Открыв всё ещё слипавшиеся глаза, он увидел тот же вид, что видел каждый раз за последние несколько лет, когда просыпался. Перед ним стоял большой, плоский телевизор на красивом стеклянном столике из-под которого виднелась куча проводков что уходили к розетке, которая была ими просто перегружена. Между телевизором и диваном, на котором он сейчас на половину сидел, на половину лежал стоял другой, более широкий стеклянный столик. С тех самых пор как он купил этот столик, возможно только кроме первых нескольких дней после его приобретения, этот столик был заляпанным чем-то непонятным, а пепельница, что стояла в углу, была вечно набита окурками. Он не помнил, когда в последний раз выкидывал их. Его, впрочем, это и не заботило. Сейчас ему всего лишь хотелось добавить в кучу ещё один окурок. Поискав непослушными руками в кармане брюк, он достал пачку сигарет и маленькую голубую зажигалку. Точно. Это он помнил. Он купил её вчера в ларьке, что за углом.

Оказываться его разум ещё не полностью разрушен, как и память. И это так мучало. Все эти годы он так отчаянно пытался забыть, попросту выбросить, вырвать из мозга воспоминания, но четно.

Пододвинув пепельницу ближе к себе, он зажёг сигарету и бросил зажигалку. Смотря на подымавшиеся из сигареты струйки дыма, перед его глазами встало другое, далёкое от этой комнаты место. Единственное что связывало этот момент с тем, давно прошедшим, были те же струйки дыма.

Он сидел на лужайке с недавно скошенной травой и пусть жара убивала большинство ароматов, запах травы всё ещё слабо чувствовался в воздухе. Тогда ему нравился этот запах. Он также курил, закрыв глаза и наслаждаясь послеобеденными лучами солнца. Из дома, что стоял в нескольких метрах за ним и в котором он тогда жил с женой и их маленькой дочкой послышался тонкий, радостный крик и вскоре по каменной дорожке что вела от лестницы перед дверью к тротуару, послышались быстро приближавшиеся шажочки. В следующий момент на эго спину обрушилось крохотное, но тем не менее сильное для своих размеров тельце, чий маленькие ручки безуспешно пытались обхватить его толстую шею.

- Быстро потуши сигарету! – донёсся из прохладной тени дома голос. В то время в этом голосе не было ненависть и эти слова прозвучали мягко, даже нежно. Она никогда не переносила жару, поэтому никогда и не выходила играть с ними летом. Это не было так уж плохо, учитывая, что он мог играть с их дочерью без каких-либо упрёков о том, что он неосторожен или что их игры слишком опасные для из трёх летней дочери. Тем не менее, он любил эту её заботливою, материнскую сторону. Это всегда заставляло его осознавать, что его жена больше не та девушка которую он когда-то пригласил на свидание в пиццерию, нет. Она стала взрослой женщиной и материю его дочери.

Тот день, более трёх лет назад, стал для него самым счастливым и важным днём в его жизни. До того момента, как ему позволили подержать своё новорождённое дитя на руках, он и не думал, что рождение своего ребёнка может дарить так много радости. В годы своей молодости, да и даже будучи подростком, он задумывался о том, что однажды, возможно запланировано, возможно нет, у него появиться ребёнок, но всегда пытался думать о том, что от этого нужно бежать, пытаться как можно дольше жить своей жизнью, пока не станешь окончательно готов. Уже через первые минуты её жизни, он понял, что наконец-то у его существования в этом мире появился смысл, что у него наконец есть цель. Всем своим существом, он почувствовал, резко, неожиданно, что этот маленький комок в его руках самое ценное, самое важное что у него когда-либо будет.

С того дня как у них родилась дочь, время начало течи непривычно быстро. В их жизни появилось что-то новое, незнакомое им до тех пор чувство, которое словно предавало сил двигаться дальше, начинать новый день и заботиться о их маленьком, растущем сокровище. Ему было сложно поверить, что такое счастье и вправду существует и что оно может быть столь долгим, столь сильным, а главное, что это счастье его.

Почему-то он знал, с самого начала, что это просто не может длиться вечно. Всю его жизнь, после каждого радостного момента, за углом его поджидало несчастье и в зависимости от размера его жизнерадостность, настолько большим оно было.

В тот жаркий летний день, когда в воздухе всё ещё слабо чувствовался запах скошенной травы, оно его настигло. Резкий поворот в его жизни, который предвещал самую большую в его жизнь боль, самые мучительные страдание наконец показался в виде слишком быстрой машины за рулём которой находился полу спавший работяга, который возвращался к себе домой, возможно тоже к жене и своим детям, после изнурительного рабочего дня. Конечно он не заметил выбившею на дорогу, играющеюся с мячом, маленькую девочку.

Вроде в один момент он играл со своей дочерью, которая радостно бегала по лужайке, смеясь и всё время крича: «Папа, папа», как в следующий момент, будто после обычного моргание, его сердце остановилось. Он думал, что спит, думал, что это ужасный кошмар, что сейчас он проснётся, что на самом деле в тот момент он не смотрел на окровавленный бампер серого «Мерседеса», что из машины не выходит напуганный мужчина с руками на облысевшей голове, что до него не доноситься душераздирающий крик из дома. В конце концов он почувствовал, что ноги становятся ватными, что солнце скрывается за тёмной пеленой и он падает во мрак.

Конечно он мог сбросить всю вину на бедолагу водителя, которого так и посадили на несколько лет, но глубоко внутри он понимал, что на самом деле, виноват только он. Осознание того, что его маленького сокровище больше нет, именно изо него, давило как огромный камень, который как не пытайся, с души не снимешь.

Вскоре после похорон, всего лишь через несколько недель, жена уехала жить к своим родителям, а ещё через месяц, он получил по почте документы на развод. Вот так, в один момент, вся его жизнь, всё его счастье, всё что у него было и всё что для него было дорого – просто исчезло. Именно тот ту часть своей жизни он и пытался забыть – ту часть, когда он по-настоящему был счастлив что живёт. Тем не менее, как много бы он не пил, воспоминания так и не уходили, а на против, становились всё более и более тяжёлыми и ясными.

Пальцы начало что-то обжигать и придя в себя, он понял, что сигарета почти полностью догорела. Потушив её в горстке других, он встал и направился к холодильнику, несколько раз спотыкаясь о лежавшие то тут, то там, бутылки из-под пива или виски. Открыв белую дверь холодильника, который достался ему после развода с женой и на котором больше не было всех тех миленьких магнитиков, он с разочарованием осознал, что кроме трёх банок пива и пиццы, трёхдневной давности, там больше ничего нет. После развода ему вообще мало что досталось. Помимо холодильника, он получил их машину, телевизор, диван, несколько тумбочек и деньги на квартиру, в которой он сейчас жил, в то время как его жена получила дом, вторую, более новую машину и большую часть их банковских сбережений.

В то время как они ещё были вместе, он был весьма успешным журналистом, в то время как его жена работала адвокатом. Свободу, которую ему предоставлял гибкий график, он проводил дома, с дочкой. Возможно именно поэтому она привязалась к нему больше чем к жене, чем он всегда гордился и что время от времени сердило его супругу. Он так любил всё это – маленькие домашние ссоры и быстро проходящие обиды. Колючие боли даже сейчас, после двух лет, иногда терзали его сердце.

Стоя опиравшись о стойку на кухне, он задумчиво смотрел на свою квартирку. Пробегая взглядом по стенам, на которых ничего не было, по грязной простынке на диване, по заляпанному столику, по пепельнице, из которой всё ещё подымался дым плохо потушенной им сигареты, его глаза остановились на полупустой бутылке с виски.

В голову вдруг пришла безумная идея. Он взял бутылку, одел тоненькую куртку, что до тех пор лежала на спинке стула и вышел через дверь в холл своей многоэтажки. Лифт поднял эго до последнего этажа и поднявшись по лестнице, он открыл дверь на крышу. На улице оказалось темно. Видимо он проспал весь день после вчерашней пьянки. Пройдя по крыше, подальше от света фонаря над дверью, он посмотрел вверх, на чистое ночное небо. Глубоко дыша всей грудью, он остановил взгляд на тысячах звёзд что украшали небо, и на луне. Она так ярко светила. Её свет казался даже ярче искусственного света фонаря за ним. Такой яркий и чистый лунный свет. Он словно впервые его видел.

Отхлебнув несколько раз из бутылки, ему вдруг захотелось закурить, но пошарив в карманах, он понял, что оставил зажигалку в комнате. Повернувшись, до него дошло что дверь сама закрылась за ним, и что снаружи её не открыть. Чёрт. Надо будет ждать пока кто-то не придёт сюда утром. Ждать надо будет без сомнений долго.

Он подошёл к краю крыши и посмотрел на пульсирующий, живущий как днём, так и ночью город. Весь тот свет что подымался из города показался ему вдруг настолько неприятным, даже мерзким изо своей фальшивости. Ему хотелось перестать на него смотреть, иметь перед собой только настоящий, натуральный свет, который мог согреть не только телу, но и душу. Он подошёл ещё ближе к краю, сам того не осознавая.

Через год после смерти их дочери, он встретил как-то свою жену. Эта встреча была абсолютна случайна, в каком-то баре в вечер одной пятницы. Она была там с каким-то другим, незнакомым ему мужчиной. Конечно он понимал, что не может винить её за это, но какое-то чувство злости, несправедливость зародилось где-то глубоко. В тот вечер она предложила встретится на следующее утро в их когда-то любимом кафе. Пусть ему и не особо хотелось, он всё же пошёл тем утром в кафе, но через несколько минут после начала их разговора, что представлял собой обменам фраз вроде: «Как дела?», «как работа?» или «Что нового?», он сорвался. Он накричал на неё, сказав, что не понимает, как она так могла, как могла уже быть с другим после того что было. Она всего лишь молча смотрела на него некоторое время, после чего встала, взяла свою сумочку и всего лишь сказала: «Надо двигаться вперёд».

Может она всё же была права? Может и вправду нужно двигаться вперёд? Только вот что будет означать для него это «идти вперёд»?

Он закрыл глаза. Лицо нежно ласкал ветер, проходя по щекам и сквозь волос. Впервые он чувствовал себя настолько живым, но в то же время настолько пустым. В его душе была не просто дыра, которую можно было бы заполнить другими воспоминаниями или алкоголем, нет. Эта дыра была размером с саму его душу. Такое – он точно знал – не залечишь.

Все идет вперёд, рано или поздно. Он тоже не обязан копошиться на месте.

Все не открывая глаз, он сделал шаг свой шаг вперёд, пусть он и был последним.