Потушили свет. Дом погрузился в сладостную тишину ночного сна. Не спалось только одному человеку, терзаемый мыслями он ворочался с одного бока на другой. Библия… пророк Исайя… Как часто в нашей жизни случаются роковые совпадения? Кажется, его жизнь из них состояла… Сначала ему показался знакомым текст, прочитанный Марией. Именно так начал свое сочинение об Иешуа светловолосый юноша, ученик гимназии Святителей, именно так когда-то звали его… Исайя. Неужели его записи, его мысли каким-то чудом могли проникнуть сквозь тайну времени в самые глубины прошлого и раскрыться божественным откровением человеку? Нет-нет… это искушение! В нем просто говорит гордыня. Благодаря своей способности слушать камни, он многое узнал и сейчас пытается присвоить себе славу другого человека…Однако ж, дается такая власть не каждому. Вдруг ему суждено начать новый круг жизни? Ах, что же это? Грех или просто осознание своего предназначения? Вопросы, одни только вопросы… и найти ответы на них практически невозможно.

Книга, виновница этих мучений, лежала на прикроватной тумбочке, манила душу, притягивала взгляд… Могла ли она приоткрыть завесу тайны? Владимир поддался уговорам неизвестности и протянул руку к Писанию. Он сел поближе к окну в надежде, что лунного света будет достаточно для чтения. Однако молодой месяц еще не набрался необходимых сил, и мелкие буквы неумолимо расплывались и сливались в одну строчку.

О том, что можно просто включить свет, не было даже и мысли. В этой книге скрывалось нечто сугубо личное и сокровенное, по крайней мере, так считал господин Никто. Мужчина, стараясь не шуметь, искал в своей тумбочке карманный фонарик. Затаив дыхание, очень аккуратно он доставал предметы, внимательно осматривал их при слабом освещении и откладывал на пол, пока не нашел необходимое. С чувством предвкушения Владимир вернулся на кровать. Положив под голову подушку и поджав под себя ноги, он сел  по-турецки и начал читать, подсвечивая себе маленьким лучиком…

Утро застало нашего героя спящим. Его одеяло валялось комом среди разбросанных на полу вещей, подушка лежала в ногах, а он сам, свернувшись калачиком, спал на книге, крепко обнимая фонарик.

- Вот это погром! Ты че, всю ночь без нас пьянствовал? – бодро присвистнув, воскликнул Ваня, вбежавший в комнату. В ответ он услышал только сонные причмокивания и невнятное бормотание. – Эй! Давай. Вставай! А то автобус проспишь, -  принялся тормошить своего друга мальчик.

- Он не должен умереть! – находясь еще на грани сна и под влиянием прочитанного, проговорил господин Никто. – Если не будет повторений, то тогда замкнется круг воспоминаний…

- Что? Ты это о чем? – переспросил Ваня, наблюдая, как Владимир, не открывая глаз, зажег фонарик и начал хлопать ладошкой по кровати, как будто что-то хотел найти. – Кто не должен умереть?

- Где книга? Иешуа погиб в мире ангелов, а Иисус должен жить в мире людей…

- Христос? Так он же давно умер, - недоумевал Ваня.

- Как? – шокирующее известие повергло мужчину в психологический ступор. Он смотрел прямо на мальчика и не видел его.

- Его распяли на кресте…

- Распяли… - безучастно повторил господин Никто. – Убили… как Милостивого…

- Да это давно было, больше двух тысяч лет назад, - беспечно щебетал ребенок. – А потом он воскрес, потому что был сыном Бога. Не боись, нам это не грозит. Идем завтракать, а потом с папой в город поедем… Идем. Эх, поднять – то подняли, а разбудить забыли.

Ваня был необычайно весел. Энергия, свойственная детям, выплескивалась из него бурным, шумящим потоком, заражая всех хорошим настроением и безграничным оптимизмом. Он сразу же принял на себя роль героя поездки, рассказывая пассажирам автобуса различные, правдивые и не очень истории. Господин Никто как обычно молча сидел у окна, о чем-то размышляя и стараясь не привлекать к себе внимания. Однако его улыбка казалась несколько вымученной, а напряженный взгляд, украшенный живописными «мешками» после бессонной ночи, выдавал волнение.

- Вовка, да не переживай ты так. Все будет хорошо, - попытался поддержать Андрей своего названного брата, хотя он тоже переживал, предчувствуя бумажную волокиту.

Еще не привыкнув к новому имени, господин Никто прослушал большую часть фразы, поэтому он виновато улыбнулся и взял Андрея за руку. Мужчина расценил этот жест по-своему, как благодарность и надежду на лучшее, и сам успокоился. Впервые в бездонных серо-голубых глазах друга он увидел небо и сияние, в народе часто называемое благостью. Хотелось что-то сказать, но в то же Андрей понимал, что любые слова будут лишними. Он просто молчал, и оттого было хорошо.

- Вот и приехали, - раздался женский голос с соседнего сидения. Началась толкучка, все вскакивали со своих мест, толпились в узком проходе и спешили выйти. Вместе с общей суетой улетучилось и то новое, необъяснимое чувство неземного блаженства, но сожалеть об этом - не было времени.

 Господин Никто переступал с ноги на ногу, разминаясь после автобусной тряски. На улице было свежо и уже по-осеннему прохладно, но в целом день обещал быть погожим. По чистому, почти прозрачному небу медленно и чинно проплывали редкие облака. Мягко светило побледневшее солнце. Свою первую экскурсию в город  мужчина припоминал с трудом. В памяти остались только едкий запах бензина, грязь и ощетинившаяся толпа безликих людей. В этот раз Владимир дал себе слово запомнить все до мельчайших подробностей.

Мужчины стояли на привокзальной площади в условленном месте, поставив на асфальт приготовленные Марией для какой-то родственницы тяжелые сумки со снедью. Она должна была их встретить, но явно припаздывала. Шло время. Ваня изнывал от безделья, Андрей через каждую минуту спрашивал время у прохожих и тихо ругался.

- Так, - решительно произнес мужчина, - вы с этими баулами пока постойте здесь, а я пойду, позвоню с таксофона тете Люси. Жаль, что у нас нет сотового…

Как только Андрей скрылся из виду, начал канючить и мальчик: «Можно я в ларек сбегаю, диски на комп посмотрю? Я же быстро, тут не далеко…» Господин Никто остался один. Он сел на сумки и с праздным любопытством начал рассматривать лица прохожих.

Сколько милых и серьезных личиков, принадлежащих женщинам, мужчинам и детям, промелькнуло мимо него за каких-то несколько минут! Природе надо отдать должное – каждый человек был сотворен с особым чувством, можно сказать с толком и расстановкой! Тело – это только сосуд для души. Истинного ценителя человеческой красоты интересует, прежде всего, его содержимое… Владимир был поражен – очарование от внешнего разнообразия смазывалось в огромное серое пятно и становилось буднично незначительным. Люди слишком одинаковы в своей непохожести. Серьезно озадаченный взгляд пустых глаз, приклеенная улыбка и удрученность начинали раздражать. В этом они слишком похожи, до безобразия похожи друг на друга.

Внимание мужчины привлекла девочка лет семи – восьми. Худенькая, одетая в лохмотья, с протянутой рукой она подходила то к одному, то к другому человеку. Кто-то с деланным равнодушием не замечал ребенка, кто-то говорил сквозь зубы грубость и брезгливо отворачивался, кто-то доставал монетку и протягивал ей. Девочка подошла ближе, и господин Никто мог рассмотреть ее широко распахнутые, наполненные мольбой и смирением глаза.

- Тетенька, дяденька! Подайте, ради Бога, несчастной сиротинке на кусочек хлебушка… - жалобным тонким голоском, чуть растягивая слова, в любую минуту готовая расплакаться, малышка просила милостыню. Ее чумазое личико выражало ангельскую невинность и мученическое страдание. На мгновение господину Никто даже показалось, что за спиной блестят маленькие крылышки. Щемило сердце – отказать в просьбе такому ребенку не было сил…

- Пошла вон! – шикнул стоящий рядом мужчина и показал увесистый кулак. – А то получишь у меня – будешь знать, как попрошайничать!

- Тихо, тихо, - настороженно ласково и заискивающе прошептала женщина, скорее всего жена грубияна. – Солнышко, тебе же нельзя нервничать, у тебя же сердце… Побереги себя…

- Дяденька, дяденька, - быстро оценила ситуацию девчушка, - Бог с вами, не злитесь, не ругайтесь на бедную сиротку. У меня ни мамы, ни папы нет, - она зашмыгала носом и начала кулачком тереть глаза, привлекая к себе всеобщее внимание.

- Не устраивай здесь спектакля, лгунишка малолетняя. Кто бы мне на хлеб хоть копеечку дал, - отвернувшись, буркнула женщина и засуетилась возле мужа, вовремя вспомнившего о преимуществах своей болезни. – До чего человека доведут, нахлебники…

Господин Никто был поражен до глубины души: если не можешь помочь, зачем гнать? Зачем обижать? Скажи лучше ласковое слово, согрей своим теплом несчастную – уже легче будет…Последней каплей стало резко изменившееся лицо девочки. За считанные доли секунды из безгрешного ангела она превратилась в озлобленного чертенка.

- Вот, уроды! – тихо, чтобы никто не услышал, сквозь зубы прошипела малышка. – Курица недощипанная… Ах, у тебя же сердце! Да чтоб ты сдох, зажравшийся боров…

Выплеснув свою злость, девочка вновь натянула ангельскую маску и принялась попрошайничать. Очевидно после «спектакля» ее дело пошло лучше, но все-таки без сострадания к ней и со скрытой скупостью люди расставались с монетками – многие просто хотели быть лучше…

- Во имя Бога нашего Иисуса Христа смилуйтесь над несчастной и обездоленной сироткой. Подайте копеечку на свечечку, за Ваше здоровье и счастье в церкви помолиться. Нет у меня ни мамы, ни папы, а на улице холодно, голодно, - раболепно и унижено заглядывая в глаза, попрошайка стояла перед Владимиром и жалобно рассказывала печальную историю свою жизни. Она его приметила сразу, однако почему-то подошла в последнюю очередь. По своему опыту девочка знала: перед ней простодушный и доверчивый человек, которого не сложно развести на деньги. Главное подойти к этому делу с умом. Играя на страхе, всеобщей неудовлетворенности и  скрытом тщеславии, девочка, не умолкая, говорила о несправедливости, благородстве, прощении грехов и спасении души, даруемом Богом всем милостивым людям. Зачастую даже не пытаясь, дать своим словам смысловую связку, она внимательно следила за лицом мужчины, ища признаки готовности расстаться с деньгами. Это очень важный момент, его нельзя пропустить, иначе палку перегнешь, и все труды окажутся напрасными.

Владимир стоял в смятении: с одной стороны он явно чувствовал фальшь и наигранность в поведении девочки, а с другой… очень-очень хотелось верить этим умоляющим глазам.  В детских словах он искал оправдание: жестокость, вопиющая несправедливость, беспросветная нищета… Это обязывает маленькую, беззащитную девочку к хитрости, лжи, злости и ненависти. По-другому ей не выжить. Он же сам все видел.