Глава IV

На протяжении последних одиннадцати месяцев мы часто наблюдали нестройные колонны перепуганных до смерти солдат, марширующих из Этернума. Эта нерушимая Цитадель пережила не одно поколение королей Нифльхейма, укрывающихся за ее неприступными стенами с самого момента ее создания. Мы так же видели направляющиеся  с фронта  караваны беженцев, которые в поисках спасения покинули родные дома, разрушенные безжалостными завоевателями.

Каэлиты, словно саранча, уничтожали все на своем пути, и, имея превосходство в численности и вооружении, без труда сметали форты, крепости, заставы. Мало кому из воинов армии Триумвирата удавалось избежать ужасной гибели и не потерять окончательно рассудок после встречи с непобедимым врагом.

До того дня, как пушки начали грохотать на горизонте, ни я, ни кто другой в деревне не ощущал войны. Мы были словно под неким куполом, сплетенным из лживых надежд, которые питали его корни и нас самих, не давая отчаяться при виде искалеченных тел и судеб людей, проходивших через нашу деревню. Мы продолжали жить, боялись, но все же верили в то, что громовые раскаты адских орудий Титанов не потревожат наш покой, а марево пожарищ не окрасит ночной горизонт восходящими к небу кроваво-красными языками пламени.

С того дня, как Каэлиты и их железные махины появились на горизонте, прошло всего три недели. И вот, подгоняемые Смертью и кучкой солдат, оставшихся сопровождать колонну беженцев из нашего селения, мы покинули родные края.

Впереди у нас был долгий и трудный путь, а в конце его – непреступная доселе Цитадель Этернум, которая должна была стать укрытием, спасением, хотя бы ненадолго. Мы с надеждой смотрели на ее башни, возвышающиеся на горизонте. Будто этот черный каземат способен был одним лишь своим грозным видом остановить непобедимую армию Каэлитов.

Я старался не смотреть назад, чтобы лишний раз не думать о доме, и обо всех тех несчастных, что погибали прямо сейчас на фронте. Пушечный грохот умолк несколько часов назад, а потому мы шли в полной тишине. Лишь порой детский плач нарушал всеобщее молчание, разрывая, словно кинжал, эту нависшую над нами завесу тьмы и безмолвия.

Мы шли примерно в середине колонны. Я пытался глазами найти старину Берни, которого потерял, погрузившись в собственные мысли. Вдруг чья-то тяжелая рука опустилась на мое плечо:

- Дитрих, дружище. Ну что поделаешь, вот и мы сорвались с насиженных мест. Ну ничего, в Этернуме наши семьи будут в полной безопасности.

- В безопасности – повторил я, снова задумавшись. Сейчас это слово казалось мне каким-то невозможным, словно, не из этого мира.

- Да, в безопасности. Не унывай, старина. Мы еще покажем этим треклятым Каэлитам, чья это земля. Знаешь, мне кажется, что теперь у нашей армии куда больше шансов одолеть врага.

- Чего это вдруг?

- Ну как чего. В нашу армию прибывает доселе невиданное пополнение – господа Кройц и Дюплесси, величайшие воины, когда-либо рождавшиеся в землях Северного Королевства.

- Да уж, это точно, мой дорогой друг – позитивный настрой Берни заставил меня улыбнуться, а его громкий и уверенный голос вернул мне надежду. Люди, шедшие неподалеку от нас, боязливо озирались, а в глазах их читался страх и явное недоверие к словам здоровенного кузнеца. – Но позволь узнать, когда ты в последний раз держал в руках ружье, или меч? Не позабыли ли твои могучие и ловкие руки, как управляться с оружием?

- Обижаешь, Тьерри. Руки кузнеца все помнят. Эх, чертовы Каэлиты сорвали такой спор! Прострелил бы яблоко на твоей дурьей башке, не задавал бы сейчас глупых вопросов. Да и нордлендский эль не помешает нынче…

- Хах… кто о чем, а старина Берни об эле. Доберемся до Цитадели – отдам бочонок, так уж и быть.

- А как же честное пари?

- Ничего, докажешь свое умение во время боя с Каэлитами, сойдет?

- Сойдет! – сказал Бернар и задумался, прижав подбородок к широкой и волосатой груди, распиравшей кузнецкую рубаху. Потом резко поднял голову, устремил взгляд куда-то вдаль, через всю эту толпу, через силуэт крепости на горизонте и сказал – Знаешь, Дитрих, я тут подумал…

Берни резко умолк. Я догадывался, что за мысли посетили его.

- Ну же, говори. Не томи, дружище!

- Если вдруг на войне чего, ты ведь позаботишься об Элизабет и детишках? Старшой, Матисс, баламут конечно, но работяга, будет помогать по хозяйству. А дочка, Софи, принцесса моя… Береги их, дружище. Слово дай, что не бросишь!

Эх, старина Берни, и ты туда же! И в твоем сердце страх и смятение. Как же хочется сейчас дать тебе подзатыльник, да прикрикнуть, чтобы собрался. Но нет. Всему свое время. И сейчас Бернару нужно было мое честное слово, как глоток надежды, который придаст силы ему в будущих боях.

- Даю слово. Но и ты, обещай, что если вдруг со мной что случится – присмотришь за моим семейством.

- Обещаю. – Уголки его рта слегка дрогнули,  взгляд снова заскользил по головам идущих в толпе. Берни посмотрел на меня глазами, в которых читалась искренняя благодарность и дружеская преданность которые так трудно найти в наше время.

Мы шли очень медленно – повозки, груженные доверху, то и дело застревали в грязи, из-за чего приходилось останавливать всю процессию и выталкивать их. Благо с нами был Берни – его медвежья сила не раз выручала нас. После нашего разговора он заметно приободрился – все же, бочонок нордлендского и вправду творит чудеса…

Дорога к крепости шла через широкие, бескрайние поля, огибая небольшое озеро, которое местные прозвали Чумным – говорят от того, что туда во время первой эпидемии чумы сбрасывали трупы зараженных. Тогда мы еще не знали, что делать с покойниками, чьи жизни унесла неизвестная болезнь. Кого-то закапывали прямо во дворах, освящая землю, кого-то сжигали на кострах, сваливая тела в одну огромную кучу, а кого-то просто сбрасывали в водоемы, надеясь, что природа сама избавит нас от страшного проклятия. То было первое появление ужасающего Мора на сцене театра Смерти, и он лишь отчасти коснулся Центрального Континента. Говорят, болезнь занесли путники с Востока, но то были лишь слухи, а люди, распространявшие их, стали жертвами чудовищной болезни, и потому мы вряд ли когда-нибудь узнаем правду.

Через 800 лет чума вновь вернулась в наши земли, и тогда она показала нам свое истинное лицо, став самой ужасной эпидемией в истории человечества – охватив весь континент, на котором теперь простирается Нифльхейм, в 1346 году, она всего лишь за  два года унесла жизни более чем 25 миллионов человек. Но мы сами были виноваты в этой трагедии – весь тот мусор, что скапливался в домах горожан, выбрасывался из окон, от чего узкие и мрачные улочки превращались в непроходимые смердящие болота, вокруг которых, словно грибы, торчали высокие и неуклюжие дома. В жару дышать этим было абсолютно невозможно – едкий воздух обжигал глаза, рот, легкие, вызывал тошноту, слабость. Грязь, которая была следствием неумелого развития человечества, усугубляла и без того не лучшие условия, в которых жили люди тех лет. Кроме постоянных воин между королевствами, различные болезни выкашивали сотни людей. А в атмосфере, пропитанной гнилью, разложениями, страхом, отчаянием любая зараза могла стать смертельно-опасной пандемией. Так и случилось.

Некогда дышавшие жизнью и зловониями нечистот города и деревни канули в небытие. Люди боялись приближаться к ним многие годы, а потому старые названия постепенно стали забываться, вместе с ужасами прошлого они стирались из человеческой памяти. Но человечество воспрянуло, возродилось, словно цветок из навозной кучи. Мы отстроили все заново – сделали улицы шире, чище, создали системы канализаций. Стали уделять чуть больше внимания медицине, науке, ведь никто не хотел повторения страшной чумы. Но человек весьма удивительное создание. Будучи на пороге смерти мы молимся всем известным богам, клянемся в том, чего никогда не сделаем, лишь бы обрести спасение. А потому, всего столетие спустя, когда старые раны окончательно затянулись, города вновь зашумели, задышали прежней жизнью, а люди, населяющие их, знали о смертельной болезни лишь из рассказов старожилов и старинных рукописей, мы вновь вспомнили о старых распрях, о различиях, что так часто становились причинами кровопролитных воин. Мы отдались ненависти, себялюбию, забыли о данных некогда клятвах и вновь стали приносить жертвы на алтарь кровавых богов. В отстроенных заново городах, как и прежде, начали пылать пожары и потекли реки крови от нескончаемых междоусобиц властолюбивых монархов. В их руках все были лишь пешками, а потому они, разрывая в себе  полу-гнилые останки чахлой совести и человечности, не жалели никого для воплощения своих идей, удовлетворения собственных амбиций. Им были ни по чем людские страдания, все их существо было заполнено властью и мыслями о ней, в глазах играл алчный огонь и лишь золото да земли могли усмирить их воинствующий пыл и хоть как-то смягчить их озлобленные собственным величием лица, источавшие ненависть и показывающие нескрываемое чувство отвращения ко всем, кто волею судьбы не был с рождения коронован или же не относился к высшему обществу, державших в своих руках бразды правления этим миром.

А мы, их рабы, испокон веков, подгоняемые кнутом, страхом и пылающим благоговением перед величественным богоподобным монархом, шли на бойню с теми, кто так же слепо и безумно следовал приказам другого коронованного болвана, возомнившего себя, как и все подобные ему, властелином мира и посланником Божьим.

Нет, конечно же, в истории было немало примеров, когда властитель тех или иных земель действовал во имя своего народа, ставя благосостояние своих преданных подчиненных  превыше собственных амбиций. Но век подобных смельчаков и поистине великих людей недолог – так уж случалось, что самые близкие, доверенные люди, но, в отличие от своего монарха, искушенные ядом алчности и всевластия, предавали своего господина, отправляя его к менее достойным праотцам. И к власти вновь приходил очередной жестокосердный, либо по глупости своей, тиран, которому чужды были сочувствие, и осознание людских бед.

Именно в эпоху таких правителей человечеству суждено было встретить новую чуму – Каэлитов, которые выжигали все вокруг, не оставляя за собой ни единого осколка воспоминаний о существовавшей когда-либо цивилизации.

Как символично, что убегая от одной смертельной опасности, которую мы сейчас не в силах остановить, мы проходим мимо Чумного озера, этого памятника древней болезни, которая некогда так же воспринималась людьми, как неизлечимое проклятие, кара Господня за все наши прегрешения.

Это озеро - отголосок прошлого. Само его существование должно было служить прекрасным напоминанием о том, какими смертельными может быть незнание окружающего нас мира и  отсутствие осознанного развития, не только военного и промышленного, но, так же и культурного, духовного в совокупности с научным. Мы же бездумно, по причинам известным лишь серым кардиналам наших судеб, с особым обожанием развивали только то, что могло принести пользу нам и ослабить наших врагов, коих мы видели в каждом, чей ход мысли губительно отличался от нашего.

Вдруг чья-то рука коснулась моего плеча. Я обернулся и увидел Арабель. Она смотрела на меня глазами, полными испуга, а губы ее слегка подрагивали. Даже сейчас, в минуту горести, когда страх окутывает все вокруг, она была моим другом, верным и надежным спутником, дарующим надежду и силы на этом нелегком жизненном пути. Она – моя жизнь, настоящая. Сыновья – мое продолжение, наше с ней будущее. И ради них я готов сражаться.

Арабель нежно обхватила мою руку и положила голову на мое плечо.

- Как думаешь, что с нами будет? – спросила она.

- Все будет хорошо, милая, не беспокойся. К утру мы прибудем в Этернум. Ты с Кристофом и Ноэлем останетесь у моего кузена Айзека, он как раз живет в пределах Первой стены, у самой Цитадели. Айзек купец, у него большой и просторный дом, вы ни в чем не будете нуждаться…

- А ты, куда пойдешь ты? – в голосе ее чувствовалась тревога и ее тонкие руки еще сильнее обхватили мою.

- Я… Мы с Берни запишемся добровольцами в Гвардию. Если возьмут конечно. А нет – пойдем в ополчение, там тоже требуются хорошие воины. Вся наша армия нынче  состоит почти из ополченцев.

- Но ты же знаешь, что это самоубийство!

- Самоубийство сидеть и ничего не предпринимать. Это бездействие… оно убивает, отравляет душу отчаянием. Я так не могу. Рано или поздно проклятый рой доберется до Этернума. Я не хочу этого допустить. Мы найдем способ их остановить.

- Без ученых Cor Scientia это будет невозможно…

- Как говорил мой старик – нет ничего невозможного. Буду полагаться на свое ружье и меч. И не забывай – со мной старина Берни. Вдвоем мы точно не пропадем.

Легкая улыбка коснулась ее губ. Она мне не верила, я это знал. И у нее были все для этого основания. Но что-то нам подсказывало, что все обойдется. Слабый, трепещущий огонек надежды все еще согревал нас изнутри.

- Все будет так, как ты скажем, любимый.

- Вот, совсем другое дело! Этот настрой мне нравится больше.- Я обхватил Арабель рукой и прижал к себе. Она была права, без технологий Храма Знаний шансы на победу ничтожны. Как-то все это странно… Они будто знали, что уничтожив Храм, мы станем совершенно беззащитны, словно ребенок с деревянным мечом против своры волков. Неужели нас изучали, следили за нами? Быть может, среди нас все это время жили лазутчики Каэлитов, собиравшие информацию о Терре? Ведь никто не знает, как они выглядят на самом деле – те обрывки, что мы слышали от полуживых и потерявших рассудок воинов давали лишь смутное представление о Каэлитах и их Титанах. Нет хуже врага, о котором ты ничего не знаешь.

Я посмотрел на телегу – Ноэль и Кристоф мирно спали, укрывшись среди вещей. Как бы я хотел освободить этот мир от гнетущего страха и постоянного присутствия Смерти. Чтобы наши дети, не боясь ничего, мирно спали в теплом доме, а не под открытым небом, изгнанные из родных мест войной.

Фонари, стоявшие вдоль дороги, погасли. Из-за холмов, возвышавшихся на востоке, показалось солнце. Его лучи медленно пробирались сквозь рассветную мглу, освещая все на своем пути.

До Этернума, Великой Цитадели Нифльхейма, оставалось совсем недолго.  

Глава V

Солнце стояло в зените, когда перед нами распахнулись ворота внешней Стены Этернума. Высокие и неприступные, они внушали уверенность, которой нам так не хватало. В пределах третьей Стены располагались фермерские угодья, обеспечивавшие столицу всем необходимым провиантом, благодаря чему крепость могла выдержать не одно десятилетие осады. В Этернуме царила атмосфера смятения и раздраженности, которая усиливалась приходящими с фронта дурными вестями, а увеличивающееся с каждым днем число беженцев из соседних предместий, вызывало еще больше  недовольства среди местного населения – участились убийства, воровство стало обычным делом. Люди, испуганные войной и раздраженные не прошеными эмигрантами, стали еще более озлобленными. Проходя по длинной главной улице по направлению к воротам второй Стены, мы чувствовали на себе недобрые взгляды местных, полные презрения и ненависти. Фермеры, привыкшие всю жизнь работать в своих угодьях и жить в достатке, боялись ухудшения ситуации -  их земли не смогут прокормить эти нескончаемые потоки беженцев. Их гнев можно было понять, если бы не одно “но” – человечество стояло на пороге бездны, и эта ненависть лишь подталкивала нас к ее краю.

В воздухе стоял терпкий запах навоза и скотины, столь знакомый жителям окрестных деревень, но так непривычно ощущаемый здесь, в столице Королевства.

- Дитрих, дружище, мы точно в столице сейчас? – сказал Берни, зажмурившись, словно вот-вот чихнет.

- Я смотрю, Ваша светлость отвык от запахов столь диких и неблагородных.

- Да ну тебя. Но действительно необычно – казалось бы столица, а встречает путников подобным амбре. Да и рожи эти везде недовольные, будто мы по своей воле покинули родные дома. Чертовы Каэлиты, будь они неладны… - Берни сплюнул за землю.

- Остынь, Бернар. У горожан своя правда, у нас - своя.

- Какая правда, Тьерри, о чем ты? Тут война, люди гибнут каждый день. За одиннадцать месяцев войны мы только и делаем, что отступаем. Не понимаю, как мы вообще держимся. А они сидят себе за этими стенами и, видите ли, недовольны, что мы к ним пожаловали.

- Эти стены вряд ли спасут нас, если сюда прибудет военный флот Каэлитов. Ты же помнишь, что они сделали с Cor Scientia? Один выстрел из гигантской пушки стер его с лица земли. Всего один…

- Да помню я, помню. Ты им это лучше скажи. Между прочим – с момента Вторжения Гвардия ни разу не вступила в бой с захватчиками, ты знал это? Ни один солдат Нифльхейма не покинул городских казарм.

- А те воины, что направлялись в Ханстхольм? Они ведь несли гвардейские знамена, да и обмундирование…

- А… Маскарад, вот что это! – Берни махнул рукой – Совет баронов сразу после начала войны издал указ о переформировании армии. Нынче все ополченцы носят мундиры с шевронами Королевской Гвардии и имеют соответствующий документ гвардейца с Королевской печатью – билет на тот свет, одним словом.

- И откуда тебе, кузнецу из Нодленда, никогда не покидавшему свою родную лачугу, все это известно? Или же ты втайне от всех подрабатывал королевским советником?

- Нет, дурья ты башка. Я же говорил тебе, что моя дражайшая бездетная тетушка, сестра покойного отца, Матильда Дюплесси, живет за Первой стеной. Пару дней назад мне пришло от нее письмо. В нем говорилось, что в пределах Первой стены ходят слухи, мол, Королевская Гвардия отсиживается Нифльхейме, а сам король Вириат и его приближенные не торопятся  что-либо предпринимать. Они лишь посылают толпы необученных крестьян и жителей соседних городов на верную смерть.

- Это всего лишь слухи!

- Слухами земля полнится, дружище.

Все это действительно было очень странно… Неужели Король и правительство смирились с поражением? Надо как можно скорее добраться до Айзека, уж он-то будет знать, что на самом деле творится в городе.

Подходя к воротам Второй стены, мы услышали детский крик.

- Дорогой, там кажется кто-то… - Арабель запнулась. 

- Да, знаю. Не отходи от детей и телеги, мы с Берни пойдем, проверим.

Крик доносился из переулка, который вел в сторону от главной дороги.

- Тьерри, револьвер с собой?

- А как же, дружище.

- Держи наготове.

- Да, сэр! – сказал я и шутливо отдал честь.

- Ну тебя…   

Зайдя в тесный переулок, мы увидели двух городских стражников, которые пытались схватить маленькую девчушку.

- Ну, и куда же ты теперь денешься, беглянка?

- Именем Короля, черт бы тебя побрал, иди сюда! Ах, так ты кусаться еще будешь, маленькая дрянь, ну получай…

- Не сметь! – басистый голос Берни прозвучал как гром среди ясного неба. – Убери руки от ребенка, ублюдок, а не то я тебя сейчас самого…

- Берни, Берни, остынь! – мне пришлось сдерживать здоровяка, готового опустить свои гигантские кулаки на головы испуганных стражников. – Господа, извольте объясниться, что тут происходит?

Стражники опешили, от столь внезапно возникшей угрозы, но вскоре один из них пришел в себя:

- Выполняем королевское указание, вам-то что с того?

- Хватать беззащитных детей - такое указание дал наш дражайший король?! Да я тебя, лжеца, сейчас прихлопну, а заодно и короля твоего!

- Иди к черту здоровяк, не мешай Гвардейцам его Величества работать, иначе на плаху отправишься за бунт!

Ситуация явно накалялась. Я положил руку на рукоять револьвера под плащом.

- Я все же предлагаю всем успокоиться. Что за указание, господа гвардейцы? Простите нас за неосведомленность, но мы совсем недавно прибыли в Город, а потому не в курсе последних событий…

- А, так вы тоже из этих… Ну, чтоб тебе, грязи, понятно было – эта девчонка – беглянка. Она ослушалась Королевского приказа, сбежала из отряда, а потому сейчас мы отведем ее в казармы, где она понесет заслуженное наказание. – Стражник ехидно улыбнулся.

Я решил не обращать внимания на оскорбления со стороны гвардейца. Все и так были на пределе.

- Хорошо, ваше благородие. А в чем суть Королевского указания?

- Каждый явившийся в город беженец должен оплатить в казну пять сотен золотых. В противном случае они обязаны поступить на службу в Гвардию. Этернум не может прокормить беженцев, что стекаются сюда со всех краев Нифльхейма. А наша армия нуждается в людях…

- И вы отправляете на войну с Каэлитами женщин и детей? Это же безумие!

- Любой эмигрант, старше двенадцати лет, в случае неуплаты налога – зачисляется в армию. Без исключений. Какие времена, такие и законы. А времена нынче суровые…

Какое варварство – отдавать слабых и беззащитных на растерзание беспощадному рою. Вот оно, благородство Короля и его Баронов.

- Пятьсот  золотых говоришь? Хорошо, вот, держи. – Я кинул одному из стражников мешочек с монетами. – Девушка пойдет с нами.

- Тьерри, дай-ка я лучше с ними по-своему разберусь. Нечего им на человеческом горе наживаться.

- Не горячись, мой дорогой друг. Достаточно на сегодня жестокости.

Золото, конечно усмирило пыл и наглость стражников, но такой исход явно не входил в их планы.

- Как скажете, ваше благородие – ответил один из стражников с издевкой и сплюнул на землю. – Девчонку запишем на вас. Представьтесь, будьте столь любезны.

- Конечно. Я Дитрих Кройц, оружейник из Айзенхофа. Вот, держите еще - выплата за меня, мою жену Арабель и двух сыновей – Кристофа и Ноэля. А так же – я достал из внутреннего кармана еще один мешочек – за моего верного друга господина Дюплесси и его семью. Надеюсь, что теперь мы в расчёте перед Его величеством и можем продолжить свой путь в район Первой стены.

Презрительная ухмылка на лице гвардейцев сменилась изумлением. Такого они явно не ожидали.

- Конечно, Ваше благородие, добро пожаловать в Этернум. Быть может, Вам требуется сопровождение? Времена нынче небезопасные…

- Спасибо, не стоит беспокоиться. Мы уж как-нибудь сами справимся.

Девчонка сразу же вырвалась из рук солдат и спряталась за нашими спинами. Еще совсем дитя… Именно в такие моменты понимаешь, насколько этот мир погряз в собственных грехах. Алчность и жестокость, что так глубоко засели в сердцах людей – вот что погубит человечество.

Оставив ошарашенных охранников позади, мы направились к центральной дороге. Девчушка шла молча позади нас и боялась с нами говорить. Потом она резко остановилась и произнесла:

- Благодарю вас… Вы… Вы спасли меня от гибели. Они отправили всю мою семью туда, откуда не возвращаются. Мы им не нужны теперь, вот они и избавляются от нас…

- Все это позади. Теперь ты в безопасности. Как тебя зовут, красавица?

- Инес, Ваше благородие…

- О, не стоит. Оставь эти формальности для надменных и глупых чиновников. Я Тьерри, а это – мой друг Берни, мы из Айзенхофа, небольшой деревушки к западу от Этернума.

- Хорошо, сеньор Тьерри. – лицо малышки сразу повеселело, ведь она наконец нашла людей, которые смогут о ней позаботиться.

Я не стал спрашивать, откуда Инес родом, потому как знал, что любой разговор о доме, о семье вызовет боль и тяжелые воспоминания. Она достаточно настрадалась.

Мы, наконец, вернулись к нашим повозкам. Арабель ждала меня, и по ее глазам было видно, что она очень переживала.

- Дорогой, я… вас не было слишком долго.

- Пустяки, случилось маленькое недоразумение. В общем, мы с Берни все исправили. А вот и, собственно говоря, причина наших волнений. Позвольте представить, сеньорита Инес.

Я познакомил Инес со своей семьей – она очень быстро сдружилась с мальчишками. Девчонке было лет тринадцать, но, измученная войной и лишениями, в ветхой одежде, покрытой грязью, она казалась совсем крохотным ребенком. Что ж, теперь она будет частью нашей семьи, и забота о ней всецело ложится на мои плечи.

После рождения Кристофа и Ноэля – двух неутомимых сорванцов – мы мечтали завести дочку, но проклятые Каэлиты… Сразу после Вторжения мы лишились самого главного – надежды на будущее, а потому сочли появление ребенка в таких условиях кощунством. Но порой судьба преподносит нам сюрпризы, подобные нашей с Инес встрече. Среди этой гнетущей атмосферы всеобщего страха и отчаяния ее появление было подобно солнечному свету, что пробивается сквозь тучи в ненастную погоду и, сливаясь с дождем, создает многоцветную радугу. Арабель тоже была очень рада появлению Инес и обращалась с ней, как с родной дочерью.

Чуть позже ко мне подошел Берни.

- Слушай, Тьерри, я тебе, конечно, весьма признателен, но та сумма, что ты отдал за мою семью… Вот, держи, тут только часть – остальное отдам, когда приедем к моей дражайшей тетушке. – Бернар протянул мне небольшой, но увесистый мешочек с монетами.

- Оставь, Бернар. Считай это моим тебе подарком на день рождения.

- Так до него еще дожить надо…

- Доживешь, дубина.

- Ага, куда денусь, со мной ведь гроза Гвардейцев, господин фон Кройц.

- Иди к черту, Берни! А что мне было делать – набить им морды, еще и при ребенке? Да и зачем нам лишние проблемы – а так, все решилось мирным путем. И овцы целы и волки сыты…

- Волки… Шакалы, вот кто… Порой задаешься вопросом, кто представляет истинную угрозу для нас – неведомые Каэлиты или все же король и его шайка приспешников… Но, твоя правда, дружище. – Берни вздохнул: это согласие нелегко далось любителю помахать кулаками во имя справедливости и чести. -  И все же, ответь по-дружески на один вопрос – откуда такие деньжищи-то? Ты что, втихаря ограбил королевский обоз с казной?

- Нет, просто от покойного отца мне досталось некое состояние. Живя в Айзенхофе не было нужды тратить его, но Этернум… Тут все иначе. В Большом городе, особенно в столице, люди живут другими идеалами, здесь своя правда, а во главе всего стоит золото, за которое многие готовы на все, что угодно. Даже наш милостивый Властитель всего лишь за какие-то пятьсот золотых, несмотря на все трудности и лишения, что ожидают Его сиятельство, предоставит кров любому несчастному беженцу…

Жалкий мошенник – сказал я себе. – Наживаться на человеческом горе в такой момент… Всем и так известно, что королевская казна, несмотря на разорительную войну, ломится от богатств, благодаря высоким налогам, которыми облагаются все жители Королевства. Эх, Берни, ты чертовски прав – Король и его бароны всего лишь кучка грабителей, которые, несмотря на скорый конец человеческой цивилизации, думают лишь о собственном обогащении.

- Знаешь, о чем я подумал? – Здоровяк прервал мои рассуждения.

- Боюсь себе представить, Бернар.

- Мы ведь с самого детства знакомы. И отца твоего я хорошо помню – месье Абелард целыми днями пропадал в оружейной. По выходным брал нас с тобой в лес и учил охотиться на местных оленей. Здорово было.

- Согласен, отличное было время.

- Точно. Стало быть, к чему это я. Твой старик обращался с оружием так, будто с юных лет служил в элитном гвардейском полку. Да и в лице, в стальном голосе, в манерах старого Кройца, всегда было что-то благородное, что отличало его от остальных деревенских. Я раньше не задавался подобным вопросом, но раз уж пошел разговор, то мне, как твоему близкому другу, хотелось бы знать – кем на самом деле был твой отец? До Айзенхофа.

- Мой отец… Да, Бернар – он не всегда был простым оружейником. До того, как наша семья переехала в Айзенхоф, мы жили в Этернуме, в Предместье Цитадели.

- В самом предместье? Это же закрытый район, в котором проживает военная и политическая элита Нифльхейма.

- Да, все верно. Я принадлежу старинной дворянской династии фон Кройц, основавшей легион Розенкрейцеров. На протяжении столетий наш дом верой и правдой служил королям Нифльхейма, а мой покойный отец, до ссылки в Айзенхоф, был последним легатом легиона Розы и Креста.

- Он был Розенкрейцером?!

- Да, мой дорогой друг.

- В детстве, еще до переезда в Айзенхоф, я слышал множество рассказов о непобедимых Розенкрейцерах, чья воинская доблесть обрастала легендами.

- Поверь мне, дружище, большинство из них – правда.

- Я так же слышал… Поговаривали, что легион Розы и Креста расформировали за участие в революции 1870 года, когда мятежные жители Аустерленда попытались свергнуть власть Этернума. Так значит твой отец… - Бернар запнулся и увел глаза в сторону.

- Нет, Берни, он не был участником революции. Через три месяца после начала волнений в Аустерленде, король Вириат и его бароны решили послать для усмирения восставших легион Розы и Креста. Прибыв на место, мой отец  увидел ужасающую картину: города и деревни находились в плачевном состоянии; промышленность и сельское хозяйство встало – из-за высоких налогов у людей попросту не было денег для существования. Вся провинция находилась в упадке. Мой отец был в замешательстве. В Этернуме он получил приказ “утихомирить злостных революционеров любой ценой”, но вместо воинствующих дикарей он увидел людей, страдающих от гнета непомерных поборов. Проходя по Аустерленду со своим легионом, он не встречал сопротивления. Люди лишь просили Короля и Совет баронов о помощи. Тогда мой отец отправил телеграмму в Этернум, в которой говорилось о бедственном экономическом состоянии провинции. Ответа не последовало…

- Так значит, газеты нам лгали, говоря, что в моем родном Аустерленде полчища озверевших простолюдин устраивали погромы и нападали на представителей властей?

- Чушь, местные власти встали на сторону народа, ведь без помощи королевской казны они не могли обеспечить работу крупных предприятий и оплачивать труд своих рабочих. Все собираемые налоги сразу же отправлялись в Этернум, и лишь малый их процент возвращался в Аустерленд на нужды провинции.

- Так вот почему  граница с Южной Провинцией была полностью перекрыта – чтобы не дать правде выйти за пределы Аустерленда.

- По той же причине через неделю после того как отец отправил телеграмму в Этернум, в Южную Провинцию прибыл Легион Инквизиции. Командир Инквизиторов – легат Маледикт передал прямое указание Короля, в котором говорилось, что ”любое неповиновение со стороны местного населения и властей расценивается как предательство Его Величества и приравнивается к революционным действиям”…

- Они послали целый легион, чтобы просто передать послание Короля?

- Инквизиторы прибыли в Аустерленд, так как Совет Баронов счел моего отца слишком мягкосердечным и неспособным справиться с восстанием. Прочитав его телеграмму, они испугались, что “чрезмерно благородный легат фон Кройц перейдет на сторону мятежников”, пораженный ужасами, которые они, Бароны, учинили в Аустерленде своими варварскими законами. Отец наотрез отказался выполнять приказ и уничтожать ни в чем не повинных людей. Это был крик о помощи голодного народа, а не вооруженное восстание, подогретое политическими инициаторами. Легионеры Розы и Креста, среди которых были, как обычные граждане Нифльхейма, так и потомки благородных и древних семейств, полностью поддержали решение моего отца. Король воспринял этот отказ как предательство и объявил легион Розенкрейцеров вне закона. Легат Маледикт передал это решение Правителя моему отцу и посоветовал готовиться к бою. Волею жалкого правителя, два величайших легиона Нифльхейма сошлись в братоубийственном сражении на полях Аустерленда. К концу дня стало ясно, что победа в руках Инквизиторов, так как гвардейцы моего отца, посланные усмирить народное восстание, не были готовы к битве с превосходящими их по вооружению гвардейцами Маледикта. Тогда мой отец приказал оставшимся солдатам Розы и Креста бросить оружие и сдаться на милость победителя. Он готов был понести наказание за неповиновение, но всеми силами старался сохранить жизни своих подчиненных – из всего легиона после Аустерлендского сражения в живых осталось не более двух сотен человек, многие из которых получили тяжелые ранения и не смогли добраться до Нифльхейма, чтобы предстать перед Судом Баронов.

- Так значит предательство Розенкрейцеров, как и само восстание с целью свергнуть власть – ложь, придуманная правительством? Но как же они сумели обмануть сотни тысяч других жителей Нифльхейма, ведь были свидетели тех событий, которые знают правду.

- Знают так же, как знал мой отец и как знаю я, но скрывают ее. Большая часть жителей приграничных с Нордлендом земель Южной Провинции была уничтожена Легионом Карателей – наемниками, прибывшими прямиком из Мизерры по просьбе нашего Короля. Ослабленных голодом и лишениями людей выстраивали шеренгами вдоль стен домов и расстреливали, невзирая на возраст. Более сильных и выносливых жителей отправляли в подземелья Эксилиума.  Власти не нужны были голодающие рты, неспособные работать и приносить прибыль. Все это проводилось под эгидой борьбы с изменниками и революционерами – так освещались те кровавые события народу и всему миру. Почти две недели приграничный Аустерленд полыхал в огне, а наемники Эксилиума, расправившись с местными жителями, мародерствовали в опустевших домах, забирая причитающуюся им по контракту добычу.

Таким образом, Король решил все проблемы на юге страны. Правительство пресекло утечку информации о бедственном положении Аустерленда, объявив его зоной карантина и избавившись от недовольных жителей, а истинная причина неповиновения Легиона Розы и Креста была скрыта от мира под завесой лжи, запятнавшей моего отца и его преданных гвардейцев клеймом предательства.

У отца было много друзей среди знати и военной элиты, готовых поддержать его в случае полномасштабной войны. Но чтобы предотвратить еще большие человеческие потери, он вынужден был сложить оружие и пойти на сделку с Королем. К тому же, мы с матерью находились под стражей в Цитадели, в железных лапах Вириата.

Суд Баронов вынес обвинительный приговор всем гвардейцам легиона Розенкрейцеров, объявив их Contra Mundum, и в качестве наказания приговорил оставшихся легионеров к смертной казни. Моего же отца, из уважения к его военным заслугам и благороднейшему происхождению лишили всех титулов, воинского звания и большей части имущества. Отца поместили в подземную Башню-тюрьму Цитадели, где он провел два года. Когда шум вокруг Аустерлендского восстания начал стихать, Король помиловал его и отправил вместе с нами в ссылку, в Айзенхоф. Так началась наша новая жизнь. Мы понимали, что о прежних временах необходимо забыть, а потому в семье было негласное правило – не говорить о жизни до Восстания, словно ее и не было. Это и было одним из условий освобождения отца из Башни – полное безмолвие. Отец занялся оружейным делом, и мы окончательно осели в Айзенхофе.

- Знаешь, Дитрих. То что я услышал сейчас… Твой отец был великим человеком. Просто хочу, чтобы ты это знал. И я уверен, что многие, кто еще помнят эти ужасные событие, тоже так считают.

- Спасибо, Берни. Газеты долгое время писали, что он предатель, трус, беглец. В народе ходила недобрая молва вокруг нашего семейства.  Боясь быть уличенными в связях с революционерами, почти все наши родственники отказались от нас. Лишь родной брат отца – Отто фон Кройц поддерживал с нами связь все эти годы и всячески помогал нашему семейству, пока отец был в тюрьме. Его сын, мой кузен Айзек, перенял от своего отца любовь и уважение к нашей семье, а потому мы с ним в весьма хороших отношениях.

- Тот самый Айзек, к которому вы сейчас направляетесь?

- Точно так. За все эти годы мы ни разу не виделись – нам запрещено было покидать территорию Айзенхофа, и чтобы не подвергать опасности положение Айзека в Этернуме, было решено общаться посредством писем. Король пошел на эту небольшую уступку, но мы знали, что все письма проверялись Его Тайной Канцелярией. Потому мы всячески избегали в наших разговорах любых тем, которые могли бы вызвать подозрение ищеек Короля. Но сейчас война, и я уверен, Вириат не станет брызгать слюной от возмущения и ненависти, когда узнает, что потомок опального легата вернулся в Этернум. тем более, что сегодня любой воин на счету.

- Твой братишка будет очень рад тебя видеть, судя по всему, он отличный малый. Возможно, он даже знаком с моей тетушкой Матильдой. Вот здорово будет хоть ненадолго отдохнуть от войны и собраться всем вместе, выпить эля…

- Да уж, Бернар, война войной, а эль по расписанию?

- А чего нет? Перед славным боем грех не выпить. Тем более что кто-то обещал мне бочонок нордлендского. – Рот Берни расплылся в широкой и довольной улыбке.

- Обещал, значит будет. Он твой – в одиночку я с ним вряд ли справлюсь.

- Хах, еще бы. Старина Берни знает, как совладать с таким могучим соперником!

Я на секунду вспомнил отца и мать. Сейчас, в столь трудное время, мне очень не хватало их мудрого совета, поддержки.

Но у меня есть моя семья, есть Берни, и потому я не могу позволить себе быть слабым и нерешительным. Ради них я готов на все. Я уничтожу ангелов смерти, чего бы мне это ни стоило…

Глава VI

К вечеру мы дошли до Второй Стены. Она была значительно выше первой и имела длинный выступ, который образовывал некое подобие железного купола и частично накрывал расположенную в ее черте территорию. Пройдя через ворота, мы оказались в Мануфактории – так назывался промышленный район Этернума.