сердитесь.

- Я? Сержусь? Да. Но не на тебя, а на Эру, которая так за сегодня и не появилась на рабочем месте.

- Эра не пришла на работу???

- Загуляла где-нибудь…

- Нет-нет! Это на неё не похоже. Вы ей звонили?

- Звонил. Не берёт трубку.

- Всё это странно… У меня дурное предчувствие, - я начал беспокоиться.

- Без паники! Всё будет нормально. Послушай меня: я позвал тебя сегодня сюда, чтобы сказать, что завтра ты никуда не едешь. Показ шляпок отменяется. Вечером ты отправляешься к Рену Стоутону. В его галерее устраивается выставка картин посвященных снегу.

- Снегу?

- Да, снегу, вьюге, сугробам, зиме и всё такое, понятно?

- Хорошо, я сделаю.

- Ещё бы ты не сделал, - с явной долей сарказма, как бы абстрагируя, редактор дал понять, что закончил беседу и мысленно выпроводил меня.

  Я вышел из кабинета и вновь взглядом наткнулся на рабочий стол Эры. Он всё ещё пустовал.

  «Где же ты, Эра?» - куда-то в воздух шёпотом спросил я.

- Сам с собой разговариваешь? – поймала меня Эмма.

  Я даже немного испугался, когда заметил её неприметный силуэт рядом с собой. Как это обычно бывает, схватился за сердце, хотя у меня с ним никогда проблем не было, и попятился назад.

- Ты что такой пугливый? – недоумевающее посмотрев, продолжила Эмма.

- Ты так внезапно появилась, - не успел ответить я, как вдруг лёгкие забарахлили, и появилась ужасная отдышка.

- Как ты? Нормально себя чувствуешь? - в голосе Эммы зазвучали нотки тревоги.

- Всё нормально, - наскоро оправдывался я, пытаясь успокоить взбесившееся сердце.

- Мне кажется, ты нездоров… - Эмма положила мне руку на плечо, как бы показывая, что  беспокоится.

- Ничего, ничего… Сейчас всё нормализуется. Надо просто немного подождать и всё. Немного подождать…

- Может это поможет? – Эмма прикоснулась своими тёплыми маленькими ручками к моим щекам и, потянув меня ближе к себе, подарила нежный, вольный, сладострастный, искренний поцелуй. По мне прокатилась холодная волна. С головы до пят она словно электрическими импульсами ударяла по каждой клеточке тела, пробуждая уснувшие и растреся бодрствующие. Во мне застыло ощущение, что сердце, моё сердце остановилось. Я не чувствовал ни его биения, ни даже присутствия. Словно душа на миг покинула свой дом, а затем, вернувшись, окатила меня с ног до головы холодной водой. Через мгновение, кажется, всё начало приходить в норму.

  Эмма оторвалась от моих губ и посмотрела мне в глаза.

- Помогло? – спросила она.

- Кажется, да, - немного замешкавшись, ответил я.

- Вот и отлично, - облако тревоги также внезапно исчезло, как и появилось, и в воздухе повеяло доверием и лёгкостью.

  Наверное, в этот момент я выглядел очень убого. Меня целуют в губы, а я стою и понять ничего не могу. Это не первый опыт, но ощущения – как в первый раз. Та же робость, смущение, боязнь сделать что-то не так: неправильно посмотреть или положить руку не туда. Я боялся упустить те несколько приятных секунд, которые висели в воздухе на тончайших ниточках, и любое, даже самое незначительное дуновение ветерка могло порвать их, и время это было бы потеряно навсегда.

  На прощание Эмма мило улыбнулась и покинула меня. По пути к лифту я размышлял. Размышлял, правильно ли поступил с этой девушкой. Она – совсем незнакомый мне человек уже дошла до такого. Может, стоило её оттолкнуть и сказать «нет»? Но что бы она тогда подумала обо мне? Много вариантов: смущён, лицемерен, эгоистичен, трус, гей, импотент… Список можно продолжать. Но дав ей возможность поцеловать меня, я оставил о себе немного другое впечатление: доступен, прост, зависим и так далее… Следующий шаг в наших отношениях должен быть точно продуманным. Ничего кроме профессиональных отношений. «Ведь я люблю  Рут! И она… кажется… тоже… любит…» - всё тише произносил я и внезапно остановился и ударился в воспоминания. Её ясные, полные доброты глаза, губы цвета спелой, обязательно красной смороды, изгибы шеи… Всё в Рут мне казалось идеальным. Вот только смелости не хватает для признания в любви. За это я больше всего ненавижу себя.

  Безмятежный лифт широко распахнул передо мной двери, я зашёл. Пока ехал, ни о чём не думал. Хватит с меня этих тяжёлых человеческих отношений! Пора немного отдохнуть!

  Мне так и не удалось выпить чего-то крепкого, поэтому, выйдя из издательского дома, я перешёл через улицу и зашёл в одно из многочисленных кафе, выстроенных стройной шеренгой вдоль дороги. С одной его стороны располагался дорогой магазин одежды, а с другой продавалась косметика. В том и другом магазинчиках толпились люди, только в кафе было довольно тихо. Похоже, ещё не время. Обычно вечером каждое здешнее кафе кишит самыми разнообразными лицами: от последнего опустившегося на дно общества пьяницы, до модно одетой дамы на высоком каблуке, бросающей свой томный взгляд на каждого, кто случайно заметит её. Такую особу трудно не заметить - среди серой массы она как одуванчик на клеверном поле.

  Сейчас же заведение пустует. Только в самом углу бара сидит некто, потягивает стакан виски и клубодымно курит. Я пристроился рядом и попросил у бармена чего покрепче. Молодая барышня-барменша что-то плеснула в высокий стакан и подала его мне.

- Осторожно, - произнёс незнакомец, когда я подносил стакан ко рту, надеясь немного приподнять себе опустившееся ниже нуля настроение.

- Что? – переспросил я.

- Эта штука крепковата. Вы уверены, что хотите это выпить?

- Мне нужно сейчас что-то употребить, чтобы поднять поплавок настроения…

- Поплавок настроения? - по слогам повторил незнакомец, - вы писатель?

- Я журналист, - мигом ответил я и залпом осушил свой стакан.

- Я Рен Стоутон…

- Рен Стоутон? – не дал я закончить незнакомцу предложение.

- Да. Мы знакомы?

- Нет, но сегодня должны были бы познакомиться. Я журналист газеты «Муза», и меня направили на выставку в вашей картинной галерее сегодня вечером.

- А, выставка. Я совсем забыл.

- Вот мы и познакомились раньше времени. Крепкая штука попалась, - ударяя себя в грудь, откашливался я.

- Я предупреждал, - засмеялся Рен.

- Ничего, всё нормально. Можно повторить? – обратился я к барменше.

  Девушка покорно налила мне ещё один стакан той крепкой штуки. Я также залпом осушил и его, но потом почувствовал, что в организме, глубоко внутри что-то происходит. Я взглянул на моего нового знакомого и облокотился на барную стойку.

- Что-то мне нехорошо… - начал я медленно.

- Уже? Похоже, раньше вы не пробовали ничего крепче чая, - засмеялся Рен.

- Не правда, - возмутился я. – Не подкалывайте.