ВОСПОМИНАНИЕ
За чаем мне припомнился тот забавный случай, как когда-то давно, в каком-то незапамятном году, когда мы с Макеенко были ещё только недавно знакомы, а я ещё ничего не знал о его забавных страстных увлечениях, я, точно так же, как и теперь переступил порог его волшебной мастерской, и он точно так же меня поприветствовал в своей коронной позе, и так же угостил меня чаем, с той лишь разницей, что тогда он снял чайник сразу с моим приходом.
Он накрыл на небольшой шкаф скатерть, одновременно служивший ему и тумбочкой и столом, и поставил на неё чайник с крепко заваренным чаем. Недолго думая, я составил ему компанию. Подкладывая себе и мне сахар, он начал что-то спрашивать. Но я, рассеянно, этого почти не замечал. Моё внимание привлекло совсем другое. Мастерская, на первый взгляд, казалась без изменений, но, ещё с порога, я почувствовал присутствие чего-то нового.
Я, вдруг, увидел этот самый, новый предмет, присутствие которого почувствовал ещё на пороге.
Это был причудливо оформленный аквариум. Средний по величине, он не занимал много места, и обрамлённый изысканно отделанным багетом, и отгороженный с боков шкафом и картиной, он стоял как в нише, и потому его было трудно заметить сразу.
Как загипнотизированный, я, смотрел на эту диковину, всё по-прежнему, не слыша, что говорил Пётр Дмитриевич, подливая мне, ещё чай и подкладывая сахар.
_Неужели ваш?_ с детской непосредственностью, недоумённо, спросил я.
_Теперь мой._ Отозвался он.
_Так, вы теперь аквариумными рыбками занялись?
_Не теперь, а давно уже занимаюсь._ Неведомыми намёками парировал Пётр Дмитриевич.
_Как же я его у вас раньше не замечал?_ недоумевал я.
_Не замечал, потому, что его у меня ещё не было._ Как-то странно, как бы, про себя, засмеялся он.
_Ничего не понимаю._ Вы говорите, что уже давно занимаетесь рыбками, и вдруг, сами же отрицаете и говорите, что аквариум появился у вас только-что._ растерянно и обиженно сказал я, чувствуя, что тот просто насмехается надо мной и моей дремучей неосведомлённостью.
_Вот те раз!_ в свою очередь, изумлённо глянул на меня Пётр._ Да что же тут понимать? Ведь давно всё понятно. Ты что, разве не знаешь? Я давно аквариумными рыбками увлекаюсь. Только дома. У меня, их там столько, что места нет свободного._ И встретил мой недоверчивый взгляд.
В моём понимании как-то не вязалось такое несерьёзное увлечение к художнику. В глубине души у меня уже закрадывалось разочарование в моём кумире.
«У меня дома столько рыбок»,_ продолжал хвалиться тот,_ «что они меня наверно скоро выживут. А убирать жалко».
Позднее, я прослышал от его знакомых о его, как сейчас бы сказали, доме-океанариуме, в котором совершенно отсутствует мебель, и его непредвзятом к ней отношении.
Я ни во что не поверил, посчитав всё это сплетнями.
И зайдя к нему в следующий раз, спросил его с серьёзным видом, словно прицениваясь к товару в магазине:
_Дмитрич, а, сколько стоит такой большой аквариум?
Тот посмотрел на меня видящим глазом, в то время, как стеклянный, будто ещё осматривал проделываемую работу, и, отвернувшись, спокойно, как будто, проще, чем на такие вопросы ему ещё не приходилось отвечать, сказал:
_Да разве это большие. У меня дома тридцативёдерные стоят. Самые маленькие_ это вёдер пять.
_Неужели! Где же ты их только держишь?_ удивлённо усмехнулся я.
Никогда мне ещё не приходилось слышать от Дмитриевича, как он хвастает, а тем более_ врёт. Но тут закралось сомнение.
_А вот так и стоят, в комнатах._ Насмешливо ответил он.
Я представил себе унылый вид комнат, заставленных застеклёнными металлическими каркасами, и поморщился.
Зачем такие огромные? И потом, где же у тебя мебель стоит?_ недоумевал я.
_Мне эта мебель-рухлядь даром не нужна. Чтобы ею пыль собирать, да клопов разводить?_ саркастически заявил Пётр Дмитриевич, и добавил:
_Мещанские пережитки!
_Во даёт!_ восторженно подумал я.
_Во-первых: у меня очень ценные рыбы в аквариумах живут, а во-вторых: ни один аквариум голый не стоит. Они у меня соответственно отделаны багетом. Я их сам отделывал. А багет у меня такой, какого ни у кого нет; хотя и самодельный. Орнаменты_ один на другой не похожи. Сам режу и формую. У меня не только много рыб разных в аквариумах, там и водоросли, ракушки, песок._ Гордостно похвалился он._ А ещё у меня клетки с птицами висят. Знаешь, как они поют? Душа отдыхает! Вот это настоящая природа! Красота!_ вдохновенно продолжал Пётр.
Я поймал себя на том, что слушал его с неподдельным интересом, и с восхищением наблюдал, как он играл мышцами оголённого торса, и передвигался по мастерской, жестикулируя руками.
И вдруг, он остановился вплотную передо мной и радушно пригласил:
«Слушай! Да ты сам приходи ко мне домой. Там всё и увидишь»._ И глядя на меня в упор своим единственным глазом, положил мне руку на плечо и добавил:
«Я тебе ещё многое покажу. Приходи». После этого я ещё узнал, что все удовольствия в жизни Петра Дмитриевича заменяла живая природа. Он увлекался певчими птицами, голубями, белками, сурками, белыми мышами. Но в особенности, он ничего не обожал и не признавал так, как аквариумных рыбок.
Я всё продолжал и продолжал открывать Петра Дмитриевича, который после того, как я основательно узнал его хобби, однажды доверительно сказал мне:
«Дело не в самом аквариуме. Я его поставил здесь не из-за дефицита домашней территории, а потому, что он служит отсадником. В него я выпускаю молодь. Но причём, молодь особую… Для выведения нового вида; и не просто нового._ Я хочу, чтобы он был в немалой степени красивым»._ Снова замолчав, он отвернулся к своему аквариуму.
Помолчав, он снова обратился ко мне:
«Я не только развожу аквариумных рыб, но ещё и занимаюсь селекцией, вывожу новые виды. Для этого я специально отбираю наиболее ценные уже существующие виды рыб. Мальков, которые у них появляются, я отсаживаю. Из них выводится ещё более ценная порода. Обычно ещё более диковинной расцветки. Я ожидаю от будущего потомства этих видов, самой неповторимой окраски и самых необыкновенных форм плавников и хвоста. Они ценятся, малыш, не только потому, что чудовищно красивы, но ещё и потому, что… знаешь, сколько надо, чтоб вывести новый вид?»_ Я отрицательно покачал головой. Я не только не знал, какие бывают виды рыб, но и тем более, не подозревал, что они выводятся._ «Лет пять. Вот какой труд нужно селекционеру, чтобы создать такое чудо.
Я мог бы почувствовать большее в его словах, нежели не посвящать меня в подробности его хобби, в котором я совершенно не разбирался. Позже я понял, что он многого не договаривал.
Какой-то магнетизм исходил от аквариума. На меня он действовал гипнотизирующе. Но, главное, что всё внимание фокусировалось на неотразимо красивых рыбках, с грациозно извивающимися хвостами и переливающимися багрянцем и золотом, в зависимости от направления внутреннего освещения, боками. Поражающе и неотразимо глядели на меня огромные, выпученные глаза, от которых я цепенел и не мог оторвать взор. Чем больше я на них глядел, тем больше они намагничивали моё внимание, приковывали меня к месту и парализовывали мою волю.
Вдруг, всё исчезло. Занавеска, задёрнувшаяся рукой Петра Дмитриевича, вывела меня из оцепенения.
«Ты что? Что с тобой?»_ тронул он меня и заглянул мне в лицо, и потом засмеялся тихим внутренним смехом._ «Эх ты! Ну, ничего. Со мной то же самое было, когда я в первый раз увидел телескопов. Я тогда ещё мальчишкой был, примерно, таким же, как ты».
Но он и сам выглядел не намного лучше меня. Единственный натуральный его глаз блуждал, и в нём его выдавал какой-то скрытый огонёк одержимости.
Я встряхнулся и отвернулся.
«Вот. Ты тоже заведи себе аквариум с рыбками, если хочешь. Я тебя научу, как это сделать»._ И поток информации хлынул на мою голову. Непонятно откуда, он, вдруг, вытащил книгу с цветными иллюстрациями, на которых были изображены аквариумные рыбы самых всевозможных видов и в самых бесподобных нарядах.
«Начни вот с чего»._ Поток информации лился на меня как из ушата. Я узнал, что рыбы не могут жить в одной и той же воде. Её надо постоянно менять. Надо иметь компрессор, чтобы постоянно обогащать её кислородом. Чем рыбы болеют. Чем питаются. Как разводятся. Сколько раз в сутки за ними надо ухаживать. Характеристика на подвиды. Их достоинства и внешность.
Информация не иссякала. Продолжение следовало за продолжением. Пётр Дмитриевич говорил не останавливаясь, объясняя особенности каждой рыбы, и её функциональное назначение в водной среде. Далее, без передышки, он переходил на флору, объясняя, какие растения необходимо сразу поместить в аквариум. Информация о составе дна.
В голове моей перепутались названия рыб и водорослей. Как я ни пытался удержать в голове самое важное, повторяя про себя, чтобы не забыть, я всё равно никак не успевал запоминать. Но он не позволял мне переспрашивать. Дмитрич без пощады продолжал. Он всё рассказывал и рассказывал. У меня перехватило дух, но Петро не давал мне передышки. Он не позволял задать ни одного вопроса. Моя голова разбухла от мешанины из названий. В ней окончательно перепутались лилии, барбусы, скалярии, малинезии, краснохвостые меченосцы. Я ухватился за самое последнее название, и так и повторял его до самого ухода от Петра Дмитрича.

Запомнил я только, как напоследок он мне сказал:
«Хочешь, я помогу тебе сделать большой аквариум, во всю стену, как у меня? Но это потом. Сначала купи мальков, и посади их в банку».
Уходил я от него ошеломлённым.

ДОМ
Безудержно шли годы. Я всё по-прежнему продолжал наведываться к своему близкому приятелю аквариумисту-любителю Петру Макеенко в его художественную мастерскую. Всё менялось в пору с быстро бегущим временем.
В мастерской Петра Дмитриевича появлялись всё новые и новые аквариумы, обрамлённые изящноотделанным багетом, коллекция чешуйчатых обитателей которых постепенно росла. Он покупал всё новых и новых рыбок; занимался селекцией, выводил новые, красивые и ценные виды. Дважды ему посчастливилось побывать за границей, на выставках новых ценных самовыведенных видов аквариумных рыб, в Польше и в Японии. Художник-аквариумист всё продолжал обучать меня основам аквариумизма. Мне уже не было от этого покоя.
Узнав от его знакомых по работе его адрес, я стал приходить к нему домой.
Придя в его дом в первый раз, я был поражён необыкновенным видом его прямо-таки сказочного жилья. От пребывания в окружении со всех сторон гигантских аквариумов, занимавших пространства, практически, от пола до потолка, и от одного угла стены до другого, создавалась иллюзия, что я нахожусь где-то в морском царстве.
Всюду мимо нас проплывали поодиночке и целыми стаями мелкие рыбёшки и огромные рыбины, сверкая в глазах всеми цветами радуги.
Если не больше, то половину дома занимала водная среда.
«Люди живут среди воды! Как в подводной лодке. Вокруг них растут водоросли и плавают рыбы.
Ну и чудеса! Сроду себе не мог представить ничего подобного»._ Ворочалась в голове мысль.
Половина пространства каждой комнаты была занята аквариумами.
На подоконниках тоже стояли аквариумы. На окнах ещё висели клетки с птицами; канарейки, попугаи, щеглы. По незанятому водой пространству помещений разносились их трели и чириканье.
Казалось, мы находимся на дне морском, в каком-то подводном замке.
Впечатления усиливали украшения жилища: обрамлявшие колоссальные сосуды багеты; отделанные украшениями углы стен и потолков; украшенные плиточными, изразцовыми, расписными, лепными и резными орнаментами полы и потолки.
На кухне была печь, служившая кухонной плитой, а в холодное время года ещё и для отопления помещений. Она была чуть больше обычной стандартной кухонной плиты, и тоже выложена изразцовыми украшениями.
Дом и впрямь был точно дворец в подводном царстве.
«Ого! Вот это да! Ну, Дмитрич! Ну, ты и даёшь! (Я тогда к нему только недавно перешел на «ты».) Вот это аквариумы у тебя! Да лопнет, такой аквариум_ в доме наводнение, будет»._ Восхищался я.
В нетесном помещении рядом с прихожей стояли ещё такие же огромные аквариумы. Но они были пусты. Там же были ещё большие стёкла и металлические детали для сооружения конструкций новых аквариумов. (Все аквариумы у него дома и на работе были исключительно самодельные. Тогда многие себе делали аквариумы сами. Соединяли металлическими планками пол и стенки из стёкол. Бреши заделывали цементом.) Стёкла у него были простые, нетолстые. У него дома надо было быть особо аккуратным, чтобы случайно не повредить стекло аквариума или гипсовый багет его отделки.
Я сначала думал, что пустые аквариумы он тоже собирается наполнять содержимым, но, как он мне потом объяснил, они служили ему для замены уже действующих во время их чистки или ремонта. С течением времени они у него изнашивались, и он целиком заменял их новыми, которые тут же производил из специально заготовленных для этой цели материалов в том помещении.
Когда я приходил к нему домой, дома у него, кроме его самого никого не было. Жена его в это время была на работе, дети_ возможно в школе.
Из-за своей глупой нерешительности, я так и не спросил его, сколько у него детей, как их дела, где работает его жена, и ещё, судя по фамилии и формой имени, которой его звали товарищи, не относится ли он к малороссийской народности.
Я просто боялся, не будет ли это малоэтичным, ведь в то время у нас такие разговоры: о семейном положении и национальной принадлежности мало приветствовались. Больше полагалось говорить о работе, трудовых успехах.

ФЕЕРИЧЕСКИЙ СОН
Страсть Петра Дмитриевича меня обуяла. Мысли о рыбках не давали мне покоя. На протяжении целого месяца у меня пропали покой и аппетит, а сны были сплошными кошмарами. Всё это время моя голова была забита аквариумами с целыми сонмами прекрасных рыбок.
Я постоянно вскакивал во сне посреди ночи и бежал к несуществующим аквариумам с рыбками. Мне снилось, что я завёл аквариум и забыл покормить рыбок, или они задохнулись. Потом являлся Пётр Дмитриевич и распекал меня. Затем он давал весьма содержательный инструктаж.
Однажды, когда моя нервная система стала сдавать, а я стал уже похож на дистрофика, во сне опять явился мой злой гений. Мне приснилось, что я опять среди мириадов его пёстрых рыб.
Это было подводное царство. За умонепостижимых размеров стёклами, подсвеченные мягким светом, в зелёной водяной стихии висели, шныряли, кружились, резвились, стремительно проносились мимо меня, мелькали, соперничая красотой расцветки радужные особи. Тёмными тенями проносились крылатые скалярии; стаи гупи, как светлячки, играли разноцветьем огоньков в тёмных углах ужасающей величины аквариумов, золотые рыбы и вуалехвосты пучили неотразимые, размером с крупные бриллианты, глаза и плавно шевелили огромными шлейфами хвостов, бархатно-чёрные и ситцевые, золотисто-оранжевые с металлическим блеском и огненно-красные пятнистые телескопы рябили в глазах, сверкая огромными цилиндрическими и конусообразными глазами. И ещё сотни тысяч неведомых тропических рыб в этих стеклянных водоёмах ошеломляли своей бесподобной и неповторимой окраской. Полосатые, пятнистые, жемчужные, с окантованными хвостами и сросшимися плавниками, с рогатыми головами и шарообразными телами_ от такого разнообразия у меня перехватило дух. Неутомимо сменялись лимонно-жёлтые, фиолетовые, голубые, красные, лиловые, нежно-розовые краски.
Воистину праздник для глаз! Такой живой палитры цветов, обновлявшейся прямо на глазах, которую создала сама природа, мне никогда в жизни не приходилось видеть наяву.
Дно диковинно украшали причудливые раковины. Разбросанный галечник создавал хаотическую мозаику.
Под стать содержимому было обрамление чудовищной величины ёмкостей. Ваятели эпохи ренессанса позавидовали бы тем произведениям искусства, в которые заключены были все эти чудеса, каковыми, впрочем, являлись и сами те изумительные багеты.
Каждый из этих аквариумов был с пятиэтажный дом. Рыб в них было целые миллиарды, каждая из которых была размером, начиная с человеческий рост, и, кончая в пять раз его превосходящими. Водоросли были настоящими лесными чащобами. Каждая песчинка_ целый валун. Раковины и каменья галечника_ как древнегреческие амфоры.
Незаметно появился Пётр Дмитриевич. Он поманил меня и подвёл к самому оригинальному по форме аквариуму. В нём величаво обитали пышные рыбы с огромными выпуклыми и сверкающими огнём, как у кошки, глазами. Необозримые шлейфы хвостов, переливающиеся радугой и окантованные золотистыми полосами, волочились за ними по дну. Рыбы примагничивали неотразимым взором сверкающих глаз и разноцветьем наряда. Рыбы шевелили шлейфами, разевали рот и пучили на меня неотразимые сверкающие перламутром, как жемчужины или бриллианты глаза.
Медленно к аквариуму подходил Пётр Дмитриевич. В руках он держал над собой огромную банку с чудовищными мальками.
Он взобрался на аквариум по какой-то невидимой лестнице и одним повелением руки отворил верх; затем, осторожно открыл банку, и выпустил в аквариум мелькнувших золотистым блеском и радугой цветов рыбок.
«Ты даже не подозреваешь, какая это рыба. Ей цены нет. Это самая редкая, самая дорогая и самая любимая моя рыба!»_ Завораживающим эхом разнёсся вокруг рокочущим эхом голос моего кумира._ «Это я её вывел! Я-а-а-а-а!»_ мягко и настойчиво провещал он и исчез в тумане.
Я очень не хотел просыпаться. Мне до боли было жалко прощаться с таким необыкновенным сном. Я долго лежал с закрытыми глазами, но сон ушёл безвозвратно.
Его сменили другие сны. Мне снилось, что я одержимо, с головой окунулся в деятельное занятие, что я всюду бегал не останавливаясь и не щадя живота своего, доставал мальков и корм для них, водяные растения и всякие принадлежности, и напрочь лишился покоя.