Я помню тот день. Тот самый день, когда меня и мать разлучили. Мужику стали нужны деньги, и он продал меня. Мой новый хозяин был еще молод. Мужик еще удивлялся, как ему, городскому жителю, нужна была кобыла. Ведь вокруг автомобили и мотоциклы, говорил он.

Нового хозяина звали Серега. Так звали его знакомые. Он не умел обращаться со мной, и я ему помогала: сама ела, пила, сама заходила в амбарчик, который он для меня приготовил. Он был очень одинок. Иногда он смотрел на меня, пытаясь разглядеть что-то. Иногда смотрел вдаль. И все время молчал. Я привыкла к тому, что от хозяина несет самогоном. Серега не пах ничем, кроме собственного пота, и это мне нравилось. Я привыкла к нему быстро и уже не вспоминала бывший амбар, мать и старого мужика. Он любил меня, и я полюбила его.

Однажды он все же заговорил. Он говорил так долго и безостановочно, так страстно и яростно, будто это был единственный его шанс высказаться. Он говорил о том, что был счастлив, когда жил в большом городе. О том, что любил и был любимым, как приятно и весело проходили их семейные вечера. Какая замечательная жена у него была, и какая очаровательная дочка росла. Он очень долго горевал после развода, жена его не любила. Не мог смириться, боль его не проходила, и он начал переезжать из одного города в другой. Это не помогало, и он осел здесь. Я ему нужна была, потому что он решил, что надо возвращаться к природе. Он ходил в одно общество, которое жило по заветам Анастасии. Они сажали кедры, и верили в ее законы всей душой.
Больше всего он говорил о дочери. Все, что он ни делал, ни думал, ни мечтал, было связано с ней. Она была далеко, но он по-прежнему любил ее. Я тоже полюбила ее. Он описывал мне момент, когда она приедет и обрадуется, что есть я. Он мечтал о том, чтобы она каталась на мне, чтоб чесала мою гриву и весело смеялась вместе с отцом. Я тоже начала грезить об этом, мне казалось, что все сразу изменится, когда она появится. Серега сразу будет очень счастлив, и счастлива буду я. Маленькая девочка будет с гордостью ехать на мне верхом по улицам старого города, и все прохожие удивленно будут переглядываться, а дети тайно завидовать маленькой наезднице. Он думал, что все это сделает ее крайне счастливой, и я верила в это тоже.
Однажды, Серега принес седло. Это был эпохальный момент. Я довольно заржала, а он потрепал меня по загривку. Седло предназначалось ей, мы оба это знали, и это объединяло нас еще больше в нашем знании. Мы оба жили днем, когда она приедет. Хозяин часто рассказывал, как звонит ей, и как она мало отвечает на его письма. Но он объяснял мне, что жизнь у нее гораздо насыщеннее, чем у нас. Я ждала Серегу с работы каждый день для того, чтобы он потрепал мою холку и узнать новости об его дочери. Я росла и превращалась в отличную сбитую кобылу. Голодать мне не приходилось.
Наконец, он сказал, что скоро наступит лето, и она приедет. Глаза его горели, и он начал готовиться уже сейчас, весной. Дни проходили за днями, он мало с кем общался, у него не было друзей. По душам он разговаривал только со мной. Я была очень хорошим слушателем, часто жевала и фыркала, но он принимал это за знаки одобрения и поддержки.

Лето пришло. Потом прошло. В Серегиных волосах появились еще седые волосы, а девочка так и не приехала. Никаких объяснений, кроме того, что у нее другие планы. Ничего… Я часто ловила себя на том, что застываю, жуя траву, и уже совсем не фыркаю. Серега все меньше поднимал на меня глаза, он стал все больше с прежней горячностью говорить о том, что она появится на следующий год, обязательно. Я снова поверила ему, он понял это, и мы зажили по-прежнему.
Прошел еще год, потом еще, и еще… Теперь я старая лошадь. Я уже не выдержу веса маленькой девочки, да она уже и не маленькая. Серега совсем стал седой. Мы до сих пор ее ждем. Все еще висит седло на стене амбара. Но ее так и нет.