14.09. Обыск на заднем дворе Ника Ларсена

Морось висела над задним двором сгоревшего дома в Хостоне, оседая на пепле и глине. От коттеджа Ника Ларсена – Некроманта – остались черные остовы стен, поблескивающие в свете фонарей, но земля под старой яблоней не хотела молчать. Детектив Рой стоял у ямы, хмурясь, пока криминалисты выкапывали очередной сверток. Его пальцы теребили зажигалку в кармане – привычка, от которой он не мог избавиться.

Напарник Люк топтался рядом, нервно поправляя ремешок фонарика. Его кадык дергался при каждом глотке, выдавая напряжение. Судмедэксперт Марвин, сгорбившись у свертка, срезал рваный брезент, бурча себе под нос. Свет фонарей выхватил серую иссохшую кожу, тронутую тленом.

– Софи Грейс, – сказал помощник эксперта, листая записи, – двадцать три года, убита полгода назад. Рэймонд Коллинз перерезал ей горло, после чего пытался свалить из страны. Отморозка взяли на границе в тот же день. – Он отшагнул от ямы и закрыл папку. – Она единственная была белокурой из тех, кого похитил Ларсен. Конечно, нужен анализ ДНК, но думаю, это она.

Рой кивнул, глядя на тело. Ее лицо, сморщенное, с пустыми глазницами, было маской смерти – как и положено телу, полгода гнившему в земле. Рана на шее, теперь высохшая, все еще проступала под складками сморщенной кожи. Ничего общего с Николь Кларк – актрисой, которую они найдут через месяц в хижине у Сайлентской реки, и которая будет выглядеть так, будто умерла минуту назад.

– Значит, Софи была первая? Но почему именно она?

Детектив присел у ямы, вглядываясь в тело и пытаясь понять, что движет Некромантом. Левое плечо ныло – старый шрам от пули всегда давал о себе знать в сырости, напоминая о складе, где он когда-то чуть не остался лежать.

– Может, он ее знал? – Люк сжал фонарик, кадык снова дернулся. – Ну, как то привязался? Она же была красивая, наверное. До того, как…

– Привязался? – Марвин прищурился, поправляя очки на кончике носа. – Здесь не про чувства. Здесь про какую-то, м… одержимость. Софи – его первая «подопытная» в чертовом эксперименте. Вы же помните тот раствор, которым был пропитан гроб Геры Грин?

Рой выпрямился, поправил воротник. Больше месяца назад они планировали эксгумировать тело методистки Геры, которая, по всем признакам, покончила с собой – перерезанные запястья, предсмертная записка, все чисто. Но потом ее сестра подняла шум: нашла в вещах Геры дневник, где та писала о странных звонках и тени у дома. Следствие решило проверить – вдруг не суицид, а хорошо замаскированное убийство. Когда гроб вскрыли, он оказался пустым, а обивка была пропитана каким-то странным раствором, от которого несло химией.

– Это не просто бальзам, – продолжал Марвин, поправляя перчатки, – это нечто куда сильнее любого формальдегида. Я в лаборатории рвал волосы, пытаясь понять, что это. Его раствор не просто тормозит тлен – он сохраняет тело свежим и податливым, причем гораздо дольше, чем все ингибиторы вместе взятые. Вот – посмотрите сами…

Он откинул брезент, и взору детективов предстало тело Геры – посеревшее, в пятнах, едва начавшее гнить. На одном из порезанных запястий красовалась татуировка в виде саламандры, и этого было достаточно, чтобы понять, чье именно перед ними тело из всех похищенных.

– Сколько прошло времени с тех пор, как она умерла? Месяц? Теперь посмотрите на тело другой – предположительно Кейт Финкли… – Марвин откинул второй брезент, под которым оказался едва узнаваемый полуразложившийся труп, кишащий опарышами. – Вот примерно так должна сейчас выглядеть Гера.

Рой качнул головой, пальцы замерли на зажигалке. Мысль о Некроманте, копошащемся в своей лаборатории с химикатами, стоящим над телом Геры, выкапывающем ее, затаскивающем к себе в дом – вызывала холод похлеще мороси. Он отвел взгляд – полуобгоревший забор кренился к земле, а из ямы, где лежала Софи, тянуло сыростью и чем-то едким, словно земля сама пыталась раскрыть секрет Некроманта. Фонари криминалистов выхватывали куски реальности – ржавую лопату, обрывок брезента, обугленные бревна, почерневший кусок бюста Нефертити…

– Так он типа… ученый? – Голос Люка вырвал детектива из размышлений. – Он ставил на них опыты, как какой-то химик?

– Хуже. – Ответил Рой, выпрямляясь. – Как гребаный маньячина, повернутый на женских телах. – Покосившись на обломок бюста, он скрестил руки. – Думаю, Ларсен видит себя типа художником, а их, – он показал на трупы, – своими «скульптурами». Софи Грейс была первой, но не вышла. Поэтому он продолжал, пока не изобрел свой чертов метод их сохранять.

Люк сглотнул, глядя на полусгоревшие остатки коттеджа:

– А на черта он дом поджег – пытался скрыть их?

Рой посмотрел на Софи, на ее истлевший шрам. Он вспомнил допрос Ларсена месяц назад, когда они откопали пустой гроб методистки Геры, пропитанным той дрянью. Это и привело его к Ларсену – как к судмедэксперту, который бальзамировал ее тело, обработав его вместо формалина непонятным составом. Во время допроса тот смотрел на них холодно, с легкой усмешкой, как будто играл – зная, что у них на него ничего нет, кроме следов странного раствора, который он объяснил «научными изысканиями для статьи». Потом они устроили засаду на кладбище и чуть было не поймали ублюдка в момент похищения тела актрисы Николь, но он ускользнул. А после – пожар, поглотивший дом. Случайность? Или Ларсен пытался уничтожить следы чего-то еще? Неужели он мог подумать, что после пожара трупы на заднем дворе никто не найдет?

– Не их. – Сказал Рой наконец – твердо, но в голосе его прорезалась предательская хрипотца. – Ларсен хотел скрыть что-то другое. Софи, Кейт, Гера – наброски, и он знал, что мы обнаружим их, несмотря на пожар. Не думаю, что он настолько глуп, чтобы сжечь свой дом ради того, чтобы попытаться сбить нас с толку. Что-то здесь не так.

Марвин встал, потирая шею.

– Если он жив, Рой, он не остановится. Такие, как он, не бросают свое м… ремесло.

Рой продолжал вглядываться в Софи, пытаясь проникнуть в голову Некроманта. Его пальцы скользнули к запястью, теребя потертый кожаный браслет – подарок Мелиссы, когда он еще был патрульным, а она верила, что он вернется домой вовремя. Теперь Мелисса ушла, а браслет остался, как напоминание о том, чего он лишился ради таких дел, как это. Софи смотрела на него пустыми словно бездна глазницами, и Рой чувствовал, как холод пробирает – не от мороси, а от мысли, что Ларсен, возможно, видел в ней не просто тело, а нечто большее.

Вернувшись домой, Рой продолжал думать о Мелиссе. Он толкнул дверь квартиры, и та скрипнула, как всегда, напоминая, что он так и не смазал петли. Внутри пахло пылью и вчерашним кофе, оставленным в турке на плите. Он сбросил промокший плащ на стул, не включая свет, и прошел в гостиную.

Он рухнул на диван, вглядываясь в пустоту за окном. «Ты живешь ради мертвых, Рой» – сказала Мелисса, собирая чемодан. Он не спорил. Она была права.

На столике стояла бутылка бурбона, наполовину пустая. Он налил стакан, не глядя, и сделал глоток, чувствуя, как тепло обжигает горло. В темноте его взгляд упал на пустую стену напротив – туда, где когда-то висела ее картина. Мелисса была художницей – не из тех, что малюют цветочки для галерей, а из тех, кто видит красоту в трещинах асфальта и ржавых заборах. Ее работы были живыми, почти пугающими – как обгоревший обломок бюста, который он заметил во дворе Ларсена. «Это о том, как время крадет нас» – сказала она тогда, а Рой лишь кивнул, не вникая. Теперь он понимал. Ларсен, этот Некромант, тоже крал – не тени, а саму суть. Софи, Кейт, Гера, Николь… Он видел в них то же, что Мелисса искала в своих холстах: вечность.

Рой сделал еще глоток, бурбон уже не обжигал. Он вспомнил Софи, ее сморщенное тело в свертке брезента, шрам на шее, и в голове вертелись слова Марвина: «Не чувства – одержимость». Рой стиснул браслет, чувствуя, как кожа врезается в пальцы. Мелисса ушла, и теперь это дело, с его пустыми гробами и липкой жижей бальзама, цепляло его за живое – потому что оно напоминало о ней – о ее картинах, о ее словах, о том, как он не сумел ее удержать.

Он допил стакан и налил еще, но алкоголь не заглушал мыслей. На допросе Ларсен смотрел на него, как художник на чистый холст – с деловитым любопытством, как будто знал, что Рой никогда не поймет. Ему снова вспомнилась засада на кладбище во время похищения Николь – шорох земли, тень, и Ларсен ускользнул. Рой тогда чувствовал, что провалился не только перед Люком, но и перед Мелиссой – где-то в глубине себя, где еще жил ее голос. Она бы как всегда сказала, что он снова выбрал мертвых вместо живых.

Рой откинулся на диван, уставившись в потолок. В полумраке ему казалось, что стена напротив оживает – силуэт из акриловых красок Мелиссы, тающий в тенях, как Софи в яме, как Николь, тело которой все еще не найдено. Его мысли метались – от гроба Геры, пропитанного липкой дрянью, до холодного взгляда Ларсена, уверенного в своей неуязвимости. И тут, где-то в мутном тумане бурбона, всплыла тонкая красная нить – не смутное чувство, а твердая зацепка, шаг к Некроманту. Рой сжал стакан, план оформился в голове – ясный и острый – и теперь он точно знал, что нужно делать.