Продолжение. Предыдущий отрывок: http://pisateli.ucoz.ru/publ/20-1-0-4332
Он замолчал, потому что услышал, как она всхлипывает. Он опустил глаза и увидел ее залитое слезами лицо. Она вдруг крепко прижалась к нему и быстро-быстро зашептала:
- Прости меня, пожалуйста, я не знала. Бедный, как ты все это вынес?! Бедный...
Он обнял ее и не говорил ни слова, только поглаживал по голове, пока она не успокоилась. Потом продолжил:
- Когда жена ушла, я находил спасение в рок-музыке. Вообще-то я с детства с музыкой. Папа заставлял меня посещать курсы игры на классической гитаре, сначала силой, а потом мне и самому понравилось. Позже сам научился играть на фортепьяно, а потом как-то случайно освоил ударную установку. Меня всегда спасала возможность вот так сесть и поиграть для себя, для души. А тут жена ушла... Ведь рок, понимаешь, он не любит лжи, он показывает все как есть, он открывает глаза тому, кто хочет прозреть, и отталкивает того, кто слеп и не хочет попытаться понять. Со временем, у меня появилось множество знакомых и друзей из этой среды, среди них и байкеры...
Она прижала палец к его губам, призывая к молчанию. Остатки слез на ее лице уже высохли, но глаза все еще блестели.
- Постой, я что-то... У меня в голове не укладывается. Ты так спокойно говоришь о смерти родителей и сына?
- Просто у души человеческой есть предел страданий, который она может выдержать и остаться такой же живой, способной страдать и радоваться. Я уже свое отстрадал, все, больше не могу.
- А тогда ты как выжил?
- После потери сына я продал все: дом, машину – абсолютно все, купил вот этот байк и поехал.
- Куда?
- Куда глаза глядят. Я просто сбежал, понимаешь?! Я колесил по всей стране, потом выехал за ее пределы, но нигде не мог оставаться долго.
- Почему?
- Потому что везде одно и то же.
Везде есть молодежь, все счастье которой в том, чтобы напиться, бездумно колбаситься под тупую музыку, а потом переспать с кем-нибудь, неважно с кем. А те, кому хочется острых ощущений, выходят на улицы. Многие называют их волками. Нет, - он с силой сжал кулак, - это не волки, это – псы, цепные псы, которые сорвались и вымещают свою злость на невинных прохожих. А сколько таких щенят подрастает сейчас, они уже в школах начинают творить то, что потом будут делать на улицах.
Везде так называемый «средний класс», живущий по принципу: дом – работа – дом, и немного времени на семью. Каждый вечер, возвращаясь с работы, они съедают ужин, прочитывают газеты и отправляются на диван смотреть телевизор. Им больше ничего не нужно. А что в телевизоре? Зажравшиеся политики, которые даже говорить-то толком не умеют.
Везде богатые юристы и экономисты, которые только и думают о том, как бы выглядеть как можно респектабельнее, заработать больше денег и получше вложить их в дело. Все. Им тоже больше ничего не нужно.
Везде неоправданное насилие, войны, террор, голод, озлобленность. Каждый старается смотреться сильнее и страшнее только затем, чтобы его не трогали.
И так везде.
А потом эти люди удивляются: «Почему такой молодой парень ушел в монастырь?» или «Что мешает этим байкерам осесть, завести семью, найти работу?». Да они же и мешают! Они закрывают глаза на все. Многие не хотят, а многие не могут увидеть всю грязь, всю злобу этого мира. А тот, кто смог увидеть, вынужден бежать от этого, бежать куда-нибудь подальше. Потому что стоит тебе только высказать свои мысли, отличные от мыслей других, как тебя тут же громогласно, во всеуслышание объявляют психом и норовят запереть в дурдом. А если ты сопротивляешься и настаиваешь на своем, то тебя начинают считать еще и буйным. И вот тогда действительно остается только бежать.
- И сколько ты так уже живешь?
- Около семи лет. Но я не одинок. У меня очень много друзей во многих странах и городах мира. Людям, которые не закрывают глаза на правду, свойственно объединяться. Я умею ценить друзей, ценить хорошее к себе отношение, потому что на собственной шкуре испытал, что такое быть отверженным. Ты никогда не читала Германа Гессе?
- Нет, а что?
- У него есть роман «Степной волк». Философская штука. Почитай обязательно. Там очень четко описываются люди, которым нет места в этой жизни, потому что они не могут жить так, как все остальные.
Он некоторое время помолчал, а когда решил что-то сказать, то понял по ее глубокому дыханию, что за время этой короткой паузы она успела уснуть, свернувшись калачиком у него на груди. Он вздохнул, обнял ее и тоже сомкнул веки.
Когда он проснулся, солнце уже было высоко в небе. Она гремела на кухне посудой. Когда он подошел, она лучезарно улыбнулась, хотя глаза смотрели внимательно и задумчиво – наверное, анализировала их вчерашний разговор. Чмокнув его в щеку, она, развернув за плечи, нежно вытолкнула его из кухни, произнеся тоном, не приемлющим возражений:
- Возьми в шкафу полотенце и шагом марш в душ. Завтрак скоро будет готов.
Он безропотно подчинился. Через десять минут он вышел из душа, вытирая волосы. Она отобрала у него полотенце и усадила за стол.
- Ешь!
Потом, положив полотенце, вернулась и села напротив, потягивая чай из бокала.
- Знаешь, а я все утро думала над нашим разговором... – вдруг произнесла она задумчиво.
- И что?
Она неопределенно пожала плечами. Он вдруг перестал жевать, отложил вилку и уставился на нее.
- А я знаю, «что». Ты никогда раньше над этими вещами не задумывалась.
Она неуверенно качнула головой:
- Ну... да.
- Вот! – он торжествующе развел руками. – Пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Это один мой друг так любил говорить. Понимаешь, в чем дело? Мало кто задумывается над этим, пока его это не касается. А потом все так удивляются. «И как это я раньше не замечал?». А все потому, что с детства нас учат жить «как все», не выделяться, не смотреть на мир с другой позиции, кроме общепринятой. Нас учат закрывать глаза, и очень тяжело потом бывает научиться открывать их. Многие так и живут «с широко закрытыми глазами», пока что-то или кто-то не откроет их, не даст человеку возможность прозреть. Вот в чем проблема! – удовлетворенно заключил он и, взяв вилку, невозмутимо продолжил трапезу.
Она некоторое время смотрела отстраненно, потом, как будто очнувшись, поморгала, покачала головой и тихо сказала:
- Наверное, ты прав...
Она встала, подошла к окну и выглянула на улицу. Очевидно, не увидев там ничего нового, вдруг резко обернулась и как-то странно на него посмотрела.
- А ты все время думаешь обо всем этом?
Он ответил ей таким же взглядом.
- Нет. Но есть многие вещи, события и лица, напоминающие мне об этом.
- Это, наверное, тяжело?
Он пожал плечами и ничего не ответил. Она вздохнула и начала медленно ходить туда-сюда вдоль стола. Когда она оказалась за его спиной и случайно бросила взгляд на него, то увидела сзади на его шее, чуть пониже затылка, на том месте, которое всегда закрывали волосы, теперь мокрыми прядями висевшие спереди, небольшую татуировку в виде волчьей головы. Она чем-то напоминала гравировку на байке, только здесь пасть волка была приоткрыта, обнажая острые клыки со стекающей по ним слюной. Она провела по татуировке пальцами.
- Что это?
Он накрыл ее пальцы своими.
- Это мне тоже друг сделал. Я же говорил тебе, что у меня очень много друзей.
- А почему везде волки?
Он вздохнул, поглаживая ее руку.
- Волк – символ одиночества и силы. Волки редко собираются стаями, только если голод или беда заставляют. Обычно они живут парами, а чаще по одному. А меня даже друзья прозвали Одиноким Волком.
Она улыбнулась.
- А что, тебе идет.
- Скажешь тоже, - он горько усмехнулся.
Она проводила его до крыльца.
- Когда ты снова приедешь ко мне?
Он посмотрел на часы.
- Если успею, то завтра, - увидев ее вскинутую в удивлении бровь, он объяснил. – На западе от вашего города, километрах в 250-и, есть придорожное кафе, которое держит мой знакомый... И не усмехайся так, я же говорю – у меня МНОГО друзей. Так вот, я обещал ему заехать, как буду недалеко. Сегодня самый подходящий день. Мне ехать туда часа два, не больше. Завтра вернусь – и к тебе. Не скучай, - он нежно поцеловал ее, провел по волосам рукой, сел на байк, завел двигатель и, улыбнувшись, как всегда, половиной лица, уехал.
Весь день, занимаясь мелкой домашней работой, она думала о нем. Хотя нет, неверно будет утверждать, что она думала о нем, нет, скорее она думала о них обоих. Как получилось, что они так быстро сошлись? Этот вопрос она задавала себе более сотни раз за день, но все никак не могла приблизиться к ответу. Неужели она из тех, кто легко клюнет на этот тип убитых жизнью, печальных мечтателей? «Так нет же, он-то как раз и не мечтатель, он просто думает о том многом, о чем «нормальные» люди предпочитают задумываться минут на пять раз в год. А печаль его можно очень легко понять и простить: жена предала, сына убили, мать умерла, отец погиб по глупости. Чего хорошего после всего этого человек может ждать от жизни?!»
В какой-то момент этих рассуждений ей стало настолько жаль его, что она не выдержала и расплакалась. Но потом взяла себя в руки и успокоилась.
«А все-таки, что же в нем такого? Ну да, он красив, красив по-своему, как бывает красив опасный хищник. Но ведь есть много других красивых мужчин.
Он умен и начитан. Его аккуратная и грамотная речь, даже когда он на эмоциях, выдает его. Но... ведь и умных мужчин немало.
Он особенный, не такой, как многие. Он обаятелен и вежлив, несмотря на стереотипное мнение о байкерах».
Она представила его в смокинге, танцующим вальс на какой-нибудь светской вечеринке. Вполне. Сильно и стильно. Тут же память услужливо подсунула картинку: байк, кожанка, развевающиеся волосы, черные как смоль, устремленный вдаль взгляд... Тоже ничего. Все так же стильно и не менее сильно.
«Он уникален. А вот уникальных мужчин немного».
Пока она удовлетворилась этой мыслью, но сделала в памяти заметку на будущее еще подумать об этом. А потом мысли ее невольно вернулись к их разговорам.
«А ведь он прав – я никогда не задумывалась об этом раньше. Странно...»
Она не заметила, как наступил вечер, а потом и ночь.
Какой же огромной и пустой показалась ей кровать без него! Она старалась побыстрее заснуть, так как завтра она, возможно, снова увидит его.
Но сон не шел. Она ворочалась с боку на бок, пытаясь устроиться удобнее, но все было тщетно. Измученная до невозможности, она все-таки заснула часам к четырем.
Проснулась рано, но не сама. Какой-то звук разбудил ее. Она прислушалась. «Гитара? Точно, гитара».
Он сидел на крыльце и перебирал струны неизвестно откуда взявшейся гитары, что-то негромко напевая. На звук открывшейся двери он обернулся и, не переставая играть, сказал:
- Доброе утро.
- Привет, - она потянулась и сладко зевнула. – А где гитару взял?
- У соседского мальчишки одолжил на полчаса. Он сразу согласился, когда я сказал зачем.
- И зачем?
- Для девушки.
- А-а... Ты когда приехал?
- Минут двадцать назад.
- Есть хочешь.
Он отрицательно мотнул головой и устало вздохнул.
- Спать хочу. Проговорили с другом всю ночь. А утром я вспомнил, что обещал к тебе приехать. Сел и поехал. А теперь с ног валюсь.
Глаза его и вправду были красными и запавшими, а лицо бледным. Она погладила его по голове.
- Вот что. Мне сейчас на работу надо, а ты заходи и спи, я вечером приду и разбужу тебя. Хорошо?
Он улыбнулся и поцеловал ее руку.
- Я только гитару отнесу.
- Стой, - она забежала в дом на секунду. – Вот, держи. Это чтобы ты мог войти ко мне когда захочешь.
Он удивленно посмотрел на ключи, которые она подавала ему. Потом взял их и улыбнулся.
- Доверяешь?
- Да.
- Спасибо тебе.
Сегодня она была особенно приветлива и вежлива с посетителями. Она просто светилась от счастья. В ответ на озадаченные взгляды подруг, интересовавшихся событиями выходных, она лишь загадочно улыбалась. Те недоумевали.
Но на самом деле она улыбалась своим мыслям. Мыслям о том, что он сейчас спит в ее постели, на ее подушке, укрыт ее одеялом. Теперь везде останется его запах, волнующий, пьянящий и будоражащий...
Незаметно в таких мыслях и прошел весь день.
К вечеру, когда она пришла домой, он уже не спал. Он успел приготовить ужин для нее, чем приятно ее удивил. Она ужинала, о чем-то весело болтая, а он стоял, облокотившись на холодильник, и рассеяно улыбался, казалось, занятый своими мыслями и не слушавший ее. Она, наконец, заметила это.
- Что с тобой?
- Да так... – он неопределенно махнул рукой. – Еще не совсем проснулся.
Вдруг, в дверь позвонили. Он встрепенулся.
- Пойду, открою.
Он вернулся с гитарой, весь прямо сияющий.
- Я упросил его дать мне гитару до завтра. Он не смог отказать, после того, как я показал ему пару интересных ходов и расписал рифы на «For whom the bell tolls» Metallic’и.
Они перебрались на ее любимый диван у камина. Она полулежала на диване. Он сидел напротив, в кресле с гитарой. На столике по правую его руку стояла чашка кофе, пепельница и светильник. Ее чашка стояла на полу около дивана. Он пел. Она слушала, задумчиво всматриваясь в него. В зависимости от песни он либо смотрел ей в глаза, либо устремлял взор вверх, и тогда ей казалось, что она видит, как в его глазах отражаются звезды. Иногда он закрывал глаза и опускал голову, так что волосы закрывали половину лица, и раскачивался из стороны в сторону в такт музыке. Изредка он останавливался, чтобы отхлебнуть кофе или закурить очередную сигарету. После того, как она минут сорок убеждала его не бегать на улицу, а курить прямо здесь, упирая на то, что дым ей не мешает, а даже нравится, он не на секунду не оставался без дымящейся сигареты. Если он пел, то откладывал ее на край пепельницы. Когда пепельница наполнилась, он вытряхнул ее содержимое в камин.
Она приподнялась на локте.
- Ты много куришь.
Он пожал плечами.
- Как обычно. Я уже привык.
Больше она эту тему не поднимала. Вообще, они мало о чем говорили в эту ночь. Он все больше пел, а она, постепенно засыпая, слушала.
Когда она уснула, он отложил гитару, докурил сигарету и в очередной раз вытряхнул пепельницу, выкинув следом пустую пачку. Потом расстелил в спальне постель, осторожно перенес ее, раздел, бережно, чтобы не разбудить, и укрыл одеялом. После этого унес чашки на кухню, выключил светильник, вернулся к ней, разделся и, чуть дыша, опустился на кровать рядом с ней, нежно обняв ее одной рукой сзади. Во сне, почувствовав его руку, она доверчиво прижалась к нему и задышала ровнее. Он улыбнулся.
На следующий день они произвели фурор – он привез ее в кафе на байке. Все утро кафе шумело, как потревоженный улей. Слух пополз по городку.
Вечером он спросил:
- А ты не боишься, что о тебе будут говорить?
- Даже и не собираюсь, - она презрительно оттопырила верхнюю губу. – Пусть думают, что хотят и говорят, что хотят. Мне на них глубоко наплевать.
- Правильно.
0
