Начало. Продолжение здесь: http://pisateli.ucoz.ru/publ/20-1-0-4331
Вещь написана давно, в 2006-м. По поводу категории: прочитайте до конца, а потом думайте, верно ли я ее вставил в "драматическую".
P.S. Немножко саморекламы: друзья говорят, что пока что это лучшая моя вещь (не считая тех, что в работе) )))
Кто требует вместо пиликанья – музыки,
вместо удовольствия – радости, вместо
баловства – настоящей страсти, для того
этот славный наш мир – не родина...
Герман Гессе
Тучи, что наползли с утра и висели над городом весь день, давя на сознание своей несокрушимой громадой, к ночи наконец-то прорвались дождем. Сначала это был ливень, но минут через двадцать он немного поутих. Такой дождь обычно продолжается долго, особенно осенью. По дорогам бежали потоки воды, деревья стыдливо теряли последнюю листву. Листья, прибитые дождем, приклеивались к асфальту намертво, как липкая лента, так, что даже сильный ветер не мог сдвинуть их с места. На улицах не было никого, кроме ветра и дождя, которые загнали всех даже самых непоседливых жителей небольшого городка в дома. Свет от фонарей, размытый струями дождя, падал на дороги и отражался в них, как в тысячах жидких зеркал.
В доме, стоящем на перекрестке, зажегся свет.
Она забежала домой. После промозглого ветра и холодного дождя оказаться дома было очень приятно. Она сняла промокшие туфли, смахнула воду с плаща и повесила его на вешалку. Взъерошила мокрые волосы, они холодными прядями рассыпались по плечам. Некоторые прилипли к лицу. Она мимолетным движением отвела их за уши и пошла в комнату. Проходя мимо зеркала, невольно задержалась – черные волосы, намокнув, отливали синевой, как воронье крыло. Она довольно оглядела себя и, удовлетворенно хмыкнула. В комнате она скинула с себя все мокрое и холодное, взяла полотенце и, что-то негромко напевая, отправилась в душ, слегка шлепая ступнями по полу. После душа, не вытираясь и не одеваясь (ведь когда теплые капельки воды высыхают на разгоряченной коже – это прекрасно), она подошла к окну, отодвинула штору и выглянула. На миг, как будто ощутив на себе холодный ветер и дождь, она передернула плечами и обхватила себя руками, словно стараясь согреться. Штора, которую она придерживала рукой, скользнула по ее обнаженной спине и ягодицам. Она поежилась и подумала, что все-таки стоит пойти накинуть что-нибудь. Но тут ее внимание привлек какой-то отблеск в конце улицы, перпендикулярной ее дому. Окна дома выходили как раз на нее. Она подалась ближе, стараясь разглядеть через замутненное водой окно. Грудь ее коснулась холодного стекла, но она не обратила на это внимания. Вдалеке показался огонек. Он приближался. Свет от него дробился в каплях и тысячами отблесков переливался по ее лицу, груди и животу.
Мотоцикл. Только когда он подъехал ближе, она смогла услышать рев двигателя, до этого заглушаемый шумом дождя и ветром. Доехав до перекрестка, он повернул направо, и она увидела того, кто им управлял. Короткая кожаная куртка, джинсы, когда-то бывшие, наверное, синими, но теперь потертые и выцветшие, высокие черные сапоги на каблуках и с узкими острыми носами и черная грива волос, мокрым каскадом ниспадавшая на широкую прямую спину. Лица она разглядеть не успела, так как именно в этот момент фонари резко погасли, и байкер нырнул во тьму так же внезапно, как и появился. Грохот мотора какое-то время еще был слышен, но потом и он пропал в дождливой ночи, так же, как и его обладатель.
Постояв минут десять около окна под впечатлением от этого черного, блестяще-мокрого гривастого видения, она зябко закуталась в полотенце и пошла спать. Память услужливо рисовала одну и ту же картину. Уже засыпая, она вдруг поняла, что это же безобразие – спать одной на такой широкой кровати. «А он красивый...» - подумала она и забылась до утра.
Утром проснулась рано. Она всегда вставала рано, но никогда не ставила будильник – просыпалась сама. О вчерашнем ненастье напоминали лишь лужи на дорогах, на небе же вовсю светило солнце, не по-осеннему тепло и ярко. Одевшись и глотнув чая, она пошла на работу. Уже на выходе из дома снова мелькнула мысль: «А он красивый...». Тут же она мысленно пнула себя и, заперев дверь, ушла. До кафе, где она работала, идти было минут пятнадцать. Она, не торопясь, шла по просыпающемуся городку, наслаждаясь свежим после вчерашнего дождя воздухом.
Обычно она не тяготилась своей работой – на жизнь ей хватало, люди в городке были приветливы, она знала почти каждого посетителя, потому что все они ежедневно завтракали в этом кафе, единственном в городе, не считая небольшой (да и чего кривить душой, не очень-то чистой) забегаловки на въезде в город. Но почему-то именно сегодня ей не хотелось весь день простоять за стойкой, выслушивая заказы, перемешанные с привычными, постоянно повторяющимися, комплиментами в адрес ее внешности. Нет, конечно, это все очень мило, но... именно сегодня ей этого всего не хотелось.
Обреченно вздохнув, она открыла дверь кафе и вошла. Прошла внутрь, в служебное помещение, кинула сумочку на стул и, надев привычный фартучек, вышла за стойку. Рабочий день начался.
Где-то в середине дня, после обеда, когда народ уже разошелся, в кафе осталось лишь пять-шесть человек за столиками. Им было некуда торопиться (в этом городке вообще мало кто куда-то торопился), поэтому они спокойно попивали чай с печеньем или доедали восхитительно нежную рыбу под соусом.
Дверь, закрываясь, слабо скрипнула, пропел звоночек, привешенный над входом. Она подняла голову от книги, которую пролистывала, сидя за стойкой. И остолбенела: на пороге стояло ее вчерашнее видение, только волосы его были высушены и расчесаны. «А вчера они тоже неплохо смотрелись» - подумала она, не отводя взгляда. Видение тем временем подошло к стойке, стуча каблуками, и красивым густым чуть-чуть хрипловатым баритоном сказало:
- Добрый день, мадемуазель.
Она, задумавшись, ничего не ответила. Он наклонился ближе, его волнистые волосы скользнули по плечам и коснулись стойки.
- Мадемуазель...
- Да?
- Добрый день.
- Да, здравствуйте.
Он улыбнулся уголком четко очерченных тонких губ. Она пригляделась к его лицу: черные брови над карими глазами, смотревшими прямо и просто переполненными внутренней силой, прямой нос, высокие скулы и выразительный смелый подбородок, такие бывают у людей решительных, с сильной волей. Но во всей его фигуре была какая-то усталость, не от чего-то конкретного, а как будто от всей этой жизни.
- Можно чашку черного кофе без сахара?
- Конечно, сейчас.
Пока она готовила кофе, он, облокотившись на стойку, разглядывал помещение. Когда он повернул голову налево и окинул взглядом столики, она успела заметить на его правой щеке небольшой вертикальный шрам. Он не был уродливым, какими бывают шрамы от ожогов или рваных ран, нет, это был довольно аккуратный след пореза или рассечения, довольно глубокого.
- Вот, ваш кофе.
- Благодарю.
Он взял чашку и пошел к столику у стены. Негромкий стук каблуков отмечал каждый его шаг. Он сел и стал потягивать обжигающе горячий кофе, жмурясь от удовольствия, как кот на солнце. Он ни на кого не смотрел, хотя многие смотрели на него – появление в городе нового человека всегда было событием. Один из завсегдатаев не выдержал:
- Э-э, извините...
Байкер откинул прядь волос, упавшую на лоб, и поднял глаза.
- Да?
- А вы ведь недавно у нас? – то ли спрашивая, то ли утверждая, сказал мужчина.
- Да, приехал только сегодня ночью, - он глотнул кофе.
- Значит, город еще не успели посмотреть? – он отрицательно махнул головой. – Погуляйте, вам понравится. У нас тихо, спокойно, нет суеты и спешки. Да и красиво здесь, - мужчина неопределенно повел рукой в сторону окна.
- Я тоже так думаю.
- Ну, значит, добро пожаловать.
- Спасибо.
Разговор закончился. Байкер допил кофе, встал, расплатился, как-то странно взглянув на нее, вышел на улицу и, закурив, гордо посмотрел вдаль. Постояв так немного на крыльце, он махнул рукой, словно отмахиваясь от каких-то мыслей, как от назойливых мух, и пошел по улице. От каблуков его иногда разлетались брызги, если он случайно наступал в маленькую лужицу. Над головой периодически появлялось облачко дыма и тут же рассеивалось в воздухе. Он шел, немного опустив голову, и думал о чем-то своем. Глядя на него, становилось понятно, что ему глубоко наплевать на окружающий пейзаж, он так же спокойно мог бы шагать и по главной улице шумного мегаполиса, обходя идущих навстречу людей, и в душной пустыне, вздымая пыль каблуками, и по заснеженной равнине где-нибудь за полярным кругом, не обращая внимания на холод и снег по щиколотку. Через минуту он остановился, бросил на землю окурок и, не глядя затоптав его каблуком, скрылся за поворотом. А еще через минуту посетители, расплачиваясь, стали выходить из кафе, чтобы скорее разнести по городу весть о новом человеке.
Вечером, после душа, она, нацепив только длинную футболку, сидела на диване перед стареньким телевизором. Смотреть, как обычно, было нечего, поэтому гомон очередного ток-шоу служил всего лишь фоном ее мыслей. Из головы все никак не шел этот его странный взгляд, который он бросил на нее, когда расплачивался. Незаметно для себя самой она задремала.
Проснулась через час. Ток-шоу уже закончилось, и теперь на экране показывали двух толстых мужиков, сидящих за столом и заунывно нудящих что-то про политику. Она раздраженно щелкнула кнопкой, и мужики вместе со столом исчезли. Воцарилась тишина. С улицы не доносилось ни звука – было уже поздно, второй час ночи. И вдруг она остро ощутила потребность выйти туда, на свежий ночной воздух, под усеянное звездами небо. Она вышла на крыльцо, притворила дверь, повернулась... и тут же резко отшатнулась назад – от дерева, растущего на расстоянии метров трех от крыльца, отделилась тень.
- Не бойтесь, - огонек сигареты выхватил из темноты лицо байкера, - это я.
Она прислонилась к косяку и приложила руку к груди, стараясь успокоить бешено трепыхавшееся сердце. Он остановился в метре от крыльца, в кольце света от маленького фонаря, висящего над ее дверью, и развел руки в стороны, как бы извиняясь.
- Видите?
Она судорожно кивнула.
- Я сильно вас напугал? – он затоптал окурок, переступил с ноги на ногу, но ближе подходить не стал.
- Господи! Конечно да, – она глубоко вздохнула. – Что вы здесь делаете?
Он вперил пронзительный взгляд в ее лицо, потом, словно смутившись, опустил глаза и тихо и медленно сказал:
- Я вас жду.
- И давно?
Он посмотрел на часы.
- Да уже часа три.
Она удивленно вскинула левую бровь.
- Откуда вы знаете, где я живу?
- Люди в вашем городе очень общительные...
- А с чего вы взяли, что я выйду ночью на улицу?
Он промолчал. По лицу его было видно, что он хочет что-то сказать, но не знает, стоит ли. Она, поиздевавшись над ним минуты три, наконец, сказала:
- Ну, говорите.
- Мадемуазель, а вы... – он глубоко вдохнул, как пловец перед тем, как нырнуть, - вы можете мне сделать кофе? Вы очень хорошо делаете кофе.
От подобной наглости она сначала чуть не задохнулась. Потом где-то глубоко в ней проснулась авантюристка: «А почему бы и нет?»
- Заходите, - она зашла в дом, включила свет в прихожей и пошла на кухню.
Зайдя следом, он разулся не сразу, так как невольно залюбовался ее стройными ногами. Она чувствовала на себе его взгляд. Это был странный взгляд – многие мужчины рассматривают женщину лишь как «тело», пусть и красивое, но как будто лошадь выбирают, а от его взгляда становилось тепло. Он рассматривал ее, как ценитель рассматривает давно знакомую картину – не выискивая нюансов, не разглядывая, где и как ложились мазки кисти мастера, а любуясь шедевром в целом, получая от этого огромное удовольствие и делая этим самым комплимент шедевру. Довольно улыбнувшись так, чтобы он не заметил, она принялась за кофе. Он прошел следом и присел за стол. Когда она проходила мимо него, он не поворачивал головы, только глаза его, оглядывая комнату, периодически возвращались к ней.
- Красиво у вас, - он поудобнее уселся на стуле.
- Так для себя же стараюсь, - она улыбнулась и повернулась к плите.
- Да и ты сама... – он осекся.
Она уже набрала воздуху в легкие, чтобы возмутиться, хоть бы разрешения спросил, а то сразу «ты», но потом поняла, что услышала голос прямо у себя за спиной, вплотную. Обернулась. Он стоял перед ней. Даже без своих каблуков он был довольно высоким: она доставала ему лишь до мочки уха. Он положил свою руку поверх ее на ручку туры. Сердце ее часто забилось.
- Можно... – она напряглась, - я налью? – он потянулся и достал с полки две чашки.
Пока он, отвернувшись, наливал кофе, она незаметно выдохнула и расслабилась.
- Так что я сама?
- Что? – он сделал вид, что не услышал.
Она скрестила руки на груди.
- Нет уж, договаривай.
Он улыбнулся, когда она назвала его на «ты». Потом жестом пригласил ее сесть и, галантно придвинув ей стул, сел напротив. Пока он делал глоток, она, не отрываясь, смотрела на него, ожидая ответа. Поставив чашку на стол, он посмотрел на нее.
- Я просто хотел сказать, что вы очень красивы, мадемуазель, – она уже была готова скептически усмехнуться, мол, мне каждый это говорит, но он продолжил, - когда готовите кофе.
«Хм, что-то новенькое».
- А когда не готовлю кофе?
Он внимательно и немного строго посмотрел на нее.
- Прошу вас, не придирайтесь к словам.
Она обижено хмыкнула. Минут пять пили кофе в молчании. Допив, он встал и ополоснул чашку, чему она была приятно удивлена. Поставив чашку обратно на полку, он подошел к ней, осторожно взял ее руку, бережно, как лепесток розы, и чуть коснулся ее губами. Тело ее как будто пронзило током.
- Спасибо вам, что вы приютили старого бродягу, но я больше не смею нарушать ваш покой. Доброй ночи.
Она ничего не ответила, потому что боялась, что голос дрогнет и выдаст ее. Он обулся и вышел, осторожно прикрыв дверь за собой. Она услышала, как с той стороны двери чиркнула зажигалка. Потом послышались удаляющиеся неторопливые шаги, которые скоро растворились в ночной тишине. Вздохнув и сладко улыбнувшись, она отправилась спать.
Продолжение следует...
0
