1. ПУГАЛО

  Сейчас дети не боялись его, хоть он и был старше на пару десятков лет. Их крики протыкали голову булавками.

   — Пугало! Пугало! Обезьяна немытая!

   Скар разодрал веки грязными пальцами. Свет мгновенно резанул по глазам и наступила соленая слепота. Щурясь и моргая, Скар перевернулся на спину, боком и животом собрав верхний слой заноз с досок. Прямо над ним синело небо, белый диск солнца сиял, как монета, и от него исходил жгучий и режущий свет. Скар разглядел что-то вроде гигантской птицы...

   Летающий механизм!

   Лучи солнца танцевали на корпусе махолета, машина летела низко, поднимая и опуская широкие крылья. Глаза снова заволокло слепящей солью, черный силуэт махолета размазался, как клякса, и Скар вынужденно отвернулся.

   Это был второй махолет в его жизни, первый он видел несколько лет назад, когда из-за моря приплыли чужаки.

    — Пугало просыпается!

    — Нажрался мертвяков, говноед?

    — Фу! Ты воняешь, пугало!

    Скар медленно повернул голову на источник шума и, вытянув руку, стал шарить вокруг в поисках очков-консервов.

   Тень падала от барельефа храма, чуть дальше крыльца, — вчера он вскарабкался туда чтобы уложить хоть куда-то свои поломанные кости, — и заканчивалась у ног детей. Солнце светило им в спины. Дети казались черными демонами, они отбрасывали на песок пляшущие тени и белозубо скалились, не переставая кричать и смеяться. Рванные штаны на коленках, вытянутые в локтях куртки – клеймо бедности, но дети были полны жизни и веселья, а Скар полон усталости, его рот набит песком и пылью, внутренности кислым дерьмом из забегаловки. Не то, чтобы забегаловки, скорее местной харчевни, где расстаются с невинностью все будущие шлюхи. Вчера его вытолкали оттуда пинками и не взяли плату. Посуду, из которой Скар ел, должно быть тоже выкинули. Осталось гадать, что стало с той разносчицей в сиреневом фартуке. Она представилась Деши. Деши не разглядела скъёра под пыльным плащом и наполнила его тарелку блевотиной из жил. Скъёр в забегаловке мог стоить жизни посетителям и скорее всего стоил ей работы.

   Скар понимал, как опасно людям рядом с ним, когда входил в забегаловку, но человеческие жизни его на заботили.

   Сейчас, пытаясь выпрямиться, он стоял на корточках и упирался руками в доски пола, раскачиваясь вперед и назад. Спутанные, грязные волосы раскачивались вместе с ним. Каждое движение причиняло боль распухшему от побоев телу. В одной руке он сжимал очки.

   Скар видел, что шляпа смялась и распласталась в грязи, как блин, видел разорванную по шву куртку и проклинал свою бестолковость. Он еще вечером должен был покинуть поселение, а сейчас наступало утро. По дороге уже сонно ползли машины, в Тан-зан их было всего три – вклад в развитие небольших поселений магистра Шера. Но даже три эти неповоротливые махины создавали невероятно много шума и привлекали внимание, они дышали паром из вытянутых на крышах труб и поднимали клубы рыжей пыли над оврагами, с каждым грохотом колес по щебню в голове Скара разрасталась боль. Над поселением начинал подниматься багровый дым, видимо, рабочие уже запустили механизмы в плавильном заводе. Он клубился между домами и сквозь него словно щуря полуслепые глаза, выглядывали окна. Их натыкали такое множество, что Скар невольно сравнивал их с термитниками.

    — Пугало!

    В Скара швырнули пару мелких камешков. Ожгло висок и кровь щекоткой побежала по щеке, за шиворот. Теплая влага поползла вдоль ключицы, наполнив в ямку на горле. Скар широко раздул ноздри. Нервы тихо загудели, заставляя стиснуть зубы и сжать кулаки.

   — Хуесосы мелкие. Сейчас я встану, и вы будете глотать мочу из канав, — сказал он, в его спокойном голосе было больше обещания боли, больше угрозы, чем в разъяренном крике. Скар — тело жилистое и гибкое, как ремень, неподвижное лицо и спекшиеся от жажды и ветра губы — он пугал ничуть не меньше разъяренного верзилы.

   Дети чуть попятились, когда он устоял на полусогнутых ногах.

   — Вы будете глотать мочу из канав, когда я суну туда ваши головы, — повторил он. Шатаясь, Скар стал спускаться по лестнице и в него полетели камни. Мелкие, острые и колючие врезались в тело, как иглы смеха. Он закрылся рукой. Камни били в локоть, колени, ребра и плечи. Дети смелели с каждым метко угодившим камнем, вход пошли увесистые булыжники. Они врезались, как тяжелые кулаки. Пятясь, Скар едва не рухнул на лестницу.

   — Пугало немытое!

   Огонь облил шею и лоб, Скар скрипел зубами так, что должны были плавится челюсти. Он бы кинулся и разорвал на клочки маленьких сучат, но жители Тан-зан убьют его. Никто не придет мстить за Скара из племени скъёров. Его сородичи попрятались в вонючие дыры и довольствуются объедками.

  Он заметно нахохлился, волосы на голове стали дыбом, будто пепельная корона, глубоко вздохнул раз, другой, и показав зубы в оскале, зашипел, как ящер. Этому трюку Скар научился у Холеры, с которой рос бок о бок с двенадцати лет. Шипение подействовало безотказно. Дети завизжали и бросились наутек. Иногда ему казалось, только ради этого они все и затевают — развлекательное шоу для детворы, за которое ему платят увесистыми булыжниками. Он еще постоял на крыльце, пытаясь отдышаться.

   Это поселение Там-зан к югу от Желтых песков та еще дыра. И хоть иноземцы открыли здесь заводы и фабрику, построили дома из камня, ее все еще населяли дикари, что, обрядившись в костюмы, первым делом вход пускали кулаки и ножи, чем голову. Скару еще вчера нужно было в ущелье ташаров, запастись водой для торгов. Если как следует замаскироваться, то, возможно, удача ему улыбнется: он сможет обокрасть банду головорезов и продать хотя бы пару фляг.

   Путь его лежал через пустыню, сквозь смог, пыль, пески и кратеры. Едкие испарения поднимаются из их глубин и разъедают глаза и ноздри, а солнце печет затылок, как треклятая сковорода. У Скара уже заранее зудела кожа.

   — Хал! — крикнул он, выискивая взглядом свою помощницу. Не отозвалась. Где она? Скар заозирался по сторонам. Нет, не стоило даже пытаться собрать свое помятое туловище, пока она оставалась там… Ее украли или убили? Скар ощутил холодок под кожей, ужас точно схлопнул тишину в сердце, оглушив тревожным перестуком. — Холера!

   Он сбежал по ступенькам, бледный, лицо покрыто потом, глаза буквально вылезли из орбит от ужаса и заметался по безлюдной площади, с трудом припоминая в какую сторону бежать… В каком же месте был тот крысятник? Тупица-тупица-тупица! Сколько уже он ругал себя за попытку влиться в толпу людей, но каждый раз наступал на те же грабли. Его выдают глаза — почти бесцветные и холодные, как глубокая яма, в которую не проникают солнечные лучи, его выдают длинные, как у крысы пальцы, его выдает худое, гибкое тело. А теперь из-за упрямства и бестолковости он потерял единственное, что имело ценность — Холеру.

    За спиной что-то зашуршало. Скар оглянулся. На верхней ступени надулись грязные тряпки, зашевелились и словно россыпью искр по поверхности пробежало потрескивание, смывая видимое, и обнажая темную шкуру. Ящерица раздраженно и зло вильнула хвостом.