Девчушка неумолимо гнула свою линию: Боже милостивый, подайте, помогите… «Молодец девка! Чисто работает. Сейчас и этого лоха печального на бабки разведет. Просто талант. Подрастет, сиськи появятся – мужиков без штанов оставлять будет», - с гордостью прошептал за спиной прокуренный мужской голос. В ответ кто-то цинично ухмыльнулся…

«Будьте как дети![i]» - завещал Милостивый, тем самым, указывая на невинность и чистоту их помыслов.  Перед господином Никто стоял ребенок, но… Если это дитя станет примером для подражания, то мир задохнется во лжи и лицемерии, не будет ему спасения. И он задыхается, лопается от своей чванливости, трещит по швам от равнодушия и корчится в предсмертной агонии…

- Ты говоришь о Христе, - глядя прямо в глаза, мягко произнес Владимир. – А что ты о нем знаешь?

Несмотря на то, что девочка ожидала подобного поворота событий, ей стало немного не по себе. «Так, крестика не видно. Может, сектант какой-то, - лихорадочно соображала она, выстраивая тактику дальнейшего разговора. – Просто чуть больше времени на этого оболтуса потратишь… Хм, а с виду-то как простой. Думай, малява, что говоришь. Думай».

- Его распяли на кресте богатые, - шмыгнула носом малышка. – Он счастья и благости для всех убогих и обездоленных хотел, а богатые злые и жадные. Они своими деньгами делиться не хотели…

- А сейчас они делают это охотнее? Ведь христиан, последователей Иисуса, стало больше… - вроде бы простой и логичный вопрос поставил девочку в тупик. Она задумалась: как бы правильнее ответить. К чему клонит этот странный мужчина? Будто смутившись, она искал ответ на его лице, но ничего не поняв, решила риторически промолчать.

- Не бойся, отвечай как есть. Ты же каждый день просишь милостыню, - мягко, но настойчиво повторил вопрос господин Никто.

- Я не знаю, сколько давали на хлеб, когда был жив Иисус, но, кажется, сейчас дают не больше, - осторожно выдавила из себя малышка, пряча глаза и всем видом показывая, что разговор ей неприятен, потом прикинула что-то в уме и более уверенно добавила. – Сегодня даже меньше… - в толпе кто-то хихикнул. К разговору начинали прислушиваться. Излишнее внимание ей было ни к чему. Девочка пыталась изобразить искреннюю невинность, подумав про себя: «Вот, блин, влипла! По самое не балуйся… Ладно, крендель, начинай скорей свою проповедь. А насколько внимательно я буду ее слушать, зависит от щедроты твоего кошелька, а пока можно будет проверить твои сумки…»

- Но ведь все-таки дают… - размышлял вслух господин Никто. На многозначительной паузе пожилая женщина из коробки, утепленной тканью, достала жареный пирожок и протянула его девочке. Она, поблагодарив торговку кивком, тут же начала его есть. – В прошлом люди были щедрее, но это не сделало их счастливее. Разве в деньгах счастье? В пустых бумажках?

- Конечно, нет! Счастье не в деньгах, а в их количестве! – резюмировал ухмыляющийся игрок в карты. Толпа поддержала его веселым, но несколько сдержанным одобрением. – Хотя мне бы хватило маленькой пластиковой карты с одной единичкой и шестью нолями после нее…

- Иисус нес в своем сердце спасение и прощение грехов человеческих, - вдохновенно продолжал Владимир, обращаясь к толпе. – Однако за его плечами не было бездонного мешка с золотом, более того он сам просил подаяние и довольствовался малым. А человеку сколько не дай – все не хватит. За то Его и убили. Не богатые, а голыдьба во злобе своей камни бросала…

- То-то же… дал бы хлеба – его б царем земным сделали, а не отправляли на небеса, - бросил ехидно игрок, однако его реплика осталась незамеченной. Господин Никто говорил негромко, спокойно, без пафоса откровения или нравоучения, оттого его слова оказывали завораживающее действие. В душах людей зарождалось неясное чувство тревоги, местами перерастающее в возмущение и какое-то требовательное волнение. Надо исправить ошибку прошлого, надо кого-то жестоко наказать, но кого? Себя? Ах, нет, увольте… В словах оратора не было привычного призыва уничтожить внешнего врага, и потому толпа успокаивалась и слушала дальше.

- Кажется, даже милостыню в прошлом больше давали… Но не хлебом едины сыты,[ii] голод души не утолить соблазном. Христос дал вам самое ценное – сердце свое. Сердце, умеющее любить и прощать. Главное это отношение человека к человеку. Свеча, поставленная во храме, или деньги, пожертвованные просящему милостыню, не принесут успокоения и прощения, если все это было сделано не по велению души, а с умыслом, с поиском выгоды или «на всякий случай». Ни с Богом, ни с совестью нельзя договориться, их нельзя купить или умаслить дарами. Либо «да», либо «нет» - иного пути никому не дано. Отворачиваясь от света, мы обрекаем себя на страдания, мучения и болезни.

- Слова, слова… Все только пустые слова! – вымученным треснувшим голосом отрешенно вскрикнула женщина, отчаянно всплеснув руками. Ее мужу становилось хуже, и, предчувствуя нечто необратимо страшное, она обессилила и как-то внутренне опустела. В толпе зашептались.

- Я не сказал ничего нового. Эти истины давно известны миру, но… Имея слух, вы не слышите их, имея разум, вы не хотите понять их. Бог дал вам душу, но вы отвергаете свет. Слово, Великое Слово Творения обладает огромной силой только тогда, когда рождено чистым сердцем и наполнено любовью. Все люди связаны друг с другом тонкими, невидимыми нитями. Все люди – единое целое, ибо жизнь одна, одна на всех и по кусочкам она не делится. Равнодушно отвергая человека, вы проходите мимо себя. Причиняя ему боль – вы самоуничтожаетесь, - Владимир чувствовал нарастающее непонимание, неверие и патологический, упрямо скрываемый страх смерти. Толпу все больше и больше интриговала судьба умирающего мужчины. Господин Никто обратился к девочке, уже собиравшейся незаметно улизнуть. – Готова ли ты спасти его?

- Ты, че - дурак? – малышка непонимающе хлопала ресницами и молчала. Она часто видела смерть, и толстого мужика ей было не жаль. Просто девочка злилась из-за испорченного дня. Однако по привычке лгать, она утвердительно кивнула головой. Владимир протянул ей руку ладонью кверху и улыбнулся, словно излучая невидимый, но приятный свет.

- Представь себе, - тихо говорил странный мужчина ребенку, торопясь к умирающему. Никто не обращал на них внимания; кое-где начались дискуссии, люди обыденно суетились и внешне волновались, по сути, не тревожась по-настоящему. – У тебя в руках маленькая волшебная палочка. Одним прикосновением ты можешь вылечить больного, коснись его…

Девочка, словно поддавшись какому-то гипнозу, пыталась нащупать пульс. Она немного волновалась, но не испытывала страха.

- Что ты чувствуешь?

- Пульса нет… он уже остывает… - спокойно констатировала она, напоминая бесстрастного судью, читающего смертельный приговор.

- А как же палочка? – девочка не понимала, что и зачем она делает. Чувствуя наваливающуюся усталость, малышка покорно прикоснулась к холодной руке. Волшебные палочки бывают только в сказках, а здесь жестокая реальность… и в этой реальности был труп.

- Ой, кажется, стукнуло… Точно. Бьется, правда слабенько… - на лице ребенка появилось смятение. Неестественно бледный мужчина возвращался к жизни: на щеках стал появляться еле заметный румянец, он начал дышать… «Круто! – промелькнуло в голове у девочки. – Я могу лечить людей! На этом столько бабла можно срубить!»

- Люди добрые! – завопила женщина, от волнения смешивая русский и украинский языки. – Глядите, шо робится! Человек при смерти лежит, а они уже грабят. На минутку за врачом отойти нельзя. Держите их! Милиция! Милиция!

Кто-то кого-то толкнул, кто-то упал, с размаху залепив оплеуху рядом стоящему, и тут же получил сдачи… Началась людская свалка. Девочка, воспользовавшись ситуацией, юркнула в сторону и, ловко лавируя  между телами, скрылась из виду. Разочарованный господин Никто, не считая себя виновником всеобщего волнения, все еще пытался помочь мужчине. Неожиданно его пронзила резкая боль, от нахлынувшей извне злости потемнело в глазах, Владимир беспомощно оглянулся и обмяк…

- Как я его! – ухмыльнулся дородный детина в белом халате, поглаживая еще сжатый кулак. – Ничего, скоро оклемается. Теперь это ваш пациент, - подмигнул он невысокому, худенькому, уставшему и вяло спешащему на место происшествия милиционеру. – Так, батенька, сердечко у Вас пошаливает? Или просто так, жену попугать обмороком решили? А ну, все разошлись! Воздух больному нужен…

Однако зеваки стояли плотным кольцом, выпустив из зловещего круга только дежурного, тащившего за ноги горе-пророка. Люди перешептывались тихим шепотом, громко вздыхали и на что-то жаловались друг другу.

- Ой, страшно, страшно там… - сильно волнуясь, еще еле шевеля вялым языком, в никуда проговорил мужчина. – Самого Бога я видел. На облаке белом спустился он ко мне во тьму кромешную. Ой, страшно там, страшно… А с ним ангел, та девочка-попрошайка, руку мне протягивает…спасти меня хочет… И так тепло, светло, хорошо стало… А она вдруг как вспыхнет и вниз, вниз… Сама, наверно, не поняла, что падает без крыльев-то… Улыбается…

- Бредит... Это ничего, пройдет. Я вколол ему успокоительное. Когда в автобус сядете, пусть постарается уснуть. Нервничать ему нельзя… - с улыбкой говорил врач переволновавшейся женщине, одной рукой теребя в кармане сторублевую бумажку. Эх, мелочь… а все равно приятная вещь – человеческая благодарность.

- Какой черт тянул тебя за уши?! – багровея и надрываясь, кричал невысокий, гладко выбритый, лысоватый и округло пузатый мужчина в синей форме на уже знакомого нам милиционера. – За каким ты притащил его сюда?! Сержант Дубин, я тебя спрашиваю или стены своего кабинета?

- Так… это… вызов был… - сержант с виноватым видом, изучая ковер на полу, мялся возле стула. Все-таки он надеялся на благоприятный исход, поэтому терпеливо ждал, когда пройдет вспышка гнева.

- Что ж ты творишь, дурень? Перед городской проверкой… - майор обессилено плюхнулся в кресло. – Под монастырь все отделение подвести хочешь? Где заявление? Где показания?

- Вот… - Дубин, так и не дождавшись приглашения, присел на краешек стула и протянул замасленную папку.

- Ой, дурья твоя башка… Притащил в отделение сумасшедшего в отключке да еще без документов… Сейчас с ним столько мороки будет. А это что? – исподлобья строго, но уже без злости взглянув на подчиненного, устало спросил майор, просматривая наспех сделанный отчет. – Знаешь, куда с этими бумажками сходить можно? «Он как бы воскресил умершего…» Что за как бы в официальном документе? И что значит воскресил? Это просто проповеднический бред! Вот заставить бы тебя разбирать это дело по-настоящему, по-правильному… чтоб впрок не чудил. Да тут эта проверка… - мужчина, размышляя вслух, откинулся на спинку кресла, закурил. – Так, вот что мы сделаем. Эту писанину я не видел, а этого придурка ты по-тихому отпустишь. – В дверь постучали. – Ну, добро. Войдите.

Сержант, довольный решением начальства, резко подскочил, бодро отрапортовал и направился к двери, возле которой стоял поникший Андрей.

- Ну, ты там… для профилактики и за причиненное неудобство… хм… извинись. Только сильно не калечьте! –  вдогонку бросил повеселевший мужчина. – Проходите, что там у Вас?

- Здравствуйте… - растеряно пролепетал Андрей, нервно теребя замочек осенней курточки. – Тут такое дело… Мой брат пропал… Сказали к Вам…

- Так, так… Вы проходите, присаживайтесь, - буднично проговорил майор, достав из стола чистый лист бумаги и шариковую ручку. – Рассказывайте.

- Ну… молодой мужчина, лет тридцати, - Андрей взволновано остановился в центре небольшого, несколько мрачноватого кабинета, схватившись за изогнутую деревянную спинку стула, и начал тараторить приготовленное описание господина Никто. – Хотя выглядит моложе. Чуть ниже меня ростом, худощав. Волосы светлые, глаза серо-голубые… Был одет в кроссовки, светло-синие джинсы, белую футболку и в бежевую ветровку от спортивного костюма…

- У Вас фотография есть? – перебил беспрерывный поток слов милиционер.

- Нет… - с глубоким вздохом и явным сожалением ответил Андрей.

- Когда его видели в последний раз?

- Утром, сегодня утром… Мы в город на автобусе приехали. Я пошел звонить тете Люси, пока взял карточку на таксофон, пока очередь выстоял… А Ванька диски убежал смотреть. А брат остался за вещами присмотреть. Мы пришли, а его нет…

- Так сейчас только два часа! – раздражено фыркнул майор и, больше не слушая, бережно отложил ручку. – Может, просто отошел куда-то… Мы заявление об исчезновении людей только через двадцать четыре часа принимаем.

- Он память потерял после авиакатастрофы, понимаете… - настаивал на своем Андрей. – Не мог он никуда уйти. Как бы что не случилось. Он как дитя, добрый и доверчивый…

- Мужчина, не разводите панику. Я уверен: ничего с ним не случилось. Вечером сам придет, может быть, под шафе чуть-чуть… Ну, друзей встретил, выпили… Вы же знаете, как это бывает.

- Да он не пьет и в городе никого не знает… - Андрей понимал бессмысленность дальнейшего разговора, но, как утопающий, хватался за каждую соломинку.

- Если он не появится, то приходите завтра, - вежливо выпроваживал майор посетителя. – Хотя завтра неприемный день… лучше в понедельник…