Короткое описание: вроде бы не нудно, так что читайте
Зил (или какие там машины), в кузове пять новоприбывших в часть. Распахивается дверь грузовика: - Эй, голодранцы, выходим строиться. – звучит голос прапорщика. И так каждое движение: обед – строиться, после обеда – строиться, на уборку – строиться, на зарядку – строиться, в машину – строиться, из машины – строиться. - Сми-ирнов, - Я! - Кова-альков, - Я! - Пече-енёв, -Я! - Эти растягивающие гласные, да кто же так говорит? Что за цирк? - звучит голос критика и оценщика в голове. - "Пече-е-енёв". Усатый прапорщик и «пече-енёв». - Ми-кла-шев-ский… - Усатый пра-апорщик. Толкают локтем. -Ми-кла-шевский… -Я, Я! - Ты что спи-ишь?! – спрашивает прапорщик - Нет - Не «нет», а «никак нет! Товарищ прапорщик», ясно? - Да - Не «да», а «так точно! Товарищ прапорщик», ясно? - Так точно, товарищ прапорщик. - И так, голота, я – прапорщик Бочкарев. Буду вашим старшиной. Знайте, что по вопросу о вещевом довольствии можете подходить ко мне. Вы прибыли в подразделение главного штаба Ейска. И теперь на этом самом месте, на строевом плаце мы будем видеться каждый день, в течение года. А теперь следуйте в казарму. - Справа, в колону по одному, в ка-азарму, ша-аго арш! Пятеро солдат зашли в казарму и проследовали до «солдатских покоев». Здесь они увидели: двухъярусные койки, покрашенные синим, персиковые стены, коричневый деревянный пол, с правой стороны вдоль стены идет труба, служащая отопительной батареей. На неё, не думая, облокотили свои мягкие места новобранцы. - Вы слыхали прапорщика: «В ка-аза-арму» - шепнул я. Остальные хихикнули. Они познакомились. Обмолвились парой слов, и подошел один из старших солдат. Форма у него слегка поношенная и засаленная. Из кепки набок аккуратно причесанный чуб. Ворот накрахмален. Весь вид показывал, что он бывалый, и форма на нем сидела как влитая, ботинки блестят. А лицо хмурое. И он грубо и злостно заорал: - Вам что, положено тут сидеть?! Они поднялись. Ребята поняли, что нарушили один из негласных запретов, принятых между солдатами. - Эй, Шмыга! Объясни им правила. Один из «духов», у него была чумазая роба, лицо все потертое и тоже чумазое, когда он говорил, то верхняя губа задиралась, и белели зубы на фоне темного лица. Форма была на размер больше, пояс был затянут туго и сидел высоко. Этот человек был загнан, вид у него был уставший. Он выглядел обескровленным, такое ощущение, что не питался несколько дней. Он поделился правилами: - Привет, салаги. Как хорошо, что вы прибыли, нам меньше работы будет. С правилами здесь строго. Не будете соблюдать, вас будут водить в сушилку. Здесь нельзя сидеть, нигде: ни на койках, ни на табуретках, тем более на батарее – это все положено только старшим. При старших нельзя стоять, всегда нужно что-то делать, даже если делать совсем нечего. Всегда можно поправлять койки, ровнять тумбочки, сланцы, полотенца, шторы. Офицеры здесь требуют идеальный порядок. Если они будут недовольны порядком и заставлять старших убираться, то вы все пойдете в сушилку. - Вас уже водили туда? – спросил один из новеньких. - Да, и не раз. Главное, чтобы на старших не возникали офицеры. В казарме должен быть идеальный порядок, старшие не должны ничего делать, вы не должны никогда сидеть. Остальное узнаете дальше. - Шмыга! Положено стоять!? Ножные полотенца кривые! – командовал один из старших. - Пошли, покажу как полотенца ровнять. Таков приезд в подразделение. Шмыга научил новобранцев правильно заправлять полотенца, натягивать одеяла, чтобы было по веревочке, и как правильно жить. Самым страшным было оказаться «красным», то есть рассказывать офицерам о проделках старших. За это осмелившийся исключался из коллектива: с ним никто не разговаривал, презирали, по возможности забирали самое лучшее и отдавали худшее. Таких изгоев были единицы. Медленным тяжелым чувством постоянной опасности проходил день.
Наступил подъем. Дежурный заорал: «Подъём!». Солдаты вскочили. Я во сне спасал девушку из огня, она кричала мне: «Владимир, я тебя люблю, спаси меня, Владимир», вокруг стоял звон. Я боролся с препятствиями и подбирался к серому окну, откуда-то падали палки, все вокруг шумело. Я слышал её: «Владимир, Владимир!». Меня ударили в плечо. - Э-э, дух! Спать понравилось?! - Я - Владимир. - Дух заговорил. Старший пнул в бок. Я подпрыгнул. Увидел, что опаздываю к построению. Остальные ребята уже наполовину заправили койки. Я принялся за свою, но не получалось так ровно, как требовалось. Мне помог один из сословия Шмыги. Вслед за построением мы натягивали одеяла по верёвке, подметали и мыли полы, кропотливо ровняли ножные и лицевые полотенца – так будет каждый день, изо дня в день, каждое утро. Я вкушал тяжесть будничных дней, я еле шевелился. Почти все делали за меня, а я вспоминал того ангела из окна, такого недостижимого, возвышенного. Мой дом так далёк и немыслим, так же, как и новая встреча с этим ангелом. Ангел переплелся в душе со всеми моими святыми чувствами. Я был душой с посланницей моего сна и размышлял о комфорте своего дома. Это произошло. Шмыга сказал, что меня зовут в сушилку. Остальные пошли по распорядку умываться. В ушах начало сильно стучать. Я поплелся туда. Раскрыл дверь. Несло ветхой обувью, теплый воздух ударил в лицо, стало тошно. Стук в ушах не прекращался. Стоял один из злостных старших. Он был самый низкий из них и пытался делать свой голос грубее. Звали его Потя. Ясно, что он из кожи вон лез, чтобы заслужить уважения и должного приёма у остальных. - Э-э, зверь. Ты чего как не живой волочишься? Почему остальные должны поправлять за тобой? Ты что на положении!? – грубо начал разговор Потя. С последним словом низкий и писклявый старший делал резкое движение. Он попытался ударить меня ладонью сверху по голове. Я поднял руку и поставил блок. - Э-э! Руку убрал! Мы опустили руки. Он попытался повторить удар, а я опять его заблокировал. - Потя, не надо. - я прошептал. - Чего ты сказал, зверь!? Тебе положено говорить?! - Не надо. - Давай проваливай отсюда! – он открыл дверь и выпнул меня из сушилки, – Я с тобой еще разберусь. Кажется, я нажил себе врага. Всего лишь не подчинился унижению.
Нас девять. Держим руки на плечах друг друга и стоим в линию, а если точнее, то приседаем, и называется это «верёвка». Главная сложность «верёвки» - чтобы все участвующие в этом каторжном упражнении приседали синхронно. У нас не получилось ни разу, а может синхронность и плавность не хотел заметь Потя, это осталось загадкой. На тридцатый не получившийся раз я перестал чувствовать мышцы бёдр. На руки, которые лежали на плечах товарищей, лился пот, слышны были стоны и кряхтения. Со стороны должно быть довольно уморительное зрелище. - Десять раз, плавно! - Раз, два, три… - Заново! Мы закряхтели. Каждый раз поднимались медленнее в два раза, чем предыдущий. А этот раз застряли в согнутых коленях. Капли пота лились градом на пол. - Давай еще раз! – крикнул Потя Мы тянули изо всех сил. Но мышцы одеревенели. Шайба выпал. - Шайба, упор лежа, при-нять! – по написанному сценарию вставил Потя. Шайба сначала стонал. Тер бедра, показывая невыносимые боли. Он как будто тянул время. Очень медленно перевернулся на живот. Медленно принял упор лежа. Пот крапалил на пол. - Раз Шайба опустил тело на пол и медленно поднял его. - Я не понял, звери! Все, упор лежа! – громыхнул надзиратель. Мы, как и Шайба, начали тянуть время и медленно кататься на пузе. А дальше отжимались до потери пульса. И когда все уже лежали и со свистами и стонами выдыхали, то Потя откровенно произнес: - Поблагодарите Ми-кла-шевского. Что за дрянь фамилия. Не выговорить. Миклухой буду тебя кликать. Встали и умываться! Физкульт привет окончен.
Пир. Я встрепенулся от испуга. Меня разбудили. - Вова. Тс-с-с Это был Шайба. - Что? - Тихо! – зашипел Шайба, - пойдем в столовую, ни одна живая душа не должна узнать про это, а то кранты. Я надел сланцы, и мы на цыпочках потрусили к столовой. Столовая находилась в соседнем помещении, через длинный коридор. В помещении для повара уже стояли Борис и Шмыга. Они разлили чай. К чаю вскрыли банку белорусского сгущенного молока. Я взял ложку сгущенки в рот. Почувствовал потрясающую сладость. Около двух недель приходилось питаться только пресной солдатской едой, и теперь, из-за этого случайного и неожиданного обстоятельства, сгущенка стала для меня приятной отдушиной и символом воли. Сгущенка таяла во рту, и я мычал от удовольствия. - Я сто лет не ел сгущенки. Не думал, что она может показаться такой вкусной! – начал я, наслаждаясь вкуснятиной - Мы слышали, что ты дал отпор Поте, поэтому не смотря на то, что заставил нас попотеть, пригласили тебя сюда «хомячить». – сказал Борис - Парни, спасибо за старания, как вы умудрились это организовать? – меня заинтересовало - Я в наряде по столовой сегодня, поэтому ключи от столовой у меня, а сгущенку Борису прислали в посылке – так что едим, пока есть. - Мужики, не уверен полностью за вас, но я не собираюсь приклоняться перед Потей. Не придумал, пока что, как именно мне нужно действовать, но просто так я это не оставлю. И надеюсь, что среди вас найдутся те, кто захочет мне помочь. - Дежурный! – послышалось при входе в казарменное помещение - Во время моего дежурства происшествий не случилось. Вечерняя проверка в роте проведена, все люди на лицо. Дежурный по роте сержант Петров. – отчитался в коридоре дежурный по роте.
- Атас! Дежурный офицер из главного штаба с проверкой прибыл! – с ужасающей физиономией сообщил Шмыга. Он знал, что если нас не обнаружат в положении отбоя, то поднимут всю роту. Офицеры затем начнут проводить постоянные ночные подъёмы и учения. Посчитают, что за всем стоят старшие. Старшие по иерархии начнут налегать на нас. Еще ужаснее то, что они узнают о скрытой посылке Бориса. И тогда мы будем находиться в упоре лежа и исполнять «верёвку» каждый день, не зная конца мучениям.
Мы повыпрыгивали из окна столовой и угодили в лужу. Понеслись оббегать здание к солдатской спальне. Я спотыкался через шаг, дыхание участилось, сердце выпрыгивало из груди. Ребята обогнали меня где-то на пять метров. Они остановились у спальни, я их догнал, дыхание было как после марафона. - Боже! Боже! – молил Шмыга. - Что? – не удержался я. - Вот передряга-то, – сказал Борис, - окна закрыты! Шайба дышал как паровоз и держался за сердце. - О Боже! Окна, окна, как мы попадём внутрь!? – выпрыгнуло у меня. Я осознал беспомощность сложившейся ситуации. Ясное дело, что мы не могли зайти туда через единственный вход, через который зашел дежурный, не встретившись с ним. Мы стояли за окном, наши койки пустовали. Если бы дежурный офицер увидел их, то все подразделение постигла бы моментальная кара. Меня трясло. Мы наблюдали из дальнего окна как приближался по коридору к спальне офицер. Шаг за шагом. Шаг и еще шаг. Шмыга протянул мертвенный звук, что-то между «а» и «е», в ожидании всеобщего подъема среди ночи. Офицер уже стоял в спальне. Мы застыли, наблюдая за творившимся. Он достал тетрадь, вглядывался в темную спальню. Сделал пометку и развернулся к выходу. - Пронесло! – сказал Шмыга. И опять протянул, что-то между «а» и «е». Мы заликовали и прыгали от счастья. Подождали, когда офицер выйдет из казармы и начали красться к своим койкам. - Пацаны. Только никому не рассказывайте, а то старшим сдадут. - сказал Шайба. - Ясно, не тупые – ответил Шмыга. - Во приключение-то, пацаны, мне теперь точно до утра не уснуть, - шепнул Борис. Мы уже приближались к спальне по тому же зловещему коридору, по которому шел офицер. Находились в приятном предвкушении дальнейшего отдыха. Я крался позади Шмыги и Бориса. Вдруг они остановились на входе в спальню. Я подобрался и тут увидел Потю. - Духи, вы встряли! – его лицо выражало одно единственное, четко выделяющееся чувство – гнев.
Утренняя зарядка. - Раз, раз, и раз, два, три-и-и – доносилось со стороны плаца. Над взводом законно измывались старшие, проходила утренняя зарядка. Они отыгрывались на нас за прокол с ночными гуляниями. По большому счету, они отыгрывались на нас, потому что так было заведено. Ведь невозможно было не отыгрываться, потому что на них, в свое время, выливали злость, страдания и мучения их старшие. И так поколение в поколение. Необратимый процесс не может быть остановлен, человеческая озлобленность не может остаться невоплощенной. - Раз, раз, и раз, два, три-и-и, закончили – протянул Костыль. Мы перестали ползти на корточках. Со всех капал пот. Лица выражали жалобность и усталость. - В городок, подтягиваться! – скомандовал Костыль.
Передо мной Потя отпинал трех человек. Он стоял надзирателем над подтягивающимися. Если кто-то замирал на турнике, то он со всей дури лупил ногой по бедрам или специально заготовленной им палкой. - На перекладину, Миклуха! Я прыгнул и начал исполнять упражнение. На пятнадцатый раз я застыл, и тут же последовал жгущий и неожиданный удар по правому бедру. Я айкнул от испуга и внезапного чувства боли и спрыгнул. - Э-э, Миклуха, на перекладину! – орал Потя Я не шевелился. Стоял в отупении и было такое ощущение, что я поступаю правильно. Чувство справедливости не давало мне разрешения на дальнейшее унижение. Это чувство отупило все мои остальные эмоции, и я стоял, не шевелясь. - На пе-ре-кла-ди-ну! Я стоял. Последовал удар палкой по тому же самому месту. Я обратил внимание на напряжение. Все уставились мне в лицо с округленными глазами. Костыль удивленно смотрел на Потю. Напряжение и тишина. С меня лился пот. Я сжимал кулаки, стоял на месте и думал только о том, что сейчас ударю со всего маху Потю. - Чего-то твои духи совсем тебя не слушают, Потя – начал зудить Костыль, - совсем расслабил их. - На турник! – выкрикнул Потя. Он покраснел, тяжело дышал и выпучил глаза, - что не полезешь? - Рассосал духов! – заржал Костыль Не дожидаясь моей реакции, он сделал стремительный шаг ко мне и с силой, которой руководила его эмоциональная напряженность и агрессия, ткнул палкой в живот. Я видел красное лицо Поти, смех Костыля, застывшие в ужасе лица остальных. Они начали расплываться, я упал. Я не мог сделать вдох. Валялся в судорогах. Двое солдат подняли меня и посадили на лавочку. Дыхание начало восстанавливаться. - Э-э, Шнитцель идет! – шипел Костыль. Из казармы к нам направлялся на проверку офицер. - Миклуха, давай в строй быстрее. – теряя самообладание говорил Потя. Он нервничал, помог мне встать, - Давай быстро в строй! Подошел офицер. - Не заметно, что у вас продуктивная зарядка, - монотонно пробубнил Шнитцель. – Какое упражнение сейчас делаете? - Отжимания, товарищ старший лейтенант – ответил Костыль и скомандовал, - Упор лежа при-нять! Мы повиновались. - Раз, раз и раз, два, три-и.
Начал за здравие, а закончить так и не смог. Написано... странно! Не то, чтобы не интересно, но странно. Такое ощущение, что просто подкинули мне описаловку событий с места преступления, что пострадавший (о нем ниже) смог вспомнить. Все перечисленные лица предстали мне духами (не сленг), а реально какими-то безликими и бесхарактерными душонками, а главный герой (собственно жертва происшествия) каким-то недалеким аутистом. Ужимки, мимки в тексте, типа: "Э" "Раз, два..." или какие-нибудь растягивания фамилий с перекличкой, хоть и дают какой-то эффект, но до читателя не дойдет, тут надо было служить, чтобы понять. А потому, незнающий в данном случае, выедет только на стереотипах. Но! Тем не менее, читать о таких вот приключениях было небезынтересно. Мне для сравнения. Жаль, что автор скупился на словах. Больше историй. Вообще, предлагаю все разбить на несколько маленьких рассказиков, каждый день ведь, что-то, да случилось.
0
